Secret

Прощаться вслух легче, чем тихо отпускать кого-то в тишине. Привязанность к людям — это моя карма. В прошлом мне было плохо: я ожидала от окружающих многого, ведь сама была готова сделать для них то же самое. Мне было 15, когда я впервые открылась. Моя подруга… Думаю, да, она была моей подругой. Или, возможно, я считала её таковой. Она рассказала мне о своих переживаниях, о боли, которую скрывала за маской. Я видела это в её глазах. Её чувства, такие незнакомые для меня, вдруг стали понятны. Я заплакала. Впервые так сильно и перед другими. Тогда мы были всего лишь соседками по общежитию. Но этот маленький, но значимый момент сблизил нас. Через несколько месяцев мы стали друг для друга спасением. В те годы я пила, курила, ходила на тусовки с незнакомыми людьми. Искала такие места, где можно было раствориться в толпе. Я не общалась, не заводила знакомств — имена запоминались автоматически, но к утру я их забывала. Когда я выпивала, мне всегда хотелось плакать. Это было из-за обиды на родителей. Все эти годы давления я терпела. Я была старшей дочерью, примером для младших. Мне хотелось играть, но за мной всегда был братик, который плакал, если я уходила или делала что-то, чего он не мог повторить. Мне приходилось либо помогать ему, либо оставаться рядом, отказываясь от своего детства. Мне было всего 7-8 лет. Его баловали, называли ласковыми прозвищами. А мне говорили прямо: “Ты уже большая”. Эти слова звучат во мне до сих пор, так же ярко, как тогда. Мне не хватало любви и защиты. Как 7-летний ребёнок может быть “большой”? Как я могла присматривать за братом, который был младше всего на два года? Мама часто говорила, как она сама смотрела за своими братьями, будто оправдываясь, почему и я должна это делать. В моей детской памяти осталось много боли. Её не сосчитать. Она била меня, следы от хлыста оставались полосами на коже. Это было больно, но я не позволяла себе плакать. Я не понимала, за что меня наказывают. Я росла с мыслью, что заслуживаю всё это. Я не считала себя частью семьи. Мне казалось, что я просто служанка. Такие мысли были у меня в 10 лет. Я боялась темноты, но родители отправляли меня за вещами в темные комнаты. Я училась включать свет, карабкаясь на стулья, хотя мне было страшно. Им нравилось, что я “смелая”. Я молчала, не просила, не плакала. Мне не давали выбирать одежду — я носила то, что покупали. В 10 лет мне говорили: “Тебе скоро 11, а ты до сих пор не умеешь этого”. Каждый год находили что-то новое, что я “должна” уметь. В 14 я услышала, как мама сказала: “Через 4 года тебе 18, а ты всё ещё такая”. Но мне было 14, у меня ещё было 4 года, чтобы стать другой. Я так хотела убежать.