Five Nights at Freddy's: Hope

Что-то сломалось Внутри меня Вроде все как всегда, но тебя стало мало День ото дня В голове унимаю пустые скандалы И мне плохо от сладкого Сыпешь мне сахар на рану В моих тараканах уже нет загадки Ни капли обмана Да мне тебя мало

©kochneva — дискомфорт

Джереми ведёт себя странно. Я понятия не имею, что происходит с ним и что могло вызвать такой странный вид избегания меня у него. Всё это нервирует меня. — Может… — я не заканчиваю вопрос, прикусив губу. Очередная тупая попытка пробраться в мысли Джереми дело лучше не сделает. Он продолжит умалчивать проблему, а я буду ломать голову. Это так непохоже на привычного Джереми. Раньше это я заставлял всех кругом гадать, что со мною не так, что меня гложет и всё такое… Теперь мы поменялись местами. Почти. Потому что, если моё поведение почти не меняется в момент слабости или избегания, то за Джереми это всё заметно. Он не умеет скрывать свои чувства. У него всегда всё написано на лице… Кроме причин такого поведения и то не всегда. Обычно не так сложно угадать причину изменившегося настроения Джереми, но точно не сейчас. — Я боюсь, что ты не поймёшь меня правильно, Майк. Вот и всё, — немного помолчав, говорит Джереми. Я не смотрю на него, так близко сидящего рядом со мною, вместо этого предпочитая разглядывать свои неухоженные пальцы рук. Я заостряю внимание на кровь под ногтями… Сложно заставить себя не смотреть на Джереми, когда мне действительно хочется сделать это. Просто я начинаю осознавать, что мой взгляд не поможет. Как бы я не просил Джереми рассказать, мы так и останемся на этой мёртвой точке. Если честно, то теперь я понимаю Джереми, когда он пытался выпытать что-то у меня. Руки чешутся как хочется заставить другого человека заговорить, но понимание, что всё это бесполезно, мешает. Да уж, я так привык быть единственным трудным человеком в социальных взаимодействиях, что, оказавшись не в любимой роли, чувствуя себя почти что неловко. — Сделаем вид, что этого разговора не было, — предлагаю я, но мой голос звучит так, словно я просто ставлю Джереми перед фактом. Впрочем, так и есть. Я делаю лучшее для нас двоих решение — прекращаю разговор о том, что невозможно узнать. По крайней мере сейчас. Возможно, через пару дней всё вернется на круги своя и я об этом забуду. — Мне пора на работу, — серьёзно говорит Джереми и поднимается с кровати. Он делает это так неожиданно, что я чуть не падаю на тот бок, к плечу которого до этого касалось плечо Джереми. Ну, на этом наш сегодняшний разговор точно закончен. Как жаль. * * * На следующий день я не перестаю думать о странном поведении Джереми. Как ни странно, я вспомнил почти все события того вечера, что мы провели на его квартире. Я вспомнил, как предложил ему поцеловаться и убедился в том, что Джереми отказал мне… И он сделал верное решение — я всё ещё думаю так, но из-за того, что наш возможный поцелуй точно отметается из списка причин странного поведения Джереми, у меня больше нет идей, которые имеют смысл. Я понятия не имею, что Джереми мог такого сделать, чтобы так сильно сжирать себя изнутри и стараться меня избегать. Мысли об этом — настоящая говололомка и, если честно, то я не горю желанием в ней разбираться… Если бы чувства Джереми не волновали меня, то я бы бросил мысли об этом, но как назло из-за Джереми я не могу просто откинуть эти мысли в копилку ненужных мыслей. Я поднимаюсь с кровати, краем глаза замечая красно-фиолетовые пятна на простынях, и вздыхаю, уже представляя, как мне придётся отстировать только-только новые простыни. Ничего не помню из событий этой ночи, но, кажется, я сильно ворочился и это могло вызвать разрыв какой-то из ран на теле. Это первый за несколько месяцев день, когда я лёг в постель не укутанный в пальто. Я снял не только пальто, но и рубашку… Это прогресс. Для меня, но не состояния моего жалкого тела. На кухне меня встречает Эннард. Почему-то я чувствую стойкое желание игнорировать его присутствие, поэтому я не желаю ему привычное «доброе утро»(я не считаю, что хоть какое-то прожитое мною утро доброе, но Эннарду нравятся многие человеческие словечки, которые так любы другим людям с большим стремлением к жизни, но не мне). Эннарду плевать. Он — металлическая тварь без эмоций. Наливая кипяток в свою кружку, я издаю смешок. Быть металлической тварью звучит не так плохо, когда ты думаешь о том, что в таком случае тебе не придётся волноваться о странностях в поведениях твоего лучшего друга. Сделав себе крепкий кофе, я сажусь за стол. Пальцы обеих моих рук касаются фарфора. Раньше бы я отдёрнул их из-за того, что в кружке кипяток, но теперь-то мне плевать. Даже скользя по горлу, кофе не делает мне больно. Людям желательно бы брать пример с этого напитка. Я опускаю кружку на стол и мотаю головою. — С вами всё в порядке, Майкл? — всё-таки спрашивает у меня Эннард. Я прекращаю мотать головой и опускаю взгляд на кофе в кружке. Вижу своё отражение в жидкости. — Да. Я лгун. Ничего не меняется. * * * В обед я направляюсь в пиццерию Джереми. Просто хочу увидеть его и немного поговорить, потому что в квартире как-то невыносимо одиноко, даже если рядом кружится Эннард. Я уже ни на что не надеюсь. Правда. Ну, или не совсем… Когда я подхожу к пиццерии, как раз открывается дверь и из заведения выбегает кучка детей — всего их пять и они очень громкие… Выбегая, они что-то кричат, но их голоса сливаются в один хаотичный воскрик, поэтому я ничего не понимаю. Сзади них плетётся подросток с таким страдальческим лицом, что я вижу в нём себя в его возрасте. Я точно также постонно плёлся за вечно энергичной и жизнерадостной Элизабет. Бедный парень. Следить за энергичными и громкими детьми — это то ещё наказание. Но, возможно, ему повезло, что среди этих детей нет Лиз. Она сведёт с ума и Сатану. Из моего рта вылетает смешок, когда я подхожу к теперь уже закрытой двери пиццерии. Открываю её, внутри радуясь тому, что пришёл в подходящее время — по этим убегающим детям я уверенно могу сказать, что настало время обеденного перерыва. Заходя в заведение, я однако останавливаюсь, потому что мимо меня пробегает ещё три ребенка, последний из них чуть не сносит