Память времени

      Когда её плеча коснулась рука Клеона, нарастающая паника немного схлынула, уступив место толике спокойствия, которое исходило от юноши. Что Реддл мог вообще ей сделать? Не сбежала же она, в конце концов, по своей воле, а всего лишь не смогла справиться с элитными бойцами Даркариуса.       Посмотрев на Клеона с надеждой в глазах, она изумилась, когда он протянул ей что-то в небольшом синем бархатном мешочке. Энни в недоумении нахмурилась, пытаясь понять и предположить, что внутри, чем заслужила понимающую улыбку. Он слегка склонил голову вбок, накрывая её ладонь своими длинными холодными пальцами.       — Это руна «Турисаз», а также заколдованный оберег, — пояснил Клеон тихо. — Диамандис и его приспешники не найдут тебя, пока ты будешь носить этот амулет с собой. Она не столько скрывает, сколько защищает и поглощает исходящую от тебя и медальона магию.       — Это значит… что я смогу находиться где хочу? — настороженно спросила Энни, кладя мешочек в карман мантии по соседству с книгой.       Новость была отличная, а улыбка расползалась сама собой на лице, но не привыкшая на людях полностью выражать свои эмоции Энни старательно прятала тот факт, что этот подарок — самый полезный из всех, что ей дарили за всю жизнь. Он почти дарил свободу от оков, которые её держали.       — Ну, совсем везде?       — Да, — благодушно ответил Клеон, забавляясь её попыткой скрыть радость. — Но не забывай, что его люди могут настигнуть тебя как в Хогвартсе, так и за покупкой книги в Косом переулке, потому что глаза и уши повсюду — то, чего нет у тебя, но есть у него. Удачи, Энни.       Клеон выпрямился, глянул на наблюдающего за ними Тома, почему-то едва заметно ухмыльнулся и направился по снежной дорожке обратно в свой дом. Она провожала его взглядом с нескрываемым восхищением и благодарностью на лице. Воцарилась напряжённая тишина: Энни не хотела начинать разговор с Реддлом, а тот терпеливо выжидал именно этого и, судя по сжатой челюсти, был настроен серьёзно и шуток, недомолвок, а также ребяческого поведения с её стороны терпеть не намеревался.       — У тебя, видимо, было помутнение рассудка в тот момент, когда тебя схватили, — заключил Реддл. — Других причин, почему ты не обратилась к кому-нибудь за помощью, я не нашёл.       Энни помрачнела. Как будто у неё было время кричать о помощи, как сирена! Она не сомневалась, что он не упустит шанс поглумиться над ней.       — Мог бы послать за мной Софию или Абраксаса, если тебе так не хотелось приходить, — едко прокомментировала Энни, скрестив руки на груди. — Или я могла бы трансгрессировать в поместье Уэйнрайтов сама. Я не маленькая девочка.       — Имеющийся у тебя артефакт слишком важен, чтобы им просто так разбрасываться, Уоллес.       Его голос стал более угрожающим, и с тихим скрипом снега под ногами Реддл сделал шаг к ней навстречу. Пугаться этому Энни не стала — слишком уж много раз за прошедшие полгода ей приходилось терпеть его нападки.       — И мне так хотелось посмотреть на твоих защитников, — он недобро улыбнулся, — испытать счастье узнать, чего они хотят от тебя и какую цену тебе пришлось заплатить за защиту.       — В отличие от твоего предложения — договора и постоянного сопровождения, никакую. — Она негромко возмутилась. Чего он там себе напридумывал, Мерлин? С неё взять-то нечего, кроме самого медальона и продажи на чёрном рынке её самой!       — Конечно, — почти ласково прошептал Том и презрительно усмехнулся. — Никогда не замечал за тобой такой наивности, Уоллес. Но не будь дурой и взгляни правде в глаза: им всем важнее сохранность медальона, чем твоя.       — Пусть будет так, — более жёстко заявила Энни, не отводя взгляда от его глаз, ничуть не смущаясь, а наоборот, начиная терять терпение из-за его предвзятого отношения к людям, которые так или иначе ей помогают. — Но по крайней мере они не пытались и не пытаются меня унизить, оскорбить или, Мерлин, убить. В отличие от тебя.       — Не кидайся пустыми обвинениями. — Реддл усмехнулся, а на его лице промелькнуло раздражение, но единственным внешним проявлением этого стали слегка напряжённая челюсть и тон голоса. Признаться, она ожидала чего похуже. — Я пока что и не пытался тебя убить. Но если ты и дальше продолжишь в том же духе, тебе придётся с этим столкнуться, помяни моё слово, моё терпение имеет свой предел. — Он смотрел на неё холодным, непроницаемым взглядом, его глаза следили за каждой эмоцией на её лице почти со сверхъестественной напряжённостью, а гладкий, словно шёлк, голос нёс в себе едва скрываемую злобу. — И твоя наглость, хроническое враньё, недоверие ко мне могут оказаться верёвкой, на которой ты повесишься.       