События прошлого всегда находят отражение в настоящем

Удивительно, как сильно я привязался к Найтмору, несмотря на то, что все наши встречи можно было пересчитать по пальцам одной руки. День шел за днем, а боль в груди не утихала. Иногда я ловил себя на том, что подолгу стою перед зеркалом, пытаясь найти в собственном отражении признаки изменений. Будто я ожидал, что тоска проявится физически: в темных кругах под глазами, в осунувшихся чертах, в дрожащих пальцах. Я все еще ощущал его присутствие и запах, казалось, что стоит обернуться, и он окажется за моим плечом, с тяжелым взглядом и таким ослепительно красивым лицом. Я ужасно скучал. И, вдобавок к этому, едва справлялся с совершенно новым для меня чувством. Как вообще живут влюбленные? Как они едят, ходят на работу, спят? Неужели и у них уходит столько же сил, сколько и у меня, чтобы слезть с кровати и приготовить простенький завтрак? За прошедшие дни я столько работал, читал и учился, что силы были на исходе. Я изматывал себя, чтобы избавиться от боли и навязчивых снов, с каждым днем становившихся все темнее, опаснее и, к моему большому стыду, горячее. Во снах Эван все еще таился за моей спиной, или преследовал по темным коридорам, но теперь он не держал руки при себе, и я просыпался весь в поту со стоящим колом членом, кожей, все еще ощущавшей прикосновения его горячих рук и влагой между ягодиц, не зная, куда себя девать и как эту проблему решать. Был один плюс в проживании без соседей — никто не слышал моих ночных метаний. На работу я не жаловался, мою продуктивность оценили по заслугам, компания выдала небольшую премию за написанный той роковой ночью эпизод, а спустя еще какое-то время я сумел добиться повышения рейтинга своей истории и тем самым заполучил повышение и для себя. Деньги по моим меркам были неплохие, и совсем не лишние, так как работы в доме я тоже не забрасывал: докупил приличную мебель на распродаже в Порт-Анджелесе, выкрасил с Оливером оконные рамы снаружи и входную дверь с двух сторон, устроил себе в главной спальне просторный кабинет для работы, даже прикупил телевизор в гостиную. Дом теперь и правда напоминал дом, а не простую крышу над головой. Оливер очень мне помогал, как-то приехал с друзьями, нагруженный разными мелочами для декора, Вики красиво расписала мне стену в спальне абстрактными узорами теплых пастельных тонов, у дивана поселилась вычурная лампа на трех резных ножках, на кухне появилась скатерть. — Малыш, я так тобой горжусь, — хлюпал носом папа, пока я показывал ему результаты своих трудов по видеосвязи, — ты такой самостоятельный, такой молодец, отреставрировал эту развалюху сам, своими руками, мы с отцом так переживали, что решили дать тебе больше свободы и самостоятельности, а ты замечательно справился! Разговаривать с папой было сложнее всего, я всегда был с ним близок, делился душевными переживаниями и никогда ничего не утаивал, а сейчас не мог даже имя Найтмора назвать, а нелепость наших «отношений» не позволяла мне даже намекнуть, что на сердце бушует ураган. Папа все равно тонко чувствовал шаткость моего состояния и все порывался приехать, но я обрывал эти порывы в зародыше, сам не до конца понимая почему. Мне было ужасно одиноко, и я все равно всех отталкивал. Замыкался в себе. Помимо работы, учебы и отделки дома, я еще помогал Перл с организацией городского бала, мы частенько засиживались допоздна в редакции под строгим присмотром Джо, вырезали цветные флажки, делали бумажные фонарики и подбирали шрифты для плакатов, а потом ездили по городу и развешивали свои труды по столбам, радуя глаз прохожих нарядным усовершенствованием. Город уже совсем ко мне привык, все местные знали меня по имени, а я знал их, их привычки, любимые места и адреса, профессии, имена детей и внуков. Как говорила Софи, такая осведомленность — последствия скудной личной жизни. Я был полностью с ней согласен и, чтобы исправиться, даже умудрился впихнуть в свой забитый график крохотное свидание, ну, или почти свидание, с Джо. Я подвозил его от редакции к дому, когда он вдруг спросил: — Не хочешь сегодня вечером съездить поужинать в Порт-Анджелес? Я уже было открыл рот, чтобы отказаться, но потом подумал, не собираюсь же я ждать Найтмора всю свою жизнь, забив на простые радости жизни? Тем более, что это было бы мое первое настоящее свидание! И я согласился. Долго выбирал одежду, пытаясь уверить себя, что Джо отличный парень и свидание пройдет замечательно, потом заставлял себя с ним болтать по пути в ресторан, и уверен, все прошло бы хорошо и возможно даже дошло бы до поцелуя. Если бы он не привез меня в тот самый итальянский ресторанчик. За тот самый столик. Я ничего