меня с ног. Другие двое останавливаются, чтобы крикнуть мне вслед, что я фрик. Я закатываю глаза. Ну, это ещё слабо и намного лучше кричащих мамочек, ревущих младенцев и разговоров с полицейскими, парочка из которых тоже называла меня фриком из-за того, как я одеваюсь. Если честно, то мне полностью плевать. Мне нужно так много одежды, чтобы они не кричали, увидев моё гниющее лицо или жалкое тело. Им бы быть благодарными, что я спасаю их от поистине стрёмных видов. Из моего рта вылетает нервный смешок. Надеюсь, это были последние дети, что выбежали из пиццерии. Я останавливаюсь, когда, пройдя ещё немного, перед моим лицом открывается одна из дверей. Я хмурюсь, когда вижу Фрэнка. Подумать только, я действительно забыл, что он тут тоже есть, выполняя непонятную роль, но точно помогая Джереми с делами в пиццерии. Впрочем, хмурюсь не только я. Мы одинаково реагируем друг на друга. — Что ты тут забыл? — грубо спрашивает у меня Фрэнк. — Решил зайти и поговорить немного с Джереми, — спокойно объясняю я, касаюсь ладонью двери, которую Фрэнк пока что не закрывает. Слабо наклоняюсь к нему. Почему-то в моих воспоминаниях Фрэнк был выше… — Как раз сейчас обеденный перерыв. — Боюсь тебя расстроить, Майкл, но Фитцджеральд сегодня не в настроении, — Фрэнк скрещивает руки на груди и качает головою. — Фрэнк, можешь не пытаться помешать моему разговору с Джереми, — я закатываю глаза. — Ничего плохого не произойдёт, если мы с ним поговорим. Я вообще-то его друг. — Я серьёзно, Майкл. Фитцджеральд действительно пришёл без настроения, — вновь качает головою он. — Слыхал, Майкл? Он пришёл. Обычно мы приезжаем сюда на моей машине. — Фрэнк, мы оба хорошо знаем, как мы относимся друг к другу, — не меняю своего мнения я. — Не нужно мне врать, что Джереми сегодня не в настроении. Я всё равно тебе не поверю. — Поверь, Майкл, если бы сейчас я врал, то я бы напротив сказал тебе, что ты выбрал суперское время для разговоров с ним. — Я поверю, что Джереми не в настроении только тогда, когда он сам мне об этом скажет, и я пойму, что мне действительно стоит свалить, пока я ещё остался целый. — Ладно, — Фрэнк разводит руками, а потом пожимает плечами. — Пойду скажу Фитцджеральду, что ты пришёл… Но я тебя предупреждал. Я фыркаю, когда Фрэнк закрывает дверь, перед этим чуть не прищемив мне ею пальцы, и уходит в сторону кабинета Джереми. Предупреждал он меня… Джереми редко бывает не в настроении, и я уверен, что Фрэнк просто мне наврал. Я скрещиваю руки на груди и, немного присвистнув, смотрю по сторонам. Если честно, то мне немного некомфортно просто стоять и ждать, пока Джереми подойдёт ко мне, поэтому я всё-таки двигаюсь с места. Комнаты пиццерии Джереми для меня остаются загадками, помню лишь где находилась комната Запчастей и Обслуживания, но она находится далеко — не хочется, чтобы для Джереми всё это превратилось в поиски меня в пиццерии. Ноги сами ведут меня в главный зал. Если сейчас обеденный перерыв, то, возможно, дети сейчас не внутри аниматроников и, может быть, мы можем поболтать. Я захожу в главный зал и вижу аниматроников, дизайн которых кажется мне одновременно знакомым и нет, но всё же это новая линейка, созданная специально для этой пиццерии (и я должен признать, что выглядят эти аниматроники довольно приятно). Аниматроники расставлены в довольно хаотичном положении по всему главному залу. Я останавливаюсь где-то посередине и зачем-то машу рукой, поворачиваясь туловищем ко всем аниматроникам по очереди. Как-то я совсем забываю про то, что все дети, кроме Фритца и Чарли, меня ненавидят… Ну, или не относятся ко мне достаточно дружелюбно. — Эй? — неуверенно говорю я, когда не вижу никакой реакции. Дети просто игнорируют меня или их тут нет? Возможно, второй вариант больше походит на реальность. Если бы дети игнорировали меня, то Фритц всё равно бы был рад тому, что я пришёл и как-то эту радость бы выразил. Я делаю шаг, а затем… — Бу! — чьи-то холодные руки касаются моих плеч так резко и неожиданно, что я не сдерживаю вскрик и сильно дёргаюсь. — Фритц! — тут же восклицаю я и нет причин думать, что это мог быть кто-то другой… Только руки Фритца будут ощущаться такими холодными, несмотря на то, что я укутан в ткань пальто, он же призрак! Фритц смеётся, довольный тем, что смог провернуть это, но я не могу разделить его веселья. Я касаюсь ладонью груди и тяжело вздыхаю пару раз, прежде чем моё тело наконец расслабляется. — О господи, Фритц… Скелет внутри меня был готов выпрыгнуть из кожи… — Извини, — Фритц обходит меня и виновато улыбается мне, быстро прикрыв ладонью рот. Заметно, что он никак не может перестать смеяться. Я всё ещё не чувствую веселье, что могло быть передано мне настроем Фритца. — Привет, Майкл. Не ожидал, что ты придёшь. — Ага, да, — почти под нос бормочу себе нос. Я облизываю сухие губы. — Привет… Я уже подумал, что вас тут нет. — Думаешь, мы куда-то денемся в середине рабочего дня? — со смешком интересуется Фритц. Я пожимаю плечами. — Ну, вообще было бы неплохо, — признается он. На его лице вновь невинная улыбка. — Но боюсь мистеру Фитцджеральду это не понравится. Особенно сейчас, когда у него нет настроения. — Так, это всё-таки правда? — Что ты имеешь в виду под «так, это всё-таки правда»? — спрашивает у меня Фритц, удивлённо поглядывая. — Эм, — я на момент отвожу взгляд и чешу затылок правой рукой, — Фрэнк сказал мне, что Джереми сегодня без настроения, но я ему не поверил. Подумал, он просто наврал мне. Ему вроде как не очень нравится, что я общаюсь с Джереми и всё такое… — я нервно смеюсь. Так странно объяснять подобные вещи Фритцу. Однако, чтобы я не говорил ему, Фритц постоянно смотрит на меня с интересом. Невольно хочется забыть, что прошло много времени с тех пор, как я работал охранником в пиццерии Мэри, где я и познакомился с Фритцем, единственным мальчишкой, что поинтересовался, почему я так одиноко стою вдали от всех, хотя это и было частью моих обязанностей, как охранника пиццерии. — Так, значит, у Джереми сегодня нет настроения? Фритц просто кивает. Ситуация, конечно, дерьмовая… Фрэнку я мог и не поверить, но Фритцу? Сложно не верить ему. Всё-таки у Фритца нет причин не желать моей