Как бы не так

Молчание неловкое, пироги почти съедены, как и вся нервная система. Забыта цель встречи, уже не до того. Только смотреть украдкой на человека, который вдруг стал столь спасительным плотом в жизни Сакуры, что уже даже не важно направление, главное вместе, главное, Учиха рядом. Сакура не знает, как молчать, но важно, что с ним, не знает, что говорить, ведь сказано сгоряча уже огромное множество гадостей и глупостей. Пока у них лучшее — это целоваться и слушать сбивчивое дыхание. Ощущать прикосновения, тонуть в сладости сокровенного момента близости… Мадара видит все то буйство эмоций на лице одноклассницы. Он сидит расслабленно, не показывая всей своей бури эмоций внутри, не смотрит в глаза Харуно. Потому что его черная стихия страсти может быть неверно истолкована девчонкой. Которая что-то поняла и приняла. Где-то сдалась и покорилась. Где тебе приоткрывают крошечную щелочку, главное, не вломиться на порог по-варварски и не разрушить толику доверия. Он не настолько жесток, тем более, что до Харуно, наконец-то, поняла, что Учиха ей нужен. — Иди сюда, — распахивая руки, мотает головой, приглашая. Да чего томить и скрывать, Сакура-то сама парню нужна. Девчонка недоверчиво смотрит исподлобья, а потом перемещается к нему, обнимает. Как будто бы ей было необходимо броситься в это тепло. Вот и всё, иногда лишь необходимо принимать человека и быть готовому только к отдаче. Мадара сгребает ее в охапку, тянет на себя и устраивает на своих коленях. Опустить подбородок на макушку Харуно. Вдохнуть аромат волос, которые пропитались запахом вкуснейшей выпечки, яблока, вишни, корицы. Закрыть глаза, даже зажмуриться, но сдерживать такой просящийся громкий выдох. И просто кайфовать от близости человека, который еще недавно бесил парня до бушующей ярости. Убивать ее уже не хотелось, гордыня была съедена с огромным удовольствием, наверняка даже с первым яблочным пирогом. А держать эту вздорную девчонку сейчас в своих руках — это абсолютный, кристально чистейший кайф. В руках Мадары одноклассница хрупкая, пальцы покалывает от желания запустить те в прохладные волосы девушки, потереться носом о шею, потом поцеловать и услышать громкий и рваный выдох. При этом не прося ничего взамен, а лишь только давая. И Учихе будет так тепло в грудине, даже лишь только представляя это проявление тепла и нежности… А Сакура просто обняла его, закрывая глаза и забывая все тревоги на свете. Мадара был таким теплым, дающим столь важную опору и умиротворение. Время остановилось, казалось бы, и эти сильные мужские руки ощущались стальным кольцом, крепостью и убежищем. И безумие отступало, теряясь где-то на задворках сознания, входившего в столь долгожданный покой. Им, определенно, стоило учиться молчанию и дыханию в унисон. Сакура даже не поняла, как потянулась для поцелуя, в щеку, обвивая шею Учихи. Не осознавала, как глубоко вдыхает его какой-то уникальный запах кожи. На оголенных инстинктах трется носом об обжигающую кожу. Мадара невольно сглотнул. Понял вдруг, что шевелиться нельзя, слова нельзя сказать, дышать даже страшно, ибо это поведение с ее стороны было столь долгожданной и кристально чистой доверчивостью. Малейший неверный потуг сейчас в ее сторону, и девчонку сорвет, она спугнется и опять закроется, отрицая вновь все на свете. В особенности себя и свои чувства. Пальцы парня буквально ныли, так как хотелось Сакуру сжать сильнее, поцеловать до хруста челюстей, трогать везде, возможно, даже оставлять синяки на ее коже, сминая в своей черной страсти ее округлости. Но внутренний зверь Учихи был посажен на цепь, воя внутри грудины, кусаясь, выворачиваясь и вышибая ребра молодого человека, ибо сердце неслось в бешеном галопе, и кровь стучала в ушах. Трогать Сакуру было сейчас нельзя в ее этом жесте доверия и нужды. Мадара закатил