Ушки, Хвост, Два Топора

Два дня и две ночи минуло с того злополучного момента, когда наши шеи вырвались из костлявых пальцев смерти. Каждое воспоминание о тех крохотных ладонях, смыкающихся вокруг моего горла, проводило табун невидимых муравьёв от пят до кончиков ушей. Но… Всё хорошо, что хорошо кончается, поэтому я сказал жалобам «нет», ведь дни отдыха без серьёзных спусков в Подземелье были поистине волшебными: После того случая мы не разбредались по комнатам, как было до, теперь мы до самой ночи держались друг друга. А всё потому, что одна очень тревожная Богиня наконец осознала насколько мелочна была по поводу своей семьи. — Гестия, метнись-ка за водичкой. Богиня сидела рядом, оперевшись о мою руку спиной, и читала книгу, но как только услышала не просьбу, а приказ (!), молниеносно вскочила с дивана: — Д-да! Уже несу! — щебетнула и даже не оставив закладки на последней странице, помчалась на кухню. Лицо расплылось в коварной улыбке, но Лекс-злодей не сумел довершить план над порабощением гостья небесного — на пути у него встал Герой: — Лекс, ты чего?! — Белл стоял у шкафа и перебирал снаряжение, но как только услышал абсурдную недопросьбу Богине, сразу насупился и возмущённо обратился ко мне, наивеличайшему злодею из всех шутников. Пока Добродушная Хозяйка этого дома не ускакала далеко в порывах долга и любви, я поймал её ладонь и потянул обратно, на диван: — Гестия, я шучу… Просто шучу~ С того дня Богиня покладистая, очень заботливая. Целых два дня на работу не ходила, каждую секунду пытается провести с нами, а уж угодить подавно, любовь её льётся через край, будто она боится потерять нас в любой момент. Проплакав весь день, когда мы вышли из приключения, Гестия слегка изменилась… Не успели мы рассказать кто нас чуть не убил, как она поняла всё без лишних слов. — Я всё равно принесу. Твоему горлу нельзя пересыхать! — Тише, тише… — моими усилиями Богиня, звучащая словно колокольчик, вернулась на своё законное место — у моего плеча. — Гестия, не так должна реагировать глава семейства на подобные замашки… Надо было огреть меня книгой, уж точно не стакан подавать. — говорил я тихо, горло ещё болело, а голосовые связки напрягались даже от малейших звуков. — Не буду я никого бить… — она уткнулась мне в рубашку грустным личиком и схватилась за её подол. Объятия со стороны Гестии были тёплыми, но грустными. — Лучше водички принесу, позабочусь, ведь вдруг вас… В комнате стало тихо и настроение повернуло вспять — было спокойно и умиротворённо, стало тревожно и безысходно. — Не надо, Гестия, всё будет хорошо. Никто нас не заберёт, — Богиня получила ответные объятия, — Мы с Беллом навечно твои, до самой нашей смерти. Обещаю. Тонкие ручки крепче обхватили мою широкую грудь. Уткнувшаяся носом в рубашку Гестия жалась сильнее: — Обещаешь? Но вдруг… Вдруг она придёт? Пока тихие слова произносились мне в рубашку, я кивнул понурому Беллу с опечаленным видом. «Бросай это дело и иди сюда!» — читалось в моём взгляде. Без вопросов, мальчишка подошёл и аккуратно сел рядом с нами на диван. Я высвободился из объятий Гестии под её недовольный стон и развернул ту к Беллу, дабы он занял место подушки для слёз. Ожидаемо, Богиня охотно переключилась и обняла его. Хоть ситуация не располагает — сложно не улыбаться при виде подобного. — Гестия, если она придёт, то я с ней договорюсь. Хорошо? — погладил волосы нашей плаксе, — Я знаю множество секретов этой Богини и многих других, поэтому… Как-нибудь выкрутимся. Только не грусти, ладно? Она кивнула в грудь Белла и опустила плечи — расслабилась, но не ответила и продолжила молчать. Видимо, не верила… Да что уж там, и я особо не верю в свои слова, но, попытка не пытка! Поднявшись с дивана, уж хотел было отправится в комнату, как вдруг увидел, что лишь Богиня обнимает Белла — тот застыл рубеллитовой статуей от смущения и завёл руки за