Тайна серебряной луны

/ Храм Водяных Каштанов /

Се Лянь спросил: — Собиратель цветов под кровавым дождём? Хуа Чэн произнёс в ответ: — Ваше Высочество наследный принц. Се Лянь развернулся к нему и, улыбаясь до ушей, заметил: — А ведь я в первый раз слышу, чтобы ты меня так называл...       Юноша в красных одеждах, сидя на циновке, вытянул одну ногу и с такой же широкой улыбкой поинтересовался: — Ну и как ощущения? Се Лянь, призадумавшись, искренне ответил: — Кажется… в сравнении с тем, когда меня так называют другие, ощущения немного отличаются. Хуа Чэн спросил: — Хм, и в чём же? Се Лянь слегка наклонил голову набок, прищурил глаза и проговорил: — Я и сам не могу объяснить, просто…       Другие звали принца Его Высочеством либо без какой-либо эмоциональной окраски, к примеру, во время официального обращения по служебным делам, как это делала Линвэнь; либо с намерением подшутить, как если бы уродца называли красавцем, причём делали это умышленно с ноткой сарказма.       Но произнесённое Хуа Чэном «Ваше Высочество» было сказано с предельным почтением, словно принц являлся драгоценной особой. Поэтому, даже не в силах выразить словами, Се Лянь всё же ощутил, что обращение «Ваше Высочество» в устах Хуа Чэна звучит не так, как от кого бы то ни было другого. Се Лянь произнёс: — Тот жених, что вёл меня за собой на горе Юйцзюнь, — это ведь был ты.       Уголки губ Хуа Чэна приподнялись ещё чуть выше. Се Лянь лишь тогда понял, как двусмысленно прозвучал вопрос, и сразу же исправился: — Я имел в виду, это ведь ты прикинулся женихом, что увёл меня за собой на горе Юйцзюнь? Хуа Чэн возразил: — Я не прикидывался.       Его слова в данной ситуации прозвучали вполне правдиво. Ведь в ту ночь юноша не сказал ему ни слова лжи о том, что он — новобрачный и всё прочее. Строго говоря, он вообще ни словечка не проронил, только остановился у двери паланкина и протянул руку. Принц по собственной воле пошёл за ним! Се Лянь произнёс: — Что ж, хорошо. В таком случае, почему ты в ту ночь оказался на горе Юйцзюнь? Хуа Чэн ответил: — На этот вопрос можно дать два разных ответа: первый — я специально отправился туда, чтобы встретиться с Вашим Высочеством наследным принцем; второй — просто проходил мимо, от нечего делать. Как ты думаешь, какой ответ более правдоподобен?       Подсчитав то время, которое Хуа Чэн потратил, находясь подле него, Се Лянь ответил: — Не уверен, какой ответ более правдоподобен… но тебе, кажется, в самом деле больше нечего делать.       Он начал ходить кругами вокруг Хуа Чэна и внимательно изучать его взглядом. Спустя несколько кругов принц кивнул и заключил: — Ну... или же ты решил последовать по стопам своего брата и тоже найти себе прекрасную жену. Услышав это, тот пропустил смешок. — Хах, он кстати по итогу и вправду сыграл свадьбу, — Хуа Чэн сменил позу, но руку из-под щеки так и не убрал, внимательно глядя на принца. — Тот мелкий дождь, который мы наблюдали, лил не просто так.       Они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись. Неожиданно временное спокойствие монастыря Водных Каштанов нарушил звук, будто что-то покатилось. Собеседники обратили взор на источник звука, но не увидели никого, лишь чёрный глиняный сосуд, который катался по полу.       То оказался сосуд, в котором для восстановления сил была заключена душа Бань Юэ. Се Лянь мимоходом поставил его на циновку, когда вошёл, но в какой-то момент сосуд перевернулся и докатился до самых дверей, где его и задержала сделанная Хуа Чэном дверь. Теперь сосуд раз за разом бился об неё. Се Лянь, испугавшись, что так непрочная глина разобьётся, подошёл, чтобы открыть дверь. Маленький сосуд выкатился на траву перед монастырём.       Се Лянь последовал за ним, но, оказавшись на траве, сосуд сам по себе встал ровно. Это был всего лишь обыкновенный глиняный горшок, но наблюдателю могло показаться, что он как будто смотрит наверх, где в небе сияют звезды.       Хуа Чэн тоже вышел из монастыря Водных Каштанов. Се Лянь обратился к сосуду: — Бань Юэ, ты пришла в себя?       