Бочка яда и ложка но-шпы

Бывали у меня разные заказчики, капризные, требовательные, уверенные в своих желаниях и возможностях, был даже один, который умудрился попробовать пристать ко мне со вполне себе очевидными намерениями и был послан. Разумовский умудряется сочетать в себе все перечисленное и немного больше, но есть одно выгодное отличие: Сережу я никуда не посылаю, совсем наоборот. Именно поэтому два дня попыток поработать над его проектом оканчиваются в кровати и на других горизонтальных и не очень поверхностях, потому что это взбалмошное чудо в перьях обладает каким-то нереальным магнетизмом. Отчаянно пытаясь сосредоточиться на деле, я сдаюсь ему при первых же прикосновениях, которые никогда не носят оттенок какого-то принуждения, больше спрашивают разрешения. Я знаю, что если Сережу оттолкну, то он поворчит о том, как его не ценят и плохо о нем думают, но приставать перестанет. Проблема как раз в том, что я хочу его до дрожи в коленках. В итоге приходится перевести работу над проектом в онлайн режим. Требовательным, капризным и жадным до внимания Разумовский быть не перестает, но на расстоянии я с этим справиться вполне способна. Более того, могу еще и немного отыграться за такие хоть и сладкие, но все же срывы в моей работе. Например, отправить фотографию того, как черчу его интерьерные хотелки, лежа в пенной ванне. Впрочем, идея была дурацкой, потому что ключи у него есть. В тот вечер и ночь мы опять ни черта не сделали по проекту. Сегодня же я твердо намерена его дожать и с особым садистским удовольствием выспрашиваю все пожелания по материалам. Разумовский ворчит, что не так уж и важно, можно на этапе отделки определиться, но это он просто с грибком на стенах никогда не сталкивался. О чем я ему и сообщаю по видеосвязи, пресекая дальнейшие споры. Сережа удивительно легко соглашается и послушно лезет в каталог. — У тебя сегодня хорошее настроение? — интересуюсь, наблюдая за его сосредоточенным и очень довольным выражением лица. Усмехнувшись, он демонстрирует сначала одну страницу, потом другую. Я качаю головой. — Плохая идея, потом заколебешься из-за конденсата. А где он, там и грибок, кстати. Цвет огонь, материал нет. Глянь пятидесятую страницу. Так что про настроение? — Просто прекрасное, дорогая Ася, — протягивает Сережа, листая каталог дальше. — Было бы еще лучше, если бы ты была рядом, но… — Надо полагать, твой грандиозный замысел удается? — Целиком и полностью на данном этапе. Лера уже согласилась на меня работать. — Кем? — уточняю, наблюдая за ним. — Ты говорил, что она в медицинском учится. Решил воспитать личного доктора? — Не совсем, — улыбается Разумовский. — Не переживай, ma petite, я расскажу, когда все будет готово. — Не угробь девочку, — прошу я, лишь вздохнув. И он, и Волков молчат в духе самых преданных партизан, поэтому вытянуть из него что-то сейчас вряд ли возможно. Утешает лишь то, что эта Лера всего лишь студентка-медик, и он не пошлет ее гоняться за маргиналами по подворотням. Хотелось бы, конечно, знать, что ему надо от нее. Это все-таки Разумовский, с ним лучше быть настороже хотя бы иногда, о чем я радостно уже забыла. — Будет дорого, — предупреждаю я, когда Сережа выбирает очередную позицию в каталоге. Он выразительно смотрит на меня, что является красноречивее слов. Ладно, дело-то хозяйское. — Когда ты ко мне приедешь? — мурлыкающим тоном интересуется Разумовский, откладывая каталог. — После обеда. Нужно решить вопрос с выставкой, там… крыша течет. Нет, крыша правда течет, но не у выставочного зала, а у одного из спонсоров, который, видимо, имеет на меня зуб и вознамерился заставить покинуть данное мероприятие. За несколько дней он истрепал столько нервов, сколько я еще не успела накопить. Выгонять открыто он не может, потому что второй спонсор — мой близкий друг, который очень любит со мной