Сладкая отрава

      Я медленно поднимаюсь по ступеням, стараясь не уронить свой ценный груз. Колин мирно спит у меня на руках, утомленный днем, полным игр. Задерживаюсь, пока Китнисс открывает дверь, позволяя мне пройти вперед.       Постель для ребенка уже готова, и я укладываю сына в кровать, подтыкая по бокам одеяло. Присаживаюсь рядом на корточки. Провожу рукой по темным волосам малыша и резко тянусь вперед, целуя мальчика в лоб. Мне не передать словами, как сильно я люблю этого шестилетнего сорванца. Он – частичка меня, плоть и кровь. Кусочек моей души.       – Спасибо за сына, Китнисс, – тихо говорю я, не поворачиваясь к бывшей жене.       – Пит… – ее голос странно напряжен.       – Что?..       Она тяжело вздыхает, с силой выпуская воздух из легких.       – Надо поговорить… – произносит девушка, и я обеспокоенно смотрю на нее.       – Все в порядке? – спрашиваю я.       Китнисс отводит глаза.       – Пойдем, – она протягивает мне руку, – не хочу будить Колина.       Я покорно иду следом за ней, сжимая в руке теплую ладошку.       Люблю ее, безумно люблю. И не знаю, сколько еще вынесу нашей «дружбы». После похорон Клариссы прошел почти год, все это время Китнисс рядом, мы почти не расстаемся, но все-таки мы не вместе, не так как мне бы хотелось.       Я не тороплю ее.       Каждый вечер я укладываю Колина спать, а ночью прижимаю к себе Китнисс, охраняя ее от кошмаров, которые, как оказалось, порой приходят к ней. Целую ее в макушку, глажу по волосам, вдыхаю пленительный аромат тела Китнисс… и желаю ей спокойной ночи.       Мы не занимались сексом ни разу после моего возвращения в Двенадцатый.       Китнисс попросила время на то, чтобы разобраться в себе. Порой мне хочется посильнее встряхнуть ее за плечи и потребовать принять, наконец, решение. Бывает, когда Гейл подходит к ней слишком близко, меня вновь начинают одолевать ложные воспоминания. Тогда приходится до боли в пальцах сжимать все, что попадется под руку и ждать, пока демон в моей голове успокоится.       Мы с ней проходим на кухню, Китнисс заваривает нам обоим ягодный чай. Меня беспокоит то, какая она сегодня задумчивая. Последние дни я часто замечал, как она отводит глаза, наблюдая за мной и сыном, или как она надолго погружается в собственные мысли, забывая, что я рядом.       Боюсь, что Китнисс приняла решение.       Жалею, что оно не в мою пользу.       – Прим и Гейл уезжают во Второй, – сообщает мне Китнисс, после нескольких напряженных минут молчания.       Я поднимаю на нее глаза.       – Это хорошо или плохо? – спрашиваю я.       – Мне будет их не хватать… – поразмыслив, отвечает она.       Подавляю в себе легкое раздражение при мысли о том, что в «их» число входит и Хоторн. Смогу ли я когда-нибудь окончательно избавиться от ревности к нему?       – У Гейла там новая работа? – уточняю я.       Китнисс кивает.       – Он давно хотел переехать, но Прим боялась бросать меня одну.       Меня коробит от ее слов. Даже если Китнисс решила избавиться от меня, это еще не значит, что я исчезну из ее жизни насовсем. Колина я не брошу. Да и ее тоже. Не смогу. Останусь другом, кем угодно, но не смогу оставить ее.       – Ты не одна! – резко говорю я.       Она поднимает на меня свои серые глаза, снова хмурится.       – Я не в этом смысле… – похоже, Китнисс не может подобрать подходящих слов. – Пит… У тебя цела записка Рисы?       