Проклятье

«Глупая. Тебе нужно было бежать ещё вчера, собрать вещи и убраться отсюда», – говорила мне омега. Она перестала шептать, словно легкий весенний ветерок... Теперь этот голос слышался весьма громко, перерос в ураган. За ночь насыпало снега, белой коркой он укрыл все вокруг, и свет отражался от этих залежей. Удивительная погода, никогда не знаешь, что ждет завтра. Водить по прыгучей мёрзлой земле на старой девятке и без того было сложно, а уж когда в голове разболталась испуганная омега, и в глаза бьёт яркий свет – стало практически невыносимо. Я добралась до станции лишь с Божьей помощью, не иначе. Этот день обещал быть долгим, даже если начался с середины. Я проснулась ближе к обеду. Снег перестал сыпаться с небес, и на улице заметно похолодало. Дима предупреждал об этом в нашем уютном чате, хорошо все же иметь личного метеоролога. Станция покрылась снегом. Выйдя из машины, я привычно потянулась к карману штанов, намеревалась вытащить оттуда пачку сигарет и затянуться перед тем, как зайти в помещение... Но никаких сигарет у меня с собой не было. Александр все забрал. – Вот же придурок, – шепнула я себе под нос. Может, стоит наклеить ещё один пластырь? Я не знала, сколько нужно, чтобы заменить эффект от одной жалкой сигаретки, но скоро это выясню. Больше всего раздражал не сам факт вынужденного отказа от сигарет, но... Но воспоминание о лице, с которым Котов сообщил мне об этой необходимости. Как довольно он улыбался, подумать только. Я вспомнила и как охотник закурил, стоя у меня на крыльце, точно зная, что дым попадет в приоткрытое окошко и станет мне напоминанием. Он хотел забрать все мои сигареты, «чтобы ты не соблазнилась по случайности», но мне отчаянно не хотелось жертвовать их врагу. Я вывалила все из пачек, бросила в мусорное ведро, и отдала пакеты мужчине. Не будет же он копошиться в мусоре? Хоть какая-то радость напоследок. Открыв дверь в лабораторию, я поморщилась. Казалось, что все запахи теперь чувствовалась ярче. А ведь прошел всего день, даже половина дня. «Не забывай, что ты отказалась и от своих таблеток», – напомнила моя омега. И верно. Наверняка и это могло повлиять на мое самочувствие. Все эти гормоны, инстинкты, ерунда, которой блаженные беты были лишены, меня удручала. Хотелось поскорее закончить с маньяком, распрощаться с назойливым охотником и продолжить жить свою маленькую жизнь. Если, конечно, Александр не обманул меня. Верилось слабо, но надежда все же теплилась в груди, очень уж не хотелось ехать в лагерь. Я тяжело вздохнула и выдавила из себя улыбку, когда Вика поднялась со своего места и кинулась ко мне обниматься. Не думала, что заводить подруг так легко. От нее пахло удивительно сладко: яблоком в карамели, попкорном и сахарной ватой. Мне никогда не приходилось пользоваться приторными духами. – Привет! – произнесла она громко, и я быстро кивнула в ответ. – Ты выглядишь как-то неважно, плохо спала? – Грубовато, – я плотно сжала губы, не зная, как реагировать на это замечание. – Но да, – ответила я. – Ветер так громко воет, жуть. – Да, в моем доме тоже окно ужасно свистит, – махнула рукой Вика, и я только сейчас обратила внимание на ее серьги-редиски. – А говорят ещё, что раньше дома строили на славу. – Кто знает, можно ли в таких условиях построить что-то получше, – я пожала плечами. – Кофемашина работает? – Да, но кофе кислый, – предупредила Вика. – Дима закупил арабику. – Отлично. Кислый кофе лучше горького, вот что скажу. Особенно, если собираешься пить его без молока и сахара. Без никотина тело мое работало плохо. Барахлило все: и нервная система, и мышцы, и даже мозг. Я остановилась напротив старенькой машинки с одной единственной кнопкой, и схватила со стола пустую чашку, даже не сполоснув. Кислая черная жижа проскочила по пищеводу вниз, и я тряхнула головой от внезапного укола горечи. Не сигарета, но хоть что-то. Наверное, я не могу существовать, не разрушая свой организм. Вика отошла к Арсению, и они принялись тыкать пальцами в листки бумаги, разложенные на столе. Через неделю все мы должны показать научным руководителям первые наработки, и у меня готово всего-ничего. Из-за охотника, из-за