глаза и мысленно выругался. Блядь, если это не любовь, то что, мать его? Взять ведь Харуно на табуретке или на столе — не составит труда, а вот последствия… Мадара был не готов потерять девчонку, не сейчас брать ее, когда она столь открыта в своей доверчивости. Темные глаза Мадары сверкали недобро: с каких это пор он начал гладить Сакуру по голове, целовать ее макушку и укачивать, как ребенка? Тело на ебанных инстинктах двигалось и действовало намного раньше разума. — Спасибо, — вдруг тихо послышалось. С переливами нежности в шепоте, с прослойкой благодарности. — Ты не поверишь — я хочу и дальше сидеть у тебя на коленях, обнимаясь. Можно мне еще? — она отстранилась немного и заглянула в его мрачные глаза. Парень, кажется, пропустил удар сердца. Да блядь! Сакура с ним делала что-то невыносимое. В грудине жгло и ныло лишь только от тихого ее шепота, влажного взгляда и ее объятий. — Можно, — тихо сказал Учиха. Еле сдерживая свой порыв накинуться на девчонку, чтобы не поцеловать так по-животному… Он бы не смог сдерживаться больше. — А ты меня поцелуешь? — хмыкнула Сакура, и вот уже ее глаза заволокло некой пеленой страсти, взгляд словно расфокусировался, веки почти сомкнулись, а на губах мягкая улыбка. А еще это ее придыхание, отдающееся в грудине. Мадара горел буквально, и черное пламя внутри сердца утяжелило то в несколько сотен тонн. — Ты должна кое-что знать… — запрокинув голову, он тяжело вздохнул: — Я хочу тебя, ты это понимаешь? Мне тяжело уже себя контролировать, — мягкое подобие улыбки коснулось его губ, а глаза, что были столь темны — вдруг заблестели. Ай, будь что будет! Она должна знать и осознавать ответственность! Учиха живой человек, который просто пиздецки хочет эту ебанутую с перепадами настроения, давления и прочими катаклизмами! Сакура уставилась на него, нервно закусывая губу. Она знала, все прекрасно понимая. Абсолютно не готовая отказаться от Учихи. Внутри штормило, сердце сводило, словно судорогой. — Делай, что хочешь, — смущенно она сказала, отворачиваясь, — только тс-с-с, помнишь? — и все же нашла в себе смелость взглянуть в глаза Учихи, наполненные страстной поволокой тьмы. И вот глаза Сакуры уже переливались так по-волшебному множеством оттенков зеленого. А ему ведь и не надо было повторять дважды. Секунда, и расстояние между их губами сократилось, и вот уже Мадара притягивает свою одноклассницу ближе, подхватывая под зад и устраивая на себе. Откидываясь на стену. Сакура выкрикивает, когда ее промежность соприкасается с горячим и твердых пахом Учихи. Харуно бессильна против настойчивых губ Мадары. Да и не хочется особо сопротивляться в такой ненормальной и крышесностной страсти. Учиха уже во всю гладит девчонку под майкой. Больше ее кожи под его ладонями. Больше ее выдохов в его рот. Когда же с губ Сакуры срывается первый тихий стон, Учиха чуть ли не кончает, и еле останавливается. — Блядь, я на пределе… — он отстраняется от губ любимой, чтобы скрыться от ее взгляда. Склоняет голову к груди девушки и зажмуривается, крепко теперь уже сам Мадара прижимается к Сакуре. А она вдруг смотрит на этого верзилу с какой-то новой стороны. А он человек, оказывается, живой, со своими страстями. А у него, оказывается, есть свои переживания. Сакуре именно этого, как оказалось, и не хватало. Увидеть неприступного и столь жестокого человека абсолютно беззащитным, раскрывающимся и показывающим свою некую ранимость. Она целует его в макушку, крепко обнимая. — Я еще не готова перешагнуть на новый уровень близости, но я хочу тебя. Дашь мне возможность познакомиться с той? — голос ее по-прежнему шепчет, и ласка так и обволакивает слух парня, просачиваясь, кажется, до самого сердца. — Сейчас я готов на всё, кажется, — он хмыкает, и чувствует как сосок у девушки твердеет. Блядь, так совратительно, перед самым