По коже пробегает нервная дрожь. Последнее послание Клариссы… Я забрал его у Китнисс в тот день, когда впервые прочитал, и до сих пор храню, перечитываю время от времени. В те моменты, когда меня обуревает приступ ярости или злости, я достаю уже почти исшарканный по краям листок и повторяю себе как мантру: «Охмор невозможно победить до конца». Странно, но становится легче, приступ отступает.       – Да, – коротко отвечаю я.       – Принеси, пожалуйста, – просит Китнисс.       Я удивлен, но девушка настаивает.       – Вот, – говорю я, вынимая из кармана штанов потертую записку. Она почти всегда со мной. – Зачем она тебе?       Китнисс забирает бумагу, долго перекладывает ее из руки в руку, несколько раз пробегается глазами по ставшей тусклой надписи. Нервничаю, неизвестность пугает. Дымок, поднимающийся над кружкой с чаем, почти исчезает, а Китнисс все молчит.       Наконец, словно отважившись на что-то, она резко поднимается со своего места и, подойдя к кухонному столу, достает из верхнего ящика блюдце, свечку и спички. Возвращается, подпаливает свечу снизу, устанавливая ее на блюдце, и поджигает фитиль. Неровное пламя вспыхивает, отбрасывая мягкие отблески на фарфоровое дно тарелки.       Я молча наблюдаю за ее действиями, совершенно не представляя, что задумала Китнисс. Мои глаза расширяются от удивления, когда она подносит заветную записку к огню, и бумага вспыхивает ярким, но недолгим пожаром. Смотрю, как мелкие куски пепла падают на блюдце, и только потом решаюсь перевести взгляд на Китнисс.       – Больше не надо ее перечитывать, – поясняет она, но для меня все равно ничего не ясно.       – Кларисса сказала правду… – неуверенно говорю я. – Охмор неизлечим.       – А еще она сказала, что я не должна тебе верить… – перебивает меня Китнисс. – Но я… тебе верю. Так какой смысл хранить эту бумажку?       Я перевожу взгляд с ее лица на остатки горелой бумаги, и обратно. Не знаю, что сказать.       Девушка наклоняется вперед, задувая свечу, и неожиданно протягивает мне руку, раскрытой ладонью вверх. Скорее по привычке накрываю ее ладонь своей и сжимаю. Китнисс тянет меня подняться со стула и увлекает прочь с кухни.       Ведет в гостиную, захлопывая за нами дверь. Мы останавливаемся возле дивана, но я никак не могу понять, к чему все это.       Свободной рукой Китнисс гладит меня по щеке. Приятно.       В полумраке комнаты я с трудом вижу ее лицо, но слабый свет, пробивающийся из под закрытой двери, позволяет мне различить плотно сжатые в нерешительности губы. Китнисс смотрит на меня, снова в чем-то сомневается.       – Скажи мне, что тебя беспокоит? – тихо спрашиваю я.       – Ты, – выдыхает она.       Я совсем запутался.       – Китнисс…       Резко подняв руку вверх, она кладет мою ладонь на свою грудь. Громко выдыхаю от неожиданности.       – Что ты делаешь? – беспокойно спрашиваю я, не решаясь поверить в сладкие обещания, которые тут же нарисовало мое воображение.       – Ты говорил, что хочешь, чтобы мы снова были мужем и женой, семьей, одним целым… – неожиданно быстро начинает говорить она. – Говорил, что любишь меня, но с тех пор прошла уйма времени…       – Я и сейчас люблю… – вставляю я, но Китнисс не слушает, продолжая говорить.       – Ты говорил, что хочешь быть со мной… – настаивает она, – но ты ничего для этого не делаешь, ты передумал? Я тебе не нужна?       Ее голос звенит, выдавая переполняющее Китнисс волнение. Ее ладонь, которая накрывает мою руку, покоящуюся на холмике груди, отчаянно дрожит.       – Китнисс, я никогда не передумаю! – обещаю ей я, но ее пыл, похоже, еще не угас.       – Тебе не нужно даже мое тело? – она обвиняет, она злится. – Ты ведь хотел меня даже, когда был не в себе, так что изменилось? Я недостаточно хороша для тебя? – ее слова режут по живому, задевают самые больные точки.       Вырываю свои руки из ее цепкой хватки и накрываю ими плечи Китнисс, чуть встряхиваю, заставляя замолчать.       – Китнисс, пожалуйста, перестань! – говорю я. – Пожалуйста! Как ты можешь даже думать такое? – теперь уже я не могу остановить поток слов, рвущихся наружу. – Я люблю тебя, сколько себя помню, и не откажусь от своих слов. Ты не представляешь, как сильно я хочу быть с тобой! Что для меня значит, каждую ночь обнимать тебя и знать, что на большее я не имею права? Я схожу с ума от того, как ты близко, и вместе с тем далеко!       – Ты даже не целуешь меня! – снова произносит Китнисс. – Ты…       Я подаюсь вперед, закрывая ей рот поцелуем. Целую ее так жарко, словно пытаюсь сейчас, именно в эту минуту, наверстать все, что мы упустили за год. Китнисс отвечает, ее руки оказываются в моих волосах, ее напор не уступает моему.       Люблю! Люблю… Люблю…       – Дурочка моя, – бормочу я, когда кислород в легких предательски заканчивается, заставляя оторваться от Китнисс. – Дурочка, я люблю тебя, больше жизни люблю…       – И я тебя люблю, Пит, – говорит Китнисс, притягивая меня за шею, требуя нового поцелуя.       Как-то само собой выходит, что мы оказываемся лежащими на диване: Китнисс подо мной, крепко вцепившись в мои плечи своими пальцами, а я над ней, покрывая поцелуями ее лицо, шею и открывшуюся взору грудь. Провожу пальцем по ставшему почти незаметным шраму от клейма – специальные мази сделали свое дело, но тонкие розовые полоски навсегда остались на теле Китнисс. Целую ее шрам, словно извиняясь, а она, игнорируя это, подталкивает меня ниже, требуя других ласк.       Играю с ее соском, выдыхая на него теплый воздух, тереблю пальцами набухший бутон.       – Пит… – бурчит Китнисс, проявляя настойчивость и выгибаясь навстречу.       Улыбаюсь, целуя сосок в самый кончик, и только потом засасываю его в рот. Китнисс стонет. Горячо, требовательно.       – Ты самая красивая… – шепчу я, переключая внимание на другую ее грудь. – Самая желанная…       Китнисс ерзает подо мной, протягивая свои руки к моим штанам, предпринимая попытку стянуть их вниз. Снова улыбаюсь, переплетая наши пальцы.       – Нетерпеливая… – говорю я, и теперь уже улыбается Китнисс.       – Я слишком долго тебя ждала…       Мы снова целуемся. Страстно, ласково, нежно… Вся гамма чувств отражается в жарких и влажных поцелуях, в скольжении рук по обнаженным до пояса телам, по трению наших самых сокровенных мест друг об друга через последний разделяющий нас барьер – ткань.       – Пит? – неожиданно замирая, зовет меня Китнисс.       Я поднимаю на нее глаза, она выглядит обеспокоенной, но я слишком распален, и не обращаю на это внимание. Снова ласкаю ртом ее сосок, облизываю его.       – Пит, я что-то слышала… – настаивает Китнисс, легко толкая меня в плечо, чтобы привлечь внимание.       – Например? – лениво спрашиваю я.       – Не знаю… – говорит она. – Будто шаги по лестнице…       – Показалось, – отмахиваюсь я и тянусь за новым поцелуем.       Китнисс автоматически отвечает, но ее внимание все еще сосредоточено на звуках, которые, как ей кажется, она слышала. Я поглощен тем, что могу, наконец, касаться ее тела, могу гладить ее, целовать и при этом не бояться быть отвергнутым, так что не различаю, как звук шагов повторяется, только уже не на лестнице, а гораздо ближе – перед самой дверью в гостиную.       