Чистые сожаления

— Вы слышали новости? Глава Ордена Юньмэн Цзян, Цзян Ваньинь объявил кровную вендетту клану Лань из Гусу!    Не прошло и дня после прощальной церемонии, как в срочном порядке был созван Совет кланов принимаемый в Башне Кои. Официально причина звучала как «урегулирование конфликта двух из четырех союзных кланов входящие в состав Великих Орденов», но все знали, что стояло за этим собранием. Стоило только выйти из залы заседаний, как эта новость распространилась подобно пожару произошедшей стычки у подножия Юньшэн Бучжицу. Какое-то время каждый в Поднебесной, будь это заклинатели из кланов или бродячие совершенствующиеся, зажиточные купцы или беспризорники, передавали из уст в уста, из письма в письмо последние события. – А как же? Этот Гусу Лань совсем зазнался. Даже побратимы Лань Сичэня предпочли пожертвовать клятвенным союзом, чем иметь какое-либо отношение с ними. Внезапно кто-то хлопнул по столу, вторя возмущенной компании в павильоне винной лавки: – Верно! И хорошо, что разорвали. Неизвестно, что вообще на уме у этих праведников, чья Стена Послушания заменила собственное мышление. Сегодня ты для них пустое место, а завтра снесут голову в припадке безумия. Да о чем речь? Фужэнь главы Цзян умер на руках своего супруга от меча Лань Ванцзи! Как там говорится: «Ревность рождает беду, гнев вредит телу»? Вот вам и оно! – Жаль, что Глава Цзян не лишил Второго Нефрита жизни прямо на месте. Если бы, какой-то там господин посмел отнять у меня семью, он не только умер бы в страшных муках, но и вся его родня. – А я слышала, что Лань Ванцзи направлял Бичэнь на Главу Цзян с целью убить, но Цзян фужэнь принял удар на себя. Говорят, лезвие пронзило его ослабленное тело насквозь… – Как же так, - запричитала старушка. – Я давно говорила, неспроста Ханьгуан-цзюнь так часто бывал в Юньмэне. Ой неспроста... – Как бы там ни было, а Орден Гусу Лань едва ли не опальный клан. Не откажись они предать справедливому суду Второго господина Лань и не оказались бы в таком плачевном положении. Не забывайте о том, как Старейшина Лань Цижэнь оскорбил память об Цзян фужэнь, пусть душа его обретет покой, и весь Юньмэн Цзян? – Этот старик ещё в юные годы затаил обиду на Цзян-фужэнь. Все знали, что Вэй Чанцзэ, к которому он питал нежные чувства, отверг его, выбрав спутницей жизни Цансэ Саньжэнь. Вот и придирался к его сыну за каждый вздох. Как же это мелочно со стороны такого уважаемого заклинателя, еще и учителем называется, тьфу! – сплюнул мужчина, выпивая вино. – А я думала из-за пути, который практиковал Цзян фужэнь. Клан Лань известен своей нетерпимостью к темной ци… – Да разве это причина творить все что вздумается?! Цзян фужэнь хоть и практиковал Темный Путь, но всегда поступал по совести. Даже самые отдаленные деревни на землях подконтрольных Юньмэн Цзян не оставались без защиты, адепты под его руководством достигали небывалых высот, становились мастерами во владении луком и талисманами. А сколько изобретений вышло из-под его руки? Цзян фужэнь столько сделал как для мира заклинателей, так и для Ордена в частности. – Понять не могу, как у этих Ланей рука поднялась! – Совсем на своих правилах спятили… Вмиг воцарилась тишина. Каждый в павильоне обдумывал падение репутации клана Лань. Кувшины сменялись один за другим, закуски хрустели то здесь, то там. Вечер и не думал заканчиваться. В этот период все на территории Пристани Лотоса, будь это адепт или торговец, грустили с чаркой вина. Немного погодя, кто-то печально вздохнул и, прерывая затянувшуюся тишину заговорил: – Эх… А ведь Глава Цзян остался с ребенком на руках. Маленькой госпоже едва месяц исполнился и уже наполовину сирота. Рой голосов вновь зазвучал один за другим: – Они так ждали этого ребенка, столько усилий было приложено, чтобы Цзян фужэнь смог пережить роды. Казалось, вот оно, заслуженное кровью и слезами счастье, но чем все закончилось? Гаркнул голос, со звоном ставя чашку: – Падением морали! Орден Гусу Лань был известен своей праведностью и добродетелью. Никогда бы не подумал, что они могут поступиться справедливостью в угоду родственной крови. – Как оказалось, для клана Лань кровь важнее какой-то там справедливости. Они на все закроют глаза, несмотря на все их многочисленные правила. – Двуличные ублюдки. – Лицемерные псы. Именно так судачили люди о клане Лань на территории озерного края. Мнения не пестрили разнообразием, но всегда сводились к единой мысли: «Гусу Лань отныне веры нет». Помня былые заслуги, некоторые пытались взглянуть на историю под другим углом, но особых успехов в этом не достигли. Тем не менее, тучи продолжали сгущаться между двумя кланами. После того, как Цзян фужэнь Вэй Усянь трагически погиб, правящая линия Гусу Лань, так и не сделали первых шагов к примирению, что закрепило неприязнь к представителям облачного ордена не только на Юньмэнских землях. Возможно, дело было в фамильной гордости или они действительно утратили свои моральные принципы, но вину за собой признавать отказывались. Негодование народа Пристани Лотоса можно было ощутить на кончиках пальцев. Она давила на плечи увесистым грузом, горчила на языке вместе с пищей и не отпускала даже ночью. Но помимо этого всепоглощающего гнева, весь Юньмэн погрузился в глубокий траур, разделяя печаль и боль вместе со своим Главой. На ближайший год Пристань Лотоса погрузилась в тишину. Благовония жгли в каждом храме, молясь, чтобы душа Вэй Усяня обрела покой и благополучно переродилась. В каждую годовщину палили бумажные деньги в знак уважения и обеспечения хорошей загробной жизни. Так минул год траурной тишины. Минул второй. Простой люд все еще помнил о Цзян фужэнь, но постепенно оживал под крики торговцев, веселый смех детей и нескончаемые игры адептов. Минул третий год, четвертый… На девятый год люди все еще хранили в сердцах боль утраты, и обида на Облачные Глубины оставалась живой. Стоило адепту Лань ступить на земли Юньмэна, как его чуть ли не с собаками гнали вон, не терпя даже кратковременного присутствия. К тому времени маленькая госпожа, достигнув возраста, когда любопытство берет верх, попросила в день своего рождения необычный подарок. Она захотела услышать рассказ о своей А-Нянь. В ту ночь, под светом луны, Цзян Чэн, взяв дочь на колени, позволил себе грустную улыбку, а затем начал тяжелый, но дорогой сердцу рассказ: — Все началось более двадцати зим назад, в ту пору, когда мне и твоему папе исполнилось шестнадцать…