спину, видимо, чтобы не касаться Гестии. Я закатил глаза: «Боже, ну всё ему разжевывать нужно! Как с монстрами, так на раз учится, а как с девочкой…» Быстрым движением мои руки нашли спрятанные кисти Белла и усадили их на спину и талию прекрасной девушки, нуждающейся во внимании и утешении от ее собственных, тревожных мыслей. Мальчишка удивлённо взглянул на меня, но увидев в каком-то роде «поучительное» выражение лица, смирился и расслабился. «А пока голубки воркуют… Господи, что же делать?» — уж третий день безделья, или реабилитации, как зовут это Гестия с Миахом. Деньги кончаются, снаряжение в плачевном состоянии, рог и камень минотавра до сих пор не обменяны, а следовательно, Эйна не в курсе, отчего мы четвертый день не являемся к ней на порог и почему пропустили один из важных уроков по начальным и верхним этажам. Дел невпроворот… Но так уж сложилось — Гестия не отпускает нас никуда и дольше чем на пару часов. Я и Белл с трудом вырывались из церкви, дабы нарубить двадцать жалких гоблинов и не пропустить дня «Сытости Фенрира». Удавалось с попеременным успехом… Точнее камни-то мы добывали, даже с излишком, но возвращаясь домой нас ждала очень злая и грустная Гестия, а это Чудо, вооружённое собственными глупыми мыслями, страшнее любого Аллена и минотавра вместе взятых. Поэтому всегда, как на счету стукнет двадцатка сердцевин зеленокожих мы спешили домой, даже не думая о советнице, что точно места беспокойству не найдёт. Однако. Хватит сидеть. Пора что-то делать. Устных квестов накопилось дюжина, а то и больше, поэтому нужно отвоёвывать Белла у Гестии и дружно шагать в гильдию… Хотя, может сперва в подземелье? Набьём камней, обменяем некоторую залежавшуюся добычу, навестим Эйну, обменяем куски коровы, а потом… Потом пойдём строго по плану? Удивительно, но моему приходу из кухни, те двое до сих пор нежились — Белл аккуратно гладил Гестию по спине, а та совсем расслабилась и свернулась в клубок. — Чаю вам принёс, до беспамятства влюблённые… — Л-лекс… — ожидаемо, юноша промямлил что-то невнятное, а Гестия промолчала. Две чашки ароматного, зелёного чая стали на стол, а третья в руке — нежно грела три дня назад сломанную конечность. Впервые, кстати, у меня перелом… Очень неприятная штука, до слёз неприятная. Благо, в тот момент мне не казалось, что с рукой что-то не так — болит и болит, тогда всё тело ныло, не только синеющая рука. Надо как-нибудь отблагодарить Риверию… И Айз тоже. Вообще всех из Локи. Они реальном нам шкуры спасли. Вылечили, добычу разрешили оставить, на поверхность провели, даже относились, как к равным. Ох, вспоминаю Тиону и сразу такое солнышко на душе! Ну красавица, ну милашка! А улыбка-то какая — загляденье! И всю дорогу рядом кружилась, пытаясь узнать почему Аллен отступил так скоро… Боже, я в раю. Вот это девочка! — Лекс? Всегда Тиона была мне симпатична, но увидев её вживую, я даже слегонца поплыл — уж такой аккуратной и стройной красоты… — А-у-у-у… …В жизни не видал. Тионэ, Айз и Риверия тоже, как на подбор, но эта юная амазоночка! Ух… Надо бы скорее стать сильнее, может удастся её… Кхм-победить? Или как там амазонки выбирают избранника? — Смотри, Белл, такое лицо он делает, когда думает о девушках, — раздалось недовольно-серьезным тоном. — А? Что? — опомнился я, почувствовав оценивающие взгляды. — Вы что-то говорили? Я задумался. Гестия нахмурились. — Да так, ничего. Не обращай внимания. — Хм? Ну ладно, — не добился я ответа, но и не сильного за него боролся, ведь сразу же погрузился в почему-то такие вязкие, тёплые мысли. Не помню, чтобы я когда-либо уходил в себя и так задумывался, по крайней мере в компании. Вновь думы пустились в пляс и каждый раз совершая пируэт, показывали задумавшимся глазам картинку талии Тионы, изящные контуры Риверии, длинные ноги Айз. В комнате завитал чарующий аромат парфюма Эйны — всё лишь возбуждённое воображение.