работать, а право голоса у него весомее. Вот и гадит Рябцев потихоньку, оправдывая свою крысиную репутацию в наших кругах. Если Разумовский узнает, то вполне может статься, что крысы дядей и попируют. Нет, я утрирую, конечно. Надеюсь. — Что, никак не починят? — насмешливо спрашивает Сережа. — Ага. Бардак. Ладно, мне нужно собираться. Вечером сделаю все расчеты и займемся делом. — Буду ждать, — кивает Разумовский с многозначительной ухмылкой. Ой, да ну его. Вот поэтому и дистанционка. Я выключаю ноутбук и отправляюсь одеваться. Выбор падает на умеренно рваные джинсы, горчичного цвета свитер с широким вырезом и темно-коричневые ботинки. Погода с утра стоит непонятная, и создается ощущение, что я одинаково замерзну или зажарюсь, что бы ни надела, поэтому просто рискну и пойду без верхней одежды. И нет, выбор такой не из-за того, что Разумовский сходит с ума при виде открытой шеи. Нет, говорю. Сунув в папку кое-какие документы, я пытаюсь утрамбовать ее в рюкзак, но он для нее слишком маленький. Искать другой времени уже нет, придется в руках нести. Я завязываю хвост, из которого тут же выпадают несколько слишком коротких прядок, что никак не отрастут после типичного «а давай каре бахнем, каскадом давай». Я убираю их под черную тканевую повязку, но получается еще хуже. Вытаскиваю обратно, да так и оставляю. Прихватив папку, выхожу из квартиры. Поездка в галерею получается до странного обычной, обходится даже без скандала, если процеженные сквозь зубы фразы можно так назвать. Организатор сообщает, что Рябцев со мной встречать не соизволил, хотя собирался, именно из-за этого я сюда и тащилась. Проглотив пару неласковых, передаю документы и отправляюсь смотреть, куда собираются выставить мои картины. В прошлый раз мы с Рябцевым поцапались, потому что он перенес их в самую задницу, с чем я была категорически не согласна. Я вообще думала, что в этом углу ничего делаться не будет. Организатор провожает, любезно сообщает, что уважаемый спонсор руки умыл и спихнул данные вопросы на него, как и полагалось, вообще-то. Он же подготовил для меня место почти в центре зала, в самом центре колонна мешать будет. Подозрение, скребущее черепную коробку уже на моменте отсутствия Рябцева, крепнет. Зараза рыжая. Какого черта он лезет решать за меня мои проблемы? Несколько секунд я стою напротив нового места, переваривая в голове данную претензию. Потом обзываю себя идиоткой и, попрощавшись с организатором, направляюсь к машине. Это ж насколько я привыкла, что вечно все разруливаю сама в рабочих вопросах, если готова броситься кусаться, когда кто-то помогает? Засунув свои привычки подальше, еду в квартиру, над дизайном которой бьюсь с Разумовским. Там меня ждет всего лишь разговор с прорабом, который и займется отделкой и установкой сантехники и электрики, а также сделает необходимые закупки. Пока что у нас все готово только для двух комнат, но это уже что-то. Сегодня бы еще с Олега вытрясти, как он видит свою спальню. Закончив все намеченные на первую половину дня дела, я пишу Сереже, что собираюсь ехать к нему. Завожу машину только после того, как получаю ответ в его стиле. Как вести себя со второй личностью, чтобы не бесилась первая, я еще не придумала, поэтому банально избегаю его. Лучше уж так пока. Он вызывает слишком много противоречивых эмоций, и будь это не то же самое тело, было бы проще, но нам не везет. Я сворачиваю, не доехав до нужной улицы пару кварталов, и задумчиво смотрю на парочку детей, которые топчутся возле недостроенного здания, от которого уже половину забора кто-то спер. Оставшаяся часть сиротливо прикрывает левое крыло, но особого смысла не несет. С обеих сторон его окружают вполне себе симпатичные домики, а этот, судя по всему, завис и надолго. Я его и раньше замечала, когда ездила в особняк Разумовского, но он меня не интересовал. Наличие