На грани

      Так и знала. Так я и знала.              Слишком долгий, слишком тягучий. Как будто остриё ножа под кожу загнали и медленно проворачивают. Сидела, наблюдала издалека, как ты кружишься в этом идиотском танце. Словно на сцене. И, конечно, он оказался рядом. Молодой пацан, чёрт бы его побрал. Руки слишком легко лежат на твоей талии. Глаза жадные. Ещё чуть-чуть — и я разобью бокал. Или, что вероятнее, его рожу.              Хватит.              Я поднимаюсь резко, стул с визгом скользит по полу. Ухожу первой, не оборачиваясь. Плевать. На всех, на всё — на взгляды, на их догадки, на видимость. Пусть думают, что хотят. Сердце колотится, как проклятое.              Только бы не сорваться. Только бы дойти до номера и…              Дверь хлопает слишком громко. Тишина оглушает. В ушах гул. Меряю шагами комнату — взад-вперёд, туда-сюда. Как загнанная. Вижу кровать, подхожу, разворачиваюсь. И снова. Ноги сами несут, как будто можно убежать от этого. Злюсь на всё подряд: на него, на тебя, на себя. Сжимаю виски руками, в голове картинки: твоя улыбка, его хреновые попытки быть галантным, волосатые руки. На твоей талии.              Он не знает. Не знает, чья ты. Не знает, что ты моя. Не знает, что я задушу любого, кто посмеет.              Щёлкает замок.              Ты зашла. Я чувствую спиной. Стою у окна, смотрю в пустоту. Не оборачиваюсь.              — Зе, — твой голос звучит мягко, почти ласково. Как будто ты ничего не понимаешь. Как будто ты не знаешь, что сейчас будет. — Что опять?              Что опять?              Внутри что-то обрывается. Накрывает волной, как цунами. Меня рвёт на части, но я стою, крепко сжав кулаки, чтобы не разлететься вдребезги.       — Ты серьёзно? — говорю резко, будто током бью. Гнев, обида, ярость сливаются в единую волну. Я даже не замечаю, что уже кричу. — Ты реально не понимаешь?              Ты подходишь ближе, совсем бесшумно. Я чувствую твоё присутствие. Ты уже рядом. Слышу, как ты делаешь вдох.              Резко поворачиваюсь. Ты слегка отшатываешься, но тут же собираешь себя, выпрямляешься. Стоишь спокойная, невозмутимая, как всегда. Снежная королева, мать твою.              — Нет, — спокойно отвечаешь, склоняя голову. Чёрт, это терпение в твоих глазах убивает. Как будто я ребёнок, который не знает, чего хочет. Ненавижу. — Просвети меня.              Просвети? Ты издеваешься. Ты точно издеваешься.              — Ты дала ему повод, Рената, — шиплю сквозь зубы, глядя прямо в глаза.              — Повод? — повторяешь ты, чуть прищурившись.              — Да, повод! — шаг вперёд. Ещё шаг. Твоя спина касается стены. Ты даже не двигаешься, только взгляд стал острее. — Он держал тебя за талию, смотрел на тебя, как на… — Я замолкаю, стараюсь выдохнуть, чтобы не заорать.              — Как на что, Земфира? — перебиваешь, и голос теперь низкий, мягкий.              Ты играешь. Тебе это нравится.              — Как на то, что ему не принадлежит, — бросаю прямо в лицо. Не отрываю взгляда. — Ты позволила ему… коснуться тебя.              Ты вдруг усмехаешься.              Нет, только не это. Не смей.              — Коснуться? — хмыкаешь. — Я должна была его оттолкнуть? Разбить ему нос?              — Да, — голос режет тишину, как осколки стекла. — Да, должна была.              Ты качаешь головой, выдыхая так, будто я тебя невероятно утомила.              — Ты вообще себя слышишь? — голос твёрдый, сталь под кожей. — Земфира, это просто… танец.              — Танец? — я резко хватаю тебя за локоть, сжимая так, что ты вздрагиваешь. — С технарём? Ты серьёзно? С этим сопляком?              — То есть я не могу танцевать с кем хочу? А если мне хочется? — твои слова бьют, как пощёчина.              — Мне плевать, чего тебе хочется, — шиплю, сжимая твой локоть сильнее. Ты морщишься, но не отступаешь.              — Ты ведёшь себя как ревнивый подросток, — произносишь ты ровно, спокойно, но в глазах огонь.              Ты вырываешь руку, поправляешь волосы, снова выпрямляешь спину. Гордая. Невозмутимая. Это убивает. Срывает крышу. Я уже не могу думать. Только чувствую. Гнев. Боль. Желание доказать. Показать.              — Потому что ты заставляешь меня так себя вести! — срываюсь.              Говори. Скажи хоть что-нибудь! Докажи, что ты понимаешь!              Ты не двигаешься, но в глазах озорные искорки.       — Заставляю? — тише, ниже. — Это я, значит, заставляю? Напомни, кто сидит весь вечер в углу, сверлит всех глазами и готов вцепиться в глотку? Кто не может спокойно реагировать, когда на меня просто смотрят?              — Потому что они смотрят на тебя как на добычу! — гнев вырывается наружу. — Каждый. Чёртов. Раз.              — И? — в глазах насмешка.              Что это за взгляд? Забавляешься? Смешно тебе?              — И ты позволяешь им! — слова звучат остро, как выстрелы. — Зачем тебе это? Чтобы я что? Умоляла? Ревновала? Чтобы ты снова почувствовала себя выше всех?              Ты качаешь головой, фыркаешь, скрещиваешь руки на груди.              — Блядь, Зе, — в голосе звучит усталость, но глаза сверкают ледяным огнём. — Ты вообще себя слышишь? Я здесь. С тобой. Каждый день. Дома, в студии, в турах. Ты моя жизнь. Мой смысл. А ты снова устраиваешь вот это!              Хватаю тебя за талию, резко, жёстко, с силой, от которой ты вздрагиваешь. Прижимаю к себе. Плотно. До боли. Сердце бьётся так, что кажется, оно разрывает грудную клетку.              — Что смешного? — шиплю, дышу тяжело, прямо в лицо.              Ты улыбаешься ещё шире. Сука. Ты всегда так делаешь.              — Ты правда думаешь, что мне есть дело до кого-то ещё? — тихо, шёпотом, но я чувствую это всем телом. — Думаешь, я могла бы быть с кем-то, кроме тебя?              Руки сжимаются сильнее, тело напряжено до предела. Ты наклоняешься ближе, выдыхаешь так, что у меня темнеет в глазах. В голове — пустота. Только ты. Твоя кожа, запах духов, тепло дыхания.              Как ты это делаешь? Как тебе каждый раз удаётся?              — Земфира, — шепчешь, голос почти ласковый. Смотришь прямо в глаза. И я замираю. Горло сжимает так, что дышать нечем. — Чего ты хочешь?              Ты знаешь. Прекрасно знаешь. Чувствуешь. Ты не спрашиваешь, ты издеваешься.              — Хочу, чтобы ты… — пытаюсь ответить, но голос ломается, пальцы предательски дрожат.              Ты наклоняешь голову, на лице всё та же усмешка.              — Чтобы я что? — твой шёпот обжигает, ты почти касаешься губами моего уха.              — Чтобы ты знала, что так нельзя, — слова рвутся наружу. Хрип. Напряжение. Руки сильнее впиваются в твою талию, словно боюсь, что ты исчезнешь.              — Нельзя? — в твоих глазах искры, голос тягучий, будто ты наслаждаешься каждой секундой этого разговора.              — Да, нельзя. Никаких других. Никаких танцев. Только я, — резкий рывок, и твоя спина снова касается стены. У тебя не остаётся пути назад. — Поняла?              