встречи с Джереми. Фритц считает, что Джереми — лучшее, что случалось в моей жизни и он чертовски прав. — С самого утра? — Почти, — Фритц быстро смотрит себе на ноги, а потом отходит к сцене. Садясь на её край, он хлопает на место рядом с собою, чтобы я тоже сел. Я делаю то, что хочет Фритц. Пытаюсь более удобно расположиться на сцене и игнорировать, что у меня задралось пальто. — Мистер Фитцджеральд, как и в первый раз, был очень польщен фактом того, что мы приготовили ему завтрак. Он выглядел так привычно весело! А потом… Ну, его настроение испортилось перед нашим выходом. Он сказал нам, чтобы мы ехали с мистером Сото без него. Джереми пытался узнать, почему мистер Фитцджеральд принял такое решение, но у него ничего не вышло. Он не стал создавать конфликт. — Значит, его настроение изменилось без причины? — Скорее это мы не знаем причину, а причина точно есть. Если честно, то мне не очень нравится, что у мистера Фитцджеральда нет настроения… Не знаю даже, — Фритц вздыхает. — Чувствую из-за этого тревогу… Прям как в те моменты, когда от мамы пахло алкоголем, а потом всё заканчивалось новыми синяками на запястье… Против своего желания я вспоминаю как несколько лет назад заметил синяки на запястье Фритца. Ему было не так просто говорить о том, что его родная мама, которая должна была его любить, часто била его. Зачем-то я смотрю на запястья Фритца, как бы ожидая увидеть на них синяки, однако я ничего не вижу на его полупрозрачной коже… Чего я вообще ожидал? Он призрак. — Хотя маму я боялся, а за мистера Фитцджеральда скорее просто переживаю., — поправляет себя Фритц, поднимая голову чуть выше. — Надеюсь, ближе к вечеру он вернётся к прежнему себе. Я скучаю по шутками мистера Фитцджеральда. — У Джереми просто замечательное чувство юмора, понимаю, — издаю смешок я. Фритц согласно кивает несколько раз. — Может быть, разговор с тобою ему поможет, — довольно оптимистично отзывается Фритц о моём ближайшем разговоре с Джереми. Я не уверен, что он говорит вещь, близкую к реальности. Вспоминая вчерашний день, я всё-таки не уверен в том, что Джереми этот разговор сделает лучше. Вдруг такое настроение у Джереми из-за меня? Я стараюсь не качать головою, когда думаю об этом. Не хочу говорить об этом с Фритцем, потому что он просто ребенок и ему не стоит выслушивать проблемы моих взаимоотношений с Джереми. — Может быть, — вместо этого говорю я и выдавливаю улыбку. — У тебя всё хорошо, Майкл? — неожиданно спрашивает Фритц. Я смотрю на него и пытаюсь заставить кончики моих губ подняться выше. Не получается… Фритц хмурится. Такой серьёзный для ребенка… Я вздыхаю. — Всё хорошо, — вру я. — Я же вижу, что нет, — серьёзно отмечает Фритц. Он садится ближе ко мне. — Как-то странно, что у вас двоих словно что-то не так… — крайне задумчиво произносит он. Фритц касается пальцами подбородка. — Вы что, поссорились? — Нет, — тут же отрицаю я. — У нас разные причины такого странного настроения, — пытаюсь убедить Фритца я. Впрочем, мне бы самому поверить в свои слова… Но я же знаю, что я чувствую себя в какой-то степени подавлено из-за нежелания Джереми говорить со мною о его поведении. Фритц ещё несколько секунд серьёзно смотрит на меня, не убирая пальцы с подбородка, а потом кивает. Не уверен, что он мне поверил полностью, но радует, что он больше не сверлит меня взглядом. Как-то неожиданно между нами повисла тишина. Я тихо вздыхаю. В голове появилась крайне странная идея и я говорю о ней Фритцу: — Слушай, Фритц… Ты ведь каждый день так или иначе проводишь с Джереми, да? Ты… — я кусаю себя за губу. — Я планирую какое-то время приходить сюда каждый день, чтобы проводить время и с тобою, и с Джереми. Ты не мог бы говорить мне каждый из таких дней как дела у Джереми? Я не хочу постоянно задавать ему вопрос о его состоянии, а ты, ну… Более близкий ему человек сейчас. Вы живёте вместе, много времени проводите… — То есть, ты хочешь, чтобы я делился с тобою информацией о настроении мистера Фитцджеральда? Я киваю. — Кажется, тебе очень важно то, что происходит в его жизни, — задумчиво отмечает Фритц. — Я не против тебе в этом помочь. Как я уже говорил, возможно, у тебя будет получаться помогать мистеру Фитцджеральду с плохим настроением. Я улыбаюсь Фритцу. По-настоящему улыбаюсь. Мне действительно повезло, что у меня есть его поддержка, потому что я не представляю, что бы мне пришлось делать без помощи Фритца, а так у меня хотя бы будет возможность знать что-то о Джереми больше, чем он может мне рассказать. — Давай пожмём друг другу руки! — предлагает мне Фритц, протягивая руку. Я вопросительно смотрю на него, неуверенный, что мы можем это сделать. Да, я уже обнимал его, хотя он и просто призрак, но рукопожатия и объятья — это слишком разные вещи. — Давай, — Фритц подсаживает ближе. — Пожми мне руку, Майкл. — Я вообще смогу это сделать? — интересуюсь у него. Я колеблюсь между желанием и нежеланием протягивать руку. — Время рассказать тебе один маленький секрет, — серьёзно начинает объяснять Фритц, — у нас как у призраков есть просто суперское умение решать, с кем нам хочется соприкасаться, а через кого лучше всего просто пройти и дать дёру. Так что, давай пожмём друг друг руки и закрепим наш договор! — Как серьёзно, — со смешком говорю я. Я протягиваю Фритцу руку и он пожимает её. Фритц слабо смеется. — Я старался, — с широкой улыбкой на лице говорит он. Я тоже издаю смешок. Думаю, даже будь Фритц жив, что позволило бы ему стать старше и из ребенка стать подростком, он бы остался всё таким же весёлым и забавным. В некоторых моментах он напоминает мне Карлтона… Хочется неловко засмеяться. Я не виделся с Карлтоном больше, чем с кем-либо из моих друзей, и я до сих пор помню и вспоминаю о нем. Увидеть его спустя всё это дерьмо было бы неплохо, но я понятия не имею, о чём с ним говорить… Особенно после всего что случилось. После этого мы вновь молчим. Как жаль, что у нас особо нет общих тем для разговоров, если бы они были, то Фритц бы болтал со мною без остановки — знаю я его, такого ребенка как он очень сложно заставить молчать… Но только в том случае, если у вас общие темы. — Фритц, хочешь расскажу небольшой секрет? — через