Звучало жутко, да. Особенно с ангельским выражением на его лице, которое возникло спустя секунду после этих слов.       — Мы оба знаем, что тебе это невыгодно. — Энни слегка улыбнулась, пытаясь сбросить нагнанный Реддлом дискомфорт, и покачала головой. — Когда всё закончится, ты получишь медальон и я стану свободна от тебя и от преследования Диамандиса.       — Кто тебе такое сказал?       Она вскинула брови, наблюдая, как его губы растягиваются в мрачной, почти хищной улыбке.       — Кто сказал, что после я отпущу тебя в свободное плавание, Уоллес? Твоя уверенность в собственном величии и способности справиться со мной умилительна.       — А на кой чёрт я тебе вообще нужна? — Теперь она удивилась по-настоящему.       По большому счёту Энни считала себя рядом с ним бесполезной, учитывая тот факт, что после Том собирался забрать медальон себе. В конце концов, мечтать ему никто не запрещал, но само его решение — оставить её при себе — обескураживало.       — Поживём — увидим, — пообещал он таким тоном, будто знал то, чего не знала сама Энни. И это заставило её внутренне напрячься. — Я же сказал тебе уже давно: ты не никуда не денешься, особенно от меня.       — Позволь мне задать тебе один вопрос, Реддл. — Энни невольно задержала дыхание, едва заметно облизнула пересохшие губы и дождалась его снисходительного кивка, чтобы продолжить говорить. — Зачем ты поцеловал меня?       Жалеть о сказанном было поздно. Но, как посчитала она сама, это того стоило.       На мгновение ей показалось, что в его глазах промелькнуло неподдельное изумление, а сам Том искренне удивился этому вопросу, не связанному с темой, которую они развивали последние несколько минут. Но тем удивительнее было видеть Энни, как ей удалось сбить его с толку и озадачить этим вопросом, вертевшимся у неё на языке с прошлого вечера. Но Реддл, к её сожалению, слишком быстро пришёл в себя, и довольствоваться его сбитым с толку состоянием пришлось недолго.       Ей было до боли интересно узнать причину, по которой его гнев в тот момент сменился на эмоцию совершенно иного рода. Заглушая всеми возможными способами собственное смущение и стыд, она старалась акцентировать внимание на реакции самого Тома. Не просто же так он накинулся на неё с поцелуями вместо обычных речей, полных презрения! Да и… Энни так и не смогла решить, что чувствует по отношению к Реддлу за украденный первый поцелуй.       Подул холодный декабрьский ветер, закруживший оседающие на землю, на их мантии и волосы снежинки, но по большому счёту ей было всё равно на пробежавшую по телу дрожь — ей было холодно, да, но оторвать от него взгляд, отвлечься на что-то другое и перестать пытаться считать каждую промелькнувшую на его лице эмоцию Энни не смогла.       Его чётко очерченные губы разомкнулись, и она едва слышно вздохнула, с каким-то безумным нетерпением ожидая ответа. Глупо было полагать, что он ответит честно.       — Это… было единожды и больше никогда не повторится, — холодно ответил Реддл. — Минутная слабость, которую я позволил себе, не подумав. Не воображай из себя невесть кого и не испытывай ложной надежды.       — Минутные слабости не возникают из пустоты. — Губы Энни скривились в усмешке. — Эмоции, чувства — вот что движет человеком в такие моменты. А ты… — Она не договорила и дрогнула в момент, когда в его глазах отразилась знакомая ей ярость.       Реддл изменился в лице так быстро, словно её слова каким-то образом оскорбили его, а от того, как он побледнел из-за нарастающей в нём злости, она прикусила язык, поняв, что сморозила какую-то чушь. Лорд Волдеморт и чувства? Смешно.       — Ты ничего обо мне не знаешь и знать не можешь, — процедил он, подходя ближе. — Не вынуждай меня использовать на тебе Обливиэйт, Уоллес. Я повторюсь: этого больше никогда не произойдёт, что бы ты там себе ни воображала.       — Я? — В притворном удивлении Энни невинно слегка вскинула брови. — Но не я набрасывалась на тебя с поцелуями. Не считай меня своей очередной фанаткой, которая готова пресмыкаться перед тобой, чтобы ты хотя бы на секунду удостоил её своим вниманием. — Её лицо скривилось от отвращения, а от мысли превратиться в очередную дуру, смотрящую на Реддла щенячьими глазами, её на секунду покоробило.       Да ни за что на свете.       — О, это бы сильно упростило мне задачу. Покорись ты мне с первой секунды, я бы относился к тебе куда лояльнее. — На его лице промелькнуло злое удовлетворение. — Но ты выбрала иной путь — сопротивляться мне до последней капли крови. Это участь глупцов, Уоллес.       — Я не верю словам лжецов, — перебила его Энни. — Кто ты такой, что имеешь право влезать в мою жизнь? Ты просто самовлюблённый нарцисс, который делает то, что ему вздумается. И не мечтай о том, что я испытаю к тебе какие-то высокие чувства, ясно? Не мечтай о моей благосклонности по отношению к тебе, не думай, что после случившегося в моей голове появятся розовые облачка, которые затмят всю реальность и твою настоящую отвратительную личину.       — Это и выделяет тебя из толпы, Уоллес. — Его губы растянулись в зловещей улыбке, а его присутствие рядом вынуждало кожу на её щеках и шее невольно краснеть, но простое дело — списать все эти проявления на стоящий на улице мороз. — Ты не теряешь головы на плечах — это делает тебя особенно полезной. А с твоей преданностью ко мне я как-нибудь разберусь, можешь в этом не сомневаться.       — Ты сбрендил, Реддл, — заключила Энни, смотря на него как на человека, несущего полную чушь. — У тебя что, раздвоение личности?       — А ты выдаёшь желаемое за действительное, Уоллес. Я видел твои воспоминания, — его голос понизился до шёпота, — видел, как ты по-настоящему относишься ко мне и что ты думаешь. Лжёшь здесь только ты, причём не только мне, но и себе самой. Изменить твои взгляды — дело времени. Поработить твой разум — легче простого. Мне уже это удаётся.       Реддл выдержал паузу, с довольством наблюдая за целой гаммой эмоций на её лице и в глазах. Энни чувствовала, как закипает злость, но терять над собой контроль было глупо — этого он и добивался от неё.       — В твоей голове всё словно разложено по полочкам. Каждую эмоцию, каждое чувство, каждое действие ты прорабатываешь на протяжении многих лет. Именно поэтому тебе удавалось быть лучшей в учёбе, запоминать информацию, впитывать её в себя с удивительной точностью. И твои мысли обо мне, и то, что ты чувствуешь, я видел. Я стал причиной беспорядка в этом слаженно работающем механизме, от этого ты и изводишь себя, злишься и не можешь найти объяснений, почему это случилось. — Реддл говорил так уверено, будто действительно в тот вечер считал каждую испытанную к нему эмоцию — и это заставило всё внутри неё колебаться от противоречий.       Но не это пугало её. Совершенно не это. Если всё зайдёт слишком далеко, если она позволит этому развиться, прорасти всё глубже и глубже, ему и правда не составит труда манипулировать ею.       — А уже потом я буду делать с тобой всё, что захочу, — мягко прошептал Реддл возле её уха. Этот практически интимный жест сначала напугал её, но затем заставил взглянуть на юношу широко раскрытыми стеклянными глазами.       Энни замерла, окаменела от того, насколько многообещающе прозвучали слова Тома, смысл которых дошёл до неё, наверное, парой секунд позже. Что захочет? Какой именно смысл был вложен в эти слова? Если судить по последним событиями, произошедшим между ними, можно было понять, что Реддл намеревался использовать её не только как кого-то из своих верных слуг. Сощурившись, она, сама того не ведая, приблизилась к нему, встав почти вплотную, резко подняла голову вверх, чтобы посмотреть в его глаза, и процедила севшим, полным горячей ненависти голосом:       — Никогда. Этого. Не будет. Я тебя ненавижу, ты — живое воплощения проклятия.       Ответом ей послужила полная самодовольства ухмылка. Разгоревшаяся внутри неё буря требовала выхода, она побелела от злости, губы дрожали, пальцы сжимались, и только боль от впившихся в кожу ногтей не давала потерять самообладание окончательно. Дать ему пощёчину, вытащить из кармана палочку и запустить какое-нибудь зловредное заклинание, в конце концов, ударить — что угодно, лишь бы не стоять тут перед ним каменной статуей и молчать, в то время как всё внутри горит желанием как-нибудь ему навредить. Всё что угодно, лишь бы стереть с его лица это выражение полной удовлетворённости собой. Оцепенение спало быстро, стоило только вспомнить, кто перед ней.       Враг. Он твой враг, Энни. Не будь тряпкой, об которую он легко может вытереть ноги. Собери всю кашу в своей голове, выброси её и борись с этими эмоциями и чувствами, которые он вынуждает тебя испытывать.       