Свет в кромешной тьме

      Страх. Каково это — бояться? Неважно чего и кого, а само чувство и те эмоции, которые ты испытываешь. Адреналин бьёт в кровь, сердце учащённо бьётся, и ты уже не понимаешь, где оно находится. Шум в ушах усиливается, а дыхание замирает. Руки трясутся, язык заплетается так, что невозможно связать и два слова. Глаза слезятся, и взгляд накрывает пеленой. Ноги подкашиваются, тело становится ватным. Ты пропускаешь через себя поток электричества, и хочется бежать, но двигаться ты не в силах.       Прикройте веки. Представьте ваш самый огромный страх. Что это? Есть множество вариантов.       Боль. Потеря. Смерть. Ложь. Кровь. Одиночество.       Нет такого человека, который не боится боли, даже если он утверждает обратное. Причинять или чувствовать боль. Ведь не совсем важно? Хотя некоторым нравится первое, а второе людей пугает сильнее. Боль может быть физической и моральной, но от первого варианта можно вылечиться, а от второго — нет. Его можно не вспоминать, но невозможно стереть из памяти. Это вернётся особенно в те моменты, когда ты будешь полностью уязвим и воспоминание об этой боли добьёт тебя и обезоружит.       Когда мы привыкаем, боимся отпускать. На этом месте может оказаться кто угодно. Привязанность делает человека слабым. Изначально он думает, что счастлив, но со временем приходит осознание. Это причиняет боль, а ещё хуже становится, когда человек, к которому он привязался, уходит. Страх наступает в тот же час. Человек готов потерять гордость, растоптать не только свою честь, но и себя, начиная всеми силами удерживать «любимого». И ведь каждый знает, что будет в итоге? Он останется ни с чем. И это страшнее всего. Лучше отпустить человека, но не терять себя. Потеряв себя, мы потеряем всё.       Кто не боится смерти? Не верьте тем, кто утверждает обратное. Каждый перед смертью ловит себя на том моменте, когда он боится этой участи. Тонущий человек захлёбывается водой и умирает, ведь хочет пропустить каплю воздуха в лёгкие, чтобы остановить смерть хотя бы на долю секунды. Человек, которого ранили мечом, пытается удержать его в себе, пока смерть не придёт к нему, ведь, если меч вынуть, он умрёт от кровоизлияния. Отравленный смертельным ядом хватается за горло, хрипит, думает, что его пытаются придушить, и желает оторвать от себя эти руки. Никто в мире не может соврать, что не боится смерти.       Кто-то врёт всю жизнь и не боится этого. Кто-то врёт так искусно, что даже сам верит в собственную ложь и живёт в придуманном мире. Кто-то говорит, что он богат, и верит в это. А кто-то рассказывает, какой он великолепный стрелок, в душе мечтая стать таковым. Это — самообман.       Есть два вида лжи — безобидная и непростительная. Безобидный вид — сказки для детей. Умалчивание, клевета, блеф, самозванство, наглая ложь, недоговорка, лжесвидетельство считаются настоящей ложью. За это можно лишиться жизни.       Гемофобия. Противоположностью фобии является гематофилия — сексуальное возбуждение от крови. Кровью насыщен наш организм. Но когда мы её замечаем, некоторые чувствуют восхищение, а другие — страх. Некоторые проливают её, чтобы насладиться её цветом. А теперь представьте, каково это — лить кровь того, кто льёт чужую? Какой невообразимый страх чувствует этот кровожадный убийца? Резать того, кто режет. Показать ему собственную кровавую плоть, заставить его упиваться своей же кровью!       Каждый человек хочет быть в любви и заботе людей, которых он любит, и это вполне подходит нашей природе. Но мысли об одиночестве приводят в ужас.       Но всё связывает одно — боль. Нам всегда больно. И если у меня спросят, что такое боль, я отвечу — любовь. Боль — это воспоминания. Они могут сжечь нас дотла и зажигать, как новую свечу. Любовь способна погубить, если не уметь любить. Но ты, дорогой мой читатель, люби и не бойся. Ведь в конце тебя ожидает счастливый финал. Лале

Есть луч света в этой гнусной тьме, который успокаивает мою душу. Время лечит, признаюсь. Сначала нагрянет буря, а потом спокойствие.