пару секунд спрашиваю я, найдя тему для разговора, хотя я и не уверен, как Фритц отреагирует на это… Мне нужно сделать что-угодно, чтобы не начинать думать о том, что Джереми слишком долго не присоединяется к нам, ко мне. Фритц с интересом смотрит на меня. — Что за секрет? — спрашивает он. — Фритц, ты помнишь менеджера пиццерии? — для проверки спрашиваю у него я. Если он не помнит, то это создаст мне немного проблем — лучше будет, если Фритц помнит о том, кто такой Скотт фон Гай… Помнит, что он был в истории Фредди. — Это… — Фритц на момент замолкает. — Это тот немного странный дядя в красном деловом костюме и вот таких очках? — интересуется у меня он, пальцами показывая примерно то, как выглядят очки Скотта. Я киваю. — Он пугающий… — Так только кажется, — мягко говорю я. Я не вру. Скотт фон Гай может казаться пугающим, но, если немного поболтать с ним, то ты скорее удивляешься, почему этот умный мужчина предпочёл связывать свою жизнь с такой глупостью как пиццерия Фредди Фазбера. Он не пугающий, просто желающий знать всё, чтобы свободно пользоваться фактами реальности. — Ты знаешь как его звали? Фритц качает головою. — Скотт фон Гай, — рассказываю я. Фритц приподнимает одну бровь. Да, ему определенно интересно узнать, к чему я клоню. — Ты ведь никогда не знал, кто твой дядя на самом деле? — я не дожидаюсь ответа Фритца и продолжаю: Скотт фон Гай — твой дядя. Фритц удивленно моргает… Несколько раз… А потом опускает взгляд. Он смотрит на свои ладони, прижатые к поверхности сцены. — Мама говорила, что мой дядя — ужасный человек и мне лучше его не знать… — Ну, твоя мама была не очень-то и права, — говорю я. — Скотт, хотя и кажется поначалу немного отталкивающим, не так уж и плох. Он умный и… Ну… — я закусываю губу. Как мне получше объяснить Фритцу, что Скотт — не плохой человек и его мама, Виолетта, лишь врала про только плохие качества своего старшего братца? — В общем, он классный. Просто с ним нужно немного поболтать и узнать его лучше. Я бы сказал, что тебе повезло с дядей. — Даже не знаю, что сказать, — потрясённо признается Фритц. Он возвращает взгляд на меня. — Я имею в виду, ого! Мой дядя… Мой дядя — менеджер той самой пиццерии, где мы познакомились! — он нервно смеётся, быстро взмахнув руками. — Но мама постоянно говорила о том, какой он плохой, когда я говорил, что мне хочется с ним познакомиться… Я верю больше тебе, чем ей, но… Это так сложно принять! — Я был удивлён, когда узнал, что он твой дядя и именно из-за этого он позволил мне проводить с тобою время, — вспоминаю я. — Как охранник, я не должен был болтать с посетителями так, как болтал с тобою, но из-за того, что ты был его племянником, Скотт очень хотел, чтобы мы подружились… Он хотел, чтобы мы были друзьями, чтобы ты не был одинок в пиццерии. Вот такая вот забота… — я мягко улыбаюсь. — Скотт пытался заботиться о тебе, не выходя из тени. — Мне… Мне бы хотелось узнать его не только из твоих слов, — со смешком отмечает Фритц. — Жаль, что у меня не было шанса. Я бы, наверно, хвастался в школе, что мой дядя настолько классный. — Боюсь, другие бы дети использовали этот факт, как собственную наживу. Использовали бы тебя, чтобы получать какие-то бонусы… В итоге бы они ничего не получили и были разочарованы, — я кусаю себя за губу. Ну, и кто тянул меня это говорить?! Говорим о чём-то хорошем и тут я порчу всё… Я неисправим. — Уильям Афтон, — имя отца режет слух, особенно когда его произносит кто-то вроде Фритца, жертвы от рук моего отца, — же был владельцем самого первого заведения «Фредди»? — Совладельцем, — поправляю я. — Он занимался всей бумажной волокитой и заключал выгодные сделки. Почему ты спрашиваешь? — Наверно, другие дети хотели с тобою подружиться, чтобы можно получать скидки в пиццерии, да? — совсем неожиданно спрашивает Фритц. — Эй, я не совсем глупый и понимаю, что такие дети есть, — дополняет он свою мысль, видно, заметив, что я удивлённо поглядываю на него из-за такого-то вопроса. — Ну, на самом деле… Мне повезло и таких детей в моем окружении не было. — Я удивлён, — признается Фритц. Фритц хочет сказать ещё что-то, но ему не дает это сделать всё-таки зашедший в главный зал Джереми: — Майк? — зовёт он меня по имени. Я отвожу взгляд от Фритца и смотрю на Джереми, который стоит скрестив руки на груди. Не самый хороший знак… Сзади Джереми стоит Фрэнк. Он не смотрит в главный зал. Я возвращаю взгляд на Фритца, чтобы сказать ему о том, что мне пора поговорить с Джереми, но Фритца рядом нет… Всё-таки он имеет исчезать. Ну, он ведь призрак — ничего необычного. Я поднимаюсь со сцены и подхожу к Джереми, махнув рукой. Джереми не машет мне в ответ. Его брови находятся непривычно низко. Я чувствую себя неуютно из-за его взгляда. — Привет, Джереми. Джереми не приветствует меня в ответ. Вместо этого он поворачивается, чтобы взглянуть на Фрэнка: — Нам стоит поговорить наедине, Фрэнк. Без лишних глаз и ушей. Фрэнк понимающе кивает и уходит. Это первый раз, когда я трезв и был бы не против компании Фрэнка. Я не хочу оставаться наедине с таким Джереми… — Зачем ты пришел? — как-то грубо спрашивает Джереми. — Просто хотел немного поболтать, — не показывая смущения, отвечаю я. — Мы же всё-таки друзья. Странно, но пару секунд Джереми выглядит так, словно мои последние слова ранили его куда-то в грудь, примерно в районе сердца, может чуть выше или ниже. — Я сегодня не в настроении, чтобы говорить с тобою, Майк. Именно это пытался мне доказать Фрэнк… Джереми не в настроении. Действительно не в настроении. И как я и думал — Фритц оказался не прав — моё присутствие лучше ситуацию не сделает, только хуже. Несмотря на всё это, я почему-то спрашиваю то, что лучше было бы оставить хотя бы где-то в районе глотки: — То, что ты не в настроении, связано с тем, что ты не можешь мне рассказать? — Нет, — тут же отвечает Джереми. Его брови хмурятся сильнее. — Ты врёшь, — серьёзно отмечаю я. — Я не вру, — пытается убедить меня Джереми. Я чувствую, что то, что он говорит — ложь. — Да, это связано, — всё же признаётся Джереми. — И ты мне не о расскажешь об этом, да? — Не расскажу, — Джереми кивает. — Майк, я не смогу тебе объяснить это. Ты не