Сделка

— Потому что это просто возмутительно, в конце концов! — Он может распоряжаться своими деньгами, как пожелает, дорогая. — Да? В таком случае возмутительны его пожелания! — Но это его средства, Вилли… — Не называй меня так при детях и слугах, Орион! Кикимер блестяще изображает тупого, глухого и слепого, подливая матери кофе. Семейные завтраки — это ад. Скорее бы в школу, что ли. От взгляда Вальбурги уже щека горела, а в горло не лез и кусок омлета. Давлюсь одним лишь апельсиновым соком. — Сириус Блэк Третий, может быть ты сам уже что-нибудь скажешь по этому поводу? Голос на грани истерики, почти крик. Бедная тарелка сейчас треснет под давлением ножа. Наверняка представляет, что режет не еду, а моё горло. Делаю глоток сока, глядя перед собой, но мимо хитрой морды Регулуса. — Снова молчание? Что ж. Ты не оставляешь мне выбора. — Ему уже восемнадцать, — перебивает отец, — он в праве единолично владеть счётом. Наше одобрение больше ему не требуется. Нет, отец не на моей стороне. В словах досады и горечи через край. Они оба сходят с ума от мысли, что старший сынуля, — сумасбродный, вспыльчивый, безответственный и своевольный, — теперь окончательно отобьётся от рук, а у них больше нет рычагов давления. — Хорошо, — Вальбурга швыряет в сторону салфетку так сильно, что Кикимер чуть не падает, — Пусть растратит все имеющиеся деньги, пусть. Пожалуйста. На здоровье. Я лишь хочу понять, что стоит за этим псевдоблагородным порывом. Сириус, ты сам потерял рассудок или кто-то тебя к этому подтолкнул? Молчу. Кулаки матери сжимаются. Если бы в ладонях был кусок угля, то там бы уже спрессовался в алмаз. — Это твои друзья? Они выуживают из тебя деньги? Скажи мне честно. Вздыхаю и закатываю глаза. Знаю, что её это бесит, но и меня её нападки на ребят уже достали. Регулус препарирует моё лицо сощуренным лисьим взглядом и ковыряет вилкой сырную начинку. Молюсь, чтобы он не встрял в разговор. — Сначала ему и дела не было до денег. Единственное, что он по-настоящему хотел — это байк. Хорошо. Мы благосклонно позволили купить ему байк, не смотря на риск превратиться в кровавую лужу и кашу из костей и органов. А теперь? Теперь он тратит деньги на какую-то ерунду! Да что в твоей голове, Сириус? О чём ты думаешь? Орион посмеивается и покровительски похлопавает меня по плечу. — Ну, что может быть на уме у молодого парня? Конечно же, девушки. Регулус расплывается в зловеще коварной ухмылочке. — Девушки? Прекрасно. Моим сыном крутит какая-то потаскуха. — Дорогая, у нас завтрак. Прибереги сквернословие для ужина. — К ужину он купит этой шлюхе дом в Альпах! Орион! Сделай что-нибудь! — Это. Его. Деньги. Дорогая. Всё, с меня хватит. Вытираю салфеткой чистый рот, отодвигаю нетронутую тарелку и встаю. — Не смей уходить, не попрощавшись с семьёй! Блядь. Ладно. Обхожу стол, сухо чмокаю подставленную щёку Вальбурги, пожимаю руку отцу и ерошу волосы Рега, уходя из столовой. Говёно день начался. Но что взять с нашей семейки? Северусу мама наверняка настроение не портит с утра пораньше. Несмотря на всю плачевность их банковского счёта и то, что алкаш отец их бросил, они вдвоём кажутся более счастливой семьёй, чем наша. Хотя… наверное, родители всё же меня любят. Отцу тяжело признавать во мне взрослого мужчину, но он старается, из кожи вон лезет, сам себе наступает на горло. Мама старается меньше, точнее не старается вовсе. Но любит. Своей неуравновешенной, тоталитарной, деспотичной любовью. Но стоит в очередной раз напомнить себе, что это Вальбурга Блэк. Какая она сама, такая у неё и любовь. А вот Регулусу в этом плане повезло больше. Лёгок на помине. Вбегает в гараж, натягивая кожаные перчатки. — Подвезёшь? — А сам чё? Руки-ноги отвалятся? — Пфф… Ну, хочешь, я поведу? — Валяй. Бросаю ему ключи, он ловко перехватывает и довольно лыбится. Рег недавно получил права и теперь не нарадуется. А мне можно будет подремать на пассажирском. А лучше — обдумать дальнейшие действия. После уроков, прежде чем отправиться украшать зал перед завтрашним рождественским балом, собираю пацанов в пустой аудитории. Мой полный непоколебимости и решимости монолог сначала приводит их в ступор. — Так что обойдётесь ремонтом и думать забудьте об угрозах Снейпу судом. Питер, так и быть, перекрасят твой скутер в красный. Но на большее не рассчитывайте. — С чего бы это? — Поттер пожимает плечами и кисло кривится, — Сначала одно, потом друге, затем третье? — Ну, лично я считаю, что это разумно, — кивает Луни, — и мне вовсе не нужна новая тачка. Там всего лишь вмятина на двери. А я давно хотел сделать аэрографию. Волк воет на луну. А? Как вам? — Круто-круто, только всё это странно, — обрывает его