носом, так возбуждающе… Мадара не сдерживается, и втягивает маленькую округлость в рот, щекоча языком. Сакура вскрикивает, крепче вжимаясь пальцами в крепкое и раскаленное тело парня, выгибается дугой, а Мадара лишь хватает ее за бедра, резко опуская на себя, а сам делает выпад своим обжигающим пахом, чтобы его любимая сучка почувствовала наверняка его дикое желание. Он хочет Харуно, чуть ли не до слез. Он сдерживается, чтобы не трахнуть девку чуть ли не насильно, ведомый абсолютно чистым желанием блядской похоти. — Тс-с-с, — все же находя в себе силы, мягко шепчет Сакура. — Я хочу тебя касаться сама, только ты меня не трогай, пока я сама тебя не попрошу, — она готова его умолять, лишь бы он позволил ей преодолеть свой страх в абсолютной близости с ним. — Ай, ладно, — нехотя ворчит Мадара. Вынужденно отпускает из своих объятий Сакуру, давая ей полную свободу. Девчонка медленно слезает с него, и ноги не слушаются, дрожь сотрясает тело. Отдышавшись она протягивает ему руку и зовет наверх. Мадара сглатывает. Что она задумала?! Но она ведет его к себе в комнату, укладывает на кровать. Садится на него. Смотрит зачарованно на парня сверху, переодически облизывая сухие губы. Тянет майку Учихи наверх, закрывая глаза парню, видны только губы и нос. Она хочет повторить то, что с ней сделал Учиха. Блядь! Да она невольно учится у него, а почему бы и нет?! А что, ей нельзя?! Еще как «льзя»! Сакура просит завести руки парня за голову, а сама устраивается на нем. Усаживается удобно, в считанных сантиметрах от уже не шуточного свидетельства возбуждения Мадары. Харуно склоняется, медленно гладит ладонью его губы, нос, грудь, живот. Нерешительно опускает руку на бедра, следит за губами парня. Обизывает свои. Ее начинает возбуждать эта власть. Она начинает раскачиваться на нем. Склоняется к губам. Целует его и напоминает не трогать ее. Трется собой об его пах, понимает насколько мокрая, а он горячий и твердый. А тело колотит дрожь, тело горит, трясет как после ледяного душа, но внутри такое пламя возгорается!.. И понимает, что в эту игру ей совсем не хочется играть одной. Важно, когда Мадара держит девчонку в своих руках, тогда все мысли сметает из сознания, и остается лишь осязание. И абсолютно чистый кайф. Зависима ли она? Да не понятно, но ломка такая, что аж выкручивает все внутри. Когда же она разрешает Мадаре обнять себя, желая чтоб тот сжал ее в своих руках до хруста, тихо так, чуть ли не скуля, не в силах больше отрицать свой проигрыш, тот вскакивает, чуть ли рыча, переворачивает и подминает под себя Сакуру. Он срывает с ее волос резинку, запуская обе руки в эти локоны. Парень целуется жадно, теперь стягивая с нее майку, лифчик, а попутно и свою. Кожа к коже, без выставленных рук вперед, без баррикад. Но тут же жадно сминает грудь, кайфуя, от того, как девушка сжимает его своими бедрами. Вот так, целовать ее, одной рукой лаская набухший сосок, а второй забираться в нижнее белье, находя подтверждение ее желания к Мадаре. А Сакура начинает стонать, потому что это невыносимо. Учиха поглощает ее, он, кажется, овладевает всем в ней. Толкается своим языком в нее, ловит ее язык, раскрывая их рты до судорог и хруста… а потом отрывается от крышесноного поцелуя, спускаясь к груди. Сакуре страшно раскрыть глаза, да и хорошо, не факт, что она может уже принять во взгляде одноклассника всю ту темную и безумную страсть. Да и сил нет глаза раскрыть, когда он жадно вылизывает ее грудь, заводясь лишь сильнее, а пальцами надавливает между ног так, что хочется визжать и плакать… Тяжесть его тела заводит, его выдохи в моменты ласк. И Харуно вдруг понимает, насколько ж Мадара ласков по отношению к ней. И девчонка все же открывает глаза, и вовремя. — Блядь, как же я хочу тебя, — он выдыхает вымученно, зажмуриваясь. Абсолютно сдавшись в самосознание