К счастью, когда они вернулись из пустыни, здесь уже стояла глубокая ночь. В противном случае, если бы кто-то из местных увидел, как Се Лянь стоит под звёздами и спрашивает, как себя чувствует глиняный горшок, скорее всего, люди устроили бы переполох. Спустя какое-то время из сосуда раздался печальный голос: — Генерал Хуа. Се Лянь присел на траву рядом с ней. — Бань Юэ, выходи посмотреть на звезды. Не хочешь выйти посмотреть? Хуа Чэн встал неподалёку, опершись о дерево, и произнёс: — Она только что покинула город Баньюэ, всё-таки ей лучше какое-то время побыть внутри.       Бань Юэ провела целых двести лет в государстве Баньюэ, и такая резкая смена обстановки наверняка будет для неё непривычной. Се Лянь согласился: — Что ж, тогда оставайся внутри подольше, восстанови силы как следует. Это место, где я занимаюсь самосовершенствованием, здесь тебе нечего бояться.       Сосуд качнулся из стороны в сторону. Не совсем ясно, что девушка хотела этим выразить. Поразмыслив, Се Лянь добавил: — Бань Юэ, если честно, в этот раз ты совсем ни в чём не виновата. Ведь твои скорпионовые змеи… Бань Юэ: — Генерал Хуа, тогда я лишь не могла пошевелиться, но слышала всё, о чём вы говорили.       Услышав эти слова, Се Лянь в нерешительности застыл. Он лишь теперь осознал, что Пэй Су забрал у Бань Юэ только способность двигаться, но сознание не запечатал. Принц произнёс: — Так даже лучше. Даже лучше, что она всё слышала. Из сосуда раздалось: — Генерал Хуа, что теперь будет с Младшим Генералом Пэем? Се Лянь убрал руки в рукава и ответил: — Не знаю. Но… каждый должен принять наказание за свои ошибки.       Спустя недолгое молчание сосуд снова качнулся из стороны в сторону. На этот раз Се Лянь наконец понял — такие покачивания означают кивок головой. Бань Юэ произнесла: — На самом деле Младший Генерал Пэй вовсе не такой плохой человек. — Правда? — Да, — Бань Юэ добавила: — Он помогал мне.       По какой-то причине в памяти Се Ляня внезапно промелькнуло ещё одно воспоминание.       Бань Юэ часто подвергалась побоям. Если выражаться словами других детей Юнань, «у неё был такой вид, что её так и хотелось поколотить».       Се Лянь узнал об этом лишь спустя долгое время после знакомства с девочкой. Ведь сколько бы раз Бань Юэ ни подвергалась избиениям — она никогда не говорила об этом. И Се Лянь не знал до того дня, пока своими глазами не увидел, как группа детей окунает её лицом в грязь. Тогда он понял, откуда взялась вся эта синева на лице девочки.       Однако впоследствии, сколько бы он её ни спрашивал, девочка помнила лишь юношу, который вытащил её из грязной канавы; помнила, что должна вернуть ему выстиранный платок, который он оставил ей, чтобы стереть грязь с лица. Других воспоминаний у неё не осталось.       Бань Юэ стёрла из своей памяти людей, которые побили её. Но того, кто однажды её спас, девушка запомнила на всю жизнь. Бань Юэ добавила: — И пускай Кэ Мо бранился, что Пэй Су забрал у меня способность ясно мыслить, он вовсе не использовал меня. Лишь спрашивал о... — Что он спрашивал? — Се Лянь тут же нахмурился. — Генерал Хуа, вы не о том подумали! Когда... когда он был ещё солдатом Юнъаня, а мне только дали титул советника Баньюэ... Он спросил меня лишь об одной вещи — о шкатулке, в которой была бы серьга из яшмы с иглой для прокалывания уха. На своё бы жалование он не смог бы позволить себе такое, да и ему почти ничего не доставалось... А я как раз видела такую серьгу в сокровищнице! Сначала я думала, что Кэ Мо поднимет шум на счёт её пропажи... но нет... Се Лянь и сам не знал, что следует сказать. Только ощутил, как где-то в сердце что-то смягчилось. — А для чего он спросил у тебя это?       Хуа Чэн, хоть и стоял позади Его Высочества и девочки, опёрся спиной об дверной косяк, прислушиваясь к их разговору.       Бань Юэ сначала опешила с ответом, но через несколько минут осторожно проговорила, будто боясь ошибиться: — Пэй Су сказал, что это для особенного для него человека...