2

Напротив Лекса сидели Белл и Гестия, но уже не обнимались — тяжёлые, вопросительные взгляды легли на хихикающего, иногда странно ухмыляющегося, вздрагивающего и абсолютно потерявшегося в мыслях Кролика. Это было странно. — Лекс, ты в порядке? — А-у-у-у, Богиня вызывает Бабника! — Ну, Всевышняя! Лекс не такой. Белл оборонял Старшего, как мог, но Гестия была непреклонна. Лишь неделя прошла с момента пополнения её семьи, две с её основания, но Богиня не была бы собой, если бы не выучила своих деток, как сборник стихов её любимого писателя — от корки до корки. Когда Лекс закусывает губу и проваливается в мысли — он думает о женщинах. — Руку на отсечение даю, он о них думает! Точно же, Белл?! Вон смотри, что-то шепчет… Кто такая Тиона?! У нас здесь вообще-то чистота и порядок: если разврат в голове, то он и в душе! — Богиня знатно завелась и Белл уже не пытался её остановить. Словно палач идущий к эшафоту, она медленно сползла с дивана и тяжёлыми шагами подошла к Лексу, всё ещё тонущему в море мыслей. — Будешь наказан! — как могла свирепо сказала она. Но схватив того за ушки, ожидаемой реакции не случилось. — Х-х-х! — как только нежные ладошки сомкнулись на навострёненых, налитых кровью ушах, без обычного болезненного и сдавленного стона Лекс томно, чувственно вдохнул и уставился на Гестию. Не суждено было подняться глазам выше — те встретили объёмную, для размеров девушки, грудь, обвязанную ленточкой, и порешили — не сдвинутся с места. — Богиня, вы такая красивая… — с тем же туманным взглядом прямиком в бюст прошептал Лекс. На щеках охваленной запылал румянец, но от злости ли? Конечно. — Говори это мне в глаза, а не в грудь! — с силой Гестия дёрнула огромные уши вверх, будто пытаясь «вынуть» их из несчастной головы, битком забитой ворохом непривычных мыслей. Это возымело эффект: — Ай-ай! За что?! — Если разврат в голове, он и в сердце! — и та продолжила трепать старшего за уши с удвоенной силой. «Ай» и «Ой» произносились много раз. Белл сидел неподалёку, на диване, осматривал пол, стены, потолок, дивился как много трещин у них по углам! Но сейчас, больше всего мальчишка восхищался Лексом. Отчего же? Для самого то вопрос без ответа. Может, на секунду он вспомнил дедушку? Точно он. — Да чт-ай! Хвати-ой! Прек-рати! — в итоге, Лекс не продержался и минуты под пытками — сильные руки подняли Гестию за талию к самому потолку. На секунду уши оказались свободны и тут же усилием новых для парня мышц спрятались, прижавшись к затылку. — Что я сделал?! — возмущению не было предела. — Разврат! В голове разврат! — Сама ты разврат! — Как ты говоришь со своей Богиней?! — пока ту опускали на землю, руки Гестии беспрерывно пытались возобновить наказание над еретиком — схватить его уши, но в очередной раз промахнувшись, ладонь маленького инквизитора упала на лоб Лекса. Попытка отдёрнуть, но рука не двигается, ведь лоб его горел. Гестия мгновенно остыла — лишь её рука пылала от соприкосновения с широким лбом парня. — Л-лекс, ты снова горячий! Он отпустил Богиню на пол, её тапочки шлёпнули о пятки. Руки же, Лекс не убрал — сильные ладони крепко обосновались на талии Гестии: — Н-но сегодня я… Ох… Не ел камни… Ещё не ел! — и сам парень стал замечать изменения: в комнате резко стало жарке, сердцебиение церковным звоном резонировало в ушах, слюна копилась под языком, а глаза мутнели, но были прикованы к одному единственному месту — тонкой талии Гестии. Там были руки, сжимающие не сильно, но крепко. И Богиня стала замечать что-то неладное. Беспокойство сменилось тревогой, ведь не могла она не чувствовать жар его рук на своём животе, не могла не слышать его учащенное дыхание. Вокруг парня витала аура, будто смотришь куда-то далеко в жаркий июльский день — воздух танцует змеёй. Гестия смутилась и совсем позабыв о возможном недуге парня, положила руки на его мощные кисти: — Л-лекс… Т-ты чего? — румянец на щеках лишь усилился, когда парень оторвал взгляд от её тела и направился прямиком в бездонную синеву божьих глаз. Гестия немало удивилась переменам того, что меняться не должно: обычно, как было всегда, цвет глаз у Лекса серый. Порой и такое бывает — серый цвет, который при разном освещении возвращает разные оттенки: когда на улице ярко, глаза кажутся темно-зелёными, когда темно — карими, когда в комнате тускло, то радужка принимает отчётливый, серый цвет, но ныне: Тусклый, алый, будто светил изнутри глазных яблок. Не мог серый стать красным, словно у Белла, сидящего неподалёку! Не мог! Гестия поняла, что цепкая, крепкая, сильная хватка на её талии точно не с проста. Ситуация в которой оказался бедный Лекс, длилась около полуминуты, но мыслей оказалось столько, будто целый час он поддавал себя мозговому штурму: «Такая маленькая, хрупкая. Приложить немного сил, перестараться в объятиях и… Хочу. Хочу себе… Так жарко. Ещё не лето, а жарко. Интересно, а здесь холодные зимы? О, а Белл говорил, что у него день рождения первое число второго месяца зимы! Люблю зиму — отпразднуем. А ещё люблю… Да, люблю, но я же говорил, ей, что не люблю, так чего же я? Так крепко держу ее…» «Так жарко» «Что я делаю?» — Гестия уж сильно беспокоилась и Белл привстал с дивана в порыве подобных чувств, но в ту секунду, когда холодный вопрос всегда спокойного Лекса пробился сквозь мысли дикого животного, руки разомкнулись и скомканное платье Богини наконец