Коридор

Отабек может любоваться Юрой всегда и бесконечно, в любом костюме и под любую музыку, но сейчас это настолько прекрасно, что он даже не сразу понимает, что прокат закончился, лишь хлопки Юри выводят из этого оцепенения, в котором Отабек застывает, проживая каждый прыжок и элемент с Юрой. Видя теперь — вникая в его чувства и его изменения. Отабек хлопает тоже, гораздо увереннее и запальчивее, вот сейчас ему хочется даже кричать, но он все же сдерживается — просто встает и идет к калитке катка. Ему хочется встретить Юру и… обнять. Аплодисменты не заканчиваются, наоборот! Я, кажется, приоткрываю рот, и все-таки открываю глаза, решительно, почти яростно. Перед глазами все плывет, но хлопают и Юри, и ты уже в пути ко мне, и даже Виктор! А прямо напротив меня в проходе возвышается Лилия. Тонкая, напряженная, как струна, такая твердая, несокрушимая. Ее руки привычно скрещены на груди, но как-то не так, как обычно, а словно она обнимает себя за плечи, что ли? В этом жесте она нежданно кажется мне такой… хрупкой. Она встречает мой взгляд и вдруг тоже делает три громких хлопка, хотя на лице ее нет и тени улыбки или радости. Зато она чуть отшагивает в сторону, давая тебе встретить меня. На негнущихся ногах я подъезжаю к тебе, так идиотски не рассчитав скорость, почти врезаясь в твою грудь. Ты выстаиваешь, не падаешь, и мне не даешь упасть. Такой… надежный. Такой прекрасный. Такой… любимый. И пока ты со мной, мы со всем справимся — оба. Даже с Лилией. «Дышать,» — напоминаю я себе, так и не отрывая лица от твоей груди. И больше всего мне хочется, чтобы ты вот сейчас приподнял меня, давая обхватить руками и ногами, и унес, если не в закат, то в комнату. Но… будет не так. И я готов говорить с Лилией. Просто… — Еще секундочку не отпускай меня, — шепчу я непослушным языком. Отабек ничего такого и не планировал, но при словах Юры прижимает его к себе сильнее и шепчет в ухо: — Ты был невероятным. Я так… — Отабек отбрасывает ненужное «горжусь» и «восхищен», говорит просто: — люблю тебя. Я не могу сказать вот так при всех, но носом рисую сердечко в вырезе твоей футболки, а потом касаюсь там языком. И это придает сил. — Вот теперь… пора, — шепчу я тебе и поворачиваюсь в твоих руках. Теперь я лицом к лицу с Лилией, я даже делаю к ней шаг. Она обводит меня взглядом, словно ощупывает в поисках травм, и я не выдерживаю: — Что не так? — готовясь возражать и отстаивать. Лилия вдруг подносит ладонь ко лбу и сжимает виски, но потом упирает все-таки руки вбоки: — Впервые в жизни я чувствую себя Маргаритой Палной. И это из-за тебя, Плисецкий. — Это из «Покровских ворот», — поясняет Виктор для Юри громким шепотом. — Я потом тебе покажу — прекрасный фильм. Лилия качает головой: — Кошмар, неужели я уже такая старая? — Лилия оглядывается на Якова, но тот изо всех сил машет головой, отрицая это жуткое предположение. — Что ж Хоботов, точнее Плисецкий, я тебя разочарую… У меня перехватывает дыхание. — Я НЕ стану злым гением в этом спектакле. У нас не Шекспир, а ты, к счастью, не Гамлет. Тем более, ты собрал такую выдающуюся группу поддержки. Мне… нравится. Правда, нравится, Юра. Хотя в нескольких местах придется изменить. Но, если захочешь, мы можем добавить еще один четверной в эту программу. Я вижу, что тренировки не прошли даром — теперь ты готов. Я таращусь на Лилию, не моргая. На самом деле, для того, чтобы не выступили слезы. — Правда? — голос у меня садиться. Лилия вдруг прикрывает глаза: — Так… давай-ка, соберись, Юрий Плисецкий. Ты боец. И нам предстоит много работы. Выдыхать и расплываться будешь после того, как выступишь завтра. И не дай бог, ты сделаешь это хуже, чем только что. Я не прощу. — Я сделаю лучше! — обещаю я твердо. — Тогда десять минут на попить и отдышаться, а потом в бой и до победного. Виктор, разворачивай свои записи. Лилия оборачивается снова к нам: — Можете выйти в раздевалку, но без излишеств — вы должны быть в форме, оба, — командует Лилия. — И подумайте о том, как называется эта музыкальная тема. Мы должны как-то ее представить. Я киваю, не собираясь отказываться от щедрого предложения. — Пойдем, — зову я тебя, но уже ловлю твою ладонь и тяну за собой: я заслужил поцелуй. Отабек не