Ушки, Хвост, Два Топора

Это случилось через день после Монстрофилии. Ранний вечер. Подвал, должный быть пустым в это время, полнился кротким шумом отдыха двух крольчат. Старший напевал заразную мелодию и штопал свою бригантину, а младший лежал на кровати, где читал бестиарий по тварям подземным. Досуг проходил в тишине, ведь Богини не было рядом — отрабатывала «последние» дни в лавке закусок. Идиллия и спокойствие. Одно лишь портило ощущения: в воздухе витал стойкий аромат целебных зелий. Исходил он от давящей повязки на правой руке Белла, повреждённой при битве с орком днём ранее. Запах был приятен, но само наличие этих острых ноток в воздухе удручало, ведь по причине травмы сегодня и неведомо сколько дней впредь, они не будут спускаться в Подземелье. В этом таилось множество неприятных моментов — Лекс не может пойти сам, ведь попросту никак не вырежет волшебные камни из-за новой магии, а юноше туда путь заказан, лишь руку повредит и затянет период восстановления. Запаса для поддержания Фенрира сытым осталось не так много и старший уж смирился с редким пропуском «кормёжки», однако юноша, ставший тому причиной, нет. Белл уже давно пропускал строки бестиария, витая в вязких мыслях и думая о своём. Страница за страницей улетали пустыми листами и в очередной раз глубокая мысль заставила руку замереть при перелистывании главы. Он задумался и не собирался покидать то адское место из неприятных дум... Лекс подшивал броню, напевал тихую мелодию, но больше всего считал, с каким же интервалом мальчишка перелистывает страницы... Он не мог найти себе места и всё беспокоился, переживал — с самого утра на лице Белла лживая улыбка, где на краях губ видна боль, или вина. Сегодня настал тот день, когда все переживания, все потаённые страхи и другая, подобная яду мерзость, выльется из мальчишки под давлением сковавшей его травмы — боялся Лекс, и к его сожалению, не прогадал. В какой-то момент уютного и тихого вечера, юноша захлопнул книгу и аккуратно поднялся с кровати. — Ты куда? Он ответил боязно, почти обречённо: — Я... Я пойду п-погуляю. Хочу подышать свежим воздухом. — Хорошо, смотри не вырви никому глаз по пути. — бросил старший, на что даже неловкого смешка не получил, даже взгляда. Мысли о моральном разрушении его брата утвердились. Белл шустро покинул церковь, так и не узнав, как сильно о нём беспокоятся. Бригантина броском отправилась в угол, а Лекс потупил взгляд в потолок. «Что мне делать? Как ему помочь? Как сказать, чтобы не переживал? Как ему помогут мои слова?» — задорная мелодия сменилась досадным мычанием. Стены прежде уютного подвала отдавали одиночеством. И осталось лишь думать, какая гамма эмоций живёт в Белле, ведь из первого столпа семейства в мальчишку, что уже тянет всех вниз... Это была ложь, но с толикой правды. И не стоило оно никаких переживаний и тревог, но молодой разум экспрессивен, утрирует каждую колкую мелочь до безобразного виду. Крол думал бы об этом и думал, но сейчас не то время, когда его мозг может отрабатывать в полную силу. Полнолуние наводит туман меж мыслями, а у руля стают эмоции и тело. Сегодня день, когда ночное светило взойдёт во всей красе, когда алый цвет глаз Лекса станет ярче рубинов и крови, поэтому не было терпения пускать всё на самотёк и тем более не было сил выдумывать план для грамотного и безболезненного насыщения разума юноши мудростью. Не хотелось ходить вокруг да около, поэтому явилось намерение донести свои мысли прямо и чётко. Вечерний ветер встретил не суть довольного Лекса во дворе церкви. С Мерена дул лёгкий бриз, отчего найти Белла не составило трудностей. Чуткий нюх циантропу сразу уловил стойкий аромат пропитанных зельем повязок и повёл по непрерывному следу. Эфемерная тропа водила меж руинами напротив церкви. Эти места уже знакомы, поэтому и камни под ноги не лезли, и пыль не попадала