расправилось. — Я-я… Извините, что-то со мной снова не так. Хех, опять, — но не было печали и тревоги в его голосе, звонкие нотки мешались с высоким, а слова звучали в насмешливом тоне. Будто бы он насмехался сам над собой. — Может сходить к Миаху? Он поможет… — Белл подошёл к «практикующим какой-то танец» (как думал он), и предложил разумное, но идея тут же была отвергнута резвым покачиванием головы. Лексу хотелось провалится под землю от стыда, ведь жар в груди пошёл на спад: — Нет, всё нормально, видимо это просто аллергия на что-то, я же всё-таки циантроп с чутким нюхом. Забейте. — он говорил прерывисто, быстро, с разными интонациями, будто хотел сказать больше чем мог. Так бывает, когда язык не поспевает за мыслями. — Аллергия? — Да, Белл, это медицинский термин. Порой бывает, что у людей появляется непереносимость чего-то просто так и… — Но у Благословлённых не бывает болезней и тем более аллергии! — Гестия перебила. В отличии от наивного Белла, в её мыслях творился хаос сопоставимый с бедламом Лекса в его кроличьей черепушке. Богиня снова столкнулась с лихорадкой у человека, который не должен был даже слова подобного знать, не то что чувствовать её уж второй раз на неделе. Мало того, не просто жар заставил Гестию беспокоится — поведение того не было лихорадочным бредом. Глаза юной и девственной Богини славились возможностью видеть смертных и бессмертных насквозь. Хоть не были они похожи на глаза самой Фрейи, видящей души, но каждый Бог на небе считался с Гестией, ведь ту невозможно было обмануть, посягнуть и даже подойти, неся грязь в сердце. Эти глаза раскрывали многое и показывают Гестии по сей день чудные картины сути множества существ… Сейчас, глаза, встречая алые радужки сметного дитя, трепетали — она видела бурю внутри, видела её зародыш ещё за три дня до этого, но не придавала значения, ведь не было это его родной частью. Лишь когда глаза передали мозгу об опасности, Гестия заметила и упомнила — с каждым днём, с поры первого приготовленного Лексом хлеба, кроваво-красный тон копился в его глазах, а духовный шторм крепчал. Впервые за неведомое количество прожитых лет, Гестия почувствовала не отвращение от «сути» смертного перед ней, от его пороков, читающихся во всех его действиях. Она ощутила опасность, словно загнанный зверёк, мяса во рту не державший, попал в клетку к истинному хищнику. Богиня встала в ступор, глядя как Белл пытается отвечать на словесные потоки Лекса. Она отступила на шаг от последнего и стала за спину мальчика. Естественно, то как Гестия отвела взгляд и спряталась за Белл не ушло от зоркого глаза циантропа. Он вздрогнул. — М, Лекс? Так что у тебя спрашивала та амазонка… Мисс Тиона вроде бы? — А… Да… Эм, — он сжал кулаки, — Кстати, Белл, вот мне та амазоночка очень понравилась… — Д-да? — Ну она такая красивая и!.. Ну ладно, не об этом. Так вот, тебя ведь тоже какая-то из тех красавиц заинтересовала, да? Гестия медленно заперла здравый смысл, прежнее эмоции, в невеликого размера клетке и так же медленно подняла взгляд на Белла, за чьей спиной пряталась. Тот покраснел, словно глаза Лекса, и запаниковал: — Ч-что? Н-нет! Я не! Но ложь была распознана меньше чем за долю секунды… Гестия впилась в рубашку мальчишки ногтями, а Старший Исказитель продолжил говорить: — Наверное та, что с золотыми волосами? Айз Валленштайн? Да-а-а, ножки у неё такие длинные и стройные… Видел, как ты на них пялился. Парнишка стал пунцовым: — Я не… пялился… — закрыв лицо руками, даже уши охватив румянцем, Белл осознал, что закончив эту фразу подписал себе смертный приговор. Ложь распознали — накажут… — Белл… — Гестия отошла от названного и опустила голову. Её тонкие пальцы обрели форму крючков. Голос охладел хрипотцой. Лекс злорадно ухмылялся: — Когда Гестия с тобой закончит, то сходи к Эйне, обменяй все залежавшиеся предметы и дроп с минотавра. Окей? — З-закончит?! Малышка-палач медленно, качаясь, шоркала к Беллу. — Угу. Тебе конец. Извини, — прихватив свою кружку чая, Лекс как можно быстрее взобрался по лестнице и захлопнул вход в скрытую комнату. Оттуда, из-за толстых каменных стен, послышался сдавленный крик. — Сорян, Братишка. Так надо было, — выдохнул и собрал изношенное снаряжение. Лекс быстрее ветра выбежал из церкви, прихватив топор и сумку. Бригантина тихо шуршала от бега трусцой — бежал бы на полной скорости, выйдя из церкви минутой ранее, но пожар жарких степей в самом сердце утих, оставив красные угли и витающие пепел да золу. Он бежал и не думал останавливаться до самого пятидесятого этажа. Лекс хотел снова умереть. Он больше не хотел вернуться в церковь и выпить чаю с Гестией и Беллом. Он не собирался более возвращаться в этот дом. — Что. Со мной. Не та-а-ак?! — бранился, бежал и не оглядывался, басом кричал на непонятном языке. Сквозь руины мчался, словно пуля. Поклялся, что никогда больше не вернётся в Орарио — уйдёт навечно, сгинет в Подземелье. Поклялся, что с этого дня ни кому не взглянет в глаза. Пристыдил сам себя. Никогда ему не было так стыдно, никогда Суровый, спокойный мужчина повидавший многое, единожды даже прокатившийся в по минному полю, не делал такую глупость, не чувствовал себя так мерзко. Он сжимал кулаки до боли адской остроты — стыд за шебутного, жаждущего тепла, извращённого юношу, коим он почему-то стал, оказался слишком велик. Но ведь так быть не должно?

