paranormal*

      …Вы когда-нибудь испытывали внутри себя абсолютную пустоту, мисс Ли?       Вакуум.       Я жил с ним почти год.       От того Ким Тэхёна, что был до рассказанных мною событий осталось… ничего. Ничего не осталось. И я не вернулся бы, не подключись к делу высшие силы. По-другому я это назвать не смогу.       Сквозь кошмары, которые продолжали мучить меня, в которых я каждый раз оставался брошенным и никому не нужным, начала пробиваться моя хальмони. Всё реже перед глазами задерживался пустой холодный взгляд Чонгука, от которого душа покрывалось стылой коркой. Всё чаще стала появляться тёплая улыбка бабули Ким, срывая с сердца струпья льда.       Она не приходила ко мне призраком. Она решила поступить иначе: бабушка стала моим маяком в изнаночном мире снов.       Молчала. Не жалела, не ругала. Не наставляла. Не рвала мне сердце. Она просто ласково поглаживала меня по голове и улыбалась. А мне становилось легче дышать. С каждым разом всё легче и легче. С каждым её приходом.       После нелёгкой реабилитации и лечения, решив больше не молчать, я заговорил с отцом. Потом с Чимином. Они на тот момент казались самыми близкими мне людьми. Теми, кто никогда не предавал.       От них я узнал, что происходило всё то время, пока я был практически в отключке. А это буквально с порога того самого здания и до моего окончательного возвращения в Сеул.       Ссора между Намджуном и Чонгуком случилась нешуточная. После драки, когда ребятам удалось разнять этих двоих, они сказали друг другу много очень плохих слов. Намджун проклинал Чонгука, а тот в ответ огрызался и говорил что-то вроде «твой брат для тебя пустое место». Но что стало точкой и заставило Чонгука принять решение об уходе, не знает никто, кроме них с хёном.       Если честно, я могу только догадываться, какие слова там прозвучали. Ведь Намджун не знал, не видел или не хотел видеть, что я влюблён в его друга. Но мне страшно представить, какой же шок мой несчастный хён испытал, осознав, что его младший братишка — гей.       Я вернулся в Сеул опустошённым и вымотанным тоской и невыносимой внутренней болью. Мне предстояло встретиться с Намджуном лицом к лицу, и я боялся этой встречи, если честно. Я безумно хотел увидеть Чонгука, просто посмотреть в его глаза, надеясь найти в них хоть каплю взаимности, которую я так долго желал, но, увы, меня ждало разрушающее разочарование.       Он ушёл…       Понимаете, мисс Ли?.. Человек, который был буквально лицом, душой нашей команды, ушёл, оставив нас всех едва ли не сиротами.       И он ушёл не просто в пустоту, знаете, как бывает, когда ты расстаёшься с делом своей жизни?.. Он ушёл в другую команду. Он решил посвятить себя другим людям, чужим. Он решил отдать себя за деньги. Продал свои знания. Продал опыт.       И моя тоска, моя боль, моё личное горе преобразились. Они преисполнились силы. Ведь в какой-то момент пришла отрезвляющая и очень острая мысль — у команды Чхве нет меня. А значит, далеко не Чонгук был самым важным звеном нашей группы.       К слову, к тому времени мы уже поговорили с братом и расставили все точки над «i».       …О, вам интересно, как это произошло? У нас много времени, мне несложно рассказать.       Я вёл себя немного по-детски, когда смог восстановиться и приняться за работу, которой за месяцы моего отсутствия и бездеятельности нашей команды накопилось немало. Я углубился в бабушкины записи, начал изучать физику взаимодействия созданных из определённых минералов артефактов с изнанкой. Я начал создавать амулеты.       …Вот видите браслет из аметиста? Он помогает генерировать энергию защиты от сущностей. А вот этот, нефритовый, аккумулировать силу. Оказывается, я зря недооценивал бабушкины знания. Даже фыркал на её наставления, пока она была жива. Сейчас жалею, само собой. А кто бы не жалел, верно?..       Мне кажется, в какой-то момент я даже стал отъявленным циником. Ну, то есть я очень хотел бы им быть. Я хотел носить маску невозмутимости, чтобы никому и в голову не приходило, что я всё ещё глубоко ранен и сломлен. И я всё так же продолжал игнорировать брата.       