в глаза. Мальчишка обосновался недалеко от дома; старший увидел его сидящем на треснутом камне у знаменитого рукотворного озера западного порушенного района. Оно было совсем небольшим и неглубоким, но кристально чистым. Озерцо служило центром разбитой части города, ведь поражало красой всякого входящего — руины домов, церквей и акведуков отражались в водной глади, показывая картины, что не нарисует ни один художник. Ясно, отчего Белл выбрал для раздумий именно это место. Озеро, как бликами мерцало сквозь руины, так и мысли отражало в небо. Нарушителя тишины и колючего спокойствия заметили сразу, но не обратили внимания. Лекс сел на землю рядом, а тот стиснулся калачиком и сверлил центр озера взглядом. — Что-то ты совсем раскис. — ... И у подошедшего, внезапно, пропала смелость говорить. Давящее молчание со стороны мальчишки заткнуло его за пояс; над желанием вернуть прежнего Белла встало беспокойство об усугублении колючих мыслей. Так и сидели в тишине, глядели на обездвиженную гладь, пока из того грустного шарика, пахнущего солнцем и травами, не раздалось тихое «Извини». — Прощаю, Белл, прощаю... — ... — Даже у тебя, порой, бывает плохое настроение. Удивительно. — закат мелькал яркими зайчиками на воде, поэтому Лекс лёг и уставился в синее небо, от слепящих бликов. — Извини... — Ты за плохое настроение извиняешься, или за что-то другое? — ...Д-другое. — Тоже прощаю. — Н-но... — И это прощаю. — он прикрыл глаза ушами и мерно наслаждался штилем. — Но ведь... Так просто... — и юноша понимал, что оба знают о чём речь, но нечто внутри не сбавляло спесь, держало цепи строгости и порядка. — Ты ведь меня и Гестию простил? Отчего мне тебя не прощать? У нас всё в балансе... — ...Простил вас? — спросил он с удивлением, — За что? — Ну как это? Я бесполезен в Подземелье — ты не злишься; я больше толком не смогу готовить нам еду из-за того, что не могу держать ножик — ты не злишься; Гестия так и не уйдёт от Грамм, отчего не сможет готовить нам и поддерживать, хоть мы и уплатили её долг за прилавок — ты тоже не злишься. Значит простил? Или нет? Он застал его врасплох. Белл ожидал чего угодно, каких-либо утешений и подобного рода вещей, но никак не встречных просьб о прощении. — Н-но это ведь и не причина...Это не плохо и я вовсе не злюсь. — Значит, ты и не догадывался, что существуют эти причины, из-за которых ты должен злиться? — Н-нет... — Но всё же. Прощаешь? — Ч-что? Прощаю? — Прости, за то что мы с Гестией такие бесполезные. — Нет! Это не так! — Значит прощаешь? — ...Не за что прощать. Ты всё выдумал... — Эх, значит не сыскать нам милости... Придётся лишь стараться и становится лучше... Чёрт. — Н-нет, я не это имел в виду, — но постепенно, где-то в глубине души, меж темы цепями спартанской строгости к самому себе, слова Лекса соединились параллелями, и тихо в омуте топясь, осознание протянуло руку. — Ты понимаешь, почему твои извинения кажутся мне глупыми, как и мои тебе? — ... — Но так уж и быть, я выслушаю всё о чём ты хочешь извиниться. — ... — Я слушаю. Под дня закат, под лёгкий бриз и порою штиль, то нечто, что в душе сидит и большие цепи держит, дрогнуло. Соскользнуло звено — строгость, ненависть к себе — с ладони, покрытой мазолями от и до. Была тихая пауза, а на самом деле звучал гул цепей. — Извини... Извини, что я так отстаю... Извини, что я так слаб и мал. Извини, что тебе приходится часто нам готовить и я не помогаю. Извини, что получил эту дурацкую травму. Извини, что тяну тебя вниз... Извини, что вскоре стану балластом. Извини, за то, что не могу получить навык или магию... Извини за то что я... Бесполезный. Когда гул цепей стих, вновь тишу возвёл штиль. Однако, ту хрупкую и прекрасную вещь на мгновение разрушил Лекс, ведь аккуратно поднялся и львинной силой отпустил Беллу подзатыльник, да такой, что лоб мальчишки прописался в его же