Фиалка

      Когда на тебя смотрят иначе — это невозможно не заметить. И я видела, как Тоби смотрел на меня прямо сейчас. И казалось, он не собирался перебивать меня, если бы я вдруг начала говорить. А когда бы я говорить закончила, он бы вовсе не поторопился с ответом. Он намеренно бы выдержал паузу, затягивая её до тех пор, пока я окончательно не утонула в мучительных догадках — о том, что будет со мной дальше. И о нём.       Это ведь всегда пугает — и не обязательно только в случае с вампиром — когда тебя слушают слишком внимательно. Словно каждое твое слово стараются запомнить, выхватить из них что-то важное, подгадать о тебе самое сокровенное. А главное — заглянуть в твою тревожную душу, которую выдают твои же робкие слова, дрожащие в каждой своей букве.       И, наверное, к лучшему тогда, как перепугавшись, я не могла воспроизвести ни звука. Я не смогла даже заплакать, а раньше у меня это неплохо получалось. У меня не было ответа и на его слова, ведь они являлись уже совсем откровенной угрозой. Всё было сказано так, словно любой мой выбор, или даже отказ от него, превращался в ловушку. И не просто хитрую уловку ради забавы, а в мою первую и последнюю ошибку с серьёзными последствиями. Точно такую же, как и он сам — Тоби.       Я ведь никогда не представляла себе ни свой последний день, ни своего первого парня. Зачем такое вообще представлять? Это пугающе и смущает. Пугающе смущает. А теперь оба этих понятия, слившись воедино, стояли прямо передо мной. Точнее, возвышались надо мной — ещё и плеч касаясь. Он и смерть.

Он и есть смерть.

      Я, только, так и не смогла понять, не успела просто, расстраивал ли меня тот факт, что для вампира, для Тоби, я вовсе не являлась никакой первой «девушкой». Скорее всего да — очень. Я ведь не знала никакой другой любви, кроме родительской, и мне казалось — наверное, это и есть взрослое понимание — что любовь нельзя менять. Просто потому, что тебе так хочется. Ни многократно, ни даже дважды. Если мама у меня одна только, то почему Тоби должно быть два? Или наоборот — у него? Это даже не столько несправедливо, сколько просто бессмысленно.       — Эй-эй, тише, успокойся. — заговорил вампир вновь, сжимая моё плечо. Мне стало сложно сосредоточиваться на нём, взгляд расплывался. А у него, казалось, голова шла кругом от потока моих самых разных мыслей, вот он и просил меня думать перестать. — Всё, что я тебе сказал, не произойдёт мгновенно. И сейчас тебе не стоит об этом думать. Идёт? — его глаза на миг скользнули вправо, к окну. Туда, где, вероятно, всё ещё были Дима и Ксюша, на улицу. — Нам всем стоит передохнуть. Вот и всё. Ты проголодалась? Я голоден.

***

      — Поверишь мне, если я скажу тебе, что был против этого всего? — произнес Артём.       Наступила ночь. Все это время — несколько часов, получается — я просто пряталась в своей комнате. Хотя вряд ли её можно назвать «моей». Скорее, это просто была единственная комната в доме, которую я знала, которую мне показали. Тоби показал. Ведь как только я услышала голос Ксюши на первом этаже — сразу побежала на второй. Может, мне стоило наоборот остаться, отвести её подальше в сторону, всё объяснить, упросить помочь — нам обеим, но я услышала и голос Димы тоже, всё на том же этаже. Поэтому знала: ничего не выйдет.       Ксюша и Дима ведь, трогательно держась за ручку, поступили со мной равнодушно вместе. Когда вампир заставил меня принудительно пить из стаканчика, загнав в угол в коридоре, Ксюшу это совсем не смутило. Это не показалось ей неправильным.       Из всех возможных людей и нелюдей в доме исчез один лишь Тоби. Но я не думала, что надолго. Просто именно его я слышать на какое-то время перестала, а потом — всё стихло. Погрузилось в темноту, и чернота за окном дала мне шанс. Я решила выйти наружу — на крыльцо хотя бы, не дальше. Ведь всё также была в больничной ночнушке, без обуви. Только незначительно приоткрыв дверь, стараясь сделать это, как можно более беззвучно, столкнулась с Артёмом. Он прямо за ней и стоял.       — Привет. — сказала я ему, одними губами. По глупости оцепенев, выдав свой испуг абсолютно сразу.       Он мне не ответил, а лишь мягко, но с заметным недовольством отодвинул меня в сторону, чтобы я не мешала его шагу, и вошёл. И после, мне пришлось закрыть за ним дверь. Может даже со слезами на глазах это сделать, потому что звёзды на небе, казались уже совсем близкими. Будто их можно было достать.       — Услышала, как я стучу, да? — сказал он, обернувшись ко мне, как только оказался внутри.       Я уже тоже на него глядела, опираясь о дверь спиной.       — Ага…       — Молодец. — бросил он. — Только я не стучал. — он следом сделал равнодушную паузу, как будто ему, на самом деле, не было дела до моего мелкого вранья, как и до того, что я могла попытаться выскользнуть из дома без разрешения. — А где все? — спросил он следующим.

