Игры по правилам

– Привет! Я вздохнула и покосилась на Хосока. Это была ночь с пятницы на субботу – время, когда приходили слюнявые чиновники, лапавшие потными пальцами-сосисками за бедра, что значило – настроение к концу смены было где-то в минусе. Сил и желания разбираться с Хосоком – ноль. Ну то есть камон, я пахала как лошадь, как собака преданно заглядывала в маленькие масленые глазки похотливых стариков, я, черт побери, заслужила тишину и покой, а не вот это вот все. Просто отстаньте. У меня и так ощущение, будто весь вечер на плечах сумоиста таскала, а тут еще этот предатель приперся. Окинула мужчину, усевшегося задницей на свой седан, раздраженным взглядом и потопала в нужную сторону. Хосок намек проигнорировал и пристроился рядом. Его руки были в карманах куртки, а взгляд – устремлен вперед. Как будто это я навязалась свою компанию против его воли. Пора, кажется, обзавестись наушниками. Мы молча шли в сторону улицы с автобусными маршрутами. Вокруг типичная городская тишина ночью – когда звуков становится в разы меньше, но не полное отсутствие, так что по сравнению с тем, что творится днем, это и правда можно назвать тишиной. – Нас круто тряхнуло с этими фотками, – голос Хосока разрезал тишину и вязкий воздух. В груди взорвался вулкан, грозящий выплеснуться горячей лавой на идущего рядом мужчину. Я будто врезалась в невидимую стену, а Хосок по инерции прошел несколько шагов вперед. Он остановился, развернулся и посмотрел на меня, недоуменно нахмурившись. Я же прожигала его взглядом, желая спалить нахрен, чтобы от него даже горки пепла не осталось. – Ты чего? – Хосок подошел ближе, все так же держа руки в карманах, и пристально посмотрел в глаза. Он что... – ... правда ничерта не понимаешь?! – гремучей змеей зашипела я. – Эм... – он нахмурился и несколько раз моргнул. – Видимо, нет. – Вас тряхнуло?! Вас?! Ты хоть представляешь, что мне пришлось пережить?! – я сжала руки в кулаки, удерживая себя от желания стукнуть его в живот так, чтобы стереть это невинно-растерянное выражение лица. – Ты-то тут... – он не успел договорить, а я уже поняла его мысль. – А ты думаешь, в клубе знали, кто выложил?! – голос из шипения перешел в полушепот-полукрик. Перед глазами прыгали черные точки, а в голове нарастало напряжение. Ярость буквально затопила меня, будто вырвавшаяся из сломанной плотины вода. – Так... – тут я уже не понимала, что он хочет сказать, но мне было плевать. Говорить с этим ослом не хотелось совершенно, поэтому я резко и дергано обошла его и хотела направиться дальше как можно быстрее и одна, однако мне не дали этого сделать. Хосок перехватил одной рукой поперек груди и попытался вернуть на место. Но ярость придала силы, и сопротивлялась я отчаянно, как мышь, загнанная котом в ловушку. Сначала я попыталась скинуть его руку, однако Хосок прижал меня спиной к себе и обхватил обеими руками, не давая возможности даже молотить кулаками в воздухе. Тогда я начала дрыгать ногами, бить его в голень, наступать на какие-то очень твердые и непрогибаемые ботинки. В ответ на это Хосок поудобнее перехватил меня поперек и приподнял в воздухе. Силы уходили быстро. Мало того, что ярость сжирала энергию раза в три быстрее, так еще и лишенная опоры и возможности шевелить руками, я потеряла почти всякую возможность на сопротивление. Только дрыгала «задними лапами» как жук, перевернувшийся на спину. Поняв, что выгляжу нелепо, еще и результата от моих действий ноль, я беспомощно обвисла в чужих руках. Тишина накрыла железной кастрюлей и ударила по ней ложкой, заставив свихнуться от своего присутствия. Слишком безмолвно. Хосок какое-то время еще постоял так, после чего аккуратно поставил на землю. Но не ослабил захват. – Будешь еще драться? – неожиданно прошептал он на ухо, пустив по телу разряд, скрутивший мышцы и выпустивший табун одновременно колючих и чувствительных мурашек. Я облизала внезапно ставшие сухими губы и хрипло, преодолевая нехватку воздуха, соврала: – Нет. Он хмыкнул, все так же на ухо, все так же заставив мое тело вздрогнуть от его голоса и горячего дыхания, и разжал руки. И хоть мне больше всего хотелось побежать вперед, я развернулась и врезала кулаком ему по плечу. – Ауч! – театрально схватился за руку Хосок, но я-то почувствовала