Фиалка

      Уязвимость очень быстро приводит в чувства. Вот и я, покинув стены больницы следующим утром, шагая вместе с отчимом по свежему снегу к такси, ощутила пронизывающий холод раньше, чем обычно. Вздрогнула — и окончательно проснулась.       На какое-то время ведь у меня был шанс не ощущать ничего — даже температуру. Это было вчера. Поэтому возвращение в реальность оказалось едва сносным. Теперь казалось, что я стала хуже, чем была. Что я сама стала снегом. Я чувствовала себя ужасно, хотя до этого, получается, держалась не так уж и плохо — несмотря на все прочие проблемы моего бестолкового тела, которых и без того хватало.       И только отдалённо, возможно, даже нехотя — потому что всё это пугало меня до ужаса — я вспоминала слова вампира о том, что временная привилегия выносливости в итоге отнимет у меня больше, чем даст.       Именно так говорил мне Артём. И, если честно, из всех ему я доверяла больше всего. То есть, если у меня всё-таки не было выбора — совсем никому не доверять, то пусть уж лучше он будет тем, кому можно.       Так проходили дни. Я оставалась дома, и становилось только хуже. Возможно, в каком-то замедленном, растянутом варианте я возвращалась к своему прежнему мироощущению. Из странного: иногда я просыпалась посреди ночи и судорожно трогала своё тело — на месте ли оно. Тело было на месте, а вот с головой было не всё так просто — она кружилась постоянно.       Почему так происходило — я не знала. Вампиры ничего не объясняли, снова оставив меня одну. А у меня как раз подошло время планового осмотра. Каждые три месяца, а иногда и чаще, я проверяла свою гемофилию — на месте ли она. И она, к сожалению, также всегда была на месте. Раньше ещё мне делали инъекции всего пару раз в год, но со временем это стало происходить всё чаще. Поэтому я переживала перед предстоящим визитом — теперь у меня была новая больница. А вдруг там всё иначе? Вдруг другой врач будет обращаться со мной по-другому?       Всё также дома, по утрам, когда было совсем рано, а иногда перед самым сном, словно в полудрёме, мне казалось, что за окном мелькают фигуры. В том самом окне, что напротив моей кровати. И, прячась поглубже под одеяло, я думала, что это наверняка кто-то из вампиров.

Что, если они следят за мной? Проверяют, жива ли я?

      Нет, никто из них так и не пришёл. Никто ни разу меня не проведал. Так, чтобы видимо или слышимо. Может, они не могли зайти без приглашения, и дело было в этом, но я дважды выходила и на улицу — у них была поэтому возможность. Я там лепила снеговика прямо перед домом.       Как я его делала? В один день начала, а уже на второй — долепила. Красным маркером нарисовала ему губы. Решила, пусть тогда это будет Тоби, и ударила его по башке ведром, прежде чем надеть это же самое ведро ему на "голову", как головной убор.

Пусть хоть так знает, что сделал мне очень больно.

      Выходить наружу с ножом, чтобы свершить оправданную вендетту над снежным Тоби, за то, что он со мной сделал, я не рискнула. Всё-таки соседи были рядом, и они могли посчитать меня жестокой девочкой, а не всего-то обидчивой. Поэтому я в тот день стащила вилку с кухни, сразу после обеда, и на второй день тыкнула снеговику этой вилкой туда, где у него должна была быть нога, если бы она у него была.       — Будешь знать, как меня обижать! — приговаривала я тогда, оглядываясь.       Я потом всё-таки погладила снеговика немного по ледяной спинке, мне его даже жалко стало. После, на прощание, я его обняла и больше на улицу не выходила. Я тогда совсем плохо стала себя чувствовать.

***

      Это был пустой коридор, пахнувший хлоркой. Правое крыло больницы казалось заброшенным. По крайней мере, я так подумала, сидя на продолговатой лавочке, прижимая пластиковую папку с документами к груди уже минут десять, и за это время так никто и не появился. Правда, растение в горшке, стоявшее в правом углу, не выглядело забытым, как всё вокруг. Оно было зелёным, живым. Листочки тянулись к потолку, где солнце заменяла лампочка. В общем, выглядело так, словно за ним кто-то ухаживал, поливал и, может, жалел время от времени.