В животе свернулся мерзкий узел, состоящий из самоосуждения и неприязни к самой себе, во рту пересохло, холод вокруг больше не волновал, а дыхание замедлилось до такой частоты, что, казалось, ещё пара секунд — и в обморок она упадёт уже от недостатка кислорода, а не от угнетающей ауры вокруг них, хотя… Даже после всех сказанных им слов, сделанных насчёт неё выводов и однозначных прогнозов на её скорое будущее со стороны Тома Энни не могла оторвать взгляд от его гипнотически тёмных глаз, не могла не испытывать ощущения, будто погружается всё глубже в эту абсолютно чёрную пучину из собственных переживаний и отрицаний правды. Тонуть не хотелось. Но действительность, глупая надежда на то, что его слова — приукрашенная мрачностью ложь, которая такой и окажется и не разобьётся вдребезги об правдивую реальность настоящей сущности стоящего перед ней человека, томились там же, куда её утягивало изо дня в день.       Собственная глупость поражала, а его ум и умение так ловко манипулировать другими людьми, а в частности ею, восхищали. А тот поцелуй лишь подливал масло в огонь, сводя к нулю все старания вразумить себя и делая их практически бесполезными. Как так? Где она в здравом уме и твёрдой памяти смогла допустить такую осечку — испытать хоть что-то к такому человеку, как он? Бессилие кровоточило в груди, собственное сердце, казалось, измывалось над ней, а аналитический ум преумножал возникшую проблему.       Когда вообще это всё началось? И почему сейчас Реддл так ярко противоречит самому себе?       Бороться с ним тяжело, но с самой собой — куда тяжелее. Но бросить попытки, оставить всё как есть и опуститься в омут с головой она не могла себе позволить. Только не с ним. Только не себя. Прикрыв буквально на пару мгновений глаза, вздохнув и выдохнув, Энни открыла веки и постаралась посмотреть на него снова, но теперь уже взглядом, полным той холодности, с которой ей приходилось сталкиваться каждый день с его стороны. От бессилия она пыталась внушить себе, вложить в свой собственный голос ту привычную уверенность, которая преобладала в моменты, когда постоять за себя, предпринять попытки хоть как-то отгородить собственное «я» от морального давления было вынужденной необходимостью.       Возразить ему нечем: ни не имеющихся у неё в этом времени родственников, ни близких друзей — а он вряд ли заострял внимание на их отношениях с Софией, когда бесцеремонно хозяйничал в её голове, — ничего, на что можно надавить, заставив прогнуться. Только она сама. Но, решаясь на такой опасный поступок, как путешествие во времени, Энни была готова, что придётся столкнуться с чем-то или кем-то, кто поставит под сомнение целостность её рассудка и тела.       — И давно ты начал думать обо мне в таком ключе, Реддл? — сглотнув, пересохшими губами выдавила из себя Энни. А затем выдохнула и добавила, не скрывая сарказма, теперь полностью пренебрегая осторожностью в словах: — Просто хочу узнать ради собственного интереса, чем я удостоилась такой награды и вниманием от тебя.       — О чём ты? — От невинности в его голосе и от того, как он вскинул брови, она чуть не рассмеялась, но сдержалась, боясь выглядеть нелепо.       Какое-то время они молча смотрели друг на друга. У Энни не находилось слов ответить ему, а Реддл будто снова выжидал. Любил же он выводить людей на эмоции. Она решила свернуть в удобную для себя сторону и больше не затрагивать любую тему, касающуюся поцелуев и прочей лабуды. Оба остались при своём мнении. Замечательно.       — В отличие от тебя, я не планирую использовать твой ум, навыки и силу в своё благо, — возразила Энни с осуждением. — Мне ничего не нужно ни от тебя, ни от твоих… друзей.       — Разве? — обманчиво мягко произнёс Том. — Но если я предложу, откажешься?       — Да… — после секундной заминки и с неуверенностью ответила Энни, старательно игнорируя требовательные звоночки внутри, что любая помощь — это помощь. Руководствуясь здравым смыслом, она понимала: за такого рода услуги придётся платить слишком дорого. — Я не хочу оказаться в должниках. Особенно перед тобой.       — А разве мы не обговорили цену ранее? Медальон взамен на моё покровительство — всё, чего я желаю, Энни.       — Больше похоже на сделку с дьяволом, — огрызнулась она.       — Можешь называть это как хочешь, — на его губах возникла усмешка, — но самое главное — получить из заключённой между нами сделки результат, не так ли?       — Насколько я помню, условия были другие, — припомнила Энни.       — Я вправе их поменять. Тогда я не знал, что желающих покуситься на артефакт так много. Но из тебя получилась отличная интригантка. Выдавать мне неполную картину было глупой ошибкой с твоей стороны.       — Ты уж извини, — полным яда голосом процедила Энни, тонко улыбаясь, — не всем людям стоит доверять.       — В этом я с тобой согласен, — он одобрительно кивнул, — но не в нашем случае.       Они смолкли, похоже так и не придя к компромиссу. Ну и поделом. Пусть думает что хочет.       — Дай мне пять минут, — вдруг попросила Энни приглушённо. — Хочу подышать свежим воздухом, прежде чем ты запрёшь меня в поместье Уэйнрайтов до конца каникул.       Ответом ей послужил мрачный смешок, и Реддл, по всей видимости, принял её просьбу.       Покидать это живописное место было трудно. Холод охватил всё тело с головы до пят, но вероятность подхватить простуду не пугала. Здесь в полной мере можно было погрузиться в уединение с собой, сутками напролёт наслаждаться красотой природы, созидать, медитировать. Переведя взгляд на верхушки деревьев, покрытые снежными шапками, Энни невольно почувствовала на себе взгляд Тома. Он беззастенчиво наблюдал за ней, злости, раздражённости в его глазах больше не было, но определённо там было что-то другое, чему дать описание она не смогла.       — Что? Я попросила пять минут, они ещё не прошли.       Реддл вскинул бровь и посмотрел на неё с усмешкой.       — Может, попросишь меня отвернуться? — заявил он с прежней невозмутимостью.       — Было бы неплохо, — подтвердила Энни и отвернулась от него, продолжая рассматривать пейзаж.       — Даже так? Тебя напрягает то, что я смотрю на тебя, или то, как ты себя в это время чувствуешь? Или снова будешь всё отрицать? — Его голос сочился саркастическим недоверием.       — Пф, не смеши меня. Давай лучше вернёмся в поместье, не хочу заставлять мистера Уэйнрайта волноваться. — Наконец вспомнив, что дальние родственники тоже присутствовали в доме в момент её похищения, Энни забеспокоилась.       — Он не знает подробностей, — заявил Том будничным тоном.       — Ты не сказал ему? Но почему? — Она в изумлении повернулась к нему вполоборота.       — Я умею читать по губам, Уоллес, и я, как и ты, тоже подслушивал вчера очень важный для нас разговор. — Он холодно усмехнулся. — Я сообщил, что тебе нездоровится и ты останешься в своей комнате до следующего утра.       Реддл двинулся дальше, ступая до конца снежной тропы. Энни на мгновение нахмурилась, а затем слегка приоткрыла рот от удивления. Тот разговор между Редмондом и Краучем не остался для него незамеченным! Вот же пройдоха!       Вернулись они по-тихому, используя Дезиллюминационные чары, чтобы Энни смогла проскользнуть мимо домочадцев незамеченной. Что дальше делал Реддл, она понятия не имела — тот покинул её, как только она беспрепятственно попала в свою комнату.       «Отлично. Наконец-то тишина».

***

      Раскрыв книгу посередине, Энни опустила взгляд на испещрённую незнакомыми письменами страницу. Разочарованно выдохнув, она пролистнула в самое начало — и снова абсолютно чужой язык. Смекнув и вспомнив, что в семейной библиотеке Уэйнрайтов очень кстати имеется лупа-переводчик, она махом спрыгнула с кровати и понеслась туда, оставив книгу на покрывале. Заскочив на обратном пути в столовую и схватив пару яблок, Энни понеслась в свою комнату, не встретив никого на своём пути. Даже домового эльфа, который в вечернее время обычно любил наводить порядок во всём доме. Заперев дверь в спальню при помощи заклинания, Энни села на кровати, скрестив ноги, и принялась читать, наведя лупу на начальную страницу книги.       Судя по написанному, Сотерия использовала эту вещь не только как руководство к использованию медальона, но и как личный дневник. Подхватив с покрывала яблоко, Энни удовлетворённо улыбнулась — так у неё будет намного больше шансов проникнуться её жизнью и узнать тайны, которые она так тщательно оберегала с самого первого момента их знакомства.       «Доподлинно неизвестно, как именно и откуда в мире появились эти слитки, из которых Даркариус выковал медальоны…»       Рука Энни застыла на полпути, а яблоко так и не коснулось губ. Непонимающе моргнув, она медленно отложила фрукт в сторону, не отрывая взгляда от строчки, смысл слов которой дошёл до неё только несколько мгновений спустя.       Что?       Медальоны?!       Энни нахмурилась, на ощупь нашла палочку, взмахнула ею не глядя и невербально создала Люмос, отмахнув огонёк в сторону. Так в спальне стало гораздо ярче, а значит, упустить даже самую малую деталь она не сможет. Внутри головы вмиг стало так тихо, сердце забилось быстрее, а дыхание замедлилось.       «…но, возможно, их происхождение куда более величественное и недоступное для понимания народа Греции. Меня до сих пор глодает вина за то, что мы фактически отняли у людей единственный источник магии, который так или иначе помогал им жить дольше, чем было предписано. Но против своего правителя они идти не решились, а Даркариус забыл: царь должен заботиться о своих подданных, делая их жизнь лучше, а не угнетать, устраивая в своих владениях тиранию и отбирая себе их блага. Я верю, что судьба ещё поквитается с нами либо же поблагодарит. Что пугает меня больше, я не знаю».       «Медальон луны — так его назвал мой муж — обладает очень тёмной энергией, а медальон солнца — светлой, но не менее могущественной по силе, имея очень обжигающую, опасную магию. После воскрешения именно это дало нам дополнительный источник для восстановления. Даркариус лишился практически всех сил, но с присвоением артефакта вернул их так быстро, что уму непостижимо, а я даже не могу встать с кровати без боли, но это пройдёт, с каждым днём мне становится всё лучше. Он же, охваченный эйфорией, уже рвётся завоёвывать новые территории. Я не сомневаюсь, что ему грозит успех, но также боюсь: слава, сила, могущество сведут его с ума раньше, чем я успею на это повлиять».       «Благодаря использованию своей крови во время процесса ковки, Даркариус в какой-то степени обезопасил нас — артефактами могут пользоваться только наши прямые чистокровные потомки либо же волшебники, с которыми у наследников заключён брак, выполненный по всем магическим традициям. Но он собирается жить вечно, пытаясь перетянуть эту идею и на меня. О каких наследниках может идти речь? Мне это претит. На возникшее разногласие он не обращает внимания, сказал, что я думаю слишком примитивно! Я боюсь, что уже слишком поздно. Риус всегда исполняет свои обещания, какими бы ужасными они ни были, — и этого я боюсь больше всего на свете, несмотря на то что четыре года назад у алтаря дала клятву всегда быть с ним бок о бок, невзирая ни на что».       Так вот в чём дело! Энни, чувствуя полный сумбур в своей голове, принялась расхаживать по комнате в попытке переварить информацию. Даркариус создал два — два! — медальона. Она и раньше подозревала, что у него спрятан туз в рукаве, но эта чертовка Линнет и словом не обмолвилась, ставя её под удар. Теперь ей стала известна причина, по которой Диамандис смог прожить столько лет. Видимо, у него получилось заставить работать медальон в угоду себе, раз та же Сотерия скончалась аж в шестнадцатом веке.       «А что, собственно, изменилось бы? Он как и был тёмным опасным волшебником, так им и остался». — Мысли смешивались, образуя какой-то непонятный комок из эмоций, впечатлений и разумных умозаключений, к которым она приходила после анализа полученной информации.       Согласившись со своими последними мыслями, Энни нервно прикусила щеку. Рассуждая логически, она могла прийти к выводу, что Даркариус пал вследствие столкновения со своей женой, ведь победить его удалось только ей как обладательнице медальона солнца, равного по силе медальону луны. Только вот причина конфликта для неё так и оставалась загадкой. Могла ли Сотерия с самого начала взращивать план по уничтожению собственного мужа, ставшего угрозой всему миру? Или же на то были другие причины?       Вздохнув, Энни снова взяла книгу в руки и продолжила читать.       «Сила исходит от волшебника, обладающего магией, а палочка выступает лишь в роли проводника, который может как усилить, так и ослабить хозяина при неправильно подобранном инструменте. Медальон — иной источник магии (а магии ли, если говорить в привычном нам понимании?), который существует как отдельный, наполненный энергией сосуд, использующийся в виде усилителя, но не проводника. Тем самым я могу сказать, что в этом случае именно волшебник служит проводником между медальоном и внешним миром. Используя его силу, можно воздействовать на окружающие предметы, животных и людей. Подпитка происходит непосредственно от волшебника, но никаких отклонений в здоровье я не почувствовала, хотя и попробовала выпустить это наружу. Результат был ошеломляющим: сила заклинания увеличилась в разы, таким образом демонстрируя повышение магической энергии, физической силы (лишь выносливость). Изменился анализ тактики противника (его это в какой-то мере повергло в шок, я довольна) и в интуитивном принятии правильных решений. Если действие медальона охватывает и мозг, могу предположить, что артефакт оказывает воздействие на всё тело».       