не мог с собой поделать, все время возвращался мысленно к Найтмору, к его рукам, голосу, а запах, преследовавший меня повсюду, в ресторанчике стал чуть ли не в разы сильнее. В его запахе я улавливал осуждение. В общем, я отвечал невпопад, запинался, краснел, сильно отвлекался и нервничал. Именно поэтому, когда утром получил от Джо сообщение, что, несмотря на то, что я замечательный омега и все такое, он не чувствует ко мне ничего, кроме дружеской симпатии, я даже не расстроился. Я понимал, что со стороны это выглядит как наглядная демонстрация: ну все, я попробовал, не получилось, теперь можно снова вернуться к хандре по красавчику, который плевал на меня с высокой колокольни. Я был собой разочарован. Бал наступал на пятки, а значит, мне пора было выдвигаться в Сиэтл на сдачу экзамена и защиту своей работы. Я сильно переживал за презентацию, мне казалось, что выбранная мной тема была избита еще сто лет назад, но придумать что-то новое или сдвинуться с мертвой точки бессмертной классики «Незнакомки из Уайлдфелл-Холла» не мог. Я невольно сравнивал главную героиню с Эваном, хоть он и близко не был похож на жертву тирании, сбежавшую от мужа-алкоголика с ребенком. Общим было другое: ни Эван, ни Хелен Грэхэм не желали выдавать своих секретов, отталкивали всех, кто пытался сблизиться, а я, как безумный влюбленный Гилберт, все не мог отпустить ситуацию и предавался сомнениям о мотивах и поступках. Из города я выехал ранним туманным утром, никого не предупредив, так как Оливер улетел в Канзас на день рождения друга и его телефон был вне зоны доступа, а все дела в городской группе я даже перевыполнил, никто бы меня не хватился за пару дней отсутствия. Дорога далась мне легко, я сделал всего несколько коротких остановок по пути, чтобы заправиться, налить в термос кофе и перекусить, и управился всего за четыре часа. Снял номер в дешевом мотеле в получасе езды от колледжа, сделал несколько атмосферных фотографий: мне очень понравилась сохраненная в этом районе архитектура старой Америки и неоновых вывесок, идеально сочетающаяся с моим древним пикапом. Сам номер был чистым, единственная кровать аккуратно застелена цветастым покрывалом, над ней картина с простеньким солнечным пейзажем вересковой пустоши, в тумбочке потрепанная библия с пометками от бывших посетителей и, самое главное, отличный интернет. Даже ванная порадовала, в ней не пахло ничем подозрительным, кроме дешевенького освежителя воздуха, имитирующего восточные пряности, так что я остался совершенно доволен и решил в будущем, если все пройдет гладко, останавливаться на период сдачи экзаменов именно здесь. Прелести большого города тоже радовали, я заказал себе самого разного фастфуда, не имевшегося в Форксе и окраинах, смотрел на великолепной скорости любимых блогеров и отдыхал душой. Запах Найтмора улетучился. Я понадеялся, что на мне благоприятно сказалась смена обстановки, и я начал приходить в себя. По окну забарабанили тяжелые капли дождя, я даже не поморщился, так привык к монотонному стуку, неизменно сопровождавшему меня уже третий месяц везде, куда бы я ни направлялся. Вашингтон в своем репертуаре. Я лениво листал список фильмов, чтобы занять время до сна, и уже собирался пойти в душ, так ничего и не выбрав, как услышал вибрацию телефона на тумбочке. На экране ровным машинным текстом было выведено «Эван Найтмор». У меня не было номера Найтмора, я мог в этом поклясться. Мозг тут же затопила паника, я не сдвинулся с места, так и замер с полотенцем в руке, склонившись над тумбочкой. Неужели его способность все же сработала и я забыл, как обменялся с ним номерами? Телефон все не утихал. Я боролся с собой, боролся с желанием услышать его голос и одновременно проверял, как долго готов Найтмор слушать гудки. Видимо, долго: звонок автоматически сбросился, и уже через секунду Эван перезвонил снова. Я закусил губу, нерешительно поднес палец к экрану и быстро тапнул по зеленой кнопке, боясь передумать. — Откуда у меня твой номер? — Это первое, что пришло мне на ум, ничего лучше я не придумал. — Ноа? Ты в порядке? Где ты? — Одновременно со мной заговорил Найтмор, чуть ли не рыча в трубку, в его голосе явно звучала обеспокоенность и странная тревога. — Провожу одинокую ночь в мотеле памяти, — я беспечно пожал плечами, не собираясь перед ним отчитываться. — В каком-каком мотеле? — Найтмор явно не понял отсылки и на простую болтовню распыляться не собирался. — Это из песни «Роллинг Стоунз», — я закатил глаза. — Так откуда у меня твой номер? Ты все же умудрился провернуть со мной эти свои фокусы-покусы с памятью, Гуддини? — Ноа, я добавил свой номер в твои контакты еще в ресторане Порт-Анджелеса. Я