Жизнь с истёкшим сроком годности

Последнее тепло костра окончательно угасло, разорвав ту невидимую нить, что связывала нас со вчерашним днем. Остывающие тлеющие угли казались маленькими маячками, указывающими на то, что пора думать о завтрашнем дне, даже если вчерашний ещё не ушёл далеко, но уже не цеплял нас своими холодными пальцами. Лица вокруг казались менее напряжёнными, и отчётливо виделось, что тяжесть недавно прошедших событий уже не так сильно давит на плечи. Мы словно очнулись от наваждения, встречаясь друг с другом взглядами, переплетавшимися в воздухе и как по невидимому сигналу, втроем поднялись с мягкой травы. — Пора выбираться отсюда… — проговорила я. — Мне бы не помешало зайти в аптеку, — я кинула мимолётный взгляд на плечо, рана на котором с каждым движением уже вовсю давала о себе знать ноющими всплесками острой боли. Меня начал пробирать болезненный озноб. Чтобы согреться, я, поежившись, сунула руки в карманы куртки, и мои пальцы наткнулись на что-то холодное и твердое. О, черт! Это же личный телефон Асахи, той самой девушки, что была дружна с Момоко и которая являлась дилером и непосредственной участницей этой жуткой игры «Десятка червей». Как же я могла забыть о нем? Но впрочем, неудивительно, после всего, что с нами приключилось. «Только бы не разрядилась батарейка». Мои руки слегка затряслись от волнительного напряжения, ведь этот телефон мог стать нитью к пониманию или даже возвращению в реальный мир или к какому-либо еще спасению от кошмаров Пограничья. И в этом холодном металлическом устройстве, возможно, крылась ещё одна история, ещё одна загадка, которую предстояло разгадать. Я торопливо потянула за руку Усаги, которая в это время устало рассматривала небо, словно искала в облаках ответы на все наши бесконечные вопросы. Ее глаза были полны тоски и какой-то далекой надежды. — Пойдемте скорее, у меня есть кое-что, что я хотела бы вам показать, — взволнованным шёпотом проговорила я, делая шаг прочь из этого леса. — И возможно это поможет прояснить хоть что-то в этом мраке. — После того как пляж сгорел, а собранные карты потеряны, каков будет наш план действий? — спросила Усаги, пока мы спешно отдалялись от остальных. — Сможем ли мы выбраться из этого мира..... Когда-нибудь? — Не всегда можно получить ответ, даже если искать его… — вздохнул Арису, наступив на сухую ветку, которая с треском распалась под его ногой, разрывая тишину, как напоминание о хрупкости наших надежд. — Мы ограничены человеческим воображением. — Возможно, через несколько минут, у нас будут ответы, хотя бы на часть вопросов, — я загадочно улыбнулась с веселостью, которую не чувствовала. Мои ожидания от информации с этого телефона были слишком велики, и я опасалась разочароваться. — Арису, а ты считаешь, что за всем этим стоит нечто сверхъестественное, и мы стали участниками чего-то гораздо более масштабного и непостижимого, раз говоришь, что человеческое воображение тут бессильно? — поинтересовалась я. — Но тогда кто же, по-твоему, мог создать такой сложный мир с этими смертельными загадками? — Ещё с тех пор, как погибли Карубэ и Чотта, этот вопрос не дает мне покоя, — сказал Арису. — Предположу, что этот мир симуляция — сложная компьютерная модель, которой управляют продвинутые существа, чью истинную природу, возможно, никогда не сможем узнать. И нас используют в качестве предмета грандиозных научных экспериментов, которые проводят эти неизвестные злые гении. А мы же, в силу своей ограниченности, не можем всего увидеть, потому что нам доступно лишь несколько измерений и они сужают наши возможности познания и существования. Мы просто не можем видеть того, что параллельно вокруг нас существуют другие измерения. И не исключено, что сейчас мы попали в одно из них. — Но в таком случае, получается, что наше понимание о том, какая из реальностей настоящая, весьма зыбко? — я пожала плечами. — Та, к которой мы привыкли ведь тоже неизвестно насколько реальна… «Полагать, что наша реальность является единственной реальностью наверное… неправильно» — мелькнуло в моих