Главная ошибка

— …С Новым годом! — раздался трескучий возглас радио. По лицу Варежки расползлась улыбка, которую она не могла, да и не хотела контролировать. Одни сутки сменились другими — обычный процесс, который альче переживала уже не раз, но переход из декабря в январь ощущался совершенно иначе: словно вокруг изменилось что-то незримое и неосязаемое, что-то, что можно было ощутить только нутром. Она чувствовала, как воздух потрескивал от магического напряжения, и, пробираясь внутрь альче, заряжал еë энергией, заставляя мурашки бежать по коже. — Чувствуешь волшебство богов? — заметив еë удивлëнное выражение лица, Варна слегка улыбнулась. — Во мне как будто летает пух одуванчиков, — Варежка задумчиво ощупала себя. — Так нужно, чтобы боги могли нам Сны отправить? Как телефонный провод? — Можно сказать и так. Собеседницы обернулись, когда сбоку скрипнул разложенный диван. Ростислав, поднялся, протëр уставшие глаза и направился в комнату. — Ты не будешь смотреть на салюты? — Варежка удивлëнно проводила его взглядом. — Нет. И не вздумай меня будить, — обернувшись к ней, Ростислав нахмурился так, что у Варежки по спине пробежали мурашки, такие же, как от взгляда Варны. — Может, я в чëм-то и виноват перед тобой, но поверь, если я проснусь по твоей вине, я серьëзно могу тебя убить. Варежка испуганно повернулась к Варне, но та не одëрнула сына, а только тихо вздохнула и взглянула Ростиславу в глаза. Их лица одновременно подëрнулись ностальгической улыбкой, и маг, широко зевнув, исчез в комнате. — Я всë забывала спросить об этом, — Варежка повернулась к волшебнице, которая тоже поднялась с дивана, теперь походившего на двуспальную кровать, выключила радио и отправилась убирать со стола, жестом позвав Варежку помогать. — Ростислав почти не спал последние три дня. Обычно ты ругаешься на это, а тут ничего не говорила… — Будь тише, — шепнула Варна, закладывая грязную посуду в раковину. — Ростислав делает это, чтобы Сон богов длился как можно дольше. — Там что-то настолько интересное? — Варежка с любопытством распахнула глаза, стирая со стола крошки. — Нет, — резко одëрнула еë Варна. Альче виновато замерла, потупив взгляд в пол, и пробормотала: — Прости… Я опять сказала что-то глупое, да? Тяжело вздохнув, Варна взглянула за окно, в котором отражалась комната, но изредка виднелись снежинки, бьющиеся прямо в стекло, и, обхватив себя за локти, ответила после продолжительного молчания: — Дело не в этом. Не принимай на свой счëт. Давай, закончим уборку поскорее. Варежка кивнула, и работа снова закипела. Когда вся посуда оказалась в раковине, а на чистой скатерти поблëскивали влажные следы от тряпки, Варна включила воду, чтобы замочить тарелки. Вскоре, выключив кран, она направилась к дивану, жестом призвав Варежку следовать за собой: — Давай, устроим тебе спальное место и наконец ляжем. — А… — Варежка растерянно оглянулась на раковину. — А разве посуду не нужно отмыть? — Займëмся этим завтра. Давай, не теряй времени, — Варна магией сдëрнула с дивана покрывало и подушки, перенеся их альче в руки. — Отнеси их в мою комнату и сложи на стул. Когда Варежка вернулась, на диване, ещë вечером превращëнном в кровать, уже лежала простыня, которую Варна педантично разглаживала и заправляла в щели, чтобы та не сбилась ночью. Волшебница не сразу заметила альче, глубоко погрузившись в процесс, от которого на строгом лице возникла грустная улыбка. Разогнувшись, она наконец обратила внимание на Варежку и в мгновение ока вернула себе привычное выражение. — Подушку и одеяло положишь сама. Я оставила только небольшую щель в одном окне, чтобы было чем дышать, так что замëрзнуть ты не должна. Устраивайся и старайся не шуметь: диван старый, много скрипит, особенно в таком состоянии. Хотя, конечно, он всë равно тише, чем твоя кровать. Спокойной ночи. — Ты тоже торопишься увидеть Сон? — Нет. Просто устала, — Варна отвела взгляд и, поспешно развернувшись, ушла в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Варежка подошла к выключателю и потушила свет. Через минуту желтоватая полоса под дверью Варны тоже исчезла. «Сон — это, конечно, интересно, — альче ощупала себя за свитер, — но эти ощущения такие приятные! Посижу ещë немного. К тому же, скоро могу быть…» За окном что-то вспыхнуло, и вскоре до дома долетел негромкий, далëкий грохот. Шире распахнув глаза, Варежка подскочила к