Сладкая отрава

Коллинз Сьюзен «Голодные Игры» Голодные Игры Баллада о певчих птицах и змеях
Гет
Завершён
NC-17
Сладкая отрава
автор
бета
бета
Описание
Пытаясь уберечь Китнисс от участия в Квартальной бойне, Пит врет о том, что она беременна. Спешно готовится свадьба, и Капитолий ликует, ожидая их малыша... Но президент знает, что Мелларк соврал: Китнисс по-прежнему невинна. В ответ Сноу затевает собственную игру и решает, что хорошая доза возбуждающего средства решит проблему мисс Эвердин...
Примечания
"Они жили долго и счастливо" в моих фанфах случается, лишь после того, как герои доказали, что достойны этого счастья. ЭТО НЕ ФФ О СЕКСЕ :) Хотя он тут, конечно, есть. Но все-таки история не про это :) С 2014 года текст на фб НЕ редактировался. Очепятки это моя вечная боль — если найдете их, жмите ПБ, и будет вам плюс в карму ;) Группа автора в ТГ: https://t.me/ficbook_afan_elena
Содержание Вперед

Глава 32

      – Холодно, – жалуется со своей койки Кларисса.       Я и сам поджимаю пальцы ног, неприятно ежась от прохлады. Камеры находятся под землей, их стены из обыкновенного камня, так что ночами температура падает достаточно сильно, и тонкие одеяла, которые нам выдали, не особенно помогают согреться.       Встаю со своей лежанки и бреду в малюсенькую комнатушку: справляю нужду, мою руки. Бросив взгляд в изрядно потрескавшееся зеркало, вижу там незнакомца: в драке Гейл, видимо, сломал мне нос – он до сих пор красный и опухший. Под глазами залегли темные круги, волосы спутались. На щеках щетина. Потираю глаза, жмурюсь и тяжело вздыхаю.       Вернувшись в камеру, я подхожу не к своей койке, а туда, где лежит Риса. Девушка высовывает голову из-под одеяла и удивленно смотрит на меня. В слабом свете ночного освещения Кларисса выглядит особенно бледной.       – Двигайся, – говорю я, а она пару раз удивленно моргает. – Вместе проще согреться, – поясняю я.       Риса пододвигается к самой стенке, я пытаюсь улечься рядом. Тесновато для двоих. Кларисса ворочается, пытается устроиться поудобнее и, в конце концов, поворачивается ко мне спиной, а я обнимаю ее сзади. Так действительно теплее.       – Это так мило, Пит, – посмеиваясь, тихо говорит Риса, – ты в моей постели… Ммм…       – Спи, давай, – строго говорю я, хотя сам улыбаюсь.       – Ты отличная грелка, – бормочет девушка, уже уткнувшись лицом в подушку.       Согретый взаимным теплом Клариссы, я тоже постепенно засыпаю. В эту ночь кошмары приходят, как и в любую другую из последних ночей, но я не просыпаюсь ни разу – рядом с Рисой мне спокойно.

***

      Последующие несколько дней ничем не отличаются друг от друга: мы с Кларисой просыпаемся, едим, слоняемся по камере. Болтаем или сидим в тишине, погруженный каждый в свои мысли. Девушка даже в заточении старается следить за своей внешностью – согнувшись в три погибели над малюсенькой раковиной, она каждый день моет голову, а потом тщательно вычесывает длинные темные пряди. Периодически Риса все-таки выводит меня из себя жалобами на то, что ей скучно.       – Я не клоун! – рявкаю я, а Кларисса вспыхивает, оскорбленная моей резкостью, и замолкает на следующие два-три часа. После мы, конечно, миримся и снова общаемся, как ни в чем не бывало.       Спать мы всегда укладываемся в обнимку. Бывает, девушка все еще шутит, намекая на возможные соблазны совместной ночевки, но, видимо, и ее игривая натура уже не выдерживает жизни взаперти. Каждую ночь я сплю, прижавшись к спине худенькой и умопомрачительно красивой девушки, но огонь желания даже не вспыхивает в моей крови.       Беспокойные мысли не отпускают. У нас практически нет сведений о том, что происходит в городе. Конечно, не так далеко от нас – в закрытых камерах – поселились повстанцы, я часто слышу их смех и обрывки разговоров, но они, как правило, не имеют отношения к Революции. Все, что мне удалось понять с их слов, я и так уже знал: в Панеме устанавливается новая власть. Койн объявила себя президентом страны, Сноу ждет времени, когда над ним назначат суд... «И надо мной», – напоминаю себе я.       Поначалу я мучительно ждал, что придет Китнисс. Постоянно бросал взгляды на решетку, которая служит границей моей тюрьмы, и до боли в груди надеялся, что увижу ее там – улыбающуюся или заплаканную, цветущую или расстроенную, но все-таки пришедшую меня навестить.       «Я люблю тебя…». Ее слова, произнесенные в последнюю ночь, эхом отзываются у меня в голове, но постепенно сомнения побеждают, искореняя в душе слабый свет веры в ее искренность. Получается, что Сойка поддалась эмоциям, игре гормонов, которые неизбежны в период беременности, да куча возможных причин, но нет той, из-за которой я мог бы, наверное, ее простить… Она меня не любит. Снова обманула.       Больше я ее не жду.       Осталась только тревога за ребенка… И если я сумею выбраться живым из этой передряги с судом, я найду способ забрать своего малыша у той, которая в очередной раз причинила мне душевную боль.