мыслях и я углубилась в размышления: а что, если Арису прав, и мир, к которому мы привыкли не единственный из существующих? Тогда вполне вероятно, что есть альтернативный мир или даже несколько миров одновременно с нашим, в точности похожими на тот, в котором мы живем, или радикально отличных от него, как в отдельных деталях, так и полностью во всём. В некоторых из них законы природы поддаются иным правилам, и судьбы людей вьются по неожиданным траекториям, создавая альтернативные версии событий. И время, возможно, течет там совершенно иначе, тянется и сжимается, создавая измерения, где секунды растягиваются в дни или недели, в то время как в привычном нам мире пройдут лишь мгновения. А тот факт, что мы все попали в это Пограничье в разное время, теперь не кажется случайным, а скорее только подтверждает теорию Арису. И если это так, то можем ли мы утверждать, что находимся в реальном Токио? Или же это означает, что вполне вероятно, мы находимся в мире, который, является параллельной версией Токио или даже его симулированной версией, из-за чего и наблюдается два отличных друг от друга исхода измерений, где возможно всё то, что кажется невероятным. А что, если таких вариантов миров — бесконечное множество? И, например, один из них может представлять собой зазеркалье, как в сказке про Алису, где, то, что в нашем мире кажется абсурдным, там получает вполне конкретные очертания, а истина нашего мира превращается в ложь, а каждый шаг вперед может оказаться шагом назад. И в этом случае мы, возможно, ещё долго будем скитаться на грани известного, заглядывая в эту бездну неизведанного с надеждой и тревогой в сердце, пытаясь найти отголоски своей прежней жизни. — Боже, Арису! — я остановилась и замотала головой, колеблясь между верой и неверием. Мой мозг отказывался принимать эту перспективу. Эта бесконечность выбора, бесконечность миров заставляла его бунтовать и вопить в отчаянии, в попытках ухватиться за хоть что-то конкретное, что-то реальное. — Бред какой-то …с чего ты взял, что параллельные миры вообще существуют?! — воскликнула я, но где-то в глубине души маячила тревожная мысль: а вдруг он прав? Арису лишь усмехнулся в ответ, его глаза были полны какой-то странной уверенности и тоски одновременно. Очевидно, эта мысль о параллельных мирах бродила в его голове не первый день, и кто знает, какие ещё тайны скрывались в его разуме. — Ну-у-у… — начал он, хитро улыбаясь. — я провел уйму времени, играя в компьютерные игры, и там, знаешь ли, каждый мир уникален… Но наткнувшись на мой неодобрительный взгляд, спохватился и заговорил уже в более серьезном тоне: — На самом деле это ничем не подтвержденное предположение. Но с другой стороны отрицать возможность существования других миров мы тоже не можем. Наука до сих пор не предложила никаких экспериментов или наблюдений, которые бы опровергли их существование. Более того, есть несколько научных мнений, что параллельные миры возможны. Они могут образоваться в ситуациях, когда определённое событие имеет более одного исхода. Его слова медленно скатывались по склону непостижимого, создавая в моем воображении картину множественных вселенных, где каждый выбор ведет к разветвлению реальности. — Если представить, что каждое действие может привести к нескольким возможным результатам, и принять эту теорию за верную, то, выходит, наш мир в каждый критический момент как бы расщепляется, создавая альтернативные версии реальности. Это означает, что, если мы когда-то, например, балансировали на грани жизни и смерти, то согласно законам параллельного для нас мира — мы умерли, — мысленно рассуждала я, машинально сжимая телефон в кармане куртки. Ирония этой гипотезы заключалась в том, что возможно, где-то там, в параллельной вселенной, мы сидим в уютном кафе и обсуждаем последний фильм ужасов, который посмотрели вчера вечером, не подозревая, что в каком-то другом измерении наши жизни превратились в этот самый фильм ужасов. — Значит не исключено, что мы попали в один из этих параллельных миров… — размышляя, медленно произнесла