Ни взмаха палочки, ни каких-либо других физических манипуляций для выполнения некоторых заклинаний не требовалось. Вся сила исходила из воображения. Это и подтверждало слова Эллиота «я знаю, на что способны Хранители даже без палочки».       «Что ж, с этим проблем возникнуть не должно», — подумала Энни и отодвинула книгу в сторону, закрывая глаза и глубоко вздыхая. Но вот с беспалочковой магией могли возникнуть некоторые сложности — Энни никогда не использовала её, если не считать манящие чары, и не изучала глубоко этот раздел магии. Как оказалось, зря. Но ничего страшного — училась она быстро. Хотя и стоило отругать себя за излишнюю самонадеянность, потому что беспалочковая магия — совершенно иной уровень, достигать который очень сложно.       «Не использовать в замкнутом пространстве! Риск неопытного Хранителя — сжечь всё вокруг. Проверено (я надеюсь, он не узнает, как именно пропала его любимая мантия)» гласила пометка в правом верхнем углу страницы, от которой Энни успела прыснуть от смеха, заметив слегка подожжённые страницы.       Значит, потренироваться в комнате не удастся — ремонт ей оплачивать не хотелось. Тем более если после выпуска из Хогвартса Энни хотела отправиться заграницу, чтобы спрятаться от всех нажитых врагов, в средствах она была не сильно, но ограничена, а просить денег у мистера Уэйнрайта не приходило в голову, потому что она и так чувствовала себя обязанной перед ним.       Читать заметки молодой Сотерии было… интересно. Без нажитого трагизма девушка обладала определённым юмором, не боялась рисковать, экспериментировала на полную катушку, обжигалась и иногда страдала от совершённых ошибок. Какие-то записи были сделаны карандашом, какие-то — чернилами, но по разборчивому почерку было видно, что та обладала хорошей дисциплиной, — и переводчик справлялся на ура, разбирая греческий алфавит без труда.       Время быстро перевалило за час ночи. Зевнув, Энни отложила книгу в прикроватный ящик и заперла его заклинанием для большей безопасности. Пока оставалось время до отбытия обратно в Хогвартс, ей необходимо потренироваться в использовании медальона хотя бы наедине с самой собой. Либо найти опытного дуэлянта, который не пострадает от первого же заклинания. Таких в памяти было немного, но и те отметались: Реддлу не нужно было знать всех изюминок её новых способностей, а Редмонд… чтобы старику крепче спалось, в конце концов.       Наутро, чувствуя себя на удивление бодро, Энни приняла решение отправиться в хорошо знакомый лес, куда в прошлый раз её переместила Метида, и начать свой эксперимент в одиночестве, чтобы дать старт освоению и применению на деле вычитанных поздно ночью заклинаний. Много места, достаточно целей и абсолютная безлюдность. Надев в этот раз брюки, сапоги до колена, заколов вьющиеся волосы в тугой пучок и обернувшись тёмной уличной мантией, Энни выглянула за дверь и, убедившись, что в коридорах ни души, выскользнула из комнаты.       Уже на подходе к входу в сад, откуда она могла свободно трансгрессировать, Энни затормозила и застыла, увидев выходящего из комнаты Тома. Юноша, видимо, только проснулся. И если бы она не знала, кто он такой, непременно умилилась бы утреннему беспорядку на его голове, придавшему ему вид изысканной небрежности. Сонный румянец ещё не сошёл с его красивого лица, а расслабленное выражение и поведение были настолько доселе ей незнакомы, что от увиденного она невольно впала в ступор. Это точно не тот Том Реддл, которого она привыкла видеть.       Какого гоблина он тут забыл вообще? Она-то думала, что Реддл отправился домой, после того как успешно доставил её в поместье, а он…       Энни сглотнула и напряглась, когда Том внимательно осмотрел её, заметив и то, во что она одета, и то, с каким ужасом смотрит на него. Уж точно не для прогулки в саду, рассудила она и поняла, что Реддл мог подумать точно так же. Между ними всё ещё сохранялось молчание, отчего Энни начала нервозно притопывать носком сапога по полу, ожидая его реакции и «бума», когда Том в полной мере осознает направление её действий. Но Реддл, к сожалению, слишком быстро пришёл в себя.       — Куда ты собралась, Уоллес? — Настороженность в его голосе вынудила что-то в животе похолодеть, а пальцы рук задрожать, отчего она едва не выронила палочку.       — А я обязана тебе сообщать о своём уходе куда-то? — осведомилась Энни с притворным интересом, состроив максимально непринуждённый вид. — Я думала, что слова Клеона наведут тебя на правильную мысль. Со мной больше не нужно няньчиться и сопровождать меня.       