рядом явно несовершеннолетних в корне меняет дело. Прихватив телефон, выхожу из машины и неспешно направляюсь в сторону недостроя. Детвора, заметив меня, принимается шушукаться. Их двое, мальчик лет десяти и девочка, ей на вид пятнадцать. Рядом с ними стоит переноска, в которой обычно таскают мелкую живность. Это дает мне надежду на то, что их сюда не маньяк заманить пытается, и не придется в срочном порядке звонить Олегу. Усмехнувшись про себя, переступаю через ржавое нечто, которое раньше было остовом спертого забора. Не в полицию, блин, звонить, понимаете? Проблема у детей примерно такая, как я и представляла, увидев переноску. Кошка, которую они несли после ветеринара, удрала, когда они хотели выпустить ее погулять на поводке. Мальчишка, чуть не плача, демонстрирует его мне. Девушка, Аня, опустив глаза, признается, что лезть в дом страшно, а Симка не выходит и не отзывается. Двор они уже обошли и только надеются, что кошка все еще в недострое, а не свинтила дальше по улицам гулять. — Секунду, — бормочу я, когда телефон начинает вибрировать. — Привет, Сереж. — Ты что делать собралась? — с порога спрашивает Разумовский. Пожав плечами, подхожу к дому. Дверей нет, света внутри тоже немного, несмотря на дневное время. Видно только коридор. — У нас тут кошка сбежала, — сообщаю и поворачиваюсь к детям: — Здесь стойте, сама проверю. Если что, сразу в крик, окей? — Ася, ты с ума сошла? — злится Сережа. — Нормально все, я перезвоню. Сунув мобильник в задний карман, осторожно иду дальше. Телефон тут же начинает вибрировать опять, но я уже не обращаю внимания. Дело пяти минут, чего панику разводит? Засучив рукава, подлезаю под наполовину упавшую балку и сворачиваю в первую попавшуюся комнату. На «кис-кис-кис» тут никто не отзывается, впрочем, на месте обиженной после ветеринара кошки я бы тоже не стала выходить. Мебели нет, тут и стены-то с потолком в правом углу нет, поэтому осматривать много не нужно. Убедившись, что на первом этаже пусто, я подхожу к лестнице на второй. На телефон все-таки приходится ответить, иначе он вот-вот взорвется. — Что ты делаешь? — сквозь зубы цедит Разумовский. — А ты? — уточняю и примериваюсь к лестнице и думаю, не свалится ли она со мной вместе. — Я же просила не шпионить за мной. — Я волнуюсь за тебя и не зря! — зло огрызается Сережа. — Если я и слежу за тобой, то только ради твоей же безопасности! — С моей безопасностью все нормально. Перестань шпионить. — Что ты делаешь сейчас? — А ты что, не видишь? — притворно удивляюсь и прихожу к выводу, что лестница меня не выдержит. — Ася, не шути со мной, — требует Разумовский. — Ты отлично знаешь… — Я знаю, что просила тебя не следить за мной. Тут дети, у них кошка сбежала, надо помочь, чтобы они по стройкам не лазили. — С чего ты взяла, что вместо них можно лезть тебе? — С чего ты взял, что нельзя? — еще больше удивляюсь я. — Ладно, давай позже. Перезвоню. Не дожидаясь новой порции негодования, сую телефон в карман. Если кошка на втором этаже, то как туда попасть мне? Ее лестница выдержала, а подо мной, скорее всего, проломится, там от нее одно название осталось. Я выползаю на задний двор через пустой оконный проем и осматриваю дом. Ага. Леса строительные не убрали. Я опять подворачиваю сползший рукав, оглядываюсь. Камеры есть на соседнем доме, но мои познания не хватает, чтобы определить, может ли Разумовский в них залезть. Угол обзора мне тоже неизвестен. Ладно. Я примериваюсь и цепляюсь за металлическую балку. Вроде надежно. Хорошо, что каблуки не надела. Телефон снова вибрирует, так и подзуживая показать в камеру неприличный жест. Я упрямо лезу дальше. Нет, ну а как иначе? Дети тут расшибутся. Хотя, справедливости ради, я тоже могу, особенно, когда эта конструкция так шатается. И все же мне удается влезть на второй этаж без проблем. Правда о том, что