Так шепчет лёд

      И Владимир остался. Я бы не солгал, если бы сказал, что мне было страшно. Не знаю, что чувствовал этот самый Дмитрий, но я едва ли был готов для своей первой ночи с мужчиной. Владимир же, как будто прочитав мысли по моим испуганным глазам и слегка порозовевшим щекам, пояснил, что спать со мной в одной кровати не собирался. Я захлопал глазами, не понимая, к чему он клонит. Его губы изогнулись в тёплой, но хитроватой ухмылке. — Я хочу, чтобы ты вспомнил меня и привык к моему присутствию. — Подойдя ко мне вплотную, он тихо прошептал мне на ухо. — Я не хочу испугать тебя.       Неужели все парни в двадцатом веке были такими идеальными? Я глухо сглотнул застрявший ком в горле, а Владимир оставил лёгкий поцелуй на моей щеке. — Спи сладко, любовь моя. — Он отстранился и, прихватив свой ментик с кресла, направился к двери. — Я буду в соседней комнате.       И вышел из комнаты. А я так и остался стоять посередине как вкопанный. За последние дни этот новый мир вызвал во мне бурю эмоций, начиная от животного страха и до трепета в сердце. А еще в этом мире у меня был… любимый человек? О таком я даже и мечтать не смел. Однако отдаться этой мысли целиком я всё же не мог. Меня не покидало чувство, что вокруг меня что-то происходило, и это «что-то», кажется, было серьёзным. Если я продолжу думать об этом, то заработаю мигрень, как от питерского дождя.       Я всё-таки решил попытаться уснуть, но меня хватило ненадолго. Мысли о человеке в одной из соседних комнат не давали мне покоя. Да и о других вещах, более серьёзных, мне не мешало бы подумать… Я попытался отгонять свои настойчиво вьющиеся в сознании мысли, но получалось это плохо. Усилием воли я заставлял себя не думать и беспрестанно возвращался к увиденным накануне бумагам на столе, к чужим поцелуям, пусть и довольно целомудренным, к странному поведению моих «слуг», да и вообще всей окружающей обстановке. А это я еще на улицу не выходил. Мне казалось, что, если за сегодняшнюю ночь я не сойду с ума, это точно окажется каким-то чудом.       Оставив всякие надежды на крепкий сон, я всё же вылез из кровати и вернулся к столу. Я жалел, что у меня не было с собой смартфона с фонариком — кстати, где он в итоге? В любом случае я бы точно шокировал кого-нибудь из местных. Интересно, а ловила бы тут связь? Я огляделся в попытке найти что-то похожее на лампу и, к счастью, нащупал рукой нужный мне предмет на столе. Зажигать керосиновые лампы я не умел, а потому пришлось импровизировать. Даже если я устрою пожар, наверняка кто-нибудь вроде Фёдора проснётся, и всё будет хорошо. Это придало мне уверенности.       Несмотря на свой позитивный настрой, зажечь лампу у меня не вышло. То ли я слишком нервничал, то ли не мог распознать очертания предмета в темноте, но в комнате оставалось темно. Совсем отчаявшись, я отставил лампу (или нечто на неё похожее) на стол и принялся мерить шагами комнату. В какой-то момент мне это всё же надоело и я, чертыхаясь и ругаясь, двинулся к двери. Раз я не могу заснуть, а мой собеседник намекнул мне на своё местонахождение, значит, я как минимум могу попросить у него помощи или просто поговорить… А имел ли я такое право? В любом случае я решил разобраться на месте. Если я еще немного проведу время наедине со своими мыслями, я точно сойду с ума, и мне не смогут помочь все лекари этого странного мира.       Спустя пару мгновений я, с пылающими от смущения щеками, стоял как дурак возле двери в соседнюю комнату. Я несколько раз заносил руку над дверью, чтобы постучать, и так же несколько раз отдёргивал её. И что я ему скажу? Попрошу помочь уснуть? В коридоре раздался глухой шлепок от соприкосновения моей ладони со лбом. Я гонял в голове сказанные ранее слова Владимира: если он говорил правду, то он согласен «подождать» меня. Я же не знал ни что делать с этим «подождать», ни как действовать в случае своего же согласия… На что? От мыслей становилось только хуже, и я решил действовать быстро и не дать себе передумать. Я постучал в дверь.       