《 Отдав Пэй Су шкатулку с алой серьгой из яшмы, советница Бань Юэ всё же решила спросить:

— Братец Пэй влюбился?

На этих словах парень отвёл взгляд и почесал затылок.

— Это так видно?

Бань Юэ мягко улыбнулась и кивнула головой.

— После нападения воинов Баньюэ и смерти Генерала Хуа... ты резко изменился... Всё то время ты сидел в том переулке, а лицо твоё было наполненно грустью..., — шагнув к другу, та тише протянула, — кто она? Откуда? Ты же не мог привести её в военный лагерь... Как её зовут? Сколько лет?

— Не мог привести в военный лагерь...

Бань Юэ не поняла.

Пэй Су сделал несколько шагов назад.

Бань Юэ сузила глаза.

— Только не говори, что ты влюбился в пленницу из Баньюэ!

Пэй Су продолжал отступать. Увидев растерянное и озадаченное выражение лица своей подруги, он необъяснимым образом расхохотался.

— Пэй Су, — Бань Юэ почувствовала что-то неладное. — Тебе надо бы объясниться!

Пэй Су внезапно воскликнул:

— Парень!

— А? — Та подумала, что ей послышалось.

— Я нашёл себе возлюбленного! Точнее... это он меня нашёл! Помнишь, я рассказывал тебе и Генералу Хуа о мальчике, который спас меня и научил приручать скорпионовых змей? — Солнечный свет озарил лицо парня. — Моя жена - самый прекрасный и умный парень на всем белом свете!

Бань Юэ была рада за друга...

Была рада тому, что Пэй Су и вправду расцвел с тем "А-Юанем", о котором он говорил...

Но...

Любовь может так же и ранить.

Вдруг эту сторону Пэй Су увидят и другие?

А может и тот "А-Юань" окажется на самом деле не таким уж и хорошим человеком... 》