Только если... на самом деле оно не оказалось бы пластмассовым. Искусственным.

      Стараясь теперь прищуриться, чтобы внимательнее рассмотреть содержимое горшка, я вдруг испугалась, что и зрение у меня начинает сдавать. А это значит, что в мою папку с больничными делами, с историей болезней, скоро добавится ещё несколько новых страниц.       Мне, конечно, должно было стать обидно от этой мысли, но я разозлилась только. И на себя, и на вампиров. На Тоби — за его кровь, а на себя — за то, что не воспользовалась тем счастливым временем, когда моему зрению ещё ничего не угрожало.

Да я ведь всего три книги прочитала за всю свою жизнь, если полностью. Если не считать школьной литературы и комиксов.

      — Виолетта? — прозвучало моё имя, эхом отдаваясь в коридоре, и дверь кабинета, прямо напротив меня, открылась.       Этот бесполый голос исчез в воздухе, а я, по привычке, сразу подскочила, быстро, но почему-то настороженно. Дверь ведь открылась сама по себе, а за ней никого не было. Что это ещё за полтергейст?       Уже стоя, я зачем-то обернулась и огляделась по сторонам — дважды, как будто надеясь увидеть кого-то ещё на этаже. Может, другую Виолетту? Не меня. Потом я всё же направилась к кабинету.       Оказавшись внутри, я не сразу нашла врача — вообще никого не увидала сначала — а дверь за мной уже громко захлопнулась. Так, что словно по спине меня обдав, ударила — резко, и я вздрогнула. И этот испуг, кажется, пошире открыл мне глаза, потому что его испытав, прямо возле окна, я теперь разглядела фигуру, в белом халате.

Именно фигуру — не человека. Ведь это был вампир. Тоби.

      — Садись. — произнес он, как только мои мысли закончились на его имени.

Он слушал.

      Пока что Тоби оставался стоять спиной ко мне, не разворачиваясь. Он едва уловимо кивнул, но для меня этого было достаточно — и я поняла, что он указывал на кушетку у стены.       И нет, мне не померещилось. Я не начинала видеть Тоби в каждом встречном человеке из-за своих к нему чувств — раненых и влюблённых. Просто было легко его узнать: по росту, по его взъерошенным волосам и по тому, что, наверное, именно он, больше всех врачей и людей на Земле, был заинтересован в моем здоровье, в том, чтобы я чувствовала себя хорошо. Ну, или хотя бы, если это невозможно, чтобы я поддерживала то, что у меня от него осталось.

Он был здесь — потому что ему не было всё равно.

      — А это куда? — протянула я ему свою папку, подняв руку в воздух, словно он мог это видеть, тихо поинтересовавшись.       Да, мне стоило задать совсем другой вопрос. Например, что он здесь делает и почему снова притворяется врачом. Но… я как-то растерялась, если говорить откровенно. Ведь морально я уже подготовилась именно к осмотру. Я заранее знала, как себя вести и что делать. Как разговаривать — тоже. Сдержанно и вежливо. Послушно, чтобы всё прошло быстро и безболезненно. Я именно так и настраивала себя весь день, немного одержимо, как и всегда перед визитом в больницу. И мне стало сложно, может быть, из-за испуга, просто взять и начать вести себя иначе.       — Оставь на столе. — ответил он снова, односложно. И точно.       Вездесущий Тоби знал всё, и я не стала поэтому искать на его спине второй пары глаз. А так я и поступила — как он сказал, и потом, спешно направилась к кушетке.

Села, ели как. Просто села. Свесила ноги. Замолчала и стала ожидать. Смотрела вампиру в спину, а иногда — себе под ноги.

И почему только эти кушетки всегда такие высокие? Может, чтобы пациент не смог сбежать?