То, что происходит позже – целиком и полностью заслуга молниеносной реакции Китнисс: на все про все уходит всего несколько секунд.       Скрип, открывающейся двери.       Сильный толчок мне в плечо, заставляющий выпустить девушку из объятий.       Моя майка, которой Китнисс наспех прикрывает обнаженную грудь.       Яркий свет, льющийся из коридора через открытую дверь.       И невинный вопрос Колина:       – А что это вы тут делаете?       Китнисс становится пунцовой от смущения. Я спешно осматриваю ее и себя, проверяя насколько «прилично» мы выглядим, и внезапно заливаюсь смехом. Сын и Китнисс смотрят на меня, как на умалишенного, а я не могу остановиться.       – Удиви меня, – строго спрашивает Китнисс, – что здесь смешного?       Однако против воли ее губы все-таки растягиваются в усмешке. Колин подходит ближе, касается ладошкой моего лба, щупает его и так, и эдак, а потом, сделав выводы, с умным видом замечает:       – У папы температура, его надо лечить.       С трудом перестаю смеяться, усаживая сына между собой и Китнисс. Она мертвой хваткой вцепилась в мою майку, зажав ее подмышками, а сама снисходительно качает головой.       – Точно, радость моя, папу надо лечить… – она переводит на меня хитрый взгляд. – Ему показан постельный режим!       Невольно облизываю губы, предвкушая продолжение сцены, после того, как удастся уложить сына спать. Какая же Китнисс сейчас красивая: раскрасневшаяся, озорная, любимая…       Неожиданно понимаю, что не сделал самого главного. Меняю положение, усаживаясь на пол перед Китнисс и Колином так, чтобы можно было обнимать их одновременно. Смотрю на обоих.       Моя семья.       Перевожу взгляд на Китнисс.       – Ты выйдешь за меня замуж? – спрашиваю я.       Удивительно, но я не боюсь. Только сейчас я впервые уверен, что она не отвергнет.       Я люблю ее.       И это взаимно.       Жизнь никогда не будет для нас сладким сиропом. Она будет густой карамелью, но мы будем грызть ее вместе – я и Китнисс.       Вместе, всегда.       – Выйду, Пит, – отвечает Китнисс. – Я люблю тебя...       Тянусь к ней за поцелуем, но серьезный голос Колина останавливает меня.       – А заявки принимаются? – спрашивает он.       – Какие? – одновременно удивляемся я и Китнисс.       Мальчик переводит взгляд с меня на мать, и обратно. Поджимает губы и поучительным тоном говорит:       – Тетя Прим говорила, что когда кто-то женится, у них всегда бывают дети. Так вот – я заказываю сестренку!       Мы не даем ему закончить, Китнисс прячет красное лицо, уткнувшись в шею сына, а я ласково глажу его по волосам.       – Заявка принята, Колин, – обещаю я ему. – А теперь пошли, я уложу тебя спать… – перевожу взгляд на Китнисс, – нам с мамой надо кое о чем поговорить…       – Жду тебя, – шепчет Китнисс, когда я почти выхожу из гостиной, уводя с собой сына.       – Лучше жди в спальне, – улыбаясь, отвечаю я. – Там, по крайней мере, есть замок на дверях…

***

Что ж, дорогие мои, это действительно последняя глава, тот самый бонус, который я обещала. Эта история закончилась, мне будет ее не хватать. СПАСИБО ВСЕМ, КТО ЧИТАЛ, ОСТАВЛЯЛ ОТЗЫВЫ, СТАВИЛ ОЦЕНКИ И ДОБАВЛЯЛ В СБОРНИКИ :) Даже не представляете, насколько мне важна ваша поддержка! Хочется высказать особую благодарность в адрес Fenelona, Kleo 777 и Чернильница Бендер за их огромную помощь, в работе над фанфиком. Девочки, спасибо! Люблю вас! Прощаюсь до новых фанфиков)) Уже совсем скоро… Мистическая история, в которой мы встретимся с любимыми Питом, Китнисс и само собой Гейлом )))