поймешь. Ты разозлишься. Ты будешь огорчён. Одна мысль о твоей реакции делает мне неприятно, — чуть шёпотом говорит он, отводит взгляд и касается одной ладонью другой. — Могу ли я как-то добиться того, что ты всё-таки мне расскажешь об этом? — спрашиваю я, подняв одну бровь. — Незнание делает неприятно мне. — Нет, — просто отрезает Джереми. — Я могу что-то рассказать тебе, чтобы ты рассказал мне об этой хрени и я наконец-то понял, что у тебя в голове за каша? — чуть грубее спрашиваю я. — Майк, — Джереми возвращает взгляд на меня. Он начинает злится. Это и слышно, и видно, — это не тот случай, когда меняловки рассказами возможны. Я не могу рассказать тебе это. — Если я расскажу, что со мною случилось и почему я выгляжу так, — я развожу руками в сторону, — ты расскажешь мне? — предлагаю я. — Майк. — Я расскажу, — настаиваю я. — Майк, даже если ты это сделаешь, я не расскажу тебе об этом. Не надо. Не делай больно себе. Ты не хочешь мне рассказывать о том, что стряслось с тобою. Только не сейчас. — Плевать, — отрезаю я в ответ на первую часть слов Джереми. — Я хочу рассказать и я расскажу. Может, это всё-таки заставит говорить тебя. — А если нет? — резонно спрашивает Джереми. Я сжимаю одну руку в кулак. Теперь моя очередь хмурить брови. — Плевать, — повторяю я. — Я смогу это принять. Это не будет обмен рассказами, просто рассказ, который, возможно поменяет твоё мнение. — Майк, ты суицидник, — вздыхает Джереми, закатывая глаза. Я пожимаю плечами, не зная, согласиться со словами Джереми или нет. * * * — …Человеческие взаимоотношения бывают странными, — честно говорит Эннард, когда вечером этого же дня я рассказываю ему о своём неудачном разговоре с Джереми. Он не смог переубедить меня и завтра я собираюсь рассказать ему всё, о том, что предшествовало произошедшему со мною за последние годы. — Поверь, Эннард, большая часть человеческих взаимоотношений странная, — я издаю смешок, когда стягиваю с головы бинты, чтобы сменить их на новые. Эннард повис на стене сзади меня и я пытаюсь долго не думать об этом. Это довольно триггерное положение его тела. Я прикасаюсь кончиками пальцев к участку головы, где наконец-то появились волосы, и сжимаю зубы от боли, слабо застонав. Я чуть опускаю голову и закрываю глаза. Боль не хочет униматься… — Так, вы всё-таки расскажете ему? — спрашивает Эннард, игнорируя моё положение из-за боли. Я киваю. — Завтра в обед Джереми будет весь во внимании. — Вы не тревожитесь о том, что он не расскажет вам то, что так скрывается? — Я не тревожусь, — спокойно отвечаю я. Я поднимаю голову обратно и аккуратным движением поправляю пряди волос, чтобы придать им привычное положение. Смотрю на своё отражение и пытаюсь улыбнуться без зубов. Улыбка сходит с моего лица, когда я понимаю, что моё положение почти не поменялось. Наконец-то полностью отсрошие волосы — это мелкое изменение за всё время. Ремнант меня точно не любит. Ну, я хотя бы не гнюю так, как вначале. Уже плюс… — То есть, вы спокойно отреагируете на молчание Джереми в ответ на ваш рассказ? — Да, — я провожу рукой по столику, чтобы убрать с него грязные бинты. Впрочем, перевязывать голову мне больше не надо. Надо не скрывать изменения моего тела к лучшему, а наоборот показывать их. «Ситуация под контролем». «Ситуация в моих руках». Позитивные аффирмации не всегда дерьмо (только если они не звучат из рта моей матери). — Да я и уверен, что Джереми мне расскажет всё. Я улыбаюсь собственному отражению, слабо обнажив зубы. В этот раз улыбка убирается с моего лица по другой причине… С этой улыбкой я был слишком похож на Дэйва Миллера. Я был слишком похож на Уильяма Афтона… На своего отца, которого я ненавижу чуть больше, чем самого себя. * * * Перед тем как постучать в дверь квартиры Джереми, я напоминаю себе, что пришёл в первую очередь для того, чтобы рассказать ему о том, что происходило со мною. Джереми имеет право не рассказывать мне о том, что его тревожит. Именно так я сказал вчера и плевать, что я думаю сегодня. Я стучу в дверь. Джереми открывает мне дверь привычно быстро. — Привет, Джереми, — первый начинаю говорить я. Не похоже, что у Джереми такое же плохое настроение, как и вчера. — Привет, Майк. Вижу, у тебя отросли волосы, — говорит он. Я касаюсь пальцами кончиком своих волос. — Ага. Круто, что ты заметил, — я совсем глупо улыбаюсь ему и не понимаю, что со мною происходит в этот момент. Я веду себя крайне глупо. — Заходи, — Джереми кивает головою в сторону своей квартиры и отходит от входа. Я захожу внутрь, закрыв за собою дверь. В квартире всё ещё непривычно чисто… Скучаю по тому бардаку, что постоянно устраивал Джереми и мне никогда это не нравилось. Так странно скучать по чему-то только тогда, когда теряешь это. Люди — странные существа, вспоминаю я слова Джереми. — Я хочу сразу же перейти к тому, что я планирую тебе рассказать, — серьёзно заставляю я. Джереми неуверенно соглашается со мною. Мы заходим в его комнату и садимся на кровать Джереми. Быстро бросаю взгляд на свою бывшую кровать… Всё ещё не тронута. Всё ещё словно ожидающая меня. Я мысленно мотаю головою, отгоняя все ненужные мысли. Без слов я даю Джереми понять, что мне нужно немного времени прежде чем я начну говорить. Он очень легко понимает меня — стойкое доказательство того, насколько мы были близки. Я вздыхаю. — Помнишь тот день, когда я вернулся в Харрикейн? — спрашиваю я. — Сложно не помнить. После твоего побега без слов я напился как хер знает кто, — смеется Джереми. Я не разделяю его веселья по этому случаю. Почему он напоминает мне об этом поступке с моей стороны? Впрочем, я уверен, что Джереми не хотел этого… Просто сказал то, что в первую очередь ассоцируется с этим днём. — Хорошо, — я киваю. — Итак, если ты помнишь, то в тот день я собирался в последний раз отправиться в пиццерию, чтобы посмотреть как там всё устроено. Ну, это действительно был последний раз, когда я там оказался именно с этой целью, — я облизываю губы и вздыхаю. Мне нужно вздыхать время от времени, чтобы унять напряжение. Мне сложно говорить об этом дне… Особенно с Джереми, для которого я тогда был сбежавшим идиотом и предателем. — Да, я помню, — через пару секунд после