я. —… по причине того, что с нами случилось смертельная опасность и мы в том… другом мире балансируем на грани между жизнью и смертью? — Мы и ещё чуть более миллиона людей. И поскольку почти каждый из нас оказался тут в разное время, соответственно какие-то события случились с нами в том мире неодновременно. Я предполагаю, что на данный момент в Пограничье уже побывало чуть более миллиона людей. Удивленная его словами, я помолчала, пытаясь осмыслить услышанное, а потом спросила: — Так, а на чем основаны твои домыслы? — В той игре… — Арису тяжело вздохнул, словно каждое слово было для него грузом. — Семерка червей. На экранах под нашими фотографиями были написаны идентификационные номера, мой номер был 1000245, а номера Чотты и Карубэ — 1000246 и 1000247 соответственно, а у Саори, которая попала сюда на несколько дней раньше, был 1000139. — Но если ты говоришь, что айди игроков это порядковые номера, то где тогда все эти люди?! Здесь явно нет миллиона игроков, — возразила я. Арису потёр виски, словно пытаясь избавиться от мучительной головной боли. — Я думаю, что Пограничье это некий цикл… — Арису нервно пропахал волосы рукой, взъерошив их до неприличия, — что-то типа чистилища, через которое суждено пройти многим. Одни заканчивают свой цикл и появляются следующие игроки. — Но тогда что объединяет всех нас, кто оказался здесь? Почему именно мы? В этот момент Усаги, которая до этого казалась погруженной в свои мысли, подняла голову: — Тьма, — произнесла она с необычайной серьезностью, заставив меня и Арису уставиться на неё в недоумении. — Есть ли в мире кто-нибудь, кто может похвастаться, что никогда не ощущал ее в своей душе? Каждый из нас переживал моменты одиночества, отчаяния, непонимания, жаждал быть услышанным… Её слова как будто открывали перед нами зеркало, в котором отражались наши прошлые боли и страдания, все те моменты, когда мы ощущали себя потерянными в хаосе жизни. Сама же Усаги, казалось, нашла в этой тьме что-то свое, что-то, что заставляло ее вновь и вновь заглядывать в глубины этого мира, искать там ответы на вопросы, которые давно уже не давали ей покоя. Этот странный мир Пограничья. Он словно стал отражением нашего внутреннего мира, переполненного вопросами и сомнениями. Являлся ли он чистилищем или просто забытым адом, где каждый из нас теперь был пленником этого места в паутине его неведомых законов? Так за рассуждениями, мы даже не заметили, как выбрались из леса. И когда мы, наконец, оставили за спиной его темные очертания, мне вдруг стало легче дышать. Открытое пространство встретило нас прохладой ветра, который нес с собой влажный запах реки. Перед нами раскинулась серебристая гладь воды и мост, ведущий к центру города. Я извлекла из кармана телефон и заинтересованно крутя его в руке, пояснила, недоуменно смотрящим на него Арису и Усаги: — Это личный телефон Асахи. Я успела подобрать его, буквально вырвав из лап надвигающегося пламени. И я надеюсь, — мне пришлось сделать вынужденную паузу, так как к горлу подкатил ком от вспоминаний о том, что произошло. Дыхание мое стало рваным, и я, собравшись с силами, смогла продолжить: — … надеюсь, что в нем есть ответы на наши вопросы. И в этот момент мир вокруг казалось замер, словно приготовившись вместе с нами увидеть тайны, заключенные в холодном металле телефона, что сейчас так крепко сжимала моя рука. Мы сели на набережной этой молчаливой реки, под тенью моста, склонив головы над маленьким устройством, которое, возможно, скрывало в себе кусочек паззла мира Пограничья. К счастью батарейка исчерпала себя лишь наполовину, и мы могли спокойно просмотреть всю информацию, которая хранилась в памяти телефона. Каково же было наше разочарование, когда обнаружилось, что весь этот девайс хранил лишь одну запись. Одну единственную запись в виде видеофайла. Но как только мы его включили сразу стало понятно, что это именно то, что нам нужно, и прямо сейчас у нас появился шанс получить хотя часть ответов на мучившие нас вопросы. Экран ожил, и на нём возникла Асахи. Она казалась взволнованной; ее