Ты никуда не убежишь

Утро осветило ярким солнцем, заливающим комнату мягким светом. Лаура Альбертовна проснулась от резкого движения Маши, которая пнула её в бедро. Лаура потёрла глаза и посмотрела на девушку, которая ещё спала. Мария, с недовольным хмурым лицом, перевернулась на другой бок, обнимая подушку. Женщина подползла к краю кровати очень тихо, чтобы не разбудить свою игрушку. Опустив ноги на прохладный пол. Потянулась, стараясь избавиться от вечерней усталости, а затем, приняв окончательное решение, встала с постели. Подошла к окну и открыла его на микропроветривание. В комнату подул свежий утренний воздух. Лаура Альбертовна взглянула на пейзаж за окном: на улице пели птицы, и в воздухе витал аромат свежей травы. После посмотрела на Третьякову, которая спала с таким пугающим лицом, явно ей было больно спать после того, как её изнасиловали. Развернувшись, шатенка решила, что пора покидать эти опочивальни, но её привлекли фоторамки, где была Мария и рядом два мальчика. Лаура медленно шагнула к столу, где стояли фоторамки, стараясь не издать ни звука. Она взяла одну из рамок в руки, медленно вытирая с неё пыль. На снимке три улыбчивых лица: Мария в центре, а по бокам — её двоюродный брат и друг, с которыми она всегда была в доверительных отношениях. Эти моменты казались вечностью, утопией, в которую не вписывались мрачные события последних дней. Женщина посмотрела на Марию, все ещё спящую, и ощутила волнующее чувство материнства. Она знала, что девочка нуждалась в поддержке и понимании. Лукина понимала, что ей предстоит сложный путь достижения доверия, ведь Маша пережила ужасное событие, которое изменило её навсегда, но её жестокость не давала того, чтобы девчонка пропускала уроки, так как правила школы запрещено нарушать. Директор надела свои туфли и вышла из комнаты, пошла к себе в кабинет. В кабинете Лаура села за стол, стараясь сосредоточиться на текущих делах, но мысли всё равно возвращались к Марии. Ей нужно было найти способ поддержать девочку, помочь ей справиться с тем, что произошло. В её голове родилась идея: возможно, стоит посоветовать Маше поговорить с психологом. Но сперва она разберётся с живым мясом. Лукина взяла телефон в руки и набрала охрану. — Вы её привезли? — спрашивает Лаура Альбертовна, глядя на улицу. — Да, девочка уже здесь, как вы и велели, — отвечают ей. Лукина кивнула, хотя собеседник этого не видел. Она знала, что время поджимает. В голове её крутились мысли о том, что ей предстоит сделать, и о последствиях, которые могут последовать. Женщина знала, что с ней сделает, но сперва надо сходить в комнату принять душ. Лукина посмотрела на часы. Каждая секунда казалась вечностью, и она понимала, что нельзя медлить ни секунды. В её голове настойчиво звучала мысль: «Сначала подготовка, потом действие». Она поспешила в ванную и заперла за собой дверь. Ей нужна была холодная вода, чтобы успокоить сердцебиение и привести мысли в порядок. Струи холодной воды с шумом разбивались о пол, смывая с её кожи напряжение. В этих каплях, текущих по груди, она ощущала, как тает её неопределённость. Каждый вздох быстрее, каждый шаг — осмысленней. Вскоре, вытирая волосы, она почувствовала, как в ней пробуждается решимость. Лукина вышла из ванной, готовая к тому, что ждёт её впереди. Собравшись и сделав тёмный макияж, она вышла из комнаты, как раз в это время вышла Наталья Александровна. — Доброе утро, Лаура Альбертовна, — она подошла к женщине. — Выглядишь устрашающе. Лукина сдержала усмешку. — Это всего лишь внешность, Наталья, — ответила она, глядя в глаза своей подчинённой. — Главное — внутреннее состояние. Я готовлюсь к важному делу. Наталья, хоть и не знала всех тонкостей происходящего, почувствовала напряжение в воздухе. Она с опаской произнесла: — Может, вам стоит передохнуть? Вы уверены, что это хорошая идея? — Я не собираюсь отступать, — резко ответила шатенка, не позволяя сомнениям вкрасться в её уверенность. — Идите работать, сегодня у всей школы много дел, а я вернусь к девяти часам утра, — Лаура развернулась и направилась в подвал, где находились преступники. Лукина спустилась по лестнице в подвал. Здесь царила гнетущая атмосфера: запах сырости смешивался с горьким ароматом страха. Этот запах придавал ей уверенности. Преступники, словно хищные звери, с нетерпением ждали её прихода. Их взгляды были полны ожидания и агрессии. Когда она остановилась перед ними, их тусклые глаза оживились. Осмотрев всех, здесь были все кроме насильника, для него была другая участь. Охрана вошла в карцер. — Вывести этих троих на улицу и подвесить на столбах, переодеть их в белые сорочки, — указала голубоглазая на секретаршу, помощника и Огурцова, — Дежнёву оставить здесь. Секретарша побледнела и сжалась в углу, понимая, что за этим последует. Лукина подошла к ней ближе, её глаза сверкали холодным блеском. — Ты должна понять, что слабины здесь не будет, — произнесла она сдавленным голосом. — Зачем я должна оставлять тебе шанс, когда с тобой уже всё решено? Огурцов, ощутив на себе взгляд Лукиной, нервно зашевелился, но она обернулась к нему и произнесла: — С тобой мы ещё не закончили. А сейчас мне нужно, чтобы все выглядели идеально. Подготовьте их. Охрана, будто контролируемая марионетка, выполнила её команду. Вытащив всех под мольбы о пощаде, она подошла к Екатерине Филипповне, которая лежала на бетонном полу. — А для тебя у меня приготовлено немного другое, — совсем шёпотом произнесла Лаура Альбертовна, поднимая лицо врача. Женщина немного приподнялась от этого. — Внесите девочку и включите свет. Охрана сразу выполнила приказ, и в помещение втащили девушку. — Мама, спаси меня! — кричала та, но Лаура в это время пристегнула цепью Екатерину. — Пристегните ребёнка к цепи, — потребовала Лаура Альбертовна, натягивая цепь сильнее. — Уложите её на стол. — Мама, спаси, что здесь происходит? — со слезами на глазах кричала девочка. — Лаура Альбертовна, прошу вас, не трогайте мою дочь, — взмолилась Екатерина. — Молчи! — резко оборвала её Лаура, приложив палец к губам Екатерины. — Ты уже ничем не сможешь помочь. Она подошла к девочке и, наклонившись, посмотрела ей в глаза. В них был страх и непонимание. — Знаешь, дорогая, твоя мама всегда была очень сентиментальной. Лаура Альбертовна медленно подняла голову и посмотрела на Екатерину Филипповну, которая пыталась вырваться, но у неё ничего не получалось, только причиняла себе боль. Врач громко кричала. — Ты ещё не поняла, что это теперь не твоя дочь, а инструмент для моего развлечения, — с викторианской усмешкой произнесла она. Охрана, стоявшая по обе стороны, бесстрастно наблюдала за происходящим, словно эти двое были всего лишь марионетками в безжалостной пьесе. Девочка, искренне полная ужаса, почувствовала, как холодная клетка цепи обвила её маленькую ручку. Она подняла глаза на мать, и в этот момент Екатерина вдруг осознала, что её страх был ничто по сравнению с той бездной, в которую её толкнула Лаура. — Ты сделала так, чтобы моя девочка страдала, а теперь будет расплачиваться твоя любимая дочь, — прошептала директор, поцеловав в щеку девочку, и закрыла ей рот, чтобы та не закричала. Лаура Альбертовна, обрадованная её реакцией, отпустила пару язвительных комментариев. — Скоро ты увидишь, на что способны обычные игрушки, когда их приводят в движение, — завершила она и хмыкнув, шагнула назад, чтобы наблюдать за тем, как страдает Екатерина, смотря на свою дочь. Девочка дрожала, цепляясь за холодный металл, её глаза, полные слёз, искали спасение во взгляде матери. Екатерина Филипповна же стонала в муках, осознавая, что её мучения теперь стали частью игры власти, разыгранной безжалостной Лаурой. — Ты не спасёшь её! — Лукина с высмеиванием взглянула на страдающую женщину. — В этом мире страданий ты лишь зритель. Позволь мне показать тебе истинные границы боли. С этими словами она жестом указала охране. Они начали медленно подходить к девочке, их мрачные силуэты нависали над ней, как тени страха. Внезапно охрана, как старые куклы, следовала командам Лауры Альбертовны, готовясь воплотить её жуткие замыслы. Екатерина, чувствуя безнадёжность, закричала, её голос пронзил воздух, но никого это не тронуло. — Посмотри на свою дочь, — произнесла Лаура, наслаждаясь моментом. — Теперь она принадлежит мне. — Спасибо, мальчики, — шатенка подошла к ним и похлопала по плечам охраны. — Дальше я сама. Охрана покинула карцер, закрыв дверь. Лаура Альбертовна медленно приблизилась к девочке, её глаза светились интересом. Она наклонилась и прошептала: — Пойми, дорогая, сегодня ты станешь частью нечто большего. Это не только игра для тебя, но и урок для твоей матери. Девочка всхлипывала, её хрупкие плечи дрожали от страха, но Лаура лишь усмехнулась, заставляя её плакать громче. Изгибаясь от страха, девочка попыталась встать, но цепь лишь сильнее придавила её к столу. Лаура Альбертовна подошла ближе, вглядываясь в её заплаканные глаза, как будто искала утешение в страданиях. — Знаешь, — произнесла она с усмешкой, — в твоём случае я окажусь доброй. Ты станешь живой куклой, которую я буду использовать, пока твоя мать не поймёт, что невозможно спасти ни себя, ни тебя. С этими словами она подняла руку, словно собираясь ударить, но вместо этого наклонилась и шепнула ей на ухо: — Ожидай, это только начало. Мы испытаем твою силу, пока не останется ничего, кроме энергии страха. Девочка не могла сдержать слёз, а Екатерина, измученная, шептала слова молитвы. Её сердце разрывалось от осознания того, что её любовь к дочери была использована директором в своих целях. Лаура, удовлетворённая своими достижениями, повернулась к женщине. — Начинаем эксперимент, — с ухмылкой произнесла она, и крики девочки раздались в воздухе, заполняя пространство страхом, вопящим о помощи. Лаура Альбертовна открыла свой чемоданчик, с которым пришла сюда. Оттуда она взяла ножницы и подошла к девочке, прикасаясь лезвием к её лицу. Из-за стола доносился тихий всхлип девочки, и Лаура, наклонившись, с наслаждением прошептала: — Настало время познать настоящую боль, моя дорогая. На её губах появилась смехотворная улыбка, которая раздирала душу Екатерины. Увидев блеск ножниц на свету, девочка зарыдала, теряя всякую надежду. — О, не бойся, — с иронией произнесла Лаура Альбертовна. — Это всего лишь небольшое приключение. В её глазах кипел азарт, и, почувствовав страх девочки, она медленно провела ножницами по её коже, оставляя следы, которые надолго останутся на юном теле. Екатерина с ужасом наблюдала за истязаниями своей дочери, каждый её всхлип отзывался в её сердце, словно было поражение в самой глубине души. Она почувствовала, как сердце сжалось, и в ней пробудилось лишь одно желание — освободить свою девочку от этой тирании. Но Лаура лишь растягивала момент, наслаждаясь мучениями, не оставляя Екатерине шанса. — Это лишь начало, — прошептала она, и в этот миг мир вокруг потемнел. Лаура чуть отступила назад, любуясь результатами своего «творчества». Девочка лежала, измождённая и переполненная страхом, её лицо было изуродовано следами, а слёзы, как валуны, катились по щекам. Но это лишь разжигало жажду Лауры. Она снова наклонилась, сжимая ножницы в руке так, чтобы их лезвие отражало свет лампы. — А теперь, — произнесла она с натянутой улыбкой. — Пора пройти на следующий уровень. Она достала из чемоданчика несколько разноцветных резинок. — Это будет весело! Лукина подошла к девочке и надела ей на руке две резинки. — Если будешь хорошо себя вести, и они останутся