пол может рухнуть в каком-нибудь месте, я думаю только сейчас и иду осторожно. Мои старания увенчиваются успехом в дальней комнате, где под небольшим завалом обнаруживается сердитая черная кошка. Дело за малым. Симка попыткам вытащить ее на свет сопротивляется и орет дурниной, но мне все-таки удается зацепить ее за шкирку и вытащить. Правда, в процессе шипеть начинаю уже я, потому что чудовище мелкое покрывает мои руки множеством царапин и все еще пытается вырваться, пока я думаю, как спустить ее. Выглянув на улицу через пустое окно, обнаруживаю компанию в виде мрачного Олега, который обреченно смотрит на дом. О, то, что нужно. Командую ему и детям обойти здание, чтобы я могла передать это исчадие ада с помощью лесов, и сама иду туда. Общими усилиями удается доставить переноску на второй этаж, и я с чувством выполненного долга кое-как засовываю туда кошку, стараясь не навредить ей. Она ко мне не так милосердна и напоследок добавляет глубокую царапину на предплечье. Это насколько нужно животных любить, чтобы не появилась даже мысль скинуть переноску с лесов. Свесившись вниз, я передаю ее Олегу, а тот вручает детям. Мальчик вцепляется в пластмассовую клетку и уговаривает Симку, что все хорошо, все закончилось. Олег тяжко вздыхает и смотрит вверх. — Он поседеет так, — говорит Волков, пока я раздумываю, как бы слезть. — Не преувеличивай. Купи другу корвалол, я и круче могу. Олег, судя по выражению лица, верит и лишь страхует меня, когда спускаюсь. Пока я отряхиваю джинсы, на которых прибавилось художественных дырок, и отмахиваюсь от попыток девочки дать мне немного денег, Волков придирчиво осматривает меня и морщится. Взяв за руки, вертит их и морщится еще сильнее, а еще отбирает ключи от машины. Я не сильно сопротивляюсь, расцарапанная кожа жжется и чешется. Мы довозим детей до дома, а потом отправляемся получать заслуженный, по мнению Олега, нагоняй.

***

Возмущается Разумовский недолго, но громко, хватает его причитаний ровно до момента, когда мы с Волковым располагаемся на кухне с аптечкой. И вот тогда, когда при виде исцарапанной кожи Сережа затихает, начинаю говорить я, припомнив, что просила не следить за мной, а также, на случай, если не знал, сообщаю, что у нас свободная страна, и мне разрешено лазить за кошками столько, сколько захочется. Разумовский собирается спорить, но тут уже терпение кончается у Олега, и мне он советует сидеть тихо и не рыпаться, а Сереже свалить наверх. Вид у него бескомпромиссный, приходится слушаться. После того, как первичная обработка заканчивается, я отправляюсь наверх, чтобы принять душ, ибо пахнет от меня, кажется, плесенью и кошками. И черт знает, чем еще. Кое-какая запасная одежда здесь осталась, и я переодеваюсь в целые джинсы и черную футболку. Вернувшись на кухню, покорно сижу и молчу, пока Олег смазывает царапины какой-то хренью. Напоследок просит не лезть никуда хотя бы сегодня. — Ну надо же было помочь, — жалобно говорю, уставившись на кучу пластырей на руках. — Я разве спорил? — Мне, кстати, нужны твои идеи для комнаты в новой квартире. — Сейчас буду спорить, — предупреждает Волков, и я понятливо удаляюсь, решив спросить позже. Деваться особо некуда, да и прятаться по углам не имеет смысла, поэтому отправляюсь в серверную, резонно предположив, что теперь Разумовского вообще будет сложно оторвать от злодейских планов, раз они удаются. Не прогадала. Дверь распахнута, сердитый гений, нахохлившись, что-то печатает. При моем появлении окно моментально сворачивается. — Могу зайти позже? — предлагаю, застыв на пороге. — Не нужно, — говорит Разумовский, не оборачиваясь. — Я не занят. Сомневаюсь в этом, конечно, но все равно захожу и устраиваюсь на втором кресле, которое стоит у стены. Скинув с ноги тапочку, ставлю ее на мягкое сиденье и обнимаю. Смотрю на Сережу, а вот он продолжает буравить