Память времени

      Метида устало вздохнула, разминая затёкшую шею. Велико было желание пойти в уборную, смыть с рук засохшую кровь, избавиться от грязи под ногтями и, наконец, принять ванну. Но Истан — их «штатный» целитель — битый час корпел над жизнью этого старого Казановы Исмаэля и нуждался в её помощи. На Сальдивара ей было ровным счётом плевать, но совесть, решившая проявить себя в самый неподходящий момент, не девала женщине сдвинуться с места и покинуть гостевую комнату, куда Август и Кристофер пару часов назад притащили полумёртвого товарища, потому что… когда-то давно и этот идиот спас ей жизнь, вытащив из смертельной ловушки. Оставаться в долгу она не любила, а потому, проглотив возникшее отвращение, Метида возилась вместе с Истаном, стремясь спасти жизнь этому старому алкоголику.       — Есть хоть какая-то гарантия, что он выживет? — поинтересовалась Метида, раздражённо выдохнув, чувствуя, как из-за пота ткань чёрного платья начала прилипать к спине.       Серость и безжизненность ушли с лица Сальдивара — их старания не были напрасны. Он, слава Мерлину, даже дышал самостоятельно, но продолжал находиться в бессознательном состоянии, поддерживаемый на плаву за счёт их магии и личной воли к жизни.              «Знатно тебя потрепали, старик. Но, став заложником собственных пороков, ты не углядел за положением дел и просчитался, положившись на опыт», — подумала она, смахивая со своего лба прядь рыжих волос.       Женщина чувствовала, что устала. Руки тряслись из-за обилия вкаченной в Исмаэля магии, которая обычно использовалась в боях, а не в лечении, желудок ныл из-за голода, а плечи и голова болели от напряжения. Она поморщилась от пробравшей всё тело дрожи, отчего красивые черты лица исказились в неприятной гримасе.              — Не злись, — мирно прошептал юноша, не отрываясь от лечения. — Нас не погладят по голове, если мы допустим оплошность и позволим ему умереть. Ты сама слышала Августа — нашему господину мистер Сальдивар нужен живым.       Она хотела возразить, выругаться, но сдержала эмоции. Ей казалось, что её платье, волосы и кожа уже пропитались запахом крови, зелий и трав — это раздражало привыкшую к чистоплотности и стерильности женщину.       «Как же всё бесит!»       Посмотрев на Истана, она увидела, насколько тот устал. Полусогнутая спина, пальцы, державшие палочку, дрожали, а голубоватый свет целительского заклинания подрагивал, оповещая об истощении лекаря. Как он вообще ещё на ногах держался? Стоит отдать ему должное: не даром среди своих его считают волшебником с одним из самых обширных запасов магических сил. Юноша, обладая мягким, покладистым характером, избрал путь целителя, желая лечить попавших в беду людей. Добрая душа. За всё время ни у кого язык так и не повернулся назвать его грязнокровкой, хотя маглорождённых здесь не особо уважали.       — Я почти закончил, — пробормотал он, уже еле ворочая языком. — Осталось только влить в него зелье и закрепить результат магией.       — Я знаю, как работает алгоритм исцеления, — отозвалась Метида чуть раздражённо. — Не тебе меня учить, полевая ромашка.       На привязавшееся к нему прозвище он среагировал лёгкой улыбкой. Женщина встала с кресла, подошла к окну и распахнула его, впуская в спальню чистый прохладный воздух и аромат морозной свежести. Пламя свечей качнулось, искажая их тени, а по её коже прошлась волна мурашек. Было ясно, что Истану своими словами удалось хоть немного, но утолить пылающую в ней злость, но тело до сих пор потряхивало от осознания, что в этой ситуации они оказались беспомощны, оставшись без права выбора.       Но ладно Истан! Она — она! — не записывалась ему в няньки!       