на месте, то твоя мама будет спокойно жить. Лаура с ухмылкой наблюдала, как девочка пыталась сдержать слёзы. Резинки, натянутые на запястьях, сжимали кожу, вызывая острые боли — каждое движение давалось нелегко. — Ты знаешь, — продолжала она, наклоняясь ближе, — некоторые люди называют меня чудовищем. И это правда, а мы начинаем. Лаура Альбертовна берёт в руки ножницы и разрезает брюки девушки. Девочка вздохнула, сжимая пальцы, чтобы удержать в себе крики, когда звук ножниц резал воздух, как проклятие. Лаура с удовольствием наблюдала за её беспомощностью, как кукла, снятая с витрины, разрывавшаяся от страха. Каждой порезанной ткани сопутствовало хриплое дыхание, которое лишь подстёгивало её азарт. — Боль — это всего лишь ощущение, — шептала она, перекрывая девочке путь к спасению. Лаура обхватила запястья девочки, наслаждаясь её дрожью. — Она открывает новые горизонты, не правда ли? Лукина оглядела стройные обнажённые ноги красавицы. — У тебя ноги, как у модели. Екатерина, не в силах смотреть на это безумие, закричала, но звук ушёл в пустоту. Лаура Альбертовна лишь усмехнулась, ловя каждую слезинку девочки, словно драгоценный камень. Боль стала их общим языком, а крики — симфонией, на которой она планировала построить свой ужасный мир. В ожидании следующего акта, Лаура вдруг остановилась, и в глазах её заблестело безумие. — Мы можем добавить немного перца в наше шоу, — произнесла она с ухмылкой, направилась к своим вещам, а потом подняла ещё один инструмент из чемоданчика. Екатерина Филипповна начинает орать из последних сил. — Лаура… Альбертовна, пожалуйста, только не надо этого делать. Лукина этого не слышит и застёгивает страпон на себе. Подходит к девушке с улыбкой на лице. — Милая, готова к новым ощущениям? — спрашивает Лаура Альбертовна. Она хватает девушку за ноги и тянет на себя. Цепь натягивается, но не рвётся. — Расслабься, — говорит Лаура. — Иначе вход будет болезненным. Она поднимает девушку, расставляет ей ноги и зацепляет цепь. Затем берёт смазку и наносит её на всю длину члена. — Отвернись и расслабься, — просит Лаура. Она подносит страпон к анусу девушки и начинает медленно входить. От боли и безысходности девушка начинает кричать. Лаура входит до середины и начинает выходить. — Ты такая узкая, так приятно двигаться в тебе, — говорит она. Затем входит до упора и начинает медленно двигаться, причиняя адскую боль. Девушка кричит и выгибается в спине, а затем теряет сознание. Лаура ждала именно такой реакции. Она смотрит на Екатерину и улыбается, выходя из девушки. Снимает страпон и подходит к женщине. — Приятно было смотреть за этой картиной? — Лаура Альбертовна смотрит более серьёзнее, она знает на это ответ. — Вот и мне было вчера неприятно смотреть, как ученицу этой школы насилуют. Скажи спасибо, что я не лишила её девственности. Я просто знаю, как такое пережить матери, когда над твоим ребёнком надругаются. Екатерина остолбенела, глаза её расширились от неожиданности. — Как… Как ты могла? — выдохнула она, чувствуя, как холод пробегает по её телу. Лаура Альбертовна не отводила взгляда, её глаза сверкают, как острые иглы, пронизывая душу Дежнёвой. — Я смогла, потому что знаю, что такое страх. Я видела, как рушатся жизни, как невинность теряется навсегда, — произнесла Лаура с необычайной твёрдостью. Лукина вернулась к девочке и отцепила от цепей, оставив её на столе. Убрала все свои инструменты в чемоданчик. После открыла дверь. — Принесите матрас, подушку, постельное бельё и одеяло с электроподогревом. Через какое-то время в карцер зашли трое мужчин. — Отвернитесь, — прикрикнула на них женщина, когда они увидели обнажённое тело девушки. Охрана сразу выполнила приказ. Лаура взяла всё и отнесла на стол. — Можете идти. Мужчины покинули помещение. Екатерина Филипповна посмотрела на шатенку с заплаканными глазами, так странно, она не ожидала такого от чудовища. Лаура Альбертовна взяла матрас и постелила его в другом углу подальше от матери. После расстелила постель. Лаура Альбертовна, завершив свои манипуляции с постелью, обернулась к Екатерине с неожиданной мягкостью в голосе. — Я хочу, чтобы она знала, что не одна, — произнесла она, как будто оправдывая свои действия. — Каждый из нас должен нести свой крест, но важно, чтобы этот груз не был слишком тяжёлым для тех, кто не может противостоять. Екатерина, всё ещё в шоке от происходящего, не знала, что ответить. В воздухе витало напряжение, которое невозможно было разорвать. Слёзы продолжали катиться по её щекам, и она вдруг поняла, что в мире, полном жестокости, есть место тоже и для сострадания. Это откровение шокировало её ещё больше, чем сама ситуация. — Ты можешь ненавидеть меня за то, что я сделала, — Лаура тихо произнесла, опуская взгляд на тело девушки. — Пора её приводить в состояние. Лукина взяла её на руки и уложила на матрас, а потом похлопала по щекам, та начала медленно приходить в состояние. — Милая, всё закончилось. Твоя мама осознала ошибку, надеюсь, больше такого не сделает. Я тебе успокоительное вколю. Поспишь нормально. Девушка заплакала от боли, но кивнула в знак согласия. Лаура из чемоданчика взяла шприц с успокоительным и вколола в ягодичную мышцу. — Вот и всё. Лукина укрыла её одеялом и включила подогрев. — Я даже о ней позаботилась. Здесь холодно и сыро. Не хватало, чтобы потом твоя дочка мучилась от цистита, — Лаура укутала ребёнка, как младенца. — Она спит, не смей будить, пусть поспит. Через три часа её заберут в медпункт. А я пошла других наказывать. Веди себя хорошо и не мешай своему ребёнку своими слезами и криками спать. Екатерина сидела, потрясённая противоположностями, которые воплощала в себе Лаура. Эта женщина, холодная и жестокая, сумела показать нечто большее за своей маской непреклонности. Материнский инстинкт шептал Екатерине, что следует поблагодарить за это малое проявление заботы, но разум смешивался с ненавистью и отвращением. Она понимала, что её дочь стала частью какой-то расчётливой игры, где Лаура контролирует каждое движение. Время текло мучительно медленно. Екатерина периодически поглядывала на два единственных находящихся в комнате окна, из которых чуть заметно светился дневной свет. Она знала, что должно пройти три часа, пока её дочь не заберут в медпункт. Три часа в тяжёлом напряжении, когда каждая минута казалась вечностью. Она даже боялась дышать, чтобы не разбудить свою девочку, чтобы не привести её снова в ужасный мир боли и страха. Внезапно дверь открылась, и вошёл один из охранников, тихо поставивший рядом с Дежнёвой металлический поднос с водой и несколькими кусками хлеба. Он бросил мимолётный взгляд на Екатерину, не подал виду, что хоть на мгновение проникся её положением. Она поблагодарила его глазами, обсуждая сама с собой, как завершить следующие шаги в этой изощрённой игре. По истечению трёх часов пришли медики, заботливо подняли девушку на носилки и вынесли из комнаты, оставив Екатерину в мучительной пустоте. Слёзы хлынули ещё сильнее, но теперь в них отражалась не только боль, но и слабая надежда. Она понимала, что должна сохранить себя для своей дочери, чтобы быть рядом и бороться дальше, несмотря на отчаяние. Эта двойственность Лауры — страшная и на удивление человечная — оставила глубокий след в её сердце, но Екатерина знала одно: она никогда не перестанет бороться за то, чтобы вырваться из этого кошмара и спасти свою девочку из лап этого извращённого мира.

***

За три часа до этого

Лаура Альбертовна пошла к самой дальней камере, где находился насильник, для него участь она подготовила самую восхитительную. После того как его привезли вечером в карцер, ему на живую, без анестезии и обезболивающего, вытащили пулю, так, что он страдал от боли, да и после его избили до полусмерти. Это его малая часть за изнасилование её маленькой милой игрушки, она должна была лишить первой её девственности, а не это животное. Лаура Альбертовна медленно подошла к двери самой дальней камеры, её сердце стучало с бешеной силой, а в голове крутились образы воспоминаний. Мягкий свет лампы заливает узкий коридор, отражая на стенах тени её сомнений. Она не волновалась о последствиях. В ту ночь, когда она увидела то, что произошло с её маленькой девочкой, в её душе зажглось пламя ненависти, которое не погасить ничем. Ненависть к этому животному, которое решило отнять у её игрушки самое дорогое. Когда она вошла в камеру, её взгляд остановился на фигуре, скрючившейся на полу. Этот человек, грязная тварь, которой не место на этой земле, доживал свои последние часы в том самом аду, который она для него приготовила. Он выглядел ослабленным, на лице виднелись следы страха и боли, но для шатенки это было всего лишь начало расплаты. — Ты не помнишь меня? — произнесла она с холодным, насмешливым тоном. — Я — хозяйка твоей жертвы. Ты думаешь, ты страдаешь сейчас? Это только начало. Глаза насильника расширились от ужаса, он попытался отползти в угол камеры, но Лаура, словно хищник, уже стояла рядом. В руках у неё был хирургический инструмент, блестящий на тусклом свете, и она никогда не чувствовала себя так уверенно, как в этот момент. Внутри неё бушевали чувства, но она пыталась не поддаваться им. — Я знаю, что ты испытывал. Ты думал, что у тебя есть власть над ней, что ты можешь делать с ней всё, что хочешь? — продолжала она. — Теперь настало твоё время. Я позабочусь о том, чтобы ты почувствовал каждую каплю той боли, которую она пережила. Ты не уйдёшь от этого. Она наклонилась к нему ближе, и в этот момент между ними словно возникло напряжение, искажающее пространство. Стереотипы о том, что насилие — это слабость, тут же рассыпались в прах. Лукина чувствовала себя сильной, гораздо сильнее, чем когда-либо. Глубоко в душе ей хотелось, чтобы её маленькая девочка была рядом, чтобы она могла услышать, как её хозяйка берёт реванш. — Иногда мне кажется, что ты не понимаешь, что произошло. Ты просто отнял у неё самое ценное, — тихо произнесла она. — Но ты не знаешь, что это такое — быть хозяйкой игрушки. Помнишь, как ты смеялся, когда она кричала от боли? Теперь твоя очередь испытать это. Она начала с того, что заставила его повернуться на живот и связала его руки. Он был так напуган, что не решался протестовать. Всё, чего он боялся, действительно появлялось, и Лаура Альбертовна это знала. Она с удовольствием наблюдала, как страх заполнял его глаза. Сначала она вонзила иглу в его плечо, медленно погружая её в мясо. Он стонал и пытался вырваться, но оказывался только в ещё большей беде. — Не нужно пытаться убежать, это лишь удлинит твою муку, — произнесла она тихо. Она приготавливала себе каждую следующую манипуляцию с особым вниманием, продумывая, какую боль ей заставить его пережить. Лаура помнила все детали того, что произошло с её Машей, и в голове её разгорались фантазии. Она представила, как он мучается, как его хрупкое сознание разрывается на части от непередаваемой боли. Пробираясь через его плоть, она искала то, что могло бы причинить ему непередаваемую муку. Каждый вскрик, каждый судорожный вздох подгоняли её вперёд. Ей казалось, что это единственный способ вернуть себе хоть каплю справедливости за то, что произошло с её ребёнком. С каждым моментом она всё больше осмеливалась, погружая себя в этот ритуал мести. Когда же её собственные руки покрылись кровью, а её лицо — злорадной улыбкой, она поняла, что не чувствует раскаяния. Каждый момент, проведённый рядом с этой тварью, облекал её в волнах удовлетворения. Она знала, что на самом деле лишь