А теперь зарежь меня: жертвы должны быть принесены!

тяжелое щупальце ложится посреди груди и прижимает к холодной земле.  страшно становится практически моментально. конечно, меня предупреждали, что путешествие по вселенным до добра не доведет - и я обязательно попадусь в ловушку еще неизведанного существа.  Но существо было вполне изведанное. Осьминогоподобное, с человеческими очертаниями и огромными иссиня черными глазами. Ясно стало сразу - это Охра.  Популяция Охр вымерла еще около полутора веков назад: во всяком случае, так говорили в универе, но никто не знал точно, не осталось ли в зонах запустений парочки экземпляров, уже не способных к размножению.  Щупальце ползло по груди к горлу, касалось мокрым концом подбородка, обвело мои губы. Неприятный запах гнили резко ударил в нос. Видимо, до меня Охра употребил что-то давно погибшее.  В голове никак не рождались мысли о том, что же делать при нападении такого существа. Его отростки возвращались, будто Гидра: вместо одного - два, всякий раз, когда попытаешься отрезать. Огня оно не боится: сильно увлажненная кожа отталкивала пламя, оно быстро гасло в его тентаклях. Электричества у меня не было - я давно не практиковался и точно не смогу воспроизвести его в космосе. Один вариант - рукопашный бой.  И то вряд ли. Щупальца начали оплетать мое тело. Двигаться и дышать стало тяжелее. В универе учили не паниковать так сразу. Обычно, многие существа достаточно дружелюбны, и просто пытаются так подружиться или обнюхать нечто новое в его обители. Но с Охрами все всегда было сложнее. На ум приходили только воспоминания сокурсников о том, что именно эта популяция «тентаклотелых» (их называли так в народе), всегда стремилась к массовому размножению. Этот вид достаточно уязвим к различного рода катаклизмам, а потому частое деторождение помогало сохранить популяцию Охры, и научить их быть выживальцами. Но что-то явно пошло не так.  Щупальце все крепче обвивало мои руки, настойчивее лезло в рот. Где-то над головой слышалось утробное рокотание недовольного существа, тентакля явно была настроена ко мне далеко не положительно. Зря мне вспомнились эти истории про размножение. Я ведь далеко не похож на самку Охры, да и желания как такового не имею. Но его это, видимо, не волновало.  Тентакля, что ползла по ноге, каким-то образом начала рвать штанину. Даже несмотря на то, что они создавались из нетканого материала, подобного жидкому металлу, под силой Охры удержаться не смогли - затрещали по швам и обвалились на землю. Я остался совершенно беззащитен.  Да, Мирон, говорили преподаватели - не лезь, куда не следует. Зря не слушал.  В рот все-таки забрался отросток. Ощущение, что мною воспользуются сейчас, как самкой для вынашивания детей, все сильнее укрепилось в сознании. Я чувствовал, как присоски задевали язык и оставляли жгучие следы, которые раздражал слегка соленый секрет, остающийся на моих слизистых. Щупальце пробиралось глубже, хотелось зажмуриться, но необходимо было держать зрительный контакт - даже в такой ситуации нужно было показать, что самец - я. (хоть я уже и не уверен). — Мир-р-р-рон, — протянуло существо, будто сидя в моей голове. Совсем забыл, что они умеют пробираться в сознание. Сердце ухнуло куда-то в третье измерение. Щупальце, что покоилось на ноге, двинулось вверх. Я наблюдал за тем, как черный отросток, поблескивающий в отсвете оранжевой луны, отливал чем-то красным и фиолетовым,  перламутрово переливался белесыми подтеками и тянулся туда, куда мать родная заглядывала лишь в моем младенчестве.  — Мир-р-р-ро-он, — заурчало чудище еще громче. — Хо-о-очет. Желает.  Тонкий кончик, с едва ощутимым нажимом, толкнулся внутрь. Спасибо всем богам пятого измерения, что Охры имели свой природный секрет. Но дальше оно мелочиться не стало. Меня замутило.  Внутрь стало быстро толкаться холодное, влажное и пульсирующее. Не церемонясь, глубоко и грубо, распирая изнутри. Приятных ощущений не было, лишь следы повсюду, везде жгучие следы от присосок, влага, дискомфорт, и боль. В горло все дальше вливалась тентакля, перекрывала возможность дышать. Голова медленно начинала кружиться, закатывались глаза. Держать взгляд становилось все тяжелее. Ощущать, как с двух сторон что-то распирает, стало страшно и ужас, как неприятно. Казалось, что еще чуть чуть и оба щупальца свяжутся у меня внутри. Они извивались внутри, будто змеи в яме, толкались, скользили, словно увеличивались в размерах. Я чувствовал, как моя нежная в тех местах кожа растягивалась и лопалась от непривычки, выпуская теплые потеки крови, смешивающиеся с жидкостью Охры. Его лишь возбуждал этот запах. Казалось, что хуже быть больше не может.  