подогнутых коленях, а зубы цокнули. Старший поднялся на ноги, вскипел: — Так значит ты просишь прощения за всякую чепуху, которая даже не наступила! Ты извиняешься за будущие, которого не знаешь! — он завёлся с полуоборота, ведь на небе напротив заката уже виднелась полная луна, — И что значит «мал»?! Я в твоём возрасте бегал мяч пинал, а ты монстров бьёшь! И вообще, ты извинился за ве-е-есь надуманный бред, а за действительную важную вещь нет! Юноша глядел на возмущённого брата с намокшими глазами. То ли от удара? Ясно вундеркинду, за что он получил, но последняя фраза вопросила: — ...К-какую? — Ты соврал мне прямо перед Богиней, сказав что знаешь последствия от употребления волшебного камня, хотя только видел их. Ты ведь пытался получить навык как я, да? Ты тоже съел какой-то камень?! Мальчишка заалел, ведь думал, что позабыли все о том, что сумел грамотно уйти от ответа. Однако, всё скрытое всегда становится явным. — Д-да... Я пытался получить навык как и ты... Извини... — мямлил в смущении, пойманный на лжи. — Это единственная вещь, за которую ты должен извинятся! Ты же понимаешь, что мог умереть? Ты точно его ел, когда дома никого не было! А если бы пыль попала в лёгкие, или начала отравлять тебя?! Со мной это сработало каким-то чудом, а ты... Ох, разошёлся я... Ты понял меня. — Лекс кряхтя, снова сел на землю дабы остыть. — Извини... Я даже не задумывался о таком. — Белл хмуро потирал ушибленный лоб. Теперь, вместо тех цепей, душу терзала вина глупости, недальновидности. — Сильно ударил? Извини, я не хотел... Само собой получилось. Разозлил меня. Балбес. — юноша забавлялся притворно-возмущённым фразам старшего, и вовсе не обижался за тот, явно сильнее чем нужно, подзатыльник. Удар будто поставил шестерёнки на места, будто прояснил мысли и разогнал туман. Сразу же ясность разума позволила обдумать сказанные ранее слова, отчего наружу пробрался грустный смех. — Ты чего? Я слишком сильно ударил? — Нет, просто... Я правда... Извинился за будущее. — глаза намокали. Лекс поднялся с травы и умостился рядом с ним, приобнял. — Вот именно. Всё может измениться в любой момент. Окружающий мир изменчив и даже мы меняемся каждый день. Но ты знай, братик, я и Гестия всегда будем рядом. Мы не паства, мы семья, и будем держаться вместе каждый такой сумбурный день... И даже, если вдруг когда-то, я смогу воевать на каком-нибудь сороковом этаже, а ты застрянешь на двадцатом, то никто тебя не винить не будет. Я дождусь, буду сам тренироваться и тренировать тебя. И никогда не брошу. Старший брат для того и существует. Белл не стал благодарить, улыбаться или сиять, как обычно это делает — резко обнял, уткнувшись в рубашку. Слова брата обратились слезами и комом в горле. Не было спасения от слёз, кроме родных объятий. Лекс гладил его по голове: — Тише, тише... Всё будет хорошо. Сейчас всё в порядке и дальше тоже будет... Надо лишь тренироваться, учится, становится лучше. А там уж... Всё будет. Мы рядом. — утешал и продолжал говорить, глядя на тихую гладь озера, — Поддаться хандре тоже, порой, нужно — помогает почистить голову... И вообще, Белл, ты наглый оказывается! — тот посмотрел снизу вверх и увидел весёлую улыбку, — Между нами разница в восемь лет! Я бы со стыда горел, еслиб такой шкет обскакал меня в характеристиках! Вот будет тебе двадцать два, тогда и будешь плакаться, что отстаёшь, понял? — он ущипнул младшего за нос и отстранился. Затем, бросил плоский камешек по зеркальной воде. — Х-хорошо... Я буду становится лучше. — протёр глаза рубашкой. — Вот и славно. Мы отложили твои проблемы до двадцати двух лет. Теперь можешь дышать спокойно. Пыльные руины слышали смех и сотни пущенных жабок в озеро. Братья поговорили по душам, а теперь дурачились, закидывая в воду плоские осколки кирпичей. Соревнования по количеству «жабок» длились до позднего заката