спорит и даже не смущается, только отступает, чтобы подать Юре щитки. Но на коньках тот идет, естественно медленно, пусть и грациозно, и Отабек не особенно размышляя, замедляется, прежде чем поднять Юру на руки. — Так будет быстрее, — поясняет он, вот теперь, смущаясь, отчего идет лишь быстрее. Я снова забываю, как дышать. И ужасно-ужасно смущаюсь: щеки пылают огнем, но… твои руки… И как тут возразить? Я обвиваю твою шею руками, чтобы тебе было легче нести. Лилия дожидается, пока герой Казахстана унесет свою Русскую фею и вдруг усмехается: — Я недооценила некоторых особенностей мальчиков, — признает она критично, склоняясь над записями Виктора, который подпирает ее с одной стороны, тогда как Яков пристраивается с другой. — Это ты о том, что спермотоксикоз полезен лишь дозировано, в то время как иногда его отсутствие ужасно все улучшает? — Виктор почти смеется, но закусывает смех. — Это ты из личного опыта, Витя? — интересуется у него Лилия. — Тогда, может быть, и тебе пора вернуться на лед? — вставляет Яков свои два слова, и Виктор кашляет. — А я на льду. И на своем месте, Яков. Прости? — Виктор впервые говорит об этом с Яковом, на самом деле. — Он не умеет на тебя сердиться, — отвечает за Якова Лилия. — Но, как тренер, ты и правда… хорош. Я даже… не уверена, что сделала бы лучше. — Ну, это же твоя хореография… ни у кого другого такой нет. — Бесспорно, — соглашается Лилия. Хотя думает она о том, что не так давно усмотрела интересное, просто сейчас на это совсем нет времени. Когда ты ставишь меня на пол, я притягиваю тебя к себе за ворот, но говорю: — Не смотри на меня сейчас, я наверняка красный, как помидор, и ужасно… некрасивый, — я требую. Потому что вот сейчас сосредоточиться на чем-то кроме тебя — нереально. Ты поразителен — рядом с тобой меняется все. Даже я меняюсь. — Ты всегда красивый, — отзывается Отабек. — Но не это в тебе главное. Отабек склоняется, прижимаясь лбом ко лбу Юры. — Когда я влюбился в тебя… я все равно не понимал тебя до конца, не мог разглядеть так много… А теперь… Чем больше я узнаю тебя, тем сильнее влюбляюсь. Как будто улетаю за все пределы, это даже больно немного. Но я не откажусь от этого ни за что, Юра. Отабек теперь берет Юрино лицо в ладони, чтобы поцеловать. Он касается его губ своими очень нежно, а потом перемещает одну руку на его затылок и тянет к себе, врываясь языком в уже приоткрытый рот. Ты целуешь меня, и это большее, о чем можно мечтать — это и есть моя самая-самая желанная награда. А ты… Боже, ты не сдержан без всяких просьб, и я восхожу к последней степени безумства. Мне нравится твоя рука на затылке, и то, как ты забираешь, и то, как отдаешь: наши языки сплетаются, сталкиваются, и я тяну твой в себя. Я хотел бы сказать тебе так много, но знаю так мало подходящих слов, что обычно рядом с тобой от них в груди тесно, но сейчас я все их, неузнанные и необдуманные, выдыхаю тебе в рот. И когда мы останавливаемся, и больше никого, я могу сказать хотя бы главное: — Я люблю тебя. Больше всего на свете. Наверное, это ужасно глупо, но это ведь правда. Я улыбаюсь тебе и глажу тебя по шее, стараясь вспомнить о том, что мир чуть больше, чем ты. Даже чем ты, дед и лед — такой огромный, на самом деле. И полный… людей? Я даже не знаю, насколько мне это нравится, но рядом с тобой хотя бы не пугает. — Пить… — выдыхаю я. — И… Бек, как называется эта композиция? — С тобой и без тебя, — Отабек отходит, чтобы подать Юре бутылку с водой из сумки. — Но я почти уверен, что Лилия попросит его изменить для жюри. А у меня все идеи все равно для жюри неподходящие. Не знаю даже… Дорога к себе? Дорога к тебе? Долгий путь? Отабек понятия не имеет откуда у него рождаются эти вполне себе подходящие названия, вместо того, что он правда думает о мелодии, о Юре и его программе. — Но… «С тобой и без тебя» — это идеально, — я не хочу другого названия! — Я бы и сам так ее назвал. Как… как странно, что… Ты словно можешь читать мои мысли или даже… больше? Ты читаешь в моем сердце, хотя я не в силах этого произнести. Зато я беру из твоих рук бутылку уже не холодной воды и пью жадно, взахлеб, обливаясь, но это только хорошо — освежает. А черная моя майка облепляет грудь, зато капли