Коридор

Рядом с тобой мне подвластно все, мы успеваем и поваляться, и все же добраться в мастерскую вовремя. Принт очень хорош, и я залипаю на него, прежде чем выдать пораженное: — Вау! А мастер и художник по совместительству чуть щурится: — Вы же… фигуристы, да? Я не фанат, но там… В этот момент на нас выпадает это само «там»: две девушки, одна совсем молоденькая, а вторая постарше. — Вы Юрий Плисецкий и Отабек Алтын! — выпаливает та, что помладше. — И это… потрясающе, что вы заказали у нас принт! Но…может быть, вы оставите нам автограф? У меня есть маркеры по одежде! — Да, — поддакивает старшая, — и не один. А еще у нас есть книга отзывов. И может быть… Вы позволите нам запустить вас в рекламе? Точнее не вас, а этот принт, ведь после завтрашнего выступления его все будут знать… Я моргаю, но маркер принимаю, глядя, как девушка со всей гордостью подается ко мне своей выдающейся грудью. Я немного отодвигаюсь, придвигаясь к тебе вплотную, но честно спрашиваю: — Что нам написать? — Ой! — она сияет. — Напишите «Добро пожаловать в безумие» и распишитесь. И я протягиваю маркер тебе потому, что про «Добро пожаловать» должен написать ты. Отабек в очередной раз удивляется: ему все еще слабо верится, что его автографов тоже жаждут. Он вопросительно смотрит на Юру, и тот поясняет: — «Добро пожаловать» — ты, а «в безумие» — я. И две подписи. Отабек кивает и переводит взгляд на девушку: — Так пойдет? Она нетерпеливо кивает, и Отабек сталкивается со следующей сложностью: как это сделать на живом человек в обтягивающей майке? Отабек осторожно кладет руку девушке на плечо и говорит с легкой улыбкой: — Может быть щекотно, наверное, — и начинает писать. Почерк у Отабека довольно мелкий, а навык подобной росписи невысокий, но он исхитряется вместить надпись точно над грудью девушки и, шумно выдохнув от усилия и смущения, отдает маркер Юре, хотя плечо девушки не отпускает — ему не хочется, чтобы Юра ее касался. — Это не щекотно, это очень здорово! — она, кажется, не дышит, пока я смело вывожу «в безумие» и, наверное, улыбаюсь, как маньяк. Впервые мне так приятно внимание фанатов. Ведь… Значит я прав! Им тоже понравилась именно эта наша программа. — А… селфи тоже можно? — Лара, — художник, что раньше представился нам Марком, пытается ее урезонить. — Простите мою сестру, она не унималась все время, с того момента, как вы ушли. Только о вас двоих и говорила… — Конечно! Я ведь завтра буду на вашем выступлении, я копила на билет полгода! А вы… Сами пришли к нам! Это же просто какое-то чудо, — тараторит Лара. — А вы… вы же… Ну… вы же вместе? — Лара краснеет, а я уже размещаю свою роспись рядом с твоей. И мне удивительно… весело. — Лара! — тут вступает и старшая. — Как невежливо… — Почему же невежливо, это вы с Марком древние и не прогрессивные, но Юра и Отабек ведь мои ровесники. И меня распирает, я едва сдерживаюсь и все же остаюсь в рамках приличий, отвечая тихо, но твердо: — Вместе. Лара хлопает в ладоши, а Марк прикрывает глаза и немного краснеет: — Да я вообще-то тоже не старый, — выдает он и смотрит на Отабека: — Можно нам пустить этот принт в рекламе? — После программы, конечно, — щебечет Лара, — ведь должен быть для всех сюрприз, такая красотища, глаз не отвести! Мы никому-никому и словечка не скажем до выступления. Марк кивает на ее слова, подтверждая, что он — могила. Отабек смущается все сильнее, а прежде, чем ответить на вопрос Марка, смотрит на Юру: — Это тебе решать, но мне кажется — вреда не будет. Отабек подозревает, что надо бы подумать о реакции