и вот-вот ловкий Белл одержал бы победу, даже с учётом повязки, из-за которой было неудобно двигаться, однако в мыслях проскочила птичка со срочной вестью. Юноша застыл в полуброске, став цвета заходящего солнца. — Эм... Лекс? — Тебе плохо? Ты покраснел, как я при лихорадке. — Н-нет... Мне нужен совет... Пожалуйста. — В чём? Чего так стесняться? Мальчишка достал из кармана нечто, а затем раскрыл ладонь напоказ. Там лежала черная брошка — обсидиановая роза. Лекс нахмурился в непонимании, однако вскоре на лице его заиграла задорная улыбка: — Я-я не знаю как отдать это Гестии... — Опа~ Ты не прогадал, когда обратился ко мне! — он взял брошь и повертел диковинку, — Значит вы уже на том этапе отношений, когда дарятся подарки? Неплохо... Так и до поцелуя недалеко. Белл вспыхнул, как спичка, мгновенно! Резко очухались воспоминания о прекрасном, нежном ощущении на щеке. Старший, видя то, челюсть обратно: — Не может быть! Уже?! — В щёку! В щёку! — запричетал младший. — Так во-о-от почему Гестия была так немногословна, когда рассказывала о вашем «свидании»... Ну молодец, Белл! Ну красавчик! — одобрительно хлопал ему по плечу. Мальчишка краснел до состояния «можно ковать». — Отдай её на следующем свидании, всего-то. — Н-на следующем?! — А ты думал что одного хватит? Женщинам, знаешь ли, нужно внимание, представляешь? — Но ведь... Она Богиня! — Ты снова заладил? По-моему мы это уже обсуждали. — Да, но... Я не знаю... — Она влюбилась в твою душу, Белл. И в то, какое обличие она приняла в данный цикл её перерождения. Душа, как и Боги, бессмертна — если любовь настоящая, время и смерть им вовсе не преграда.. У Богов своя любовь, которую смертные, по большей части, не понимают, но я, кажется, просёк фишку. Так что подумай на досуге о моих словах, подумай о Гестии и взаимной любви. Юноша слушал с раскрытым ртом. Лекс, отчего-то, точно ледяной водой, окатил информацией, прежде невиданной юному разуму. Он поразился всему сказанному, но задела сильнее лишь пару слов: — Г-гестия меня л-л-л-л-любит?! — Я тебя сейчас ударю. — Не надо! — Конечно любит! Тут и слепому ясно — кого попало девственная Богиня домашнего очага и Вечного Огня не целует! Ты не знал, серьёзно? Вопрос не нуждался в ответе, ведь алая статуя, возникшая на берегу озера, хорошо толковала безмолвием. — Вот такие вот дела, Белл. Тебя никто не торопит с ответом ей, но... Ты главное не говори ей, что я тебе сказал, а не то меня убьют. — Х-хорошо... Но... Богиня меня любит? Но я смертный... — Не буду тебя напрягать нравоучениями. Для любви тебе всё равно рановато, так что время подумать будет, мой юный сердцеед. Моя школа! — Я никакой не «сердцеед»! — Ладно тебе, я вот тоже недавно с богинями развлекался... С Локи пообжимался, потом с другой... Люблю Орарио... — и снова сел на камень, да пожовывал соломинку. Сил прикладывались море, чтобы не смеяться с Белла, который услышал нечто невероятное. — Н-невозможно?! С богинями?! С Локи?! — Больше ничего не скажу. Счастье любит тишину... — Когда ты успеваешь? Мы ведь всё время вместе. — Прытким судьба благоволит! Ладно, лучше скажи, что думаешь о Гестии? Хотел бы с ней быть? — Она Богиня, и я... Я не знаю — она бессмертна, а я нет. Не могу понять... Но она... Красивая! И д-добрая... И г-готовит вкусно, и... — Так хватит, а то я сейчас сплюну радугой. Ты уж разберись — я понимаю, красавица Айз путает мысли, но надо подумать. — А-айз?! — Думаешь я не знаю, что она тебе нравится? Мне тоже вообще-то: длинные ноги, золотые волосы до талии, глаза большие... Словно Богиня. И ты, так-то, часто её упоминаешь, поэтому не удивляйся. — Я всегда поражался тому, откуда ты всё знаешь и как всё угадываешь... — Хех, опыт-опыт... К слову о красавицах, у меня для тебя есть задание. Нужно будет этой ночью защищать Богиню. — Защищать? От кого? — От меня. Этой ночью пик полнолуния! В прошлые дни я едва с ума не сходил от одного её вида, а сегодня вовсе — вышел из комнаты, учуял запах, и почти сознание потерял. Я оттого и седел вместе с тобой в подвале... Ужас. Просто ужас. — В-всё так плохо? — Да... Отвратительно. — Но как ты раньше справлялся с этим? — Никак. Такое у меня впервые. — ...