начинает свой путь. Впереди ещё много времени, чтобы сделать её наказание великолепным, и она была готова к этому. Лаура не осознавала, как время пролетало, переходя в бесконечность тягучих страданий. Каждый новый жест, каждое движение инструментов, прежде продуманные до мелочей, теперь становились частью её катарсиса. Она погружалась в ритуал мести, не замечая крови, стекающей по её рукам, как символ её преображения от жертвы в палача. — Ты должен понимать, что за это придётся заплатить, — шептала она ему между вдохами, как будто это был всего лишь разговор. Его жуткие крики раздавались по камере, и это, казалось, наполняло её силой. После того как Лаура Альбертовна нанесла множество порезов, это была лишь маленькая подготовка к тому, что его ждёт на самом деле. Лукина резко остановилась, когда её телефон начал звонить, женщина быстро вытерла о тряпку кровь и взяла телефон. — Лаура, всё готова как ты и просила, — прозвучал мужской голос на другом конце провода. — Я сам этого ублюдка распотрошу, терпеть таких животных не могу. Вези его на ферму, машина вас уже ждёт. — Хорошо, я скоро буду, — ответила она, стараясь не выдавать своего настроения. Отложив телефон, Лаура вернулась к своему «партнёру» по игре. С каждым ударом, с каждой каплей крови она чувствовала, как стена между ней и врагом становится всё тоньше. Она взглянула на его иссечённое лицо, на глаза, полные страха и непонимания. Почему он не знал, что его время пришло? Почему, когда так много людей страдает, он все ещё дышит? Лаура подняла глаза к потолку и глубоко вздохнула. Её мысли не соответствовали ей прежней — спокойной и заботливой матери. Она стала воином, защищающим свою дочь даже за пределами жизни. Женщина подошла к столу. На нём в определённом порядке были разложены инструменты: ножи, маленькие пилы, иглы. Она взяла самую длинную иглу и повернулась к нему. — Знаешь, — начала она, глядя ему в глаза, — ты не заслуживаешь милости. Моя Маша её не получила. Она была беззащитной. Его глаза наполнились слезами. Лаура усмехнулась. Сожаление? Страх? Это не освободит его от пыток. Она сделала шаг вперёд, коля иглу, и его тело дёрнулось в предвкушении следующей боли. — Теперь мы поедем, — произнесла она с удовлетворением. — На ферму — твоё новое место обитания. Охрана, погрузите животное в машину. Мужчины вошли в карцер и с любопытством взглянули на то, что произошло. Лаура, все ещё с иглой в руках, обернулась к ним и с хриплым смехом цепко зафиксировала взгляд на своём «подопечном». — Вижу, что вы пришли на мою вечеринку, — произнесла она, указывая на его израненное тело. — Но я готова поделиться этой радостью. Охранники, не желая задерживаться на месте, быстро подошли к жертве. Один из них, высокий и мускулистый, с презрением оглядел мужчину, которому ещё недавно позволяли считать себя избранным. Но теперь, когда он находился перед Лаурой, его ничтожество было очевидно. — Давай, поднимай его. Нам не нужно, чтобы он неприятности вызывал, — приказал один из охранников, не обращая внимания на его крики. Они схватили его за руки и ноги, поднимая, как мешок с мусором, и вывели на свет. Лаура Альбертовна шла позади, ощущая, как наполняется гордостью. Она представила, как всё развернётся на ферме, где её план должен будет дойти до своего логического завершения. Она знала, что дело к деньгам — к удовольствию, которое ждали не только она, но и её соучастники в этом мрачном удовольствии. Машина стояла немного в стороне, на неприметной дороге, ведущей к запущенному местечку. Неподалёку жужжали насекомые, в воздухе витал запах свежей земли. Шатенка открыла дверь багажника и посмотрела вовнутрь. Там уже лежали другие инструменты, ничем не хуже тех, что она оставила в камере. — Бросьте его внутрь, — приказала она, наблюдая за тем, как тело, как тряпка, валится на прохладный металл. Один из охранников фыркнул, другой же покачал головой. — Вы серьёзно уверены, что это хороший способ решить проблему? — спросил мускулистый. — Зачем это всё? Просто свести счёты по-обычному и всё. Мы уже год таким не занимаемся, как приказы были просто избавиться. Женщина взглянула на всех, что те побледнели, они сразу загрузили его в багажник автомобиля, когда женщина села на заднее сидение, испытывая эмоции. Грусть? Да, но она гораздо сильнее чувствовала ненависть. И эта ненависть давала ей стимул бороться, действовать, мстить. Ферма располагалась на окраине города, где обширные поля простирались вдаль до горизонта. Их встретил старый друг Лауры, который её любил и уважал подругу и не мог оставить её в беде. Он открыл багажник, чтобы взглянуть на груду, прикованную к спинке сидения. — Нормально? — спросил он с лёгкой ухмылкой. — Он скоро поймёт, что значит страдать, — произнесла Лукина. — И я надеюсь, что хватит на всех. Когда они прибыли на ферму, она почувствовала, как холодный ветер касается её кожи. Здесь, среди растянувшихся полей, заката и потухшей жары, была скрыта тьма. Ежов быстро организовал место для «работы». Он был гораздо более опытным в таких делах и сокрушал предположения о том, убивать или оставлять в живых. Для него это было просто ремеслом. — Мы сделаем это быстро и без особых церемоний, — сказал он, собирая своих ребят, чтобы те помогли достать живое мясо. — Мои любимчики уже готовы к этому. Лаур, но после с тебя выполнения долга. Лаура Альбертовна только кивнула. Мужики вытащили его и повалили на землю, связывая ему руки и таща по земле в загон. Лаура, почувствовав, как внутри неё нарастает волнующее ожидание, внимательно следила за тем, как её жертву тащат к загону. На этом мгновении, самом начале завершения её долгого пути мести, всё выглядело правильно. Каждый шаг приближал её к той справедливости, которую она искала. Теперь, когда всё было на грани, каждое сердцебиение отдавало эхо в её голове, отзываясь в каждую клетку её тела. Вадим Егорович и его команда работали быстро и эффективно, словно механизмы хорошо отлаженного двигателя. Лаура завела руки за спину, уставившись в пустоту, не отводя взгляда от тела с распростёртыми на земле конечностями. Она чувствовала, как её собственные эмоции вступают в жестокий забег. Опустошение и ярость боролись за контроль, словно волны накатывались одна на другую, не оставляя пространства для покоя. — Давай, вставай, ублюдок! — крикнул один из его подельников, пнув жертву в бок. — Ты ведь не боишься, как я вижу! Ты же не такой уж сильный. Мужчина, завязанный в ремень, лишь тяжело кашлял, с трудом поднимая голову. Он смотрел на своих мучителей с полным непониманием и страхом, который только подпитывал гнев Лауры. Она сделала шаг вперёд. — Теперь ты столкнёшься с тем, кому должен был ответить ещё на этом свете, — произнесла она, подойдя ближе и глядя на его закровавленное лицо. — Ты думал, что можно просто взять и отобрать у других всё, что им дорого? Ты не понимаешь. Ежов кивнул, подмигивая ей. — Ты уверена, что хочешь всё это сделать? Можем обойтись и без пыток, — промолвил он, как будто это была обыкновенная рутина. — Нет, — холодно ответила Лаура, её голос был твёрд, как сталь. — Я хочу, чтобы он почувствовал каждую секунду болевого шока, каждый миг унижения. Он должен знать, каково это — быть жертвой. Ежов Вадим Егорович лишь усмехнулся, понимая, что эта женщина обратилась к своим внутренним демонам. Он взял нож, обрезая верёвки, связывающие их несчастного гостя. Он был опытным в таких делах, но в человеке с безумными глазами, говорящими о мести, он заметил невидимую грань. — У тебя ровно десять секунд, чтобы убежать отсюда, — его подняли и дали пинок под зад, охрана отошла в сторону к воротам, как только насильник это услышал, он побежал изо всех сил, выбегая на ту часть, где бегают те, кто сейчас за ним будет гнаться. Охрана считает до десяти и открывает ворота. Ежов уже стоял около Лауры Альбертовны, поставив руку так, чтобы сразу её защитить. Из сеновала выбегают пять разъярённых собак, которые по запаху крови начали вырываться на насильника, но собак пока сдерживали. — Пять, — произнёс Ежов, его голос напоминал отдалённый гул грома. На его лице появилась усмешка, непосредственно отражающая удовольствие от предстоящего шоу. Лаура смотрела, как несчастный мужчина, забыв про страх, с отчаянием стремится к спасению, но время уже ушло. — Четыре, — продолжил он, держа Лауру рядом с собой. Она чувствовала, как сердце колотится в груди, ожидание обволакивало её, как плотная дымка. Внутри неё бушевали противоречивые эмоции: пока что чувство справедливости и мести одерживало верх. — Три… два… — Вдалеке раздался пронзительный лай собак. Азарт животного преследования, можно сказать, витал в воздухе. Она вспомнила все моменты, когда её жизнь была разрушена, и это объединяло её с желанием поквитаться. — Один! — прокричал Ежов и одновременно открыл ворота. Пять диких собак, озлобленных и голодных, рванулись вперёд, словно метательные снаряды, следуя по следам своей жертвы. Лаура не могла отвести взгляд. Она следила за тем, как несчастный человек, уже не сохранявший ни капли достоинства, помчался навстречу своим могучим преследователям. У него не было шансов. Собаки были настигнуты чей-то жаждой крови — они весело и с жадностью метнулись вперёд, а затем один из них подпрыгнул, уцепившись зубами в его ногу. Крики страха перекрыли звуки вечернего ветерка. — Как же это прекрасно… — произнесла Лаура Альбертовна, смешавшись с зимним воздухом и ощущая, как внутри её себя разгорается пламя удовлетворения. — Да, — кивнул Ежов, наблюдая за тем, как его «подопечный» запутался в собственных чередах судьбы. — В мире всё зависит от того, какой путь ты выберешь. Но, честно говоря, — заметил он с ухмылкой, — бывает, что если ты зашёл слишком далеко, возвращения не будет. Собаки рычали на насильника и кусали его тело. Голубоглазая стояла, затаив дыхание, наблюдая за тем, как события разворачиваются перед её глазами. — Давай, кусай его! — прошептала она, не в силах сдержать восторга. Несмотря на всю безумие происходящего, Лаура чувствовала, как в ней растёт злорадная радость. Это было странное сочетание — наблюдать за расправой и одновременно ощущать себя частью чего-то большего, чем она сама. В её духе зреет справедливость, которую она так долго ожидала, но сейчас она понимала, что вместе с этой справедливостью приходит и тень безумия. Ощущение облегчения от мести было вместе с ней, и в этом состоянии была некая сладость. — Ты видишь? — спросил Ежов, его лицо выражало наслаждение. — Это точно то, чего ты хотела? — Да! — ответила она, и её голос звучал уверенно. — Это именно так. Она подошла ближе к барьеру, чувствуя, как её гнев и страх превращаются в что-то иное — в силу и уверенность. Всё, что произошло до этого момента, только укрепило её желание отомстить. Мучения её врага были хорошими новостями, пьянящими и возбуждающими. Каждый лай собак подчёркивал плодотворность её мести, приближая её к той затягивающей справедливости, о которой она мечтала. Собаки разрывали одежду несчастного, их зубы впивались в его плоть, смешивая ярость с ужасом, который он испытывал. Это была не просто расправа — это было очищение, ритуал, который снова и снова повторялся в её голове, озвучивая все её заботы. — Хочешь быть рядом? — спросил Ежов, когда собаки начали разрываться, их адреналин взвился до предела. Он явно наслаждался не только самой местью, но и тем, как Лаура реагировала на происходящее. — Хочу! — произнесла она, сжимая кулаки. Каждый момент умирал, а она просто не могла оторваться от