лицо было напряжено, а руки слегка дрожали, удерживая телефон, но в глазах читалась несгибаемая решимость. — Слушайте меня, — смело смотря в камеру, она начала свой рассказ. С первых же слов стало понятно, что она стремилась оставить это послание как маяк, для тех, кто последует за ней по тропе неизведанного, и заодно желая поделиться своими переживаниями, о том, что произошло с ней и Момоко, когда они внезапно оказались в мире Пограничья. Глядя тревожным взглядом в камеру телефона, Асахи рассказала о том, что к ним подошёл какой-то человек и сказал, что с этого дня ей и Момоко необходимо выполнять определённую работу, чтобы выжить в этом мире. Этот загадочный человек представился менеджером, т.е. тем, кто организует некие игры и сообщил, что им выпала честь быть избранными среди игроков. Он хладнокровно разъяснил, что разница между игроками и посредниками лишь в том, что игроки бегут по лезвию ножа, а посредники — те, кто крутят этот нож. Игроки должны играть, чтобы жить, в то время как посредникам предстоит играть с их жизнями. Количество смертей игроков равно сроку продления визы посредников. И если все игроки проходят игру, то виза организатора игры аннулируется и он сам становится жертвой собственного садистского представления. То есть смерть игроков означала жизнь для посредников, а успех игроков — смерть организатора. Этот человек знал, когда истекает виза девушек и сказал немедленно приступить к организации игры «Десятка бубны». Его слова были приговором, неумолимым и точным, приказом, который не терпел отлагательства. — Он сказал, — проговорила Асахи дрожащим голосом. — что мы счастливчики и на нас снизошло благословение, потому что почти ни один игрок не выживет в этой игре. А также то, что нам надо подготовить место проведения игры, провести последующую очистку игровой арены и избавиться от тел. Но также этот человек предупредил, что факт существования посредников никогда не должен быть раскрыт, в противном случае мы умрём. Продолжая свой рассказ, Асахи и Момоко, будто две тени начали спускаться в темный безлюдный вестибюль станции Минами-Аояма, что находилась недалеко от центра Токио в районе Минато, что обычно пульсировал жизнью, а сейчас казался забытым и отринутым, как и они сами в этом зловещем мире Пограничья. Их шаги эхом отдавались в пустоте, когда они, войдя в объятия темноты, спрыгнули на холодные рельсы, которые каждый день служили стальным путеводителем для сотен поездов, а сегодня стали путем к их неизбежной роковой роли. Свет фонарика то исчезал во мраке, то бросал на стены краткие вспышки света. — Иногда нам приходится маскироваться под водящих или сбивать с толку других игроков, — шепотом поделилась Асахи, словно боясь, что даже стены могут подслушивать. — И никто из посредников не знает, кто стоит над нами, кто дает нам приказы? Мы просто получаем их по почте каждое утро и подготавливаем игры, — продолжала она. — И ещё… Ходят слухи, что если убить сто человек, то можно вернуться домой. С каждым словом она описывала мир, где справедливость была забыта, как старая игрушка под кроватью, а выбор стал иллюзией, разбитой на осколки жестокой необходимости. Ирония Пограничья заключалась в том, что даже победа здесь была лишь другим оттенком поражения и в конечном счёте, смерть стала обыденностью. Девушки приблизились к железной двери, находящейся где-то в середине тоннеля, Асахи открыла дверцу какой-то цифровой панели и набрала код, открывая дверь. — Они не оставили нам выбора, — чуть не плакала девушка, продолжая свою историю. — во время игр за нами тоже следят. Они сказали, что записывают наше мозговое излучение, будто мы лишь марионетки, чьи нити управляются невидимыми руками. Момоко зашла в открытую дверь, а Асахи, не прерывая своего тихого монолога, следовала за ней. — Неужели это и есть база посредников? — словно не веря своим глазам, изумлённо произнес Арису, не отрывая взгляда от телефона. Но его вопрос так и застрял в воздухе, оставшись без ответа. Девушки, тихо шагая, продолжали неспеша двигаться по длинному