Через мгновение, Бань Юэ произнесла: — Но видимо этот "А-Юань" тоже оказался предателем... Её размышления прервал Хуа Чэн. — Этот мелкий негодник пусть и приносил много неприятностей, но он бы никогда не стал играться с чужими чувствами. Он скорее бы в лицо всё человеку высказал, чем бы так воткнул нож в спину. Спустя какое-то время Се Лянь похлопал глиняный сосуд рукой и произнёс: — Ну ладно, всё уже в прошлом. Кстати, Бань Юэ, Хуа Се — это ненастоящее имя, да и я давно перестал быть генералом, ты можешь больше не называть меня так. Бань Юэ спросила: — Но тогда как мне следует вас называть?       Она задала непростой вопрос. Ведь если девушка станет звать его как положено — Ваше Высочество наследный принц, это будет звучать немного странно. Се Лянь, впрочем, никогда не обращал внимания на форму обращения к себе, просто выдумал другую тему для разговора, поэтому ответил девушке: — А вообще знаешь, называй как тебе хочется. Генерал Хуа тоже сойдёт. Вот только здесь присутствовал ещё один человек с фамильным знаком Хуа, что могло внести некоторую путаницу в беседу.       Поразмыслив над этим, принц подумал вот о чём: «Хуа Се» — имя, безусловно, выдуманное, фамилию он взял из титула «Бог войны в короне из цветов», так почему бы имени «Хуа Чэн» также не оказаться выдумкой? Выбирая псевдонимы, они оба избрали одинаковую фамилию — весьма любопытное совпадение. — Простите, Генерал Хуа. Се Лянь повернулся к сосуду и немного расстроенно поинтересовался: — Бань Юэ, ну почему ты всё время просишь у меня прощения? Бань Юэ ответила: — Я… стремилась помогать простым людям, попавшим в беду. Генерал Хуа, это ведь вы когда-то сказали. Се Лянь торопливо накрыл сосуд руками и проговорил: — Постой, подожди! Бань Юэ: — Чего подождать?       Се Лянь скосил взгляд на Хуа Чэна, который стоял неподалёку под деревом, скрестив руки на груди. Затем тихо спросил: — Я правда когда-то такое говорил?       Фразу эту принц, вне всякого сомнения, больше всего любил повторять, когда ему было около семнадцати. Но в последние пару сотен лет он по понятным причинам даже не упоминал о ней. Теперь же, внезапно высказанная вслух, фраза нанесла Се Ляню такой серьёзный удар, что он не смог его стерпеть. Бань Юэ же заметила: — Генерал, вы это говорили. Се Лянь, всё ещё пытаясь воспротивиться, протянул: — Вовсе не говорил… Бань Юэ же серьёзно и безжалостно пресекла его попытки: — О нет, говорили. Однажды вы спросили, чем я хочу заниматься, когда повзрослею. Я ответила, что не знаю, и вы спросили: «Как же можно не знать, чем хочешь заниматься, когда вырастешь?» Тогда я поинтересовалась: «А вы, Генерал Хуа?» И вы ответили: «С самого детства я мечтал об одном — помогать простым людям, попавшим в беду!» Вот оно как. Се Лянь воскликнул: — Да ладно! Бань Юэ, зачем ты так хорошо запомнила фразу, которую я сказал, совсем не подумав? — Не подумав? Но, Генерал Хуа, мне показалось, что вы говорили очень искренне. Се Лянь сдался и поднял взгляд к небесам со словами: — Ха-ха… Правда? Возможно, так и было. Я уже ничего не помню из того, что ещё говорил. — Ещё вы говорили: «Делай то, что тебе самой кажется правильным!», «Ничто не должно вставать у тебя на пути!», «Даже если ты упадёшь в грязь сотню раз, найди в себе силы подняться!», и многое другое, вроде этого. — Пфф…       Поворачиваться не было нужды, чтобы понять: наверняка это Хуа Чэн под деревом рассмеялся, услышав ее слова.       Се Лянь, даже закрывая глиняный сосуд руками, не мог заглушить голос Бань Юэ, и подумал: «…Что за бесполезная чепуха… И почему я так любил бросаться подобными фразами?… Я ведь совсем не такой человек… Я действительно такой человек?» Бань Юэ: — Но… я не знаю, что было правильным. Услышав её слова, Се Лянь неловко застыл. Бань Юэ: — Я хотела, как и сказал Генерал Хуа, помогать простым людям, попавшим в беду. Но в итоге… я уничтожила государство Баньюэ. — Затем растерянно добавила: — И к тому же, кажется, не важно — какой путь я бы избрала… результат был бы ужасен. Генерал Хуа, я знаю, что поступила плохо, но можете ли вы указать мне, в чём именно я ошиблась? Как я должна была поступить, чтобы в самом деле, как вы и сказали… помочь людям, попавшим в беду? Се Лянь: — Прости меня, Бань Юэ. Как помочь людям, попавшим в беду, как спасти абсолютно всех… Ответа на этот вопрос я никогда не знал, не знаю и сейчас. Спустя несколько мгновений Бань Юэ произнесла: — Генерал Хуа, честно говоря, мне кажется, что все эти двести с лишним лет я даже не знала, что делаю. Я ужасная неудачница.       Услышав её слова, Се Лянь расстроился пуще прежнего и подумал: «Но разве я в таком случае не ещё более ужасный неудачник? Я-то целых восемьсот лет так мотаюсь…»       Оставив призрак Бань Юэ в одиночестве смотреть на звёздное небо из глиняного горшка, чтобы девушка немного успокоилась и пришла в себя, Се Лянь и Хуа Чэн вернулись в монастырь Водных Каштанов. Затворив дверь, Се Лянь выпалил: — Бань Юэ осталась в Крепости, потому что сама того пожелала, а не потому, что стала пленницей тех мест, обернувшись «свирепой».       Она от начала до конца помнила, что сама открыла городские ворота, и никогда не искала себе оправданий вроде «Я поступила так ради высшей справедливости и блага всего народа». Чтобы умерить тёмную энергию воинов Баньюэ, утолить их жажду мести, чтобы их души как можно раньше вознеслись для перерождения, она позволяла Кэ Мо и остальным убивать себя снова и снова. Се Лянь покачал головой со словами: — Честно говоря, если Младший Генерал Пэй действительно не хотел оставлять воинов Баньюэ на этом свете и также не мог позволить, чтобы кто-то на Верхних Небесах что-то заметил, он мог тайно создать двойника, который расправился бы со всеми воинами. Для чего нужно было избирать именно такой способ? Хуа Чэн ответил: — Силы двойника ограничены. Ты и сам видел этого А-Чжао, которого создал Пэй Су. Ему не под силу единовременно расправиться с таким количеством воинов Баньюэ, оставалось только кормить их живыми людьми, как скот. Так тёмная энергия рассеивается быстрее, да и способ самый простой. Се Лянь: — Но для чего нужна была такая спешка? Хуа Чэн: — Возможно, он хотел сократить страдания малышки Бань Юэ вместе с количеством повешений... Ну или же желал приманить такими действиями кого-то... Помолчав секунду, Се Лянь спросил: — Но что насчёт простых смертных? Хуа Чэн бесстрастно ответил: — Он ведь небожитель, для него жизни простых смертных — что жизни муравьёв, не более того. Пэй Су — типичный представитель высшего общества небожителей. Пока никто не разузнал об этом, для него убить несколько сотен людей было всё равно что раздавить несколько сотен букашек, разницы никакой... Хорошо, что А-Юань увидел это, не желаю, чтоб возле моего племянника был такой человек. — Значит "А-Юань" твой племянник? — Се Лянь глянул на того, — он сын "Алого Лиса"? Хуа Чэн же приподнял бровь, глядя на принца, и ответил: — Всё верно. Се Лянь обернулся и с лёгким изумлением спросил: — Если его отец демон лис-оборотень, то кто тогда мать? На удивление небожителя, Хуа Чэн на этот вопрос нахмурил брови и отвёл взгляд, сложив руки на груди. — Это была такая себе интрижка. Когда брат принёс А-Юаня, я желал убить младенца на месте. Он же был таким маленьким... таким беззащитным... Он бы не выжил среди других демонов. — На этот раз Хуа Чэн не спешил продолжать. Тот опустил скрещенные на груди руки, и, возможно, принцу лишь показалось, но взгляд юноши несколько померк. Сердце Се Ляня взволнованно ёкнуло. — Тогда я уже поднёс остриё своего ятагана к его нежной коже... Лишь один взмах и всё. Но А-Юань открыв свои глаза, посмотрел на меня и улыбнулся... Он обхватил своими маленькими пальчиками оружие и стал смеяться... Хах, именно это его и спасло? Сам не знаю. Но по мере его взросления я обучал его искусству сражения и, честно признаться, если бы он вышел один на один с Пэй Су... То с большой вероятностью - мой племянник бы его уложил на лопатки. Однако, до меня ему ещё далеко. Хуа Чэн наконец в голос расхохотался. После, закрыв глаза, он немного промолчал и с улыбкой ответил: — Как-нибудь потом познакомлю вас, если представится такая возможность. Уверен, вы найдёте общий язык.       Обычные люди говорили подобную фразу, разумеется, чтобы отвязаться от собеседника, «как-нибудь потом, если представится возможность» означало «даже не думай и вообще забудь». Но раз уж слова принадлежали Хуа Чэну, Се Лянь почувствовал, что как-нибудь потом — и значило как-нибудь потом, и Хуа Чэн наверняка выполнит обещанное. Поэтому Се Ляню вновь стало интересно. Улыбаясь до ушей, он произнёс: — Хорошо. После твоих слов о нём, мне самому стало интересно познакомиться с ним поближе. А сейчас давай готовиться ко сну.       Промучившись разговорами до глубокой ночи, Се Лянь давно забросил мысль о готовке еды в дальний угол памяти и вновь улёгся на циновку. Хуа Чэн тоже прилёг вместе с ним. И никого не беспокоило, почему, раскрыв друг перед другом свой истинный статус, небожитель и демон всё ещё могли преспокойно лежать на одной потёртой циновке, отпускать шуточки и болтать ни о чём.       Соломенная циновка не предусматривала подголовников, и потому Хуа Чэн подложил под голову руки. Се Лянь, посмотрев на него, сделал то же самое и спросил первое, что пришло в голову: — Если так подумать, то у вас в мире демонов, кажется, всё устроено так просто и свободно! И не нужно ни перед кем отчитываться о своих перемещениях? Хуа Чэн не только заложил руки за голову, но и закинул ногу на ногу со словами: — С чего я должен перед кем-то отчитываться? Я и есть самый главный над собой. К тому же у нас каждый действует по своему разумению, никто никого не контролирует. Се Лянь ухмыльнулся краем губ. Заметив это, Хуа Чэн подметил: — Спасибо что напомнил. Нужно будет по прибытию обратно, найти и отчитать А-Юаня за побег. — Разве он уже не взрослый? — Для меня и его отца - он навсегда останется тем самым малышом. Се Лянь произнёс: — Может быть это и так, но ему самому наверное скучно одному... Раз дядя и отец его покинули. Что уж говорить, сам принц понимает, какого это, когда ты являешься драгоценной жемчужиной для своих родных и близких. — Но если так подумать... Его может поджидать опасность в мире демонов, так ведь? А тебе когда-нибудь самому приходилось встречаться с другими Князьями Демонов? — Приходилось. — Тут же ответил демон. — И Лазурного Демона Ци Жуна ты тоже видел? — Ты про эту низкосортную бесполезную дрянь?       Се Лянь подумал: «И как я должен ответить на это? Да? Нет?» К счастью, отвечать и не пришлось, Хуа Чэн продолжил: — Как-то поздоровался с ним, да только он сбежал.       Шестое чувство подсказало Се Ляню, что под словом «поздоровался» наверняка имелось в виду не обычное приветствие. И действительно, Хуа Чэн вольготно протянул: — Заодно заполучил прозвище «Собирателя цветов под кровавым дождём».       Так значит, разворошенное Хуа Чэном гнездо демона, о котором он упоминал ранее, принадлежало именно Лазурному Демону Ци Жуну. И к тому же «поздороваться» означало «устроить кровавую баню». Се Лянь подумал — вот уж действительно незаурядный способ приветствия. Потерев подбородок, принц продолжил спрашивать: — Между вами есть какие-то разногласия? Хуа Чэн: — Есть. — Какие? — Он обидел А-Юаня. Се Лянь, вслух же произнёс: — И как? Кое-кто из небожителей Верхних Небес говорит, что вкусы у Ци Жуна низкопробные, а ещё говорят, что все в мире демонов относятся к нему с презрением. Неужели это действительно так? Хуа Чэн ответил: — Как-то раз, я вышел с малышом А-Юанем на прогулку... Показывал ему наши владения, — ухмыльнувшись, он закрыл глаза, — но наше времяпровождение прервала эта дрянь. Вторгся на мои земли... Ну и пока я разбирался с ним, А-Юаню видимо кто-то нашептал о Ци Жуне. Тяжело вздохнув, тот продолжил: — На следующий день уже А-Юань решил без моего разрешения посетить его владения. Хотя нет, он сказал, что просто хочет погулять. Соврал. Ну, а я согласился, но послал вместе с ним ещё одного человека. — Что было дальше? — Спросил небожитель. — В итоге он смог сбежать от преставленной к нему "охране" и оказался у Ци Жуна... Если бы я пришёл на минуту позже, он..., — Хуа Чэн тяжело вздохнув, открыл глаза и посмотрел на полог над головой, — тот хотел сожрать А-Юаня, но я примчался на помощь к нему. А Ци Жун же оказывается и не знал, что я дядя для Юаня... вот же странно, ведь его приспешники на мой вопрос: Знают ли они, кем приходится этот ребёнок мне, ответили — конечно ваш племянник! — Представляю как им попало... — Хах, не только им... но и А-Юаню. Я потом провёл с ним беседу... как он сказал: — "Я просто хотел быть храбрым как ты и... папа." Се Лянь, не кривя душой, ответил: — Обычное дело, когда ребёнок желает походить на своих родственников. — Да. Черновод кстати тоже Ци Жуна презирает. Принц поспешил спросить: — Черновод? Кто это? — затем сразу же вспомнил: — Тот, кого называют «Хозяином чёрных вод»? Хуа Чэн: — Именно. Его также зовут «Демон чёрных вод Сюань».       Се Лянь вспомнил, что этот Демон чёрных вод Сюань — тоже «непревзойдённый». А Лазурный Демон Ци Жун — всего-то притянутый для ровного счета «почти непревзойдённый». С большим интересом принц спросил: — Ты хорошо знаком с Демоном Сюанем? Хуа Чэн лениво протянул: — А-Юаня он не обижает и на этом ладно. Но, скажу честно, у меня вообще нет хороших знакомых в мире демонов, кроме брата конечно. Се Лянь слегка удивился, услышав его слова. — Что, правда? Я раньше думал, что у тебя, должно быть, множество подчинённых. Возможно, у нас немного расходятся понятия слова «знакомый». Хуа Чэн приподнял бровь. — Это верно. В мире демонов никто не смеет говорить со мной, не обладая статусом «непревзойдённый».       Это была крайне высокомерная фраза, но Хуа Чэн произнёс её столь уверенно и спокойно, что она воспринималась как нечто само собой разумеющееся. Се Лянь, мягко улыбнувшись, заметил: — У вас в мире демонов довольно неплохо, всего несколько сильнейших. Совсем не так, как на Небесах. Всех небожителей Верхних Небес и не упомнишь. А на Средних Небесах ещё целое море тех, кто ожидает вознесения. Хуа Чэн: — Было бы, что запоминать! Даже не пытайся, только зря потратишь силы. Се Лянь: — Ха-ха, если не запоминать имена и титулы, можно кого-нибудь невзначай оскорбить. Надо сказать, небожители весьма заботились о своей репутации. Хуа Чэн так и прыснул: — Если для кого-то даже такая ерунда считается оскорблением, сразу ясно — личность это мелочная и совершенно никчёмная.       Поболтав с Хуа Чэном ещё немного о том о сём, Се Лянь, боясь затронуть деликатные темы, перестал рассуждать о различиях между двумя мирами. Посмотрев на плотно закрытую дверь, принц произнёс: — Бань Юэ, бедный ребёнок… не знаю, когда она сможет к нам вернуться?       Стоило принцу подумать о совершенно оглушительной фразе «Я стремилась помочь людям, попавшим в беду», как в его памяти замелькала вереница разнообразных картин прошлого, которые он вновь с усилием подавил. Вдруг Се Лянь услышал голос Хуа Чэна: — Фраза отличная. Се Лянь: — Что? Хуа Чэн плавно продекламировал: — Я стремлюсь помочь людям, попавшим в беду. Се Ляня словно ударили повторно в то же самое место.       Он перевернулся на другой бок, свернулся калачиком и закрыл лицо руками, даже жалея, что у него нет ещё одной пары рук, чтобы закрыть и уши, и простонал: — …Сань Лан. Хуа Чэн, кажется, придвинулся поближе, и совершенно серьёзно произнёс у него за спиной: — Хм? А что не так с этой фразой? Он всё выспрашивал, и в конце концов Се Лянь сдался, не в силах его переупрямить. Повернувшись обратно, принц бросил: — Это было так наивно. Хуа Чэн возразил: — Что здесь такого? Если кто-то не побоялся замахнуться на целый мир — не важно, желая его спасти или уничтожить, — я искренне преклоняюсь перед этим человеком. Первое намного сложнее, чем второе, и потому я преклоняюсь даже вдвойне. Се Лянь в полнейшем смятении чувств покачал головой, лёг ровно и ответил: — Не побоявшись сказать, нужно было ещё и не побояться сделать, да к тому же доделать до конца, иначе нет смысла. Закрыв глаза одной рукой, Се Лянь вздохнул: — Эх. Ну ладно, всё это уже не важно. Бань Юэ рассуждает довольно неплохо. Когда я был помладше, я ещё и не такие глупости говорил. Хуа Чэн с улыбкой поинтересовался: — О? Какие ещё глупости? Расскажи, я хочу послушать.       Погрузившись на пару мгновений в себя, Се Лянь, вспоминая, начал с улыбкой рассказывать: — Много-много лет назад один человек сказал мне, что не может жить дальше, и спросил меня, ради чего ему стоит жить, какой смысл в его жизни. Он посмотрел на Хуа Чэна и спросил: — Знаешь, что я ответил ему тогда? Возможно, это был лишь обман зрения, но взгляд Хуа Чэна словно едва заметно сверкнул. Он тихо спросил: — Что ты ответил? Се Лянь: — Я сказал ему: если не знаешь, ради чего жить, живи хотя бы ради меня. Если не можешь найти смысла в жизни, тогда пока что сделай меня смыслом своей жизни, опорой, которая будет помогать тебе жить дальше. Ха-ха-ха… — Вспоминая и говоря об этом, Се Лянь вдруг не удержался от смеха. Покачав головой, он добавил: — Я до сих пор не могу понять, о чём я вообще думал в тот момент? Откуда во мне взялась смелость высказать пожелание стать чьим-то смыслом жизни? Хуа Чэн хранил молчание. Се Лянь продолжил: — В самом деле, только будучи молодым, можно сказать что-то подобное. Тогда я правда считал, что мне всё подвластно, что я ничего не боюсь. Но если сейчас ты попросишь меня повторить те слова, я не смогу даже рта открыть. Принц неторопливо заключил: — Не знаю, что потом стало с тем человеком. Быть смыслом чьей-то жизни — задача уже весьма нелёгкая. Что уж говорить о помощи всем людям, попавшим в беду. В монастыре Водных Каштанов надолго воцарилась тишина. Спустя длительное молчание Хуа Чэн спокойно ответил: — Что до помощи людям, попавшим в беду, совершенно не важно, преуспел ли ты в этом. Но говорить подобное в столь юном возрасте — весьма смело, и в то же время глупо. Се Лянь ответил: — Да уж. Однако Хуа Чэн добавил ещё одну фразу: — Хоть и глупо, а всё же смело. Се Лянь, расплываясь в улыбке, произнёс: — Я действительно очень тебе благодарен. Хуа Чэн: — Не стоит благодарности.       Они оба какое-то время рассматривали кровлю над монастырём Водных Каштанов, пока Хуа Чэн не нарушил молчание: — К слову, Ваше Высочество наследный принц, мы с тобой знакомы всего несколько дней, а ты уже так много всего мне поведал. Это ничего? Се Лянь бросил безразличное «Ай», затем добавил: — А что здесь такого? Какая разница. Даже люди, знакомые несколько десятков лет, могут стать чужими всего в одно мгновение. Захотел поведать, вот и поведал. Это ведь просто случайная встреча, мы сошлись, а потом вновь расстанемся. Если так повелит судьба, мы встретимся снова, если же нет, то наши пути разойдутся. Говоря начистоту, любому пиршеству настает пора завершиться, к чему нам эти предрассудки. Хуа Чэн как будто едва слышно усмехнулся и вдруг сказал: — Предположим. Се Лянь повернулся к нему с вопросом: — Предположим — что?       