хлопнул себя по лбу. Точно, я же забыл телефон на столике, а Найтмор доблестно его принес. Но я все равно чувствовал себя не в своей тарелке, кожа покрылась пупырышками от раскатистого бархатистого голоса, душевное равновесие грозилось исчезнуть за ближайшим поворотом, оставив меня в пучине любовных переживаний. Судя по тяжелому вздоху Найтмора, нервишки пошаливали не у меня одного. Пусть поволнуется, я за этот месяц тоже чуть не сошел с ума. Интересно, как он узнал, что меня нет в городе, если его самого не было в Форксе? — Ты еще тут? — Очень нетерпеливый альфа. — Да, но вообще-то собираюсь в душ. Так зачем ты звонишь? — Чтобы узнать, где ты. — Я дома, — я хитро сморщил нос. — Тебя нет дома, Ноа, не пудри мне мозги! Так значит, он не уезжал из Форкса! Или приехал проведать меня и не застал? — Да, но скоро буду, я в супермаркете, — продолжал я упрямо гнуть свою линию, чтобы вывести его на чистую воду. — Тебя нет в Форксе. — Так и тебя, насколько я помню, тоже нет в Форксе. — Ноа. — Эван. Молчание. Я не собирался сдаваться. Нет, серьезно, чего он добивался? Мы все решили, я все решил, он ушел, я остался. К чему эти звонки и вопросы? Мне нравилось слушать его дыхание в трубке, я прижал телефон поближе к уху и порадовался, что никто меня не видит. Раз у меня есть его номер, я могу ему писать, верно? Или для моего измученного сердца это будет уже слишком? — Как у тебя дела? — Голос Найтмора зазвучал спокойнее, я понял, что он решил сменить тактику и хмыкнул. — Хорошо, — я уселся на кровать и убавил звук на ноутбуке. — А у тебя? — А у меня не очень. Я прекрасно понимал, что он закинул наживку. Я не мог не спросить, тревога за Эвана и его благополучие была сильнее всех возведенных мною стен. — У тебя что-то случилось? — Да, один омега изводит меня своим молчанием, отказывается говорить, куда подевался. — М-м, вот как. А может, этот омега и знать не знает, что способен изводить кого-то после того, как мы решили, что контактировать нам больше незачем? — Ты решил, лично я ничего такого не говорил и делать не собирался. — И поэтому уехал из Форкса, лишь бы меня не видеть? — Я всегда хочу тебя увидеть и я не уезжал из Форкса. Пожалуйста, Ноа, где ты? Я закусил щеку изнутри, чтобы слегка себя отрезвить. Он врал, врал, что хочет меня увидеть, но то, как он об этом сказал, как мягко, с какой нежностью… Меня откровенно повело. Кусание себя не помогало. — Я в Сиэтле, — да, я безвольная тряпка, — завтра защита проекта, меня не будет еще пару дней, пока все не сдам. Я ни разу не видел тебя в городе после нашего разговора, поэтому решил, что ты уехал. — В Сиэтле… — послышался дробный стук, будто Найтмор побарабанил по рулю. — Нет, я был рядом, никуда не уезжал. Ты остановился в мотеле? Это не очень безопасно. Позвонил бы мне, я бы составил тебе компанию. — До этой минуты я даже не знал, что у меня есть твой номер, Эван. И я все равно не стал бы звонить и просить составить мне компанию. И вообще, мы уже все обсудили, я не понимаю, зачем ты продолжаешь… — Да-да, — нетерпеливо перебил меня Найтмор, — обсудили. Запри дверь, Ноа, и задерни шторы, я скоро буду. — Скоро будешь? Где? Тут? Найтмор, это не смешно! В ответ тишина, он сбросил звонок. Что? Что?! Нет, он нарочно надо мной издевается. Во-первых, найти меня в огромном муравейнике невозможно, во-вторых, я никуда его не приглашал! В-третьих, зачем ему приезжать? Я едва сдержался, чтобы не перезвонить. Глупости, никуда он не приедет, наверное, специально так сказал, чтобы выбить у меня из-под ног почву. Что тут сказать, выбил. Я битых двадцать минут просидел с телефоном в одной руке и полотенцем в другой, не зная, что делать. — Никто не приедет, — сказал я себе, глядя в зеркало над комодом напротив кровати. — Иди в душ и ложись спать. Примерно так я и поступил, но телефон взял с собой в душ, предварительно завернув его в полиэтиленовый мешочек. Найтмор так и не перезвонил, хотя я ждал, что он хотя бы намекнет, что пошутил. Очень жестоко пошутил, потому что подсознательно я ждал. Дергался на каждый шорох, даже слегка приоткрыл шторы, чтобы не пропустить появление гостя. Промаявшись так два часа, я незаметно для себя уснул в обнимку с включенным ноутбуком. Разбудил меня усилившийся и очень настойчивый стук дождя, я ворчливо потянулся, едва не уронив ноутбук на пол, и повернулся на другой бок, накрыв голову подушкой. Стук продолжился. Да что это за дождь такой! Я возмущенно сел в кровати, потер глаза и только тогда понял, что стучат в дверь, и это совсем не дождь. По спине пробежал холодок, я бросил взгляд на электронные часы и увидел, что сейчас глубоко за полночь. Вот черт! Сквозь щель в занавесках ничего было