Это я сейчас понимаю, что вёл себя не очень хорошо. Нужно было позволить ему объясниться. Нужно было отпустить ситуацию, ведь я совсем не знал, что на самом деле произошло в тот злополучный вечер. Я могу лишь представить, как это всё выглядело со стороны. Но я будто чувствовал, понимаете?.. Я будто знал, что Намджун наворотил дел, и не имел ни малейшего понятия, как исправить ситуацию. А когда мы узнали, что Чон Чонгук присоединился к ютуберам, нам с хёном всё-таки пришлось поговорить.       Я помню те дни, как сейчас.       Все смотрели на меня, тревожно впитывая каждую эмоцию. Они очень боялись повторения нервного срыва, и отец уже был готов бронировать мне отдельную палату в Безье, но я всем дал понять, что такого больше не повторится. Я ощущал в себе очень много злости, а значит, и силы. Она била через край, я фонтанировал идеями. Я сменил цвет волос, после клиники совсем бросил курить и употреблять. Я начал очень много читать. И когда команда, вдохновлённая моим «воскрешением», начала оживать и шевелиться в нужном направлении, я сам пришёл к Намджуну. Сейчас мне кажется, что это был самый взрослый поступок за всю мою жизнь. Честно.       Днём ранее я подслушал его разговор с Юнги.       Шуга-хён очень заметно прикипел ко мне после всего, что произошло. Эти события всем на многое открыли глаза, что не могло, по-видимому, не вызвать ко мне простого человеческого сочувствия и элементарного понимания.       Мы решили устроить контрольную проверку аппаратуры и вытащили всё, что у нас было, на открытую террасу арендуемого для нашей команды дома в районе Кочкхо. Я как раз разматывал двадцативосьмиметровые шнуры, которые мы возили в отдельных кофрах, и мне понадобилась стяжка, знаете, текстильная липучка такая, она ещё хрустит смешно…       …Отвлёкся, пардон.       Они стояли аккурат за стеной, и что-то заставило меня прекратить движение.       «Ты знал, да?» — задал вопрос Юнги-хён.       Я не совсем понял, о чём они, но кристально честно охренел, выглянув из-за угла, когда Намджун выхватил недокуренную сигарету из рук друга и сделал глубокую затяжку. Хён никогда не курил. Или курил?.. Оказывается, я многого не замечал в окружающих меня людях, пока варился в собственный страданиях.       «Давай не будем врать хотя бы друг другу, — ответил тогда мой брат. — Ты и сам прекрасно знал, что Чонгук присоединится к Чхве. Тот давно угрожал, что переманит нашего координатора к себе, обещая золотые горы. И что в итоге? Переманил! Я их ненавижу…»       Мне стало так больно в тот момент. Зачем они это обсуждали? Зачем я их слушал? Зачем мне нужно было слышать это откровение?..       «Не ври хотя бы себе, — возразил Юнги-хён. Он был действительно резок с Джуном. — Ты очень любил его, он был твоим другом. И очень жалеешь, что всё так вышло».       «Чонгук нас бросил. Он Тэхёна бросил. Мелкий еле выкарабкался…»       «Ты поставил его перед выбором, Нам. Оставь эти лицемерные обвинения при себе, иначе мы опять поругаемся. — Юнги-хён тогда так тяжело выдохнул в небо, будто хотел найти там какие-то ответы. Но потом он продолжил: — Чонгук никогда бы его не оставил… Мы все это знали. Только ты ни черта не видел, слепой баран…»       Я застыл в тот момент. Мне стало так невыносимо больно, Сонхва, что я вцепился зубами в ребро ладони. Посмотрите, до сих пор остался шрам. Видите?..       А они, мои хёны, даже не догадывались, что я всё слышу. Юнги раскрывал ту правду, от которой у меня немели пальцы, меня буквально глушило, а Намджун всё ещё пытался найти себе оправдания.       «Ты мудр, мой друг, — сказал тогда Юнги. — Но ты… дурак. Просто слепой дурак. Ты поставил Чонгука перед выбором, помнишь? Помнишь, что ты ему сказал? Ты даже выбор ему не предоставил. Хотя он был бы совершенно неуместным… Но ты ведь тогда по дурости ляпнул, что закроешь Тэ в психиатрической клинике, чтобы вылечить его от… как ты назвал это? Дай вспомнить… Блядь, точно! — Он щёлкнул пальцами как кожаной плетью. — От болезни! Ты посчитал гомосексуализм своего брата болезнью. Мы в Чосоне, бро? Ты рехнулся? Как ты мог такое сказать человеку, давно и глубоко влюблённому в нашего Тэтэ?!»       