      Дни проходили, а моё присутствие в его покоях стало весьма неудобным. Хоть и мужчина чаще всего отсутствовал, позже я попросила его выделить мне другую спальню, и он счёл моё мнение интересным. Его задумчивость завораживала, притягивала, но я старалась не поддаваться так быстро в его сомкнутые руки. Продолжение моего знакомства с ним ограничивалось случайными встречами в общем зале или когда я шла к себе в комнату. Иногда он проходил мимо меня с надменным высокомерием, обходясь лишь кивком либо хладнокровным взглядом, а иногда был галантен и заботился обо мне, расспрашивая о самочувствии. Такая смена настроения не задевала, возможно несколько настораживала.       Несколько раз ночью он заглядывал ко мне в спальню, а потом шёл к себе. А позже это стало повторяться всё чаще, пока не перешло в ежедневную рутину. Я не спала. Я ожидала его каждой ночью, ибо без его визита не смогла бы уснуть. А потом они внезапно прекратились, и, как оказалось, Влада вовсе не стало в замке.       Охота. Повелитель вышел на охоту.       Обо мне заботились, меня кормили. По утрам расчёсывали волосы и укладывали в красивую причёску, помогали одеваться, совсем как во дворце. Я не жаловалась, да и не стала бы, если всё было иначе. Дни в темнице забылись, словно жуткий ночной кошмар. И теперь я чувствовала себя как дома.       Признаться честно, дворец никогда мне не приходился домом. Я просто выросла там. Выросла среди кучи знатных людей, была достойна их уважения, меня любили челеби, но я никогда не чувствовала себя свободно. Я всё время желала вырваться из этих невидимых оков, сбежать в другое место, прикинуться совсем чужой, не той, кем я являлась, но мне никогда не удавалось. Не удавалось до этих пор.       В замке Влада я чувствовала себя словно в собственном доме. Я могла выходить, гулять по цветочному саду, отсиживаться целыми днями в библиотеке и тайком заглядывать в Его покои… Мне было так хорошо в них, когда другие вселяли ужас. Эти комнаты были олицетворением самого Влада: могучего, таинственного, мистического, тёмного… В помещение не попадали даже крупинки света, тяжёлые шторы стали барьером против солнечных лучей, словно сам хозяин прятался от света. Высокие потолки, обрамлённые искусной резьбой, внушали величество покоев и страх в каждого непрошенного гостя.       В замке само по себе было темно. Даже днём здесь горели свечи, освещающие комнаты. Пока многих отталкивала тьма, мне замок казался маленьким ребёнком, лишённым родительского тепла. Теперь мне пожелалось дарить ему заботу, осветить каждый уголок любовью, подарить ему собственный свет. Я знала, что Замок чувствует моё отношение. Я относилась к нему, как к дому, который сумел согреть меня, и теперь осталось ощутить то же тепло от его хозяина. Это не просто кирпичи, сложенные друг на друга, а живое существо, которое слышит, дышит и видит. Иногда, прогуливаясь по его коридорам, я касалась холодных стен, а они в ответ отзывались шёпотом. Замок — мой близкий друг, мой нежный и прекрасный защитник, кажущийся всем страшным, точь-в-точь как мною любимый жестокий правитель Валахии, занявший более чем укромное место в моём сердце. И в глубине души, я уверена, он у меня самый ласковый. Мне совершенно без разницы, кто и как настроен против него, и я имела в виду уже не крышу над моей головой, а его хозяина. Конечно, он считал, что его сердце очерствело и обросло колючими шипами, но я видела всё иначе. Я докажу ему обратное. И если придётся, я достану все шипы — даже в том случае, если в конце мои руки будут в крови.       