не разглядеть, дождь лил стеной, а знакомая высокая фигура заслоняла свет от фонаря на парковке. Сердце сделало радостный кульбит до того, как я успел его унять. Этого просто не могло быть… Я рванул дверь, запутался в цепочке и еле как открыл: — Эван?! — Привет, — светлые глаза сверкнули из-под слипшихся от дождя ресниц, — впустишь меня? Дождь хлестал нещадно, над дверью не было козырька, и вода уже заливала ковролин. Найтмор стоял у порога, мокрый до нитки, по его лицу стекали капли дождя, и у меня защемило сердце, до такой степени он был красивым, невообразимо шикарным даже с мокрыми растрепанными волосами. Я поморгал, сгоняя наваждение, и отступил в сторону, пропуская его внутрь. Сердце радостно стучало в груди и тянулось к знакомому аромату Эвана. Я бросил быстрый взгляд в зеркало и чуть не застонал от зрелища. Растрепанный, со следом подушки на щеке, с опухшими со сна глазами и старой пижаме с дыркой на воротнике. — Я же сказал тебе задернуть шторы, Ноа, — Найтмор по-хозяйски огляделся, даже не удосужившись стереть капли с лица, прошел к окну и плотно прикрыл занавесь. — В этом районе кто только не обитает, это элементарная мера предосторожности. Меня тут же охватило раздражение. Приехал, ведет себя как родитель, ни во что не ставит ни меня, ни мои желания! — Если тебя не устраивает мой отель, вперед, сними себе номер в «Ритц» и там выпендривайся, сколько вздумается, — я сложил руки на груди и выдвинул подбородок вперед. Конечно, я блефовал. Тоска по Найтмору хоть и отступала семимильными шагами, но не исчезла совсем, а мне хотелось еще немного подышать им и полюбоваться. Хотелось попробовать вытянуть из него что-то… Что-то вроде доказательства того, что я ему нравлюсь. — Да нет, твой номер устраивает меня полностью, — я готов был поклясться, что в его голосе прозвучали игривые нотки. — Чем ты тут занимался, пока я ехал? Пахнет очень приятно, я успел соскучиться по твоему запаху. Сердце предательски набрало обороты, щеки вспыхнули пуще прежнего. Господи, да ему стоит меня поманить, и я упаду прямо в ноги без капли стыда или намека на сопротивление… И эти его намеки на мой запах! Я никогда ни для кого ничем не пах, а тут — на тебе. Комплимента лучше для меня и быть не могло. — Я… Э… — господи, Ноа, соберись! — Спал. И немного учился. Ничего такого. — Вот как, — Найтмор сделал шаг навстречу, я вжался в полку у стены. — А я думал, ты от меня тут скрываешься. На этот раз вспыхнули еще и уши. Он все шел и шел, как в замедленной съемке, я видел, как его грудь вздымается, расширяется, как жадно он дышит, и сам невольно задышал так же глубоко. Паника подкатывала вместе с возбуждением. Я вытянул руки и остановил его в полуметре от себя. — Тебе нужно в душ, ты же промок до нитки под ливнем, — это первое, что пришло мне в голову. Я схватил полотенце с полки шкафа и бросил ему в руки. — И ничего я не скрываюсь, говорю же, я тут учусь, завтра экзамен. У Найтмора хватило совести не напирать, он только задрал брови, промокнул лицо полотенцем и кивнул в сторону ванной. — Ты точно не против? — Найтмор, иди уже, с тебя целая лужа натекла, штраф за испорченный ковролин будешь выплачивать сам. Найтмор ушел, а я схватился за голову. В моем номере всего одна кровать! Спать на полу я точно не собирался, укладывать на холодный и твердый пол Найтмора, проделавшего такой путь, чтобы просто меня увидеть, — было как минимум жестокосердно. Я слегка зарделся, вспомнив его «соскучился». Я тоже ужасно соскучился, и все во мне горело, когда я осознавал, что Найтмор сейчас в душе, в моем номере! Но что делать? Заснуть с ним в одной кровати я не смогу, тут и думать нечего, а мне завтра рано вставать и идти на экзамен. Как я буду защищаться с чугунной головой от нападок шовиниста Стивенса? Я прошелся по комнате. Может, если я сниму еще один номер, он согласится поспать через стенку? Или, если ему так хочется, я перееду в другой номер, а он останется здесь? Я представил, как вытянется лицо Найтмора, когда я предложу ему упаковать вещички и свалить, и гадко захихикал. Да уж. И дождь льет стеной, и время за полночь, скорее всего администратор мотеля давно спит, и мне придется провести целый час под ливнем, а потом мотания туда-сюда с вещами, ворчанием Найтмора. Судя по всему, сон мне в любом случае не грозил. Я вздохнул, убрал с кровати ноутбук, поставил на зарядку всю свою технику, чтобы завтра быть готовым ко всему, поправил одеяло и скромно сел на самый его краешек, не зная, что делать и чем себя занять. А вода в душе все шумела, как и моя разыгравшаяся фантазия. И тут меня осенило — Эван ушел в душ с одним только полотенцем! Его сумка с вещами стояла у двери, и он