зависимости и желания. Сакура сглатывает, и желание, оно куда сильнее здравого смысла. — Приподнимись ко мне, — шепчет Харуно. Когда Учиха поднимает взгляд своих темных глаз, укутанных в такую тяжкую похоть, он пропускает удар сердца: Сакура смотрит дико и с вызовом. Мадаре даже страшно предположить, что у той в голове, может, сейчас завизжит в обвинениях, может, ударит и выгонит, обвиняя во всех смертных грехах, абсолютно не желая принимать неизбежность своего собственного желания… Ай, будь что будет, сейчас у него нет силы воли противостоять всем этим пиздарезиям житейским. Он приподнимается, манимый любимой девчонкой. Вот и всё, сейчас ее сорвет, и он, кажется, и это стерпит… Однако Сакура обхватывает его плечи и притягивает к поцелую. Она ворочается, чтоб обвить своими ногами тело парня и притянуть того ближе, а потом… Нежно ведет одной рукой по груди Учихи, протискиваясь между их тел к животу, оттягивая резинку штанов, чтобы коснуться обжигающей плоти… — Я тоже хочу, знаешь ли, — ласково шепчет Сакура в губы шокированного Учихи, который потерял дар речи и вообще ахуел от такого близкого знакомства. Который еле сдерживается, чтобы не сорвать с Сакуры всю оставшуюся одежду и не засадить ей сразу же, безжалостно и по самое не балуйся. А перед глазами мелькает уже картинка, как он закидывает ноги девчонки себе на плечи, руки заводит за голову, и вдалбливается так, что Харуно визжит, мечась под ним, моля в снисхождении… Да, однажды он непременно ее трахнет так, что она неделю ходить не сможет, вот за все свои выкрутасы и нервотрепки… Однако ее пальцы так крепко сжимают его плоть, она как может, опускает ладонь, то поднимает ту… Учиха выходит из наваждения. Ему не менее важно, доставлять своей девке удовольствие. Держать ее в своих руках, в своей власти, самоутверждаться. И вот его пальцы опять между ее ног, где все влажно и пульсирует. И вот уже Учиха жарко толкается пальцами в эту крышесносную девичью влагу, а языком в рот задыющейся Харуно. Он буквально обрушивается в своей жажде, и оба кончают. Сакура выгибается навстречу пальцам любимого, так крепко обхватывая того ногами, так громко стонет ему в рот. Мадара сжимает девчонку в своих объятьях чуть ли не до хруста… — Не открывай глаза, просто лежи со мной, — прошептал Учиха, пресекая возможный приступ паники со стороны Сакуры. — Спасибо, — нежный поцелуй в шею. Учиха сгреб девчонку в объятья и перевернул их набок. На Харуно накатила сонливость, она уснула бы в руках любимого человека, но надо было как-то вытаскивать руку с содержимым… И почему-то не было ни капли сожалений или смущения. — Я, готов умереть сейчас, с моим членом в твоей руке, — тихо засмеялся Мадара. — Ты нормальный вообще?! — взвизгнула Сакура, от неловкости зажмуриваясь. — Не знаю уже ни про какие нормы. Я просто кайфую от момента. Ляпнул, потому что чувствую себя смущено, — просто прошептал Учиха. Действительно, все их моменты близости завершались потасовками, а теперь они просто лежат. Почти молча. Почти в бессознательности. Нет, блядь, никто ничего не должен друг другу говорить. Можно, оказывается, просто молчать. Нет каких-то правил и постулатов, а кто это пытается навязать — ёбанный извращенец. — Эм… мне бы в душ, — говорит все же Учиха, и благо, Сакура не видит эту счастливую улыбку на губах парня. Абсолютно влюбленного в нее. Девчонке пока необходимо научиться дышать и выдыхать. А иначе ее панические атаки приводят к неразберихе. И Мадара их больше не хочет, раз уж эта ведьма с розовыми волосами сегодня в некотором роде сдалась. Близость с ней куда приятнее срачей. Хотя… теперь он, кажется, знает неплохой рецепт антивыебина для стервы. Своей. Любимой. Но это все поток мыслей, который ни в коем случае нельзя озвучивать, а шутить и дразнить никто не может ему запретить. — Кхм, — откашлялась