взглядом экран. Сдаюсь первая. — Да, ты выбрал не самую разумную девушку, — говорю я, устав молчать. — Со мной порой случается такая вот хрень, и я не смогу гарантировать, что не случится дальше. И да, я трепетно отношусь к личному пространству и попыткам контролировать меня. Не надо так. — Я не пытаюсь тебя контролировать, как ты не поймешь?! — не выдерживает Разумовский, стукнув ладонью по клавиатуре. Программа на экране протестующе пищит. — Я волнуюсь и не могу быть рядом так часто, как хотел бы, и твою безопасность способен обеспечить только так! Это не контроль, Ася. Я не ущемляю твою свободу, я просто… Сережа ругается сквозь зубы и отвлекается на бунтующую программу. Несколько щелчков по клавишам ее успокаивают. Его, кажется, тоже. Он нервно стучит по подлокотнику кресла и не пытается больше ничего доказывать. А я думаю. Опять. В последнее время анализировать приходится много и не всегда успешно, но сейчас я честно пытаюсь разобраться. Предположим, из-за неудачного опыта я и правда воспринимаю все его фишки с камерами и прочим острее, чем следовало бы, ведь ситуация у нас непростая. Достаточно вспомнить Колесникова. Конечно, Андрей не шпионил за мной по камерам, он делал много чего другого, чтобы загнать в клетку. Сережа шпионит, да, но здесь и правда есть вопрос безопасности. У него полно врагов, и история с Колесниковым может легко повториться, только уже с гораздо более печальным исходом. То, что он злился насчет операции по спасению кошки, тоже понятно. Я бы тоже на его месте злилась, просто мимо пройти не могу. Поднявшись на ноги под настороженным взглядом Разумовского, двигаю кресло ближе, чтобы можно было взять за руку. Это и делаю. — Ладно, — говорю я, осторожно поглаживая его пальцы. Сколько часов он безвылазно сидит за клавиатурой? — Ты прав, наверно. Я преуменьшаю опасность, потому что не привыкла к ней. — Успеешь еще привыкнуть, — невесело замечает Разумовский. — Со мной-то. — Стоит того, — пожимаю плечами, а Сережа поднимает на меня удивленный взгляд. — Но я все равно прошу прощения и доверяю свою безопасность тебе, если еще не надоело. Если для этого нужно использовать камеры, то пусть, только перестань лезть в мои переписки. Договорились? — Договорились, — тут же кивает Разумовский. Ни черта мы не договорились, как читал, так читать и будет. Но с этим можно поработать потом, особых тайн у меня нет. — Я просто хочу, чтобы ты была осторожнее, — тихо говорит Сережа. — Мне плевать, если половина этого города покалечится, но не ты. Ну, это даже мило. По-своему. Мило ведь? — Буду стараться, — обещаю, улыбнувшись. И сразу уточняю: — С Рябцевым из галереи твоя работа? — Моя, — нехотя признается Разумовский. — К слову о переписках, да? Он жив хоть? — Жив. Компромат и деньги чудеса творят, ma petite. Злишься? Я опускаю взгляд на наши сцепленные руки и начинаю аккуратно разминать его пальцы, примерно представляя, как они могут устать от такого количества работы за компьютером. Наверно, так же, как с кистью. Мне пришлось научиться снимать напряжение, иначе было никак. — Злилась сначала, — признаюсь я. — А потом подумала, какого черта злюсь-то? Я, наверно, привыкла, что вечно одна бодаюсь со всем этим. Вот и реагирую по-дурацки. Но я научусь. Разумовский тянет меня ближе, и я пересаживаюсь к нему на колени, обнимаю так, чтобы видеть лицо. — Я просто не хочу, чтобы что-то тебя расстраивало, — говорит он, скользя пальцами по моему бедру. — Даже мелочь. К тому же, Рябцев тот еще мудак и вполне заслужил трястись от страха все потерять. — Спасибо, Сережа. Правда. Он бы еще долго мне мозг разделывал, если бы не ты. — Мелочи, — нарочито легкомысленно отмахивается Разумовский, а в неровном свете мониторов видно, как он краснеет. — В следующий раз просто скажи, и я с радостью сделаю твою жизнь немного легче, ma petite. — Хорошо, — улыбаюсь