Наступившая тишина заполнила мой слух, а в висках застучала кровь от напряжения. Я был уверен, что слышу лихорадочное биение своего сердца, и если бы кто-то находился рядом со мной, то он бы тоже услышал. — Дмитрий?       Владимир так быстро открыл дверь, словно всё это время так и находился возле неё. Я почти отпрыгнул на пару шагов назад. Похоже, он готовился ко сну, иначе как можно было объяснить то, что он стоял передо мной в расстегнутой рубашке. — Ты… Ты сказал, что я могу поговорить с тобой, — выпалил я, — и мне совсем не уснуть, я думал… Я думал, что хочу поговорить с тобой.       Он ласково улыбнулся мне, а в его глазах блеснуло что-то игривое. — Я говорил немного иначе. — Видя мой предательский румянец, он мягко рассмеялся. — Но и поговорю я с тобой с удовольствием. Заходи.       Я шагнул к нему в комнату, стараясь не касаться его и не смотреть на его тело. Но даже пары мгновений мне хватило, чтобы рассмотреть его такую же бледную, словно лёд, кожу и очертания его мышц под почти прозрачной рубахой. Хорошо, что у меня есть в запасе миллион вопросов. По крайней мере они помогут мне отвлечься.       Владимир закрыл дверь и повернулся ко мне. Я тем временем пытался разглядеть интерьер комнаты, который чем-то напоминал мне мою комнату, вот только основной цвет здесь был зеленым. — О чём ты хотел поговорить?       Владимир подошёл к зеркалу, становясь напротив, чтобы через отражение можно было видеть меня. Он продолжил расстёгивать рубашку, а потом и совсем избавился от неё. Я усиленно делал вид, что интересуюсь каким-то странным гобеленом с вышитыми на нём тиграми. — Владимир, скажи, мы ведь военные, так? — Я попытался поймать его взгляд в отражении. — Нас тоже пошлют туда? Ну, в смысле… в Японию.       Я смутился своей же глупости. Вернее, возможно, мой вопрос и не звучал глупо, но мне самому он показался до невозможности тупым. Однако внутренний голос подсказывал, что если я и являюсь здесь больным, то мне простительны любые глупые вопросы — всегда можно списать это на потерю памяти.       Владимир ухмыльнулся. — Туда? — Он повернулся ко мне с лёгкой улыбкой на губах. Сейчас он стоял передо мной обнажённым по пояс. — Ты боишься?       Я смутился ещё больше, сам не зная, от чего больше: от прямого вопроса или от полуобнажённого парня мечты. А что если этот Дмитрий смелый и отважный (во всех смыслах) человек вот здесь, в прошлом веке? Тогда я опозорю его честь, и может, Владимир и кто-либо другой больше не захотят со мной считаться… — Похоже, что я уже умер однажды, — тихо проговорил я, собираясь с мыслями, — или еще нет… Но я бы не хотел сделать это снова.       Мне показалось, или моей ладони коснулась тёплая ладонь Владимира. Я и не заметил, как он подошёл ко мне.       Я продолжал свою мысль. — Ты видел документ на столе у… меня? Там было написано… Кажется, это была разведывательная информация из Главного штаба. — Я запнулся. — Ты читал то, что там написано?       Владимир несильно сжал мою ладонь. — Япония полностью завершила подготовку к войне и ждет только удобного случая для атаки, — отчеканил он, как будто тот документ лежал у него перед глазами. — Я не верю, что можно спокойно говорить об этом! — Жарко выпалил я и даже сел на кровать. Владимир остался стоять передо мной, скрестив руки на груди. — Это страшно, и я знаю, о чем говорю!       На лице Владимира не дрогнул ни один мускул. Похоже, ситуация беспокоила меня одного. Как можно быть спокойным, когда на пороге самая настоящая война?! — Разведка установила даже дату начала, — спокойно кивнул он, — теперь это неизбежно.       