Хорошо. Я защищу Богиню. — Смотри, чтобы ночью она не покидала спальни. Я постараюсь уйти куда-то и переночевать в другом месте, но не могу гарантировать свою адекватность... Уже в глазах плывёт. Беллу, после всех тех жалоб и извинений, стало стыдно. Впервые он увидел эгоиста в отражении озера. Думал лишь о себе и собственных проблемах, пока рядом разворачивалась драма боли, непринятия себя. Не одному лишь ему тяжело — стоит глаза открыть пошире и дела, вдруг, наладятся. — Я всё сделаю. Только ты... Удачи тебе. — выпалил первое на уме, ведь не понимал, как можно поддержать в подобной ситуации. Лекс рассмеялся, да так сильно, что камень на котором он сидел, повело. — Ну спасибо, удача мне пригодится... АЙ! — неудачна была попытка встать с того камня, ведь предательски отломился от него кусок, — Зараза! Хвост пришимил! Ай-ай-ай... — У-у тебя есть хвост?! — Конечно есть, я же циантроп. — Покажи! — А ничего тебе больше не показать, балбес? — щёлкнул мальчишке по носу, — Иди в церковь, и если Гестия пришла, то пусть наверх не выходит. Я подойду попозже. — Хорошо! — убежал, светясь словно солнце, как обычно. Лекс радовался возвращению прежнего Белла. Он снова сел на камень и глядя на уходящее за стены солнце, тихо смеялся. — ...Это будет весёлая ночка. 2 Лунный свет, калейдоскопом через битое стекло, ложился на белые потрескавшиеся стены. Ветер играл на листве, порой ветви закрывали окно, потому узор в комнате менялся сиюсекундно, с каждым порывом. Долго наблюдать за подобным хаосом ночного света — тягость, может закружится голова. Однако, Лекс смотрел и смотрел, ловил каждое хитросплетение узоров на стенах, ведь надеялся, что минус на минус даст плюс, что голова перестанет болеть и кружиться... Он лежал в своей комнате на диване, но не мог уснуть, хотя в обычный день, в тот же час, его было не разбудить. Луна на небе, да во всей красе своей, заставляла циантропью кровь кипеть. Инстинкты редкого звероподобного боролись с человеческим разумом, оттого крутило ноги и руки, вся кожа горела. Прежде обыкновенное возбуждение стало адской болью во всём теле, не только всё от низа живота, но и сердце, голова, лёгкие, даже кости. Луна будто убивала. Лекс лежал на диване напряжённый, как пружина. Он телом терпел, но разумом находился в неподдельном шоке — уж подобного влияния природы не ждал, даже не думал о том, какой пыткой обернётся полнолуние... — ...Почему так больно? Разве это нормально? — оставался вопрос, за что же мать природа наградила его вид подобной особенностью. Для чего же Боги создали хуме-банни такими, с подобной безмозглым зверям реакцией на полную луну, на ночное светило? Неужели кто-то просто захотел повеселится? Один серьезный Бог создал вервольфов — берсерков в лунном свете, а второй, шутник, подсмотрел идею и так получились циантропы кролики... Много пояснений Лексу не думалось, ведь лишь чья-то безалаберность и глупости могли привести к чувствам, что он испытывает в данный момент. Природа жестока, но всегда логична, а Боги, как и люди, имеют свойство ошибаться... Сейчас, когда сердце от ровного дыхания билось, будто от пробежки, он ненавидел всех. Людей, Богов, циантропов, луну — всех и каждого, даже себя. — Тварь! — крикнул в потолок. Одна мысль о его творце натянула струны ярости до остроты лезвий. Не мог он простить себя за желание пойти в район красных фонарей и найти Айшу, женщину, что одна способна совладать с этой похотью и заставить утихнуть сотни грязных мыслей в голове. Лекс презирал подобное и ненавидел — ощущал, будто