***

      В одну из ночей я просыпаюсь от непонятного шума, доносящегося со стороны решетки. Я различаю медленно приближающиеся шаги и, может быть, мне кажется, но я слышу собственное имя, произнесенное чьим-то грубым шепотом. Прислушиваюсь, неуверенный, что мне не показалось.       – Я не понимаю, почему ты все-таки хочешь его видеть, – удивляется мужчина. – После всего, что он с тобой сделал!       – Мы уже обсуждали это, – отвечает девушка. – Пит не виноват…       Этот голос я узнаю из тысячи. На коже мгновенно выступают мурашки, а дыхание перехватывает от волнения.       – Он оставил на тебе клеймо, будто ты корова, Китнисс! – возмущается Гейл. – Морил голодом, заставил стать его женой и… я уже не лезу в то, что ты… спала в его кровати!       – Не твое дело! – злится Сойка. – Ты обещал просто сопровождать меня, а не читать очередную нотацию…       Звук шагов смолкает, вероятно, мои посетители уже стоят прямо перед камерой. Что делать? Как себя вести?       Она пришла! Но пришла с ним!       Я ведь уже не жду ее… Тогда почему я так рад?       С ней Хоторн… Мне противно.       – Пит?.. – негромко зовет меня Китнисс. – Пит, ты спишь?       Я спиной чувствую взгляд Сойки: в камере под потолком горит лампа, она не гаснет даже ночью, только становится чуть более тусклой, чем днем. Притвориться, что крепко сплю? Или все-таки повернуться к ним и выяснять, какого черта им тут нужно?       Чуть ворочаюсь, и тут до меня доходит – я ведь до сих пор обнимаю Клариссу! Я уж никак не предполагал, что Сойка может явиться ко мне посреди ночи… Риса сладко посапывает во сне, а я лихорадочно размышляю, как лучше поступить.       Наконец решение принято, и я привстаю с койки, стараясь закрыть собой Клариссу. Мой взгляд встречается со взглядом Китнисс, и сердце тонет в чем-то похожем на нежность. Я скучал. Скучал по ее серым глазам, похожим на дождливое небо, тосковал по губам, которые умеют быть такими ласковыми…       Мне не хватало Китнисс…       Я скольжу взглядом по ее фигуре, прикрытой плотными штанами и толстой кофтой. Живота практически не видно. С малышом все в порядке? Я хочу спросить Китнисс об этом, но слова не идут с языка – если бы мы были сейчас одни, все было бы по-другому.       Гейл стоит прямо за ее спиной, напряженный и не спускающий с меня глаз. Похоже, будто он ожидает, что я прямо сейчас кинусь к Сойке и попытаюсь ее придушить. Я стараюсь не смотреть на него, но мой взгляд задерживается на руке, которую охотник по-хозяйски положил на плечо моей жены. Эта, казалось бы, мелочь выводит меня из состояния блаженной радости от встречи с Сойкой. Гнев волнами поднимается из глубины души, постепенно нарастая и угрожая побороть все прочие чувства.       – Привет! – говорит Китнисс, и мне даже кажется, что это звучит с искренней радостью. Впрочем, само слово «искренность» плохо вяжется с этой девушкой.       – И вам того же, – отвечаю я, делая ударение на том, что они пришли вместе. – Не спится, голубки?       Лицо Сойки искажается, словно я ее ударил, а вот Хоторн наоборот сразу подбоченился, расправил плечи. «Павлин», – думаю я, обзывая соперника.       – Как ты? – спрашивает Китнисс, вцепившись руками в толстые прутья решетки.       – Отлично, – отмахиваюсь я, натягивая на лицо фальшивую улыбку. – Отдыхаю от рабочих будней!       Сойка, прищурившись, всматривается в мое лицо: хотя камера и освещена, между нами довольно приличное расстояние, так что, похоже, жена только сейчас замечает, что у меня сломан нос.       – Что с твоим лицом? – охает она, сильнее сжимая в руках металл. – Тебя пытали!?       Не могу распознать интонацию ее голоса. Забота? Возмущение?       – Так… Повздорил с твоим…любовником! – нагло отвечаю я.       – Он не мой.. – начинает Китнисс, но Гейл перебивает ее.       – Я говорил тебе, что не стоило приходить, – говорит он. – Идем.       Хоторн пытается оторвать руку Китнисс, вцепившуюся в решетку, но девушка упрямо дергает плечом, будто старается отмахнуться от парня.       – Пит, – настаивает Сойка, – я поговорю с Койн! Расскажу ей про все, что с тобой сотворил Сноу, и тогда…       – Что тогда? – не дослушав, спрашиваю я. – Она оставит меня в клетке и будет наблюдать, как за редкой зверюшкой, которая все никак не может умереть?!       – А ты, и правда, живуч, как кошка! – вставляет Хоторн. – Кто бы мог подумать, что ты выберешься даже с первой Арены, а уж теперь и подавно!       – Гейл! – одергивает охотника Китнисс, и он послушно затыкается, хотя весь его вид говорит мне о том, как сильно Хоторну хочется, чтобы я отправился на тот свет.       Все внутри меня клокочет от злости, а яд просится наружу, безжалостно раня словами:       – Я и в этот раз выцарапаюсь, Хоторн, – самоуверенно заявляю я. – И еще посмотрим, кто в итоге подомнет под себя чертову Огненную Китнисс!       – Пит! – восклицает Сойка.       – Урод! – одновременно с ней бросает охотник. – Ты вообще думаешь, что говоришь?       Китнисс обиженно поджимает губы, отступает на пару шагов назад от решетки и в замешательстве мнется на месте. Решает уйти или остаться? Пусть катится на все четыре стороны! И Хоторна прихватит с собой!       Гейл дергает ее за руку, но Китнисс резко вырывается из его захвата и яростно произносит:       – Прекратите вы оба! – требует она, награждая и меня, и своего дружка злым взглядом. – Вы как двое мальчишек, которые не поделили песочницу!       Я вижу, что Хоторн с трудом сдерживается, чтобы не схватить Китнисс и силой не уволочь ее отсюда. Очевидно, что ему встреча со мной так же неприятна, как и мне. В этом мы с ним взаимны.       И все же то, как легко Гейл подчиняется Сойке, провоцирует меня на все большую грубость. Подобное влияние можно оказывать только на очень близких людей, и я сейчас наблюдаю за очередным доказательством того, как крепко связаны между собой эти двое.       – Так зачем пришла, жена? – обращаюсь я лично к той, которая заварила всю эту кашу. Слово «жена» я буквально выплевываю, намереваясь оскорбить Китнисс. Жена из нее ужасная: пока я был одной ногой в могиле – «Снова!», любезно напоминает внутренний голос – она проводила время с охотником. Кларисса сказала, что я звал Сойку, когда у меня была лихорадка, а вот Китнисс, похоже, только сейчас вспомнила о моем существовании, хотя я нахожусь в темнице уже почти две недели. – Хоторна маловато, чтобы согревать твою постель?       Гейл издает нечленораздельный рык, который не оставляет сомнений в его намерении забить меня до смерти, если решетка, разделяющая нас, вдруг исчезнет. Он раненным зверем кружит вокруг Сойки, не переставая уговаривать ее уйти отсюда.       А вот Китнисс, похоже, собирается заплакать. Ее губы дрожат, а глаза блестят, выражаю тоску и горечь.       – Я твоя жена, – медленно произносит она, словно подбирает слова. – А ты – мой муж. Мы связаны, Пит. Этого не изменить…       – Ммм… Пит? – подает голос Кларисса, и я резко зажмуриваюсь, испугавшись, сам не знаю чего. Последний раз, когда Китнисс приревновала меня к Рисе, она потребовала отказаться от других женщин. Однако сейчас та самая «другая женщина» садится на койке позади меня и, потирая глаза спросонья, потягивается, скинув с себя одеяло.       