Его реакция начинала меня злить. В груди закипал самый настоящий огонь, и мне нужно было куда-то его выплеснуть. Ну или по крайней мере разобраться, почему мой собеседник так странно реагирует на войну в своей стране. — Неизбежно? — Я уставился на Владимира горящими глазами. — А где принятые меры? Где император и его слово? Не знаю, что там делала разведка, но двадцать седьмого января — а это совсем скоро — начнется война, а уже двадцать третьего августа следующего года она закончится поражением. Полтора года будет литься кровь, и все напрасно.       Я выпалил это быстро, на одном выдохе, запоздало понимая, что я только что ляпнул. Владимир нахмурил брови и внимательно посмотрел мне в глаза. — Как ты можешь это знать?       Я видел, как он напрягся, будто перед ним был и не я вовсе. Молодец, Артём, не хватало ещё попасть в местную темницу за шпионаж или какое-нибудь подобное преступление — за что там вообще наказывали в Российской Империи?! — Но ведь можно же попробовать что-то изменить? — Притишенным голосом, спокойнее возразил я. — Войны можно избежать, если Россия покинет регион. — Исключено. — Владимир уселся на кровать прямо возле меня. Мы были разделены всего лишь смятым одеялом. — Многие офицеры Лейб-гвардии подали прошение Его Императорскому Величеству о переводе на Дальний Восток. — Меня передернуло от его слов. Люди добровольно согласились на такое? — Они понимают, что происходит.       Я закусил нижнюю губу. — Но гвардия же, как и большинство армейских корпусов в Европейской России, остается на мирном положении, — пробубнил я себе под нос. — Или я что-то путаю? — Я отозвал своё прошение, чтобы остаться с тобой. — Синие глаза пристально уставились на меня. А в моих лёгких закончился воздух лишь о того, как это было сказано. — Я… Много для тебя значу? — Одними губами произнёс я. — Невероятно много. — Владимир взял мою руку в свою и снова прижал её к губам.       Я быстро замотал головой. — Неужели ты не боишься? — Не веря, произнёс я.       Если бы не я, неужели он бы вот так просто отправился в армию? Добровольно на войну? Неужели я и есть та самая причина, которая заставила его… изменить своему желанию? — Намного страшнее было услышать о твоём состоянии, — признался мне он и потупил взгляд. — Ты сошел с ума… — прошептал я, прикрывая глаза и не переставая качать головой. — Я не могу повлиять на решение его императорского величества, даже если захочу, — пояснил Владимир и тряхнул головой. — А я?! — Я вдруг встрепенулся и во все глаза уставился на него. — Точно, я же там… Этот, как его, двоюродный брат?       Владимир изогнул бровь. — Ты уже пытался всё объяснить Его Императорскому Величеству, — заметил Владимир, не обращая внимание на моё вытянутое от удивления лицо. — Как видишь, ничем это не закончилось. — Уже пытался?.. — Не понял я, глупо хлопая глазами. — Как же много ты забыл… — Горько усмехнулся он.

***

      Наутро мы проснулись вместе, а разбудил нас стук в дверь. За дверью я услышал женский голос и поднялся с кровати. Голос звал не меня, а Владимира, и я откровенно запаниковал. Я понятия не имел, можно ли нам вот так проводить время вместе. Первой моей мыслью был прыжок в окно. Может, как-нибудь я смог бы перебраться в свою комнату незамеченным. — Ваша Светлость, вы не видели Дмитрия Владимировича? Неужели худо ему? Неужели куда-то увезли?       Владимир не спешил отвечать обеспокоенной женщине, а я так и вовсе старался не дышать. В конечном итоге он поднялся, не спеша накинул на себя рубаху и штаны, после чего подошел к двери и открыл ее. — Его Высочество князь Дмитрий Владимирович чувствует себя хорошо, — сдержанно ответил он, но отказался впускать женщину в комнату. — За обед беспокоиться не нужно, мы сегодня посетим ресторан.       