Судорожно вздохнув и зажмурившись, Метида постаралась прогнать навязчивые мысли и загнать поглубже желание спалить адским пламенем особняк к чертям собачьим.       В комнате царил полумрак. Лунный свет придавал находившимся здесь предметам мебели и декора некую прозрачность, превращая их в призрачные силуэты, рисуя на стенах их тени. За её спиной слышалась возня Истана, постукивание склянок с зельями — он укладывал их в свой, как он его называл, специальный чемоданчик, с которым практически не расставался, путешествуя по Британии и собирая новые ингредиенты и травы, используемые им в целительстве.       — Вот уж не думала, что моя сохранность будет зависеть от жизни какого-то старого алкоголика, — проворчала женщина, на секунду прикрыв глаза, чувствуя, как по телу прошла новая волна изнеможения.       Позади неё раздался тихий смешок, а затем Истан и вовсе рассмеялся. Она обернулась, завидев, как тот чуть согнулся в смехе, прикрывая свободной ладонью рот. Светлые волосы парнишки скрывали возникшее в его глазах веселье, бледность и напряжённость рассеялись с его лица, словно по мановению волшебной палочки.       — Умеешь ты разрядить обстановку.       Часом позже, когда Исмаэль был оставлен на попечение домовихи, Метида и Истан покинули гостевую спальню и разошлись кто куда: юноша вышел на улицу подышать свежим воздухом, а она сама — в библиотеку, где совсем скоро должно было состояться собрание остальных ищеек. Даже ей — ей! — было немного тревожно, но закалённая годами службы нервная система не давала ей упасть в грязь лицом и трусливо скрыться в собственных покоях. Идя по коридорам дома, она успела поправить выбившиеся из причёски рыжие волосы, стереть при помощи магии кровь с платья и рук, чтобы выглядеть более или менее опрятно перед остальными ищейками.       Предчувствие чего-то плохого не покидало её. Риус никогда не собирал всех просто так. Не видел причин устраивать праздные обеды среди своих последователей, не нуждался в восхвалении и руководствовался поговоркой «тише едешь — дальше будешь», не считая тех моментов, когда шумиха была необходима. В последний раз такое событие состоялось перед самым появлением в этом времени нового Хранителя медальона Солнца — как потом стало известно, юной Аннет Уэйнрайт, — где каждому было отведено своё место в операции по её поимке. Всё оказалось куда сложнее, когда девчонка умудрилась спрятаться в самом надёжном месте во всей Британии — в Хогвартсе. Но даже тогда он не прибегнул к общему собранию. А тут на тебе… Неужели фатальная оплошность Исмаэля могла как-то повлиять на его решение?       Риус умел собирать вокруг себя сильных как в магии, так и физически людей, но, если он решит напасть на Хогвартс всем скопом, потерпит поражение, даже имея при себе могущественный артефакт и годы оттачивания своего мастерства. Магический барьер вокруг школы — самое главное препятствие в их ситуации. И всё это настолько вводило в замешательство, что даже появление союзников у Энни не стало для неё грандиозной и шокирующей новостью.       Было ожидаемо, что своим неожиданным появлением в школе, где каждый друг друга знает, она вызовет массу вопросов и у кого-то хватит ума начать копаться в её прошлом, интересоваться, чем девушка жила до своего приезда в Хогвартс. А дальше всё как по накатанной. Как рассказывал ей Риус, когда она сама была ещё впечатлительным подростком, за медальон сражались насмерть и раньше. Но тогда у него был не менее сильный Хранитель, способный управлять артефактом со всей виртуозностью и смекалкой.       Но Энни девочка не глупая. Почему-то у Метиды складывалось ощущение, что выпутаться из всей этой ситуации она сможет. Вероятно, именно поэтому она и решила помочь ей? Помочь, рискнув собственной магией, положением в обществе, жизнью — что там ещё у неё могли забрать за предательство?              