окну и прижалась лицом к холодному стеклу. Небольшой холодок из щели между им и оконной рамой заставил слегка поëжиться, но следующая вспышка заставила в мгновение ока забыть обо всех неудобствах. Разноцветные искры разлетались по тëмному, беззвëздному из-за снежных туч небу и освещали его не хуже солнца. Не успевали лепестки одного яркого цветка раствориться в бескрайнем чернеющем просторе, как тут же расцветал следующий. «Не усну, пока не досмотрю все салюты», — восторженно подумала Варежка, плотнее прижимаясь к стеклу… …Едва Ростислав коснулся головой подушки, как тут же провалился в сонную пустоту. Придя в себя, он понял, что стоит в лесу. Счастливая улыбка вспыхнула на его лице, и он, не теряя ни секунды, ринулся по отлично знакомой тропинке. Вскоре из-за верхушек деревьев стал виднеться дым, взметающийся в небо из трубы. Дыхание немного сбилось, но Ростислав не замедлился, а даже сильнее ускорил бег и уже меньше, чем через минуту, выскочил на опушку, где располагался небольшой, много где залатанный дом. Едва не поскользнувшись, маг перескочил через ступени крыльца и, нетерпеливо дëрнув на себя дверь, оказался в тëплом помещении. Оглядевшись, он сразу увидел родное, до боли похожее на его собственное, лицо и налетел на его обладателя, захватив в крепкие объятия. — Пришëл, мой богатырь, — раздался добродушный голос, и широкая, грубая от работы рука потрепала сына по волосам. — Куда бежал-то так? Мокрый весь, небось. — Каждый год одно и то же, — послышалось сбоку. — Куртку хоть сними. — Так он дым увидел и подумал, что у нас пожар, — хихикнул другой голос. — Я так скучал, — прошептал Ростислав, и в его горле встал ком. Подняв глаза на отца, маг почувствовал, как внутри всколыхнулся девятый вал, и слëзы бесконтрольно полились по щекам, размывая самое дорогое сердцу лицо в родинках. — Мы тоже скучали, — новый, глубокий и мягкий голос раздался совсем рядом, и к объятиям подключился кто-то третий. — Книга, Кактус? Послышался бег, и альче чуть не свалила троицу с ног, крепко прижавшись щекой к макушке Ростислава. Немного погодя всех четверых неловко с непривычки обхватили руки Кактуса. «Я живу только ради этого момента», — подумал Ростислав и, счастливо зажмурившись, ещë сильнее прижал к себе папу. …– Тебе точно удобно? Можем уступить кровать, — Очки не сводили взгляд с Волка, сидящего на диване. — После тюремной койки любое место будет как облако, — отозвался тот, ухмыльнувшись самому себе. — К тому же, завтра я сам всë себе устрою. А пока я устал, так что мне, откровенно говоря, плевать, где отключаться. — Хорошо. Но если что, скажи, мы… — Вы, вроде, не неженки, но на всякий случай предупреждаю: сейчас будет уродское зрелище, — Волк потянулся к повязке на глазу и стянул еë. Оттуда на Очков смотрела пустая глазница, внутри и вокруг которой виднелась кожа с глубокими шрамами. Альче поджали губы и стиснули кулаки. — Чего беситесь-то? Я его убил. Отомстил и за вас, и за себя. — Но глаз к тебе от этого не вернëтся, — с сожалением отозвались Очки, уткнув взгляд в пол. — Ничего. Я привык. Это ж не рука или нога, работать можно, а это самое главное. Если работать можешь — значит, не пропадëшь. Очки не нашлись, что ответить: внутри кипела смесь сожаления и ярости, но Волку ничего из этого, кажется, не было нужно. Так что они, встав с края дивана, молча наблюдали за гостем, чьи светлые, недавно вымытые волосы уже разметались по подушке. — Вы изменились. — Больше года прошло, — Очки взглянули на Волка, и их голос дрогнул: — Мы скучали. — Когда вы влетели в меня и стали реветь, это было очень похоже на наше прощание, — Волк задумчиво потëр подбородок. — Но всë-таки вы изменились. И даже сильнее, чем я думал. Вы стали почти что противоположностью того, какими вы были. — Разве?.. — Очки растерянно заморгали, отступив на шаг, и неосознанно обхватили себя руками. — Судя по всему, вы об этом не думали, — хмыкнул Волк. — Вот и подумайте. Боги шлют нам либо то, что хочется, либо то, что надо, так? Если у них или у вас не было других планов, советую во сне встретиться с мелкой версией себя. Полезно будет. А теперь брысь, я тоже хочу поспать. Надеюсь, там я смогу видеть двумя моргалами. Очки послушно вышли из комнаты и тихо затворили дверь. Задумчиво перевели взгляд на часы — те показывали половину третьего. В доме все давно уже спали. «Встретиться с собой…» — Очки