Фиалка

      Если бы у меня был выбор… вряд ли бы я стала целоваться. Как-то не сегодня, хотя бы. Завтра тоже вряд ли. Ведь и сам Тоби, кажется также оказался по итогу не в восторге. От собственного пожелания, которое по задумке, он случайно воплотил. И настолько неистово вампир был не рад, что отстранившись от меня совсем, подгонял меня теперь и словесно, поскорее с его глаз исчезнуть. А я не могла. Я стояла на месте, и так, словно использовала в магазине косметики все просроченные, пробные экземпляры помад одновременно — у меня противно покалывало губы. И не докучало бы мне это недомогание, я бы точно сумела получше распознать, что именно прямо сейчас, обо всём этом подумываю и по-настоящему ощущаю.       Ну а если так, если выбирать совсем уж очевидное из списка моих расстройств, то: жуткое разочарование и липучий стыд. Такой — что теперь и не отлипнет просто так, чтобы сразу. Хоть рот с мылом вымой, запивая попутно пеной для ванны — не поможет.       Поглядывая на Тоби, от чего-то ещё обильно при этом моргая, впервые я как-то даже посчитала, что не так уж он мне и подходит, на самом то деле, чтобы с ним «встречаться». Этот вывод, правда, мне было абсолютно нечем подкрепить, ведь парень уже успел мне понравиться. Просто рассуждая, я себя избавляла от той обязанности, которую Тоби, раз уж всё приключилось именно так, должен был теперь взять на себя. А именно — за провал этого поцелуя.       И нет, мне он таковым совсем не показался. Поцелуй. Пусть даже сравнивать было действительно не с чем, я уж точно не познала, настолько видимого огорчения, кричащего неудовлетворения даже, что невежливо выражал своей изолированной от меня позой парень.

Я ведь ему что, теперь разонравилась?

      Выходит, что стал он грознее дождевой тучи, мрачнее ночи, потому что ему было известно больше моего. Я о том, что знания приходят с опытом, который у него наверняка имелся, а я — как-то в него не вписалась. Не подошла просто, под его ожидания на деле, что бы он там себе до этого не представлял. И наверное, я сильно его за это не винила, ведь и сама тоже, тайно, много что уже успела себе, о нас с ним, представить. Закрывая не так давно свои глаза, я держалась с ним за руки, ходила в кино и… всё это — было лишь в моей голове. И потому, что мои фантазии носили более невинный характер нежели его, я бы и не сумела постичь подобной досады от их несбыточности, в отличии от вампира. Он был спешнее меня не только в пространстве, но и в решениях насколько скоро, всё между нами должно случиться. И вот, поцелуй — закончился аварией. Стоило, всё-таки, сбавить немного скорость.       — Как же я пойду… — одними губами, протянула я, ничего больше не спрашивая. Да и интонация моя была никакая не вопросительная, больше растерянная и обескураженная. Я хорошо ведь улавливала это, совсем новое, бесстрастие Тоби. Он и был холодным всегда, по своей задумке: и снаружи и внутри там, в себе, но ко мне никогда. И от этого, всё становилось понятней. Я делалась понятливей, решив покончить навсегда с глупыми к нему вопросами.       Ко всему прочему, свои раздумья мне доказывать ничем не хотелось. Я и волновалась этих доказательств услышать. О том, как оказалась неугодна. Я и так знала, что бесполезна и нежелательна для любви. Для такой вот любви, практичной. Которая в действительности, со всеми её обязанностями. Пускай тогда всё закончится также внезапно, как и началось — если это неотвратимо. Если этого хочет Тоби. Который и был тем, кто изначально питал влечение к запретной для меня чувственности, прививая это хотение и мне. Всё то, о чем он мне честно никогда так и не рассказал до конца. Сказал только о самом конце и обещал, что до него мы обязательно доживем с ним вместе. Он соврал.       Тоби ещё находился в таком положении, стоял так — отрешенно, что я понимала и без его, каки либо дальнейших объяснений: до дома он меня «не доведет». В известном ему смысле то есть, используя свои возможности. Напряженно, он ожидал лишь одного, настороже находился, что я зашагаю в обратную от него сторону и чтобы даже никакого шага навстречу.       — Я вызову для тебя такси. — выдал он ответ, что соответствовал моим предположениям.       Потому, что он больше меня к себе не подпускал, словно я стала самым нежеланным на его пути встречным или любым другим надоедливым, но всё также пугливым существом, а он — злой собакой: от того Тоби, которого как я думала, я знала — вмиг не осталось ничего. Даже тени. Усиленно сдвигая на своем, прекратившем быть добрым лице брови, он кажется избегал даже того, чтобы продолжать читать мои мысли. И следуя тотчас своим словам, уже достал из кармана телефон, начав набирать номер. По памяти набирал. У него был только один номер в голове и одна сейчас цель — меня перед собой развидеть.       И вот, от моего вампира Тоби — ничего не осталось. Ни одного волоска даже на его голове, что помнила много номеров, мне отныне не принадлежало. И от моих, вроде как изначально не сильно задетых чувств, ведь я отказывалась дальше считать, что в каком либо смысле, он меня обожает — также ничего больше не было. Я ведь, его наблюдая, от этого самообмана избавилась. Порушилась как-то следом вся, слишком быстро. Точно теперь приняв, что же я на самом деле, чувствуя, смятенно переживаю.       И я бы просто назвала это обидой, но это досадное увечье воспринималось иначе и было чужим. Не хватало разумности, как с ним обходиться, когда Тоби теперь обходил меня стороной. Меня никогда не обожали — а он когда-то обожал. А когда тебя обожают хоть раз и потом перестают это делать, то ты быстро сумеешь углядеть обратное. Враждебность?       — И мы что… не полетим в Америку тогда, да? — переминаясь с ноги на ногу, всё-таки не смогла удержаться от глупого вопроса я, может не желая, опасаясь просто, знакомиться с Тоби заново. Думать о нём так, как я сейчас думала.       Он был другим и ничего мне не сказал. Уже поднес к уху телефон и в трубку заговорил. Теперь, он перестал мне и отвечать. И я поэтому удержалась от того, чтобы рассказать ему, как кажется снова забыла из за своих интенсивных переживаний свой адрес. И кажется ещё, что очень хочу в туалет.       Мне стоит самой вспомнить и больше просто не пить воду и с ним не видеться.