3

Первый этаж Подземелья был соразмерен настоящему футбольному полю, второй включал в себя тоже самое поле и стадион вокруг него, то есть был в полтора раза больше, третий, пользуясь данной закономерность, навскидку вмещал два поля. Четвертый, пятый и так далее… До самого дна. Таковы факты не были обнародованы и оговорены, ведь о том, что такое «футбольное поле», знал лишь человек придумавший сравнение размеров для чуда подземного — один очень злой и расстроенный человек, циантроп, тяжело ступал по первому этажу, минуя одиночных и нет авантюристов. Он не обходил их — сами расступались. Может быть из-за того, что руку тот держит на обухе топора, будто перед ним не люди, а монстры? А может потому, что вместе со стоячими, большими белыми ушами, мужчина достигал поразительных двух метров в высоту? Возможно, но маловероятно. Повсюду ходило достаточно гигантов, ведь то раса причина высокорослости, то аномальное количество воздуха на поверхности. Или, неужто, выражение лица? Опущены уголки губ, сужены глаза, вид дикий? Тоже нет! Но, быть может, присвоив всё вышесказанное одному индивиду, разумный человек предпочтёт посторониться, ведь в чём проблема не пропустить психопата, с которым никаких дел иметь не хочется? Вот именно — думал Лекс, минуя авантюристов один за одним. Где-то были группки с помощниками (в последних он всматривался очень остро), где-то шли одинокие ребята, как он — «Путь Новичка» всегда жил, всегда встречал. Люди разбредались из этого тоннеля, протяжённостью почти в пять этажей, кто куда и уже к третьему в нём было пусто, лишь изредка встречались куда-то идущие авантюристы. Когда Лекс говорил Беллу о пяти тысячах душ зарегистрированных в гильдии, то ошибся — поправила Эйна в последний раз, когда они виделись. Авантюристов меньше, не намного, но меньше, около трёх тысяч. Парень попросту перепутал количество своих коллег и боевое население царства душ, где те бегают в хакама и ожесточённо фехтуют на духовных мечах. Уж не знал Лекс почему ему вспомнилось это число и эти ребята, но сумбурные воспоминания грели. А ещё, стало радостно — меньше людей, значит больше возможностей и не такое огромное количество времени уйдёт на поиски нужных особ. Лекс ухмыльнулся. Всё так же шустро прогуливаясь по «Пути Новичка» на третьем этаже, он отметил малое количество людей, что и подтолкнуло сумбурный разум на подобные мысли, совершенно несвязанные с Подземельем. За то малое время пока он шёл сюда, голова немного остыла — время и прохлада родных голубоватых стен остужали. Так и было — воспоминания грели, а реальность студила. Подобный контраст убивал безумного — первым, что сделал Лекс когда остался один, когда вошёл в знакомую комнату третьего этажа и убедился в отсутствии людей да монстров поблизости, так это приложил лоб к холодной стене с явным усилием. По комнате и прикасаемым коридорам дрожью расползся глухой стук: — Больно… — из рассечённого твёрдой породой лба потёк тонкий ручей, а в глазах помутнело. — И как мне стать прежним, если это не помогает? Звать Аллена? — кровь затекала в рот, но Лекс всё равно продолжал говорить сам с собой. Прекрасно, просто чудесно понимал, что ни одно из его сегодняшних и нынешних действий, кроме «пойти в Подземелье», не было «его». Он никогда не бил себя и не говорил с собой, не приставал к девчонкам (так открыто) и тем более не был столь активен, любвеобилен, быстр и сумбурен. Он просто был другим — противоположным. «Мной кто-то управляет, точно говорю» — самый логичный исход, вырванный прямиком из хаоса внутри кроличьей черепушки. Странная была картина в одной из комнат для сражений слабых монстров и слабых людей — на стену опёрся крупного тела парень, закрыв лицо предплечьями, пока за ним наблюдали прибежавшие на стук отродья: три гоблина, один кобольд — маленькая группа монстров бродила недалеко, когда один странный индивид решил проверить Подземелье на прочность. Отстав от стены с шероховатостями и пятнами свежей крови, Лекс выпрямился и глянул на гостей — в мыслях мгновенно назрел план: «Точно… Они помогут» Он выхватил топор силой, не став возится с кобурой. Резкое движение стало красным флагом для монстров — кобольд когтями прочертил борозды на полу, рванув к Лексу. Гоблины последовали за ним, но не напрямик, а по дуге, дабы окружить одинокого авантюриста. К их примитивному сожалению и удивлению парень не остался на месте — побежал на них прямо в лоб. Кровавое месиво на лице Лекса, превратившееся в подобие боевого окраса, ясно выражало его действия, стремления, желания. Действие — рубить. Стремление — убить. Желание — разбить. Разбить те пороки, овладевающие им, разрубить их на части и убить. Каждый из монстров в этой маленькой стычке