Новая кожа

Дмитрий целует спонтанно. Уверенная горячая рука на колене, призывающая — нет, приказывающая — предоставить ему больше пространства. Генерал — массивен. Генерал занимает собою все. Он неумолимо отбирает у меня «Книгу Апокалипсиса», и впервые мне не хочется ее удержать. Ведь Генералу не нужны препятствия. Иначе он их раздавит. И тогда человечеству не позавидуешь. Дмитрию нет необходимости что-то доказывать. Ни себе. Ни мне. Мы все давно знали. Просто лишь сейчас вскрыли карты и свои «флеш-рояли». Его губы касаются моих мягко. Почти осторожно. Но затем его напор усиливается, и мне теперь сложно понять, кто я и где нахожусь. Материальный мир стирается — есть только ощущение, что меня целуют. Меня целует он. Вокруг темнота — и она все обостряет. Дмитрий не торопится. Возможно, он хочет запомнить каждую секунду, каждую мою реакцию. Прочувствовать меня. Мое дыхание вырывается рваными порциями и теряется между нами. Сливается с его. Я жадно зарываюсь ладонью в его густые темные волосы, пытаясь предоставить Дмитрию все разрешения, о которых он просит или мог бы попросить. Он подается вперед. Сзади — лишь пустота. Я повинуюсь. Короткое падение, и вес его тела накрывает меня. Мне совсем не страшно. Его тяжесть не пугает. Скорее — умиротворяет, заставляет раствориться в чужой воле. Во мне крепнет причудливая уверенность, что Генерал ни за что не посягнет на мою свободу, даже если я добровольно вручу ее ему. Я знаю, что не захочу сбежать, даже если он отпустит. Вкус Дмитрия мне знаком, но все равно почему-то кажется откровением. Терпкий, горьковатый, крепкий. Как виски, который он так любит. Как и он сам. Когда-то поцелуй Генерала был спасением. Тогда он передавал мне свою жизнь, разрешил испить себя до остатка. Сегодня я намереваюсь вернуть ему долг. Желаю, чтобы мои поцелуи стали для него дыханием. Хочу потеряться в каждой детали. Его губы — грубые, обветренные, с чуть заметной шершавостью, словно раны, которые не до конца зажили. Этот едва ощутимый шрам. Мой единственный ориентир в окутывающем нас мраке. Я чувствую его кожу, сухую и теплую, слегка солоноватую. Дмитрий исследует меня, как незнакомую территорию. Каждый сантиметр — его личное открытие. Моя голова кружится от осознания, что этот момент не просто принадлежит нам, но стал каким-то болезненно неизбежным. Легкое покачивание судна, тяжесть Генерала, его жар. Он оставляет на мне следы. Все правильно. Все предопределено. Его пальцы скользят вверх по моему телу. Они тоже осторожные, изучающие, спрашивающие разрешения. Одно неловкое движение — и Генерал отступит. Я это знаю. И не хочу допустить. Я не могу произнести ни слова, но вырывающиеся громкие выдохи становятся триггером. Его рука сильнее сжимает мое бедро, пальцы едва заметно впиваются в кожу. Я с трудом сдерживаю тихий стон, маскируя его под еще один сдавленный выдох — и Дмитрий касается моей груди. Не сжимает — только оставляет воспоминание. Еще один свой след. И все вновь правильно. Его ладонь находит приют на моем плече. Наши движения становятся судорожнее, нетерпеливее, резче, тело начинает сладко ломить. Внутри все сводит. Его прикосновения остаются выгравированными на моей коже. Каждое кажется меткой, обещанием чего-то большего. Он удерживает себя и меня на грани безумия, погружая в состояние, где желание соседствует с отчаянием. Его касания — и вопрос, и одновременно ответ. Я растворяюсь в чувственности его рук, во внимательности его пальцев. Они не знают покоя, но так уверенно находят меня. Генерал контролирует все. Даже мои эмоции. Хаос внутри подчиняется его ритму. С ним я больше не чувствую разорванности, которую так долго носила внутри. Шрамы, исполосовавшие душу, начинают затягиваться. Это не исцеление — но слияние. Его тело, накрывающее мое, становится новой кожей, защищающей меня от старой агонии. С ним не нужно сопротивляться. В его руках боль замолкает.