Как бы ни был прекрасен план Риуса — снова завладеть артефактом и вернуть умершую жену к жизни, — верить, что всё на этом и закончится, она не собирается. Не того он полёта птица. Мужчина ведёт какую-то свою игру — в этом она не сомневалась ни на секунду. Но двадцать лет назад была слишком мала, чтобы попытаться открыть глаза Маргарет, которая стала в последнее время закрываться от неё всё больше и больше, заметно отдаляясь с каждым прожитым днём.       Это было очень плохо. Она не стала рассказывать о планах Риуса на Энни — первый звоночек. Скрыла факт того, что собирается стать могущественнее, впитав в себя часть силы медальона, — второй. О дальнейшей настороженности говорить и не стоило. Метида больше не доверяла Маргарет, а потому и решила помочь юной Уэйнрайт, таким образом стремясь хотя бы попытаться огородить Энни от неё и Риуса. До недавнего времени ей было трудно признать: забота о женщине, которая когда-то спасла её, не дала упасть и помогла справиться с жизненными трудностями, подарив понятие «дом», возымели больший эффект, чем прежняя преданность и верность Риусу. Слишком уж была велика вероятность, что вместо величия Маргарет плохо закончит, сожранная собственной гордостью.       Что будет твориться в мире, если оба Хранителя снова воссоединятся?       Достигнув библиотеки, Метида, погружённая в свои размышления, немного облегчённо выдохнула — пока здесь никого не было. Пройдя вглубь и устроившись в кресле рядом с высокими книжными полками, она полной грудью вдохнула аромат старой бумаги и чернил.       — Как себя чувствует Исмаэль?       Женщина вздрогнула из-за до боли знакомого голоса, не раз преследующего её в самых страшных кошмарах. Подняв взгляд вверх, она обнаружила на втором этаже библиотеки стоящего рядом с одним из стеллажей Риуса. На мужчине уже отсутствовала мантия, и тот был одет в обычную хлопковую белую рубашку. Чёрные волосы были слегка растрёпаны, а на лице присутствовало умиротворённое выражение, стёршее прежнюю холодную строгость. В его руках находилась раскрытая книга, с которой он не спускал глаз. Пугающая холодная маска сползла с лица мага, явив то, что он обычно скрывал от других обитателей поместья и своих подчинённых. Но Метида — не все остальные. Наблюдать его в таком состоянии для неё, как одного из самых приближённых к нему людей, не редкость.       Подавив желание матерно выругаться, рыжеволосая вежливо улыбнулась, отчего у неё нервно дёрнулся уголок губ. Роль кроткой мышки ей не подходила. Она привыкла высказывать своё мнение, пылать и приказывать, а не подчиняться, лебезя перед важным человеком.       — Жить будет. Я и Истан хорошо постарались. — Она удовлетворённо кивнула, а затем задала, будто невзначай, вопрос: — Как всё прошло?       Мужчина выдержал паузу, остановив свой взгляд на окне, где сквозь шторы в библиотеку пробивался лунный свет. Метида обратила внимание на то, как он прикрыл глаза и вздохнул, опуская руку, — здесь было на порядок светлее, чем в остальных комнатах, из-за многочисленных свечей и больших окон.       — Как я и ожидал, — ответил он тихо, с хлопком закрывая книгу и кладя её обратно на полку медленным жестом. — Она, как и всегда, мятежна, сообразительна и… настороже. — Риус слабо улыбнулся, отчего черты его лица окончательно разгладились, утратив прежнюю резкость.       Брови Метиды слегка взмыли вверх, а во взгляде промелькнул скептицизм.       — Выглядит так, будто вы передумали действовать радикально и смягчились.       — Не совсем. — Мужчина качнул головой, возразив.       