Лилии и Якова, но прекрасно понимает: для Юры это не аргумент. Твои слова, на самом деле, уже согласие, но я добавляю: — Без проблем. Работа ведь отличная, ей можно и нужно гордиться. — Круто! — теперь оживляется и Марк. — Спасибо! Я беру тебя за руку, скрываться ведь уже нет никакого смысла? — И пусть будет сэлфи, как часть вашей рекламы, чтобы никто не сомневался. Вы… очень нам помогли. Лара издает нечленораздельные звуки восторга, а потом все же находит слова: — Боже мой, вы оба даже еще лучше, чем я думала! Она достает телефон, но я обращаюсь к Марку: — Давайте, мы сначала расплатимся? — Что? — Лара смотрит на Марка, как фурия, пока старшая девушка говорит: — Ну что вы… Задаток вы уже внесли, а остальное за счет фирмы. Подарок от нашей типографии. Пусть это сердце принесет вам удачу. — И вам, — я усмехаюсь, а Лара, Марк и их старшая уже сами встают рядом. Простившись с гостеприимной типографией, Отабек с Юрой успевают заехать в отель, чтобы отдать Миле боди. До тренировки остается не так уж много времени, но все же оно есть, и пока Юра рассказывает Миле про типографию, Отабек пишет Виктору, уточняя, где они сейчас. «О, юный герой, чего же ты желаешь?» — бодро отзывается Виктор. «Консультацию наедине,» — сразу признается Отабек, уверенный, что Виктор поймет его сразу. «Молодец! — хвалит Виктор. — Мы недавно закончили тренировку и теперь в номере, а вы?» Виктор думает быстро, пока медленно скользит рукой по груди Юри, который восстанавливает дыхание. — Знаешь способ отвлечь Юрио? — спрашивает Виктор у Юри, и тот, близоруко моргая, протягивает руку, в которую Виктор тут же вкладывает его очки. — От чего отвлечь? — уточняет Юри здраво. — От Отабека. Нам с ним нужно немного посекретничать. Ревность колет Юри куда-то под ребра, заставляя нахмуриться: — Отабек очень хороший, да… — Юри… — Виктор улыбается, а потом ловит Юри за подбородок. — Он хороший, но ты лучше. И ты можешь остаться секретничать с нами, хотя я уверен, Отабек будет смущаться. Юри верит Виктору легко, всегда и сейчас. — Думаешь Отабек станет говорить с тобой о Юрио? — Уверен, — Виктор улыбается, немного подплавляя Юри. — Тогда… Может быть, они зайдут? А ты напишешь Лилии и скажешь, что Юрио готов к примерке. Тогда я пойду его провожать, а Отабек останется с тобой. За… чем-нибудь? Ты ведь всегда знаешь, что придумать… Виктор улыбается шире: — Ты мой гений! — хвалит он, хотя не уверен, что так уж нужно придумывать что-то еще. Виктор описывает Отабеку план, оставляя уже ему на откуп, как именно и зачем он заманит Юру к ним с Юри. Отабек, получив инструкции и уже безраздельное внимание Юры, решает не мудрствовать лукаво и честно просит: — Зайдем к Виктору? Юра хмурится, и Отабек уже почти готов сказать ему реальное «зачем», поскольку сколько-нибудь логичное объяснение этого визита к нему не приходит, и тут Отабека осеняет: — Рубашку мы же не вернули. Они и правда не забыли ее на катке, и теперь она покоится в рюкзаке Отабека. Я не нахожу ни повода, ни причины возразить, странно ведь требовать еще немного времени с тобой, и я держу себя в руках. Виктор встречает нас таким удивлением, что я сразу понимаю: оно наигранно. Хотя старикан доволен и расслаблен — он рассекает по номеру в красном, пусть и плотно запахнутом халате. Зато Юри поразительно одет и в очках. Он улыбается и угощает нас фруктами, пока ты вынимаешь рубашку, но уже устраиваешься в кресле. Второе занимает Виктор, Юри сидит по турецки на постели, и я пристраиваюсь на твоем подлокотнике. — Покажете обновку? — интересуется