Кто станет винить меня? Несомненно, очень многие. И меня назовут излишне глуповатой, шедшей на поводу своих эмоций. Но что я могла? Я лишь соглашусь, не начиная спорить. Потому что моя любовь для меня на первом месте, и я иду по тому направлению, которое указывает сердце. А до остальных мне нет дела, хоть и окажусь в чужих глазах дурочкой.       Да, я была напугана. Он не произвёл лучшее первое впечатление, но разве мои чувства изменились? Однозначно. Они окрепли, я стала по-настоящему осознавать, что люблю этого человека. Верно, из-за него я чуть не умерла на бетонном полу, содрогаясь от холода, за решёткой, откуда мне не выбраться. Но он спас. Укрыл. Подарил мне тепло, хоть и ненадолго.       Я чувствую, что чувствует он. Я чувствую, насколько он изранен, ведь тогда, именно в ту ночь, он открыл мне маленькую, но такую большую часть себя. Мой повелитель сказал, что ему больно. Очень. Тогда я забыла о собственной боли, ведь его стала важнее моей. Что вы знаете о любви, если не относитесь с пониманием к человеку, которого вы любите? Его намерения мне ясны, как наивный луч солнца. Но в попытках оттолкнуть меня он не заметил, как его чёрствое сердце избавилось от нескольких шипов. Он для меня прекрасен в любом обличье, и я готова его принять таким, какой он есть на самом деле. Но боюсь, что он меня не примет. Я давно с этим смирилась и обещала ему рассказать всю правду. Если он не примет меня, значит, я умру, ведь в его случае за ложь человек карается.       Его глаза мне стали доказательством того, что в нём есть доброта. Я люблю его взгляд, полный решимости, и ту синеву очей, которые нацелены на меня, словно стрела, готовая пронзить моё сердце. За время, которое тут пробыла, я стала мудрее, и это становилось яснее с каждым днём. Ко мне слуги обращались так, будто я хозяйка замка, хотя сама была пленницей.       Из пленников в любовники. Это ли моя цель?       Пронзить его сердце любовной стрелой, как поступил он однажды, даже если он ничего и не делал. Моя душа так тосковала по нему, но я знала: наступит время, и он придёт. Всегда приходил. Даже когда бросил меня одну в темнице умирать — пришёл. Он придёт… И я буду ждать его с нетерпением.

***

      День выдался настолько унылым, что стрелки часов совершенно не шли вперёд. Я занимала себя абсолютно всем, начиная с уборки спальни, заканчивая похождениями в Его покои. Я не знала, можно ли моим ногам ступать туда, но ведь мне не мешала ни одна живая душа. Я шла и не думала. Считала. Шагов до его покоев гораздо меньше, чем мне казалось, — тридцать семь с половиной. Находясь тут, я привыкла к этому месту, как к собственному дому. Пока белоснежное платье струилось по полу, мне подумалось, удостоюсь ли я той чести когда-нибудь стать его женой? Родить ему прекрасных детей с сапфировыми глазами, лёгкими веснушками и тёмно-русым цветом волос?       Его покои встретили меня теплом. Горел, трескаясь, камин. Приближаясь к кровати, я сильнее чувствовала его запах, и он был таким родным, словно Влад являлся мне супругом уже несколько лет. Я прикрыла веки и вдохнула аромат этих стен. Я могла несколько часов сидеть и описывать у себя в голове, как он пахнет, а пахнет он мужеством и властью. Безумные волны во время шторма вперемешку с древесными и кожаными аккордами, полынью и крепкими пряностями, чёрным мускусом. Иногда от него исходил запах опасности: кровь с вином, металл. Иногда я чувствовала от него тёплую ласку, прикасающуюся к моему сердцу. И этот аромат любви я обожала сильнее всего, но и получала его очень-очень редко.       Его постель манила. Я присела и провела рукой по прохладной простыне, ощущая тоску, а потом — спокойствие. Стало интересно: этот непреклонный мужчина вообще думает обо мне, как я — о нём? Имела ли я хоть какое-то значение в его жизни? Голова закружилась из-за потока мыслей, и я не заметила, как прилегла, немного согнув колени.       — Признаюсь честно, Майя, когда я поднимался к себе, представлял, как хорошо ты будешь сейчас смотреться в моей постели. Но, конечно, были некоторые детали иного рода, — прозвучал спокойный низкий мужской голос.       Я вздрогнула и поднялась, будто меня поймали на месте преступления, а преступником была, собственно говоря, я. Почему именно сейчас? Как он так застал меня врасплох? Щёки побагровели, и я настороженно подняла глаза на мужчину, пытаясь придумать ответ, который сможет удовлетворить его. Хотя несколько минут назад я жадно желала, чтобы он появился тут, услышать его низкий баритон, узнать, всё ли с ним хорошо… Я поклонилась и спрятала руки под рукава одежды, словно они были грязные.       — Не люблю, когда я говорю, а передо мной молчат, Майя, — отрезал он, но всё ещё оставался безупречно бесстрастным.       Отблески огня ложились на его, словно искусно проделанную скульптором работу, лицо и отражались в синеватых глазах. Он уже минуту рассматривал горящий камин, а я — его. И когда он внезапно обернулся, сумел перехватить мой взор. Наши взгляды столкнулись на долю секунды, а после я почти немедленно опустила свой ниже.       — Ты исследуешь меня, — сказал он. — И находишь красивым?       Если бы я смогла хоть немного подумать, я бы ответила на этот вопрос совсем иначе, но сам ответ вырвался у меня с языка невольно.       — Нет, мой господин, — произнесла я. — Я не знала, что вы уже вернулись… Прошу прощения за причинённое неудобство… — выдавила я из себя, начиная чувствовать панику перед ним.       — Ах! Честное слово, изумительная ты девушка, Майя. Выглядишь такой тихой, простой, послушной. Руки так чинно сложены, а когда тебе задают вопрос, ты отделываешься от него враньём. Оставим. Ты что, не рада меня видеть? — В его голосе звучала насмешка.       — Безусловно, я рада, господин. Прошу у вас прощения, я была весьма прямолинейна и резка. Мне следовало сказать, что красота не так важна, как душа. — Я опустила глаза на ковёр.       — Да что ты говоришь! Красота не так важна? Тебе ли об этом говорить? Вы, женщины, чудные создания. Вас поймёт один лишь Бог, и, возможно, даже ему трудно, не то что мне. И вот таким образом, пытаясь смягчить свой прошлый возмутительный ответ, ты вонзила мне в сердце перочинный ножик! Ах, Майя! Какие же ещё недостатки ты сумела найти во мне? Может быть, тебе не нравится мой нос? Он с горбинкой. А лоб? Может быть, он слишком большой для моего носа? Скажи мне, что ты здесь забыла, Майя?       Его взгляд приласкал мою кожу, одаривая теплом.       Синий. О, Аллах!       Его синие глаза изучали меня так, что каждая частичка тела вспыхнула, и я чувствовала подобное первый раз за всю жизнь. Это было невыносимо… Играть с ним. Молчать и переглядываться… Он бы выиграл в любом случае, и я мирно подняла белый флаг.       — Мой господин, прошу прощения, разрешите мне забрать свои слова обратно. Это была лишь простая оговорка, не более. Я вас не считаю некрасивым.       — Ты не ответила на последний мой вопрос. Удостой меня ответом, удостой меня правдой.       — От моей спальни до вашей — тридцать семь с половиной шагов. Я измеряла расстояние, — пробубнила я, опуская глаза. Я больше не могла выносить то, как он голодными глазами съедает меня живьём.       — Я считаю, ты должна расплатиться за свой неудачный ответ. Покритикуй меня. Что тебе во мне не нравится?       Одна его бровь поднялась, а в сапфировых глазах блеснуло удовольствие.       Я промолчала, проглотив его колкость. Отвела взгляд от его лица на ковёр, проследив за двигающейся тенью.       — У тебя такой озадаченный вид, Майя. Глаза нацелены на пол, изучают не мою физиономию, а столь скверное зрелище — узоры на коврах!       