Сойка замолкает на полуслове. На ее лице застыла маска удивления и отвращения одновременно. Хоторн, напротив, не выглядит удивленным, разве что совсем чуть-чуть: вероятно, даже он не ожидал, как удачно для него самого сложится мое совместное заключение в одной камере с Клариссой.       Наконец Риса соображает, что к чему, и, перейдя на возбужденный шепот, произносит:       – Это не то, о чем ты подумала, Китнисс…       Я удивлен, что Кларисса выгораживает меня перед Сойкой, хотя они обе никогда не любили друг друга.       – Здесь очень холодно ночами, – оправдывается Риса, – и Пит просто помогает мне… не заболеть.       Если я надеялся увидеть сочувствие в глазах Китнисс, то его нет. Жена бросает на меня полный ненависти взгляд и произносит короткое:       – Да, неужели?       Непонятный страх перед реакцией Китнисс на присутствие рядом со мной Рисы пропадает, уступая место прежней ярости. Сойка снова становится для меня врагом, которого я, к сожалению, подпустил слишком близко. Мне хочется причинить ей боль: не физическую, этого я не могу – она беременна, да и между нами прутья металлической решетки. А вот душевную боль…       – Не оправдывайся, милая, – сладким голосом говорю я, поворачиваясь к Клариссе вполоборота. – Китнисс не жадная, она не против поделиться с тобой моим телом…       Я наклоняюсь вперед и впечатываюсь в губы удивленной Рисы требовательным поцелуем. Слабый стон сопротивления вырывается из груди девушки, но я крепко сжимаю ее в своих объятиях, не давая отстраниться или прервать поцелуй.       Я не отпускаю от себя Клариссу пока не слышу, как затихают вдалеке быстрые шаги Гейла, который бросился вслед за убежавшей, заливающейся в слезах Сойкой. В легких почти не осталось кислорода, а губы болят от усилия, с которым я удерживал Рису. Вздох то ли облегчения, то ли невыносимой грусти вырывается у меня, когда я прерываю поцелуй и отстраняюсь от Клариссы. Не проходит и мгновения, когда, вскинув руку в воздух, Риса отвешивает мне звонкую пощечину, от которой я не успеваю отвернуться.       – Идиот! – начинает кричать Кларисса. – Кто так делает!? Предупреждать надо…       Видя мое потрясенное выражение лица, девушка постепенно затихает. Риса больше не ругается, но и не произносит ни слова. Прислонившись спиной к стене, она молча смотрит в пол, а я чувствую себя настоящим дураком.       Кому и что я доказал?       Сделал больно Китнисс? Хорошо! Мне этого хотелось…       Обидел Клариссу? Теперь, очевидно, мы с ней, и вправду, всерьез поругались…       Показал Гейлу, что у меня тоже есть, с кем развлечься на стороне? А смысл? Пока я тут делаю вид, что кувыркаюсь с Рисой, он, скорее всего, по-настоящему спит с моей беременной женой…       Гадко на душе.       Хочется заорать в голос.       Что происходит?       Как мне все исправить?       – Китнисс меня не простит… – тихо говорю я скорее самому себе, чем, например, Клариссе, но девушка поднимает на меня грустные глаза и понимающе кивает головой.       – Не простит, – подтверждает Риса и, помедлив, добавляет: – Спать лучше по очереди, будем дежурить по часам… Если я хоть немного разбираюсь в женской сущности – Сойка придет мстить за свою уязвленную гордость.

И... все еще считают, что только Гейл ведет себя... плохо? )) Продолжение следует )) Оставляйте отзывы и жмите "нравится", если вам действительно нравится :)

Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.