Вампир замер, не оглядываясь, вслушиваясь в тишину. Самым громким звуком в доме было лишь моё сердце, и поэтому его глаза снова настигли только меня.

      — Ксюша, Дима и Тоби? — уточнила я, пытаясь не выдать дрожи в голосе.       — Ксюша? — переспросил Артем, с лёгким недоумением. Или, возможно, с изумлением, которое скрывало что-то для него значимое, но явно нехорошее.       — Ну да, Ксюша… — протянула я, уже менее уверенно.       Выходило, что он не знал. Не знал про Ксюшу. А говорить лишнего кому-либо из вампиров мне больше никогда не хотелось. Настолько опасная и пустоголовая мысль не посещала меня с того момента, как Тоби попытался убить меня своим или же позаимствованным ножом. Меня вообще не тянуло с ними разговаривать, даже из любопытства. Но, к сожалению, я ещё не успела стать полностью немой — лишь частично и только в определённых случаях — поэтому разговаривать всё таки приходилось, чтобы никого не расстраивать. Прямо сейчас меньше всего мне хотелось разочаровать именно Артема.

Про мою подругу, может, он и правда ничего не знал. А вот обо мне… Зачем он, например, спрашивал: «Где все?». Хотел убедиться может, что я одна? Чтобы ему никто не помешал, что-то сделать? То например, что делают исключительно наедине. Я не знала что. Что-то.

      — Ну так что, девочка? — проговорил Артём, словно ему внезапно наскучили и моя Ксюша, и его кровожадные друзья, разом. Его взгляд задержался на мне, а тон стал странно убаюкивающим. Только от этого, приключилось обратное — мне перехотелось спать навсегда. — Не считаешь ведь, что я, взрослый человек, тебе вру? Ты меня раздражаешь, не забывай. — продолжил он, окинув меня очередным взглядом. — Особенно твой возраст. Такой излишне болтливый, как это бывает у детей. Но я действительно опасался, что ты узнаешь о вампирской крови. Хотелось сохранить этот секрет, хотя… — он остановился на мгновение, его губы едва заметно скривились. — Тоби уже успел с тобой поделиться. Тебе дать. Я про кровь. — он сделал ещё одну паузу, и его глаза медленно скользнули вниз, задержавшись на краю моего пижамного платья. — Полагаю, пока я этого не хотел, эгоистичные соображения, знаешь ли. Признаюсь, брезгливые. Тоби не хотел сломать тебе шею. — снова пауза. — Ты целая пока, вроде.

Я невольно вздрогнула. А шея моя тут же заболела.

      — Ничего. — только и смогла ответить я. — Он меня не трогал.       — Не трогал? — вновь заговорил Артем, поверх моих слов, его голос звучал, почти насмешливо. — Мне кажется, или ты говоришь об этом сейчас, словно о каком-то достижении? — он улыбнулся. — То, что ты до сих пор жива — вот это достижение. Твое личное. Ну и что, боишься его теперь, да? — продолжил он, подталкивая меня к неоднозначному ответу. — А как же ваша «любовь»?

Вопросы Артема вгоняли меня в ступор. А ещё смущали. Непонятно чем, ведь мне стоило оставаться разумной, а не робеть и… растраиваться.

      — Кровь во мне растворится и я снова тогда стану обычной. Так мне Тоби сказал. — произнесла я, но уже совсем поникше и опустив голову. Колебаясь.       — Не было такого дня, когда ты была обычной… ты изначально ведь была с браком. Забыла? — Артем начал говорить, что-то очень злое, но тут же смолк. Он кажется увидел, как прямо мне под ноги, теперь падали капли. Заметил, что я заплакала. — В общем, всё что я хочу тебе сказать, это если Тоби действительно, дословно тебе это пообещал — твое скорое возвращение в нормальность — было его жестокой ложью. Так как у этого фокуса с кровью, для человека, есть один весомый, побочный эффект: исчезнут пару месяцев, а может и вовсе лет, из жизни. Так что и, если он продолжит тебя поить своей жидкостью, самой любой, то совсем скоро ты умрешь. А выход один — немедленно это прекратить. Или же, к самому концу, твоему концу, когда ты станешь собственной тенью, не больше, сделать тебя одной из нас. Вампиром. Но и это может оказаться удручающим и невыполнимым, для некоторых. Для тебя.