Ты не отвечаешь сразу, только смотришь, выжидая. А потом. Потом я чувствую твоё прикосновение. Руки опускаются мне на спину. Лёгкое, почти незаметное движение. И всё во мне сгорает.              — Так покажи, Земфира, — твой голос режет, словно лезвие. Тёплый, глубокий, с вызовом. — Покажи, что я твоя.              Всё. Баста.              Я хватаю тебя за затылок, притягиваю к себе так резко, что наши лбы почти сталкиваются. Целую жёстко, требовательно, будто хочу выжечь тебя изнутри. Губы слипаются от жара, дыхание сбивается. Твои пальцы цепляются за мою рубашку, дёргают, разрывают ткань. Пуговицы летят в разные стороны.              Вдох. Выдох.              Ты смеёшься. Тихо, но я чувствую, как твоё тело подрагивает под моими руками.       Молнии мелькают за окном, освещая комнату резкими вспышками, но мне плевать. Твой рот приоткрыт, дыхание обжигает, а я удерживаю твои руки над головой. Взгляд голубых глаз — смесь вызова и подчинения. Пытаешься вырваться, но ничего не выходит.              — Ещё раз увижу, как ты танцуешь с кем-то… — я шепчу эти слова тебе на ушко, сжимаю запястья так, что они белеют. — Рената, клянусь, я тебя придушу.              Ты резко выдыхаешь, но в твоих глазах нет страха.              — Разве я твоя собственность?              Ты моя. Всегда.              — Как же ты заебала, Литвинова, — рычу, отпускаю твои руки только затем, чтобы снова схватить за талию. Поворачиваю тебя лицом к стене, прижимаю, а ты упираешься ладонями, выгибая спину.              Специально. Всё делаешь специально.              — Нравится это, да? — шиплю, проводя ладонями по твоей талии вниз.              — Очень, — выдыхаешь, в голосе слышится насмешка.              — Заткнись.              Резким движением я стаскиваю с тебя платье — лёгкое, летящее, его и снимать-то нечего. Оно скользит по твоей коже и падает к твоим длинным ногам. Я замираю на секунду, наблюдая. Красное кружево.              Ты знала. Ты всегда знаешь.              — Готовилась? — ладонь скользит вдоль твоего позвоночника. Касаюсь, не могу насытиться этим прикосновением. Потом резко хватаю за бедро, сжимаю его так сильно, что наверняка останутся следы. — Знала, чем всё закончится.              Ты слегка поворачиваешь голову, уголок губ поднимается в едва заметной улыбке. Ответ очевиден.              Мои пальцы уже цепляют резинку трусов. Тяну вниз, почти рву их. Нет сил ждать.              — Блядь, — выдыхаю, чувствуя, как внутри всё взрывается от одного твоего вида.              Свет молний падает на твоё тело, и я замираю на секунду. Ничего красивее я не видела. Но долго наслаждаться моментом мне не дают — ты двигаешься, трёшься о меня, зная, как это сводит меня с ума. Я жадно провожу руками по твоим груди, бокам, бедрам. Грубо, нетерпеливо, так, как ты любишь.              Мои пальцы скользят ниже, и я чувствую твою влажность. Восторг.              Ты выгибаешься, тело напряжено, как струна, но я не даю тебе ни секунды на передышку. Никаких пауз. Никакого отдыха.              Мы едва успеваем дойти до кровати.              Ты натыкаешься на край и падаешь. Красиво. Даже сейчас — всё красиво. Почти театрально. А эта улыбка, полунасмешливая, как вызов, выводит меня из себя.              — Хватит улыбаться, — рычу, наклоняюсь над тобой. Захватываю твой подбородок так, что ногти впиваются в кожу. — Думаешь, это смешно?              — Конечно, — выдыхаешь. Твои ладони касаются моих боков, пальцы едва ощутимо царапают кожу. — Ты бы видела себя.              Видела. И ты еще пожалеешь.              