плотный слой наполнителя, из-за которого не смогла пробраться до мужчины. – Ты обещала не драться. Я сжимала челюсти. Сильнее, сильнее. Ноздри трепетали в поисках воздуха для агонизирующих легких. Взмахи ресницами становились все чаще. Отвлечься. Смотреть только вперед. А там – Хосок. Проталкивая слова через слипшуюся гортань, задала вопрос: – Что тебе от меня надо? Тот пожал плечами. – Не знаю. Мы молча стояли посреди темной улицы, на которой горела лишь парочка фонарей, поэтому она чаще всего была достаточно безлюдной по ночам. Я смотрела на Хосока, тот – на меня. Со стороны были слышны пьяные крики людей, дождавшихся выходных и возможности отдохнуть после очередной сложной недели. Слева от меня – череда задних стен клубов и ресторанов, справа – высокий бетонный забор, над которым торчали уже покрытые зеленью ветви деревьев. «Не знаю». Я сделала вдох. Не сразу, через сопротивление, но сделала. – Тогда зачем ты приехал сегодня? Он пожал плечами и промолчал. Промолчал. – Вот разберешься, тогда и... – запнулась. – Нет, – голос окончательно охрип. – Просто оставь меня в покое. Я развернулась в сторону нужной мне улицы. Огни фонарей расплылись горизонтальными линиями и проследовали за мной. Впереди виднелись смешивающиеся между собой кляксы автомобилей. Ветер особенно зло и колюче бил по глазам. – Аёнг, ты чего?! Аёнг! Делаю два шага назад. Он тянет за куртку. Где-то под водой грохнул особенно сильный бит, заставивший землю задрожать. – Ты чего плачешь?! Кляксы автомобилей скрылись за одной большой кляксой. Я судорожно и рвано вздохнула. Хлюпнула носом. Земля больно ударила по коленям. Я рыдала взахлеб, безудержно, с воем. Все тело колотило и скручивало болью. В груди с кровожадным лязгом захлопнулся капкан, вцепившись в сердце и легкие. Земля оказалась где-то внизу. Я, дрожащая и замерзшая, обнимала себя руками, пока лицом пряталась в холодную шуршащую ткань. Электронное пиканье, тихий хлопок. Горло уже все разодрано и воспалено, но рыдания не становятся тише. – Черт... эм... – голос Хосока, затем – барабанная дробь пальцев по экрану на автомобильной панели. – Через тридцать метров поверните направо, – механический женский голос следует за барабанной дробью. Меня покидают силы. Стекло окна холодное, а в салоне – тепло. Я всхлипываю и шмыгаю носом. Перед лицом оказывается ворох белых бумажных платков. Я снова шмыгаю носом и беру их. Мышцы гудят, как после физкультуры. Хочется домой и спать. Огни фонарей все также растягиваются подобно хвостам кометы. Машины все такие же бесформенные кляксы. Тишину порой прерывает механический голос. Направо. Прямо. Придерживайтесь левой полосы. Мы останавливаемся. Это похоже на здание отеля. Вензеля намекают на что-то дорогое, но размер говорит скорее о каком-то мотеле для бедных. Я рассматриваю вышедшего из дверей швейцара. Несмотря на седину в волосах, осанка у мужчины прямая, будто он – владелец этого здания. Мое окно погружается в темноту. Хосок открыл дверь и зачем-то подал руку. Я, бессильная после истерики, не хочу задавать лишних вопросов. Не довез до дома – и не надо. Я с предателями не вожусь и ничего хорошего от них не надо. Игнорирую руку и неловким, шатающимся жеребенком вываливаюсь из автомобиля. Оглядываюсь. Место незнакомое, но в телефоне есть навигатор. Металлическое звяканье, и мужчина, которого я приняла за швейцара, огибает автомобиль, скрываясь с глаз. Хосок приобнимает за плечи и ведет вперед, к дверям. – Что?! Зачем? – я сопротивляюсь вяло – сил нет, но сопротивляюсь. – Аёнг, мы просто поговорим. Я не хотел везти тебя рыдающую в какое-нибудь полупустое ночью кафе, – вздохнул Хосок. – Мог в машине! – в голосе нет силы, и вместо возмущенного на повышенных тонах ответа вышло что-то вялое, безвольно свисающее с перил. – Нет! Вообще не надо было со мной говорить! – Пожалуйста, – Хосок остановился у двери и посмотрел на меня сверху-вниз. – Просто поговорим. Я перестала сопротивляться. Не потому, что на меня подействовало его «пожалуйста», а потому что решила высказать все, что думаю по поводу его эгоизма и предательства. Мы прошли вестибюль, почему-то даже не остановившись у стойки администраторов. Стоящая там девушка лишь поклонилась и поздоровалась издалека. Кажется, он тут частый гость. Водит