маньяка и борьбы за жизнь, я совсем забыла о том, что приехала не на курорт. Мне нужно сдать хотя бы что-то, иначе рискую вернуться домой через год или полтора. – О чем твоя работа? – спросила Вика у Арсения, и я напрягла слух. – О племенах, что тут жили. На архипелаге найдены остатки ненцев, хантов, коми. Дикая смесь, – оживился Арсений, ему явно хотелось об этом рассказать. – Дикая? – спросила Вика. – Разве все это – не родственные группы? Ты уж прости, но я не сильна в теме. – Нет. Дикая, потому что эти народы постоянно воевали за территорию. Скорее всего никто не мог укрепиться на Новой Земле надолго, и племена последовательно сменяли друг друга. Нового этноса сформировано не было, потому я предполагаю, что суровый край не дал возможности к процветанию. Малая часть племени отделялась, жила здесь пару поколений и умирала, когда приходила суровая зима. – Да уж. Кто вообще захочет тут оставаться, – фыркнула биолог. – А твоя работа о чем? – спросила я, стоя поодаль, не извинившись за свое любопытство. – Об эндемических цветах, – улыбнулась Вика, розовый свитер хорошо сочетался с оправой ее розовых очков. – Этот подвид растет только здесь, на Новой Земле. Я поежилась, догадываясь, о чем именно говорит Вика. Эти цветы. В омежьих кругах они хорошо известны, и прошлая жертва маньяка была убита как раз во время сбора синих звёзд. Воспоминания пронеслись перед глазами, словно кадры из фильма. Рыжие волосы, прыгучий зелёный мох, белая шерсть Грома. Я снова тряхнула головой. Нет, со мной не случится ничего подобного. Арсений и Вика продолжали свой разговор, а я поспешила занять один из микроскопов. Мне нужно описать породу, добавить больше текста, но сухого и чёрствого, как сама земля. Мой научный руководитель не любит лишней изобразительности. Он всегда говорил, что текст должен быть точным, будто за каждое лишнее слово у меня вычитают премию. Старый деревянный стул скрипнул, истертый ковролин зашуршал под пятками. Боковым зрением я увидела Диму, что сидел возле метеостанции в огромных жёлтых наушниках, он нас явно не слышал. – Никогда бы не смог рассматривать жучков, копошиться в земле или считать атмосферное давление, – ворчливо подытожил Арсений, он поправил очки, словно герой аниме. – Мне все же кажется, что копаться в человеческих останках – более мрачная стезя, – ответила Вика, потеряв к беседе всякий интерес. – Смотря как на это посмотреть. Кости могут рассказать гораздо больше цветов, – фыркнул Арсений. – Твой уникальный подвид мог бы поведать тебе историю о кровавых жертвоприношениях, например? – Здесь? – я снова вклинилась в беседу. – Именно. Прямо на тех мрачных сопках, – ответил антрополог. Мурашки побежали по моим плечам. О чем именно он говорит, собирается ли рассказывать дальше? Казалось, что продолжение этой истории я уже знаю, и от предчувствия стало дурно. Не сложно ведь сложить два и два, правда? Океан, шумящий совсем рядом, цветы, что успокаивают бурлящие в омеге инстинкты, и древние необразованные племена, верящие в бога-камня. Нужно радоваться тому, что я родилась сейчас, а не тысячелетие назад. Прожить удалось бы ровно до пятнадцати, полагаю, а то и меньше. Многие народы приносили в жертву омег. Выбирали или страшных, или строптивых, а то и все вместе. Красивых и послушных альфы всегда оставляли себе, не желая делиться с ими же выдуманными богами. Мне не очень-то хотелось слушать, но я не могла спрятаться от этого рассказа, не могла просить замолчать. Оставалось лишь делать вид, что меня не тошнит от этого. – Недалеко от тех холмов прошли раскопки, нашли огромное капище со старыми идолами, – рассказывал Арсений буднично, точно это не имело никакого значения. – Там же устроили трупный холм. Преимущественно женские скелеты. – Их приносили в жертву? – удивилась Вика, я не смотрела в ее сторону, но поняла: девушка прикрыла рот ладонью. – Да, на костях обнаружены следы топора. Чаще всего на затылке, – послышался глухой стук, это Арсений стукнул себя по голове, демонстрируя ритуальный удар. – Но от кости отделяли мясо, так что возможен и ритуальный каннибализм, – я поморщилась. – Их присыпали медной стружкой, часть