С этими словами он подошёл ближе к камину и облокотился спиной на стойку.       — Я… думала о вас, — тихо произнесла я, не сумев сдержать язык за зубами. Теперь мне было ещё больше неловко. — Если вы не против, я пойду в собственную спальню. — Двигаясь вперёд, я затараторила: — К сожалению, уже весьма поздно…       — Нет.       Сдержанный и властный голос пробежал мурашками по коже. Я подчинилась.       — Нет?..       Подняв на него взгляд, я сделала шаг назад.       — Ты залезла ко мне в спальню, улеглась в моей кровати и теперь собираешься улизнуть, милая барышня? Думаешь, так это работает? Забираться в комнату к взрослому мужчине и уходить, словно ничего вовсе не произошло? Как ты собираешься лечить мои раны? Своими наивными поцелуями, Майя? У меня всё это работает иначе.       Он шёл ко мне, загоняя в угол.       Я сглотнула.       — Мне. Нужно. Больше.       Его слова заставляли чувствовать нечто другое, не страх, и это меня волновало.       Кровь кипела в венах, а двинуться куда-то я запросто не могла. Следила за тем, как он отбрасывает одежду за одеждой, пока не остался обнажённым до пояса. Мои глаза превратились во что-то вроде пуговиц, но не было сил отвернуться. Меня впечатало в землю, и я даже пискнуть не смела. Его тело покрывало множество шрамов — от незначительных маленьких до глубоких больших. На груди его по самые рёбра были нарисованы грубые чернильные узоры, словно клеймо. И это, как ни странно, не пугало меня, а, наоборот, заставляло чувствовать притяжение до кончиков пальцев. Внутри нарастала тревога, которую я всеми силами старалась не замечать. Наконец-то, собравшись с силами, опустила взгляд, вместо того чтобы бесстыдно рассматривать его тело при лунном освещении.       — Прошу прощения, что доставила вам неудобства… Я сейчас же покину ваши покои, господин… Извините…       Я хотела сделать шаг к двери, но он опередил меня, оказываясь передо мной впритык.       — Что в слове «нет» тебе непонятно, Майя? Я нетерпеливый. Мне не нравится одно и то же повторять несколько раз. Я откровенен с тобой настолько, насколько ты можешь понять.       О Аллах. Он был таким большим, как амбал, а я перед ним — такая маленькая. Вдруг я застала себя врасплох от мысли, где его потрескавшиеся губы, царапая, жадно целуют мою шею, медленно спускаясь ниже. От этого сердце стало безумно разгоняться внутри, выворачивая душу наизнанку. Захотелось коснуться его тела, провести пальцами по очертаниям каждой мышцы, каждого шрама… Узнать их историю. Я не могла разглядывать его тело дальше, поэтому подняла голову выше, нацеливаясь глазами в его. В темноте он выглядел ещё опаснее, и кровь бушевала в венах, но не от страха, а от новых ощущений, которые в течение нескольких минут сроднились со мной. Прилив эмоций и гормонов смущал, но наивный взгляд никуда не терялся, этим сводя его с ума. Мускулы на его лице дрогнули, и Влад сжал челюсти, как будто сдерживался от порыва напасть на меня, и почему-то сейчас я именно того и добивалась. Я хотела, чтобы он потерял контроль, но не знала, к чему это мне. Недельная щетина на его лице делала мужчину таким привлекательным, хотя мне всю жизнь нравились парни с чистым и опрятным видом. А он выглядел так, словно только что вернулся с охоты и настал черёд новой.       Но так и было! Он вернулся с охоты!       