этой сцены. Это должно было случиться — она здесь, и её мечты наконец-то начинают сбываться через эту жестокую реализацию справедливости. Несчастный мужчина поднял руки в попытке защититься от свирепых атак, но знакомый ему страх скользил по его лицу. Он не мог убежать от своих действий, и его крики звучали глухо, почти как старая, забытая мелодия. В его глазах Лаура увидела эту непередаваемую эмоцию — да, это была не только его слабость, но и его полное осознание того, что он теперь ничто. — Ты когда-нибудь задумывалась, что подобное может произойти и с тобой? — заметил Ежов, кажется, подмигнув ей и лишь усилив её восторг. Она понимала, что под его интересным взглядом кроется глубокий смысл, но сейчас её это не волновало. — Никогда, — ответила она, и, хотя её слова были произнесены с уверенностью, внутри проскользнула тень беспокойства. Тем не менее, в этот момент ей не хотелось думать о будущем — все эмоции были сосредоточены на этом мгновении справедливости, за которое она так яростно боролась. Собаки продолжали доминировать, не оставляя несчастному никакого шанса, но вскоре последний крик был услышан, и кровь потекла ручьём по земле, окрашивая её в красно-коричневый цвет. Старшая смотрела на это с восторгом, её сердце трепетало от захватывающего момента расправы. В воздухе витала не только кровь, но и атмосфера абсолютной победы, сладкая и опьяняющая, словно дорогой, редкий напиток, позволяющий ей чувствовать себя живой, сильной. Ежов оглянулся на неё и, заметив её восторг, произнёс: — Вот и всё. Лукина поцеловала его в щеку. — Спасибо большое, — Лаура Альбертовна отстранилась и вытерла с его лица пудру. — Лаур, иди переоденься, у тебя на рукаве кровь. Да, вся одежда приготовлена в моём кабинете, — сказал мужчина, прикасаясь к плечу женщины. — Там всё, как ты любишь, через несколько дней привезу одежду из химчистки. Лаура кивнула, но, прежде чем уйти, она снова обернулась, чтобы взглянуть на истекающего кровью человека. Сердце её билось учащённо, как будто оно старалось вырваться из груди, эмоции захлестнули её, и она была не в силах оторвать взгляд от этого ужасающего зрелища. Собаки всё ещё разрывали плоть своей жертвы, и каждый крик напоминал ей о том, как долго она искала этого момента. Она ощутила, как по коже пробежала волна тепла, и мысленно поблагодарила судьбу за такой развязный финал. Отрывистый голос Ежова вернул её к реальности. Она вздохнула и расправила плечи, чувствуя, как оставшиеся осколки страха и сомнений растворились в воздухе. — Иди, — повторил он, его тон был настойчивым. — Убедись, что никто не увидит, в каком ты состоянии. У тебя ещё много дел. Лаура Альбертовна обдумала его слова и, наконец, покорно кивнула. Всю дорогу от арены, где разыгрывалась эта жестокая сцена, до кабинета Ежова её мысли метались между восторгом и страхом. Он знал, чего она хочет, и она обожала это в нём. Его уверенность и сила притягивали её, словно магнит. Но с каждым шагом к кабинету тягучая атмосфера того, что она только что увидела, продолжала оказывать на неё влияние. Она открыла дверь в кабинет, и сразу же в нос ударил запах дорогих духов и сигаретного дыма, который, как ей казалось, пропитал каждый уголок этого пространства. Вдоль стен стояли полки с книгами, на которых красовались не только классические произведения, но и тома о садистической психологии, о том, как ломать людей до основания. Она не могла не восхититься этой библиотекой. Читая эти книги, она понимала, что Ежов — не просто жестокий человек, он был мастером манипуляции. Шатенка подошла к зеркалу и задумалась, как бы она выглядела в бордовом брючном костюме, который ожидал её на вешалке. Он был сделан из плотной ткани, искусно сшитый, с идеальными линиями, которые подчёркивали её фигуру. Скоро она перестала думать о кровавой сцене и предвкушала, как этот костюм придаст ей уверенности, сделает её сильнее. Она ловко сняла заляпанную одежду и бросила её в угол, где они привыкли оставлять свои тайные вещи. Увидев своё отражение в зеркале, она почувствовала, как вновь охватывает волна страсти к этому тёмному миру, наполненному адреналином. Шатенка обожала этот процесс перевоплощения. Вбирая в себя всё, что предстояло сделать, с внутренним азартом она накинула на себя бордовые брюки. Они обтянули её тело, как вторая кожа, подчёркивая каждый изгиб, каждую линию. Плотную блузку с глубоким вырезом она застегнула до конца, накинула на себя пиджак и закрыла свои глаза солнечными очками. — Я готова, — произнесла она, тряхнув волосами и тем самым словно окончательно прибравшись к этой новой версии себя. Завершив преображение, Лаура шагнула к двери. Сердце стучало в унисон с её шагами, и, покинув кабинет, она снова оказалась в коридоре. Здесь атмосфера оставалась такой же тяжёлой и накалённой, как и в тот день, когда она узнала о существовании Ежова и его таинственных делах. В их мире не было места слабым, и именно это и притягивало её. Подойдя к выходу, она услышала шорох за спиной — внутри кто-то ещё курил, беседовал или просто ждал. Но Лаура не собиралась задерживаться. Окутанная новым образом, она вышла наружу, не обращая внимания на то, кто наблюдает за ней. На улице было прохладно, ветер легонько пронзал её новую одежду. — Ты выглядишь так, будто готова поджечь мир, — сказал Вадим Егорович, и в его голосе проскользнула искра одобрения, хватаясь резко за её талию и отпуская. — И не только мир, — ответила она, вытянувшись и почувствовав, как она становится более властной. — Я поехала, у меня ещё трое висят на столбах на площади в школе. Лаура Альбертовна верной походкой направилась к автомобилю, где её ожидал водитель. Он с поклоном открыл перед ней дверцу. Она кивнула и устроилась на заднем сиденье, потянувшись и осознавая, как уверенность наполняет её. Пока машина плавно выезжала на улицу, Лаура Альбертовна листала в голове те задания и планы, которые нужно было реализовать в ближайшее время. По пути к школе она наблюдала за изменениями в районе, который каждый день видел её улыбку или разочарование. Деревья, обрамляющие дороги, начали облетать, готовясь к зиме, а на улице ярко светило солнце, словно сама природа поддерживала её в это утро. Это помогло ей немного отвлечься от своих забот: она вспомнила, как когда-то гуляла с детьми в этой области, делилась с ними своими мечтами и вдохновляла на новые знания. Теперь эти маленькие моменты радости становились всё реже, но она всё ещё верила в силу образования и возможности, которые оно открывает. В машине звучала лёгкая музыка, которой выбирал водитель. Лаура Альбертовна позволила себе закрыть глаза на мгновение, ощутив, как мелодия успокаивает её. Ей стало легче, и она задумалась о том, что ей нужно будет провести встречу с учителями — обсудить проблемы, появляющиеся у некоторых учеников, и найти подходы к тем, кто сталкивается с трудностями в учёбе и многое другое. Тем временем автомобиль медленно приближался к школе. На горизонте Лаура Альбертовна увидела знакомое здание, ощутив прилив тепла и ностальгии. Посмотрев на часы, Лаура Альбертовна увидела, что уже 8:30. Она размышляла о том, как наказать трёх своих сотрудников, которые уже три часа простояли на столбах. Выйдя из машины, она почувствовала странное удовлетворение. Ранний утренний воздух был наполнен ароматами осени, но сама женщина ощущала, как внутри неё поднимается холодная буря. Её взгляд остановился на столбах, и ей показалось, что весь мир замер в ожидании чего-то зловещего. Пристально глядя на своих сотрудников, она почти испытывала удовольствие от их страданий. Вернётся ли она к ним с сочувствием? Нет. Её нереализованные амбиции и упрямство не позволяли этого. Их осуждение, их предательство рубили в ней последние нити доброты. Для них она страшное наказание, но для этого нужно было собрать всех сотрудников школы на площади. До конца первого урока осталось десять минут, а значит, всех можно уже звать на улицу. Лаура Альбертовна повернулась к зданию школы, где стеклянные окна отражали её резкий и решительный взгляд. Подходя к главному входу, она ощущала, как внутри неё накапливается клокочущая злость, которую она намеревалась выплеснуть на своих подчинённых. Эти три предателя, которые осмелились пойти против неё, познали на себе её жестокость. Она была уверена, что за все свои усилия и потраченные силы в плане создания идеальной школы не потерпит открытого неповиновения. Женщина направилась к охране, откуда можно было оповестить всю школу. Включила микрофон: — Внимание, всем сотрудникам срочно на площадь, через десять минут! — прогремела её команда, обладающая уверенностью. Слова Лауры звучали, как удар молнии, пронзивший утреннюю тишину. Вдруг весь мир вокруг неё наполнился гулом шагов и шёпотом — люди начали собираться на площади, не понимая, что же их ждёт. Она поймала себя на мысли, что ощущает себя верховным судией, вынесшим приговор своим несчастным подчинённым. При этом в её глазах не было ни капли сожаления — лишь холодный расчёт и удовлетворение. Когда толпа собралась, её взгляд скользнул по лицам, полным ожидания и испуга. Лаура знала каждое из них, зла и доброты, каждый хихик и каждую слезу. Взгляд её постепенно упал на трио, висящее на столбах. Их лица были искривлены в муках, а слёзы, смешавшись с кровью, стекали по щекам, придавая сцене ещё большую ужасающую атмосферу. — Вы все здесь, чтобы увидеть последствия предательства! — произнесла Лаура Альбертовна, с гордостью расправив плечи, словно собираясь на выступление, в то время как её голос звучал уверенно и резко, как ремень, ударяющий по мясу. — Каждый из вас знал цену доверия, но решили его предать! И вот они — ваши братья по несчастью, которые заплатили за вашу глупость и неуместные сплетни. Приговор звучит так. Провинившиеся получают восемь ударов цепью по своему телу. Как только слова Лауры Альбертовны эхом прокатились по площади, в воздухе повисло напряжение. Лица сотрудников и учителей, собравшихся вокруг, выражали смесь страха и шока. Да как она могла, подумали некоторые, как могла привести своё жестокое намерение в исполнение? И всё же, как в стародавние времена, когда предателей наказывали публично, большинство присутствующих с жадностью впитывали происходящее, как будто это был спектакль. Изучая растерянные лица своих сотрудников, она почувствовала, как внутри неё разгорается ещё больший азарт. Каждый из них был живым свидетельством того, что предательство — это не безразличие, а самая настоящая пытка. Лаура знала, что её метод наказания был жестоким, но она была уверена, что именно это вернёт ей контроль и уважение. Наказание начнётся сейчас. Сзади к ней подошла группа охранников, два из которых держали в руках цепи, а третий поднёс к ней стеклянную бутылку, наполненную чем-то тёмным и зловещим. Она лишь улыбнулась, увидев, как мученики продолжают висеть на столбах, вздымая руки, словно пытаясь сжать несуществующие пуговицы, которые однозначно не могут спасти их от судного часа. — Сначала выберите, кому первому прилетит, — проговорила она с холодным и торжествующим весельем. От её слов послышался сдавленный всхлип, по площади прокатился глухой шёпот. Один из висельников, помощник Владимир, склонил голову, не в силах больше выносить эту унизительную пытку. Он морщился, вытаскивая свои руки из-за головы, кровь стекала по его рукам, образуя лужи на земле. — Я… я возьму вину на себя, — сказал он, прерываясь на слабый хрип. Лукина смотрела на него со смехом, как на игрушку, которую она