коридору, окутанному тьмой, в конце которого возвышались огромные колонны, сплошь увешанные жужжащими и мерцающими неоновым светом мониторами, подобно горам, составленным из электронных глаз. В этом лабиринте колонн и экранов беспокойно сновали люди, поглощенные неким странным и тревожным занятием. Они суетливо делали что-то, ходили, лихорадочно записывали, выкрикивали, и их голоса смешивались в один беспорядочный хор суеты. По мере продвижения Асахи и Момоко вглубь комнаты, мы смогли увидеть, что же показывают эти мониторы и… ужаснулись. Каждый из этих экранов транслировал эпизоды, проходящих на тот момент игр, где игроки боролись за свою жизнь. А посредники, подобно зрителям римского колизея, неотрывно наблюдали за смертельными испытаниями и радовались гибели людей в этих играх, потому что смерть игроков продлевала им жизнь. Усаги, потрясенная и возмущенная увиденным, едва сдерживая эмоции, прикрыла рот рукой, словно пытаясь удержать в себе крик отчаяния, который рвался наружу. — Какой ужас…- едва смогла вымолвить она. И эти слова вырвались из нее тихо, с какой-то болезненной тяжестью. — Так значит, это они гейм-мастера… — пробормотал Арису. Его голос звучал задумчиво и тяжело, словно он пытался уложить в голове все увиденное. Мгновение молчания повисло в воздухе, прежде чем Асахи вновь включила камеру, и на этот раз заговорила Момоко. — Столько людей погибло на предыдущей игре. И все из-за нас, — ее голос дрожал, звуча на грани истерики. — Мы получили неделю жизни, за то, что убили семь человек. — Там была девочка нашего возраста, — снова взяла слово Асахи. — Мы подготовили игру в точности, как нам сказали: присоединились к ней и сделали так, чтобы игроки умирали из-за таких как мы. Каждый день здесь умирают люди. — Я так больше не могу, — расплакалась Момоко. — мы убиваем, выигрываем, продлеваем визу. Я просто не смогу с этим дальше жить… В этом ужасном месте ничего не подозревающие игроки и знающие обо всём заранее, посредники убивают друг друга без всякой причины. — Момоко, это всего лишь плохой сон, — Асахи, подобно ангелу, старающемуся принести утешение в этом аду, попыталась успокоить плачущую подругу. — и когда-нибудь мы проснёмся всё будет хорошо. Но Момоко, утонув в своем горе, прошептала: — Я хочу покончить с этим… Девушки плача обнялись. Запись прервалась так внезапно, что мгновение мы еще стояли, просто вглядываясь в темный экран телефона и несколько секунд молчали, потопленные в омуте мыслей, обдумывая все только что увиденное и услышанное. Подняв глаза, мы обменялись взглядами, отражающими взаимное недоумение. В воздухе вокруг нас витало ощущение незаконченности, подобно истории, лишенной финала, словно последняя страница книги была вырвана в самый кульминационный момент, оставив историю без развязки. И кажется, теперь вопросов стало ещё больше, но одна и та же мысль возникла в наших головах одновременно, а Арису, поспешил ее озвучить, словно закрепляя наше общее решение. — Нам надо отправиться туда и, наконец-то, узнать, кто стоит за всем этим! — сказал он, вложив в тон своего голоса всю решимость и надежду, которые стали нашим единственным ориентиром и еще не перестали жить в нас с момента попадания в этот мир. Мы с Усаги, без слов откликнулись одобрительным кивком головы, с готовностью незамедлительно отправиться за ответами. В конце концов, после всех испытаний, которые нам пришлось пройти, мы заслужили получить хоть крупицу истины, скрытой за этим кошмаром, как награду за наш путь через эти лабиринты страха и неопределенности, с наивной уверенностью полагая, что это станет ключом к терзавшим нас, словно незаживающие раны, вопросам. Мы молча брели по улицам, неожиданно заросших дикими растениями, словно природа решила вернуть себе отнятую городской суетой власть над этим уголком мира, ныне казавшимся потерянным во времени и пространстве. Странные, толстые ярко-зеленые лианы и густые плющи теперь обвивали стены домов, скрывая за своими пышными зелеными завесами их строгий и непроницаемый вид. За время, проведенное мной в недоутопии