Возникла неловкая пауза — моё неуклюжее молчание. Кажется, совсем позабыв, что Артем всё ещё стоит напротив, я бездумно взяла краешек пижамы, наклонившись к подолу, чтобы вытереть себе нос.

      — Они там все, наверху. — наконец выдала я, скорее всего враньё, лишь бы вампир ушёл и оставил меня в покое. — И я тоже сейчас приду. Через минутку приду.

***

      Нужная мне дверь оказалась приоткрыта едва-едва, и я почти не дышала, остановившись возле, стараясь слиться с холодной стеной коридора. Изнутри ведь доносились размеренные звуки — шорохи, хруст, кажется даже глухие удары. Меня никогда не били, и я точно не знала поэтому. Пришло лишь на ум, что это были именно они — удары. И я не сразу от этого поняла ещё, что происходит. Совсем и не оказалась готова к тому, на что мне предстояло смотреть.

Ксюша лежала на полу, её руки всё ещё судорожно тянулись вверх, словно пытаясь за что-то ухватиться. За жизнь, наверное. Только никто ей не помогал. Её умерщвляли, рвали на части трое.

      Почему-то на Ксюше ещё совсем не было никакой одежды и я впервые тогда увидела голую Ксюшу. Впервые увидела и голого человека — голую девушку. Её тело вполне походило и на моё, за исключением наверное бедер — у неё были шире. И внезапно, закрыв свой рот руками, я успокоила себя странной мыслью о том, что Ксюша не стала бы стесняться, наверное. Оказавшись нагой.       Мой взгляд устремился к Артему. Он увлеченно над ней наклонился, встал у самой её головы. Его лицо утратило все разборчивые черты: кожа будто туго натянулась на череп, обнажая линии костей. Он стал склоняться потом и ближе, а его рот широко открылся, обнажая не просто клыки, а целый ряд острых зубов. Тонких и острых.       Дима тоже был с ним, стоял совсем рядом. И из всех в комнате — на нём имелось меньше всего одежды. Верх потому что у него отсутствовал, футболка наверное, а ширинка его джинс была расстегнута. Он двигался быстро, как вспышка, будто себя не контролировал, но каждый раз возвращался на одно и тоже место — к её телу. И я тогда поняла без нужного опыта и объяснений, что раздел мою Ксюшу — именно он. Дима. И именно на его губах виднелась её кровь.       В стороне от всех находился Тоби. Казалось, он не разделял восторга остальных, но никуда не двигался, он никого не останавливал. Вампир лишь удерживал свой пустой взгляд на Ксюше, заставляя так, может, и её тоже смотреть — только на него. Но её тело уже почти не двигалось, а глаза застыли. И пока Дима беззвучно шевелил своими губами, словно нашёптывал что-то её, уже точно мёртвому телу на ухо, Тоби моментально нашел дверь, за которой больше не пряталась я. Ведь я громко всхлипнула. А после больно хлопнулась, приземлившись на пол.       — Мамочка... — пролепетала я, едва слышно.

***

      Странно, что лес никакой не синий, но твои ноги становятся именно такого цвета, когда ты бежишь по нему босиком. Снег ведь под ногами — и он холодный. И он, то ли белый, то ли серый. Где-то сверкает, а где-то и грязный — плохо видно, чтобы стало понятно какой он, когда темно.       Наверняка теряясь безвозвратно, заходя совсем вглубь, я только и наделась на то, что отошла достаточно далеко, чтобы мои мысли стали вновь лишь моими. Чтобы вампир их больше не смог слушать.       Я просто переживала очень, что Тоби может узнать о том, как в моем разуме, рядом с его именем, навсегда появилось, и от этого бесконечно повторяется, одно и то же о нём слово: «убийца». Да, вряд ли ему это понравится. Хоть и, может, это не станет чем-то для него новым.

Правда — не может быть обвинением. Но обвинение — чаще всего оказывается правдой.

      И в тот самый момент, когда мои ноги онемели и я больше не сумела ступать по снегу, послышался голос:       — Ты сама напросилась. Ты сама этого у меня попросила.