собирается долго держать на привязи. — Вот это правильное решение, — проговорила она, подмигнув охранникам. — Давайте, ребята, начнём! Скрепя сердце и с отвращением, Владимир поднял взгляд на свою начальницу. Он знал, что всё это — жуткая игра, но не мог выбраться из этой ловушки. Он пытался найти в её душе хоть каплю сострадания, но осознание неумолимой реальности лишь накаляло атмосферу. Вперёд вышел один из охранников и, взяв цепь, приблизился к нему. — Алло, это обратная связь — твоя очередь, — с саркастическим оттенком в голосе произнёс охранник. Драгоценная цепь с жутким скрежетом оказалась в воздухе, и затем безжалостно опустилась на спину Владимира. Удар был сильным и резким. Его крики эхом разнеслись по площади, отдаваясь в сердцах собравшихся. Лаура наблюдала за тем, как кожа трескается, и крики превращаются в хриплые стоны. Каждая капля крови, что скапливалась под его ногами, как будто подчёркивала её власть, её правление. Она чувствовала, как внутри разгорается ярость, удовлетворение, когда гнев её переносился на других, заставляя толпу замереть. — Это ваше будущее, — произнесла она, указывая на истекающего кровью сотрудника. — Каждый из вас должен помнить, что предательство имеет свои последствия. Её голос звучал как колокол — громкий, зловещий, не оставляющий шансов на спасение. За ней стояли её подчинённые, полные ужаса, в то время как они видели, как их бывшие друзья испытывают ужасное наказание. Второй удар обрушился на другого сотрудника, на этот раз на его спину. Лаура почувствовала волнение от поднимающегося хаоса и боли, словно сама была частью этого наказания. Страх наполнял площади, каждый человек ощущал ту бесконечную пропасть расплаты. Они понимали, что Лаура Альбертовна не просто директор, но зловещее существо, ставшее воплощением страха и отчаяния. Шатенка почувствовала, как её всему сердце колотится, когда охранник, завершив третий удар, создал момент тишины, перед тем как вернуться к атаке. Затем последовали четвёртый, пятый, и каждый удар вбивал в сердца зрителей понимание того, насколько безжалостной может быть их начальница. Лаура наблюдала за тем, как у жертв перехватывало дыхание, как глаза их, полные слёз, расширялись от страха. Она получила то, что хотела: тотальный контроль, властную силу, испуг, который заставил бы всех задуматься дважды, прежде чем ослушаться её. После восьми мучительных ударов охранники остановились, переведя дух. Вдруг один из «предателей» произнёс что-то, шепча, словно последний мольба о прощении. Но это только подогрело её злую натуру. Лаура шагнула ближе, увидев, как пот стекает по иссечённой спине, и, улыбаясь, произнесла: — Если я не чувствую чувства вины за ваши страдания, то это не делает меня жестокой. Это лишь значит, что я знаю, когда и кого прощать. Вы выбрали дорогу предательства, и теперь вы получили свою долю наказания. Лаура Альбертовна отошла на шаг назад, любуясь результатами своей «работы». Она чувствовала, как адреналин бурлит в её венах, словно это была не кровь, а сама власть. Толпа всё ещё замерла, неподвижные лица в свете заката отражали страх и шок. Лаура оглядела их, и в её глазах блеснуло что-то, что заставило зрителей поёжиться. — Вы все видели это, — произнесла она, подняв голос так, чтобы её слова донеслись до последних рядов. — Это была не просто расправа. Это урок. Узнайте, какие последствия ждут тех, кто осмеливается пойти против меня. Вы все должны знать: предательство не останется безнаказанным. Собравшиеся начали перешёптываться, глухо обсуждая увиденное, осознавая, что всем им также грозит участь этих несчастных. Толпа поползла назад, и Лукина этого ждала. Она желала видеть их испуганные глаза, чувствуя себя верховной жрицей, которая приносит жертвы на алтарь власти. — А теперь, — продолжала она, её голос звучал с точностью хладнокровного механизма. — Всё закончилось всех жду сегодня в актовом зале в шесть часов вечера. Толпа медленно начала разрастаться, как будто сама задумалась о том, какое важное событие произойдёт в их жизни в шесть часов вечера. Лаура Альбертовна с хищной улыбкой наблюдала за тем, как все промелькнувшие взгляды скользнули на её подчинённых, жаждущих её одобрения и спасения. Но спасения не будет, как она с удовольствием осознавала. Охранники, уставшие от исполнения приказа, все ещё держали в руках цепи. Кровь на их одежде и руках могла бы напугать любого, но не Лауру. Для неё это был знак силы и власти, которую она так безжалостно осуществляла. Каждый её шаг по этой площади напоминал о том, чем она готова пожертвовать ради своей цели. Повешенные продолжали висеть на столбах, Лаура приказала нацепить таблички с надписью «ПРЕДАТЕЛИ», а сама пошла в школу. Её уверенные шаги звучали как удар гвоздя, который окончательно фиксирует каждую деталь устрашающего зрелища и подчёркивает её безмерную власть. Женщина вошла в задание и сразу столкнулась испуганными глазами учеников, но на них ей было всё равно, сейчас для неё самое главное это посмотреть все дела своих сотрудников, она больше не хотела подвергать школу к опасности. Шаг за шагом, она проходила мимо открытых дверей классов и слушала шёпот учащихся. Их тревога была явной, но она решила не прерывать занятия — лучше будет сначала разобраться в документации. В её кабинете лежали папки с отчётами, жалобами, и другой важной информацией. Она знала, что среди своих сотрудников могла столкнуться с предателями. С этими мыслями она вошла в свой кабинет. Как только она присела за стол, Лаура Альбертовна открыла одно из досье, читая внимательно и проверяя информацию этого сотрудника, она нашла ниточку, которая ведёт к проблеме. Не став разбираться, взяла печать и поставила штамп «УВОЛЕН». Следующие досье уже охранника, она изучала с особым вниманием. За время работы в школе Лаура Альбертовна научилась разбираться в человеческих характерах и злопыхательствах. Этот охранник, казалось, излучал нездоровую энергетику, и в его отчёте были отмечены неоднократные нарушения. Свидетельства поисковых проверок и отсутствие ответственности за свои действия подтвердили её подозрения. Она не могла позволить ему продолжать оставаться в школе, особенно сейчас, когда дети сталкивались с настоящими угрозами. Штамп «УВОЛЕН» лёг на бумагу, и в этот момент женщина ощутила, как с неё сваливается тяжесть. Следующим досье оказался учитель географии. Лаура Альбертовна сдерживала зевоту, пока читала его отчёт о работе. Всего через три месяца после начала учебного года он уже жаловался на уставшую программу и отсутствия мотивации у детей. Временами его словам не хватало уверенности, а в других местах явно начинались лукавства. Она продолжала анализировать его работу, и вот — снова тот же тривиальный сбой в графике проверок. Он хотел перевести нескольких учеников на более низкий уровень, хотя они явно демонстрировали способности. А это тоже могло означать лишь одно — заслуженное увольнение. Снова появился красный штамп: «УВОЛЕН». Лаура почувствовала горькую уверенность, что такая чистка института была необходима, несмотря на то, что это означало прощание с коллегами. Прошло ещё несколько часов и Лукина осмотрела всех сотрудников, несколько людей были уволены, теперь нужно было искать им замену и это она порочит рекрутеру — Харитоновой Вере Максимовне — старой знакомой, которая всегда была готова помочь, когда дело касалось поиска новых кадров. Лаура знала, что к ней можно обратиться за помощью, но не могла отделаться от чувства паранойи: и её старая подруга тоже могла оказаться предателем. Она сделала несколько заметок, записав все имена тех, кого решила уволить, и покрепче сжала в руках ручку. Сердце колотилось от волнения, и, несмотря на все её уверения в необходимости этого шага, она чувствовала себя неуютно. Достав из ящика стола телефон, Лаура набрала номер Веры. — Алло, Вера? — раздался голос Лауры Альбертовны, старающейся звучать как можно спокойнее. — У меня к тебе просьба. — Привет, Лаура! Конечно, слушаю. Чего тебе нужно? — проговорили в другом конце звонка. — Нам нужно срочно заполнить вакансии в школе. Я уволила несколько сотрудников, и у нас есть пустующие места. У тебя есть какие-то подходящие кандидаты? — сказала Лаура, попутно печатая на компьютере СМС для канцелярии, чтобы та написала оповестительное письмо всем уволенным. Вера задумалась на мгновение, а потом ответила: — У меня как раз есть несколько человек на примете. Но нужно ли мне знать причины увольнений? — Это внутреннее дело школы. Я просто доверяю твоему профессиональному чутью. Подбери лучших, пожалуйста, — Лаура положила трубку и вдруг почувствовала лёгкость, которая надолго не задержалась, ведь за ней по-прежнему тянулся невидимый шлейф тревоги, ей за неделю нужно было найти двух учителей и воспитателей, а ещё из охраны, но в этот раз она решила перебрать всю охрану и оставить только самых лучших, а с этим делом лучше всего обращаться к Касьянову Юрию Ивановичу. Лаура Альбертовна встала из-за стола и подошла к окну. Внешний мир выглядел вполне обычным: дети во дворе играли в мяч, несколько родителей обсуждали что-то у ворот школы, а вдали слышалось жужжание автомобилей. Всё это подчёркивало ей всю абсурдность текущей ситуации. Она чётко знала, что сделала правильный шаг, но внутреннее беспокойство по поводу возможных последствий не оставляло её в покое. Касьянов Юрий Иванович был руководителем службы безопасности. Они давно знали друг друга, взаимопонимание и, как считала Лаура, могли бы найти общий язык даже в самой сложной ситуации. Она направила ему СМС, предложив встретиться в неформальной обстановке. «Надеюсь, он не растерялся», — пронеслось у неё в голове. Лаура понимала, что в программе по поиску новых кандидатов в охрану ей нужно следовать рекомендациям, чтобы впустить в команду только тех, кто действительно способен защитить школу и её учеников. Не успела Лаура отложить телефон, как она услышала, как открывается дверь, и в кабинет зашёл её заместитель, Лавров Игорь Кириллович. На вид он выглядел обеспокоенным. — Лаура Альбертовна, извините, что отвлекаю, — начал он, но Лаура тут же его остановила. — Мне важно знать, как сейчас обстоят дела с детьми. Воспитатели все на месте? — спросила она, облокачиваясь на спинку кресла. — Да, с детьми всё в порядке, — ответил Игорь, но его лицо выдавало что-то большее, чем простое беспокойство. — Но нам нужно обсудить поведение Александра из группы младших классов. С ним стали происходить странные вещи. Им серьёзно интересуются старшие ребята и даже некоторые сотрудники. Лаура нахмурилась, наклонившись к Игорю. — Как это «странные вещи»? Поясни подробнее. — Он стал агрессивным, часто дерётся с другими детьми. А когда к нему подходят, он начинает говорить какие-то странные вещи. Мы просто не знаем, что с ним делать, — проговорил Игорь, отводя глаза. Лаура уже знала, что начинать с этого не стоило. Но её интуиция подсказывала, что если сюда затянуть какие-то движения, ситуация может разрастись. Как только Игорь закончил, Лаура вздохнула. — Хорошо, займись этим. Пусть воспитатели сходят с ним к психологу. — Да, я так и сделаю. — Игорь кивнул и вышел, а Лаура осталась наедине с мыслями. Беспокойство о детях становилось всё более актуальным. Она понимала, что сейчас работа с охраной и кадрами — это не единственные её задачи. У школы возникли более глубокие проблемы, о которых необходимо позаботиться. Вскоре пришло сообщение от Веры. Лаура Альбертовна была готова встретиться через час, но сначала Мария.