в нём рождается два отдельных сознания, как оно рвётся на две равные половины, на обычную, спокойную, и на дикую, эгоистичную. Первая молчала. Вторая же сходила с ума от аромата в церкви, от запах, что совсем слабо доносился из спальни внизу. Обаняние циантропа ловко выловило Гестию из десятка других ароматов, из пыли, камня, дерева, его и Белла. Он чаровался ею, думал, как о мессие своей души, как о прекраснейшей из всех — первая часть сознания просто думала, а вторая, дикая, возвышала каждую мысль в абсолют. Лекс вертелся на диване. Шорох простыни, скрип старой мебели, миллионы теней на стенах, что каждую секунду двигались — всё бесило до чёртиков, до самых злых и потаённых. Но в то же время очень хотелось и свербело... Будто муравьи заползли под кожу, или белый шум пробрался во всё тело. И подобное продолжалось долго: кряхтел, стонал, ругался, ходил кругами, вздыхал, что только он не делал, выбор оставался лишь один — терпеть. И хоть мысль попросить Гестию становилась всё навязчивее, а желание найти Айшу было в шаге от свершения, он терпел. Останавливался на полпути к двери и иногда прочищал голову ударами по лбу. В такие моменты боль от низа тела переходи наверх и становилось чуть легче... — Ненавижу. — шептал после очередной «терапии» от желаний. И в какой-то момент ведь правда стало легче! То ли от постоянных ударов в голове прояснилось, то ли тело привыкло и освоило ту тонну гормонов. И любому исходу Лекс был рад, ведь сквозь красную пелену виднелся чистый сон... Уснуть от прикосновения к оружию не получалось — быстро просыпался, засыпал, а после снова просыпался, отчего этот момент предзнаменовал счастье и покой — столь желанные чувства этой лунной ночью. И когда веки почти сомкнулись, когда жжение во всём теле почти не мешало забыться в приятной мгле, каменная дверь в холл церкви отворилась. Ветренная ночь подхватила сладкий, дурманящий Лекса аромат и принесла ему сполна, ведь по шагам он понял, кто вышел на верх. Его перекосило, перекрутило, сломало и выбросило грязной тряпкой. Все старания и мужественный потуги самоконтроля оказались разбиты в пух и прах, ведь по ту сторону двери раздалось: — Лекс, ты не спишь? — Нет... — ответил на вдохе, сиюсекундно, и прерывисто выдохнул. Ушки стояли дыбом от напряжения, а каждая вена на теле набухла, когда Гестия аккуратно вошла в комнату, шагая тихо, словно мышка. — ...Зачем ты пришла? — Я-я хотела поговорить. Ты не против? Он ничего не ответил. Не мог найти повода её присутствия здесь и в этот час! Лишь самые смелые мысли звенели в измученной голове, но их уносили те оставшиеся кпуптци здравого смысла. — Вы у меня с Беллом такие хорошие... И я бы хотела вас отблагодарить! — она шептала, но торжественный и звонкий тон божественного голоса прорезались даже через тишину. Лекс на мгновение осел от фразы, ведь ситуация складывалась поразительно и абсурдно. — Отблагодарить? — с надеждой рыкнул зверь внутри. — Д-да... Я хочу сделать вам с Беллом подарки! Решила обсудить это с тобой, потому что ты взрослый и все дела... В общем, я хочу сделать нашему маленькому зайке сюрприз, а тебе подарить, что ты скажешь... Ты не против? Не обижаешься? — Лекс не слушал, ведь потерялся ещё в начале её слов. Ком встал в горле, да такой, что не проглотить. То была последняя капля терпения, что противилась полнолунному кролику, поднимающемуся по гортани. — Ты... Почему ты здесь? Почему сейчас? — А когда ещё?! Белл так быстро уснул и я словила шанс, хи-хи... Тем более, нам бы стоило обсудить недавний отказ Гефест и что с ним делать. Мы так просили, а она! Постепенно, в разум полный всеми грехами человечества, пробрался лучик — «Она забыла о моей реакции на полнолуние?» — и мысль та укрепила все догадки о ветренности Гестии. Что в момент, когда они с Лексом просили Богиню кузницы сделать их семейству одно оружие (получили железобетонный отказ), что сейчас — маленькая девица творила и говорила сложные вещи простыми словами, никогда не обращая внимания на подводные камни. Тогда, перед Монстрофилией, они решили попросить у Гефест оружие, по инициативе Лекса, однако не стали уговаривать её больше половины суток — не вышло получить заветный клинок в подарок Беллу. Строгая Богиня лишь кивала, улыбаясь — «Им это не нужно» — говорила. С тех пор Гестия и загорелась идеей подарить подарки своим последователям, о чём щебетала Лексу в данный момент. — ...