Я резко хватаю твои запястья, прижимаю их к матрасу. Мои губы находят твою шею, зубы впиваются в нежную кожу, оставляя отметки. Ты шипишь, дёргаешься, но не сопротивляешься. Вся эта бравада — лишь игра. Ты знаешь, что я сильнее.              Я скольжу ладонью вниз по твоему животу, чувствую, как напряжены твои мышцы. Ты вся как натянутая струна, готовая вот-вот порваться. Двигаюсь медленно. Нарочно медленно. Заставляю тебя извиваться, каждый вдох — рваный, каждый выдох — короткий.              — Ты специально меня злишь, — голос глухой, низкий, почти звериный. Слова с трудом пробиваются через жар, который накрывает меня с головой. — Хочешь, чтобы я сорвалась?              Ты начинаешь ёрзать, будто невзначай, но я знаю — всё намеренно. Твоя спина чуть прогибается, бёдра движутся в такт, и я чувствую, как твоё тело трётся о моё, заставляя меня терять самообладание. Это слишком. Слишком близко, слишком жарко. Каждое твоё движение — как пламя, оно разливается по мне, прожигая до самого основания. Горим обе.              — Хочу, — шепчешь, и в твоих словах есть всё. Покорность. Дерзость. И… желание. Ты разрываешься между тем, чтобы подчиниться и продолжать играть.              Мои пальцы медленно входят. Очень медленно. Ты на мгновение замираешь, почти перестаёшь дышать. Я чувствую, как твои мышцы напрягаются вокруг меня, тело сопротивляется, но предаёт тебя — ты вся течёшь, горишь изнутри.              Я не тороплюсь. Первый толчок осторожный, провоцирующий. Я жду, даю тебе привыкнуть, но ты почти сразу начинаешь извиваться сильнее. Второе движение резче, глубже. Твои губы приоткрываются, дыхание становится хриплым, рваным, но ты молчишь. Ты упрямая. Ещё пытаешься держаться, сопротивляться, отказываясь сдаться.              — Терпи, — я уже не сдерживаюсь. Мои пальцы сжимаются на твоём бедре, с силой, оставляя следы, которые завтра станут синяками. Я знаю это, и мне нравится эта мысль. Эти метки будут на тебе, как напоминание. Новые, яркие, только мои. — Или ты уже не можешь?              Дерзко усмехаешься, но твой голос предательски дрожит:              — Могу.              Лжёшь. Всё твоё тело выдаёт тебя. Ты уже на грани.              Мои пальцы всё быстрее. Жёстче. Глубже. Я наблюдаю. За каждым твоим движением, каждым стоном, каждым выдохом. Твоя голова откинута назад. Грудь вздымается, капли пота блестят на твоей коже.              — Смотри на меня, — требую, чтобы ты повернула лицо ко мне. — Глаза, Рената.              Ты открываешь их. Голубой лёд. Расплавленный. Желание, ярость, страсть — всё в этом взгляде.              — Земфира… — твой голос срывается, ломается на полуслове, превращаясь в стон. Почти крик.              — Скажи, — шепчу, едва касаясь твоих губ. Почти целую. Почти. — Скажи, что ты моя.              Ты молчишь. Губы сжаты, взгляд упрямый, пытаешься свести колени вместе, будто этот жест способен защитить тебя. Смешно. Я вижу, как ты изо всех сил держишься, как сжимаешь зубы, но всё напрасно. Я веду тебя к самому краю. К тому моменту, когда выбора больше не останется.              — Говори.              — Я… твоя, — наконец срывается с твоих губ. Хрипло. Прерывисто. Голос дрожит. В нём злость. И смирение.              И в этот момент ты взрываешься. Резкий вдох, твои ногти впиваются в простыни, спина выгибается дугой. Звук твоего голоса срывается с губ, громче, всё громче. Твоё тело трясётся подо мной, каждое твоё движение отдаётся во мне, как волна. Твоё дыхание сливается с моим. Жар, который сжигает меня.              