ритуала, который я буду описывать в своей работе. – Это были омеги? – подал голос Дима, заинтересовавшийся разговором, он незаметно для нас всех покинул свое рабочее место. – По костям такое сложно узнать, нужно провести более тщательный анализ. У омег кости более легкие, но при недостатке кальция наблюдается то же самое. Нужно провести тест, – Арсений захрустел пальцами. – Если удастся заинтересовать общественность, на это выделят деньги. А вот я и без анализов могла сказать, кем они были. Это ясно любой омеге, любой девушке, пожившей в этой шкуре хоть день. Я постаралась сосредоточиться на своем исследовании, забыть о принесенных в жертву сестрах по несчастью, но образ забиваемых камнем омег теперь не шел из головы. Хотелось покурить, затянуться хоть разочек, горькие мысли должны были превратиться в табачный дым. Мне казалось, что я чувствую во всем теле зуд, зуд почти нестерпимый. Нога начала дёргаться сама собой, отстукивать странный ритм. Тук-тук-тук по старому ковролину. Я рассматривала срез породы, делала в тетради заметки, считая слои. Нужно будет структурировать их... Извержение? В нижнем слое отчётливо видно остатки вулканической породы, громадный пласт. Но где же тот вулкан, что оставил так много магмы? Поблизости нет ни одного... Под водой? Где-нибудь глубоко-глубоко. – И какие народы устраивали жертвоприношения? – спросил Дима. – Да все понемногу. Малоразвитые закрытые общества, исповедующие политеизм,  человеколюбием вообще никогда не отличались. Особенно племена, жившие в таких тяжёлых условиях. Как говорится, каждый сам за себя. – Но ведь у них и без того была сложная жизнь, зачем ещё и убивать соплеменников, сокращая всей популяции шансы на выживание? – спросила Вика. – Избавлялись от лишних ртов. Да и они надеялись на божественную милость, полагаю, и готовы были отдать за это все, – прикинула я. – Не все, а только самых слабых членов племени, – грустно заметила Вика. – Тех, что не смогут дать отпор. Мужчины, как всегда, выдали базу. Дима и Арсений недовольно переглянулись. Я постаралась сдержать улыбку, тянущую уголки губ вверх. Мысль эта уже приходила мне в голову однажды, и вот забрела снова... Могла ли Вика быть омегой, как и я? От нее пахло слишком сладко, любая сестра по несчастью знает: сладостью можно мгновенно выдать себя. Вряд ли настоящая омега захочет так рисковать… Если только Вика не избрала другую тактику: прятаться у всех на виду. Конечно, омеги и альфы могли почуять друг друга, но далеко не всегда. Если обе девушки принимали блокаторы, если обе соблюдали осторожность, можно было жить бок о бок семьдесят лет, а так и не узнать правду до самой смерти. Вспомнился мамин рассказ о соседской девчонке. Я ведь не имела понятия. Сколько ещё омег ходит вокруг меня, сколько потенциальных подруг я теряла, опасаясь быть раскрытой? Черная гелевая ручка скользила по тетрадному листу. Тема моей научной работы – вулканический слой породы. Откуда он взялся, в какой исторический период служил тропами? В слое, лежавшем чуть выше, виделись остатки органической жизни, но мелкие серые вкрапления до боли напоминали соль. Нужно отправить срез на анализ, на большую землю, нужно подтвердить или опровергнуть свои догадки. Что, если новая земля долгое время находилась под водой? Улыбнувшись наметившемуся прогрессу, я продолжила заполнять тетрадный листок. Ребята продолжали хвалиться своими научными работами, Дима рассказывал о погоде и приближающемся потеплении. Вика первой собралась уходить, потерпела до шести часов вечера и махнула нам ладонью. Я заметила, что выходит она одна, не боится ни маньяков, ни белых медведей. Вряд ли в ней есть омежья кровь. Я очень старалась держать лицо, хотя бы казаться бесстрашной и неприступной, на деле же представляла собой жалкое напуганное существо. Полярного зайца... Если такие существуют. Нужно будет загуглить. На Новой Земле водились песцы, об этом нам сообщили ещё на корабле. Один такой украл из капитанского рюкзака пару бутербродов, и теперь старик предупреждал об этом всех и каждого. Мило, если подумать... – А ты разве не собираешься домой? – спросил Дима, остановившись рядом. Своей