Подчиняя огонь

      Яркое солнце припекает и тёмную макушку, и уже раскрасневшиеся щёки, но Люцерис не может заставить себя выйти из воды. Индийский океан сегодня по-особенному тёплый, почти убаюкивающий. Он был первым, кто распознал все прелести плетёного гамака, погружённого на половину в воду. Теперь Люка с него не сгонишь даже под угрозой солнечного удара. Ему хочется выжать из этого отпуска всё возможное, чтобы потом не сожалеть об ушедших днях, когда изнурительные тренировки и нервные старты начнутся вновь. Поэтому с удовольствием остаётся в воде или на пляже всё своё свободное время, делая перерывы только на еду и сон.              Стоит отметить, что когда дело коснулось выбора места для отпуска, впервые за столько лет совместного, то никто даже спорить не стел с предложением Деймона о Сейшелах. Полторы недели в двух отдельных соседних виллах на первой береговой линией, с личным выходом на пляж, уединением и всеми прелестями ленивого отпуска. Люк поначалу, очевидно ещё не до конца отошедший от финала Гран-при, принял эту идею с немым скептицизмом — был высок риск новых конфликтов, от которых на острове далеко не убежать. Но отдельные виллы сделали своё дело. Они виделись разве что на совместных ужинах и на пляже, что позволяло отдыхать друг от друга, даже находясь рядом. Люцерис понял все прелести такой жизни сразу же после прилёта, когда весь день видел исключительно свою семью, но никого со стороны семьи Алисенты. Наверное, это именно то, что ему было нужно.              Но к третьему такому дню Люцерис понял, что отдыхать раздельно ему даже… скучно. То, что раньше пугало, сейчас стало тем, что разбавляет его жизнь. Люк лениво переворачивается после ужина на своей широкой кровати, разглядывает закат за панорамным окном-дверью и думает о том, что сейчас было бы неплохо сыграть в карты или уно с Хелейной, может быть перекинуться парой фраз с Эйгоном — неожиданно! — насчёт какого-нибудь заезда в Формула-1, а может быть и просто поговорить с Эймондом. Последнее привлекает его больше всего.              После прошедшего финала Гран-при они толком-то и не разговаривали. После возвращения домой все были заняты подготовкой к наступающему Новому году, который совпал ещё и с ремонтом в некоторых комнатах дома, потому что старая канализация не выдержала бытия жизни. Потом поспешные сборы в отпуск, первые ленивые выходные и много-много сна. Несколько раз они перебросились видео в социальных сетях, но не более. Даже за общими ужинами в ресторанчике отеля они почти всегда сидят по разные концы стола, что создаёт существенную проблему в плане общения. Но Люку казалось каждый раз, что Эймонд смотрел на него в ответ так же заинтересованно. Однако никто из них двоих не находил в себе смелости подойти и провести вместе несколько часов.              Утром четвёртого дня Люцерис даже подумывает о том, чтобы целенаправленно позвать Эймонда на прогулку, но Джейс снова утаскивает его в воду и Люк забывается, нежась в тёплой воде. Но в этот раз они оказываются не одни! Хелейна подбирается к ним тихо и неожиданно, окатывая их водой, затеивая настоящую детскую драку водой. Люк с нежностью вспоминает о детстве и о том большом надувном бассейне, где они вот так же любили играть. Будто и не прошло с десяток лет, а они не повзрослели, позабыв о приятных шалостях.       — А почему Бейла и Рейна не полетели с нами? — интересуется Хелейна, когда они усаживаются в кружок почти у самого берега, но всё ещё оставаясь в воде.              — Рейна занята репортажами с футбольных матчей, — отвечает Джейс, чуть откидываясь назад, подставляя лицо солнцу. — А у Бейлы дежурства в клинике. Да она только что из отпуска. Так что она не сильно расстроилась. К тому же их отношения с Эйгоном ещё хуже, чем у нас. Их от конфликта не спасли бы даже раздельные виллы.              — Жалко… Устроили бы как в детстве просмотры мультиков или рождественских фильмов. Я слышала, что здесь есть небольшой кинотеатр с диванчиками, который можно арендовать.              — Это только вам было весело, — фыркает Джекейрис, вспоминая ушедшие дни. — А нас постоянно доставали Эйгон с Эймондом. Вроде бы старше, а всегда вели себя хуже трёхлеток.              — А почему их не видно? — тихо интересуется Люцерис.              — Эйгон вернулся к себе только под утро, нашёл где-то местный бар и теперь крутит диски там иногда. А Эймонд в целом не любит бывать на солнце, он тут же сгорает.              — Это кожа убийцы, Белла, — смеётся Джейс, за что Люк брызжет в него водой.              Они снова дурачатся и через пять минут они уже оба мокрые от солёной морской воды, в песке и красными отметины от шлепков на спинах. Хелейна бурчит, как настоящая старшая сестра, и растаскивает их на два разных лежака под зонтиками, протягивая им полотенца и воду. И не сдерживается, смеётся, называя их двоих плохими щеночками, которые совершенно не слушаются мать.              — Просто признайся, что он тебе нравится, — не унимается Джейс, заставляя брата закатить глаза. — Ещё после твоего старта в Японии всё стало очевидно. Когда вы вдруг решили дружески прогуляться.              — Тебе заняться нечем, раз ты за моей жизнью так пристально следишь?              — Но не ты ли говорил, что скорее будешь есть из одной миски с Арраксом, но никогда не сядешь за один стол с Эймондом?              — Я тебе сейчас в рот песка натолкаю, — бурчит Люцерис, но Хелейна, которая продолжает вытирать ему мокрые волосы, недовольно хлопает его по плечу. — Ну, а чего он? Сам уже Кригана домой водит, а я оправдывайся?              — Значит, ты не отрицаешь своих чувств к Эймонду?               Люк цыкает недовольно, отворачивая голову в сторону зарослей, за которыми скрываются их виллы. И скорей всего, если окна открыты, то их громкий разговор может услышать кто угодно. Даже… он. С одной стороны, Люцерису очень хотелось бы этого. Может хоть кто-то из них станет смелее, попробует объясниться. Но с другой стороны… Люк не знает, как точно описать расцветающее внутри него чувство. Уважение как к спортсмену и тренеру, несмотря на годы вражды? Безусловно. Симпатия как к человеку? Определённо. Но можно ли это назвать влюблённостью или даже любовью? Люцерис не уверен в этом.              Но он жалеет о своём желании быть услышанным, когда в тот же вечер Эймонд за общим ужином не просто бросает на него взгляды, а откровенно пялится, не давая тем самым Люцерису сконцентрироваться на еде или на разговоре с матушкой, которая сидит рядом. Щёки рдеют, и рыба застревает в глотке неприятным куском. Впервые за все дни здесь он практически сбегает с ужина, оставив тарелку почти не тронутой. Просто оказалось как-то тяжело дышать в зале, где половина стен отсутствует.              На вечернем пляже пусто и вода ещё совсем теплая, приятно омывающая босые ноги Люка. Он дышит полной грудью и всё же разрешает себе скинуть лёгкую футболку, чтобы зайти дальше, погрузиться в воду по плечи. А после и вовсе ныряет с головой, задерживая дыхание на время. И только когда сердце начинает стучать в ушах слишком громко, он выныривает обратно, хватая губами воздух, чувствуя приятные мурашки по телу.              — Такой себе способ свести счёты с жизнью, — раздаётся голос за спиной. Люцерис узнаёт его с полутона.              — Переживаешь? — усмехается Люк, поворачиваясь к Эймонду лицом.              — Конечно, переживаю. Как мне потом твою смерть фигурному сообществу объявлять? Ещё заподозрят неладное.              