Может ещё раз поумолять Гефест? Она точно согласится, если надавить на неё чуть сильне. — ... — И вообще, она говорила, что всегда поможет мне! Так почему же... Ответил бы ей серьёзно, да не мог: — А ты, наверное, плохо слушаешь что тебе говорят. — А? Я? — Ответь серьезно — ты пришла меня подразнить? Поиздеваться? — Ч-что? Нет! О чём ты таком думаешь?! С чего бы мне, твоей Богине... — Так почему ты здесь в полнолуние?! — он подорвался и помчался к двери, но ноги уже не слушались и остановились после пары шагов. — Что с тобой? Я знаю, мол луна сейчас делает тебя злее и сильнее, но... Я тебя разозлила? Прости... Лекс начал обречённо хихикать: — Ты глупая? Так вервольфы реагируют, а не я... У моего вида на уме сейчас совсем другое. Гефест же говорила! Он повалил Гестию на диван и навис. Кроваво красные глаза, прежде серые, разрезали тёмную комнату, глядя в непонимающие, залитые небесной синевой очи божьи... Она испугалась, напряглись, будто совсем не понимала что происходит. — «Отблагодарить» говоришь? Ты только мучаешь меня подобным... Неужели правда забыла о моей особенности? Или специально игнорируешь? Богиня ласково улыбнулась и погладила его по щеке. — Но ты же не животное... Ты творение Богов с ясным разумом и чувствами... Ты... — он так и знал. Так и знал, что его наглая Богиня игнорирует неугодную ей информацию. Как тогда отбрасывала мысли о стоимости выкованного Гефест оружием, так и сейчас — чужды факты о привеянной луной похоти и влечению. Лекс прервал её глупости, схватив за грудь. Гестия пискнула и сжалась. И хоть грудь её была большой, но только для подобного ей роста: большая ладонь полностью укрыла гордость невинной Богини. — Л-лекс?! — Ты так верила в меня? Думала, что сдержусь? Прости... Но это ты виновата. И сжал крепче извивающуюся Богиню, что прежде никогда не ощущала чужих рук на месте у сердца. Гестия молчала, не сопротивлялась и даже не дышала. — Т-ты не такой... Не нужно делать подобное... Ты ведь... Сильный. — Пришла дать мне испытание под предлогом разговора? Зачем?! И без того противно... — рука дрогнула, а хватка ослабла, но Богиня так и лежала, прижатая к дивану. Она не вершила и не решала в данный момент, она превратилась в слабую, человеческую девушку, которою ранить способно даже слово. — Я просто хотела поговорить... Лекс отпрянул и отошёл к окну, сжал кулаки до бела. — Иди. — Прости... — Прочь! Она сбежала быстро, по первому рыку. Когда же каменная дверь в подвал захлопнулась, рычащий опустился на холодный пол. Это было слишком. Слишком даже для Гестии — не понимал, что вообще произошло. Для чего Гестия это сделала? Зачем замучила? И как бы не думал, а ответа божьим действиям найти не мог. Лекс хотел лишь всё забыть. Забыть Белла, Богиню, Орарио, всё и вся, даже себя. Он тихо скулил: — Заберите меня отсюда... Я не хочу. «Я хочу проснуться в том сугробе, в крови» — только и думал, выходя из комнаты. Скрипучая, полугнилая дверь пинком была вырвана с петлями. Лекс вышел на улицу и взглянул на луну кровавыми глазами. После, поплёлся к главной улице. Вернуться домой, но больше всего забыться... Шёл и думал навестить восточную часть презренного города, то ли зайти в квартал увеселений, то ли пропасть в Кноссе. Этой ночью Лекса ждал долгий разговор под яркой луной... С самим собой.