совершенно точно собирался устроить мне тут полуголое дефиле! Нет! Нет-нет-нет! Я метнулся к сумке, не думая, ее расстегнул и с огромным облегчением увидел поверх остальных вещей что-то очень похожее на пижаму. Обычные серые спортивные штаны, белая футболка. Я чуть помялся, зная, что копаться в чужих вещах без спроса неприлично, и вообще у меня еще есть шанс просто застегнуть сумку и ждать голого Найтмора, лежа в кровати, но быстро откинул эти мысли. Схватил вещи и прошел к двери. — Эм… Эван, — я постучал в дверь, — я взял из твоей сумки вещи, ты забыл, я положу их у две… Дверь распахнулась, и я быстро и крепко зажмурился. Очень повезло, что мое лицо было на уровне его груди, и ничего особенного, кроме этой самой великолепной безволосой мускулистой груди и широких плеч, я не увидел. Нет, я точно не усну. Не то что сегодня, вообще никогда не усну. — Какой самостоятельный, — в голосе Найтмора послышалась насмешка, я слепо ткнул рукой с зажатой в ней одеждой в сторону его голоса. — И кошмарно скромный. Тебе совсем не интересно? Я бы вот с удовольствием посмотрел на тебя только из душа. Боже мой. Даже удивительно, как у меня не лопнула какая-нибудь аневризма в мозгу. — Хватит, Эван, просто возьми вещи, прекращай смущать меня своими телесами! И этот жалкий, заикающийся голос принадлежал мне… Вещи из рук пропали, я развернулся и только тогда рискнул чуть приоткрыть глаза. Дверь в душ с щелчком закрылась. Я вернулся на кровать и сел, сложив руки, от нервозности слегка потряхивало. Я думал, стоит ли сменить свою кошмарную пижаму на что-то поприличнее или Найтмор сочтет это за намек? Я не знал, как себя вести, не привык к флирту с его стороны, игривому бархатистому голосу. До этого дня мы общались больше на повышенных или обвинительных тонах, больше высказывая недоверие или недовольство, а сейчас он… Я бы застонал в голос, если бы не боялся, что Эван меня услышит. — Тут есть фен? Я дернулся и чуть не свалился с кровати, выросший посреди номера как из-под земли Найтмор придержал меня за руку, удивленно вскинув брови. — Сколько можно! Тебе что, колокольчик на шею повесить, Найтмор? — Я схватился за бешено бьющееся сердце. Найтмор на это только рассмеялся, а его горячая ладонь все никак не хотела покидать мою руку. Он осторожно коснулся запястья, прошелся пальцами по предплечью, будто пытаясь отыскать какой-то след или шрам. — Рука давно зажила, — я раздраженно высвободил свою конечность, потянулся к тумбочке и достал фен. Месяц прошел, он что, думал, я тут разваливаюсь на части без его осмотра? — Вот, держи. Пока Эван сушил волосы, я старался отбросить его образ в этих до безобразия сексуальных серых спортивных брюках и анализировал свои поступки. Обычно я не злюсь, когда пугаюсь, а вот с Найтмором… Мне от чего-то постоянно хотелось на него накричать. Возможно, потому что рядом с ним мои нервы были постоянно на пределе. Он был слишком красивым, слишком богатым, слишком сексуальным. Слишком — для меня. Я не мог ни расслабиться, ни успокоиться, когда мы были наедине, покоя не давала его тайна и моя бессмысленная влюбленность. Покоя не давали его странные и ничем не обоснованные поступки. Ни один человек в здравом уме не приехал бы к малознакомому омеге в мотель через половину штата, чтобы просто увидеться. Если Эван Найтмор рассчитывал на что-то большее, я был вынужден его разочаровать. Фен затих, Эван снова явил себя миру, белая плотная футболка обтягивала его торс, и мне тут же захотелось его обнять и пристроить голову на мягкой ткани. Странное желание для человека, никогда в жизни никого так не обнимавшего. Я зажал руки между колен и потупился. — Во сколько у тебя экзамен? — Эван деловито обошел кровать и откинул одеяло. — Я лягу ближе к двери, мне так будет спокойнее. — В девять, но я хочу приехать на час раньше, чтобы все проверить на месте. На вторую часть фразы я просто пожал плечами. Если большому альфе так хочется прикрывать меня от толпы маньяков, обязательно собирающихся ворваться в скромный номер за тридцать баксов за ночь, — пусть. Толпа маньяков меня не тревожила, меня тревожил удобно устроившийся на моей подушке Найтмор. — Тогда спать осталось всего ничего, не сиди там, иди под одеяло, — Эван приложил руку к сердцу, — обещаю не покушаться на твою честь и достоинство. Но если вдруг ты захочешь покуситься на мои — ничего не буду иметь против. Я бы фыркнул, если бы не был так напряжен. Деревянными пальцами я откинул одеяло, лег на самый краешек кровати, повернувшись к Эвану спиной. Чуть-чуть повозился и щелкнул выключателем. Фатальная ошибка. В темноте присутствие Найтмора ощущалось еще сильнее, даже несмотря на расстояние между нами в еще