Он двинулся вперёд и начал спускаться вниз по лестнице. Метида с едва заметным напряжением следила за его передвижением и, смирившись со своей участью вступить в этот диалог, снова натянула на лицо вежливую улыбку, когда тот опустился в кресло рядом с ней.       — Я лишь слегка пересмотрел свой план, внеся незначительные корректировки. Тебе обо всём станет известно на собрании, как и всем остальным, — по-деловому оповестил он её, отчего женщина тихо усмехнулась. — Но скажу одно: убийство юной мисс Уэйнрайт никогда и не входило в этот план. Ты, Мети, знаешь, насколько бережно я отношусь к тем, в ком течёт моя кровь.       Она вздохнула, не замечая, что во время всего разговора нервно сжимала пальцами ткань платья на коленях до побелевших костяшек. Поселившиеся в её душе чувства сомнения и вины разъедали изнутри, но ни единый мускул не дрогнул на лице женщины, сохраняя маску спокойствия и непоколебимости.       Когда в библиотеку зашёл ещё один человек, Метида приподняла брови, завидев на пороге хмурого молчаливого Алексея. Болгарин качнул головой Риусу в знак уважения и проследовал к тихому уголку возле окна. Она успела заметить, что ткань его мантии на плече была немного повреждена, а зияющая прореха говорила о ранении, что ещё больше её удивило. Алексей — и ранен? Вот уж сюрприз. Он, насколько женщина помнила, тоже присутствовал в Хогсмиде пару часов назад вместе с Августом и Кристофером. Когда это он успел словить заклинание противника, если там был сам господин?       — Метида.       Рыжеволосая повернула голову в сторону Риуса, когда тот тихо окликнул её.       — Ты можешь рассказать мне, что тебя тревожит. Пока не стало слишком поздно. — Его голос смягчился, словно тот заметил внутреннюю напряжённость женщины. — Ты сегодня не в настроении — вся в чёрном.       Ком встал у неё в горле, а по позвоночнику прошла дрожь. Мордред, как же она ненавидела этот проницательный взгляд. Голубые глаза собеседника, готовые перерыть вверх дном сознание, вытащить наружу самое потаённое, скрытое ото всех. Но на излишнюю откровенность Метида была не готова, хотя и знала о его умении втираться в доверие.       — Мне нечего скрывать от вас. Я лишь обеспокоена теперешним положением дел. — Она огорчённо выдохнула, остановив поток нечестивых мыслей. — Доступ в Хогвартс на ближайшие полгода безвозвратно утерян.       — Я бы не стал так спешить с выводами. — На его губах возникла мрачная улыбка. — В Школе Чародейства у нас есть и другие глаза и руки.       — Альдин юн и неопытен, если вы о нём, — осмелилась возразить Метида. — Недальновидно будет полагаться лишь на него.       — А разве я говорил, что речь идёт про мистера Коулмана? — с лёгкой надменностью спросил мужчина.       Метида нахмурилась. Единственный по имеющейся у неё информации человек, который сейчас пребывал в школе, был сынишка Маргарет — Альдин, но реакция Риуса ставила под сомнение этот вывод. Кто был вторым? Конечно, глупо надеяться, что он обойдётся кем-то одним, когда на кону стоит самое важное, но ранее пробраться в хорошо защищённый замок, наполненный детьми и профессорами, и вершить там свои собственные дела было задачей труднодостижимой.       — Знаешь, почему я не собираюсь наказывать Исмаэля? — вкрадчиво осведомился маг, чуть наклонившись к ней ближе.       Метида едва заметно склонила голову вбок, выражая глубокую заинтересованность.       — Обычно создавать необходимый шум и привлекать внимание было твоей прерогативой, Мети, но Исмаэль и я в этом тебя переплюнули. По моим сведениям, директор Диппет принял решение более учеников из школы не выпускать — значит, и мисс Уэйнрайт оказалась в ловушке, не имея возможности покинуть Хогвартс, так как все ходы и выходы будут охраняться мракоборцами, а профессора и старосты будут чаще патрулировать коридоры.       