безумного Шляпника, город, когда-то казавшийся знакомым и безопасным, теперь изменился до неузнаваемости, словно старый друг, который за долгие годы разлуки стал совсем другим. Воспользовавшись отсутствием людей, природа восстановила свои права, заняв свое законное место, расцветая во всем своем диком великолепии. Здания, в которых ранее кипела жизнь и активность, теперь стояли в молчаливой тишине, словно замершие гиганты, покрытые плотной зеленой шубой. Воздух, наполненный ароматами земли и свежей зелени, был насыщен и влажен, а легкий ветерок игриво колыхал мои волосы, которые, обретя дикую непокорность, были уже порядком спутаны и жаждали вмешательства расчёски в их жизнь, словно шутя над моими мечтами о нормальности и упорядоченности, лишний раз напоминая о том, что в мире, где всё перевернуто с ног на голову, даже такие обыденные вещи, как расческа, становятся чем-то из ряда вон выходящим. Шаг за шагом мы продвигались к нашей цели, окруженные этим неожиданным зеленым миром, который ярко контрастировал с нашим тяжелым настроением. Мы не знали, что нас ждет в конце пути, но были готовы столкнуться с чем угодно ради шанса вырваться из этого кошмара. Пересекая тень от древнего синтоистского храма с его могучим и мрачным обликом, мой взгляд еще издалека невольно заприметил одинокую фигуру, привалившуюся к белоснежному, прогретому солнцем камню стены. Этот человек, словно ища утешения или защиты в объятиях этого святилища, казался слишком неподвижным, будто смерть уже настигла его. В глубине души я тяжело вздохнула. Смерть, эта неизменная спутница нашей новой, жестокой реальности, казалась уже не чем-то чужим и страшным, а скорее грустным и обыденным феноменом, привычным спутником неотступно следовавшим за каждым из нас. Мой взгляд снова упал на тёмную фигуру у подножия храма, и сердце сжалось от грусти, а в голове закрутилась мысль о том, как много всего изменилось, как быстро мир, который мы знали, превратился в нечто совсем иное, полное опасности и неизвестности, где даже священные места не были убежищем от новой суровой реальности. По мере приближения к стене храма, темное пятно, постепенно обретало форму, и я начала различать черты, лежащего там человека, медленно осознавая, что передо мной не просто безымянный незнакомец. Зацепившись взглядом за знакомый узор на ткани рубашки, неаккуратно обмотанной вокруг его головы, и свисающей обугленными лохмотьями, я вдруг резко остановилась, будто ноги отказались нести меня дальше. Это был Нираги Сугуру, воплощение всего негативного, чего только можно было ожидать от человека, одно только его имя которого порождало во мне волны страха и неприязни. Присмотревшись, я заметила легкое движение его груди. Он все еще был жив. Он еще дышал, из последних сил цепляясь за этот мир, балансируя на грани между жизнью и смертью. Как странно было узнавать его в таком состоянии: живой Нираги, но побежденный и слабый. Его вид вызывал во мне смешанные чувства, несмотря на то, что я прекрасно помнила о том, что он сотворил на игре Десятка червей, и то, как он жестоко и агрессивно обращался с другими, сейчас, видя его таким уязвимым, я не могла отвернуться, размышляя о том, как быстро может измениться судьба, и враг, прежде казавшийся непобедимым, сейчас оказался в таком жалком и беспомощном состоянии. Нираги Сугуру, властвующий над страхами других, сам стал жертвой обстоятельств, превратившись из символа угрозы в символ падения. Мое смятение смешанное с неожиданным чувством сострадания усиливалось: следовало ли мне помочь ему, забыв обо всех его деяниях, или же оставить его наедине с судьбой? В мыслях возникла дилемма. С одной стороны, я могла просто пройти мимо, оставив его умирать, что было бы, пожалуй, справедливо учитывая все его прегрешения. Но с другой стороны, что говорило бы это обо мне? Не стала бы я тогда такой же, как он? Оставить его умирать или помочь — каждый выбор нес свои последствия. Пока эти мысли кружились в моей голове, Арису и Усаги, заметив мое колебание, остановились рядом со мной, вопросительно, взглядываясь