Teacher's gold butterfly

      Я стояла около автомобиля, наблюдая за входом в дом, где произошла драка. Мои мышцы были напряжены до предела, а сердце колотилось так громко, что казалось, что оно может выскочить из груди в любой момент. Мои руки дрожали, и я впивалась ногтями в кожу своих ладоней, пытаясь найти в себе силы сохранить спокойствие.       Мои мысли были полны беспокойства о Тарталье. Как он там? Смог ли выйти из драки? Не получил ли травм или не нанес ли их кому-то? И правильно ли я сделала, что послушала его и ушла? Волнение и страх захлестнули меня, но я заставила себя оставаться на месте, сжимая зубы и готовясь к тому, что может произойти дальше.       Неожиданно дверь дома распахнулась, и на пороге появился Тарталья. Его лицо исказилось от боли, а кровь на губах и носу говорила о серьезности полученных травм. Чувствую, как волнение ударило мне в грудь с новой силой, и я тут же кинулась вперед, подставляя ему под руку свое плечо, чтобы не упал.       — Мы должны уехать отсюда, — прорычал Тарталья, с трудом сдерживая боль. — Там такая бойня началась, Альберто полицию вызвал, поэтому он порекомендовал нам быстрее сматываться, чтобы проблем не было.       Я молча кивнула, потрясенная его состоянием. Я помогла Тарталье добраться до автомобиля и усадила его на заднее сиденье, понимая, что в таком состоянии лучше не давать ему вести машину, и тихонько закрыла дверь.       — Нам срочно нужно определить, кто будет за рулем, — сказала я решительно, когда уселась в салоне машины.       — Люмин, не придумывай, я поведу машину, — прошептал Тарталья, вытираясь от крови.       — Ты что, сошел с ума?! — вскричала я, готовая ударить его по голове. — Сиди тихо! — затем мой взгляд упал на Альбедо и Лизу, без сознания лежащую на его коленях. — Альбедо, выбор между тобой и мной. У меня нет прав, чтобы водить машину, но я могла бы попробовать, если вы будете указывать мне, что делать…       — У меня есть водительские права, — сообщил Альбедо. — Но я не садился за руль с тех пор, как их получил. Полагаю, у меня больше опыта и шансов справиться.       Напряжение в салоне машины было ощутимо, словно тонкая струна, готовая в любой момент оборваться. Я смотрела на Альбедо, чувствуя его решимость и нерешимость одновременно. Он был водителем только на бумаге, но его глаза излучали мудрость и уверенность.       Тарталья, все еще под впечатлением от столкновения, молча смотрел на нас, вытирая кровь с лица. Лиза, безжизненно лежащая на его коленях, мирно спала, несмотря на хаос вокруг.       Наконец, Альбедо решил взять на себя управление машиной. Он пересаживается на водительское сиденье, а я наоборот на заднее, к Тарталье. Мы стартуем, с едва уловимым шорохом шин. Я видела, как были напряжены мышцы Альбедо и как его глаза нервно сканировали дорогу. Наверное, он сейчас очень нервничает. Оно и понятно — на его плечах ответственность за жизнь трёх человек помимо его собственной. Но ему повезло, что сейчас была ночь, а значит, движение на дорогах было не таким активным.       — Кстати, Люмин, — голос Чайльда заставляет меня оторваться от наблюдения за вождением Альбедо и посмотреть на него. — Прости, я не смог спасти твой телефон… Какие-то дебилы его утопили в бокале с лимонадом, и у него треснут экран. Наверное, кто-то просёк, что это твой телефон, и решил отомстить за то, что ты им испортила шоу с Лизой… Вот он…       Тарталья достал из кармана мой телефончик, на который было страшно взглянуть. Экран оказался не просто треснутым, а напоминал паутинку из многочисленных микротрещин, словно телефон раздавили чем-то тяжёлым. Но больше всего на меня наводили ужас потёки лимонада, высохшие на корпусе.       Я вздохнула, чуть не со слезами глядя на этот жалкий остаток техники, некогда бывшей моим верным спутником.       — Спасибо, Чайльд, — сказала я еле слышно, стараясь удержать голос от дрожи.       — Знаешь, Люмин, я могу купить тебе новый, — не сдавался он, пытаясь меня приободрить. — Кажется, я даже знаю, где взять ещё лучше.       Но я лишь покачала головой, собравшись с мыслями. Телефон был не просто устройством для связи, он хранил в себе множество воспоминаний, фотографий, важных заметок. Новый телефон не заменит мне всего этого.       — Спасибо, но пока не надо, может… Его можно починить, — наконец ответила я, вытирая досадную слезинку с уголка глаза.       