Звёздный Предел

      Когда в щель протиснулась белая рука, Эльза вздрогнула. Она не спала всю ночь, пребывая в немом оцепенении. Её пальцы до судорог были сжаты вокруг рукоятки химрингского кинжала. Эльза была готова сразу ударить наотмашь по этим шарящим в пустоте паучьим пальцам, и уже намеревалась сделать это, когда ее позвали по имени.       Это был голос Марии, непривычно тихий и встревоженный. Рука исчезла, но кто-то по-прежнему заслонял собой тусклый дневной свет, прикникнув к просвету в камнях. Все ещё не веря своим ушам и глазам, Эльза медленно приблизилась к щели, держась вне досягаемости для вторженца.       И только когда разглядела в щели кусочек белой кожи, мелькнувший знакомый голубой глаз, Эльза судорожно, истерически вздохнула. Мария тоже увидела её и с облегчением отстранилась, пропуская свет. