Des souvenirs d'amour

Мое внимание привлек шум возле лестницы, все гости что-то кудахтали, кто-то звал медикуса. Все это время возле меня кружила Лизелотта, которая меня только бесила. Все еще изнуренный своей ревностью и бурей эмоций я направился к источнику шума, чтобы хоть как-то отвлечься. Не успев дойти я услышал, как мой брат воскликнул: – Что здесь происходит?! – Ваше Высочество, между супругами де Лоррен возникла ссора, и месье толкнул супругу, – ответил Бонтан. Что?! Я уже ничего не слышал, я стал пробираться сквозь толпу, крича одно - “разойдитесь” - и толкая всех этих глазеющих и мечущихся месье и мадам. Я увидел только кровавое пятно на полу, которое слуги принялись тут же быстро затирать и убирать. – Где она?! Куда ее отнесли?! – воскликнул я, в панике осматриваясь по сторонам. Кто-то мне ответил, что ее понесли в их покои. Они - де Лоррен и медикус. Я ринулся в сторону нужного помещения. Я привык спешить по этому пути только за одним - за любовью, но никак не за возможным прощанием. Ворвавшись в покои моих любовников, я буквально подлетел к Филиппу и, схватив его за грудки, тряхнул со всей силы: – Что ты с ней сделал?! – орал я, и мой кулак тут же полетел в его прекрасное лицо. Я был готов разорвать его тогда не смотря на то, что я его любил. Да, любил. Но и её, своего ангела, я любил не меньше, а в этот момент я понял, что даже больше. А зная, как он над ней долгое время издевался, я прекрасно осознавал, что он мог и убить. Как, возможно, и Генриетту. – Прости! Прости меня! – вопил де Лоррен и пытался скрыться от моей ярости, защищая лицо руками. Я схватил его за волосы и буквально выкинул из покоев, закрыв громко дверь. – Прошу, скажите, что с ней… – тяжело дыша я упал на колени возле неё. Какая она была бледная! Её ночное платье было в крови, лицо с одной стороны опухшее, а губа - разбита. – Ваше Величество, она потеряла ребёнка. Я убрал плод и смог остановить кровотечение. Сейчас она в глубоком сне, поскольку потеряла много крови, и ее голова была травмирована. Эти страшные слова - Она. Потеряла. Ребёнка. Неужели это был мой ребёнок… то есть наш… Даже спустя столько лет, я до сих пор не смог простить Филиппа. За это - даже на смертном одре, не прощу. Моя маленькая, беззащитная, хрупкая, я взял ее за руку. Её грудь тяжело вздымалась и опускалась, я все продолжал стоять на коленях и молил простить меня. Если бы не моя вспыльчивость, он бы не тронул её. Если бы я не ушел, она осталась бы цела, как и наш малыш. Часы превратились в дни. Время тягуче шло, а я всё молился за то, чтобы она справилась. Кажется, я никогда не был таким верующим, как тогда. Я молился и умолял ее остаться со мной. Ведь я нуждался в ней. Если бы её не стало, в тот же день умер бы и я. Встав с колен, я скинул камзол, жабо, которое меня душило и жилет. К ее кровати я приставил стул и сел рядом. Я поклялся себе, что не отойду от нее, больше никогда. Мне плевать на супругу, плевать на де Лоррена, да даже на брата. Я поклялся, что пока она не проснется, ничто и никто не сможет забрать меня от неё. Периодически к ней заходил медикус, смачивал ей губы водой и делал компресс на голову. Наблюдая за этим, я сказал, что я сам буду за ней ухаживать. Меня бесил даже медикус. Тем, что он касался её. Я стал смачивать ей губы, а когда компресс высыхал - менял на новый. Посреди ночи, она проснулась и, приподнявшись, слабым-слабым голосом попросила воды. Я дал ей бокал, она сделала буквально пару глотков и легла обратно. Казалось, что она даже не поняла, кто с ней. Время от времени я зажигал новые свечи, потому что старые сгорали, а я не мог себе позволить уснуть. Сон казался мне непозволительное роскошью. Я делал всё, чтобы не уснуть, в том числе и говорил с ней. Я рассказывал ей про войну, про то как ее ожидание меня вдохновляло и стимулировало меня вернуться. Я говорил ей про то, как сильно я ее люблю и боюсь потерять. Под утро я задремал. Но долго мне спать не пришлось, в покои mon bien-aimé ворвался брат. – Ты должен вернуться к своим обязанностям, – с порога начал он. – Во-первых, доброе утро… – зло произнёс я, протирая глаза. Он кротко взглянул на нее, а я его уже испепелял взглядом. Как я тогда его ненавидел. – Приведи себя в порядок и возвращайся ко двору. Это приказ. Я медленно встал со стула и произнес: – Иди в задницу, брат. У меня выходной, – саркастически улыбнулся я. – Ты забываешь с кем говоришь, – с угрозой в голосе произнес Людовик. – Это ты забываешь, где ты находишься - в покоях больного человека, которому нужен покой. Поэтому, Ваше Высочество, прошу… – У тебя таких, как она, будет еще много. Тем более, де Лоррен сходит с ума. Ведь он супруг ей, а ты? – с насмешкой в голосе произнес брат. – А я её любовник, который, в отличие от супруга, любит её. Искренне и жертвенно. Ты, брат мой, забываешь, что виновен в этом не меньше Филиппа. Ведь это ты испортил ей жизнь, и теперь она лежит и борется со смертью, – тихо шипел я. Мне было всё равно, что передо мной стоял сам король Франции. Для меня это был враг. – Не ты ли ее выдал замуж за Филиппа? Не ты ли насмехался всю свадьбу над ней?! Не ты ли хотел ею овладеть, когда я под пушечными выстрелами за тебя и за Францию боролся?! – уже не выдержал и проорал я. Людовик выпрямился и смерил меня взглядом, как обычно. С королевской осанкой развернулся и направился на выход: – Она справится. Не в её характере сдаваться. Даже смерть проиграет ей, – бросил он через плечо и ушел. Буквально одним шагом я преодолел расстояние до двери и запер ее на замок. Я решил, что впущу сюда только медикуса и никого более. Я буквально сходил с ума от переживаний за Mon amour aux yeux verts. Я аккуратно сел на край кровати и снова стал смачивать ей губы. Прошло еще какое-то время, в дверь постучались - это оказался медикус. Он принес легкий бульон, чтобы хоть как-то ее ослабший организм питать. Мы вместе ее разбудили, она села и хотя бы пару ложек смогли ей дать. Ее взгляд был призрачен и расфокусирован - она смотрела куда-то сквозь нас. После “обеда” она прохрипела слово “голова”, видимо болела. Проводив медикуса, я снова сделал ей компресс. Радовало одно, она стала чаще просыпаться и просить пить. Я постоянно проветривал покои, чтобы она дышала свежим воздухом. Так прошел почти день, наступил вечер. В покои постучались, это была мадам де Монтеспан. Она хотела проведать её: – Ваше Величество, прошу. Дайте мне увидеть мою подругу… – Нет, она слаба. – Ваше Величество, вы давно не ели. Идите поешьте, а я побуду с ней хотя бы это время. И ведь действительно, я не ел с прошлого вечера, а живот предательски заурчал при упоминании ужина. Голод все же взял свое и, нехотя, я согласился и впустил ее, а сам вышел, поспешив в зал. Я буквально накинулся на еду - чертовски хотелось есть. Я наплевал на весь этикет, я ел жадно и быстро, забывая пережевывать еду. По большей части я хотел быстрее вернуться к любимой. Хоть я и доверял Франсуазе по отношению к моему ангелу, но был спокойнее, когда рядом находился я, а не кто-либо еще. Взяв вино, я снова вернулся в покои мадам де Лоррен. Зайдя в них, я увидел опечаленную, еле сдерживающую слезы, мадам де Монтеспан, что удивительно. Такая жестокая, порой бездушная мадам вдруг стала… Человечной. Тихо закрыв дверь, я прошел в покои: – Вы свободны, – сухо констатировал я. – Ваше Величество, у меня к Вам одна просьба, – повернувшись ко мне произнесла Атенаис, а по щеке скатилась слеза. – Слушаю, – со вздохом произнес я и отпил из бокала. – Если это возможно, не подпускайте де Лоррена к ней. – Я и не собирался, она слаба еще. – Я не про это, – перебила она меня. – Больше вообще не подпускайте де Лоррена к ней. Никогда, – ее взгляд был наполнен решительностью, но в то же время молящий. – Я не могу, она, все же, его супруга, – вздохнул я и прошелся к окну. Луна ярко светила, как во время нашей первой ночи. От мгновения воспоминаний я поежился и продолжил смотреть на небо, мысленно прося об исцелении. – Как раз Вы можете. Это Вы можете приказать ему, сделать ее своей официальной фавориткой, в конце концов, сделать ее матерью Ваших детей. Как король когда-то окончательно отобравший меня у супруга… Знала же, стерва, на что давить. Я с ума сходил от того, что оба моих любовника мне не принадлежали всецело. Я каждый раз умирал, представляя, как Филипп прикасался и овладевал ею. Я молил Бога о такой женщине как она, а де Лоррену она досталась за просто так. С королевской подачи моего брата. – Я подумаю, что могу сделать. – Дело даже не в том, что я хочу Вас свести как купидон. В следующий раз, когда он не сдержится… Он ведь просто ее убьет! – Я понял Вас, мадам, – перебил я ее. – Я поговорю с де Лорреном. Он больше ее не тронет, – повернувшись к ней, я убедительно посмотрел в ее глаза. Вздохнув и направившись к двери, она произнесла: – Благодарю Вас, Ваше Величество, – сделав реверанс, она ушла. Допив вино, я снова заступил на службу. Я взял ее маленькую ручку в свои ладони и, поднеся к губам, начал свой монолог. Мой голос дрожал, охрип: – Любимая, пожалуйста, борись. Я сделаю, все по другому, ты больше никогда страдать не будешь. У нас будет жизнь… Дети… Ты станешь только моей. Только прошу, не оставляй меня. Меня перебил стук в дверь. Подойдя и приоткрыв дверь, я увидел его - Филиппа. Это гадкое, мерзкое существо, пившее двое суток, стояло у порога, кое-как держась за косяк. – На счет три я закрываю дверь. Раз… – Во-первых, там лежит моя жена. – Два, – готовился я сломать его пальцы дверью. – Нам надо поговорить, – посмотрел он в мои глаза. – Я слушаю, – скрестил я руки на своей груди. – Не здесь. – Нет, здесь! Если ты не заметил, я забочусь о твоей жене, которую ты… – Я понимаю тебя, – перебил меня Филипп. – Прошу, любовь моя, выслушай меня, – когда он называл меня “своей любовью” я таял. Увы, это было моей слабостью, которой он пользовался. И вот мы сидим возле камина, как тогда, когда он участвовал в заговоре против моего брата. – Как она? –хороший ход. – Редко просыпается с просьбой попить воды, – сказал сквозь зубы я, смотря на огонь. – Филипп, мне жаль, что так получилось, – Тебе никого и никогда не жаль, – перебил я своего любовника, не отводя взгляд от огня. – Я понимаю, ты меня не поймёшь, но.. Я её тоже люблю… По-своему, но люблю. После этих слов я выпал в осадок. Как он мог вообще заикаться на счет любви, сотворив такое?! Человек, который не умеет любить, родившийся без этого чувства в принципе. – Я тебя слушаю, – с холодом в голосе произнес я. – Да, моя любовь жестока, но… Эта ревность… Ревность к тебе, ревность к ней. Она меня сводит с ума каждый день. Я бы все отдал за тот взгляд, которым она смотрела на тебя, как она зажигалась - как звезда. Я ненавижу ее за то, что она любит тебя, за то, что она думает только о тебе. Я ненавижу ее за то, что она забирает тебя у меня каждый день. Я ненавижу тебя за то, что ты рядом с ней становишься другим и за то, что ты любишь ее, а она тебя. Вы есть друг у друга, а кто есть у меня? Я молчал, я ничего не мог ответить. Он прав, но в тоже время и нет. Я тоже его любил, я хотел его, я тоже ревновал его к ней. – Да в конце концов, я ненавижу себя! – продолжил Филипп. – Я ненавижу себя за то, что меня невозможно любить и я один, – лишь мельком взглянув я увидел как он плачет. – Я переживаю не меньше, чем ты за нее. Я молюсь, что она выживет. И в то же время я, как последняя сволочь, я надеюсь, что она умрет. Ведь мне не придется больше страдать и ты будешь моим и все будет как раньше. – Она потеряла ребёнка… – тихо произнес я. – Я знаю. Медикус доложил мне. Перед тем как потерять сознание, она сказала, что это мой ребенок. Так что да, я убил еще и своего ребенка. А я ведь хотел просто одного, чтобы меня любили и ревновали. Я тоже хочу кому-то принадлежать, по настоящему. – Как ты можешь вообще говорить, что ты один! У тебя дочь от любимой женщины. Прекрасный, милый ангел, вобравший в себя от вас обоих все самое лучшее. Ты уже счастливее меня в этом плане. Ты ее муж, – начал с холодом и завистью я. Завидовал ли я Филиппу? Да. Я, хоть и принц, но я не могу быть с теми, кого люблю. В данном случае - с ней. А у него было все то, о чем я мог только мечтать. Он мог быть распутным, спать с кем он хочет, не скрывая это. А я? А я - политическая марионетка своего старшего брата, которой даже нельзя спать с тем, кого я хочу и люблю. – Да, я муж, – продолжил Филипп. – Только ненавистный ей. Да, у нас прекрасный секс, мы здесь сошлись. Ей нравится грубость, а я хочу ее просто иметь, по-зверски. – Заткнись! – вспылил я вскочил со своего места. В секунду я снова вцепился в его рубаху, всматриваясь в эти глаза полные слёз. – Я знаю, что ты с ней сделал. А также знаю как она страдала и, поверь мне, это далеко не по обоюдному согласию было, – мой голос был полон ненависти к нему. Но вдруг он меня оттолкнул. – Это я еще не начал про наши отношения с тобой. Которые, ты, мой дорогой, разрушил. Тебе напомнить, кто кого соблазнил тогда и пообещал вечно заботиться и быть рядом? А?! – А тебе напомнить, как тебе нравится тратить мои деньги? По-моему, ради них ты готов многое стерпеть. – Да, могу. Я - алчный, я не отрицаю. Только что мне остается делать, когда ты меня забываешь и меняешь на молодых юнцов? А так с паршивой овцы… – Да я тебя… Но тут нас прервали. Еле держась на ногах, хватаясь рукой за стену стояла она - наша любовь и проклятие с Филиппом.