Чайльд лишь кивнул, понимая, что сейчас не время настаивать. Я сделала глубокий вдох и выпрямилась. Может, все не так плохо? Телефон был стареньким, и обновление техники будет полезно. Но я не хотела, чтобы Тарталья тратил свои деньги на покупку нового телефона для меня, ведь это я виновата в его порче, поскольку сама оставила его где-то и забыла…       Когда мы наконец успешно и без лишних приключений на свою задницу приехали к нам домой, Альбедо положил Лизу на диван в гостиной, а я поставила рядом на всякий случай тазик и помогла Тарталье пройти в его комнату, после побежав за аптечкой, чтобы обработать его раны. Его лицо было бледным, но он старался держаться бодро. Я настояла, чтобы он лёг. Его синяки и порезы выглядели ужасающе, и каждый раз, когда я прикасалась к одной из ран, Чайльд морщился от боли. Но его глаза оставались ясными и сосредоточенными.       — Снимешь футболку? — неловко попросила я, в смущении отводя взгляд.       Тарталья слегка приподнял уголок губ, возможно, заметив мое смущение, но ничего не сказал. Он аккуратно стянул футболку, открывая рельефную грудь и плечи, покрытые царапинами и синяками. В тишине комнаты слышался только его тяжелый, но ровный дых.       Я осторожно залила антисептик на ватку и начала обрабатывать его раны, стараясь избегать длительного контакта глаз. Его кожа была теплая под моими пальцами, мышцы напряжены, но он терпеливо держался, изредка лишь вздрагивая при прикосновении к особенно болезненным участкам. Мазь приятно пахла и быстро впитывалась в его кожу на местах с синяками.       — Спасибо, что помогаешь, — тихо проговорил он, стараясь сдержать гримасу боли.       — Придется немного потерпеть, — извинилась я, стараясь быть как можно бережнее. Тарталья молча кивнул, сосредоточенно следя за моими руками.       Проходя от одной раны к другой, я старалась не думать о том, как близко мы сейчас были друг к другу. В эти моменты мне казалось, что время остановилось, и все вокруг нас утратило свое значение. Но всё же, мне казалось, что в комнате стало жарче, чем должно быть…       — Люмин, ты краснеешь? — спросил Тарталья с усмешкой в голосе.       Я попыталась скрыть свои чувства, отворачиваясь и притворяясь, что тщательно изучаю очередную рану. Но сердце мое билось так сильно, что казалось, будто он его слышит.       — Ни в коем случае, — ответила я, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Просто жарко, вот и всё.       Он не ответил, но я почувствовала на себе его взгляд. Этот взгляд был таким проницательным, таким глубоким, что мне стало сложно дышать. Минуты проходили, и напряжение между нами становилось все ощутимее.       Когда я закончила обрабатывать раны и синяки на его руках и теле, мне пришлось поднять взгляд на его лицо, ведь его губы и нос, покрытые кровью, тоже нуждались в обработке. Я заставила себя поднять взгляд и сразу же встретилась с его синими глазами, которые внимательно меня изучали. Я намочила мягкую тряпочку и, поджав губы, начала аккуратно протирать кровяные подтёки.       Линии его скул стали более четкими под моими осторожными движениями, и я невольно зацепилась за его взгляд. Он не отводил глаз, следя за каждым моим движением, будто бы пытался понять что-то важное.       Когда я дотронулась до его губ, он вздрогнул, но не отдернул голову. Я могла почувствовать, как его дыхание слегка участилось, и вдруг подумала, насколько же хрупким было это мгновение — я, залечивающая его раны и он, доверившийся мне полностью.       — Всё, — сказала я, собирая все медикаменты обратно в аптечку. — Теперь лежи.       — А со мной не останешься? — с ухмылкой спросил Тарталья. — Я всё-таки ранен, вдруг понадобится снова обработать раны, а ты будешь рядом.       — Не драматизируй, у тебя несколько царапин и синяков, — хмыкнула я, встряхнув головой, чтобы убрать мешающие пряди с лица.       Тарталья в следующий момент приложил руку к груди и закрыл глаза, притворившись умирающим. Я не смогла сдержать улыбку и села на край кровати.       — Ты просто неисправим, — сказала я, смотря на его театральное представление.       — Ах, какая трагедия, — произнес он ослабленным голосом. — Я не смогу справиться без твоей помощи… так и знай.       Я лишь закатила глаза в ответ, понимая, что ему просто скучно. Но несмотря на его театральные манеры, что-то внутри подсказывало мне, что оставлять его одного сейчас не стоит.       — Хорошо, — сказала я. — Я останусь. Но только потому, что не хочу, чтобы тут кто-то умер от переигрывания.       Тарталья открыл один глаз и, увидев мою улыбку, сразу перестал притворяться.       — Признавайся, ты ведь волнуешься за меня, — горделиво сказал он.       