Но только казалось.  Будто мушка, взвинченная и возбужденная, тентакля, тонкой струйкой воткнулась в мою уретру. Я попытался заорать и щелкнул зубами, прихватывая крепкий, влажный хитин щупальца. Существо зарычало и толкнулось всеми тентаклями глубже. Я чувствовал, как отросток в члене доставал уже почти до мочевого пузыря, буквально складываясь внутри пирамидкой и распирая его. Неимоверно захотелось в туалет. Наконец, появилась возможность продышаться.  Существо подняло меня на воздух и перехватило удобнее. Я увидел все масштабы Охры.  Большой, метра четыре в высоту, с огромным количеством отростков за спиной, которые заменяли его руки, ноги и язык, абсолютно черное, буквально поглощающее свет, тело, пугающие глаза, и яркая, клыкастая улыбка. Она выделялась во всей этой картине и в затуманенном, почти отключившимся разуме, всплыл добрый, красивый кот чешир… но все воспоминания сменились жгучей болью.  Оказывается, Охра снашался не только тентаклями. Я увидел лишь толику, но понял все сразу и моментально отключился.  Большой, наверное, метра полтора в длину (учитывая его рост), покрытый множеством острых иголок, достаточно ощутимых внешне и внутренне, член, буквально ввинтился в меня, как шуруп. Я услышал среди всего этого рокотания и всплесков секрета кровь, потекшую из моей задницы прямиком в пыль.  Мне стало ужасно себя жаль. В рот вновь просочилось щупальце, трахая меня в горло. Оно входило в резонанс с тем, что прибавлялось в моем члене, и с его половым органом. меня покачивало в воздухе, слезились глаза, не было сил даже пошевелить рукой. Кто бы мог знать, что в такой ситуации я и искры из пальцев не смогу высечь.  Охра толкался глубже, изрезал все сильнее мои внутренности, сверлил меня пугающим взглядом, и остро улыбался.  Господь, если ты существуешь… дай мне умереть безболезненно.  Тентакли оплетали меня все сильнее, появлялись будто из ниоткуда, сжимали тело, и прижимали к чужому. Я чувствовал, как хрустят мои ребра, как шейный позвонок прорывается сквозь кожу и торчит, доставляя боль. Я бился об него затылком, ощущал теплую кровь, стекающую по спине, сухо плакал. Существо не давало отключиться. Оно держало меня в сознании, заставляло ощущать. Заставляло чувствовать «хорошо», как считало оно.  Юркий, скользкий, и такой же черный язык, скользнул в отверстие, из которого торчала кость, вылизывая меня буквально изнутри. Пил мою кровь. Я молил уже не о пощаде. Я молил о смерти.  Чувствовал, как с каждой секундой мне становилось хуже, больнее, как все кости в теле превращались в крошку и я терял контроль над конечностями. Я уже попрощался с жизнью.  Охра, довольный, и все такой же улыбчивый, уже не просто утробно урчал, он рычал, как животное, сотрясая всю пустошь, и пугая призраков таких же заблудших душ, как и я.  Я ощутил, как крупная волна, обжигая, будто кипяток, излилась прямиком в пищевод, стекала в желудок, по кишкам. Ощутил, как живот, в котором стало гораздо больше места из-за раскрошенных ребер, резко увеличился в размерах.  Охра смотрел на меня вожделеющим взглядом и тихо урчал, будто большая кошка. Видимо, свою основную цель он выполнил - оставил потомство.  — Мир-р-р-рон, рожай,— прошипел монстр и оплел меня сильнее. Последнее, что я почувствовал, это буквально разрывающее ощущение родов, как из меня вываливались достаточно крупные, такие же черные, шумные существа, с полностью голубыми, круглыми глазами… Очнулся я в чем-то влажном, теплом и мягком. Было хорошо. Словно это был лишь страшный сон. Не было никакой боли, только едва сдавленное дыхание. Наверное, ко мне вернулся мой гулящий оцелот. Я зевнул, довольно потянувшись, ощутил вибрацию, похожую на крупное урчание, какие-то волны в области поясницы.  Открыл глаза.  Зона запустения. Небольшая популяция Охры прыгала по желтым скалам, нежась в лучах синего солнца, и, словно счастливый, довольный Охра-Главный, окутывавший меня своим телом.  — Останешься со мной. И я понял. Я обречен.