***

Мария открыла глаза, оттого что из её комнаты вышли. Оглядев всё пространство, Лауры Альбертовны нигде не было. Живот снова завыл от боли. Сейчас она чувствовала, что грязная и испорченная. Вторая попытка изнасилования всё-таки удалась. Девушка с трудом поднялась с постели, осознав тяжесть произошедшего. Комната казалась ей чужой и грязной, словно вся изменилась после недавних событий. Она глубоко вздохнула, но от этого нечистые воспоминания лишь становились ярче. Сердце стучало в такт боли и отчаянию, тело отзывалось каждой жилкой на боль и унижение, которые она только что пережила. Собрав последние силы, Маша боролась с желанием просто сдаться и остаться на месте. Она почувствовала, как болевые волны разливаются по телу, но удавалось стоять — это огромное усилие. Ей нужно было найти благодушие, найти комфорт и выйти из этого кошмара. Какие-то мысли начали проноситься в её голове, но все они несли только безысходность. Слёзы навернулись на глаза, размывая контуры комнаты, но она знала, что не может позволить себе сломаться. Не зная, куда идти и что делать дальше, Мария направилась к своему шкафчику, открыв его, она нашла в своей аптечке обезболивающее и выдавила в свою ладонь две таблетки. Эту боль надо было хоть чем-то унять. Мария с трудом проглотила таблетки, чувствуя, как горький вкус растёкся по её горлу. Надеясь на хоть немного облегчения, она сглотнула слезы и собралась с силами. Ей было необходимо принять какое-то решение, действовать, двигаться вперёд, несмотря на всё её состояние. Она осознавала, что сидеть в комнате и погружаться в отчаяние не приведёт ни к чему хорошему. Мария сделала несколько болезненных шагов к ванной комнате. Она включила холодную воду и ополоснула лицо, стараясь смыть липкую пелену страха и унижения. Ледяная вода на мгновение вернула её в реальность, позволив собраться с мыслями. Она увидела своё отражение в зеркале: глаза, наполненные болью, пустой и потерянный взгляд. Она ощутила, как её сердце стучит всё быстрее, требуя какого-то немедленного выхода. Капли воды стекали по её лицу, смешиваясь со слезами, но Третьякова понимала, что должна двигаться дальше, должна найти способ выбраться из этого кошмара. Сквозь боль и затуманенное сознание мелькнуло осознание: она не может и не должна оставаться здесь. Ей нужно было сбежать из этой школы, из этого кошмара, от Лауры Альбертовны, которая хочет её сломать. Пока Маша пыталась смыть слёзы, она почувствовала озноб, глаза начали закрывать, появилась лёгкая слабость. Мария глубоко вдохнула свежий воздух, прижав ладони к холодному краю раковины. Её голова кружилась, но она знала, что не может позволить себе упасть сейчас. Внутри неё зародилось едва ощутимое пламя решимости, которое боролось с волнами отчаяния и вызванной шоком слабостью. «Я не сломлюсь», — мысленно повторяла она, чувствуя, как эти слова придают ей хоть крохотную долю силы. Она приняла решение — ей нужно было как можно быстрее покинуть это место. Девушка направилась к своему шкафу, вытащила небольшую сумку и начала собирать вещи. Её руки дрожали, но каждое движение было наполнено решимостью — каждая вещь, которую она убирала в сумку, была шагом к свободе. Она знала, что нужно действовать быстро и не давать себе возможности на сомнения или страх. Её мысли были направлены только на одно — как можно быстрее уйти из этой школы и найти безопасное место, где она сможет прийти в себя и обдумать дальнейшие шаги. Как только сумка была собрана, её охватил жар, быстро достав обезболивающие, нашла побочный эффект: озноб, жар, головокружение, вас клонит в сон. Желательно вам лечь спать. Мария понимала, что её состояние было результатом не только физической травмы, но и побочного эффекта от обезболивающих. Однако сон был сейчас не вариантом. Она не могла позволить себе снова оказаться уязвимой. Закусив губу, чтобы не закричать от боли и отчаяния, она бросила последний взгляд на комнату, которая стала для неё тюрьмой, и вышла в коридор, но её остановила воспитательница. — Мария, вернитесь, пожалуйста, в комнату, — сказала женщина, положив руку ей на плечо. — Время пять часов утра, идите спать. Мария, вздрогнув от резкого прикосновения и грубого голоса воспитательницы, отшатнулась назад. Её глаза блеснули решимостью и страхом одновременно. Взгляд кареглазой встретился с глазами женщины, она почувствовала, как невидимые оковы снова пытаются сковать её. Но она знала, что не может позволить себе быть пойманной в этой ловушке. — Нет, я не могу остаться, — с трудом проговорила она, стараясь не упасть. — Мне нужно уйти. Пожалуйста, дайте мне пройти. Воспитательница нахмурилась, её лицо резко изменилось. Видимо, сочувствие не было частью её обязанностей. Она притянула Марию ближе к себе, пытаясь подчинить её воле, но Мария, казалось, нашла последние остатки сил внутри себя. Её лицо напряглось, глаза горели полным отказом подчиняться. Она резко оттолкнула руку женщины, освобождаясь от её хватки. Голова Третьяковой закружилась, и она почувствовала тяжесть, всё-таки она решила вернуться в комнату. Мария, ощутив, что силы на исходе, поняла, что остаться в коридоре и сражаться с воспитательницей было бы слишком рискованно. Она сделала вид, что подчиняется, и, медленно пятясь назад, вернулась в свою комнату. Воспитательница, немного удовлетворённая, но всё ещё насторожённая, махнула рукой, сигнализируя Марии зайти внутрь и закрыть дверь. Но Мария уже в этот момент обдумывала свой следующий шаг. Как только дверь за ней захлопнулась, Мария быстро оглянулась по сторонам. Она знала, что если её попытка побега пройдёт неудачно, следующие могут просто не состояться. Разумеется, сон был не вариантом — слишком велик был риск, что она просто не проснётся вовремя или вовсе потеряет ещё больше сил. Дрожащими руками Мария взяла телефон и начала искать информацию о ближайших местах, куда она могла бы обратиться за помощью — больницы, приюты, общественные организации. Её глаза то и дело закрывались, голова кружилась, но это не останавливало её. В поисках спасения, она наткнулась на одну статью о местном кризисном центре для женщин. Он очень находился достаточно далеко, но это был её единственный шанс. Зарегистрировав адрес и телефон на бумаге, она собрала последние силы, чтобы выйти из комнаты. Заведя будильник на телефоне, Маша решила дать себе буквально пятнадцать минут отдыха, чтобы чуть-чуть восстановить силы, но ни в коем случае не уснуть полностью. Едва закрыв глаза, она мысленно продолжала повторять своё намерение уйти — это помогало ей сохранять концентрацию. В назначенное время будильник не разбудил её, как девушка заснула крепким сном. Когда Мария проснулась, её глаза машинально метнулись к часам на стене. Сердце учащённо застучало, когда она поняла, что спала гораздо дольше, чем планировала. Паника накатила, как волна, угрожая захлестнуть её вновь, но девушка подавила её. Поняв, что сейчас не то время уже бежать, вспомнила про правила школы, за прогулы ждут наказание. Время на часах показывало 8:10, спустив ноги на пол. Третьякова ещё раз протёрла глаза. Ей нужно было собраться на занятия, слабость в данный момент не имела значения. Пройдя в ванную комнату, она включила тёплую воду и начала умываться. Мария смотрела на своё отражение в зеркале. Лицо было бледным, с тёмными кругами под глазами, выдавшими её сломленное состояние. Вода, струящаяся по её коже, немного оживляла, возвращая сил хотя бы на время. Она понимала, что сегодня должна быть не только физически готовой, но и эмоционально собранной — единственный шанс ускользнуть от столь тягостного положения. После умывания девушка надела школьную форму, пытаясь сохранить привычный ритуал, который хоть немного, но помогал ей чувствовать себя более нормально. Сумка уже стояла у двери, готовая к побегу, но сейчас был нужен другой подход. Ей нужно было успеть до начала уроков, тогда у неё будет больше шансов не привлечь лишнего внимания. Быстро выложив все вещи, она собрала учебники и вспомнила, что уроки совсем не выполнены. Мария забросила в сумку учебники, стараясь не тратить на это слишком много времени. Понимая, что оценки за домашние задания сейчас — не на первом месте, она решила использовать свои уроки как прикрытие для последующего побега. Часы неумолимо показывали приближение начала занятий, и Мария понимала, что каждая минута на вес золота. Она быстро вышла из своей комнаты и направилась в сторону лестницы, ведущей в класс. В коридоре она старалась держаться уверенно, словно ничего необычного не произошло. Воспитательница стояла у двери, словно страж, внимательно наблюдая за каждым учеником. Мария, стараясь не выдать свои намерения, кивнула ей приветливо и направилась к классу. Подойдя к месту назначения, она постучалась и открыла дверь. — Здравствуйте, простите за опоздание, могу я присутствовать на уроке. Учительница, строгая женщина средних лет, подняла глаза от своего стола и пристально посмотрела на Марию. Её взгляд был словно сканер, пронизывающий насквозь. — Почему вы опоздали, Третьякова? — сухо спросила она, добавляя своей интонацией нотки подозрения. Маша знала, что объяснения сейчас не помогут, поэтому выбрала тактику наибольшей вежливости и смирения: — Прошу прощения, я задержалась по личным обстоятельствам, это больше не повторится. Учительница, посмотрев на её усталое лицо и заметив её смиренную стойку, кивнула в сторону свободного места в конце класса. Мария быстрыми шагами подошла к своей парте, чувствуя взгляды одноклассников, но стараясь не обращать на них внимания. Сев на своё место, Мария позволила себе глубокий вдох. Она обвела глазами класс, фиксируя детали: расположение дверей, ближайшие окна, предметы, которые могут пригодиться для экстренных ситуаций. Сегодня она должна была быть готова ко всему. Её план был прост: закончить учебный день, а после этого воспользоваться наиболее тихим и безопасным путём для побега из школы к кризисному центру. Её мысли постоянно возвращались к статье, которую она прочитала о кризисном центре. Там упоминались специалисты, готовые поддержать женщин в трудных ситуациях, защитить и помочь восстановить утраченные силы. Эта перспектива наполняла её хрупкой надеждой и силой двигаться дальше. Главное, чтобы вышепоступок не вызвал подозрений. Урок продолжался, и Мария сосредоточила свои усилия на том, чтобы оставаться невидимой — до того момента, когда школа станет позади, и начнётся её новый путь к свободе. — Третьякова Мария, к доске рассказывать параграф! — произнесла учительница, смотря на неё. Маша вспомнила, что на сегодня не подготовила домашнее задание ни по одному предмету. — Я не готова, — сказала девушка, поднимаясь со стула. — А опаздывать вы можете, Мария. Идите попробуйте хоть что-то мне рассказать, хотя бы на три, — говорит более спокойно женщина. — Я не знаю эту тему, если даже вы думаете, я не смогу её рассказать. Ставьте два! — крикнула Мария. Учительница на мгновение замерла, не привыкшая к столь резким ответам. Её глаза сузились, и она вскинула бровь, но затем снова обрела спокойствие. — Хорошо, Мария, два так два, — с этими словами она сделала пометку в журнале. — И что, теперь ты довольна? — с сарказмом спросила учительница, глядя прямо в глаза Маше. — Только не думай, что всё так просто закончится. Двойка — это только начало. Будешь сидеть на дополнительных занятиях, пока не выучишь весь пропущенный материал. Маша скрестила руки на груди, чувствуя, как её лицо заливает краска гнева. Она знала, что сейчас не момент для пререканий, но буря эмоций внутри неё не утихала. На неё смотрели все сверстники, и любое слово могло обернуться новым поражением. — Да не буду я сидеть на ваших дополнительных занятиях! — выпалила Маша, не выдержав напряжения. — Я и так здесь ничего не понимаю, зачем мне тратить ещё больше времени? Учительница сморщила лоб, явно борясь с внутренним раздражением. — Знаешь, Третьякова, здесь вольностей нет. Ты можешь не любить меня или этот предмет, но ты обязана учиться. Если ситуация не изменится, к делу подключу директора. Тогда ты увидишь, что такие ответы и поведение действительно не сойдут