мог олицетворять грех, но не суждено — слишком малы были отродья, дабы облачиться огромными грехами. Кобольда, что свирепее всех, Лекс рубанул на подходе — не успел тот напрыгнуть, как топор с тупым лезвием очутился в его шее и прорубил её до середины. Голова монстра игрушкой повисла на обрубке и вместе с телом завалилась набок, брызнув кровью. Гоблинов подобное не замедлило, ведь они всего лишь руководствовались инстинктами. Нутро кричало им, что если они атакуют разом, то победят, убьют человека, но прошло уже слишком много времени от момента, когда подобное могло сработать. Неделя — мало для обычного человека, но слишком много для того, кто знает будущее от корки до корки и трепещет от грядущего. Нет времени сидеть сложа руки — два дня безделья и так рвут совесть на куски, но перед одним душа чиста:

Лекс

Уровень 1

Сила I-88 → H-154

Выносливость I-91 → G-203

Ловкость H-101 → F-337

Скорость I-65 → H-168

Магия I-0

Фенрира кормили по расписанию. Три дня, по желанию парней, Гестия не обновляла их статус и лишь сегодня утром всё-таки смогла, ссылаясь на безопасность, добиться их разрешения. Когда обряд был проведён, а характеристики оказались на бумаге, удивлению стало нормой. Даже зная о том, что будет написано на листке, всё равно застываешь в немом удивлении. Теперь Лекс ловче Белла. Не быстрее, но ловче! Битва продолжалась, а Гоблины всё ещё жили и более того, не обзавелись даже маленькими царапинами, но и их противник тоже. Играючи, парень уклонялся от атак монстров: от когтей и зубов то отходя в сторону, то отпрыгивая, то небрежно блокируя топором. Когда трое монстров пытались атаковать в унисон, Лекс просто проходил через одного из них, выгибая спину, словно проплывая над мелким монстром — он научился этому у напарника. Всё-таки не только мальчишка может показывать чудеса ловкости. «Теперь Белл точно остался позади. Зараза. Завидовать ведь будет…» — в конце концов это наскучило. Когда Лекс начал думать о своём, уклоняясь от запыхавшихся зеленокожих, эти самые зеленокожие потеряли какую-либо опасность в его глазах. Надоело и наскучило, но для разминки в самый раз. «Эйна убьёт меня, когда узнает как я отношусь к гоблинам» — голова пришла в порядок и под монотонные мысли, парень аккуратно отстыковывал головы маленьких монстров от их тел. Медленно и методично. Для недельного авантюриста подобное нонсенс, но и параметр F у одной из характеристик тоже. Затем, настал черед самой нелюбимой работы Лекса — вырезание волшебных камней. Вообще, он не хотел врать себе, поэтому официально заявил, что спасти Лилируку надо не только из-за желания «спасти» и чтобы всё было «как надо», но из-за работы помощника тоже… Тошнота и боязнь крови почти ушли, это факт, но парень всё равно кривился, когда вырезал камни, да настолько, что Белла иногда пробивало на смех при виде подобной картины. Но знал бы он, как выглядит сейчас, с измазанным в засохшей крови и хмурым лицом — проходящие мимо новички-авантюристы увидели его, бросили что-то матерное на коине и поспешили ретироваться в туннель, откуда пришли. — Чего это с ними? Как минотавра увидали… — на всякий случай Лекс посмотрел по сторонам — вдруг и правда где корова притаилась? Спустя несколько минут танец с маленькими монстрами вновь повторился, ведь нагрянули новые, группой. Засохшая на лице кровь совсем не мешала воевать, поэтому забыл о ней парень, играющий с монстрами. Теперь, обретя один из показателей «старшего уровня», подобные монстры и подобные группы казались совсем неопасной чепухой. Лекс понимал, что дурость — разуверится в опасности монстров и Подземелья, но ничего не мог поделать. Теперь он так же ловко уходил от атак, как и Белл, теперь ни один зуб и коготь не могли дотянуться к его бригантине и ни царапин, ни тем более серьёзных увечий не оставалось на броне, а на коже подавно. Фална творит чудеса: «Ещё вчера серьёзно блокировал атаки кобольдов, а сегодня отмахиваешься от них, словно от мух: F показатель… Всего один такой высокий, а я уже готов спускаться к муравьям. Что будет, если все остальные параметры подтянутся? А когда будут уровня S? Тогда я смогу… Ох, чего же я смогу! А затем и второй уровень, следующая ступень к полному иммунитету в Орарио!» — только Лекс успокоился, как снова разгорелся — не было ни желания, ни сил сопротивляться азарту и амбициям! Прошло время. Пока внутри разгорался пожар и кулаки начинали свербеть, ноги привели Лекса на четвёртый этаж: — Без Белла что-то ни монстров, ни дропа… Бедновато. — вокруг не было слушателей, но парень всё равно говорил вслух. Запустив руки в карманы джинс, под подолом бригантины, Лекс насчитал ровно четырнадцать камней — неплохой результат в одиночку, но почти за