Виктор. — Нет, — отрезаю я с удовольствием. — Мы оставили боди у Милы. — Молодцы какие, — Виктор кивает. — Будет сюрприз, люблю сюрпризы. Как и публика. Я приобнимаю тебя за плечи, и в этот момент мой телефон начинает проигрывать «Show must go on» — мелодию Лилии. — Яков закончил. Жду тебя на примерку, нужно подогнать брюки до тренировки. Сейчас. — Идем, — отвечаю я Лилии кратко, и сообщаю тебе: — Лилия зовет на примерку, пойдем, она не любит ждать. Отабек в первую секунду теряется, а потом берет Юрину руку в свою и говорит ему просто: — Сходи с Юри, пожалуйста. Мне нужно поговорить с Виктором, — Отабек быстро сглатывает и смотрит на Юру почти с мольбой. Он не хочет объяснять, не хочет, чтобы Юра понял все до конца, но и обманывать его не может тоже. Виктор одобрительно кивает — ему нравится честность Отабека. Юра таращится сперва на своего героя, а потом и на Виктора. — Юра, не спорь, иди, — мягко говорит Виктор. — Нам и правда нужно поговорить. Мне кажется, что земля уходит из-под ног, а Юри уже поднимается. — Не беспокойся, мы будем говорить о хорошем, — добавляет Виктор. — Тебе понравится. Я сглатываю — меня так и подмывает спросить больше, но я только киваю тебе и касаюсь губами твоего виска: — Хорошо, я быстро. Я выхожу, игнорируя все тревожные сигналы, а Юри вырисовывается рядом и прикрывает за нами дверь. — Не волнуйся так сильно, я же не волнуюсь… Я усмехаюсь и иду вперед, к лифтам. — Они… станут говорить обо мне? Я… что-то делаю не так? Юри моргает, потом краснеет, потом прижимает руки к лицу: — О тебе, конечно. Но не потому, что ты что-то натворил. Ты… ты волнуешься?! — осеняет Юри. — Но… почему? — Я бы хотел знать, если что-то делаю не так… — бурчу я себе под нос. Юри качает головой: — Ты очень изменился, раз думаешь, что мог быть в чем-то не прав. Но… Об этом Отабек поговорил бы с тобой. А с Виктором он станет обсуждать то, что при тебе будет трудно. Я бы на его месте тоже не справился, а я все же старше. Я фыркаю, но верю и даже переключаюсь: — Когда я надену брюки… Скажи свое мнение. Только честно. А то мне до сих пор не верится, что Яков и правда умеет шить… — Яков никогда не подведет Лилию, — заявляет Юри убежденно. — Он ведь ее герой. — Ты… ужасно романтичный, — говорю я уже, когда лифт поднимает нас на нужный этаж. — Я нормальный. Если ты посмотришь внимательно, то увидишь. Яков и Лилия все еще любят друг друга, — Юри почти шепчет, но я отлично его слышу. Так странно, но, глядя на Лилию и Якова, я вдруг вижу то, о чем говорил Юри, и это меняет все. Примерка даже не кажется мне ужасной и глупой. Я думаю о том, как Яков на глазах молодеет рядом с Лилией, параллельно с тем, что брюки выглядят не в пример лучше, чем раньше. Лилия одобрительно кивает, пока Яков осторожно гладит ее по плечу. Все идет прекрасно, пока только Лилия не говорит: — А где же Отабек? Вы не поссорились? Я смотрю на нее исподлобья, и мне хочется ей предъявить: «О чем ты? Ты же знала!» Я уверен: она в сговоре с Виктором. Но удивляется Лилия ужасно натурально. — Виктор украл его у меня на некоторое время, но, как видишь дал мне провожатого. — Виктор? — Лилия закатывает глаза и упирает руки в боки. — Так-так… И как же я не догадалась. Это… не к добру. — Лилия, не надо так беспокоиться. Витя… очень хороший, в глубине души, — говорит Яков с легким сомнением в голосе, но Юри активно кивает. — Давайте, уже мерить штаны, а то это может длиться до бесконечности, — я не жду согласия, а просто начинаю раздеваться. И никто, конечно, не отворачивается.