      Мои мысли наполнялись дурацкими, малозначительными вещами, как будто я пыталась избежать размышлений о чём-то действительно важном. Хотя, возможно, побег и был как раз той самой мыслью, на которой стоило бы сосредоточиться.       — И давно тебе делают инъекции, Виолетта?       Голос Тоби, его вопрос, прозвучал прямо у моей головы, сверху. Он оказался рядом, как удар молнии, и тут же взял моё запястье в свои прохладные пальцы.       — Не помню… — подняв голову, ответила я честно. — Я была тогда маленькой.       Он едва улыбнулся — мне или моим словам, я не знала. А потом, словно напевая под нос, растянуто произнёс, почти иронично:       — «Я была тогда маленькой», сказала маленькая девочка... — он сделал паузу, выпустив моё запястье. — Снимай футболку. — сказал уже гораздо менее шутливо он.

Его глаза — на мне.

      — Зачем? — по-глупому растерялась я.       — Всё, как всегда, Виолетта: физический осмотр. Проверим твои суставы, найдём новые синяки. — он смолкнул, словно язык прикусил, и его рука упала мне на ногу. Рывком, нетерпимо. — Что же у тебя коленки такие, как на шарнирах?       Я тут же опустила глаза и оглядела свои колени.       — Нет, нормальные, вроде... — выдала я, стараясь не расстроиться его странному комментарию.       — А что ты своими ногами мотаешь тогда? Перестань. — его голос стал внезапно строгим, почти злым.       Я застыла лишь и ничего ему не ответила. Подумав чуть-чуть, я просто сняла футболку. Честно говоря, мне не было неловко так поступать. Я даже не постеснялась. Учитывая, что я плавала в речке вместе с Димой, просьба Тоби не показалась мне нехорошей. К тому же я действительно пришла на осмотр. Я была готова.       — У тебя на плече гематома — синяк. — тут же заметил он. — Он у тебя там давно?       — Не знаю. — пожала плечами я. — Не так давно, наверное. Просто, в один день я очень-очень долго спала. На боку. Голова постоянно болит, в последнее время.       — «Не помню», «не знаю»… — кажется меня передразнивая, неспешно заговорил вампир.       А после, рука Тоби прошлась по моей макушке, поглаживая её. Затем он кажется всё сочувствие в себе истратил, и… вытащил из кармана халата шприц.       — А что, уже сегодня разве? — едва не подскочила с места я.       Просто поняла всё мгновенно, потому что хорошо знала эти колючие уколы.       — Нет, не сегодня. А прямо сейчас. Или когда ты хочешь? — размеренно поинтересовался вампир, его глаза были сосредоточены на игле, но он не отвлекался и от меня тоже.       — Ну... мне ещё не говорили делать ничего. Нужно же направление.       Тревога ко мне вернулась, и я снова начала беспокойно дергать ногами. Наверное злить вампира своими шарнирами. До момента, пока Тоби не убрал шприц обратно, подальше, и обе его руки не легли мне на плечи.       — Это лучшее, что есть сейчас. Поверь, я многое узнал, и мне пришлось пройти через многих, чтобы это достать. Дело ведь не всегда в деньгах. Ты знаешь, какая очередь стоит за жизнью? Я раньше этого не знал, но теперь понимаю: страшная цифра. — он сделал паузу, затем, немного меня повернув, аккуратно стал укладывать на кушетку, головой на подушку. — Пока я не смогу помочь тебе иначе, будем делать это. Ложись.       Он меня совсем опустил, и я легла. Простыня была холодной, и я почувствовала, как прохладно стало, ведь спина у меня оставалась голой. Его лицо нависло надо мной, а его руки начали ощущаться повсюду — по всему моему телу. Он вертел меня в разные стороны, разглядывая, то за талию тянул, то вправо, поднимал руки и смотрел мне на шею. Только разве что джинсы мне не расстегивал. И его глаза ни разу не были на той части моего тела, что была оголена. В конце, после этого диковатого осмотра, глаза Тоби — черные, остановились на моих запястьях. Он теперь искал вену.       — Она очень податливая. — сказал он, отложив мою расслабленную руку в сторону. — И ты тоже.

Почему Тоби мог думать, что какая-то моя часть может иметь отдельную жизнь и быть вне моего контроля — знать я не хотела. Но в его руках снова появился шприц.

      — Знаешь, я решил, что этого будет достаточно. На время. Я больше не буду давать тебе свою кровь.       — Почему?       Я и вскрикнуть не успела, так как отвлеклась, а игла уже вошла мне под кожу.       — Потому что это не любовь, если она не кровоточит. — ответил вампир.