СПб

Картина жуткая. Маленькая и до боли худая девушка буквально летает по улицам и что-то или кого-то ищет. Она выглядит счастливо, ведь улыбка не спадает с её лица. Но лучше не рассматривать её детально. Картина жуткая. Скомканые тяжёлые волосы испачканы кровью и аккуратно спрятаны в глубокий капюшон лёгкой мешковатой куртки. Кровь стекает по щекам. Глаза спрятаны. В руках небольшой кухонный нож, который по мере движения оставляет кровавый путь. Ноги девушки голые. Колени тощие и будто вывернутые наизнанку, на них не остаётся живого места из-за ссадин. С ног более обильно струйками течёт кровь с непонятной житкостью. Её тело дрожит от холода, а возможно – от страха. Она бежит по тёмным закоулкам Петербурга, единожды отступив в люди. Обходит весь мир дворами, выходит из-под сомнительных арок, перелезает заборы, и, наконец, пересекает искусные ворота, там останавливается у стенки вполне обычного и непримечательного многоэтажного здания, садится на корточки и ждёт. Она смогла здесь честно вздохнуть полной грудью, поэтому сняла капюшон, освободив длинные тёмные волосы, положила на землю нож и достала из кармана куртки скомканую и старую бумагу. Из-за старости на ней невозможно было что-либо разобрать, кроме надписи жирным шрифтом "свидетельство о смерти". Громкий свист на всю улицу. Похоже – за ней. Она обернулась. У ворот стояла высокая женщина лет сорока, хоть и на вид ей можно дать гораздо больше. Одета та во всё рваное и грязное. Волосы беспросветно седые и редкие. Лицо худое, но кожа на нём обвисшая. Там-же красуются пару ссадин и ранок, и явно не хватает одного зуба спереди. Она настроенна по виду агрессивно: спина специально сгорбленна, брови нахмуренны, руки убранны за спину. Медленно подходит к маленькой девушке с ножом. – Долго мне нужно было ждать? – злобно сказала та, походя всё ближе. Девушка с ножом не отреагировала, лишь молча продолжила пялить в бумагу. Женщина уже подошла вплотную, нагнулась и зло крикнула над ухом: " Оглохла пока ждала меня? ". Девушка подняла голову. Улыбка спала с её лица. Она по-прежнему молча протянула бумагу той грубой женщине, полностью вытянув руку, тем самым ударив её в живот. Та приняла его и недовольно начала рассматривать. – Там сказано, что он умер. Я соболезную. – Умер-то – ясное дело. И всё, что ты хочешь, падла, мне дать спустя месяц? – Я не нашла. – Тварь, ты за живого человека отдаёшь мне какую-то старую бумажку! Это не сравнится с ним живым! – А сигареты сравнятся? – ухмыльнулась девушка. – Падла, да подавись! – со всей злобой сказала женщина, кинув в неё скомканный лист. Затем та со всей душой ударила её по лицу ногой, оставив след от подошвы и огромную ссадину. А потом сердито ушла обратно. Как только след её скрылся за воротами, девушка осторожно встала и отряхнулась. Она снова продолжила улыбаться, будто это была та реакция, которую она ожидала. Оставив нож и свидетельство о смерти, она пошла той же дорогой, что и та женщина. Сразу за поворотом за угол её кто-то окликнул. Из-за тени показался молодой мужчина в медицинском халате и в очках. Выглядит он намного опрятней, чем девушка. Кажется, будто они и вовсе не должны быть знакомы, но знают они друг друга лучше, чем вы думаете. Медик поправил очки и нервозно начал осматривать с ног до головы девушку. – Что с тобой? – Долгая история. Ты ведь сможешь кое-что зашить? – Нет, говори, иначе помогать не буду. – Во-первых, упала, о меня кто-то споткнулся. Во-вторых, меня его мать по лицу ударила, – сказала она, указав на рану. – В-третьих, ты и сам знаешь. Она замолчала, задумавшись, и, наконец, произнесла последнюю мысль: – И каннибалов тоже нужно кормить. – Я надеюсь, что это шутка. – Ну конечно, их нельзя же много кормить. Медик с презрением посмотрел на девушку. Она улыбалась. – А ударили-то за что? – Скажем, моральную компенсацию не выплатила. – А что она хотела? – Не знаю, в записке было написано, что ей сигарет хватит. – И ты купить не могла? – Нет конечно, я деньги не печатаю. Я попыталась один раз раздобыть у прохожих, но мне не дали. – А лицо не жалко? – Лицо мне бесплатно заштопают, а сигареты – дорого. Заодно, нам выдалась прекрасная возможность проведать суицидального отброса. – Выглядит вполне живым. Тебе точно кажется, что он нам нужен? – Не-а, мы по приколу за ним следим. Мы ж профессиональные