***

      Будучи уже в городе, по названиям улиц, я всё-таки вспомнила свою и доехала до дома без неурядиц — при памяти. Со мной не прощаясь, меня чтобы не касаясь, через водителя, Тоби передал мне обратно мой телефон, который как оказалось, всё это время находился при нём. А когда водитель остановился на заправке, почти сразу он это сделал, я сумела оплатить там, своим гаджетом, платный туалет.       Мне было тошно, а в голове пусто, но я всё равно себе купила, всё на той же заправке, в магазинчике, орешков. Срочно заполнить себя и занять хоть чем-то требовалось. Потому что помимо, вроде как беспричинного ужаса в теле, меня клонило ещё и в сон.       Оказавшись перед знакомой дверью, я думала, что стану в неё стучаться как ненормальная, в какой-нибудь затяжной истерике, но простояла перед входом продолжительно смирно. Словно не у собственной квартиры, а так, что впервые. Так, словно переступив порог, я стану находиться там, внутри, даже в своей комнате, уже совсем иначе. И сама буду иная — буду совсем другой девочкой.       Из-за Тоби, который меня похитил, полюбил и после дважды обманул, оставив, я чувствовала, как меня подменили. Но подменили не только меня, но и всю мою семью, кажется. Потому что увидев меня на пороге, моя мама отреагировала совсем не так, как я себе это представляла.       — Сходишь в магазин? — спросила она, как ни в чем не бывало, даже не примечая на мне нового платья. Я и разуться ещё не успела. Не успела её обнять.       — Мам… Привет. — настороженно, но потише, произнесла я, так как забеспокоилась, что на нервной почве, пока меня не было дома больше суток, мама… кажется просто сошла с ума.       — Так виделись ведь уже, Виолетта. — отмахнулась от меня родительница, уже вручая в мои расслабленные руки пакет и купюру.       Я с мамой спорить не привыкла. А пальцы невольно сажала, приняв от неё деньги. Пустой пакет для покупок уже болтался на моем локте.       — Каким утром, мам?       С места я не сдвинулась, несмотря на то, как активно к этому действию, моя мама меня подвигала.       — Ты что, шутишь так? — начала она злиться. — Вчера вечером мы вернулись с тобой из санатория, ты до обеда проспала. Потом я тебя искала, чтобы в магазин отправить, я ужин готовлю ведь, а ты из дома ушла. На почту что ли ходила? — отвлекаясь, так как абсолютно не замечая моего сначала обрушенного, а после сложенного обратно, лишь только для неё одной вида, она уже развернула голову в сторону кухни. — Ты ещё сахар купи. Список в пакете. Иди.       То, что вампиры обладают властью «корректировать» время, а поэтому и чьей-то о нём памятью, я немножко слышала и на себя испытала. И то, что кто-то из них сделал это с моей мамой — я поэтому сразу и поняла, перестав переживать за рассудок своей родительницы.       — Хорошо. Сейчас схожу. — кивнула я, соглашаясь. Лишь бы поскорее оказаться наедине со своими мыслями.       Всё это время просто, и в машине и в лифте наверх, я ведь то и дело думала о Тоби. Я думала и о других вампирах тоже, но о нём намного больше. И я задавалась вопросом, почему он оставил меня в доме. Тогда, когда исчез вместе с Димой, а я встретила Соню, не планируя погибать. И теперь, я кажется нашла ответ. По крайней мере объяснение тому, что стало с моей мамой.       Они были здесь. И они оказали на неё влияние. И всё бы ничего, только… дело было ни в каком не поцелуе, получается. Тоби планировал, что я буду дома. Ещё со вчерашнего дня он это знал, подготовив всё к этому заранее. Они все — что-то планировали и знали. И на самом деле, вампиры, каждый раз лишь искали момента, чтобы мне было так, как сейчас: дурно. А их травля — почти стала откровенным домогательством.