девушка, все же открывая глаза. — Я первая, сполосну руки… Как выйдешь из комнаты — вторая дверь слева… Она потихоньку высвободилась из жарких и томных объятий, стыдливо прикрывая грудь рукой, попутно подхватывая майку, и, шатаясь, пошла в уборную. Быстро вымыла руки, оделась, подтянула штаны, вернулась в комнату и юркнула обратно на кровать, стараясь не смотреть в глаза Мадаре. Учиха прикусил язык, чтобы не пригласить ее в душ с собой. Она ясно провела черту, что не готова. Пока не готова, — хмыкает он себе довольно. Значит, Сакура готовится… Мадара поднялся с кровати и пошел обмываться. Девчонка обхватила себя руками, прокручивая случившееся. Боже, насколько же она вдруг стала зависима от тепла этого верзилы. Пошутила она, а поработил ее в неком роде Мадара. Как же ей хотелось ощутить его в себе сегодня, просто инстинкты орали отдаться, но Сакура головой-то еще не была согласна с телом. Подумать только лишь о том, что он мог бы толкаться собой, таким обжигающим в нее… Харуно так резко перекатилась, что не рассчитала и упала на пол, выругавшись. Тихий смешок рассекает воздух, Сакура интуитивно поворачивает голову на звук, и охуевает от открывшейся перед ней картины. Этот, мать его, Аполлон стоял сейчас и возвышался над девчонкой в одном лишь полотенце. — Ты совсем? — не зная, куда ломиться и не в силах отвести от него взгляд, пропищала девчонка. Щеки так загорелись, что пора бы башкой сразу в морозилку нырять. — Еще пару минут назад ты сама схватилась за меня, прям совсем не желая мне меня же уступать, а сейчас у тебя приступ морализма? — Учиха не без удовольствия издевался над любимой, не в силах не пиздануть что-нибудь эдакое. — Сходи в душ тоже, выйди в полотенце, и тогда тебе не будет так неловко, — теперь уже более спокойно сказал он. Блин, как же с Харуно тяжело! — Ты теперь меня будешь попрекать своим же членом?! — она как кошка, тут же морально сгруппировалась, готовая на очередную ядовитую перепалку, руки, вон уже, в кулаки сжала, а глаза загорелись недобро зеленым пламенем. — Ладно, — Мадара закатил глаза и задрал голову, в надежде на потолке найти смысл жизни. — Перевожу: я так общаюсь, и это не значит, что я тебя хочу как-то обидеть. Я тоже могу быть смущенным и ляпнуть какую-то херню. Понятно? Сакура сменила вспышки гнева в глазах на удивление… Да он же тоже человек, он может смущаться! Харуно, ты такая эгоистка!.. — Да, ты прав, — понуро она прошептала, отворачиваясь. Неловко, мать его, когда Учиха стоит лишь в одном полотенчике, возвышаясь над ней, а при каждом движении тела видна игра мышц, а еще этот пресс, а еще эта блядская черная полоса волос внизу живота… — Приведи себя в порядок, пожалуйста, ты еще та стерва! — последнее девчонка выдыхает, все же отрываясь от рассматривания своего… А как его назвать — Сакура еще не придумала. Это лишь только позабавило Учиху. С его стороны особого волнения и смущения нет, это Харуно на грани короткого замыкания. Розовые пряди растрепались, и сейчас девушка пытается как будто укутаться в них. Вот дуреха! Но Мадара идет обратно в душ, чтобы одеться, благо, он не испачкал штаны! Они прощаются молча. Парень посчитал, что уйти и оставить пространство для одиночества сейчас — лучший вариант. То, что не летят слова злобы и оскорбления, это уже величайший прогресс! Они смогли просто лежать и обниматься после такого горячего приключения. А уйти вовремя, когда близкий, уже близкий человек, начинает неловко отводить взгляд от тебя — золотая мера тактичности. Сакура мнется в дверях, стоит с опущенной головой, сопит себе под нос. Учиха это слишком отчетливо видит. Больно, прессом сотни тон на грудь по ощущениям, но кто-то же должен быть умнее из них… К счастью ли, к горести, но это именно Мадара. А он бы еще с удовольствием провалялся с Харуно, он бы ее