и наконец целую его, искренне надеясь, что когда-нибудь у нас отпадет надобность с порога обсуждать кто и как накосячил. Пока же я с готовностью ныряю в омут Сережиной близости, прильнув к нему, довольно быстро уступаю инициативу, и вот уже становится мало одних лишь легких касаний. Разумовский, коротко лизнув мою нижнюю губу, проникает дальше, ловкие пальцы двигаются по бедру уже совсем в иной манере. Где-то на задворках мелькает мысль о том, что оставшиеся комнаты мы и сегодня не допилим, но все это уже не кажется таким уж важным сейчас. — Соскучилась? — шепчет Сережа, слегка оттягивая за волосы мою голову назад, чтобы получить доступ к шее. — Очень, — выдыхаю я. Невесомые поцелуи ощущаются на коже чем-то запредельным. — Раз двадцать пожалела, что отправила тебя вчера домой. — Хорошо, — довольно урчит он, а ладонь уже гладит спину под футболкой. — И чего же ты хочешь сейчас? — Запереть дверь, — отвечаю я и сползаю с него, чтобы сделать это. Мы Олегу и так кучу неприятностей доставляем по очереди, незачем ему еще и ловить момент, когда я… Хм. Вернувшись к Разумовскому, останавливаюсь перед ним и задумчиво осматриваю с ног до головы. Сережа выпрямляется и проводит ладонями по моим бокам, слегка приподнимая футболку. Что-то подобное в этой комнате уже было, и от одного воспоминания хочется прямо сейчас опуститься на колени и свести его с ума так же, как он меня тогда. …Я опираюсь руками о стол и прогибаюсь в спине, не сдерживая стонов. Сейчас в особняке никого нет, кроме нас, и можно не думать о том, что мы можем кого-то смутить. Разумовский прижимается ко мне сзади, оставляет мокрые, совершенно, невообразимо горячие поцелуи на плече, пока его пальцы двигаются у меня между ног, где волны удовольствия скручиваются в узел и вот-вот… Разумовский останавливается и убирает руку, заставляя разочарованно, почти зло, простонать. — Что такое? — шепчет он и вместе со мной выпрямляется. Влажные пальцы обхватывают грудь, сжимают сосок, вырывая из горла крайне непечатные слова. Усмехнувшись, поворачивает к себе мою голову, прямо в губы сообщает: — Это не совсем то, что я хотел услышать. Разумовский возвращает пальцы на клитор, и мне одновременно хочется отодвинуться и чтобы он не прекращал. Так безумно хочется почувствовать его внутри, ощутить, как он входит сразу целиком и двигается, и… Боже, я в жизни не была ни с кем настолько голодной. Вцепившись в край стола, я уже готова умолять, и именно это и делаю, когда он ускоряет движение. — Сережа, прошу тебя, пожалуйста… Я толкаю его в плечо, и Разумовский послушно откидывается обратно в кресло, вопросительно смотрит. Наклонившись, касаюсь губами подбородка и быстро опускаюсь ниже, чтобы не успел втянуть в очередной бесконечно жадный поцелуй, в котором я снова потеряю голову. — Сиди спокойно, — негромко требую, когда вновь пытается обнять меня. Разумовский улыбается и кладет руки на подлокотники, а я кончиками пальцев прохожусь по заметно выпирающей ширинке и расстегиваю джинсы. Сережа выдыхает сквозь зубы и широко открытыми глазами смотрит, как я опускаюсь на колени между его ног. Кресло опущено достаточно низко, чтобы это не выглядело странно. Разумовский тянет ко мне руку, но я легко шлепаю его по ладони и предупреждаю: — Дернешься, и я поеду по делам. До завтра. Или до послезавтра. — Жестокая, — довольно ухмыляется Сережа. — Ты… Я как раз заставляю его приподняться, чтобы стянуть джинсы и белье, а заодно касаюсь языком обнаженной плоти, поэтому договаривать он, видимо, не собирается. Вот и славно. Я целую головку, глядя ему в глаза, и, кажется, могу кончить просто от одного его взгляда. — Сиди смирно, — напоминаю, неспешно водя рукой по стволу. — Я понял, — хрипло отзывается Разумовский, не сводя с меня глаз. — Хорошо. Потому что иначе будешь мешать. Я хочу попробовать взять глубже.