Пока они беседовали, я выглянул в окно. На улице было темно, снежно и тоскливо. Хоть что-то было постоянным. Полярная ночь двадцатого века и двадцать первого совсем ничем не отличались. Однако виду из окна удалось меня заворожить. Было похоже на странный сон. Окна комнаты выходили на набережную Мойки, но только сейчас я сумел узнать Певческий мост, а через дорогу, которая тут была вымощена грубой брусчаткой, находился Восточный корпус Главного Штаба, который в простонародье звали плоским домом. Если я хорошо помнил уроки краеведения, то сейчас в этом доме должно было располагаться Министерство финансов. Прямо за ним виднелся ангел Александровской колонны и кусочек Зимнего дворца, окрашенный в непривычный мне красный цвет.       В какой-то момент я перестал паниковать по поводу того, где я оказался. Если я умер в своем времени, а теперь меня забросило сюда, то у меня появился шанс прожить еще одну жизнь. Пускай мое старое тело сейчас предано земле или огню, но теперь у меня есть новое. Оставался один очень важный вопрос — где сейчас настоящий Дмитрий? Не мог же целый человек куда-то испариться. Не мог просто исчезнуть. Мне всегда казалось, что если где-то убыло, значит где-то прибыло. Я бы не хотел думать, что вместо меня в двадцать первом веке похоронили Дмитрия. Это было бы несправедливо. У него была отличная жизнь, высокое положение, куча возможностей, семья и любимый человек. А у меня не было ничего. Однако шанс прожить вторую жизнь выпал именно мне. В то время как ему суждено было исчезнуть. Я обернулся на тихо зовущего меня Владимира. — Ты выглядишь грустным. О чем-то думаешь?       Я покачал головой, снова уставился в окно и заметил, как Владимир деликатно прижался к моей спине. — Надо учиться жить заново… — тихо ответил я и выдохнул, прикрыв глаза.       В тот момент я не решился попросить его постоять так со мной еще немного, но я очень этого хотел. Мне было приятно чувствовать его тело и тепло, слышать дыхание и даже шелест свежей рубашки. Мне предстояло выйти на улицу, вдохнуть свежего промозглого воздуха, пройти по дорогам, потрогать ладонями снег, зажмуриться от солнца, если оно вдруг решит показаться. Как сон, из которого я никак не мог выпрыгнуть. Это не может происходить на самом деле. Однако мурашки и щекотка в горле от очередного поцелуя оказались вполне реальными.       Владимир помог мне одеться, ведь я понятия не имел, как должен выглядеть, что должен носить и даже как себя вести. Он настолько терпеливо выполнял мои глупые просьбы, что в один момент мне стало неловко. Выходя из дома, я немного обомлел от того, как жил этот Дмитрий. В моем мире в этом доме располагался шикарный отель, который не каждому был по карману, а сейчас тут жил один только я, имел слуг и целую комнату под гардероб. Если бы не Владимир и мой урчащий живот, то я обязательно прошелся бы по дому, как по музею. Таким лучше заниматься в одиночестве, чтобы не стать клиентом местного дурдома.       На улице было прохладно, но я стойко ждал, когда смогу усесться в экипаж. Теплее там не стало, но ожидать комфортный автомобиль с работающей печкой вряд ли стоило. Я слышал, как Владимир назвал его лихачом, но наверное, слово это тут имело несколько иное значение, чем в моем мире. Или это уже и есть мой мир? На извозчике был красивый щегольский кафтан, лошади его лоснились, а в экипаже даже горели газовые фонари. Я не знал, куда мы едем, окошко было занавешено, чтобы холодный воздух не задувал внутрь, а рядом со мной, совсем вплотную, сидел Владимир и сжимал мою холодную руку. — Ты прости, что не показал носа, — осторожно начал я, повернув к нему лицо, — я плохо понимаю, как себя вести. Какое наказание нам может грозить?       Он сильнее сжал мою руку и переложил ее себе на колено. Меня же как будто окатило ледяной водой. Все это время я мечтал до него дотронуться и тут вдруг смело обхватил его ногу, пощупал твердое бедро и острую коленку. Владимир улыбнулся и погладил меня по руке. — За что? — Как-то хитро переспросил он, и мы встретились взглядами.       