Зачем же тогда, он пообещал мне Америку? Зачем поцеловал? Ведь лучше, если бы он меня оставил без памяти, если оставил навсегда. Чтобы открыв глаза, одетая в свою пижаму, а не платье соседки, я ничего не знала.

***

      — Чего ты тут села? Не видишь что ли, занято? — кажется прибывая не в самом лучшем настроении, выдал Валя.       Завидев его ещё издалека, когда из магазина обратно шла, я планировала с ним поболтать, прежде чем домой подняться. Просто так, рядом может посидеть, чтобы как нибудь отвлечься, вернуться чтобы «обратно на Землю» окончательно, ко всему мне знакомому.       Решив поэтому пропустить мимо ушей недовольный тон одноклассника, я заговорщически произнесла:       — А я чипсы купила. Думала, что ты хочешь. — поставив пакет с продуктами на землю возле себя, я вытащила наружу пачку. — Хочешь ведь? — задабривая Валю, я решила его подкупить самым рабочим способом.       Он в ответ промолчал, довольно длительно. И до этого ведь, когда я рядом оказалась, одноклассник носом от меня повел в сторону, а теперь, свою голову ко мне он обратно развернул. Наверное, отчаянно боролся со своей необщительной сегодня ролью и неудачно. Так как завидев, что я протягиваю ему то, чем намерена искренне поделиться, внезапно, он всё-таки выхватил у меня из рук чипсы. Поскорее, пока я не передумала может.       — Не очень хочу, но давай. — выражая, как можно более слышимое, но на деле невидимое безразличие, уже нетерпеливо открывал, шурша, подношение он. Забив рот едой, Валя дальше заговорил более приподнято. Я так и знала — он просто был голодным. — У меня предки уехали, меня на дачу не взяли с собой, потому что с собакой нашей оставили. А она ведь старая, заболела и помрет теперь. — он сделал паузу. — Она всё равно помрет, я честно тебе говорю, так сказал ветеринар. А у меня друг там, в деревне, мы собирались с ним в футбол играть всю неделю. У него на участке футбольное поле есть, а теперь я здесь застрял. — начав рассказывать мне об истинной причине своего негодования, Валя ещё раз сунул в пачку с чипсами свою руку и впервые замерев в этом торопливом действии, взглянул мельком на меня. Протянул сразу чипсы обратно, неохотно, предлагая мне к его трапезе присоединиться.       Я знала, что Валя любил чипсы и животных он тоже любил — свою собаку особенно. А говорил он сейчас, скорее всего испытывая страх за своего питомца и за то, что остался один. То что Валя был трусом — я также знала.       — У меня тоже летние каникулы, как-то не очень, если честно… — сказала я, чтобы поддержать одноклассника, но сказала очень честно.       На чипсы я помотала головой, отказываясь. Кушать мне не хотелось и купила я их бесцельно. Они просто по акции были, а у меня оставалось достаточно сдачи.       — А что у тебя, Вилка? — приободрившись то ли тем, что я разделяю его унылую долю, то ли тем, что он может единолично доесть все чипсы, уже совсем жизнерадостно, поинтересовался Валя. — Как там твой этот… который фотограф?       Скорее всего, Вале было абсолютно всё равно на Тоби. И сейчас, став дружелюбней, он лишь искал тему, чтобы продолжить со мной разговор — не больше. Сейчас он доест чипсы и… точно уйдет.       — Он не фотограф никакой. — последовало мое отрицание. — У него магазин свой есть. Там гитары продаются и всякое такое… я там почти побывала, но планы поменялись. В другой раз как нибудь. Мне некогда сейчас. — зачем-то добавила я следом ту информацию, которую смело уже могла начать забывать.       Вместе с Тоби забывать и чтобы не придумывать для каждого, включая Валю, удобной лжи. Я уже просто, как-то, начинала сомневаться, что эта история вампира о его деятельности реальна, как и всё остальное, что он мне о себе рассказал.       — Магазин? — недоверчиво протянул Валя, попутно облизывая свои пальцы. — Что-то не очень он был похож на бизнесмена, когда хотел меня отдубасить. Ты ничего там не путаешь случайно, Вилка? — не выдержав, он громко рассмеялся. — Ещё скажи, что он гений, миллионер, филантроп… Что в тебя ещё влюбился может.       Возмутившись издевательскими словами Вали о Тоби и его всегда дурацким неверием, я взяла тогда и выхватила у него пачку с чипсами из рук. Только одноклассник еще громче захохотал, закашлял и говорить продолжил:       — А ты чего так злишься? Это ты в него влюбилась уже, да? Понятно, влюбилась. Ну ты и дура, Вилка.