Люцерис в ответ только глаза закатывает, опускаясь снова ниже, по самый подбородок. Мысль о том, что он перед Эймондом впервые в таком виде неожиданно заставляет его покраснеть ушами. Конечно, были моменты, когда Люку приходилось щеголять перед ним с обнажённым торсом, но это всегда было в потоке сборов на выступление, когда ты не успеваешь даже думать о посторонних вещах. А здесь… Непривычное чувство.              Да и самого Эймонда видеть таким расслабленным тоже непривычно. Он не одет в свои закрытые одежды, водолазки, тяжелые украшения, волосы не убраны в тугую косу или хвост, а лишь ниспадают по плечам, которые облачены в лёгкую гавайскую рубашку. Удивительно, как он согласился на это. Видимо Хелейна, которая занималась подбором вещей для них, ещё тот мастер уговаривать.              — Не хочешь присоединиться? — уточняет Люцерис, отплывая чуть дальше.              — Не горю желанием, — фыркает ЭЙмонд, кривя губы. — Не понимаю твоего энтузиазма насчёт ежедневного купания.              — А что не так?              — В комплексе есть бассейн, но я что-то ни разу не видел тебя на дорожках.              — Бассейн — это одно, а живая океаническая вода — это другое. Давай, просто попробуй, дядя. Или… ты боишься?              Да, он идёт на прямую провокацию и осознаёт это. Эймонд тоже это осознаёт, но почему-то ведётся, скидывая с себя рубашку и шорты, и через минуту уже оказываясь в воде. И теперь Люк не уверен том, хорошая ли это была идея. Он делает движение в сторону, желая обойти, но чужие руки ловят его за предплечье, останавливая.              — Эй! — недовольно восклицает Люцерис, дёргаясь. Но чужая хватка сильнее. — Чего так вцепился, следы останутся… Или ты плавать не умеешь?              — Не забывай, кто учил тебя плавать, — напоминает Эймонд, но чужой руки не отпускает. Люцерис снова предпринимает попытку освободиться. — Не дёргайся ты, мы не на льду, тут ты не устоишь.              — Тогда отпусти меня-ах!              Люк делает шаг назад и совершенно не ожидает поскользнуться на округлой ракушке. Его несёт назад, в воду, и он уже зажмуривается, готовясь к тому, чтобы оказаться в воде полностью. Но в тот же момент его дёргают за руку в обратную сторону, заставляя буквально налететь на Эймонда. Тот делает несколько тяжёлых шагов назад, стараясь не упасть уже с Люцерисом на груди, который вцепился в спину пальцами и теперь, кажется, даже не дышит.              Они стоят в обнимку с минуту, переводя дыхание. Ничего не было в таком, чтобы упасть в воду. Люк уже много раз оказывался в ней, в том числе неожиданно, но всегда выплывал. И потому он сейчас, скорее, в оцепенение, нежели в панике. Он сжимает тонкую светлую кожу сильнее, а потом ослабляет хватку, чуть поглаживая. Эймонд тёплый. И голове сразу возникает образ Джекейриса, который шутит про кожу убийцы и льва, который влюбился в овечку. Ему, наверное, после такого стоит отойти, как-то свести всё в шутку. Но он не может. Голова тяжелеет, и он прижимается ближе к плечу, прикрывая глаза. В объятьях Эймонда в очередной раз спокойно.              Эймонд же сам не горит желанием отпускать Люцериса из своих рук. Он выдыхает шумно, понимая, что ещё немного и сам бы оказался в воде по самую макушку. Такая себе перспектива. Однако вместо того, чтобы отпустить чужую руку, позволить Люку упасть, он поспешил спасти. И сейчас у самого в груди сердце бешено колотится. Руки сжимают вместо предплечья талию, а голова тоже падает на плечо. Под таким ракурсом он снова замечает дракона на коже, чёрного и костлявого, покрытого каплями воды. Хочется ужасно к нему прикоснуться.              — Люцерис, — зовёт он, когда молчание очевидно затягивается, а их объятья переходят все возможные рамки.              — М-м?              — Я слышал ваш разговор сегодняшним утром.              — Подслушивал? — и тут же чужая ладонь шлёпает Люка по копчику. — Эй!              — Меньше орать нужно. Вас и на соседнем острове было слышно.              — Ха-ха, — бурчит Люцерис. Но вывернуться больше не пытается. Они молчат ещё немного, после чего он снова разрушает тишину вокруг них: — И?              — Я не знаю, что тебе ответить, Люк. Пока не знаю.              Как бы странно не звучало, но будто бы это успокаивает Люцериса. Значит он не один такой, кто не знает, что ему делать с возникшим чувством. Это даже позволяет вернуться в привычный темп, не мучить себя по одиноким вечерам, снова спокойно спать по ночам. Он даже возвращается к небольшим утренним разминкам, понимая, что скоро придётся возвращаться к интенсивным тренировкам, а значит нужно быть в форме. Чемпионат страны не за горами, а Люк вышел на взрослые старты не для того, чтобы волочиться в конце таблиц.              Через несколько дней к нему присоединяется Эймонд. Он делает вид, что пришёл сюда совершенно случайно, но Люк знает, что ему о тренировках рассказала Хелейна. Провокация снова сработала и Люцерис глупо улыбается каждый раз, когда Эймонд отвлекается от собственной растяжки, поправляя чужое упражнение. В конечном итоге всё внимание концентрируется исключительно на Люке и ему это даже нравится.              Он, правда, скучал по Эймонду и не станет это отрицать. Эймонд тоже не станет отрицать того, что испытывает схожее чувство в ответ. Потому что в ином случае не понятно, почему он позволяет вытащить себя на пляж днём, когда солнце высоко и нагревает светлую макушку. И пусть недовольное лицо выглядит грозно, но на самом деле ему нравится. Нравится видеть, как Люцерис и Джейс носятся по колено в воде, падая раз за разом, громко смеясь. Нравится видеть спокойную и счастливую Хелейну рядом, которая вслух читает ему интересные моменты из книги. Нравится выходить из тени на солнце, чтобы окунуться в тёплую воду и вернуться обратно. Нравится даже то, что к ним присоединяется Эйгон, сменяющий Люцериса в своеобразных догонялках.              Нравится, что хотя бы на один день они возвращаются в детство, забывая обо всех проблемах. Но даже такие дни заканчиваются. И на следующий день вместо того, чтобы снова отправиться на пляж или на процедуры в СПА, они разбирают пришедшие контракты из Федерации фигурного катания.              — Я не думал, что вопрос о допуске будет решаться так рано, — удивляется Люцерис, когда листает документы, подтверждающие его участие во внутреннем Чемпионате страны.              — В этом году просто даты сдвинуты, — поясняет Эймонд и передаёт экземпляр Эйгону, который пьёт уже вторую кружку кофе, но выглядит всё ещё слишком сонным. — Эг, проснись уже! Ответ нужно дать сегодня.              — Да чего я там не видел? Черкани за меня в местах, где нужно подтверждение участия. Каждый год рассылают одни и те же документы.              — В этом году Федерация запрашивает ещё и разрешение на участие в Чемпионате четырёх континентов и Чемпионате Мира. У них какие-то изменения, нужно сразу дать ответ, Федерация перенаправит это в Союз конькобежцев.              — А на Чемпионате четырёх континентов от нашей страны будет выступать победитель внутреннего старта? — интересуется Люцерис. Эймонд молча кивает, не отрывая взгляда от собственных документов.              — Тебе это не грозит, племянничек, — фыркает Эйгон, допивая остатки кофе и кривясь от горечи.              — Ха-ха. Будто бы ты уже с золотой…              — Люк, он прав, — перебивает Эймонд. В этот раз их взгляды цепляются друг за друга. — Помимо этих документов, пришёл ещё один комплект на разрешение участие в юниорском Чемпионате мира, ведь ты ещё проходишь по возрастному цензу. Если согласишься участвовать сразу в двух стартах, то Чемпионат континентов мимо тебя в любом случае. Тебе стоит подумать.              — Я чувствую здесь «но».              — Но я советую тебе так не рисковать, — неожиданно говорит Эймонд. Даже Эйгон молча изгибает бровь, ведь ожидал услышать совершенно другое. — Мы все помним про твоё плечо, лучше не рисковать лишний раз. Останови свой выбор на одном международном старте в этом сезоне.              Люк смотрит на Эймонда, почти не моргая и обдумывая сказанное. С одной стороны, в чужих словах есть истина. Травма плеча может сильно повлиять на его состояние и форму, а международные старты второй половины сезона крайне важны. Но с другой стороны, Люк пришёл в спорт не для того, чтобы отсиживаться на скамейке запасных. В этом году он не выступит из-за плеча, в следующем может из-за выпускных экзаменов, дальше может ещё что-нибудь пойдёт не так и Олимпиада помашет ему ручкой. Так дело не пойдёт. Он не хочет остаться навсегда тем самым талантливым мальчиком, которому не повезло. Часто про таких говорят, что они родились не в то время. Им Люцерис хочет быть меньше всего.              Потому он просит Эймонда дать ему время подумать до конца отпуска. Может тогда он наберётся духу.              Но проходит день, другой, третий, а Люк всё больше утопает в своих тревожных размышлениях. Уже и океан не приносит ему успокоения, он всё чаще остаётся в тени, почти не заходя в воду. Потому что тяжело собраться с мыслями и прийти хоть к какому-нибудь компромиссу. С утра ему хочется участвовать везде, где только можно, а к вечеру, когда плечо начинает ныть, ему хочется вовсе уже завершить карьеру и жить клубочком под теплым пледом. Возможно, это из-за того, что для него всё впервые и хочется провести первый взрослый сезон идеально. Ему не помогают даже слова матери, которая, как и Эймонд, советует ему не торопиться.              Всё становится сложно и Люцерис в какой-то вечер даже не вылезает из собственной постели, чтобы посетить ужин. Через два дня они улетают домой, где придётся дать ответ, как бы ему не хотелось, чтобы за него решил кто-нибудь другой. Раньше этим «кем-то другим» была мама, которая, как тренер и официальный представитель, сама составляла его расписание. Сейчас же, во взрослом спорте, он сам выбирает свой путь.              Он почти проваливается в сон, замученный мыслями о чемпионатах, как лёгкий стук в деревянную дверь возвращает его обратно в реальность. Люк сонно ведёт головой в её сторону, попутно вспоминая, что минут десять назад Джейс предлагал ему поиграть в приставку в гостиной их виллы. Неужели пришёл лично вытаскивать его из кровати даже после отказа в переписке?              — Джейс, я же ответил, что не хочу! — выкрикивает он, обнимая одну из подушек. — Позови кого-нибудь другого. Не до тебя сейчас.              За дверью молчат, а после стук повторяется, заставляя Люцериса рассержено подняться с постели.              — Я же сказал, что не!.. Эймонд?              Люк застывает возле приоткрытой двери, продолжая держать ручку в ладони. Меньше всего он ожидал, что увидит за дверью Эймонда. Тот выглядит непривычно смущённым, совершенно домашним, даже без своей повязки на глаз. И Люцерис не сразу понимает, что откровенно пялится, а когда всё же до него доходит, то сам краснеет, отводя взгляд в сторону.              — Ты не пришёл на ужин, — констатирует Эймонд.              — Не хочется есть… Сейчас голова совершенно другим забита.              — Поэтому я пришёл. Пойдём.              — Что? — Люк удивлённо хлопает глазами, а потом выглядывает в тёмный коридор. — Куда?              — Вот пойдёшь со мной и всё узнаешь, — недовольно выговаривает Эймонд, выдыхая шумно. — Давай, Веларион. Как на тренировке: меньше слов, больше дела!              И не дождавшись ответа, сам тянет Люка за руку. Тот успевает только комнату закрыть, еле-еле поспевает за чужими широкими шагами. Когда они выходят на улицу, покидая территорию виллы, то все догадки пропадают, потому что совершенно не понятно, что задумал Эймонд. Люцерис щурится, рассматривая в потёмках чужие дома в зарослях, кланяется в ответ проходящему персоналу, пытается очередной раз узнать о том, куда они идут, но всё безрезультатно.              