Он не выглядел уставшим, и я добровольно захотела стать его жертвой. Влад ждал от меня одобрения, несмотря на то что ничьё одобрение ему и не требовалось, чтобы взять то, что хотел. А со мной он делал исключение, сам того не подозревая. Я встала на цыпочки, чтобы достать до его подбородка губами, и оставила там их след, прошептав едва слышно:       — Я могу дать больше, чем просто наивные поцелуи…       Прикосновение его ладони к моему лицу опалило изнутри. А следующим делом наши губы встретились. Я не совсем поняла, как оказалась в его сильных руках, но чувствовала себя на самой вершине. Наш первый поцелуй был ничем по сравнению с этим. Я думала о том прикосновении губ в течение нескольких дней, а тут просто случился взрыв эмоций. Я отвечала ему неумело, но как могла, и это заводило его больше. Внизу живота образовался комок ощущений, и я почувствовала, как бабочки крыльями бьются по его стенам. Это были новые ощущения. Я их в жизни никогда не испытывала, а этот мужчина дарил мне новую себя. Я оказалась снова в его постели, но под давлением его веса. Влад был большим и тяжёлым, но я не ощущала неудобства. Я вдруг захотела, чтобы он раздавил меня своими поцелуями. Его руки бессовестно прикасались ко мне повсюду, заставляя пылать от жара. Сейчас было вовсе не противно, как в первый раз. Наоборот, оказалось приятно чувствовать его везде… Я захныкала и потёрлась о Влада, требуя большего, но он как будто сошёл с ума. Одним рывком сорвал с меня платье, оставляя в ночной рубашке. Я не сомневалась, что через несколько секунд останусь совершенно без одежды, и только сейчас почувствовала укол смущения. Прикоснувшись к его сильной груди, подняла ладонь выше, поглаживая щетину. Хоть и смущение во мне бунтовало, я хотела сказать ему эти заветные слова.       — Я не боюсь вас, — прошептала я и, задыхаясь, вновь поцеловала его.       В его взгляде что-то смягчилось на несколько секунд, а потом они затуманились чем-то тёмным и похотливым. Мой пульс подскочил.       — Скажи мне почему.       Властный тон требовал ответа, и я больше не могла сдерживать себя.       — Я влюблена в тебя, — выдохнула я.       — Влюблена? Не знаю, можно ли это так называть.       В его взгляде мелькнуло что-то собственническое.       Я сглотнула, чувствуя, как тело перестало слушаться меня, когда его руки прошлись по моим бёдрам выше.       — Это разве плохо? — На его лице появилась ухмылка. — Быть влюблённой в своего повелителя…       Одну за другой он расстёгивал пуговицы моей рубашки, не сводя с моего лица взгляд.       — Нет… — прошептала я, опуская глаза на его руки.       Я была почти без одежды перед ним, и тепло разлилось по лицу.       — Это тебя пугает?..       Капля тьмы в его голосе заставила дрожать от предвкушения.       Я отрицательно покачала головой.       — Хорошо. Я так и хотел.       От низкого баса его голоса волосы на моём теле встали дыбом, и я сделала глубокий вдох, когда его влажные губы скользнули по моей шее.       Я задрожала. Его губы на моей шее — это столь воспламеняюще…       — Я так много думал о тебе, что теперь ты принадлежишь мне. Только одному мне, Майя.       Его слова перешли в угрозу, но из-за них что-то тёплое поселилось внутри меня.       — Я твоя. Только… твоя…       Тепло его тела согревало мою кожу, но в какую-то секунду захотелось прикрыться, чтобы его глаза так жадно не рассматривали меня.       Сквозь темноту его взгляда я заметила огромную дымку желания. Я готова была закричать от накопившихся эмоций, но он заткнул меня поцелуем.       Я оставалась неподвижной, как статуя, когда его руки заскользили по моему телу. Ласка была такой благоговейной и внимательной, будто он старался запомнить каждый мой изгиб. Его руки парили по моим бёдрам, заставляя чувствовать сердцебиение между ног. Его собственнический взгляд, утонувший в похоти, следил за моими движениями, словно ища причину остановиться, когда он поднял моё платье, обнажая другую единственную ткань, препятствующую ему. Как только он погрузил пальцы в ткань между моих бёдер, я заметила тихое рычание, стоило ему грубо войти в меня, и я ухватилась за его плечи, чтобы хоть за что-то суметь удержаться. Я издала сдавленный звук, потому что раньше подобного никогда не ощущала. Этот трюк разжёг во мне огонь.       — Тебе действительно не нужно было являться сюда, Майя… — прорычал он. — Ты даже не представляешь, что только что разбудила.       Мы зашли так далеко, что я уже не могла осознавать его слова. Я захныкала, когда он резкими толчками ударился во мне. Это было так дико и больно, но так приятно одновременно. Как будто моё тело притупляло боль, заставляя меня наслаждаться. О, Аллах… Его прикосновения согревали тело, пока я, задыхаясь, извивалась из-за того, как он трогает меня. То, что он делал со мной, было так грязно. Влад зашипел и выругался, замедляя толчки. Стало неторопливее, нежнее, точно он так успокаивался. Он взглянул на меня, и в груди у него что-то смягчилось. Он был доволен, а затем пальцы пропали, хотя я несколько секунд всё ещё чувствовала их внутри себя. Я не заметила, как он встал, но, когда подняла опьяневший взгляд, я была смущена так сильно, что внутри вспыхнул пожар. Влад обнажился полностью, и, о Аллах, я не могла смотреть на него таким. Я попыталась отодвинуться, но он схватил меня за лодыжку и притянул к себе. Он сошёл с ума. Я сошла с ума. Мы! Когда я говорила эти слова, не представляла, что сейчас полуголая буду лежать в его постели! Внутри появилась паника, но его властные руки заставили забыть обо всём на свете, как только коснулись меня. Он сорвал с меня оставшуюся одежду, а я даже прикрыться не успела. Не было возможности. Его пальцы впились в бёдра, когда Влад раздвинул мои ноги и вошёл одним толчком.       Я поперхнулась от боли, ища спасение в его плечах. Мой стон окутал всю комнату и отдавался эхом в ушах, и он прошипел, не сводя от меня взгляд. Я зажмурилась, но он приказал:       — Не смей закрывать глаза.       Я повиновалась.       — Медленнее… Прошу… Боже, помедленнее… — умоляла я, схватившись за его шею.       Он замер на несколько минут, не двигаясь, исследуя моё тело губами, пока я пыталась привыкнуть к нему внутри себя. К его размерам. Это было так интенсивно…       А затем он вышел и вновь вошёл в меня, в этот раз уже гораздо медленнее. Удовольствие растеклось по всему телу.       — Влад… — простонала я.       Его глаза медленно встретились с моими и сузились, а я открыла рот, чтобы сказать ещё что-то, но он меня прервал грубым толчком, от которого у меня перехватило дыхание. Моё сердцебиение сходило с ума.       Каждый его толчок посылал волну жара, которая была готова опалить меня. Мы лежали грудь к груди, лицом к лицу, но его размеры значительно превышали мои. Его ладонь прижалась к моему горлу и слегка сдавила, а после большим пальцем он провёл по моим влажным губам, и в этот момент я больше ни о чём не могла думать. Мои ноги обвились вокруг его талии, прижимая тело Влада к своему ещё сильнее.       Я не заметила, как пролетело время. С его руками на моём теле я забыла о себе, не то что о времени. Уже почти рассвело, а это означало, что мы… всё это время были заняты друг другом. После того как он показал мне звёзды, я почувствовала, что что-то тёплое растеклось по моим бёдрам, и он с грохотом упал на спину, не прикрываясь. Я же наоборот. Как только его руки покинули меня, во мне проснулось жуткое смущение…       Мне казалось, что я теперь полностью принадлежу ему. Он ведь сам так сказал. Он повернулся набок и прижался ко мне, чуть поднявшись, чтобы видеть моё лицо. Румянец окрасил мои щёки, и он заметил это, встретив улыбкой. Его рука скользнула по моей скуле, затем ниже, по приоткрытым губам.       — Benim Lalem, — прошептал он мне в губы два грубых слова.       Я замерла.       Он знал.       Он знал, как меня зовут.