в мое лицо. Даже не смотря на них, я могла почувствовать недоуменные взгляды на себе, но моё внимание было приковано к умирающему у стены храма человеку, измученный вид которого не вызывал во мне радости, скорее наоборот, внутри возникло что-то тяжелое и мрачное. — Там Нираги… — нервно кусая нижнюю губу, произнесла я несмело, указывая рукой в сторону темной фигуры, отчётливо выделяющейся на фоне светлого камня стены. — И… он еще жив. Я увидела, как в глазах моих спутников вспыхнул гнев при виде Нираги. Они стояли, словно две статуи, воплощение молчаливого обвинения, не способные найти в себе сочувствия к тому, кто причинил столько боли. — Желаю чтобы он сдох поскорее! — ответил Арису, смотря на Нираги с холодной неприязнью и превращая свои ладони в кулаки. — К счастью, он искалечен и бессилен, и это наш шанс отомстить за всех, просто оставив его здесь умирать. — Да, это его заслуженная участь, — Усаги с безжалостной твёрдостью поддержала Арису. Нираги, услышав нас, с трудом приоткрыл глаза, его взгляд был тусклым и расфокусированным, а голос звучал слабо и хрипло: — Что? Пройдёте мимо и даже не плюнете? Его попытка иронично рассмеяться обернулась надрывным приступом кашля, в конце которого он сплюнул сгусток крови. Я отвернулась пытаясь разобраться в этой темной завесе, что только что опустилась на мою душу. Арису и Усаги определённо были правы в своём желании мщения. В их сердцах горел огонь возмездия, подпитываемый свежими воспоминаниями о том, сколько страданий было причинено, в том числе лично им, и сколько жизней было отнято этим человеком. А в этом мире, полном несправедливости, отмщение казалось единственным способом восстановить равновесие. Но… «Отомстить… это значит стать таким же» — прошептала я себе под нос. Месть — это капкан, в который так легко попасть, поддавшись иллюзии контроля над ситуацией, которая в корне меняет человека, делая его самого частью той же темноты, против которой он борется. Отмщение не приносит облегчения, не возвращает потерянное, не излечивает раны, а только предлагает сладкую иллюзию справедливости, но в реальности это лишь отравляет душу, давая кратковременное удовлетворение, после которого остается лишь пустота и разочарование. И стоя перед обессиленным Нираги, я осознавала, что месть — это коварный замкнутый круг, в котором нет победителей, а только проигравшие. Мне стало жаль его. Мучительно жаль. Его воспаленная кожа, блуждающий взгляд, затрудненная речь свидетельствовали о том, какое крушение постигло это некогда крепкое и здоровое тело. Находясь у края пропасти между состраданием и стремлением отвернуться от того, кто так безжалостно разрушал жизни других, я поняла, что истинное испытание — не в силе нанести удар, а в силе удержаться от него и, что моральные дилеммы не всегда черно-белые. Иногда нужно принимать решения, которые кажутся неправильными, но которые необходимы. В глубине души я знала, что не могу оставить его в таком состоянии, даже несмотря на все его прошлые злодеяния. — Нет, — твердо сказала я. — Мы не можем просто оставить его здесь умирать. По крайней мере я не могу. Это бесчеловечно. — Ты с ума сошла?! После всего, что он нам сделал, ты серьезно собираешься помогать ему?! — голос Арису был полон непонимания, а глаза сузились, разглядывая меня, словно пытаясь найти здравый смысл в моих словах. — Да, собираюсь, — решительно ответила я. — Оставить его здесь в таком состоянии — значит стать не лучше него. Но Арису, словно упрямый капитан, не желающий покидать свой корабль предрассудков, продолжал стоять на своем: — Как ты можешь быть такой наивной? Он никогда не пощадил бы нас. Почему мы должны быть добрыми к тому, кто причинил нам зло? — Арису прав. Нираги причинил всем столько боли. Он не заслуживает даже капли нашего сочувствия, — Голос Усаги был твёрд и бесстрастен. — Это справедливость. — Нет, это не справедливость, это просто жестокость, — сказала я, пытаясь проникнуть сквозь стену их бесчувственности. — Не помочь умирающему человеку, даже если этот человек Нираги, значит потерять