девушек, чтобы не к себе в квартиру? Не удивлена совершенно. Лестница на второй этаж закончилась быстро. Два шага по коридору направо – и мы уже в просторном, сдержанно обставленном номере с задернутыми шторами. Я покосилась на двуспальную кровать, по виду чистую, но кто знает, что с простынями под аккуратно разложенным одеялом. И прямой наводкой прошла к части номера, где расположились диван на двух человек, пара кресел и кофейный столик. – Пальто сними, – хмыкнул в спину Хосок. – Я не собираюсь задерживаться надолго. Скажи спасибо, что сняла кроссовки. Он снова хмыкнул: – Спасибо. Я уселась в одиночное кресло спиной к стене так, чтобы видеть весь номер и передвижения Хосока. Тот посмотрел на нахохлившуюся меня, закатил глаза и упал в кресло напротив. – Рассказывай, что случилось. Хотела бы я сама знать. Столько времени прошло с того события. Чего вдруг расклеилась? Так что в ответ совершенно искренне пожала плечами. – Не знаю. – Из-за «не знаю» не ревут так отчаянно, – уголки губ мужчины были подняты вверх, но эта улыбка совершенно не касалась глаз. – Я правда не знаю, – тяжело вздохнула. В номере было очень тепло, так что в пальто постепенно становилось жарко. Но так как я действительно не собиралась тут задерживаться, а тем более давать Хосоку очередной повод нашептать про меня Намджуну, то лишь расстегнула верхние пуговицы. Стало совсем немного прохладнее. – Тогда давай сначала. – Зачем? Я окинула Хосока внимательным взглядом. На нем была черная оверсайз футболка и штаны карго. Кажется, не видела ни одной его фотки в подобном образе. Обычно он был в чем-то более светлом. Хотя откуда мне знать, я же больше на Намджуна смотрела. И все же ему шло. Он же рэпер и танцует что-то вроде хип-хопа. – Хочу понять, что случилось. Он перестал улыбаться. Вместо этого спрятал нижнюю часть лица за пальцами, уперевшись локтем в кресло. – А зачем мне, – я сделала акцент на слове, – что-то рассказывать тебе? – второй акцент. – Ты права. Он встал, и я вжалась в спинку кресла. Однако Хосок прошел к стоящему за его креслом столику и налил из кувшина воду в два стакана. Один поставил перед собой, а второй подтолкнул ко мне. – Незачем. Но мне важно знать, что произошло. Я закатила глаза и рассказала. Не потому, что он попросил, а чтобы ткнуть его носом в то, что произошло со мной. А то жалуется, что их тряхнуло сильно. Чем глубже я погружалась в тот день, тем сильнее меня начинало трясти. И уже никакая вода не помогала, я ее больше расплескивала по пальто, чем пила. Тело трясло. Но сколько бы я не застегивала пальто, сколько бы не натягивала рукава свитера на пальцы – теплее не становилось. Хосок слушал молча. Не перебив ни разу. Казалось, даже выражение не менялось. Но я не была уверена – его лицо было слишком мутным и неясным, чтобы можно было что-то рассмотреть. – Впрочем, это не страшно, да. Такое же не каждый раз случается, да и мне ничего плохого не сделали, – закончила я рассказ. – Ты же сама недавно злилась, что тебе досталось больше, чем нам. А сейчас говоришь, что ничего такого. Я замерла, опустив расфокусированный взгляд на столешницу. Ну да, ничего же такого не случилось. Было неприятно, но в конце концов меня же не били. Так, схватили за руку. Но получается тогда, что мне не досталось сильнее, чем Хосоку? Из рук исчез стакан, и я с недоумением проводила его взглядом до деревянного столика перед собой. Перед лицом оказалось лицо присевшего на корточки Хосока. Он хмурился и поджимал губы, держа меня за руки. – Почему ты говоришь, что то, что произошло – это не страшно? – он говорил негромко, чуть медленнее, чем обычно, заглядывал в глаза. Я не знала, куда деться. Его вопрос царапал мозг и создавал неприятную, зудящую щекотку внутри головы, до которой нельзя было дотянуться и почесать. Я раздраженно отняла руки и ответила громче, чем планировала: – Слушай, не нагнетай, а! Мне же не навредили! – Поэтому ты так рыдала... Я споткнулась о свои мысли, и они тут же разбежались в разные стороны, будто не желая снова оказаться на моем пути. Но мне пришлось отправиться на их поиски, ведь где-то там был ответ, который все объяснит. Но сколько бы я ни пыталась схватить одно из эфемерных созданий – оно тут же туманом растворялось между пальцев. Зыбко. Ощущение, что