полтора часа! Слишком долго и при том ни одного «дропа». Обычно, в группе с Беллом, к четырнадцати трупам прибавлялась хотя бы парочка когтей или зубов, а сейчас: — Не везёт… — вспоминая сколько всякого они с мальчишкой накопили за три дня, он шагал к знакомым комнатам, параллельно мурлыча от возможной реакции Эйны на те суммы, что получит, или уже получил Белл. — Зараза, поспешил… Надо было с ним пойти. Хочу Эйну увидеть. Вообще, Эйну хочу… Так, стоп! — мимолётный взгляд на одну из двух неровных стен туннеля остудил нарастающий не в ту сторону «пыл», а лоб пронзило слабой болью. — Не паясничай, Лекс, это пройдёт, точно пройдёт. Наверное… — едва ли не томно вздохнув, он показался в уже знакомой комнате, находившейся в первой половине четвёртого этажа. Они с Беллом постоянно ходили через неё, дабы добраться до северо-западного угла этого бледно-голубого лабиринта. Как вдруг, Лекс отскочил: — Ах-с-сука! — на место где он стоял долю секунды назад, упала метровая, толстая ящерица зелёного окраса с большой головой и костяными пластинами в пасти. Монстр, осознав что в этот раз не вышло в одночасье убить зазевавшегося человека, начал драпать, забавно перебирая лапами в хаотичном порядке, но от злого Крола, бурчашего грубые слова вовсе не от хорошего настроения, убежать было практически невозможно. Раздался тихий гул и бульканье — Лекс наступил коварному земноводному на шею и надавил на прошитый сталью сапог что есть мочи. Странная ящерка, у которой вместо зубов тяжеленные кости, затихла, однако контрольный удар топором в голову всё же последовал: — Это тебе за Белла, скотина. Ящерица подземелья — странный монстр, который и имени уникального не удостоился. Как существует, так и называют. Лекс их очень не любит и не без причины — во-первых, камни ящерок ценятся дешевле гоблинских и дропа с них не существует, во-вторых, хоть монстр и слабый, безобиднее даже кобольда с поверхности, но опасность от его атак может быть больше, чем от группы иных монстров, ведь тактика ящеров, это томительное ожидание жертвы в засаде, а после нападение, путём десантирования с потолка прямиком на голову авантюристу. Опасность в данном движении колоссальна — ящерки, не взирая на размеры и грузное тело с большой и тяжёлой головой, могут держаться на потолке очень долго из-за уникальной кожи на лапах, брюхе, хвосте и подбородке, а это значит, что заметить их очень трудно, если вы не циантроп. На голубом потолке легко увидеть острым взглядом зелёную кляксу, даже если та укрылась за искусственными сталактитами, так же легко услышать, ведь данный монстр часто щёлкает челюстным пластинами, видимо из-за их веса, а ещё пахнет он плохо — особо чуткие звероподобные сразу распознают запах слизи, покрывающей практически всё тело Ящериц Подземелья. Но невзирая на все нелепости их физиологии и прочего, эти монстры всё ещё остаются опасными — часто они атакуют лишь когда авантюрист уже находится в драке. Если в пылу битвы на вас упадёт подобная ересь, то пиши пропало: огромные пластины во рту, своей тяжестью и ускорением от падения с четырёх метров, в лучшем случае оставят серьёзную травму на голове, а в худшем — ящерица отведает содержимое черепной коробки. Тет а тет монстр не опасен, но подобный способ охоты отчётливо показывает, почему эти отродья возглавляют лист монстров, от которых чаще всего гибнут юные авантюристы. Однажды и Белл мог стать жертвой ящерицы — это произошло недавно — в одном из первых парных сражений на четвертом этаже, на мальчишку свалилась увесистая ящерица и не передать как тогда испугался Лекс. Он думал «Всё. Конец», Белл лежал и не двигался, пока по нему топтался подлый монстр. Тяжёлый был день, но фортуна в то время не до конца отвернулась от них — в последний момент, когда ящерица вот-вот должна была коснуться раскрытой пастью головы Белла, тот на интуиции попытался увернуться, это его и спасло, ведь череп задела не костная пластина, а твёрдый подбородок ящера. С тех пор парни тщательнее осматривают окружение и проверяют весь видимый рельеф на наличие подлостей и подобного рода ловушек. В конце концов, единожды история могла кончится, даже не начавшись, поэтому Лекс и не любит этих монстров… А ещё, есть и третья причина — камешек размером с ноготок мизинца юной девушки, давал ровно один пункт в выносливость. Лекс был, мягко говоря, раздосадован, когда узнал об этом и ему пришлось день ходить с мерзкой лихорадкой из-за несостыковки в очках навыка «Сытость Фенрира». И, всё же, вспомнив всю ущербность бонуса от волшебного камня ящерицы, Лекс был благодарен. Этот бонус существует, и есть он лишь для него. Кто бы не был ответственен за дарёный навык, Лекс благодарен ему до глубины души. Хоть сейчас