тебе с рук. Ты меня поняла? В классе стояла напряжённая тишина. Мария с трудом сдержала слезы, но знала, что у неё нет другого выбора. Сквозь сжатые губы она всё-таки ответила: — Поняла, — прошептала она, надеясь, что этот мучительный разговор наконец-то закончится. — А сейчас вышла к доске и рассказала хоть что-то по этой теме, — сухо произнесла женщина, откидываясь на спинку кресла. Девушка медленно подошла к доске, ощущая, как каждый шаг будто давался ей с невероятным трудом. Она попыталась вспомнить хоть что-то из учебника, хотя бы пару ключевых фраз, но в голове было пусто. Она должна была что-то сказать, но слова застряли в горле, как комок, мешающий дышать. — Итак, Мария, мы все ждём, — голос учительницы прозвучал угрожающе спокойно. — Э… Этот… — Маша мужественно попыталась начать, но тут же сбилась, ощущая, как спина покрывается холодным потом. — Мы говорим о… — впервые проголодав хоть что-то осмысленное, Маша почувствовала, как её голос немного окреп. — О развитии… промышленности в конце XIX века. В то время… — она боялась поднять глаза, чтобы не увидеть насмешливые или жалостливые взгляды одноклассников. — В то время происходили значительные изменения в производственных методах, появились новые технологии… Неожиданно для себя она нашла в себе силы рассказать больше, чем ожидала. Каждое слово давалось с трудом, но она продолжала, вспоминая хотя бы отрывки из прочитанного когда-то текста. Учительница слушала внимательно, не перебивая, наблюдая, как девочка борется со своими страхами. Когда Маша закончила, голосом тихим и дрожащим, учительница не сразу отреагировала. Затем, вздохнув, она прозвучала уже не так категорично: — Ладно, Мария, хоть это было не так подробно, как нужно, но я вижу, что ты старалась. Пойду навстречу, поставлю слабую тройку. Но тебе действительно нужно подтянуть знания. Завтра жду тебя на дополнительных занятиях. Там разберём всё, что упустила. Мария кивнула, вернулась на своё место, чувствуя значительное облегчение. Она знала, что это только начало, но понимала, что сейчас ей удалось сделать первый шаг в борьбе со своими страхами и неуверенностью. Класс медленно начинал шептаться, а учительница, не теряя времени, продолжила урок. Маша сидела на своём месте, чувствуя, как напряжение постепенно покидает её тело, уступая место лёгкости и облегчения, но тут услышала голос Лауры Альбертовны: «— Внимание, всем сотрудникам срочно на площадь, через десять минут!». Учительница сразу успокоила весь класс, как те перепугались. — Дети, вам задания ответить на все вопросы, которые я составила на прошлую тему, — произнесла женщина, включая проектор, а сама пошла на выход из кабинета. Как только учительница вышла из класса, дети рванули к окну, так как оно выходило на площадь. Они увидели трёх людей, которые висели на столбах, это для них означало, что этих сотрудников будут наказывать. Маша стояла с самого края окна и увидела кровь, которая стекает у одного повешенного. Кареглазая с трудом оторвала взгляд от жуткого зрелища, но что-то внутри заставляло её продолжать смотреть. Ужас и любопытство переплелись в её сознании, превращая эту сцену в непостижимое наваждение. Прокашлявшись, она заметила, что кровь, стекавшая с одного из тел, образовала небольшую лужу у подножия столба. Дети сжались вокруг окна, одни морщили лица и отворачивали глаза, другие, напротив, всматривались, как зачарованные. — Почему их наказывают? — проломил молчание тихий голос Димы, стоящий рядом с Марией. Никто не ответил. Самые смелые обменялись взглядами и пожали плечами. Лёша, который всегда любил быть в центре событий, подкрался к Маше и тихо прошептал: — Они нарушили какие-то правила. Говорят, что жестокое наказание ждёт каждого, кто осмелится пойти против системы. Маша вздрогнула, услышав слова Лёши, и чувствовала, как внутри неё разгорается ещё одна волна страха. Она отступила от окна, понимая, что смотреть дальше просто непосильно. Татьяна подошла к Третьяковой и обняла её за плечи. — Я сегодня слышала, что некоторых учителей накачали снотворным, вот они причастны к этому. Походу, Лаура Альбертовна решила их наказать за предательство. Смотри, вот, — и она показала через окно на площадь. Маша посмотрела на площадь и увидела, как Лаура Альбертовна, облачённая в строгий бордовый костюм, поднялась на высокую платформу. Её лицо было холодным, как лёд, и отражало жестокость намерений. Маша невольно вздрогнула от мимолётного человеческого ужаса, заполонившего её мысли. В это время Лаура Альбертовна обратилась к толпе. Её голос был твёрдым и внушительным. Вскоре девушка увидела охрану, которая несла цепь. «Неужто наказание будут связаны с ударами цепью?» — подумала Мария, всматриваясь в окно, ей было страшно от этих мыслей. Лаура Альбертовна подняла руку, призывая к тишине. Взглядом она охватила толпу, излучая авторитет, которому невозможно было противостоять. Люди внизу зашевелились, их лица отражали страх и непонимание, но никто не осмеливался протестовать. Сердце Марии билось в такт с ритмом её дыхания, не находя в нём привычной утешительности. Она глядела на поднятые вверх цепи, не в силах отвлечься от ужасающей мысли о том, что и она могла бы оказаться на их месте. Лёша, стоявший рядом, побелел, его губы дрожали под тяжестью неизречённого ужаса. Толпа раздвинулась, пропуская охрану к повешенным. Когда цепи ударили по телу, раздался мрачный звук, который отозвался в глубине души Маши. «И это только начало», — мелькнула ужасная мысль, слёзы хлынули из глаз, и Мария, оттолкнув некоторых одноклассников, побежала на выход из класса в туалет. Заперевшись в туалете, Третьякова прислонилась спиной к дверям и с силой закусила губу, чтобы подавить всхлипы. В ушах всё ещё звучал гул цепей, словно отголосок какого-то кошмара, не дающий ей покоя. Страх сжимал грудь, как кольцо, и казалось, что воздуха не хватает. Под кожей ощущался холод, словно каждый вдох приносил с собой тень надвигающейся участи. Она знала, что внизу виновны даже не те учителя — виной всему была сама Лаура Альбертовна, её деспотичные методы и безжалостность. Мысли о том, что она могла бы оказаться на месте наказуемых, гнали её в бездну отчаяния. Маша закрыла глаза и попыталась представить себе спокойствие, но образы боли и страха столкнулись с искренними попытками успокоиться. Как всё это могло произойти? Почему никто не вмешивался? Ощущение бездействия и бессилия обострило её панику. Маша резко открыла глаза, полные слёз, и, собравшись с силами, решила, что не может просто так сдаться. Она взялась за холодный кран, стараясь унять дрожь в руках. Вытирая слёзы, она увидела своё искажённое отражение в зеркале. Лицо казалось чужим, наполненным паникой и страхом. В голове не утихали эхом слова Татьяны и звон цепей, раздававшихся на площади. Сердце всё ещё колотилось, как будто пыталось вырваться из груди. Наконец, собравшись с силами, Маша решила вернуться к окну. Ей нужно было увидеть, что происходит дальше — возможно, кто-то из её друзей всё ещё оставался в классе. Когда кареглазая вернулась, ученики продолжали стоять около окна. — Всё наказание закончилось, — сказала Таня, подходя к Марии. Девушка подошла к окну и увидела кучу крови, ей опять стало страшно. Маша прижалась к стеклу, глаза не верили увиденному. Кровь, растёкшаяся по площади, казалась символом безнадёжности и страха, давящей на её сознание. Она ощутила укол унижения за то, что стояла в стороне, наблюдая за той жестокостью, в которой не могла вовлечься. Отвратительные крики и стоны, эхом отражавшиеся в её голове, будто бы стали частью её стонов, захватывающих её изнутри. — Почему мы не можем ничего сделать? — вырвалось у неё из уст. Очередной вопрос без ответа, навеки оставшийся в её сознании, как постоянный источник ада. Улица опустела, лишь ветер шептал ей о том, что жизнь продолжалась, но не здесь, не в этой бездне страха. Лицо Татьяны осветилось слезами, когда она, хрипя, произнесла: — Никто не сможет нам помочь. Это наша реальность. Эта мысль свалила Машу с ног, оставив её наедине с непониманием и ужасом. Мария вновь закрыла глаза, чувствуя, как всё вокруг теряет смысл, из-за чего каждый вдох становился настоящим усилием. Девушка хотела отсюда сбежать, она не хотела здесь оставаться, тут прозвенел звонок на следующий урок. — Маша, идём на английский язык, — сказала Таня, взяв её за руку. Маша машинально кивнула, но её ноги словно приросли к полу. Она не могла просто так уйти, оставить всё это позади. Таня, не дождавшись ответа, потянула подругу за собой, и вскоре они оказались в переполненном классе. Но шум и смех сверстников не принесли никакого облегчения. Маша сидела на месте, полная безмолвного отчаяния, как будто внезапно оказалась в другом мире, далёком от жестокости, произошедшей только что. В класс зашла женщина лет тридцати пяти. — Good morning, children. Today we have listening comprehension, — сказала учительница, проходя мимо парт к своему столу. — Good morning, Maria Grigoryevna, — хором ответили дети и сели на места. Учительница аккуратно положила телефон на стол и, расправив складки строгого серого костюма, взяла в руки планшет. На экране замерцал файл, который она заранее подготовила к сегодняшнему уроку. Класс затих, как только она включила динамик для воспроизведения аудиозаписи. В помещении воцарилась полная тишина, и ученики напрягли слух, готовясь вслушиваться в каждое слово. — Today, we'll listen to a conversation between two friends who are discussing their holiday plans. Afterwards, I'll ask you some questions about the details you've heard. Please pay close attention to all the details in the conversation, — спокойно и уверенно проговорила Мария Григорьевна, щёлкнув по экрану. Звуки детских голосов стали заполнять класс. В диалоге участвовали мальчик и девочка, обменявшиеся рассказами о своих будущих каникулах. Один говорил о поездке к бабушке в деревню, другой — о посещении зарубежного курорта. Учительница внимательно следила за реакциями своих учеников, видя, как их лица показывали то интерес, то озадаченность. Прошло несколько минут, и запись закончилась. Мария Григорьевна отключила динамик и оглядела класс. — Can anyone tell me where this boy is going for his holiday? — начала она, подняв взгляд на первую парту, где сидела Оля — одна из самых усердных учениц. Оля подняла руку и уверенно ответила: — He is going to his grandmother’s village. Учительница кивнула и продолжила: — That's correct. And where is the girl planning to go? На этот раз руку поднял Петя, ещё один способный и внимательный ученик: — She is going to a foreign resort — Well done, Petya! — похвалила его Мария Григорьевна. — So, what activities are they planning to do during their vacation? Класс затих, пока ученики обдумывали услышанное. Вскоре руки начали подниматься по всему классу, и учительница останавливалась возле каждого, давая возможность выразить мысли. Вопросы и обсуждения продолжались, поочерёдно переходя от одного ученика к другому, пока диалог не раскрылся во всех деталях. Ученики по очереди рассказывали, как мальчик собирался помогать бабушке с огородом, а девочка — исследовать новый город и его достопримечательности. В конце урока дети были довольны собой: они смогли понять и воспроизвести достаточно сложный диалог на английском языке, и каждое новое слово или фраза укрепляли их уверенность. Мария Григорьевна собрала учебные материалы и, улыбнувшись, сказала: — Excellent job, everyone! I'm very proud of you. For your homework, I want you to write a short paragraph about your plans for the holidays. Try to use the new vocabulary we learned in the last lesson. Маша весь урок была потерянная: она не участвовала на занятии от слова совсем, лишь сидела с пустым взглядом, смотря в одну точку. Доска, препод, одноклассники — всё это перестало иметь значение для неё в один момент, превратилось в неразборчивый шум на фоне её ощущений. Девушка до сих пор была в шоке от увиденного. Ей было страшно даже смотреть на улицу, где ещё недавно милиционеры применяли жестокость по отношению к невинным людям, её друзьям и соседям. Полякова, заметив