Джеймс, игнорируя восторженную лыбу Луни, — и почему это говоришь ты, а не сам Нюнчик? Ссыт? — Нет. Он не знает даже. Мастерская — это один из бизнесов моей семьи, поэтому я в курсе. И… мне жаль его мать. Вы бы её видели тогда. Знаете, сколько у них денег? — И сколько? — Нисколько! А её машина тоже пострадала… — Так это Нюнчик виноват, — бурчит Питер, — он сам подкинул ей проблем. Безупречная логика. Даже Петтигрю может быть правым. Изредка. — Не он, а гололёд. — Но ведь… — Я всё сказал! Пошли, Эванс заждалась. Что, Джеймс, хочешь, чтобы она оторвала тебе яйца? Римус ухмыляется и поднимается следом за мной. — Ага, оторвёт и подвесит их на ёлку, как игрушки. — Козлы вы, ясно? — притворно дуется Поттер, — но давайте всё-таки поторопимся… Северус уже тут. В шапке Санты набекрень, сосредоточенно стучит молотком по маленькому гвоздику, забивая крепление под самый потолок. Лили ждёт внизу стремянки с уже включенной гирляндой. — Уже так красиво, правда? — спрашивает она, когда мы подходим ближе. Она права. Красиво. С этого ракурса отличный вид на обтянутую джинсой маленькую, упругую, аккуратную жопу. У меня на неё большие планы. После бала точно распечатаю. Раздену Снейпа полностью, только шапку эту дурацкую оставлю, и надругаюсь над этой красивой задницей. Северус неловко спускается вниз. Стремянка шатается, кренится. Люпин ловит её, а я неуклюжего Снейпа. — Ой! — Осторожней нужно быть. — Поставь меня на пол, — шипит и сливается цветом со своей шапкой. — Это так мило, — хихикает Лили, — но теперь пусть кто-нибудь другой залезает, нужно повесить огоньки! В зале, под чутким и вездесущим контролем Эванс, постепенно появляется настоящая сказка. Пахнет елью, звучит музыка и смех, всё в огоньках и картонных звёздах. Но всё моё внимание сосредоточено только на одном бурчащем под нос недовольства работяге-эльфе. Так мило психует, распутывая бусы, что не могу не улыбаться. А его это бесит ещё больше, и он ещё яростнее шипит и матерится. Просто прелесть. В такие моменты нестерпимо хочется заткнуть его ртом. Но кругом полно людей. — А где ещё одна омела? Джеймс! Опять твои выходки? — Я не брал, Лили! — А кто тогда? Северус бросает на меня оооочень красноречивый заговорщицкий взгляд. А потом бочком, вдоль стенки, ретируется из зала. Я за ним спустя пару минут. Нахожу в пустом и тёмном коридоре возле окна. Связку спизженной омелы раскачивает в руке. — Знаешь, для чего она нужна? — Под ней целуются. — Именно. И прикладывает к паху. — Давай, Сириус, это же традиция. Смеюсь и забираю омелу, поднимаю высоко над нашими головами. Он обнимает за талию, прижимает к себе, проводит языком по моим губам. Вдавливаю его в подоконник копчиком, приподнимаю за ноги и усаживаю. Нахуй омелу, мне нужны обе руки, чтобы трогать его, когда целует так. Так глубоко и нежно. — Всё, стоп, — задыхаясь, облизывается и поправляет растрепанные волосы, — нас спалят. Нужно идти. — Давай. Я зайду позже. Северус сползает с подоконника, поправляет стояк в джинсах и прикрывает кофтой. — Сегодня встречаемся? — Я заеду вечером. Скажешь маме, чтобы напекла того печенья? — Как будто ты ради него приедешь, Блэк, — ехидно усмехается Северус, — ладно, будет тебе печенье. А может и не только. — Ой, да какие там «может»? Он показывает фак и скрывается за углом. А я уже не могу дождаться, чтобы увидеть его снова. — Так и знал, что ты влюбился. Блять. Чуть приступ не хватил. — Сука! Рег, какого хера ты так подкрадываешься? — Вопрос неправильный. Правильный — как долго я стоял вон за тем поворотом? Да твою ж… Он знает. Он нас видел. Братец наслаждается моей растерянностью и шоком. Его надменная улыбочка и выгнутая бровь доводят меня до панической атаки. — А ведь я ещё утром понял, что это не девчонка. Девчонки такое не носят. Рег швыряет прозрачный пакет, внутри смятый комок белого трикотажа. Майка Северуса. Наверное, выпала в машине, а пронырливый сучонок нашёл, когда высадил меня утром и поехал парковаться. Ладно, блять. — Что ты хочешь за молчание? — О, даже не знаю… — Говри, Рег, хватит кружить вокруг как ебаная акула! Он только равнодушно пожимает плечом. — Я в шоке и растерянности, Сириус, я только что узнал, что мой братишка предпочитает члены. Дай мне время прийти в себя. — Регулус, пока приходишь в себя, не смей никому ничего пиздануть. — За кого ты меня принимаешь? Разумеется, я — могила, — он показывает пальцами застёгнутый у рта замок, — но это пока что. Ты мой должник, Сириус. И… Северус Снейп? Серьёзно? — Знаю. Сам в ахуе. — Ну… От ненависти до любви, братишка. Классика. Рег похлопывает меня по плечу и сваливает в темноту коридора. Сую майку Снейпа в карман. Блять. Вот же попали.