огромной головой он загородил и без того скудный свет, и мне пришлось оторваться от исследований, посмотреть в его сторону. Коллега мой выглядел уставшим, но довольным. Дима не проходил на станции практику, он тут уже работал, числился в штате. Ему не нужно было писать научные работы, статьи, дипломы, нет. Дима следил за погодой, как когда-то следил его отец. Я могла только позавидовать... Семейное дело, надо же. Я своего отца никогда не знала. Не уверена, впрочем, что хотела бы знать человека, бросившего мою мать в таком затруднительном положении. Я никогда и не пытала мать на эту тему: кто он, кто он? Мне не было до этого дела. Отца не было в мой жизни – неоспоримый факт, от которого мне лишь сейчас было так горько. Я прикусила губу, пытаясь отвлечься от внезапно набросившегося на меня сожаления. Дима улыбнулся, но меня отчего-то начало раздражать его глупое довольное лицо. Сигаретку бы сейчас. – Не могу. У меня есть ещё работа, – ответила я, и голос прозвучал слишком грубо, я не вкладывала в слова злой смысл. – Уже темнеет, а на улице ходит маньяк, убивающий красивых молодых девушек, – напомнил мне Дима. – Тебе не кажется, что это опасно? – А тебе не кажется, что я не спрашивала у тебя совета? – ответила я, нахмурив брови. – Ты чего сегодня такая злая? – опешил Дима, он поправил челку, что вдруг упала ему на глаза. – Я курить бросаю. Дима замолк, поджал губы и понимающе кивнул. Вспомнив об этом приключении в мир ЗОЖ, я вдруг поняла, почему все вокруг меня раздражало. Голоса, лица, разговоры. Хотелось закинуть в организм очередную дозу никотина, съесть что-то сладкое, получить лёгкое удовольствие. Но никакого удовольствия не было. Меня ждала работа, долгая и кропотливая, мне нужно было сдать первые наработки, показать себя. Да, за окном не стояла очередь из желающих переться в эту снежную глушь, и все же никто не будет держать тут работника, что весь день плюет в потолок. При должном умении я могла бы кормить научника завтраками ещё года полтора, но не больше. Дима стоял над моим столом, и вид его казался мне невыразимо глупым. На серой толстовке изображались шпили Нью Йорка, города по ту сторону океана. Я точно знала, что ни я, ни Дима там никогда не побываем, нечего и мечтать. – Да ладно, – произнесла я уже мягче. – Не переживай, я ведь на машине. Это тебе стоит беспокоиться, ты-то идёшь пешком. – Но я иду до заката, – улыбнулся Дима. – И еще я – мужчина. Может, хочешь, я тебя провожу? – Боюсь, что Вика не поймет меня, если я соглашусь, – уклончиво ответила я, и Дима заметно оживился. – До завтра. – До завтра, – сказал он. – Ключ от станции на столе, не забудь обесточить здание. Рубильник подписан, – пояснил он, едва я открыла рот. И верно. Когда за Димой закрылась дверь, я поднялась с места, чтобы рассмотреть щиток над нею. «СВЕТ», – значилось под одним из рычажков. На двери предусмотрительно висела табличка с напутствием следующему поколению: УХОДЯ ГАСИТЕ СВЕТ. Я заварила себе новую порцию кофе, на этот раз разбавила кисловато-горькую жижу сахаром и сливками, и вернулась за свой стол. Микроскоп ждал, когда я вновь припаду к нему в поисках знаний. Мой предшественник полагал, что следы органической жизни в этом срезе – свидетельство буйства растительности, смены климата. Но по моим расчетам... По моим расчетам – срез этот приходится как раз на ледниковый период, буйство жизни могло быть лишь на океаническом дне. Нет, не так. Буйство смерти. Трупики рыб, скелеты, остатки плоти, все это оседало глубоко под водой и томилось многие-многие столетия. Особенно если не хватало рачков и трилобитов, готовых все это употребить. Я рассматривала слой за слоем, и совсем забыла о том, что в здании этом есть окна, что на стене висят часы. Половина первого... Во сколько уходил Дима? Словно не веря своим глазам, я глянула на экран телефона, и поняла, что действительно рассматривала образцы до следующего дня. Тетрадь моя полнилась заметками, нужно лишь структурировать их, перенести в цифровой формат и придать форму. Научник подправил и вернёт мне на очередную доработку, а там и отвлекаться станет не на что. Саша поймает маньяка, и я заживу