я попала в зыбучие пески, которые затягивали внутрь, постепенно сжимая тело от кончиков пальцев ног до бедер, затем вверх по животу, груди, чтобы в конце сомкнуться на горле. – Это неправильно, – прохладные пальцы Хосока коснулись подбородка и приподняли голову вверх. Наши взгляды встретились. За чернотой еле-еле проглядывали блики горького шоколада. Но они там были. – Неправильно так поступать с тобой. «Неправильно так поступать с тобой!» – надрывно крикнула я. «Угомонись, ты еще маленькая, ничего не понимаешь», – мама дернула плечом и продолжила готовить свежее кимчи для отца. Я моргнула. Нет. Это бред. Это полный бред. Такого не может быть. – Нет, ты ничего не понимаешь, – я мотнула подбородком. – Все в порядке. – Не знаю, как еще заставить... – начал Хосок, крепче сжимая мои руки. – Остановись! – я вырвала ладони и спрятала их в рукавах пальто. Глазу не на чем остановиться в этой нейтральной коричнево-бежевой обстановке номера. Взгляд скользил по молочной спинке кровати, спускался к пледу цвета молочного шоколада, цеплялся за бумажные абажуры ламп. – Ладно. Заскрипели ножки столика, и я все же обернулась на Хосока. Он сидел у меня в ногах, упершись спиной в подвинутый дальше столик, и смотрел куда-то поверх моего плеча. – Спасибо. Он что-то хмыкнул и не ответил. Надо идти. Все разговоры закончены, вставать часа через три – опять прогуляю первую пару, скоро препод по экономике меня возненавидит. Но я продолжала сидеть, разглядывая так близко сидящего Хосока. Он правда очень красивый. Поэтому его и взяли в айдолы. Моего лица хватило только на элитный хост-клуб. – Как тебя зовут? – взгляд мужчины сфокусировался и остановился на моих глазах. Я хмыкнула. – Ты же знаешь. Он глубоко вздохнул. Шумно выдохнул через нос. Схватил меня за руку, заставив резко податься вперед за его движением. После чего широко облизал пальцы. – А теперь сотри надпись «идиот», которую ты так упорно видишь на мне. И в дополнении к словам приблизил облизанную руку к своему лицу. Я замерла. Мозг был звеняще пуст. Тело словно оказалось в вакууме – без единой точки опоры и силы притяжения, только свободный полет без ориентиров. Лишь на пальцах фантом горячего влажного языка. – Ну же, – Хосок подергал облизанную руку. Я моргнула. Картина осталась прежней. Встрепанный мужчина напротив с карикатурно поднятыми бровями и демонстративным ожиданием во взгляде. Моя рука, обхваченная за кисть длинными изящными пальцами. Безликий гостиничный номер. – Хээй! – возмущенно вскинулась я, вырвала руку из захвата и демонстративно вытерла пальцы об обивку кресла. Хотя надо было о наглую морду напротив. – Так как тебя зовут? – вся театральность исчезла, оставив вместо себя спокойного, сосредоточенного Хосока. Я вздохнула и откинулась на спинку кресла, стараясь увеличить расстояние между нами. – Нари. Губы мужчины растянулись в легкой, деликатной улыбке. – Все равно цветочек. Мы помолчали. Я была измотана после работы, после истерики, после похотливых чиновников. Хосок – кто его знает, почему. – Нари, – вскоре позвал он. Мое имя так непривычно звучало и казалось даже не моим, чужим. И в то же время Хосок от этого будто стал ближе. Не просто клиент в клубе, а кто-то знакомый, не связанный с работой. – Да? – тихо отозвалась я, растерянная и оглушенная сорвавшимся с его губ именем. – Мне жаль.

***

Я лежала под одеялом и не могла уснуть. В голове медленно крутились секунды, минуты, десятки минут, но сон не шел. Пончик вяло мурчал под моими ленивыми почесываниями его спинки. Голова трещала от всего: недосыпа, алкоголя, слез, учебы. Уже начало казаться, что проще встать и заняться чем-то полезным. Например, проектом по созданию персонажей, но надежда уснуть еще теплилась. В тяжелой голове железной гирей прокатилась мысль. Хосок же предатель и подставщик! А я ему так и не высказала это. Более того, еще и рыдала у него на плече! Даже хуже – сказала свое имя! Боже, какой позор! Надеюсь, это была наша последняя встреча. А если нет, надеюсь, что вспомню и выставлю счет за все его дела! Я попыталась спрятать лицо в Пончике, но быстро наелась шерсти, пришлось отодвинуться. Кот недовольно покосился через плечо на беспокойную хозяйку и лег спать дальше. И как выставлять ему счет после случившегося?