себя, забыть о том, что делает нас людьми. В моей голове крутились мысли о том, что каждое наше действие определяет нас как людей и забывая о сострадании, мы теряем часть себя, становясь более жестокими и холодными. Арису нахмурился, на его лице отчётливо читалось неприкрытое раздражение, а глаза Усаги недобро вспыхнули. Я начала ощущать как воздух вокруг нас насыщается нарастающим между нами напряжением, и сделала ещё одну попытку объяснить им, почему я не могу отвернуться от Нираги, просто оставив его умирать. — Усаги, послушай… — мягко начала я тихим голосом. — Я понимаю и ценю твои эмоции, но не могу поступить иначе. Не могу пройти мимо. Более того, своим неосмотрительным поступком я лишила его единственного человека, кто мог бы ему сейчас помочь. Пока он ещё дышит, он не мёртв, его нельзя оставить вот так. Я осознаю, что он заслуживает смерти, но… больше не допущу, чтобы из-за моего прямого или косвенного участия, погасла ещё одна жизнь. Даже если это жизнь Нираги. — Серьёзно? Думаешь Нираги Сугуру из тех, кто поблагодарит тебя за этот акт милосердия? — раздражённо возразил Арису. — Дело не в нем, а во мне,,, — продолжила я, с трудом подбирая слова, с горечью видя, как мои доводы встречают сопротивление в их сердцах. — Совесть не даст мне покоя, и еще… Я знаю о нем то, что неизвестно никому другому, и это не даёт мне разрешение просто так пройти мимо… Как я всегда делала раньше. Момент нашего короткого разговора растянулся, словно вечность, будто специально остановившись для того, чтобы стать свидетелем противостояния наших моральных принципов, а воздух вибрировал от столкновения противоположных взглядов. Я чувствовала тяжесть своего решения, но в глубине души я точно знала, что не могу поступить иначе. Это был тест на человечность, и я не могла позволить темноте поглотить моё сердце. Арису покачал головой. В его взгляде продолжало мелькать несогласие, хотя и без прежнего негодования. — Ладно, делай как знаешь. Но это твое решение… — жестом безнадёжности махнул рукой Арису. — Только смотри не пожалей потом … В очередной раз. Его слова были острыми, точно бритва, оставляющая за собой следы невидимых ран непонимания. — Может всё-таки передумаешь? — спросила Усаги с надеждой глядя на меня, давая мне последний шанс одуматься. Я отрицательно покачала головой и в знак прощания обняла Усаги, чувствуя тепло её плеча и холод расставания. Арису же больше не взглянул на меня. Он отвернулся, делая вид, что его взгляд занят чем-то важным в городском пейзаже, который тянулся за нашими спинами, хотя я понимала, что это всего лишь способ избежать прощания. Рука Усаги мягко выскользнула из моего застывшего касания, и последний раз взглянув на меня, девушка примкнула к Арису, который уже медленно направлялся в сторону где, возможно, находился тот самый ключ к разгадке секретов этого жуткого мира. Оставшись одна, я стояла неподвижно, наблюдая за удаляющимися фигурами Арису и Усаги, которые становились все меньше и меньше на фоне золотого солнечного света, словно миражи, оставляя за собой длинные тени, которые растягивались вдоль улиц. Какая-то часть меня в глубине души, колеблющейся в нерешительности и страхе потери, решая до последнего, что делать. задавалась вопросом: увижу ли я их снова? Усиливающая болезненной пульсацией, рана на плече являлась навязчивым напоминанием о моем полном праве поменять решение и последовать за ними. Но когда силуэты Арису и Усаги становясь всё более призрачными, растворились в улицах города, я словно освободившись от оков сомнений, резко повернулась и двинулась по направлению к умирающему Нираги, с каждым шагом утверждая свой выбор между желанием мести и состраданием. Неважно, как сильно мы все стремимся вернуться в реальный мир, ни решимость, ни отвага не обещают бессмертия нашим хрупким телам, они лишь дают иллюзию контроля над судьбой. В то время как простое человеческое сострадание способно помочь обрести бессмертие душе, давая нам возможность видеть не только черно-белые краски реальности, но и множество оттенков между ними.