***

Отабек провожает Юру и Юри взглядом, а потом смотрит на Виктора, тот приглашающе улыбается и взмахивает рукой: — Весь к твоим услугам. Отабек кивает, таращится в пол и все же говорит: — Я хотел спросить тебя, как… это может быть не больно? Отабек решает выпустить половину слов, веря, что Виктор и так прекрасно поймет, и не станет настаивать на подробностях, а просто поделится бесценным опытом. Отабек все же поднимает голову и, встретившись с Виктором взглядом, добавляет: — Лилия считает, что… так будет хуже. Я бы хотел узнать твое мнение на этот счет. Виктор чуть качает и головой, и ногой в запахе халата, а потом уточняет: — Какие глубокие вопросы тебя занимают. Начнем с конца. Попробуем найти ответ. Твой ответ, а не тот, что тебе могут подарить. Кому будет хуже? Почему? В чем именно? И самое главное: а ты сам-то чего хочешь? Виктор считает этот разговор важным и нужным, гораздо более важным, чем немногочисленные на самом деле детали. Виктор помнит, как… он тоже не знал, как… Как можно сделать это с Юри? Хотя именно его хотел ужасно. А потом понял: не стоит усложнять, сердце само все подскажет. Но Виктору сердце подсказывало исходя из его немалого опыта, а по Отабеку заметно, что он не разменивался по мелочам: не стремился провести вечер с поклонницами или поклонниками, которых у него, конечно, в избытке. Но вряд ли Отабек понимал их намеки… Виктору ужасно хочется узнать, как Юра объяснялся с ним, неужели просто сразу разделся, чтобы не осталось сомнений? Отабек вздыхает, в общем-то ответ на собственный вопрос у него уже есть: Виктор явно не считает, что какие-то детали секса могут помешать хоть чему-то. Но это все же не тот ответ — слишком быстрый. Наверняка нет никакого отдельного смысла в воздержании, если отношениям уже больше года, но ведь у Отабека с Юрой не так. — Довольно очевидно, чего я хочу, — Отабек хмыкает. — Если бы я не хотел, не пришел бы к тебе. Лилия уверена, что… первый… раз… скажется на ощущениях тела, и Юра при его особенностях с этим не справится. Я в общем-то считал так же, потому вчера мы и поругались… Но сейчас я уже не уверен, что, если не уступить, не станет еще хуже. Нам обоим. — Это и правда его изменит. Но мы не знаем будет ли это… к худшему? После этого ваше новое — «на двоих» будет наполнять изнутри. Причем вас обоих. Знаешь, есть вещи, которые заметны. Это нельзя описать, но если понимаешь, куда смотреть, можно заметить. И дело вовсе не в боли. Юра… капризен, но стоек. Боль он стерпит, и баланс не потеряет. У него же не вырастет ничего лишнего, — Виктор чуть усмехается. — Вопрос лишь в том, сумеете ли вы потом сосредоточиться на чем-то кроме своих этих ощущений. И ты точно сможешь. А Юра… Виктор теперь вздыхает, подается вперед, упирая локти в колени, и, сцепив руки, в задумчивости кладет на них подбородок: — Понятия не имею. Так же как нельзя быть уверенным, что мучительное ожидание этих ощущений не повредит много больше. Ведь к моменту выхода на программу, никакой боли уж точно не останется. Для Юры это будет совершенно иное. Ты ведь думаешь о нем, хочешь, чтобы ему было хорошо. И этого достаточно. Этого и тройки простых нюансов. Так что… тут не может решить никто, кроме вас. Как никто кроме вас не знает, как будет лучше. И решение это должно быть вашим — общим. Одно — на двоих, как и то, что будет дальше, Отабек. Ты же… знаешь, «осчастливить насильно нельзя». Забота о другом, это делать так, как другому будет хорошо, а не так, как правильно. Просто от вашего решения хорошо должно быть вам обоим. И… Виктор вдруг замолкает, он не смущается, но