Других обитателей дома видно не было, и Энни рискнула предположить, что мистер Уэйнрайт отлучился по собственным делам, София и её братья в такую рань ещё спали, а Том по привычке встал рано, как и она сама. Понежиться в кровати утром она любила, но навязчивая мысль, внутренние уговоры и дикое желание проверить собственные силы в каком-нибудь пустынном месте пересилили желание остаться в постели. Реддл же оказался неожиданным препятствием, преодолеть которое будет очень трудно.       — Меня утомляет то, что приходится повторять тебе одно и то же каждый раз, Уоллес. — Он шагнул навстречу, немного сокращая дистанцию. — Ты, поверь мне, настоящая головная боль.       Энни вскинула бровь и слегка наклонила голову вбок, сцепив руки в замок сзади. Для неё это звучало как комплимент. За прошедшие полгода она настолько привыкла к третированию с его стороны, что это по большому счёту такое невинное высказывание не заставило испытать и крупицу волнения.       — Я иду тренироваться, — честно призналась она, осознавая, что спорить с ним — бесполезное занятие. — Хочу проверить свои силы и то, как они сочетаются с медальоном.       — Правда? — уточнил он с нескрываемым любопытством. — И куда же ты хочешь отправиться, если только вчера тебя схватили около дома, полного других людей?       — Ну, если ты помнишь тот лес, где мы с Метидой…       — Я иду с тобой, — перебил он её.       У Энни приоткрылся рот от удивления, а неска́занные слова так и застряли в горле.       — Я тоже хочу посмотреть, на что способен артефакт. Как будущий его обладатель, разумеется. Дай мне пару минут.       Он шагнул назад, закрыв дверь прямо перед её лицом, когда она скинула с себя изумление и поспешила хоть как-то ему возразить.       — Ты никуда со мной не пойдёшь! — убедительно произнесла она, повысив голос. — Хотя пока ты будешь переодеваться…       Дверь снова открылась, Энни взглянула на него с нескрываемым удивлением, в то время как в глазах Тома успела прочитать зарождающееся раздражение из-за её привычной упёртости. А когда он направил палочку на её ноги и невербально приклеил к полу заклинанием, а затем снова закрыл дверь перед лицом девушки, она обомлела от шока и закипающей ярости.       Энни уже не боялась, что своим голосом может кого-то разбудить.       — Реддл! — от души стукнув ладонью по двери, воскликнула Энни, выражая таким образом всю степень своего недовольства. — Что за детские игры ты тут устроил?!       Долго себя ждать он не заставил и уже спустя пару минут вышел из спальни одетый в походную мантию, с палочкой в руках. Утренний беспорядок на его голове исчез, а сам он выглядел как никогда бодро. Стало быть, у него хорошее настроение. Энни же, поджав губы, смотрела на него протестующе, исподлобья, испытывая чувство глубокого разочарования.       Показательно игнорируя её раздражение и недовольный вид, Том повёл Энни к выходу. Она уже успела мысленно проклясть того, кто поселил его в этой чёртовой комнате возле двери, ведущей в сад. Если бы не это, она бы сумела сбежать на пару часов — все бы решили, что ей просто до сих пор нездоровится. Рука Тома сильнее сжала её предплечье, и спустя пару мгновений они трансгрессировали.       Холодный воздух ударил в лицо, заставив зажмуриться и теснее прикрыть голову капюшоном. Всколыхнув под ногами снег, Энни оказалась в хорошо знакомом месте и выдохнула, испуская облачко пара. Нехорошее предчувствие, поселившееся внутри с того самого момента, как ей на пути встретился Реддл, многократно усилилось и ныло, не давая дышать полной грудью. С одной стороны, это была отличная возможность сорвать на нём всю свою злость, накопившуюся за прошедшие недели и месяцы, но, с другой стороны, её не отпускал парализующий страх, что он сделает совершенно то же самое, только мишенью будет уже она. Снова бегать от него по всему лесу ей ни капли не хотелось.       Как только в ладони Тома появилась знакомая палочка, Энни отмерла, сняла с плеч, как она решила, мешающую сейчас мантию и отлевитировала её на ветку растущего поблизости дерева, чтобы она не промокла на снегу. Наконец вздохнув полной грудью, подавив все ненужные эмоции, она постаралась сосредоточиться.       — Начнём? — Судя по голосу, Реддл отошёл от неё достаточно далеко и занял выгодную позицию как для защиты, так и для атаки.       Энни запоздало кивнула и попыталась набраться решимости и смелости. Когда первая вспышка атакующего заклинания полетела точно в неё, она поняла, что никак не готова сражаться с ним вот так, но рука поднялась сама по себе, а по жилам потекла хорошо знакомая магия.