***

Наконец-то наступил май. У погоды будто был настроен переключатель – температура резко поднялась, и теперь по ночам хватало только толстовки или тонкой куртки, что не могло не радовать. С последней встречи с Хосоком прошло четыре дня. Ни от него, ни от Намджуна ничего не было слышно. А я поняла, что устала теряться в догадках, чего-то ждать и делать ставки. Намджун так ни разу не написал с того момента, как взял мой номер? Все понятно, иди к черту. Хосок... Впрочем, кого я обманываю. Все два месяца, что работаю в клубе, мужчины появлялись и исчезали непредсказуемо, по какому-то своему графику. А я просто подстраивалась под это. Наверное, все же стоит присмотреться к тому бизнесмену. Тем более, личность он непубличная, меньше мороки. Мы с девочками готовились к новой смене. На место Мунбёль пришла Гёнэ, за ней пока косяков замечено не было. Но я все равно каждый раз, приходя на работу, нервничала и радовалась, если нас не брали вместе. Ну его к черту. Хоть уже и знаю, чего ждать в подвале, второй раз туда не хочу. Но стоило только об этом подумать, как в хостесскую зашли два амбала управляющей. Тишина наступило резко, в одно мгновение. Я стояла пока еще в своей одежде и прикидывала, смогу ли схватить рюкзак и пробежать между этими двумя. Воспользоваться эффектом неожиданности. Нет, слишком далеко стою. Пока добегу до двери, они уже успеют сориентироваться. Казалось, что в такой момент я разревусь, как тогда с Хосоком, но глаза, наоборот, высохли, словно в них песок насыпали. Я прижимала к груди платье, впиваясь в него ногтями. Имена звучали ударом молотка судьи, выносящего смертный приговор. – Хэин. Удар. Волоски на руках – дыбом. – Дауль. Удар. Ноги покрылись коркой льда. – Чия. Удар. В груди поселилась каменная тяжесть. – Аёнг. Земля под ногами треснула и разошлась в стороны. Я, потеряв опору, полетела прямо к испепеляющему центру, сгорая на подлете. Это конец. Нас завели к управляющей. Кроме нее только один мужчина. Без толпы накачанных охранников, жаждущих сжать свои лапищи на моей шее. Это должно было успокоить, но стало только страшнее. Лицо управляющей – перекошено. Хоть она старательно это скрывает, все равно видно опустившийся вниз уголок губ. Напряженную под глазом мышцу. Одну бровь выше другой. – Девушки, я бы хотела принести вам извинения, – госпожа Ян умудрялась говорить и одновременно поджимать губы. – За неудобства, доставленные в процессе расследования ситуации с фото участников известной группы. Сейчас точно прибьет. Без вариантов. Зачем я устроилась в хост-клуб?! – Несмотря на репутационный ущерб, понесенный группой и клубом... Речь госпожи Ян прервало покашливание мужчины, расположившегося в углу кабинета в скоплении теней. Все глаза устремились к нему, и я узнала в нем того, кто пару раз сопровождал парней в клуб. Так и не знаю ни должности, ни имени. Точно прибьют, если он участвует в этой встрече. – В любом случае, – я снова посмотрела на управляющую, готовясь ко всему сразу и ни к чему одновременно, так как не знала, какое наказание сейчас последует. – Мне не стоило перегибать так палку. Можете быть свободны. Амбалы начали оттеснять нас из кабинета в коридор. Ноги еле шли, заплетаясь подобно переваренной лапше, неспособные нести на себе мой вес. Я пару раз споткнулась, но Дауль каждый раз подхватывала, не давая упасть. Почему нас не наказали? В хостесской девчонки начали бурно обсуждать только что случившееся. Я слышала обрывки фраз, из которых получалось, что управляющая впервые делает что-то подобное. И всех, конечно же, интересовало, с чего бы. Я же с трудом натягивала на себя платье – тяжело было делать это неслушающимися пальцами-макаронами. Первая мысль, посетившая меня после того, как паника немного схлынула, казалась одновременно и слишком безумной, и слишком логичной. Но зачем ему это?