одного здоровенного альфу, я чувствовал, как от его тела пышет жаром, а запах стал таким густым, таким сильным, что я с трудом дышал. — Ноа, я отсюда чувствую твое напряжение, ну что такое, ты что, никогда не спал с кем-то в одной кровати? Голос Найтмора прорезал тишину, а я жмурился и пытался прийти в норму. — Дело не в этом, — я все же решился ответить, хотя прошло минут пять с тех пор, как он спросил. — А в чем тогда? — В тебе. — Во мне? — я готов был поклясться, что в его голосе послышались игривые нотки. — Не в этом смысле, Найтмор! Ну, то есть, и в этом тоже, я действительно никогда не спал в одной кровати с альфой, но еще… Я же просил тебя все закончить. А ты приехал сюда, даже не спросив, хочу ли я тебя видеть, смогу ли потом… Неважно. Теперь я не знаю, что думать. Я смотрел на тонкую полоску света из ванной, чувствовал спиной жар тела Эвана, ощущал движение матраса, когда Найтмор двинулся. И от чего-то часто-часто моргал. Ну вот. Не хватало еще разреветься. Я был уверен, что выплакал все слезы той ночью, но ничего не прошло. Настроение из нервозного перешло в тревожно-обреченное. — Ноа, ты не хочешь ко мне повернуться, чтобы мы смогли нормально поговорить? — Зачем? — мой голос звучал флегматично. — Тут все равно темно. — Для меня — светло. Ну, конечно, мистер Человек из стали видит в темноте, как я об это не подумал. — И опять ты в выигрышной позиции. Поздравляю. Я не хочу поворачиваться, твое лицо меня отвлекает. — Так тебе-то все еще темно. Давай, не вредничай, разворачивайся. Я тяжело вздохнул и повернулся. — Так-то лучше. Выглядишь и правда расстроенным. Я сам практически ничего не видел, только контур его скулы и уха. А он видел все. Меня это не пугало, с его сверхъестественными способностями я уже смирился. — Я говорил, что не могу открыть всего, — осторожно начал Эван, — и это правда. Иначе в опасности будем мы все. И ты тоже. Моя семья может пострадать. Есть… Есть одни люди, и они спят и видят, как бы добраться до моей семьи, а мы… Все это очень сложно, Ноа. Сложно и опасно. У меня есть кузина, ее зовут Ренесми, она такая же, как я. И по идее, мы побочная ветвь эволюции. Ну или что-то в этом роде. И мы не нравимся другим, из-за нас куча проблем. Я слушал, затаив дыхание. Ничего не понимал из его быстрого и спутанного объяснения, но ловил и запоминал каждое слово. Я смогу обдумать это позже, когда Найтмор снова исчезнет. — И наше с тобой общение — большая проблема. Для всех. — В этих словах было столько боли, что я весь сжался. — В том числе и для тебя. Все, что говорил Найтмор, немного пугало. Какая-то неведомая опасность, жуткие люди, угрожающие его семье, все эти оправдания, это звучало как попытка оттолкнуть меня, уйти. Но он же лежал со мной в одной постели! В конце концов, пах моим гелем для душа! Я не понимал. — Но я же попросил тебя уйти. Тебе не нужно мне все это объяснять, я понимаю, твоя тайна слишком важна, а я могу стать проблемой, верно? То есть, — я облизнул губы и судорожно вздохнул, — я не понимаю, почему ты приехал. Что я сделал такого? Мне нужно было предупредить, что я покинул город, это как-то связано с теми людьми, которые желают твоей семье зла? Найтмор молчал. Я пытался угадать его настроение по дыханию, но ничего особенного не услышал, только тихий выдох. — Эван? — Прекрати называть меня по имени с таким выражением лица, мы же в одной кровати, а я не железный. Я не дал сбить себя с толку. Конечно, кровь бешено застучала, и меня бросило в жар, но я взял себя в руки, проигнорировал приятное тянущее чувство внизу живота и моментально пересохшие губы. Я возмутился, даже попробовал его треснуть, но промахнулся и попал по подушке. — Я серьезно! — Ладно. Я приехал, потому что… — теперь была очередь Найтмора делать судорожный вдох. — Потому что ты был на свидании с Джо. — Что? При чем тут вообще Джо? Я так удивился, что позабыл обо всем остальном. Сердце болезненно сжалось который раз за вечер, когда я понял причину. Ну, конечно, Найтмор решил, что я раструбил обо всех своих догадках и сомнениях первому попавшемуся парню, чтобы бы удержать внимание альфы и добавить привлекательности к такой невзрачной личности, как я. — Глупость какая, Найтмор, — неискренний, бодрый голос заставил меня скривиться, — даже если бы я что-то знал о тебе и твоей семье, не стал бы ему ничего говорить. Никому бы не стал, я же не дурак. И мы с ним ни о чем таком не разговаривали. Знаешь, если ты будешь каждый раз так срываться с места, когда я вижусь с кем-то, нормальной жизни у нас не получится. — Ты думаешь, что я проделал весь путь от Форкса до Сиэтла, чтобы узнать, не рассказал ли ты что-то кретину Джо? — Он не кретин, перестань. И