потискал, вслушиваясь в ее ворчание и мнимое недовольство. Однако, пора бы и честь знать, чтобы не нависать угрозой в пространстве любимого человека, не до конца принимающего Учиху и отдающемуся ему. Всему свое время, а каждому место. Однако, есть вещи, где надо вести себя подобающе благородно, а именно… Подойти к девчонке, которая чуть ли не переминается с ноги на ногу, теряясь от неловкости и собственных сомнений. Блядь, монстры у Сакуры в душе, и пока она их не победит, лучше ей не будет. Но это ее выбор страдать, его выбор — принять неизбежное в лице Сакуры Харуно и кайфовать. Учиха подошел вплотную, коснулся лица одноклассницы, и у той тут же щеки заалели. Еле сдержался, чтоб не хмыкнуть и не поржать, что, мол, а все, все, поздно уже изображать из себя саму невинность… Но склониться к ней, притягивая девчонку к себе, нежно поцеловать — это самое разумное на данный момент. И вот уже Харуно отвечает, сама его обнимает, а поцелуй такой медленный и чувственный. Мадара недовольно отрывается от близости Сакуры. Опасно это, просто пиздецки опасно, потому что кровь сразу же воспламеняется по венам… Бьют часы «тик-так, тик-так», проснись и съебывай! — Я пойду, — все же говорит парень. Сакура открывает перед ним дверь, бросая короткий взгляд, кивает. Учиха просто уходит, а двери за ним закрываются. Девчонка заваливается на пол, обхватывая себя руками и поджимая колени. Парень стоит на улице, опустив голову, еле сдерживаюсь, чтобы не ударить со всей ярости, откуда невесть взявшейся, по дверям. Сейчас надо разойтись, и потопить в себе хуеву тучу мыслей, что невыносимым грузом топят. И его, и ее…

***

Придя в себя, Сакура решает прогуляться. Надо хоть немного привести мысли в порядок, а то она с ебанным этим всем даже забыла, для чего ей нужен был Мадара в первую очередь! Было даже смешно, нет, ну, они пока, кажись, не переспят — не угомонятся! И самое неприятное — это Сакуре принимать решение. Захочет ли она переходить черту или нет. Учиха ясно дает понять, что все зависит от нее. Лишая некой спонтанности… Так, блядь — а эта фраза самое лучшее заклинание при необходимости остановить поток мозгоебки в своей голове, — хватит себя нагнетать! Сакура улыбается. Ей нравится их близость. Она обоюдная, и Учиха - это живое убежище для Сакуры, с ним она может всё. Быть собой, быть живой, быть ебанутой и… просто быть. Когда Харуно делает пару шагов из дома, выныривает из самоанализа, а глаза фокусируются, случается нечто, заставляющее ее пропустить удар сердца. Ее как будто ударяют под дых, ноги трясутся, нет возможности дышать, а единственное, что остается, это забежать за дом. Потому что нельзя, чтоб не увидели… Мадара, выходящий из дома Ино, о чем-то с ней болтающий и смеющийся… Это он был у Яманаки час или полтора? Сакура почувствовала, что ее ноги подкашиваются. Голова кружится, и она падает, ударяясь о стену дома и сползая по той на землю. Руки начинают царапать собственную кожу, тыльную сторону ладоней, больно, мать его, чтобы не сорваться а аффект. Сто пятьсот мыслей в секунду… У этих двоих какие-то дела за ее спиной? Происходящее — это часть плана Ино? Ей мало было издевательств в другой школе? Или это ебучая паранойя?! Кто-нибудь! Хоть кто-нибудь, ответьте ей! Встав на колени, она подползла к углу дома, чтобы выглянуть, нет ли там еще этих двоих. И никого не было, что позволило Сакуре все же совладать с собой, кое-как подняться и на полу-согнутых дойти до двери. Из трясущихся пальцев пару раз выдавал ключ, но девчонке все же удалось открыть двери и войти в дом, запираясь. И всю любовную поволоку как рукой сняло. Паника отступила, и накатила ярость. И бешенство обрушилось на девчонку, и похуй было на разодранную и кровоточащую кожу рук, на боль. Кажется, ее предали, и хуй они угадали держать ее в дурах. Как бы не так!