Я смотрел на него с нескрываемым интересом, изучал черты его лица, светлые волосы, красиво уложенные волнами, мягкие губы и бездонные глаза. Мне нестерпимо захотелось коснуться его лица, но я удержался, а наш экипаж вовремя подпрыгнул на кочке. — Не делай вид, что ты не понимаешь. — Я покачал головой и чуть отвернулся. — Что будет, если нас увидят вместе? — Дмитрий, честное слово, я не понимаю тебя. — Он недовольно вздохнул, и я поймал себя на мысли, что мне это уже не нравится. — Нас постоянно видят вместе. Мы бываем на приемах, ужинаем в ресторанах, уходим вместе. Что вдруг на тебя нашло?       Дорога показалась мне бесконечной, а настроение Владимира испорченным. Бесспорно, он относился ко мне деликатно и нежно, едва ли не с придыханием, но наверное всему есть предел. Я постарался максимально приблизиться к нему и даже чуть потерся плечом. — Мне просто интересно, сколько вдруг мне придется провести в местной тюрьме. Не хотелось бы потратить свою вторую жизнь, сидя за решеткой.       Прохладные губы Владимира сначала коснулись моей щеки, затем кончика носа, а когда я подумал, что сейчас состоится мой первый поцелуй, он бережно тронул губами мою шею и, осторожно подцепив пальцами подбородок, повернул меня к себе. — Тебе ничего не угрожает. Среди придворных и членов царской семьи слишком много гомосексуальных мужчин, и все это знают. Думаешь, тебя заставят совершить покаяние?       Я смотрел только на него, как кролик на удава, забывал дышать, моргать и шевелиться. В конце концов я склонил голову. — Я вообще ничего не думаю…       Владимир мягко погладил меня по волосам и прижал к своей груди, а экипаж тем временем успел остановиться. — Перестань, подобное не афишируется в широких кругах, но даже если бы оглашалось во всеуслышание, то общество наше не так однозначно отрицательно к гомосексуальности, как в Европе. Прошу на выход, мы на месте. — Если бы ты только знал, как для меня это максимально странно звучит…       Едва я успел поднять голову, как дверца открылась, и галантный молодой человек с опущенными в пол глазами терпеливо ждал, пока мы выйдем. Тогда мне показалось, что у нас с Владимиром все написано на лбу.       Войдя в здание ресторана, я ощутил примерно то же самое. Новогодние праздники здесь отмечали с еще большим размахом. Народ кричал, пел и танцевал, играл в странные игры, дамы в шикарных платьях бегали вокруг стульев и громко смеялись. Это совершенно не было похоже на ресторан в двадцать первом веке, хотя я бывал в нем раньше. В моем две тысячи двадцать четвертом этот ресторан имел то же название, находился на том же самом месте, но был уже совершенно иным. Неизменными оставались только блестящий паркет с узорами и высокие потолки с хрустальными люстрами.       Владимир толкнул меня локтем, и только тогда я обратил на него внимание. Наверное, он заметил, что я как-то странно здесь все разглядываю. Однако, чтобы заметить самое интересное, пришлось приглядеться. Странно одетые молодые юноши, которые пришли явно не с дамами. Их возрастные спутники выглядели богато и солидно, кормили из рук, давали пробовать вино, гладили по коленке. Я никогда в жизни такого не видел. — Сейчас этот юноша в грязных штанишках сидит у него на коленях, совсем не умеет пить вино, а в конце вечера князь подарит ему шубу или повесит очередное украшение на шею, которое тот сразу же потеряет, — зашептал мне на ухо Владимир, а потом выпрямился, поправил рубаху и заговорил громче. — На самом же деле он их просто продаст и будет дальше сидеть на коленях у других, делая вид, что он очень несчастен. Дмитрий, не смотри так на них, это неприлично.       Меня словно вывело из гипнотического транса. Я даже смог улыбнуться, а потом подхватил Владимира под локоть, чтобы он проводил меня к столу. — Да уж, неприлично…       В глазах рябило от слепящего блеска. Посетители сидели на обитых бархатом стульях с позолоченным декором, звенели изящными хрустальными бокалами, а в них плескались брызгами разноцветные напитки. Всюду роскошь, шелка, мех, перья, свет от огромных люстр отражался в дамских украшениях и соловело-пьяных глазах уже пригубивших посетителей. Если бы не Владимир, я бы точно затерялся среди этого балагана. Покосившись на своего спутника, я заметил, как он несколько раз кивнул в знак приветствия незнакомым мне мужчинам, но шаг не убавил, продолжая идти за служителем ресторана.       