того как я замолчал говорит Джереми. Видно, он решил, что я молчу, потому что не уверен в том, что он помнит, однако причина другая — мне всё-таки тяжело говорить о том, что происходило в тот день. — Я всё это время скептически относился к письму моего отца. Помнишь, я рассказывал, что он написал, мол у меня есть возможность спасти Элизабет… Если так подумать, то у меня действительно был шанс её спасти. Но только если бы я смог прийти намного раньше этого дня, этой проклятой недели, — уверен, мой взгляд помрачнел прямо сейчас. Это была ужасная правда для меня. — Тело Лиз находилось всё это время внутри Цирковой Бэйби, но это не самое главное, к тому же об этом я тебе тоже уже рассказывал. Главным является то, что внутри робота находился призрак Элизабет. Почти также как внутри четвёрки аниматроников находились души детей, которых ты спас. — Это можно было ожидать, — задумчиво отмечает Джереми. — Да, ты прав, —соглашаюсь с ним я. — Но в тот момент я почему-то не задумывался о том, что это было возможно. В голове так и осталась одна мысль: тело Лиз внутри аниматроника, нет смысла думать о её спасении, потому что даже у отца не получилось достать тело Лиз оттуда, чтобы нормально её похоронить, — я быстро опускаю и тут же поднимаю взгляд. Джереми внимательно меня слушает. Его внимание к моим словам немного успокаивает меня. — Элизабет разговаривала со мною через робота не только в тот день. Мы взаимодействовали почти с моего самого первого дня исследования этой пиццерии, просто она хорошо притворялась аниматроником и я не допускал мысль, что были едва заметные детали, намекающие на то, что это была моя сестра… В последний день Элизабет решила раскрыть свои карты и доказать, что всё это время я болтал с ней, я доверял ей, я прислушивался к ней. Вообще, Лиз поначалу решила, что я — это наш отец. Иногда я задумываюсь о том, что произошло бы, если бы я сказал, что, да, Лиз, это я, папа, а не Майкл, твой старший брат-идиот. — Но ты сказал ей, что это был ты. — Я не видел других возможностей ответа, — я пожимаю плечами. — Мне была неприятна мысль о том, что даже Лиз видит во мне нашего отца. Мне и так не нравились те моменты, когда я смотрел на себя в зеркало и вместо себя видел в отражении Его. Элизабет разозлилась, когда узнала, что это был я. Другого ожидать нельзя было. Она хотела, чтобы я её спас… Вот только хотела она этого давно и к тому времени как я всё-таки соизволил прийти в пиццерию, однако не для того, чтобы выполнить её желание, она уже этого не хотела. Она приняла своё положение. Приняла то, что теперь ей придётся находиться в теле робота, придётся быть ею — Цирковой Бэйби. Я осознаю, что сделал ошибку, никогда не думая о возможности спасти Лиз, но я также считаю, что со стороны Элизабет было немного эгоистично раздумывать, что мне, и без того травмированному на тот момент подростку, придёт в голову идея спасение сестры из огромного анмматроника. Тогда я ещё не знал о призраках, что действительно существуют, да и не думал, что Элизабет и убитые моим отцом дети могут находиться в одном положении. Я вздыхаю. Весь этот рассказ тяжёлый — нет ни одной более лёгкой для восприятия части. Я сжимаю обе руки в кулаки и быстро расжимаю их. Напоминаю себе, что сейчас я в порядке… И вообще я могу прекратить рассказывать, если почувствую, что всё же не готов к этому разговору. — Я сказал Лиз, что теперь я готов помочь ей. В тот же момент я почти представил себе возможность жить рядом с ней. Она могла остаться призраком, а могла остаться внутри аниматроника… У Элизабет были свои планы. Она тоже решила для себя, что я могу помочь ей, — я поднимаю голову, чтобы перевести взгляд в стену за правым плечом Джереми. Краем глаза вижу, что Джереми не пытается понять, куда я смотрю. Это хорошо. Меня это устраивает. — Элизабет решила использовать моё тело, чтобы выбраться из пиццерии. — Что ты имеешь ввиду? — спрашивает Джереми. Именно этого вопроса я и ждал. Это логичный вопрос. Худшая часть в плане моих ощущений начинается именно сейчас. — Элизабет решила убить меня, — я говорю эти слова на выдохе. Это звучит крайне безумно. Сложно поверить, что Элизабет могла до этого додуматься… Что она могла верить в то, что у неё получится провернуть подобное. Джереми удивлённо смотрит на меня. Начав говорить, он убирает одну руку за голову, чтобы почесать затылок, и немного опускает голову, не смотря мне в глаза: — Может, у вас какое-то время было не всё хорошо в взаимоотношениях, но… Как ребенку… Как твоей сестре вообще могла прийти такая мысль в голову? Не могу представить, как она могла до этого додуматься. — Она и не додумывалась, — я качаю головою. — Лиз действительно не могло прийти это в голову. Проблема в том, что Элизабет всё это время была не одна и кое чьи слова привели её к такому решению… Помнишь, я говорил, что в пиццерии были и другие аниматроники? Помимо Цирковой Бэйби, в пиццерии также был Фантайм Фредди, Фантайм Фокси и Баллора. Именно последняя и стала причиной решения Элизабет. Именно Баллора предложила Элизабет убить меня. — Погоди, — резко останавливает меня Джереми, — она же просто аниматроник, верно? Как подобное могло прийти аниматронику в голову? Внутри неё случайно не было чьего-то духа или… — Сначала я тоже подумал, что внутри Баллоры мог находиться призрак какой-то убитой женщины… От моего отца можно было ожидать что угодно. В моей голове даже была теория, что внутри неё моя мать... Она как раз ненавидела что меня, что отца после всего того, что произошло в нашей семье. Но, нет, — я вздыхаю. — Внутри Баллоры не было мертвого тела, значит не было и призрака внутри. Я сам не до конца понимаю, как из какого-то аниматроника могло получить что-то настолько человечное, способное к манипуляциям. Возможно, эти аниматроники учились жестокости от моего отца… Может, Баллора просто повторяет за моим отцом… Притворяется. Это была их главная цель — притворяться. — В этом есть доля смысла, — в ответ на мои объяснения кивает Джереми. — Твой отец — жестокий человек. Его творения не могли быть иными… Хотя я всё ещё удивлен, что такое возможно. Итак, твоя сестра, наслушавшись слов аниматроника, решила убить