ужасно приятно катятся по шее, так, как могут твои пальцы или даже губы. Я стараюсь хоть немного притормозить. Я хочу чувствовать все то, что сваливается на меня сейчас, а нужно… подождать до конца тренировки. Это долго, но… так скоро по сравнению со всем тем временем, что мы уже прожили. Я стискиваю зубы и пытаюсь честно думать о программе. Она нравится мне так… сильно, что в целом даже неплохо выходит. Отабек улыбается: — Наверное, я просто чувствую похоже? Я ведь тоже скучал все это время… очень сильно… Я бы сказал: ты не представляешь как, но ты ведь представляешь, — Отабек гладит Юру по щеке, потом скользит рукой ниже, замирая в изгибе плеча и шеи. — Ты… потрясающий. Сейчас, на льду, когда мы только вдвоем… Это так вдохновляет, что я бы, кажется, и свою программу изменил. Отабек чуть вздыхает, он не завидует, но так бы хотел быть, как Юра, и в этом — иметь силы и способности за два дня изменить все. — Да? — я не вижу, но глаза у меня загораются. Неужели я правда так… так сильно нравлюсь тебе? Я ужасно счастлив этим, и мне… ужасно интересно. — Ты… Если ты хочешь, то… я во всем помогу тебе! Ты так совершенно катаешься, и твой стиль совершенно особенный. Расскажешь мне? Отабек кивает: — Только это уже потом… В лучшем раскладе, если я дойду до показательных, а так — на следующий раз, если не на следующий год. Отабек уже почти слышит нужную мелодию и может представить программу, но не представляет, как убедить Ису… Другое дело, если бы он и правда занял третье место и вышел на показательную… — Пока не отвлекайся, — просит он. — Я хочу, чтобы ты победил. Пусть не все увидят то, что вижу я, но я хочу, чтобы ты показал им себя. — Ты дойдешь! — отвечаю я запальчиво. — Даже и не вздумай сомневаться! — я и не задумываюсь, как звучу, но мне так очевидно… ты же лучший! — Мне нравится думать о тебе, это вовсе… не отвлекает меня… от меня, — я улыбаюсь и целую тебя в скулу. Лилия звонит мне, хотя обычно без стеснения припирается в раздевалку. Я уверен: десяти минут не прошло, но ценю, что теперь… она… просит. Я, конечно, точно знаю, что значит ее звонок — она уже устала ждать. — Нам… пора, — говорю я решительно, — а то она ворвется. Мы возвращаемся в зал, и Лилия берет меня за подбородок, заглядывая в глаза: — Хороший взгляд, — печатает она. — Вперед. Круг, еще один с легкой разминкой, третий из элементов, в которых ты сомневаешься. Не будем тратить время зря. Название я обсужу с Отабеком. — И со мной, — вставляет Виктор, — раз уж я еще здесь. — А ты, вообще, собираешься уходить? — Лилия вскидывает брови. — Конечно, у нас с Юри вообще-то есть планы. Лилия закатывает глаза и наблюдает, как я выезжаю, не возражая и словом. Я начинаю накатывать, точно следуя ее указаниям. Хотя нужно было прежде всего запретить ей тебя сожрать, конечно. Но я верю в тебя, как в себя, даже больше — значит, не страшно. Стоит Юре выехать, как Лилия подзывает Отабека: — Иди сюда. Отличная партия. Что вы там придумали с названием? Отабек все еще робеет перед Лилией, но для Юры он готов и не на такое. — У нее есть название… Но оно, может, не подходящее. «С тобой и без тебя». — Название хорошее, — Лилия не улыбается, но взгляд у нее вполне одобряющий. — Но для жюри и зрителей — просто кошмар. Невозможно озвучить ваши с Юрой отношения, как главную тему его выступлений. Нас не поймут… — Стойте, стойте, — Виктор машет ладонью перед носом Лилии. — Не будем делать поспешных выводов. Юри в прошлом сезоне заявил «любовь», и это было отлично. Вопрос ведь в том… как подать название, — заканчивает Виктор задумчиво. — А если про одиночество? — Юри заговаривает внезапно, так и оставаясь за спиной Виктора, но тот тут же разворачивается к нему, с явной гордостью предъявляя всем свое сокровище и поощряя: — Продолжай. Юри опускает взгляд, но говорит довольно бодро: — Ну… я помню, каким был Юрио. Всегда таким… одиноким, он всех отталкивал, и трудно было подойти. А теперь это не так, разве вы не видите тоже? — Юри все же поднимает взгляд, но не на Лилию, а на Виктора. — Раньше Юрио был один, а теперь он не один, и он… изменился? Это ведь будет хорошая тема, — добавляет Юри твердо. — И хорошее название. — Но тогда должно быть — «вы», — пытаясь