да, я так думаю. А что? Не нужно на меня так смотреть, я даже в темноте чувствую. Не собирался же ты в самом деле сидеть и гладить по голове, потому что меня отшили после первого в жизни свидания. Номер мотеля снова погрузился в тишину. Я крутил в голове одни и те же мысли, головоломка с путаным описанием семьи Найтмора не давала мне покоя. Кузина Ренесми, такая же особенная, как и он, какие-то опасные люди, только и ждущие их ошибки. Я вспомнил старый сериал, там коротко стриженная девочка по кличке Одиннадцать сбежала из лаборатории… Возможно ли, что Белла и Найтмор тоже подверглись каким-то научным экспериментам? — Я приехал, — я даже вздрогнул от неожиданности, так внезапно заговорил Найтмор, — потому что не хочу, чтобы ты ходил на свидания с Джо. Или с кем бы то ни было, кроме меня. Так понятнее? В услышанное невозможно было поверить. Неужели Эван говорит так, чтобы запудрить мне мозги? Специально дает надежду, чтобы я, уже и без того им страшно увлеченный, и подумать ни о ком другом не мог, был предан и привязан, как домашняя собачка, терпел его исчезновения, недели молчания, недомолвки, все необычное и нечеловеческое, что в нем есть, не задавал лишних вопросов и не говорил ни с кем и никогда о нем, из страха потерять. От злости у меня заскрипели зубы. Ну как можно! Я столько раз ему пообещал, попросил все закончить, изнамекался, а он все равно гнул свою линию, ломал меня, играл на моих чувствах. — Ты мне не веришь, — сказал Найтмор с такой болью и злостью, видно, тоже разозлился. Эван резко развернулся, кровать под нами заходила ходуном и я вспомнил, какой он высокий, сильный. Щелкнул выключатель, гостиничный номер залил теплый желтый свет торшера. Он уставился в потолок, а я мог краешком сознания позволить себе полюбоваться его профилем. — Как и ты мне, — я еле цедил слова сквозь стиснутые зубы. — Я сказал тебе тогда, говорю сейчас, что буду держать язык за зубами, а ты решил додавить меня, да? Ты видишь, что нравишься мне, и пользуешься этим, Найтмор. Нигде совесть не чешется, а? — У меня должна чесаться совесть? — Найтмор даже сел, сильные руки напряглись, на бицепсе вздулась вена, которую очень хотелось проследить пальцем. — У меня? Ты себя слышишь? Обвиняешь меня невесть в чем, снова за меня что-то додумываешь, отбиваешься этими жалкими оправданиями: «Ах, Эван, дело не в тебе, дело во мне, ты слишком хорош, чтобы быть со мной», да? Ты же так сказал? Тычешь своими чувствами, а меня выставляешь каким-то монстром, уродом, который решил держать ногу на горле, чтобы ты никому не проболтался, верно? Так ты думаешь, Ноа? Я тоже сел, злобно дернув одеяло. Пусть Найтмор и был прав, я действительно так думал, кроме той части про монстра, но идти на попятную или налаживать с ним отношения я не хотел. Пусть разозлится и уйдет, прихватив с собой эту проклятую вену на руке. Ничего, я переживу, я выдержу, попробую продать дом, в крайнем случае перееду просто без всего, лишь бы избавиться от этого изматывающего, выворачивающего наизнанку чувства. — А чего ты, собственно, от меня хочешь? Да, я так думаю! Я уверен, что ты делаешь все, чтобы защитить свою семью, и готов пойти на любые уловки, чтобы ваш секрет не вышел за рамки. Ты же держишь под контролем своего разума весь город, Эван! А про твои чувства… — я закусил губу, чтобы не сказать что-нибудь гадкое, хотя и очень хотелось. — Я, по-твоему, дельфин-телепат? Откуда я должен знать, что именно ты ко мне чувствуешь, если все, что ты говоришь, связано только с твоей семьей и опасностью? Или я как-то должен вычленять интонации и принимать подобие флирта за увлечение? Да даже если я тебе действительно нравлюсь, ты же прямым текстом говоришь, что, находясь рядом с тобой, я нарушаю какие-то правила, подставляю тебя, тетю Беллу и остальных, делаю из них мишень! Как ты себе представляешь наши отношения, как ты думаешь, я смогу жить, если с кем-то из вас что-то случится? В последний раз, Эван, давай все закончим, не будем мучить друг друга, ладно? Мне и так плохо. От тирады мне стало немного легче, наконец получилось выплеснуть свои эмоции, подозрения, опасения. Меня тянуло к нему, но я боялся последствий, неважно каких, — от разбитого сердца и до собственного могильного камня, все было страшно. Найтмор повернулся ко мне, лицо его стало мягче, в глазах появилось тепло, мне нестерпимо захотелось, чтобы он ко мне прикоснулся. — Ты очень хороший человек, Ноа. Рациональный, верный себе, в тебе ни капли эгоизма, понимаешь? В отличие от меня. Я намеренно говорю тебе обо всех опасностях, зная, что ты поступишь правильно, как поступил тогда, у тебя дома. Но проблема в том, что я — эгоист до мозга