состояние подруги, аккуратно собрала рюкзак Марии и, наскоро переговорив с учителем, повела её на следующий урок. Так и прошли все занятия: от звонка до звонка. Маша безвольно следовала за Таней, как маленький ребёнок за матерью, не осознавая, что происходит вокруг. Школьные коридоры, обычно такие шумные и многолюдные, сегодня будто растворились в её сознании, оставляя лишь пустоту и серые пятна. Третьякова была погружена в свои мысли, в эти тяжёлые, беспокойные мысли, которые не давали ей покоя. Наконец, прозвучал последний звонок. Татьяна нежно взяла кареглазую девушку под руку и проводила её до спального корпуса. Она довела её до комнаты и помогла ей лечь в постель. Девушка лежала на кровати, глядя в потолок. Слёзы скатывались из её глаз по щекам, затем исчезали в подушке, оставляя на ней тёмные пятна. Мимо комнаты почти бесшумно проходили ученики, но Мария не замечала их. Всё её внимание сконцентрировалось на воспоминаниях. В ушах всё ещё звучали крики и стоны тех, кто оказался жертвами внезапной жестокости. Картины того дня всплывали перед её глазами снова и снова. Эти сцены были слишком реальны, слишком живы, чтобы их можно было просто вычеркнуть из памяти. Стоило ей прикрыть глаза, как она снова видела лица сотрудников, их испуганные взгляды, окровавленные руки. Всё это било по нервам, порождая необъяснимое чувство вины и беспомощности. Таня сидела рядом, держа Машу за руку и тихо шепча слова утешения. Она знала, что никакие слова не смогут сейчас вернуть подруге покой, но молчание казалось ещё хуже. Она видела, как Мария медленно погружается в бездну отчаяния и страха, и не знала, как ей помочь. Казалось, что каждый звук, каждый лёгкий шорох лишь добавляет ей боли. Татьяна понимала, что Третьякова столкнулась с чем-то таким, с чем никто не должен сталкиваться, особенно в их возрасте. — Маша, что произошло? — спросила Таня, увидев бледность на лице подруги. — Как смогу, так расскажу! — проворчала Третьякова, поворачиваясь на бок. — Можешь меня оставить! Таня закусила губу, чтобы сдержать слёзы. Её сердце сжималось от боли за подругу. Стараясь хоть как-то утешить Марию, она оставила на тумбочке стакан воды и вышла из комнаты, тихо прикрыв дверь. Она чувствовала, что сейчас её присутствие приносит больше беспокойства, чем утешения, и решила дать Маше немного времени и пространства, чтобы та могла попытаться собрать свои мысли. Коридоры спального корпуса были пустынными и холодными. Таня медленно шла по ним, снова и снова прокручивая в голове разговор с Машей. Её терзало чувство беспомощности, ведь она не знала, как облегчить страдания подруги, не знала, как вернуть ей покой. Всё, что она могла сделать — это быть рядом, но даже этого казалось недостаточно. Она вспомнила, как несколько дней назад они все вместе смеялись, играли в мяч, строили планы на выходные. Мир тогда был ярким и тёплым, наполненным детским смехом и радостью. А теперь…теперь всё изменилось. Всё стало другим. Чувство незащищённости и страха преследовало их, проникая в каждый уголок их сознания. Тем временем лежащая на кровати Маша беспомощно пыталась найти хоть немного спокойствия. Её мысли вновь и вновь возвращались к ужасам, которые ей пришлось видеть. Она старалась понять, что же пошло не так, почему люди, которых она знала всю жизнь, могли подвергаться такой жестокости. Эти вопросы казались безответными, и это лишь усиливало её мучения. Картинки оживлялись в её сознании снова и снова, как заколдованный круг. Лёжа в одиночестве, Мария старалась не думать о будущем, ведь оно казалось ей настолько же неопределённым и страшным, как и прошлое. В этот момент её жизнь казалась разбитой на осколки, которые невозможно было собрать. Она знала, что в этом мире полно несправедливости, но никогда не думала, что она коснётся её. Ощущение общей катастрофы и безнадёжности охватило её, делая невозможным любой план на завтра. Тёмные пятна на подушке оставались немыми свидетелями её внутренних терзаний, и каждая слеза, казалось, выжигала новые раны на сердце. — Третьякова Мария, вас зовёт к себе Лаура Альбертовна, срочно! — голос воспитательницы прозвучал так громко, что Маша вздрогнула и медленно повернула голову к двери. — Лаура Альбертовна? Зачем я ей понадобилась? — сухо спросила Третьякова, с трудом собираясь с мыслями. — Это важно, Маша. Прошу, оденься и быстро иди в её кабинет, — воспитательница стояла у порога, ожидая реакции девушки. Маша медленно поднялась с кровати, чувствуя, как ноги её неуверенно подкашиваются. Она натянула свитер и джинсы, стараясь не думать о том, что могло бы быть настолько важным, чтобы её вызывать. Мысли в голове путались, и ей было сложно представить, что могло ещё ухудшить её и так подавленное состояние. Проходя по длинным, холодным коридорам ещё раз, Маша чувствовала, как её внутренний мир рушится с каждым шагом. Скоро она подошла к двери кабинета Лауры Альбертовны и постучала. — Входите, Мария, — прозвучал голос за дверью. Маша открыла дверь и вошла внутрь. Кабинет был залит мягким светом лампы, стоявшей на письменном столе. Лаура Альбертовна сидела за столом с серьёзным выражением лица. — Мне тут доложили, что ты опоздала на урок, да и твой дневник я проверила, меня очень огорчила двойка и тройка. Помнишь, какие правила в школе? Мария невольно сглотнула, затрудняя дыхание от нервного напряжения. Она потупила взгляд, избегая пристального взгляда Лауры Альбертовны. Ведь это не в её стиле — быть непунктуальной и получать низкие оценки, она всегда стремилась к лучшему. Но последние события выбили её из колеи, и она ощущала, как тяжкий груз ответственности давит на плечи. — Да, помню, — прошептала Маша едва слышно. Лукина выдержала долгую паузу, будто прислушиваясь к своим мыслям и обдумывая следующие слова. Мария едва сдерживала слёзы, понимая, что эта встреча — не просто выговор за ошибки. Казалось, что тёмное облако, сгустившееся над её головой, вот-вот поглотит её целиком. — Тебя ждёт наказание. Иди сюда! — Лаура поманила её пальцем. Отодвигаясь назад в кресле. Маша, хоть и шагнула вперёд, но чувствовала себя будто в тумане. Она подошла к столу и встала перед Лаурой Альбертовной, подчинённая, хоть и с внутренним трепетом. Лаура смотрела на неё, её глаза были твёрдыми, словно движущиеся камни. Она медленно встала, обошла стол и остановилась прямо перед Машей. — Я хочу, чтобы ты поняла одно: здесь, в нашей школе, мы придерживаемся дисциплины. И когда кто-то её нарушает, это отражается на всех, — Лаура Альбертовна заговорила тихо, но её слова резали воздух, как лезвие. — Ты знаешь правила, и ты знаешь, что за нарушение следует расплата. Маша попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. Лаура Альбертовна вышла в коридор и вернулась с хлыстом в руках. Маша побледнела, сердце забилось в два раза быстрее. — Раздевайся, — прозвучал приказ, не допускающий возражений. — Лааура....Альбертовна...пожалуйста только не это! — Мария начала плакать, она не понимала почему, её опять хотят наказать. Её вчера изнасиловали, вместо того чтобы... Лаура Альбертовна нахмурилась и повысила голос: — Раздевайся немедленно! Таковы правила, и ты знала об этом с первого дня, — её слова прозвучали как приговор. Маша, дрожа от страха и унижения, медленно начала снимать свитер и джинсы. На её теле были видны синяки и следы насилия, но Лаура Альбертовна казалась невозмутимой. Она наблюдала за действиями Маши с холодным, обезличенным выражением лица, как будто ничего не видела. — Ляг на стол, лицом вниз, — продолжила Лаура жёстким тоном. Маша послушно подошла к столу и легла на него, её слёзы падали на деревянную поверхность, оставляя мокрые пятна. Женщина прикоснулась к спине девушки, проходясь по синякам и царапинам, оставленным после насильника. Лаура Альбертовна провела пальцами по ранам на спине Маши, её прикосновения были холодными и бесчувственными. Она вдруг остановилась, ощутив что-то на кончиках пальцев. В этот момент она задумалась, казалось, всего на долю секунды, но потом её лицо смягчилось — однако лишь на мгновение. — Я вижу, что тебя вчера сильно наказывали, — тихо произнесла Лаура, но её голос не был полон сочувствия, скорее это была констатация факта. — Но это не отменяет твоих проступков и не снимает с тебя ответственности за них. Маша лежала на столе, весь её организм замер в ожидании боли, которая должна была последовать. Тишина в кабинете становилась невыносимой, смешиваясь с её собственными всхлипываниями и шелестом её неровного дыхания. Лаура Альбертовна шагнула назад, смотря на обнажённое тело девушки. Сев в кресло, она подвинулась до упора и схватила Марию за талию, сажая к себе на колени. Девушка, вздрогнув, почувствовала странную смесь облегчения и неловкости. Её грудь всё ещё поднималась и опускалась в рваном ритме, а слёзы продолжали беззвучно стекать по щекам. Она не понимала, что происходит, и вообще, как продолжать жить в такой обстановке. Лаура Альбертовна, всё ещё держа её за талию, немного наклонилась вперёд, чтобы заглянуть ей в глаза. — Слушай, Маша, — сказала она более мягким тоном, хотя голос всё ещё сохранял твёрдость. Мария громче начала плакать и прижалась к Лауре Альбертовне сильнее. Лукина, чувствуя напряжение в теле кареглазой, глубоко вздохнула и слегка расслабила захват, но не отпускала её. Её свободной рукой она нежно провела по волосам девушки, успокаивающим жестом, отчего на миг показалось, что в её холодном облике появилась крупица человечности. Маша, продолжая всхлипывать, закрыла глаза, пытаясь найти в этих прикосновениях хоть какую-то поддержку. — Я не хочу тебя мучить, Маша, — продолжила Лаура более спокойным голосом. — Но ты должна понять, что правила не просто так установлены. Есть вещи, которые мы обязаны соблюдать, чтобы сохранить порядок. Вчерашняя ночь не исключение. Мария с трудом воспринимала эти слова, её мысли были заняты воспоминаниями о пережитом насилии. — Я осознаю, что сейчас тебе тяжело, — продолжала женщина, а её голос всё ещё сохранял сталь, но в нём появилась тень прежней заботы. Эти слова прозвучали как эхо в голове Марии. Она обняла Лауру Альбертовну крепче, словно надеясь, что это предотвратит дальнейшую боль и унижения. — Лаура Альбертовна, я теперь грязная. Никому не нужна. Меня лишили грязно девственности. Я даже не знаю, что сделали с тем человеком. — Его убили, правильнее сказать, убила его я. Никто не смеет трогать мою игрушку — тебя. Мария почувствовала, как собственное дыхание становится поверхностным, почти затруднённым под грузом напряжения. Глаза Лауры, сверкающие странной смесью жестокости и ухаживания, заставляли Машу сжиматься внутренне, словно натянутую струну скрипки, готовую лопнуть от малейшего прикосновения. Рука Лукиной всё ещё удерживала её подбородок, не позволяя отвернуться и уклониться от этого пристального взгляда. Казалось, время остановилось, и в этом мгновении, наполненном нереальной тишиной, мир для Марии сузился до двух точек — её и Лауры Альбертовны. Она чувствовала, как каждая клеточка её тела протестует, но одновременно проявляется странное притяжение к этой женщине. — Помни, Мария, — прошептала шатенка, отпуская её подбородок и проводя пальцами по её щеке, как бы завершая своё столь настойчивое заявление. — В этом мире нет места для слабости. Через полчаса я тебя жду около своей машины, не опаздывай. Голубоглазая женщина помогла ей подняться с колен. Мария не сразу поняла, насколько серьёзны были слова Лауры Альбертовны. Её тело всё ещё дрожало от пережитого страха, и она пыталась осмыслить происходящее. Она чувствовала странное сочетание облегчения и тревоги, пытаясь привести свои мысли в порядок. Быстро надевая одежду, Мария старалась не смотреть Лауре в глаза, но ощущала на себе её внимательный взгляд. После того как Мария закончила одеваться, Лукина встала и подошла к двери. Она остановилась на пороге, слегка обернувшись через плечо, и её взгляд знал только строгость и непоколебимость. — Запомни, Маша, — сказала она, уже уходя. — Каждый твой шаг здесь имеет последствия. Не позднее чем через полчаса буду ждать тебя у машины. Ты знаешь, что случится, если опоздаешь.