передать свою мысль на английском — при Юри Отабек старается не говорить по-русски — он тут же понимает весь нюанс. В русском «С тобой и без тебя» звучит личным, любовным посланием, но в английском этот нюанс теряется, а название в любом случае озвучивают именно по-английски. — Ты гений, — Отабек улыбается Юри. — Да? — Юри немного теряется. Виктор приобнимает его: — Конечно, видишь, уже не я один так говорю! Юри начинает стремительно краснеть, а Яков выступает из-за плеча Лилии: — Это и правда красивая тема, Лилия. Лилия знает, что это так: и правда про Юру. Уж в этом-то она понимает теперь все. — Пусть будет так. Лилия еще не помнит себя такой покладистой и думает, что… Плисецкий, кажется, вьет из нее веревки, сам того не зная. И как же могло так случится? — Тогда решили. Ты, — Лилия поворачиваетсяк Якову, — думай о презентации этой темы. Ты, — Лилия возвращается к Виктору, — можешь быть свободен, а ты, — Лилия буравит взглядом Отабека, — мастер иностранного языка, смотри в оба. Твое мнение немаловажно. А я пойду к Юре. Лилия выходит на кромку льда, и я подъезжаю к ней. Она поразительно не спешит и велит откатать так, как было. А я, конечно, соглашаюсь. К моему возвращению, Лилия подзывает тебя к ограждению, и я благодарен. Мне сразу становится как-то… легче? Когда Лилия вносит изменения, ты чуть киваешь мне, и я не спорю, просто делаю. Лилия поразительно не отменяет того, что мне и правда важно, оставляя все расставленные нами кульминации, и действительно вводит еще один одиночный четверной. В этом столько смысла и столько… меня и тебя? Лилия обрамляет алмаз? Так она как-то мне говорила. Но сейчас мне не тесно. Я не устаю, повторяя снова и снова. Мы даже пробуем под музыку разные сочетания. Хотя проходит всего-то первый час. Лилия критикует, но не программу, а мое исполнение, и я готов впахивать. Теперь то самое время — стараться. Лилия постукивает пальцами по ограждению, и думает о том, что Юра… не знает усталости. Давно уже она не видела в нем такой жажды и такой воли к катанию, а не… к Отабеку, так выходит? Это заставляет смотреть на Отабека внимательнее и подмечать. Вкус у Юры не дурен, право слово. — Что скажешь? — спрашивает Лилия у Якова, неприкрыто разглядывая Отабека. — Хороший, — отвечает Яков просто. Лилия вздыхает, думая странное: «Хорошие сапоги, надо брать,» — и ужасается сама себе. — Я стала черствой, да? — Ты всегда огонь, — отзывается Яков. Лилия видит его глаза, такие словно… Столько уже лет прошло, а он все ждет? А Лилия почти уже и не помнит, почему ушла. Не хочет помнить. Их ребенку могло бы быть ровно столько лет, сколько Отабеку, вот и все. Но его нет. Зато есть Юра. И даже вот… герой Казахстана… Лилия снова возвращает все внимание Юре, он радует ее: почти не ошибается, хотя любой бы уже устал. Когда я заканчиваю очередной раз с целой одной ошибкой, Лилия останавливает меня, подзывая жестом. — Этот? Как окончательный вариант. Или предыдущий? И я впервые слышу, чтобы Лилия спрашивала о таком, а она смотрит на тебя. Отабек глядит на Лилию расширившимся глазами, невозможно представить, что она правда спрашивает его. Выбрать признаться тоже сложно. — За последний вариант дадут больше очков, — находится Отабек. — Но… наверное, выбрать должен Юра? — Хорошо считаешь и умеешь думать. Ты не знаешь, но от Лилии это просто небывалая похвала. — Значит, последний. Мне… нравятся оба, — признаю я. — Поверить не могу, что тебе вообще что-то нравится, — бурчит Лилия себе под нос. — Ты… просто никогда раньше меня не слушала, — отвечаю я честно. — Я и сейчас тебя не слушаю, — выдает Лилия. — Не надейся. Тебя нужно держать в ежовых рукавицах, Юрий Плисецкий, так что… я слушаю вот его, — Лилия показывает на тебя пальцем. — У него в отличие от тебя есть разум и… вкус. Я вдруг фыркаю и даже смеюсь, и это вместо: «Замолкни, карга!». — Хорошо, — легко соглашаюсь я, хотя знаю в чем ошибка Лилии: у меня отличный вкус, ведь я выбрал тебя. — Мне подходит. — Тогда марш на лед и давай последнюю версию еще раз. И еще раз. До тех пор пока не откатаешь нормально. «Нормально» Лилии — это выше всяких похвал, но я даже не вздыхаю. Только подъезжаю к тебе на секунду и быстро-быстро касаюсь губами губ.