мысли его представляли собой хаотичную игру двух шизофреников в шахматы, и перешли от дум о ничтожности ящероподобных до благодарностей невидимого и невиданного, Лекс понимал — лично он, прошлый он, гроша не стоил, навыка не заслужил. Будь он собой, без невидимых рук Создателя на плечах, то будучи одарённым Фалной, навыка бы не видал и в жизнь. Лекс в это верил, порой оспаривал, в порывах гордости за собственную персону, но верил свято. Как он был связан с Фенриром, великим волком Рагнарёка из мифов? «Каким местом?» — думал он. Максимум на что он годился бы сам по себе, так это на нерасторопное бытие в пекарне, либо же на упорный труд во благо становления Раулем-Нордом-дубль-два, то бишь вечными новичком из новичков без магии и навыков. Да что ужа там, на первом Лекс и остановился бы — второе, будь он прежним, было бы закрыто, ведь колоссальные усилия и упорность в купе с личностными качествами трудяги и умельца требовались для становления хоть кем-то без помощи «высшей силы». Да, Лекс ненавидел себя прошлого. В жизни каждого человека порой случается безумный стыд от воспоминаний о себе прошлом. Это нормально. Человек испытывает грусть, тот же стыд, ненависть, оглядываясь назад. Подобное случается редко, раз в несколько лет, в зависимости от насыщенности жизни, и часто путается со стыдом от неправильных действий, слов. Действительно же, это происходит, когда субъект замечает разницу в суждениях себя прошло и себя нынешнего. Возможно, это зовётся взрослением, а может и просто абстрактным «ростом». Лекс чувствовал это когда был в последнем классе школы — оглядывался на проделки младшекласника и вспоминал себя — на втором курсе университета — смотря на шебутного первокурсника — потом и на четвёртом — глядя на озабоченного, прыщавого перенька, что ухлёстывает за рыженькой однокурсницей — потом, настала взрослая жизнь… Переезд, работа, осознание ситуации в мире, побег от неминуемой участи лечь костьми на фронте, снова переезд, другая страна, другой язык, уж пятый в резюме — тогда Алексей, ещё не будучи ушастым воином с топором и красивым, английским именем, не смотрел ни на кого вокруг, ведь казалось, что всё, лучше уже нет никого и стать другим теперь не получится… Оглядываясь назад, виднелась разница со студенческим пареньком да и только. Пара лет работы, новые знания, новые люди, а личность всё та же, тело тоже не меняется — остановилось всё, лишь время шло. Впервые за всю жизнь, обернувшись на пути, он не увидел разницы между собой нынешним и отражением в тихом море воспоминаний. Это убивало. Отдушиной стала семья. Работа не позволяла вдоволь заняться поиском хобби. А потом, когда работы не стало, не стало и одного свободного человека — немудрено, что это есть переломный момент в истории взглядов за плечо. — Ух, умаялся… Одна неделя вдали от дома, от родного мира, потребовалась для осознания, ударившего светом сверхновой. Одна неделя! Стоящий среди нескольких мертвых кобольдов и гоблинов человек, видел в каждом из них себя прошлого. Насколько мелкий монстр слаб в сравнении с Лексом, настолько он отличался от себя, всего лишь недельной давности. Обычно, на подобное уходила пара лет — в Орарио метаморфоза заняла неделю. И нет, тепло в груди и желание подержать в руках Гестию, это временная мера, это болезнь, не изменение, Лекс точно знал. Объективно видеть себя со стороны — умение, важное и нужное. Но эволюция личности процесс непредсказуемый, ведь люди в целом-то разные… Вот и у Лекса подрагивали руки от предвкушения. — О-о, гляди, Гедо, ничейное! Кем же он станет в будущем? За неделю в Орарио сменил серую кожу на ярчайшую, а что что же случится через месяц? — Ну… Да, ничейное, никого нет. Неизвестно. Покажет лишь время. — Хех, свезло. Хотя пара трупов гоблинов не такая уж и везуха… Будущие известно, а что будет — нет. — Рики, будь добр, собери. — Тц… Ненавижу работу помощника. И где эта ваша малявка шастает, а Кану?! Одно лишь ясно, неделю назад Алексей бы сбежал, но сейчас, стоя у стены, будучи Лексом, он останется на месте и на своём: — Что значит «ничейное» и что значит «собери»? Всё это моё. Руки прочь, сброд Сомы. А может из него говорит тот огонь, поселившийся в груди не так давно? Может, двигает руками, ногами и ртом тоже он? Вовсе не менялся Лекс тогда? — Слушай, ушастый, для тебя одного как-то многовато добычи. Да и оговорился ты… Не оскорблял же ты нас, правда? Мне послышалось? Он не знает, не может философствовать — не умеет. Не психолог, просто обычный человек. — Кану, Гедо, три остальных идиота. Повторяю для вас. С-б-р-о-д-С-о-м-ы. Расслышали? Но только до ужаса упёртый… — Интересный парень. Всегда стой на своём! — Валите его. Первая драка с людьми выдалась на славу.