костей. Я… Мне плевать на все. На всех. На Волтури, на семью, на их жизни и безопасность, понимаешь? Я говорю, что умру за них, что сделаю все, чтобы защитить их от того, что может случиться, а сам срываюсь к тебе, как только узнаю, что ты был на свидании, потому что ужасно ревную к этому уроду Джо, ревную к любому альфе, трущемуся рядом с тобой. Потому что хочу тебя только себе. Хочу, чтобы со мной ты переживал все первые опыты, Ноа, хочу, чтобы ты улыбался мне, ходил на свидания со мной, спал в моей постели, занимался своими делами и делился со мной мыслями. Ты можешь подумать, что остальные члены моей семьи против тебя, ра так сложились обстоятельства, учитывая что все, включая тебя, говорят, что идея наших отношений — глупость несусветная, но это неправда. Они видели мое состояние, сами уговаривали меня сделать первый шаг, пусть и приглядывали, как тогда, у клуба. Моя мама, она… Сначала злилась, а потом сильно испугалась, что может случиться то же самое, что случилось в прошлый раз с Эдвардои. В нашей семье уже был прецедент, очень похожий случай, я бы сказал. И все они надеются, что история повторяется, но в этот раз все пройдет лучше. Хотя я считаю, что слишком уж много несостыковок. Эван говорил тихо, быстро, страстно, я уже настроился на его волну и четко слышал каждое слово. Волтури — вот кто несет опасность, я понял это по интонации и сжавшимся кулакам. Но щеки у меня горели совершенно по другому поводу. Я ему нравился. Наверное. Мне очень хотелось верить ему, звучал он совершенно искренне, а его ревность… По спине пробежали мурашки, низ живота снова потянуло. Я не знал, что на это ответить. Горячие ладони коснулись моего лица, я поднял взгляд, Эван оказался в считанных сантиметрах от меня, его дыхание обожгло мне лицо. — Я должен тебе кое-что рассказать. Не все, конечно, малую часть, только то, что могу, чтобы ты понял, почему меня так задевает твое недоверие к тому, что я могу испытывать чувства. Мои родители, не Эммет с Розали, которых я зову настоящими родителями, а другие, биологические, они бросили меня. Я не знаю, когда ушел отец, но мать оставила меня сразу после рождения. Она была сумасшедшей, очень жесткой женщиной с тяжелой судьбой, я знаю, потому что однажды подслушал разговор Карлайла по телефону, связь была плохой, ему пришлось говорить четче, медленнее… Там было много подробностей о ней, таких, что волосы встают дыбом, про клинику, про то, что она делала с другими людьми… И еще одно — ее неумение любить. И тогда я испугался. Подумал, вдруг и я такой, вдруг генетически я неспособен к искренним эмоциям, вдруг моя тяга к тебе — не искреннее чувство, а что-то вроде страсти, похоти, обычного желания. Конечно, все вокруг уверяли меня в обратном, но я поверил, только когда вернулся Джаспер. Он уверен, что чувства настоящие. Сказал, что ничем не хуже, чем у всех остальных. Понимаешь? Я бы покачал головой, но его ладони плотно фиксировали мое лицо. Я был уверен, что сейчас больше напоминал спелый помидор, чем человека. Все имена мне были незнакомы, кроме имени Эдварда, я вспомнил, что это муж Беллы. И, конечно, я ужасно сочувствовал Эвану, болезненное осознание того, что я несколько раз так сильно уколол его, усомнившись в возможности чувств, обжигало жгучим стыдом. И мне было интересно, что за Джаспер такой, эксперт чувств и эмоций. — И что же нам делать? — мой голос дрожал, как и руки, дыхание участилось. Эван светло улыбнулся. Ему явно понравилось мое «нам». Отказать ему я все равно не мог, я пытался, ничего не вышло, уж слишком мне было хорошо рядом с ним, слишком нравилось его внимание, его признания. Я получал почти физическое удовольствие от приотрытия завесы его тайн. — Если ты не против, — бархатистый голос лишил меня воли, серые глаза прожгли насквозь, а лицо окутало теплое, свежее дыхание, — мы могли бы попробовать. — Попробовать что? — мозг отказывался соображать. Губы пекло, так я хотел поцелуя. — Отношения. Ты и я. Моногамно. Мы можем попробовать, проверить наши чувства, посмотреть, как оно будет, когда мы будем вместе, понимаешь? Пожалуй, с Найтмором мое состояние и настроение скакало, как давление у престарелого гипертоника. Если бы не его руки, я бы точно свалился с кровати. Мне буквально предлагал сейчас отношения Эван Найтмор. Загадочный, полный секретов, опасностей и тайн. И я таял, как мороженое на приборной панели машины, оставленной под палящим солнцем. Час назад я мог бы сказать, что являюсь совершенно адекватным человеком, бегущим от таких, как он, как от дикого зверя. Но рядом с ним… Мне, как и ему, было плевать на всех, плевать на свои принципы, слова, убеждения. — Попробуем, — прошептал я. — Да? — Да.