сталкеры. – Это сарказм? – Естественно, болван. – И что мы будем делать? – Ничего, просто следить. – Ты точно не хочешь посмотреть другую кандидатуру? – Прошлая жертва сказала, что он тот, кого мы ищем, так что ждём. – Не вижу смысла тратить время на живого, в конце концов он не тот, за кем мы по-настоящему охотимся. Может, он и вовсе идёт на поправку. Мы ж не спасаем суицидников, а наоборот. – Не думаю. Просто ты слеп, мой дешевый друг. Социопаты долго не живут, тем более он. У него на лице написано "я труп". – Ну допустим, и? – Он по всей видимости планирует умереть, ему выгодно заболеть или по крайней мере поверить, что он болен. Понимаешь, человеческий мозг так устроен, что если во что-то сильно поверить, он начнёт этим жить, а в нашем случае – самоуничтожаться. Так ещё и наш абонент не имеет возможности выбраться из ловушки, которую мы сами и создали. Это отличный повод умереть. Умрёт – пусть, попытается покончить с собой – остановим... Ах, а ты видел как у него сердце замерло при виде меня? Какой же он впечатлительный. Точно не выживет. – Да уж, умом ты явно обделена. Я бы так не мучался ради этого отродья. – Говори меньше, ладно? У меня голова болеть начинает от пролитой крови. Пойдём, перевяжешь быстрей. Они вместе зашли за угол. Девушка немного облокачивалась на медика из-за плачевного состояния от обильного кровоизлияния. В подворотне помимо темноты, отходов и дохлых крыс виднелся свет в конце тоннеля, исходящий из приоткрытой двери. Эта дверь вела в кабинет медика. Сам кабинет представлял собой уютное небольшое помещение, какое видел каждый, кто хоть раз бывал у врача, а именно: мятные стены, холодное белое освещение, шкафчики с папками, кушетка напротив стола врача, а над столом – безымянные грамоты какого-нибудь 2014 года, которые собственно и не были достижениями того медика, как минимум потому что он начал работать в этой больнице в 2019 году. На окнах решётки, никому не известно зачем, на стенах какие-нибудь странные и жуткие картины с анатомией человека, диагнозами или чем-то в этом духе, а единственной жизнью в кабинете являются цветы, что не поливали с 93 года, и скелет в открытом настежь шкафу, хотя я не уверена, можно ли считать его живым, ибо это уже зависит от адекватности врача. Дойдя хромая до кабинета, девушка расположилась на кушетке. Рядом с ней находился стол с медицинскими приборами, она внимательно осматривала их до начала её небольшой операции. – Сколько весишь? – спросил медик, копаясь в шкафу. Девушка промолчала и стеснительно отвела глаза в угол. – Ну? Говори правду, ведь это может многого тебе стоить. Мне абсолютно всё равно на твой вес. – А может на живую? – Ну как это? Я не думаю, что это хорошо закончится. Ты только из-за веса так решила? – Нет конечно. Просто... Не вижу смысла в этом, я почти не чувствую боли. Медик глубоко вздохнул. – Ну, как знаешь. Ладно, давай хоть посмотрю. Может быть и зашивать не придётся. Медик подошёл к кушетке и сел на колени перед девушкой. Та аккуратно приподняла коротенькую юбку, показав только две длинные ранки. – Они не такие уж и глубокие, так что можно обойтись дезинфекцией. Медик снова отошёл, ему понадобилась перекись. Девушка измученно облокотилась на стену и закрыла глаза. – И много мы ещё так будем встречаться? – послышался голос медика. – В смысле? – Ну, у него ведь было ещё парочка брошенных им семей. Ты будешь им что-то выплачивать? – Вот именно, что "брошенных". К нему они отношения не имеют, так что я оставлю всё как оно есть. – Жестоко. – Жестоко то, что этот малолетний подонок вообще имел девушек без особой серьёзности и только ради своего удовольствия. Детей ведь никому нянчить не хочется, даже тем дамам, что он обрёк на эти унижения. Они тоже молоды, но вот только им приходится выживать, а не жить для себя, как это сделал он. Я не капельки не жалею, что он умер. – Ты права... Повисло молчание. Медик преступил обрабатывать и перебинтовывать раны на ногах, лице и руках. Часы в кабинете не ходили. По ощущениям прошёл век с момента их встречи. Молчание не давало медику покоя. – А где нож? – внезапно вспомнил он. – Не помню. Я его по-моему ещё на мосту выкинула. – Не, ты его бережно всю дорогу несла. Так где он? – А... Чёрт. Я и вправду с ним ходила? – Ага. – Ужас, я, наверно, как маньяк выглядила. Какой позор...