задумчиво поднялись по лестнице и, привычно тихо, чтобы не разбудить Коня, добрались до своей кровати. Накрывшись одеялом, они ещë долго думали об этом и не заметили, как очутились в абсолютной, пустой темноте. Где-то вдалеке мерцал слабый, дрожащий огонëк, то и дело потухая. Щëлкнув пальцами, Очки заставили вспыхнуть возле своего лица уверенный столп пламени и лëгким движением кисти направили его вперëд. Маленький огонëк испуганно потух, но через секунду пламя осветило лицо его обладателя: наивное, юное и искренне испуганное. Очки замерли: это было их лицо, два года назад. Маленькие Очки задумчиво наклонились в сторону старших и, не дождавшись никаких действий от них, наморщили лоб, изучая неизвестного собеседника. Вскоре они удивлëнно протянули к ним руку и, дотронувшись пальцем, сообщили: — Не галлюцинация… Почему мы так похожи? Кто ты? — Мы… Вы не поверите, — Очки слегка мотнули головой и, осторожно потянувшись к маленькой руке, коснулись еë. — Мы находимся в абсолютной темноте, вне пространства и, возможно, времени, так что, вероятно, это вмешательство богов, — юные Очки, не столько гордые скоростью работы своего интеллекта, сколько увлечëнные процессом познания и новыми горизонтами, что открывались перед ними, живым взглядом огляделись и вдруг остановились на пламени старших. Их глаза уважительно округлились, и они с несдерживаемым восторгом воскликнули: — Ого! Вы даже не держите его рукой! И оно так ровно горит… Сколько вам лет? — Пятнадцать. «Решили не спрашивать про опыт колдовства, а сразу перейти к возрасту, так как этот вопрос более информативен, — отметили про себя Очки и удивились, почти не отразив этого на лице: — Мы всë ещë помним, как мыслили раньше… Забавно». — Пятнадцать?! — глаза юных Очков округлились, и старшие, глядя на то, как жëлтые радужки собеседников, отражая пламя, светятся, словно два солнца, почувствовали, как в сердце что-то ëкнуло, и его коснулась крошечная капля тепла. — Вы можете так круто колдовать в пятнадцать?! Да Вы даже не смотрите на огонь… И он парит на одном месте… Это же… Мы такое только у старшеклассников видели, у одиннадцатых! Очки, поколебавшись, усмехнулись, и огонь превратился в столп, брызнувший вверх яркими искрами, а после, изогнувшись в дугу, перетëк в другое место и, обогнув кольцом младших, вернулся назад, к плечу владельцев. Старшие не смогли сдержать смех, заметив, как юнцы, сначала ошарашенно распахнули рот, а затем, увлечëнные новым знанием, подскочили к ним: — Вы самоучки, или был хороший тренер? А может, сможете сами нас научить? Мы лучшие в классе, так что много времени не отнимем, Вам достаточно просто пару раз показать! — Мы уверены, что вы тоже так сможете через пару лет, — Очки, повинуясь странному внутреннему порыву, потрепали юных себя по голове. — Это значит, что Вы научите? — младшие пытливо взглянули им в глаза, не позволяя похвале отвлечь их от сути. — Научим, — кивнули Очки, про себя отметив: «Даже в детстве любили точность… Как-то вылетело из головы. С ними… нами нельзя как с обычными детьми, мы так просто не отстанем». — Отлично! Мы вас не подведëм. «Никакого «спасибо», — усмехнулись Очки, уже открыто, вслух, позволив себе наконец расслабиться. — Но всë же… Кто Вы? Вопрос, уже затерявшийся в круговороте новых, давно забытых ощущений, застал врасплох. Старшие потëрли затылок, глядя на юнцов, и нерешительно ответили: — Что же, как Вы правильно сказали, боги, судя по всему, имеют к этому отношение. Мы… Мы — это вы из будущего. Юнцы отстранились и, задумчиво прикусив губу, оглядели старших оценивающим, глубоко аналитическим взглядом. Затем они критически прищурились и выпалили: — Что мы любим больше всего? — Шоколад. — А что не любим? — Йод, потому что он больно щиплет. — А как зовут плюшевого мишку, с которым мы спим? — Вопрос с подвохом: вы спите с зайцем, и его так и зовут: Заяц. Потому что имена мы с вами придумывать не умеем. Глаза юных Очков сверкнули, и они осмотрели свою копию совсем по-новому, с нескрываемой гордостью, а затем подскочили к ним и взяли их руку в свою, не сводя восхищëнного взгляда с их лица. «Никогда не любили обниматься», — отметили про себя старшие. — Мы что, правда будем такими крутыми? — Ну… Получается, что так? — Очки почувствовали, как капля тепла внутри них превратилась в целое море, и, не скрываясь, улыбнулись в ответ с не меньшей радостью.