Хуа Чэн не смотрел на принца, его взгляд был направлен на дырявую кровлю монастыря Водных Каштанов. Се Лянь видел лишь левую часть несравненно прекрасного лица юноши. Хуа Чэн безразличным тоном произнёс: — Я не красив. Се Лянь: — А? Хуа Чэн слегка повернулся к нему и спросил: — Предположим, что в первоначальном образе я не красив. Ты всё равно захочешь взглянуть на меня? Се Лянь удивленно замер, затем ответил: — Серьёзно? Но мне почему-то кажется, пусть и без какой-либо на то причины, что твой первоначальный образ не может выглядеть слишком некрасивым. Хуа Чэн, наполовину искренне, наполовину лукавя, заметил: — А вот и не обязательно. Что если у меня синяя морда, изо рта торчат клыки, все черты лица перепутаны местами? Что если я уродлив как ракшас и свиреп как якша? Как ты себя поведёшь?       Услышав вопрос, Се Лянь нашёл его забавным: оказывается, один из повелителей мира демонов, несущий хаос Князь Демонов, от звуков имени которого небожители содрогаются в страхе, переживает о том, красиво ли выглядит в изначальном облике. Однако стоило копнуть чуть глубже, и принцу забавным это больше не казалось.       Он смутно вспомнил, что среди всевозможных версий легенд о происхождении Хуа Чэна существует слух наподобие «от рождения он был уродцем». Если этот слух правдив, наверняка при жизни он часто испытывал на себе насмешки и унижения. Возможно даже, что это началось с самого детства. Могло статься, именно по этой причине Хуа Чэн сверх нормы чувствителен в вопросах, касающихся собственного изначального облика. Поэтому Се Лянь, задумавшись над ответом, протянул: — Ну, как…       Затем принц совершенно искренним и самым мягким и тёплым тоном, на который только был способен, произнёс: — Если честно, я хочу увидеть твой первоначальный образ только потому… видишь ли, мы уже в таких отношениях… Хуа Чэн: — Хм? В таких — это в каких? Се Лянь: — …Мы ведь теперь, можно сказать, друзья, не так ли? Так вот, если уж мы друзья, разумеется, нужно быть откровенными друг с другом. Поэтому я и сказал, что хотел бы увидеть твоё истинное лицо. Разве это имеет какое-то отношение к тому, красив ли ты в изначальном облике? Ты спросил, как я себя поведу, так вот — конечно, никак. Будь спокоен, главное, что это твой настоящий образ, я в любом случае точно… Чего ты смеешься? Я говорю абсолютно серьёзно.       Договаривая последние фразы, Се Лянь ощутил, что юношу рядом с ним как будто бьёт мелкой дрожью. Вначале он удивлённо замер и подумал: «Неужели я высказался столь проникновенно, что растрогал его до такой степени?» Однако принц не осмеливался повернуться и посмотреть, что же случилось. К его неожиданности, спустя пару мгновений сбоку раздался едва слышный смешок, который и выдал юношу. Се Лянь тут же расстроенно толкнул его в плечо. — Сань Лан… ну почему это кажется тебе настолько смешным? Неужели мои слова в чём-то неверны? Хуа Чэн мгновенно перестал дрожать, развернулся к принцу и ответил: — Нет, ты всё верно сказал. Се Лянь расстроился ещё сильнее. — Ты совершенно не искренен… Хуа Чэн возразил: — Я клянусь, на целом свете ты не найдёшь никого более искреннего, чем я.       Се Лянь решил закончить разговор, перевернулся на другой бок, спиной к Хуа Чэну, и произнёс: — Ну ладно, давай спать. Засыпай как положено, без разговоров. Хуа Чэн ещё немного тихонько посмеялся, затем сказал: — В следующий раз.       Принц уже твёрдо решил заснуть, но стоило Хуа Чэну открыть рот, Се Лянь, не сдержавшись, вновь спросил: — Что будет в следующий раз? Хуа Чэн прошептал: — Когда мы встретимся в следующий раз, я предстану перед тобой в первоначальном образе.       Эта фраза давала немалую пищу для размышлений, и Се Лянь уж было хотел расспросить ещё, но усталость, накопившаяся за вечер, накатила волной. Принц не мог больше держаться — он тяжело провалился в сон.       На рассвете следующего дня, когда Се Лянь проснулся и приподнялся, половина циновки уже пустовала.       Принц, покачиваясь, встал на ноги и растерянно прошёлся по монастырю Водных Каштанов. Затем открыл дверь, но и снаружи никого не увидел. Очевидно, юноша в самом деле уже ушёл.       И всё же опавшие листья были сметены в кучу, а рядом стоял глиняный сосуд. Се Лянь вышел, взял сосуд и занёс его с собой в монастырь, поставив на стол для подношений. И тут вдруг непривычно почувствовал на своей груди что-то лишнее.       Се Лянь дотронулся рукой и обнаружил, что пониже проклятой канги свободно болтается тонкая цепочка.       Одним движением принц снял её с шеи. Это оказалась серебряная цепочка, настолько тонкая и лёгкая, что он совершенно не ощущал её на теле. А на цепочке висело сверкающее на свету кольцо.