лучше прежнего. «Саша? Ну и ну», – усмехнулась омега внутри меня. «Ещё нарисуй его имя в тетрадке и обведи его сердечком», – подтрунивал она. – Замолчи, – шепнула я тихо. Но омега не хотела молчать. Очевидно, за все эти долгие годы она устала от тишины, устала держать рот закрытым. «Ты и правда становишься дикой без сигарет... И таблеток. Дима прав, пора ехать домой, пока ты не начала крушить оборудование». Пока она не сказала, мне и не хотелось. Я невольно сжала и разжала пальцы, повела плечом и поднялась с места. Ненавижу это ощущение, будто каждая мышцы в теле напряжена, будто вся я – не человек, а гитарная струна, натянутая невероятно туго. Тяжело вздохнув, я пошла к двери. Тетрадки и ручки прыгали в сумку, все срезы породы я убрала в специальный футляр, положила на пыльную металлическую полку. Они подождут меня до следующего раза. Протерев за собой стол, помыв кружку, убрав из кофемашины жмых, я собралась уходить. Только перед самым выходом я вдруг вспомнила, что нужно вырубить это сраное электричество. «Но ведь тут будет жутко темно», – шепнула испуганная омега. Я закатила глаза, включая на телефоне фонарик. Рубильник издал тихое «тряк», переходя в режим off, и свет погас. Осталась лишь маленькая красная лампочка на самом щитке. Уличный фонарь питался от другого щитка, потому продолжал светить, пусть и слабо. Я закрыла за собой дверь, заперла ключом, копия которого хранилась у Димы, открывавшего и закрывающего лабораторию каждый день. Уличный фонарь погас, и я сморщила нос от недовольства. – Просто отлично, – недовольно произнесла я, понимая, что в темноте придется вставлять ключ в дверцу Снег снова посыпался на эту скрытую от божественных глаз землю, и в свете тусклой холодной луны он походил на неуверенные мазки на холсте. Этот художник не слишком-то хорошо рисует, многовато пустого пространства... «И где же обещанное потепление?» – мысленно спросила я Диму. Я лишь сейчас обратила внимание на приглушенный шум океана, его можно было различить, даже если идти до воды нужно далеко. Холодный северный ветер не дал насладиться пейзажем, я застегнула куртку до самого носа и побрела к машине. Снег привычно захрустел под ногами. И мне бы обратить внимание, что не только под моими. В свете фонаря я была не одна, и не только я любовалась ночным пейзажем, вслушивалась в шум накатывающих на берег волн. Маньяк напал на меня сзади, дождался, пока я остановлюсь у машины, чтобы ключом открыть ее ржавеющую дверь, и накинулся сзади. В шею мою вонзилась веревка, с губ сорвался дикий хрип, когда боль сдавила шею кольцом. Нехватка кислорода действовала быстро, голова закружилась. Все происходило точно в замедленной съёмке, я успела просунуть руку между веревкой и своей кожей, успела вывернуться, и тут же получила удар под ребра. Затем еще один, еще и еще. Кто бы то ни был, сил в нем не слишком-то много, все больше ярости. Мысль эта отпечаталась на мне ударом, лезвие ножа скользнуло по спине, но прошло мимо, не вошло в мое тело. Убийца промахнулся, и я воспользовалась его замешательством. Сердце стучало быстро, и я действовала скорее рефлекторно, чем обдуманно. Маньяк собирался придушить меня, воспользоваться нехваткой кислорода и нанести последний удар, но я сбила планы. Потеряв уверенность, он пытался нанести удар хаотично, но и тут удалось лишь порезать куртку. Зачем он так спешил? Я не видела его лица, его тела, я не видела ничего, ведь напали на меня со спины. Адреналин стучал пульсом у висков, и несмотря на необходимость, я все же не оглядывалась назад, не могла потерять и секунду драгоценного времени. Я слабо помню, как именно отпихнула маньяка, как рывком влезла в машину, как завела авто, что лишь по божьей милости не заглохло. Убийца пытался пробраться внутрь, он разбил лобовое стекло ровно напротив водительского сиденья, и все же руки мои оказались быстрее. Жаль, что из-за расползшихся по стеклу трещин не было видно его фигуры… Только уезжая, только пытаясь задавить бесформенного маньяка по дороге, я заметила: это он погасил фонарь. Маленький щиток на нем был открыт, а провод, очевидно, перерезан тем же ножом, что исполосовал мою куртку.