становится очень серьезен и смотрит на Отабека прямо и пристально: — Я боялся того же, чего Лилия сейчас. Боялся дать Юри повод не сдержаться. Я тянул и тянул, даже подло пообещал, что все будет после победы. Но каждый его удачный прокат — это победа, на самом деле. Для меня — так. Только… зря я мерил Юри по себе. Виктор усмехается снова, вспоминая: — После того, как у меня был первый раз… Ужасно рано для фигуриста, кстати: мне было четырнадцать. И башню мою снесло: так, как на тренировке после, я на льду больше не лажал. А вот Юри… Лицо Виктора становится теперь мечтательным: — После откатал, как бог. Я был настолько потрясен, что даже заснять не догадался. Только смотрел, как дурак. И все думал — чему же теперь его учить? В нем словно что-то открылось, расцвело в полную силу. И так… и не исчезло. Пусть уже не выглядит, как сразу после первого раза, но Юри стал кататься только лучше. И что-то мне подсказывает… Когда этот… первый раз полон любовью, а не ощущением собственной охуенности и вкусом первого удовольствия, это не может ничего испортить. Любовь все улучшает. Даже меня, Отабек, — Виктор улыбается. Отабек слушает внимательно, не сказать правда, что к нему приходит понимание, потому что все-таки… — Юра ведь сильно младше… и с решением-то у него трудности нет: Юра не любит ждать, ты же знаешь… Но я ведь… ну, могу не справиться, может он после и видеть меня не захочет… Но… Это уже не к тебе вопросы, про главное я понял. Спасибо. Давай к нюансам, — Отабек тяжело вздыхает и прикрывает глаза. Смущается он все равно ужасно, хотя легче становится тоже. Может, если бы Виктор сказал категоричное «нет» было бы проще, и Отабек просто уверился бы в старом решении, но Отабек ведь хочет его изменить… И Виктор… в общем-то говорит лишь о том, что стоит чуть меньше на этом циклиться и чуть больше доверять себе и Юре… Виктор кашляет: — А вот эти вот мысли, о том, что можешь не справиться — оставь. Отабек… Давай-ка, прикрутим скромность до упора, а уверенность выкрутим на полную. Только глаза не закрывай поначалу — смотри на Юру, его лицо тебе все подскажет. Ты не теорему Ферма собрался решать, так что… Виктор все еще не смущается и относится к просьбе серьезно, хотя, конечно, немного странно делиться такими вещами. — Нюанс первый: сосредоточься на Юре. Не отказывайся от прелюдии, но доверяй его словам и его движениям, позволь и ему, и себе желать в полную силу. Оставь идею о том, что никак нельзя сделать ему больно — можно. Иначе не получится. Но… Эта боль лишь кусочек того, что будет потом. Боль будет незначительной на фоне остального, если ты позволишь себе любить в силу. Нюанс второй: если Юра захочет делать это в позиции сверху, то пусть так и будет. Разреши ему управлять процессом и не фантазируй о том, как ему, если он будет продолжать, значит этого он хочет. Юра — не жертвенный агнец, а звезда, и он… довольно высокомерен и избалован, если ему не понравится, он остановится. И не нужно затягивать, жалеть и тормозить. Когда вы начнете, то стоит войти до конца, а потом как раз включать выдержку — не двигаться. Если справишься до тех пор, пока Юра не начнет сам, будет бесценно. И последнее: не нужно пренебрегать смазкой и презервативом. И если последний, может оказаться не у дел и сбить настрой, то размазывание смазки — это тоже часть прелюдии и эротический процесс. На смазке — настаивай. Ну и… несанкционированный совет. Не решай сейчас заранее, как все будет. Просто разреши себе и Юре быть вместе, быть так, как вам захочется. Если тормоза сорвет, так тому и быть. Если нет, значит — не