Он холодно улыбнулся, а в его ледяных глазах плескалось чувство превосходства и высокомерия.       — Я не просто так направился в Хогсмид сегодня вечером. Сальдивар, сам того не ведая, подкинул мне причину явиться за ним лично. И моя задумка сработала на ура.       Горло Метиды сдавило неприятным спазмом. Да, Энни, дела у тебя плохи — из школы ты более незаметно не выберешься. Она не знала, кто был вторым шпионом, понятия не имела, как будет действовать Риус дальше. Он вёл собственную игру умело, со знанием настоящего стратега, виртуозно меняя курс и переставляя шахматные фигуры на доске, как его душе угодно, устремлённый на один-единственный путь — победу. Имея за плечами долгую жизнь, опыт и знания, Риус был непоколебимо уверен, что выйдет из этой партии победителем.       «Но ведёт борьбу он далеко не с Энни», — догадалась Метида.       Даже не с тем юношей, что сумел окунуть в грязь лицом Исмаэля — талантливого мастера маскировки и шпионажа. Нет. Для них здесь была отведена единственная роль — роль пешки. Был ещё один фигурант — самый главный, — не уступающий Риусу в жизненном опыте и мудрости, силе. И Метида всеми силами надеялась, что та сможет помочь Энни выбраться из этой искусно плетённой годами ловушки, в которую та попала, ведомая собственными благими намерениями. И, судя по её реакции и произведённым на девушку впечатлениям, Сотерия, увы, становиться участником торжественного воссоединения с прошлой жизнью не желала. И Риус тем временем отвёл ей роль королевы, которую необходимо сокрушить.       Как бы Метиде ни хотелось признавать, но такое противостояние завораживало. Два человека, соединённые одной историей, разделившие ни один десяток лет вместе, в один миг стали врагами.       И как бы ни было сильно желание остаться в этой игре всего лишь наблюдателем, но вклиниться в эту партию ей придётся — Маргарет была ей слишком дорога. Даже если в глазах остальных — в его глазах — она станет предательницей и лгуньей.       А в голове уже созревал текст письма, которое она собиралась отправить в Хогвартс, дабы предупредить юную мисс Уэйнрайт о грядущей опасности. Сообщить ей, что её противником была далеко не Маргарет, а великий, забытый всеми и, как рассказывает лживая история, давно умерший Даркариус Диамандис, вознамерившийся вернуть в свои руки не только медальон, но и почившую жену.

***

      Энни лениво, без всякого энтузиазма помешивала ингредиенты в котле, зевая и стирая с глаз сонные слёзы. Нормально поспать ей не удавалось вот уже вторые сутки — снились кошмары. Рядом раздавалось тихое перешёптывание — София и Абраксас, как всегда, о чём-то спорили. Ей не хотелось вспоминать о разговоре с блондинкой, в конечном итоге которого слизеринка расплакалась и попросила у Энни прощения за то, что не рассказала ей об изначальной задумке Реддла — спровоцировать её на выход из школы и там уже вытрясти всю правду, ткнув в лицо фактами.       Шум кипящих котлов действовал на неё как снотворное зелье, и прийти в себя не удавалось даже под внимательным взглядом Слизнорта, который следил за студентами, чтобы те не допускали ошибок в дозировке.       Рядом с ней, за соседним столом, возилась Друэлла Розье, что-то шепча себе под нос и всё время поглядывая куда-то вправо. Энни перевела на неё рассеянный взгляд и приподняла бровь — стоило ей сказать, что корень мандрагоры она нарезает неправильно, или промолчать?       Уоллес пожала плечами, решив не совать свой нос куда не просят, вернула своё внимание к собственному котелку. Она слегка вздрогнула от неожиданности, когда ей на стол упала чья-то записка, едва не угодив в огонь под котлом. Сонный морок над Энни рассеялся, стоило только её прочитать.

«Сегодня в восемь вечера. Четвёртый этаж, картина возле серой двери».