И только когда перед ним открывается дверь в небольшой кинозал, то Люк вспоминает слова Хелейны о кинотеатре и о том, как она звала его и Джейса что-нибудь глянуть перед отлётом. Места в зале немного: стоит три диванчика, из которых расправлен и украшен подушками только один, широкий экран на противоположной стене, поднос с пиццей и графином какого-то сока. Люцерис принюхивается, понимая, как ему на самом деле хочется есть.              — Подумал, что тебе было бы полезно отвлечься от всей спортивной суеты, которая ещё не началась, — Эймонд обходит его и с удовольствием усаживается на диван, вытягивая длинные ноги. — Поэтому я выкупил этот зал до завтрашнего утра. Всю ночь он в нашем распоряжении. Посмотрим что-нибудь?              Люк открывает рот, но тут же его закрывает, чувствуя себя… ошарашено. Это так неожиданно, особенно от Эймонда! Целый кинозал, тысячи фильмов и мультиков, еда, мягкий диван и возможность просто побыть наедине с собой. Честно признаться, для него ещё никто не делал чего-то подобного. Слёзы наворачиваются сами собой, но Люк моргает часто, стараясь не показывать свою слабость. Как минимум, сейчас.              Он обходит диван стороной, усаживаясь на соседнее место, стараясь не задеть поднос. И пока Эймонд включает планшет, которым можно включать и переключать фильмы на экране, Люцерис тянется за куском пиццы, благодаря Семерых за то, что к нему сейчас так внимательны. Хоть кто-то.              — Я уже отметил парочку фильмов. Хочу пересмотреть «Звёздные войны», а руки всё никак не доходят с таким темпом жизни, — Эймонд листает список фильмов и это уже отражается на экране. — Конечно, можем что-нибудь новогоднее глянуть, но настроение уже не то… А, ещё «Мумия» тоже неплоха. И если ты не против, то… то я отметил ещё «Принцессу-лебедь».              Взгляд Люка тут же отрывается от подноса с едой и быстро поднимается в сторону экрана. На нём высвечивается страница с мультиком. Яркий постер и краткое описание бьют по уставшим глазам. Что-то вспыхивает в груди, неприятно колет, но в тот же момент это перекрывается детской заинтересованностью и чувством ностальгии, которое укутывает его. Он так давно его не смотрел… Наверное с того самого времени, когда пришлось впервые ощутить на себе весь гнев и недовольство фанатов. Тогда Люк запретил себе смотреть этот когда-то любимый мультфильм детства. Но ведь… прошло уже столько времени. Может сейчас ему уже будет легче?              — Ты смотрел его? — интересуется Люцерис, доставая из-под подушки небольшой плед. Его пробирает озноб. И это не только из-за работающего кондиционера.              — Честно? Никогда.              — Тогда я тебе даже завидую, — губы растягиваются в мягкой улыбке. Эймонд улыбается ему в ответ, принимая это за согласие. Стоит ему нажать «Смотреть мультфильм», как свет в зале почти тут же тухнет, погружая их в приятный полумрак.              Люцерису думалось, что с первых же минут его утащит на дно неприятных воспоминаний, что смотреть ему будет больно и неприятно. Но к его собственной неожиданности, кадры откликаются в сердце лишь тёплой тоской, желанием зарыться в плед ещё сильнее, оказаться будто-то бы в объятьях. Он улыбается и тихо подпевает на знакомых песнях, морщит нос при виде главного злодея и даже принца, умиляется дружбе заколдованной лягушки, черепахи и Одетт, а после вместе с ней переживает боль предательства. Может быть, ему действительно не стоит так сильно загонять себя в угол с этими мыслями о второй части сезона, а то к концу мультфильма слёзы все же скатываются по щекам.              