пора. Виктор чуть вздыхает и внимательно смотрит на Отабека: — Я был внятен? Я… впервые делюсь чем-то подобным, и это немного странно. Гораздо сложнее, чем быть тренером. Но у меня есть бонус! — Виктор вдруг улыбается. — Я подарю тебе недостающее! Что-то подсказывает мне, что ты не возишь смазку в чемодане, даже если пара презервативов где-то и завалялась. — Очень внятен, — подтверждает Отабек хрипло. — И очень полезен… Спасибо тебе, — повторяет он. — Мне очень было это нужно. — Всегда обращайся, я… рад помочь, — Виктор улыбается и поднимается. Он решает не смущать Отабека, потому пихает смазку — самую обычную, чтобы Отабека с Юрой ничто от сути не отвлекало, оставляя себе с Юри все, что по-интереснее, — и пару презервативов в непрозрачный пакет и протягивает Отабеку со словами: — Только рюкзак положи поближе к постели, чтобы не пришлось ни уходить, ни подниматься с постели. Поразительно, именно в этот момент открывается дверь: Юра почти врывается в комнату, щеголяя новыми брюками, что сидят теперь идеально, демонстрируя длину Юриных ног. — Вау! — восклицает Виктор. — Да Лилия-то не приукрасила, Яков и правда волшебник! Великолепно! А после протягивает к Юри руки, и на его лице написано: «Я успел соскучится», а Юри ступает к нему, мерцая из-под ресниц безмолвным: «Я тоже». — Юрио, а… что у тебя за лицо? Ты… чего-то другого от брюк ожидал? — Брюки супер, — отвечаю я четко, подшагивая к тебе. — Но… От тебя, старик, я… хотя нет чего-то такого я от тебя и ожидал! Я еще мог сдерживаться с Лилией и Яковом, но теперь меня штормит: — Ты ведь с ней сговорился, да? Она тебя надоумила… Я не нахожу слов и смотрю на Виктора с такой обидой, с какой никак не могу посмотреть на тебя. И не опускаю голову лишь по тому, что хочу прожечь в Викторе дыру. — Юрио, — тихо говорит Юри и закрывает Виктора собой. — Ну, зачем ты так? — Ну, хоть ты-то не ври. Неужели хочешь сказать, что я не прав? Я поворачиваюсь все же к тебе, но изучаю твой подбородок: — Ты теперь не возьмешь меня к себе, да? — я знаю, что это звучит по-детски глупо, но не могу сдержать своего горя. Оно огромно. — Ты не прав, — отзывается Отабек, подходя к Юре. — И на счет последнего предположения, и на счет Виктора. Ты даже про Лилию не совсем прав. Не дуйся… Отабек уже касается Юриных волос, мягко гладя его по голове, а после замирая рукой на плече. Никто из них не ждет, конечно, что Юра извинится, и Отабек делает это за него, просто взглядом и улыбкой. — Зайдем к Миле? Посмотрим, как она колдует над принтом? Мы, кстати, собираемся стать звездами рекламы послезавтра — ребята из мастерской попросили, — говорит Отабек уже Виктору и Юри. — О! Это очаровательно, молодцы какие! — Напутствует Виктор, а потом продолжает тихо, Юре в спину: — А на счет моего сговора с Лилией ты не прав. Она бы меня ох, как не одобрила, а я… просто подло использовал ее в своих гнусных целях. Но даже Лилия никогда бы не позволила себе велеть Отабеку прогнать тебя. Люди вокруг немного лучше, чем ты себе представляешь, Юра. Никто из нас не хочет сделать что-то тебе назло. Даже если… когда-то я обидел тебя. Может быть, даже подвел… Отабека к этому не примешивай. Я резко оборачиваюсь к Виктору. Я никогда не позволял себе думать, что он тоже помнит, что он знает. И все во мне становится теперь зыбким, отчего я покрепче сжимаю твою ладонь. Ты отвечаешь на мое пожатие и зовешь меня тихо, задевая шепотом ухо. Я гляжу в тебя, утопая в твоей… нежности? Отчего все дрожит только пуще. — Мне очень жаль, Юра. Правда жаль. Я был немного слеп, но Юри многое открыл мне. Сделал