***

— Я загляну на выходных, — обещаю, махнув рукой родителям, которые вышли во двор меня проводить. Сев в машину, облегченно выдыхаю. Хорошо, что у моей сестры нет и не было привычки ябедничать, и мама с папой сегодня просто поздравили меня с разводом и долгожданной свободой. Я, разумеется, не стала их разубеждать в своей свободной жизни. От нее они, впрочем, тоже не в большом восторге, но тут уж что есть, ибо на моей памяти это чувство их посещает крайне редко. Вырулив на трассу, включаю радио и стучу по рулю в такт музыке. Все прошло неплохо, зря паниковала. Родители не знают, что у меня кто-то появился, да и не стремятся узнать, а для Полины уже приготовлена легенда и сценарий, потому что Волков в деле не фигурирует. Вчера я притащила ему фиалку и сникерс, а завтра он пойдет со мной ужинать в компании сестры. Кто молодец? Сережа молодец, за пару дней состряпал Олегу новую личность, с которой я и буду знакомить Полину. Задумавшись, чуть не пропускаю парня, который голосует на обочине. Изначально останавливаться не собираюсь, но по мере приближения замечаю, что выглядит он как-то потрепанно и побито. Ему не машину ловить надо, а «Скорую» вызывать. С другой стороны, как она доедет-то? Не уверена, что можно объяснить дорогу. Вздохнув, я сбавляю скорость и торможу чуть поодаль. Парень плетется в мою сторону. Открыв дверцу, заглядывает внутрь. — До города? — предполагаю я. — Если не трудно, — вяло улыбается он. — И там до больницы? — Было бы здорово. — Садитесь. Он тяжело валится на сиденье и кое-как пристегивается. На лице красуется пара царапин большая гематома слева. Губа разбита, одежда пыльная. Машина его переехала, что ли? Выясняется, что да, Денису не повезло сегодня, и он искренне благодарен мне за то, что остановилась. Да чего уж тут, вероятность того, что маньяк и девушка другого маньяка окажутся в одной машине… Заметив, что парень задремал, я выключаю радио и молча еду дальше до ближайшей больницы «Скорой помощи», куда собираюсь его сдать и проследить, чтобы подлатали. Может, полицию вызвать, если номера запомнил. До города мы добираемся быстро, а вот на въезде приходится постоять. И все же время не самое плохое, поэтому можно сказать, что с ветерком подъезжаем к последнему повороту. — Почти приехали, — громко сообщаю, но парень не просыпается. Приходится позвать: — Денис? Мы на месте. Сейчас я помогу вам дойти до приемного покоя и… Денис? В голову закрадываются нехорошие сомнения. Свернув на обочину, где парковаться нельзя, я осторожно трясу его за плечо, но никакой реакции не следует. Только рука, которая до этого была прижата к боку, безвольно падает ему на бедро, и вся ладонь измазана кровью. До того, как осознание обрушивается на меня, я понимаю, что парень не дышит. Выскочив из машины, в панике оглядываюсь. Хочется позвать кого-то на помощь, но слова не желают произноситься. Как же это?.. Он ведь говорил со мной и… Боже. Я достаю телефон и собираюсь позвонить Сереже, но останавливаюсь. Что он сделает? Поможет спрятать труп? Труп в моей машине. Мама дорогая. Я опускаю руку и еще несколько секунд хожу рядом, пытаюсь сообразить, как быть дальше. Да в смысле как? Полицию вызывать! Закусив губу, лезу на заднее сиденье и вытаскиваю наружу свою сумку. В кошельке лежит заветная, уже немного потрепанная бумажка, и я дрожащими пальцами набираю номер. Спустя два гудка жалобно зову: — Игорь Константинович?..