Вместе с тем, чтобы смотреть мультик, Люк ещё изредка позволял себе бросать взгляды в сторону Эймонда. И от него он ожидал наигранной заинтересованности, зевков, может быть каких-нибудь едких комментариев. Но на удивление тот смотрел внимательно, хмурился на каких-то тяжёлых моментах, молчал почти всё время, лишь изредка шепча себе что-то под нос. Это приятно поражает.              — Теперь понятно то, почему ты выбрал этот мультфильм для своей программы, — усмехается он беззлобно, когда свет снова загорается.              — И почему же?              — Он не подходит под классический мультфильм про любовь тех времён. Скорее про преодоление, попытки, старание. Ты такой же в той программе.              Люк смотрит на него внимательно, закусив губу, стараясь дышать ровнее. Он ведь действительно в первую очередь вкладывал именно эти ощущения в свою программу, а не то, что ему предписали после в интернете.              — Но… Можно один вопрос? — Люцерис в ответ молча кивает. — Почему именно Одетт? Там было много героев, кто пытался достичь чего-то. Принц искал свою невесту, Ротбарт хотел власти, Жан-Прыг вернуть себе внешность.              — Принц мне не нравится больше самого злодея, — фыркает Люк, улавливая то, как Эймонд вдруг улыбается шире. — Он не ценил Одетт, она ему нравилась внешне, но её повзрослевшую он совершенно не хотел узнать. Он даже её от бабки не отличил! Ротбарт слишком экстравагантен и если танцевать его, то только в показательных. Ну а Жан-Прыг слишком прекрасен для того, чтобы я исполнял его. Может… Эйгон?              И Эймонд смеётся в голос, чуть закидывая голову назад. Люцерис сам улыбается, хихикая, чувствуя, как от звука чужого смеха бегут приятные мурашки по позвоночнику вниз.              — А Одетт… Она олицетворение борьбы, смелости, отчаянной любви и жертвенности. Я всегда восхищался ею в детстве. Может это и не правильно, но…              — Правильно, — перебивает Эймонд. — Всё, что тебе кажется важным, правильно.              Тишина, появившаяся после этих слов, оседает приятным осадком на плечи. Люцерис улыбается, шепча «спасибо» и снова принимаясь за пиццу, пока Эймонд ищет ещё какой-нибудь фильм. Но Люк будто выпадает из реальности, вновь и вновь возвращаясь к чужим словам. И с ними становится сразу так… легко. Все проблемы кажутся теперь пустыми, решающимися будто по щелчку пальцев.              — Я хочу участвовать в двух Чемпионатах мира, — тихо говорит Люцерис, но Эймонд замирает, очевидно услышав. — Я считаю, что так будет правильно. Для меня правильно.              — Раз так, то… хорошо. Завтра я отправлю соглашение от нашей группы.              — Спасибо, — Люк вдруг протягивает руку, сжимая пальцами чужую прохладную ладонь. — Спасибо, что не ломаешь меня и даёшь право выбора.              — Я уже давно понял, что это бесполезно. Но это не значит, что ты бесишь меня меньше, — усмехается Эймонд. — Но хорошо, что твоё решение приносит тебе спокойствие. Может из этого правда что-нибудь получится.              Люцерис кивает только и переводит взгляд на экран. Там загорается экран с первой частью «Звёздных войн».              — «Скрытая угроза» — звучит настораживающе, — Люк приподнимается, обнимая подушку. — Честно признаться, не смотрел ни одной части.              — Тогда я тебе даже завидую, — повторяет чужие слова Эймонд, тоже накидывая на ноги плед. Искать сейчас пульт от кондиционера нет никакого желания. — Смотрим?              — С удовольствием.              Возможно, Люк, вымотанный последними напряжёнными днями, уснёт минут через тридцать. Но Эймонду приятно, что тот даже не сомневается в чужом выборе, полностью доверясь. Пусть и всего лишь в выборе фильма! Это уже что-то, да значит. И смятение в душе приобретает черты чего-то осознанного, приятного. Противиться этому Эймонд более не станет. Может это для него станет правильным выбором?