Я вздохнула, понимая, что отказаться будет сложно. В конце концов, даже если он и преувеличивает, ему действительно нужен отдых и внимание.       — И что с тобой делать, Тарталья? — усмехнулась я, разглядывая его довольное лицо.       — Лечь рядом и следить, чтобы я не умер, — хмыкнул он, отодвигаясь к краю, чтобы дать мне пространство.       Я закатила глаза, но всё же прилегла, глядя в потолок. И всё же это было как-то странно — находиться в его комнате. Я подумала, что наш список с правилами давно пора скомкать и сжечь, ведь никто из нас уже давно не соблюдает эти правила. С самого начала они были бесполезны…       — Займёмся сексом? — шутливым тоном внезапно сказал Тарталья, застав меня врасплох.       — Горбатого могила исправит, как говорится… — вздохнула я. — Слышь, герой-любовник, о себе бы позаботился, поверь, с такими побоями секс — не самое лучшее занятие. Тем более со мной. Знаешь ли, я требовательная.       — Я человек выносливый, — с ухмылкой парировал Тарталья, явно не принимая мои слова всерьёз. Его глаза блестели дерзостью и какой-то мальчишеской задорностью.       — Выносливый, говоришь? — я внимательнее посмотрела на него. — И что ж, герой наш, когда твоя выносливость закончится и ты свалишься от истощения?       — О, поверь, я не доставлю тебе такого удовольствия. Но могу доставить другое… — он поиграл бровями, приподнявшись на локтях.       — Ой, заткнись уже и спи! — я отвернулась от него, изображая безразличие, но на самом деле, просто хотела скрыть смущение.       — Ладно, я просто шутил, если ты не поняла, — полусерьёзным голосом сказал он после минутной паузы. — Не могу же я иметь интимные отношения со сводной сестрой, верно?       — А то есть целоваться со сводной сестрой — это в пределах нормы? — хмыкнула я, вспоминая наш момент уединения.       — А ещё говорят, что девушки не любят романтиков, — поддразнил он, улыбаясь своей инфантильной улыбкой. — Я же просто пытался немного разрядить обстановку.       — Ты вообще знаешь, что такое «разрядить обстановку»? — я попыталась скрыть свою нервозность, но голос все равно выдал лёгкую дрожь. — По-моему, ты только усложняешь её.       — Хорошо, хорошо, не буду больше. Спокойной ночи, — он вздохнул и притворился, что закрывает глаза.       Комната казалась теперь менее уютной, чем ещё минуту назад, когда я не чувствовала этого почти физического напряжения в воздухе. Темнота впитывала все звуки, оставляя только наше дыхание и стук моего сердца, который, как мне казалось, Чайльд мог слышать.       — Знаешь, если бы не наши сложные отношения, я бы, наверное, перешёл границу. Не каждый день в моей постели оказывается такая красивая девушка. Но, в конечном итоге, это только слова. У каждого свои правила, и у каждого свои границы.       — Какие у нас, однако, философы среди ночи, — снова хмыкнула я, делая вид, что засыпаю. Но сон куда-то убежал, оставив только мягкое, но настойчивое тепло в груди. — Достал уже болтать, с тобой спать невозможно. Я не завидую твоей будущей жене…       — А если будущей женой будешь ты, сестрёнка? — я, даже не смотря на него, чувствовала в его голосе поддразнивание и лёгкое издевательство надо мной.       — Тогда я отправлю записку в будущее с настоятельной рекомендацией не выходить за тебя, — фыркнула я, игнорируя очередной всплеск его смеха.       — Ой, как страшно, — протянул он, но я уже не слушала. Я погрузилась в свои мысли, представив ту самую записку.       «Дорогая будущая я, — начинала я мысленно, — если ты всё ещё думаешь выходить за этого болтуна, остановись и вспомни, как он не давал тебе спать в ту ночь, когда подрался, и ты обрабатывала его раны. Помни, что любить его — не значит мириться с его болтливостью. Да и вообще он твой сводный брат, с ума сошла, женщина моя дорогая?!»       Видимо, улыбка на моем лице была слишком красноречивой, потому что Тарталья снова зашевелился рядом, очевидно не замечая, что я стараюсь его игнорировать.       — Что задумала, мечтательница? — спросил он. — Пишешь летопись своим потомкам?       — Я пишу сообщение в будущее, — загадочно произнесла я, открыв глаза и слегка повернувшись к нему, и залюбовалась, как на его лице отражается смесь заинтригованности и досады.       — Ну, передай привет от меня будущей себе, — хохотнул он.       Я закрыла глаза и окончательно провалилась в дремоту, понимая, что того, что мы сейчас с ним нагородили ради шутки, никогда не сбудется, и почему-то от этого осознания в груди поселилась странная горечь. И всё же, каково быть девушкой Тартальи? Каково быть его женой? Увы, мне никогда этого не узнать…