Я смотрю на тебя. Запоминаю этот момент в мельчайших деталях. Ты вся моя. Только моя.              Но я сама уже на грани. Пальцы скользят под пояс джинсов, ищут спасение. Дыхание сбито, мозг отключился. Живу этим огнём. Никаких мыслей, кроме одной.              — Зе, — твой голос холодный. Отрезвляющий. Ты знаешь. Всё видишь. Всё понимаешь.              Я не отвечаю. Поздно. Не останавливай меня сейчас.              Но ты и не пытаешься. Ты двигаешься резко, твои руки на моих джинсах. Резкое движение — расстёгиваешь. Быстро, ловко, даже не спрашивая разрешения.       — Помочь? — бросаешь насмешливо, уголок губ приподнят в наглой ухмылке.              Не успеваю ответить. Ткань скользит вниз. Холодный воздух обжигает мою кожу. Бёдра дрожат, дыхание сбивается.              С ума сводит, насколько ты в этом мастерица. Никакой спешки, никакой суеты. Всё продумано. Всё под твоим контролем.              Ты проводишь пальцем по внутренней стороне моего бедра — едва касаешься, но я чувствую всё. Каждый миллиметр. Твой взгляд прилипает ко мне, наглый, хищный.              — Рената…              — Тсс, — шепчешь, пальцы медленно скользят вдоль моего белья. Уверенные. Грубые. Дразнящие. — Такая влажная, — бросаешь будто мимоходом, но голос у тебя низкий, глубокий. — Ты хочешь меня.              Хочу. Больше, чем готова признать.              Я молчу, сцепив зубы. Но ты прекрасно знаешь, что мне уже некуда деться.              — Язык или…? — твоё дразнящее «или» тянется, звучит насмешливо, как будто ты уверена, что уже выиграла.              — Язык, — выдыхаю. Едва слышно. Почти теряюсь.              Ты улыбаешься шире, будто ожидала именно этого.              — Конечно. Как предсказуемо.              Тепло твоего дыхания обжигает мою кожу, и прежде чем я успеваю хоть что-то подумать, твой язык касается меня. Осторожно, едва ощутимо. Резко, горячо, влажно. Первое прикосновение — как удар молнии, заставляет выгнуться, судорожно втянуть воздух.              Но ты не даёшь мне расслабиться. Усиливаешь нажим, каждый раз двигаешься так умело, так методично, что у меня захватывает дух. Каждое движение — удар по нервам, напряжение растёт, заполняя меня полностью. До одурения.              И вдруг ты замедляешься. Намеренно, демонстративно. Вводишь в это безумие паузу, чтобы я сгорела заживо.              — Быстрее, — шиплю, пытаясь вырваться из твоей власти. Хочу поднять бедра. Завершить эту пытку.              Но ты вдавливаешь меня в кровать. Силой. Я не успеваю ничего сделать.              — Ты любишь приказывать, да? — насмешливо бросаешь, отрываясь на миг, чтобы посмотреть на меня. Губы влажные, взгляд голодный. — Как ты там говорила? Терпи?              Твоё «терпи» — это пытка. Ты знаешь, как дразнить. Скользишь языком вдоль, замедляешься, когда я уже почти. Сука. До дрожи медленно. До истерики. Ты слышишь, как я срываюсь на стон, и тебе это нравится.              Мне нужно больше. Быстрее. Но ты управляешь этим, ты управляешь мной, и тебе это явно нравится.              — Попроси, — шепчешь. Пальцы слегка касаются меня. Дразнят.              Мое дыхание сбивается.              — Чёрт… — я почти теряюсь. Горю. Разрываюсь. Понимаю, что проиграла. — Умоляю.       — Я хочу, чтобы ты это запомнила, — твои губы тянутся в хищной улыбке, и ты смотришь на меня из-под ресниц, глаза горят — смесь удовольствия и власти.              Запомню. Ты это прекрасно знаешь.              