меня… лучше. Теперь я понимаю тебя. Но сейчас твои фантазии уводят тебя от реальности. А я ведь… не оставил тебя. Я и сейчас с тобой. И пусть моя роль называется иначе, но разве так уж важно зовусь ли я твоим тренером или… может быть, твоим другом? — Да, не может быть, — выдыхаю я, сглатывая. «Замолчи! Что… что ты…» — Что ты такое говоришь? — Правду, Юра. Я сожалею. Но не о том, что поехал за Юри, а о том, что обидел тебя. И пусть я тогда просто не подумал, но… Сейчас-то я знаю. И пусть ты зовешь меня «старик», но я был слишком молод, чтобы справиться с той ролью, что ты хотел мне подарить. Зато могу справится с другой. Ты… будешь моим и Юри другом, Юра? Я не моргаю, потому что слезы так близко. Каждое слово Виктора задевает что-то внутри, очень глубоко, и там рождается какой-то звук. Видимо, звук бессмысленных и не ясных мне рыданий. Но я не могу так упасть, я… не стану реветь! — Ты… что-то расчувствовался, старик, — выдаю я совсем не так бодро, как бы хотел. А Виктор отпускает Юри и шагает ко мне, протягивая руки, впервые спрашивая: — Позволишь? Я роняю взгляд в пол, а слезы стоят в глазах, но не текут, и от них больно. Я не могу осмыслить то, что говорит Виктор, но странно вдруг не могу не верить ему, только вот пошевелиться не могу тоже. Виктор сам делает еще один шаг, зовет меня: — Юра? — и в его интонации вопрос. Я не знаю ответа, совершенно теряюсь и все еще ничего не могу, а ты чуть-чуть подталкиваешь меня вперед. В эти протянутые Виктором руки. Когда он спрашивает моего разрешения, а не просто сам решает обнимать. Я стою, как истукан, и только чуть киваю. Я… не верю, что такое бывает? А Виктор делает последний шаг и прижимает меня к себе. Очень крепко, и я отвечаю ему. Стискиваю изо всей силы и нахожу что-то, о чем понятия не имел все время до. Я прячу лицо на плече Виктора — сам он тонкий, а плечи у него широкие. — Это честь — быть твоим другом, — говорит Виктор, не размыкая объятий. — Для меня. И большая, — отвечаю я сквозь слезы, что утекают ни много ни мало в шелковый халат Виктора, когда он не просит отстраниться, никак не выдает этой моей слабости. Говорит только: — Ну, что же вы стоите? Юри, Отабек! Идите сюда, ведь самое время… — Для обнимашек, — Юри улыбается и смотрит на Отабека, зовя его тоже прийти. Глаза Юри из-за очков кажутся еще больше, и в них нет ни единого сомнения. Ему всегда нравился Юрио, как теперь нравится Отабек. Юри тоже осмысляет все это как очередное свое чудо: Юрио и Отабек — друзья. И глаза у Юри на мокром месте, потому что это чертовски здорово! Отабек подшагивает ко всем, смыкая ладони с Юри, чувствуя спину Юры грудью, а потом находя плечо Виктора. Они не разделяются на пары, но становятся единым целым. Когда они все же распадаются, Отабек предлагает: — Пойдемте к Миле вместе? — Да, конечно! — сразу соглашается Виктор, но Юри осторожно дергает его за рукав: — Юрио, а ты что скажешь? — Вперед, — провозглашаю я с усмешкой. — Лилия все равно велела посмотреть, как все будет выглядеть в сборке, и тут нужны ценители. Только Виктор знает, что скажет Лилия. — Я? Тут ты мне льстишь, Вангой меня еще не называли, но я приложу все усилия, — обещает Виктор. Ты нажимаешь на ручку двери, и я пристраиваюсь рядом, но оборачиваюсь: — Ты что, даже не переоденешься? — Конечно, это мой лучший, можно сказать, парадный халат. А гостиницы — наш родной дом, что выпендриваться? И я вдруг смеюсь, потому что это смешно, а ты вместе со мной и даже Юри, и сам Виктор тоже. Мы торжественно шествуем по коридору, но, к счастью, совсем не долго и никто не успевает нас засветить.