Остановившись возле занавешенного тяжёлой ширмой помещения, служитель остановился, и Владимир сунул ему в руку монетку. Тот поблагодарил, поклонился и оставил нас наедине. Владимир отодвинул ширму, пропуская меня вперёд. Маленькое помещение оказалось чем-то наподобие удалённого от посторонних глаз столика. По убранству оно не уступало главному залу. Что больше всего поразило меня, это роскошные букеты цветов в огромных вазах, почти в половину моего роста, ещё и посреди зимы. Я быстро осмотрелся и, убедившись, что нас никто не может видеть, мысленно поблагодарил Владимира. От сердца заметно отлегло. Сидя наедине, вдали от посторонних глаз, будет намного проще разговаривать.       Владимир помог мне разместиться и протянул меню. Если бы не аналогичная надпись, я бы подумал, что держу в руках какой-то императорский документ. Перечисляемые блюда, которых я насчитал около двух десятков, были оформлены сложным узором и поблёскивали мутным золотистым светом. — Надо же… — Выдохнул я, гипнотизируя листок. Владимир изогнул бровь. — Что же тебя так удивило? — Он улыбнулся. — Здесь каждый день организовывается новый выбор блюд на любой вкус. Иногда сюда приезжают первые люди государства, а также приближённые Его Императорского Величества… Кто-то вроде нас.       Владимир довольно улыбнулся, смакуя каждое слово. Он явно наслаждался своим общественным положением. Наверное, этот Дмитрий тоже хвастался своим положением в обществе, чего нельзя было сказать обо мне. — И что я могу выбрать? — Я поднял взгляд на Владимира, сталкиваясь с его синими глазами. — Всё что угодно, — заговорщически проговорил он и, видя моё растерянное лицо, добродушно усмехнулся. — Даже если ты изъявишь желание отведать каждого блюда, тебе принесут всё. И даже доставят по нужному адресу, если прикажешь. — Я не собираюсь ничего приказывать, — буркнул я.       Если бы не парочка странных букв, твёрдые знаки на конце некоторых блюд и латинская буква «i», то это меню точно можно было бы сравнить с теми, которые я изучал в своём «старом» мире. Цены вызвали у меня немалый шок, потому что каждое блюдо стоило от одного до трёх рублей. Интересно, насколько это дорого в переводе на «наши» деньги? Я побоялся задавать какой-либо вопрос насчёт цен, ведь мне всё равно никто не скажет курс императорского рубля к «современному». — И сколько у нас есть денег? — Не думая выдал я. Мы с друзьями всегда спрашивали бюджет друг друга перед заказом блюд, и я считал это совершенно нормальным.       Ответа не последовало, и я испуганно поднял глаза. На мой, казалось, совершенно обычный вопрос, последовала странная реакция. Владимир отложил меню и покачал головой. Неужели я оскорбил его своим вопросом? Но ведь если это недешёвый ресторан, мы не можем заказывать всё, что захотим… — Дмитрий, душа моя, почему ты спрашиваешь такое? — Владимир выглядел обеспокоенным, а я сильнее вжался в свой мягкий стул, желая врасти в него. — Я собираюсь угостить тебя, и ты волен выбирать всё, что пожелаешь.       Я закусил щеку и опустил глаза. Запоздало я осознал, что по сути сижу на свидании с понравившимся мне парнем, в дорогом ресторане где-то в Петербурге императорских времён, и нагло спрашиваю его про деньги, совершенно не думая… Совершенно не думая ни о чём! С этого мгновения я твёрдо решил взвешивать каждое своё слово, по крайней мере разговаривая с Владимиром. Меньше всего мне хотелось обидеть его.       Я остановил выбор на тарелке борща и гатчинской форели — по крайней мере так было написано в меню. Надеюсь, мне не принесут что-то совершенно другое. — А ты не изменяешь своим вкусам, — заметил Владимир. На мой вопросительный взгляд он пояснил. — Ты каждый раз заказываешь форель, если она есть в меню.       