тебя… Верно? — Верно, — потверждаю я. — Джереми, пожалуйста, не перебивай меня, — всё-таки прошу у него я. — Мне хочется поскорее закончить рассказывать обо всём этом, но ты немного мешаешь мне сделать это… — я делаю паузу. Джереми кивает. Я благодарно улыбаюсь ему. — Итак, Баллора предложила Элизабет убить меня. Наверно, тебе интересно для чего… Баллора сказала Элизабет, что она может использовать моё тело, чтобы сбежать из пиццерии и иметь возможность жить снаружи. Отвратительная идея… — я отвожу взгляд в сторону, но быстро возвращаю его в сторону Джереми, однако я не смотрю на него. — Наверно, тебе интересно как Лиз собиралась это всё провернуть. Она использовала Ковш. Я поднимаю взгляд на Джереми. Хотя он и сидит с закрытым ртом, как я и попросил, по его взгляду видно, что он хочет мне задать вопрос, который я даже себе представляю. — Можешь спросить, — даю я ему добро. Джереми вздыхает, словно он не просто рот закрыл, а задержал дыхание, что было бы крайне глупо делать сейчас. — Что такое Ковш? — Как я узнал позже из чертежей этой пиццерии, Ковш должен был использоваться для уничтожения аниматроников, если то требуется. Ну, как оказалось, Ковш подходит и для того, чтобы сделать в теле человека дыру в районе живота, — я замолкаю и вновь смотрю на Джереми. К моему удивлению, его лицо ничего не выражает… Я ожидал, что он хотя бы немного почувствует отвращение. — Лиз использовала эту дыру, чтобы оказаться внутри меня… Эм, перед этим она уничтожила других аниматроников, поэтому остался только эндоскелет, внутри которого находилась её душа… Внутри меня оказалась полностью механическая тварь, созданная из проводов. Я был в состоянии между смертью и жизнью. Вообще, я должен был умереть, но вместо этого мне пришло существовать с аниматроником внутри меня и при этом гнить. Вот почему я выгляжу так, — я впервые за эти месяцы рядом с Джереми спускаю шарф с моей шее при нём. — Лиз пришлось уносить ноги из моего тела после того как оно начало слишком сильно гнить. Долгое время от меня ничего не осталось, кроме костей, набухшей гнилой плоти и нескольких металлических деталей. Но мое тело восстанавливается… Медленно и мучительно, — я сглатываю. — Это тяжелее переживать, чем говорить или слышать. Я не могу передать словами, как мне было тяжело все это время… Мне пришлось страдать — привыкать к жизни полугниюшим трупом. Я замолкаю, как бы ставя точку в конце моего рассказа. Конечно, переживать это всё было тяжелее. Сложно рассказать Джереми обо всём, вложив в рассказ мои чувства на протяжении этих худших лет моей жизни. Однако, даже если у меня не получилось передать весь ужас происходящего тогда для Джереми, себя я начинаю чувствовать крайне незащищенно. Чувствуя себя так, словно вернулся в то время, словно мне опять приходится проходить через это и внутри меня до сих пор копошатся провода. В такие моменты меня обычно начинало рвать, но я стараюсь держать себя в руках... Я научился более спокойно реагировать на воспоминания об этом, поэтому сейчас я даже не чувствую, как скапливаются слёзы в глазах. Для меня это прогресс. — Иди сюда. Я поднимаю голову, когда Джереми начинает говорить. Он с намеком смотрит на меня и как бы раскрывает руки для объятий. Я сглатываю. Хотя я решил для себя, что крайне глупо вести себя как малое дитя и рыдать из-за того, что прошло и чего я всё это время заслуживал, я не могу противиться предложению Джереми, потому что знаю, что он меня поддержит и мне обычно всегда становилось легче после объятий с ним. Я медленно подползаю на коленях к Джереми и утыкаюсь носом ему в плечо. Руки Джереми привычно располагаются на моей спине. Всё это так привычно и любо для меня, что не могут не образовываться предательские слезы в глазах. Я тяжело вздыхаю и позволяю своим эмоциям выйти наружу. Когда Джереми обнимает меня сильнее, моё тело начинает дрожать... Видно, я вернулся к той реакции, когда любое прикосновение другого человека вызывает у меня не те воспоминания и тело очень хочет оказаться подальше от угрозы. А может, моё тело дрожит из-за слёз... Вариант, что происходит и то, и то кажется мне более правильным. Через время я чувствую как одна рука Джереми скользит выше и его пальцы касаются моих волос. Это движение со стороны Джереми вызывает у меня ещё больше слёз. Как бы я не убеждал себя в том, что такой человек, как я, не заслуживает поддержки и заботы, чувствуя заботу и поддержку Джереми, я позволяю себе быть жалким настолько, что я на момент прекращаю ненавидеть себя за ошибки... Я как бы начинаю чувствовать, что я всё-таки заслуживаю нежности в мою сторону. Ещё через время я всё-таки успокаиваюсь. Прижимаюсь лицом, а не только носом, к плечу Джереми. Не дышу. Чувствую напряжение собственного тела... Напоминаю сам себе нитку, которую так легко порвать. — Это ужасно, Майк, — шёпотом начинает Джереми. — Мне жаль что тебе пришлось через всё это пройти. Я киваю и бормочу что-то непонятное даже для самого себя. Джереми даёт мне время побыть ещё немного слабым. Это позволяет мне сконцентрироваться на том, что происходит в настоящем... Моё тело восстанавливается. Мне больше ничего не угрожает. Я не одинок. У меня есть Джереми... Всё это уже давно прошло. — Майк, ты осознаешь, где ты сейчас находишься? Голос Джереми заставляет меня вздрогнуть. До этого момента было так тихо, что, пытаясь сконцентрироваться на настоящем, я позабыл о его присутствии рядом. Кажется, Джереми заметил, что я напряжён и решил помочь... Мило с его стороны. — Я в твоей квартире. — А точнее? — Я в твоей комнате. На твоей кровати. — Верно, — Джереми поглаживает меня по голове после правильного ответа. — Что я делаю? — Обнимаешь меня. — А ты? — Обнимаю тебя. — Верно, — снова поглаживание по голове. — Что ты чувствуешь, находясь в моих объятиях? — Мне... Мне тепло... Комфортно... — Ещё что-то? — Я чувствую себя защищённым, — со вздохом шепчу я. Джереми поглаживает меня по голове. — А сейчас ты поглаживаешь меня по голове, — говорю я, хотя он не ждёт моих слов об этом. — Это приятно. — Ты уверен в том, что чувствуешь себя защищённо? — интересуется Джереми. Я согласно угукаю... Сжимаю зубы, когда пальцы Джереми