И я в тот момент оглох окончательно. Подсознание вывело буквами образы, рассыпавшись в воздухе сизым пеплом. А я чуть не рухнул в разверзшийся под ногами пылающий ад.       «Влюблённому в твоего брата»…       «Давно и глубоко»…       Господи, я думал, меня разорвёт к чертям от боли, Сонхва.       То есть все эти несколько лет моя влюблённость в Чонгука была взаимной, понимаете?.. Это знали, это видели. Один я не видел! И Намджун. Мы — два совершенно слепых брата…       Слепых. Глухих. Два грёбаных эгоиста, думающих только о себе.       Тогда меня захлестнули эмоции. Они лавиной прошлись по моему рассудку. Я чуть не наломал дров. Но, знаете, лечение в Безье не прошло даром — я смог собраться. Смог начать дышать заново. Смог начать мыслить критически. Ведь с другой стороны, когда я должен был заметить чувства Чонгука, верно? И как я мог это сделать, а?..       Я всю свою жизнь боролся с собственными демонами. Я учился отделять реальность от изнанки. Я находился в перманентном состоянии стресса, в перманентном состоянии войны! Да, потом, когда я смог остыть и выдохнуть, я начал перебирать все события — от встречи с Чонгуком до последнего дня. И да, он определённо выделял меня из всех. Он никогда не говорил при мне о каких-то любовных похождениях, никогда не ставил меня в неловкое положение. Он при мне вёл себя очень мило и очень трепетно… Но я списывал это на то самое чувство братской любви, я же был самым младшим, понимаете?.. Когда я должен был увидеть его влюблённость? И разве можно было его привязанность, если она и была, назвать именно влюблённостью? Может, Шуга-хён всё-таки ошибся? Мы столько лет были бок о бок, его объятия с самого начала были для меня самым безопасным местом! Это я его любил всем своим сердцем! Это я его любил всей своей больной душой!.. Когда я должен был что-то заметить?!..       …Боже, простите, мисс Ли! Я сейчас возьму себя в руки… Да, спасибо за воду, Сонхва… Сейчас… Сейчас…       По всему выходило, что Чонгук ушёл из команды, потому что Намджун поставил ему ультиматум. Не выбор, нет. Понимаете?.. И Чонгук, как я уже говорил, уходить не хотел. Он ждал моего возвращения. Он долго ждал, несколько месяцев. Но никто не мог дать ему гарантию, что мы сможем увидеться вновь. Намджун охранял меня как Цербер. Проклятый эгоист… Мы все — эгоисты.       И всё же надо было поставить точку хоть в чём-то.       Поэтому на следующий день я сам пришёл к брату.       Он был в шоке, знаете. После нескольких месяцев тишины он увидел меня, входящим в его кабинет. И я понял, что мы теперь безнадёжно и до грустного далеки друг от друга. Но мы — братья, и с этим фактом сто́ит считаться. Всегда сто́ило.       Он молчал. Смотрел на меня очень большими печальными глазами, но молчал.       И я просто спросил, заходя с самого важного на тот момент вопроса: «Ты никогда не примешь того, что я гей?»       И он так отчаянно выдохнул, что мне захотелось плакать.       «Мне пришлось о многом подумать, Тэ, — сказал мне тогда хён. — Многое взвесить, примерив на чашах весов. И, знаешь, ты всё равно всегда перевешивал, сколько бы я не докладывал доводов в угоду своему невежеству. Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с этим…»       Он судорожно дышал и мял свои пальцы. А я просто смотрел на него и понимал, какими же слабыми могут оказаться люди перед предрассудками и собственными заблуждениями.       «Тогда почему ты позволил ему уйти?» — не смог не спросить я.       Знаете, вы когда-нибудь испытывали ощущение, будто внутри вас выжженная земля? Сухо, от жары даже, кажется, потрескивает что-то недогоревшее. И тлеет. Тлеет…       Вот так и во мне тлело нечто, пока я смотрел в глаза своего брата, ожидая ответа. Я не знал, чего мне хотелось услышать больше: того, что Намджун хороший, а Чонгук сам решил найти себе место получше, и тогда мне было бы легче забыть и отболеть им, либо наоборот — того, о чём я уже и так догадывался, но пока ничего не знал наверняка и отчаянно желал подтверждения.       «Он авантюрист, Тэтэ… — тихо начал Намджун, видя, как меня колотит от внутренних противоречий. — Он был и всегда будет искателем приключений, и останься Чонгук с тобой, забери он тебя с собой, вы бы оба пропали в бесконечной круговерти легкомыслия и недальновидности… Не останавливай меня, Тэ, — попросил он тогда, считая, видимо, что как раз его дальновидность должна вызывать у всех восхищение, но тут же продолжил: — Позволь договорить, пока у меня есть смелость признаться в своих грехах»…       Ему действительно было страшно. Он волновался. Голос дрожал, в глазах стыли скупые слёзы. Но мне было до того больно, что ни жалости, ни сочувствия всё это внутри не вызывало ни на грамм. Я просто смотрел на него и слушал.       «Меня напугало не то, что ты можешь любить не только женщин… Или только мужчин, прости. Меня напугало то, что он заберёт тебя у меня. Это же Чон Чонгук — вечный победитель. Но в тот раз я не мог позволить ему победить, понимаешь? На кону стояла целостность нашей семьи. Но знай я, в каком ты окажешься состоянии, во что превратится вся наша жизнь после его ухода, я бы… не знаю, Тэтэ. Я не знаю, смог бы я тогда мыслить разумно. В любом случае, братишка, он ушёл. Чонгук так или иначе бросил тебя, променяв на славу и медийность группы этого Чхве. Чонгук в любом случае выбрал быть звездой… Не тебя…»       И меня вдруг отрезвило. Знаете, словно пощёчиной.       «Ты решил сказать о каком-то выборе, но даже не позволил мне с ним попрощаться. Ты довёл меня до нервного срыва, и только твои невзвешенные, импульсивные решения привели меня в Безье! Не сущность, которую мне пришлось таким трудом побороть! Не истерика, которая накрыла меня в объятиях человека, которого я любил долгие годы! Ты! Ты и только ты сделал меня сакральной жертвой в нелепой борьбе за братские честь и достоинство! Семья? Смешно, хён!»       Я выплёвывал ему эти слова, не заботясь о чувствах.       «Я — гей, Намджун-хён. И тебе пришлось бы смириться с этим в любом случае, — говорил я ему. — А потом бы тебе пришлось смириться с тем, что я люблю твоего лучшего друга. Кстати, а друга ли? Потому что точно не лучшего… И, вот это ирония, он бы ответил мне взаимностью, будь у нас больше времени и меньше махровых гомофобов в окружении! Даже отец, господи, даже отец принял меня и мою ориентацию! А ты?.. Тебе пришлось увидеть меня разбитым и сломанным, чтобы что-то понять! Как тебе, понравилось? Хороша цена? Ты доволен?!»       Я говорил-говорил, бил хёна словами, но не получал от этого никакого удовлетворения. В конце концов я понимал, мы не в дораме, и каждый так или иначе останется при своём. Я годами умирал от любви к Чонгуку, и это обрушилось на меня новой волной боли. Мне очень хотелось отдать хотя бы часть этой боли кому-то, кто разделил бы её со мной. Я сделал Намджуна виновным во всех моих бедах, а он принял мой приговор с отчаянным достоинством того, кто боялся потерять меня окончательно.       И всё же факт оставался фактом, Чонгук ушёл в команду Чхве. Его больше не было рядом со мной. Но оставались ещё ребята, которые долго и упорно ждали нашего с хёном примирения.       И после слов Намджуна о том, что ему очень жаль, я решил, что пора заканчивать этот детский сад и браться за работу.       Мисс Ли, поверьте, после того разговора я смог простить брата за его необдуманный шаг. Но той близости, которая была у нас раньше, мы достичь больше не смогли. Хотя с высоты прожитых вдали от семьи лет я могу смело сказать — близости с хёном у нас как таковой и не было, несмотря на искреннюю братскую любовь. Но так бывает, знаете ли, и я больше не грущу по этому поводу.       …Вы не устали? Оу, чувствую по вашей ауре, что не мешало бы подкрепиться, правда? Да и время ужина…       Но хорошо, закончу основную часть рассказа, и пройдём в дом. Ветер становится немного прохладным.       Рано или поздно это должно было случиться.       