      Девушка нахмурилась. Что за тайные романтические записки? Она повернула голову вправо, откуда по траектории должна была прилететь записка, и с её губ сорвался нервный смешок. Справа от неё находились Реддл и чуть подальше от него Эйвери. Энни сомневалась, что составителем записки был её однокурсник, с которым они практически не общались, лишь перекидываясь взглядами на уроках или в факультетской гостиной, — а значит, это всё-таки был Том. Которого из-за своей рассеянности она изначально не заметила. Здорово. За последние два дня они не перекинулись ни словом, даже не взглянули друг на друга, а тут юноша внезапно сам напрашивается на разговор.       В момент, когда он поднял на неё свой взор, словно проверить, прочитала она или нет, Энни быстро отвернулась, стараясь не столкнуться с ним взглядом. В памяти очень кстати возникло воспоминание двухдневной давности, где Реддл пообещал ей массу неприятностей, изобилие пыток и ментального насилия, если та не подчинится и не расскажет правду. Она поддела небольшой листок пергамента, на котором было написано послание, и подкинула его, отправляя прямо в огонь.       Не сказать, что Энни как-то задело его заявление, но и остаться равнодушной брюнетка не смогла. Хорошо помня клокотавшую внутри в тот момент злость, девушка сжала пальцами нож для нарезки ингредиентов. Хотя сама хороша — вылила на него столько брани, копившейся месяцами, что сейчас в пору было ожидать какого-то акта в отместку за её оскорбления.       Собравшись с силами, девушка всё-таки решила снова повернуть голову и посмотреть на него. Наткнувшись на пронзительный взгляд тёмных глаз, она сглотнула. Он что, всё это время наблюдал за ней? Сказать что-либо не удастся — много свидетелей. Но Реддл умел заставить почувствовать себя неуютно и без слов.       Безмозглой дурой Энни не была и знала, что проигнорировать его «просьбу» чревато не самыми приятными последствиями. Изобилием храбрости она не страдала, а потому молча кивнула, соглашаясь. Трусость в её случае — непозволительная роскошь. Всё равно вечно скрываться ей не удастся, тем более на территории школы. Сколько бы Энни ни бесновалась из-за отсутствия у неё другого выбора, кроме как следовать его указаниям, но сделать с этим ничего не могла, давно став заложником его воли. Чувство собственной важности испарилось, а самоуважение таяло с каждым прожитым здесь днём.       «Мерлин, как же тошно», — подумала Энни, наблюдая, как на лице старосты возникает одобрительное выражение.

***

      Энни прибыла на нужное место ровно в восемь вечера, ещё с лестницы замечая одиноко ждущую её фигуру Тома у стены рядом с нужной картиной. Уставшим из-за сложного учебного дня он, в отличие от неё, он не выглядел. Волосы были идеально уложены, серебристо-зелёный галстук не сполз и не расслабился в течение дня, а рубашка выглядела свежей, как и мантия, — весь его облик так и кричал об аккуратности и опрятности. Чего не скажешь о ней. Она машинально пригладила выбившиеся из пучка вьющиеся волоски и незаметно поправила школьную юбку, явно стыдясь своего внешнего вида. И чего она так разволновалась?       Преобладающее на его лице равнодушие сменилось лёгким интересом по мере её приближения к нему.       — Здравствуй, — тихо и вежливо поприветствовала Энни юношу, словно не она кричала ему два дня назад, как сильно его ненавидит. — Зачем ты позвал меня сюда?       Он смерил её спокойным взглядом и, оттолкнувшись от стены, двинулся дальше по коридору.       — Следуй за мной, я кое-что обнаружил, — велел Том, и по его холодному голосу ей стало ясно, что возражений он не принимал.       — Снова натравишь на меня боггарта? — спросила девушка чуть язвительно, поравнявшись с ним и стараясь не отставать.       — Я думал, мы с тобой переросли эти детские забавы, Энни. — По его тону она поняла, что он находится в нормальном расположении духа.       — Боюсь подумать, что в твоём понимании не является забавами, — тихо и настороженно проговорила слизеринка.       Они завернули за угол, и очередной коридор встретил их тишиной, нарушаемой только их шагами и потрескиванием огня. Старинная каменная кладка, со временем потемневшая, с вкраплениями золота в резьбе, создавала атмосферу уюта, высокие своды оживали от факелов, освещая им путь мягким светом. И как бы она ни старалась угомонить учащённое сердцебиение, но только при одном взгляде на Тома ей почему-то становилось ещё дурнее: щёки покрывались румянцем, ладони потели, а ноги становились ватными из-за какого-то воодушевлённого состояния.       Брюнетка сильно сомневалась, что староста забыл о происшествии в Хогсмиде и сказанных ею тогда словах, а потому становилось вдвойне стыдно. Не замечавшая ранее за собой такого открытого всплеска ярости, Энни каждый раз приходила в замешательство, стоило ей только подумать о первопричине этого.       — Так что именно ты нашёл? — осведомилась она, явно сгорая от нетерпения, решив прервать установившееся между ними молчание.       Глянув на неё мельком, Том тихо усмехнулся. На его лице промелькнула тень насмешки.       — Всему своё время, Уоллес. Тебе надо научиться терпению. Но могу сказать одно: тебе точно понравится.       Она приподняла брови в лёгком удивлении и прикусила язык, чтобы не позволить возмущению сорваться с губ. Лучше ей вообще теперь молчать. И тем более оказалось, что они почти были на месте. Ещё раз завернув, студенты наткнулись на тупик. Она затормозила и проводила взглядом Реддла, который подошёл к стене и остановился в шаге от неё. Приложив ладонь к одному из выпирающих камней, он с лёгким нажимом вдавил его. Губы Энни слегка приоткрылись от удивления. Раздался грохот, эхом пронёсшийся по безлюдному коридору, — камни сдвигались, открывая доселе неизвестный ей проход. В нос ударил запах сырости и затхлости. Пространство впереди было тесным и тёмным, а с потолка свисала паутина, делая это место ещё более мрачным.       Тихое место, о котором, возможно, не знает ни одна живая душа. Просто восхитительно. Стоило ли ей вообще следовать за ним? Интуиция молчала, медальон тоже. Как быть, если выбора нет? Оставалось только надеяться, что Реддл не вознамерился с ней тут покончить.       — Как ты нашёл его? — сорвалось у неё удивлённо, но она и не рассчитывала на ответ, помня о немногословности Тома в последние дни.       В будущем она любила исследовать замок, но никогда не натыкалась на новое, а тут — что-то тщательно скрытое и неизведанное.       — Бродил по замку в прошлое воскресенье и размышлял… обо всём, — ответил Том и едва заметно нахмурился, словно вспоминая что-то не слишком приятное.       — И почему решил показать это именно мне? — спросила девушка, не понимая, к чему Реддл решил поделиться такой находкой.       — Увидишь.       Том, не теряя более ни секунды, двинулся прямо в проход и остановился спустя пару шагов, ожидая, когда это сделает и она. Энни поджала губы и последовала за ним, терзаемая сомнениями в благоразумности старосты. Мало ли что взбрело в его голову во время этих самых размышлений. Набравшись храбрости, девушка переступила небольшой порожек, и своеобразная дверь начала закрываться, как только она оказалась внутри.       Она посмотрела на Реддла и дрогнула, когда увидела, как в его глазах промелькнул холодный блеск, видимый даже в полумраке, а губы изогнулись в мрачной усмешке. В желудке неприятно ухнуло, сердце пропустило удар.       Свет позади неё померк вместе с закрывшимся входом, и мрак полностью поглотил их. Энни выдохнула, чувствуя пробравший её тело холод. В ладонь легла волшебная палочка.       Не убивать же он её здесь собрался, да?