касаются моей руки. — Не уверен! Не уверен! — восклицаю я, сам удивившись своей реакции. Джереми убирает руку. — Извини... Я чувствую себя защищённым, но не до конца. — Я не причину тебе вреда. Я не сделаю тебе больно, — шёпотом говорит Джереми. Я чувствую как он опускает голову. — Тебе не нужно бояться меня... — он делает вторую попытку. Тревога притупляется... Я быстро переплетаю наши пальцы, пока тревога не вернулась. Кончики пальцев слабо трясутся. В таком положении мы сидим ещё некоторое время, а потом, полностью убедив себя в том, что мне ничего не угрожает, я выползаю из объятий Джереми. Слабо тру кожу лица, потому что чувствую остатки от слез - самая ужасная часть этого процесса. — Я только не понимаю один момент... — признается Джереми. Я поднимаю бровь, спрашивая его без слов. — Ты сказал, что твоё тело восстанавливается. Почему? Почему после того, что сотворила с твоим телом Элизабет ты остался жив? — Потому что во мне Ремнант, — серьезно объясняю я. — Рем... что? — Ремнант. Это штука, ради которой мой отец убивал детей. Он верил, что в крови детей есть что-то необычное... Источник вечной жизни. Ремнант, — я опускаю взгляд. Мои пальцы сжали одеяло. Я пытаюсь расслабить их, но у меня ни черта не получается. — Я нашел записи моего отца о Ремнанте. Кроме того, он утверждал, что Ремнант может восстанавливать органы и кожу. Он мог влиять на некоторые заболевания, что были у человека с Ремнантом в крови... Мог избавлять человека от усталости, делать его более работоспособным и как бы живее, возбужденнее. Именно Ремнант внутри меня не позволяет мне умереть. — Но как Ремнант оказался внутри тебя? — Спасибо моему отцу, — я закатываю глаза. — Помнишь, как к нам на квартиру пришёл Карлтон, сказав, что мне нужно быть в полицейском участке? Я же тогда встретился с отцом... Он протащил шприц с Ремнантом с собою и сделал мне замечательный подарок на прошедшее восемнадцатилетие. Я возвращаю взгляд на Джереми и вижу, что он удивлённо моргает. — Погоди, повтори, что эта штука делает... — Это источник вечной жизни. Он притупляет процесс старения. — Стоп, — грубо обрывает меня Джереми. — Притупляет процесс старения? — Да, — я киваю. — Сколько бы лет не прошло, мне всегда останется двадцать семь по внешним признакам. — Мне пятьдесят три, — неожиданно говорит Джереми. Пятьдесят три? Теперь моя очередь удивлённо смотреть на него. Кажется, я только что кое-что понял... — Внутри тебя тоже Ремнант, — шёпотом говорю я. — Но... — я вспоминаю тот день, когда Скотт сообщил мне об укусе 87-го. Кроме меня, в палате Джереми был только его врач и... сам Скотт. Мой отец как-то нашёл возможность передать ему какую-то дозу Ремнанта, а Скотт притащил эту штуку для Джереми в день операции. — Внутри тебя Ремнант, — громче повторяю я. — Просто замечательно, — недовольно отмечает Джереми. — Я стал одним из подопытных кроликов твоего отца нихера об этом не зная до этого дня! — Возможно, Ремнант - та самая причина, почему ты остался жив после лоботомии. Эту операцию запретили не просто так. Если так подумать, то в Ремнанта есть и что-то хорошее... — Вижу мало плюсов в нахождении детской крови внутри моего тела. — Головы. Вероятнее всего Ремнант был введён в твой мозг, — зачем-то поправляю я его. — Да уж, — Джереми скрещивает руки на груди, — я бы предпочёл умереть, чем получить Ремнант в мозг и жить с тем, что мне всё равно приходится прислушиваться к огромному списку запретов. Не так уж и хорош этот Ремнант, раз не может справиться с проблемой полностью. — Джереми, поверь, не один ты страдаешь от этого, — я вздыхаю. — Мне тоже несладко. Два раза в месяц с меня буквально слезает кожа, меня рвёт и у меня выпадают волосы. Побочные эффекты. Джереми ничего не отвечает на это и лишь недовольно фыркает. Ну, я могу понять его недовольства. Я и сам не был в восторге, когда Ремнант не дал мне умереть после плана Элизабет. — К чёрту прошлое, поговорим о настоящем... Джереми, теперь ты можешь рассказать, что такого ты сделал, что тебе это не даёт покоя? Выражение лица Джереми тут же меняется. — Нет. — Джереми... — начинаю просить я, но Джереми останавливает меня движением ладони. — Майк, нет, — он качает головою. — Я не могу... Особенно после того, что ты рассказал мне. Слушай, то, что ты рассказал мне, ужасно, но то, что скрываю я, не настолько ужасно как твой рассказ. — Тогда что мешает тебе рассказать? — не понимаю я. — В обмен на такое я могу рассказать только что-то настолько же тяжёлое, а это может быть только рассказ о моих отношениях с Филиппом. Я сейчас не готов рассказать об этом. — Джереми, я не прошу тебя рассказать о твоих отношениях с Филиппом. Я прошу тебя рассказать о том, что заставляет тебя вести себя так закрыто! — Майк, пожалуйста, не усложняй.. — Не усложняй? — переспрашиваю я. Я почти давлюсь воздухом, когда говорю это. — Не усложняй?! Да это ты, чёрт возьми, всё усложняешь, Джереми! — не выдерживаю я. Ещё немного и я сорвусь на крик. — Я не хочу пытаться понять что творит в твоей грёбанной башке, Джереми. Я хочу узнать, что не так. Пожалуйста... Джер, пожалуйста... — я хватаю Джереми за руку и с надеждой смотрю ему в лицо. — Прошу... Я не хочу ломать голову... — Именно об этом я и говорил тебе, Майк, — грустно отвечает Джереми, опуская взгляд. — Ты рассказал мне правду не потому что был готов, а потому что ты хотел получить ответ на свой вопрос. Как бы ты не убеждал меня в том, что тебе будет всё равно на моё нежелание рассказывать, тебе не всё равно. Ты злишься, не получив желаемое. Я открываю рот, чтобы ответить, и теперь уже точно давлюсь воздухом... Вместо слов я кусаю себя за губу и опускаю взгляд. — Ты прав... Мне удобен только вариант, где ты рассказываешь мне об этом... Я опускаю руку Джереми и отсаживаюсь от него. — Майк, если бы это не было так глупо сейчас, то я рассказал тебе. — Ты не обязан что-то рассказывать мне только потому что я этого хочу, — я издаю нервный смешок. — Ты прав. Джереми полностью прав, но это не мешает мне чувствовать какое-то странное опустошение внутри, когда я осознаю, что мой рассказ не стал для Джереми веской причиной рассказать правду о причине его странного поведения.