Спустя всего пару месяцев после нашего с хёном разговора нам поступил заказ.       Здание старой психиатрической клиники в Конджиам необходимо было зачистить от потустороннего вмешательства. Хосок тогда принёс нам много информации, в которой говорилось о том, что в этом месте в разное время были найдены тела трёх бездомных, которые расстались с жизнью без видимых на то причин: ни следов насилия, ни чрезмерного истощения обнаружено не было. Владелец здания хотел продать и его, и землю, но репутация оставляла желать лучшего. Поэтому позвали нашу команду. В принципе, господин Сон хотел встретиться со мной, увидеть, так сказать, воочию именитого медиума Сеула. Поверьте, в последнее время я начал привлекать к себе много внимания, и не скажу, что мне это нравилось. Но пока нам платили за работу деньги, я вынужден был считаться с мнением большинства, то есть своей команды.       Опустим подробности нашего взаимодействия с заказчиком, он оказался не самым приятным типом. Впрочем, это подтвердилось ещё и тем, что он кроме нас заплатил, угадайте кому? Правильно, Чхве и его команде.       Я с самого начала чувствовал тревогу. Будем честны, я знал, что встречу на месте Чонгука так или иначе, и это не добавляло мне спокойствия.       Но работа есть работа, от этого никуда не деться.       Обвешавшись амулетами, я приготовился к очень тяжёлому испытанию.       По дороге Сокджин и Хоби провели инструктаж: здание двухэтажное и очень старое. Но не ветхое. Трупы были найдены в разных местах, но всех их объединяло одно — застывшая маска ужаса на лицах. Так же было добавлено, что время от времени там происходила форменная чертовщина, что мы в ходе расследования определили, как блуждающие фантомы. Но я подозревал, что без сущностей там не обошлось. Встречи с фантомами не приводят к смерти. Они безобидны, пусть и порой очень пугающи.       На место мы приехали первыми. Я уже начал работу по поиску объектов, как в здание ввалились четверо, обвешанные разными гаджетами и примочками. Самое смешное, что они с тем, что имели, никогда не засекли бы того, что видел и слышал я. Но просмотры решают, верно?       И что в этой дрим-тим делал Чонгук, я до сих пор не имею никакого понятия. Они были как дурные дети: громко переговаривались, перемещали вещи с места на место, в общем и целом, категорически мне мешали.       Я не знаю, что в итоге заставило их уйти из здания, но подозреваю, что без Чонгука там не обошлось. И всё же я ощущал, что что-то не так, понимаете?.. При всех допущениях было что-то катастрофически неправильное.       Фантомы оказались тяжёлыми. Один из них был настолько плотно впаян в пространство нашего мира, что рассеять его было практически нереально. И я устал. Устал от его боли и ужаса, но понимал, что до самого страшного, погубившего троих невинных, я всё ещё не добрался. Мне пришлось призвать все свои силы, чтобы изгнать зациклившиеся сгустки, но в какой-то момент я почувствовал нечто знакомое…       Сущность.       Бес. Чёрт… Не знаю, как вам это объяснить, я это даже изобразить не сумею, будь у меня способности к рисованию. Но это нечто жутко мерзкое. Оно ползло по стенам в поисках жертвы, оно желало меня уничтожить. Оно глушило внешние звуки и затягивало меня в изнанку, понимаете?       Мои ребята отчётливо понимали, что что-то не так, ведь я просто перестал отвечать на позывные.       Но в какой-то момент, когда у меня уже носом пошла кровь, когда я услышал за спиной тихое, но до боли знакомое: «Давай, Тэ, ты справишься с этой хернёй, я в тебя верю», я ощутил всем телом — Чонгук вернулся за мной.       Он взял меня за руку. Заполнил меня до краёв своим теплом и верой в мои силы, понимаете?..       Он прижался ко мне со спины и тихим шёпотом пробудил во мне желание закончить всё побыстрее и просто заглянуть в его глаза.       И тогда я понял, что без него, без его поддержки я не справился бы никогда.       Это он был источником моей силы. Он и, возможно, то, о чём я робко мечтал в своих снах.       Он и его чувства ко мне.