Ты добавляешь пальцы. Один, потом второй. Внезапно. Глубже. Резче. Ритм становится быстрее, жёстче, но точный, выверенный. Чёрт, я больше не могу держать себя в руках. Моё тело бьёт судорога. Я выгибаюсь, мои руки хватаются за простынь, сминают её.              Я уже не существую, не думаю, не ощущаю ничего, кроме тебя.              — Ещё, — срываюсь, почти кричу.              — Ещё? — усмехаешься. Твои губы находят мою шею, то самое место, где меня можно уничтожить. Самолёт. Укус. Зализывание.              Вспышка. Взрыв. Твоя жестокая методичность добивает меня. Резко. Неотвратимо.              И я теряюсь. Всё исчезает. Всё, кроме тебя.              Я судорожно втягиваю воздух, тело ещё дрожит, не слушается, когда ты наконец отстраняешься. Поднимаешь голову, проводишь языком по губам, как будто смакуешь.              Пиздец, Рената, как ты это делаешь?              Я хочу схватить тебя. Зарыться в твои волосы, притянуть к себе. Утопить в себе ещё раз, снова, пока мы обе не сгорим. Но сил нет. Пока нет.              — Ну что? — твой голос спокойный, даже слегка ленивый, но в глазах сверкает эта дьявольская искорка. — Довольна?              Довольна? Как будто я могла быть недовольна.              — Замолчи, Литвинова, — выдыхаю, прикрывая глаза, пытаясь прийти в себя. Проклинаю своё бессилие.              Ты усмехаешься. Твоё лицо выражает только одно — полное удовлетворение. Ты садишься рядом, наглая, довольная собой. Скользишь взглядом по мне — расплавленной, разорванной, мокрой от пота. Я знаю, как я выгляжу. Ты тоже знаешь.              — Зе, ты выглядишь так, будто тебя переехал поезд… страсти, — произносишь это медленно, растягивая слова, наслаждаясь ими. Твой голос обжигает.              Я открываю глаза. Хочу ответить что-то резкое, едкое. Но вместо слов внутри только ярость. И желание. Проклятая Литвинова.              — Иди к чёрту, — бросаю, с трудом поднимая голову.              — Уже там, дорогая, — спокойно отзываешься, вставая с кровати. Твои движения грациозны, размеренны, словно ничего и не было.              Я не могу оторвать взгляд. Величественная и абсолютно убийственная. Ты идёшь за стаканом воды, твоя уверенность бесит меня до предела.              Возвращаешься, смотришь на меня. Слишком внимательно. В этих глазах все мои слабости.              — Тебе это нравится, да? — с усмешкой бросаю я, приваливаясь спиной к изголовью кровати.              Ты не отвечаешь. Сначала. Потом поворачиваешься. Медленно. Слишком близко.              — А тебе? — парируешь с лёгкостью.              Я молчу, но мои губы чуть дрожат, выдавая желание.       — Кстати, — добавляешь вдруг, будто невзначай. — Я заметила, что самые лучшие ночи у нас всегда, когда ты ревнуешь.              Замираю. Внимание обострено.              — Сначала ты такая яростная… А потом… — ты наклоняешься ближе, голос низкий, словно ласкающий. — Такая покорная.              Секунда. Тишина.              И что-то в моих глазах вспыхивает.              — Рената… — предупреждающе начинаю я.              Ты не останавливаешься. Никогда.              — Просто наблюдение, Зе, — бросаешь невинно, ставишь стакан на столик и разворачиваешься к окну.              Этого хватает. Меня подбрасывает. Сердце гудит.              — У тебя всегда есть выбор, Литвинова. Или смолчишь, или… — срываюсь, встаю, подхожу ближе, заслоняя свет.              — Или что? — ты медленно оборачиваешься, твои губы поднимаются в наглой полуулыбке. Провоцируешь.              — Узнаешь, — отвечаю, хватая тебя за талию. Силы ещё есть. Тебе не уйти. На второй раунд хватит.