Если бы такое быстрое обслуживание было в современных ресторанах, я бы оставлял сотни чаевых за такой восхитительный сервис. А сервировка блюд была выше всяких похвал. Если бы у меня был с собой телефон, я бы сфотографировал каждое блюдо, представлявшее собой произведение искусства. К нашей роскошной трапезе Владимир заказал бутылку дорогого французского шампанского, цена которого, судя по меню, была ещё выше блюд, почти десять царских рублей.       То ли от того, что я был под впечатлением и на нервах, то ли захмелел от пьянящего шампанского, но меня потянуло на откровенные беседы. Наверное, сейчас было самое время задать все интересующие меня вопросы.       Я разглядывал размытое отражение Владимира сквозь полупустой бокал золотистого шампанского. — А мы с тобой уже занимались… Чем-то?.. — Я поджал губы, чувствуя облегчение.       Теперь я избавился от главного вопроса, который беспокоил меня с момента нашей первой встречи, когда я с помощью деликатных намёков узнал, что у меня, точнее прошлого меня, был любовник.       Владимир сверкнул глазами и прижал бокал к губам. — Занимались.       Он поставил бокал на стол и внимательно посмотрел на меня. Под его взглядом мне стало не по себе, и я сделал вид, что увлечён игриво взрывающимися пузырьками шампанского в своём бокале. — Просто, кажется, что я ещё нет… вроде бы, — пробубнил я. — Тебя это беспокоит? — Он подался вперёд, практически ложась на стол. — Зачем ты пытаешься это отрицать?       От его испытующего взгляда я захотел исчезнуть, и в то же время узнать любую правду, какой бы она ни была. Я сгорал от любопытства, желал всем сердце разъяснить все непонимания, но так странно было обсуждать такие интимные подробности с едва знакомым мне человеком. — Я не пытаюсь отрицать, я пытаюсь понять, что между нами уже было, — объяснил я. — Ну то есть мы же вместе… Вдвоём… Да?       Мой голос стал тише. — Пойдём отсюда, — решительно заявил Владимир, отвязывая салфетку. — А, точно, нельзя же говорить о таком, — встрепенулся я и залпом осушил половину бокала. От резкого глотка шампанского меня слегка повело. — О каком? Кому ты собрался говорить? — Не понял Владимир.       Я закусил и без того обкусанные губы. — Я… Я никому. — Я замахал руками в подтверждение своим словам. — У нас добровольная связь, так ведь?       Я попытался отодвинуться и встал из-за стола. Чувствуя лёгкое опьянение, я схватился за спинку стула, но скорее всего меня выдавали нервы. Владимир оказался рядом со мной и коснулся моей руки. — Ничего не бойся, — прошептал он. — Я не боюсь, — заверил его я, стараясь звучать бодрее. — Чего мне уже бояться?       Действительно, чего мне бояться? Всё ведь уже случилось… Наверняка не один раз. Нет, точно не один раз. Очень много раз. Я, словно в трансе, уставился в ледяные, но такие горящие глаза напротив. — Я люблю тебя, — проговорил Владимир, наклоняясь ко мне ближе, — и ты своими чудачествами меня не пугаешь. — А я… тебя, да?       Вместо ответа Владимир обаятельно улыбнулся, а я совершенно не боялся, когда он приблизился ко мне и приобнял за пояс. Я послушно прикрыл глаза, в голове мигом пронеслось, что я в тысяча девятьсот четвертом году, что я не вернусь домой, что впереди столько страшных событий. Но все эти мысли быстро растворились в первом прикосновении мягких губ к моим губам.       Страшно боясь опозориться, я обхватил Владимира руками, а он прижал меня к стенке. Я качнулся, но не упал и не разорвал поцелуя. Его ладони держали мое лицо, а губы ненавязчиво вынуждали приоткрыть рот. Как только мы коснулись языками, я вздрогнул и прижал Владимира крепче. То, с каким напором я его целовал, удивило даже меня. Но я не желал от него оторваться. Пусть нас увидят, пусть нас даже услышат, но я хотел его целовать и ни о чем больше не думать.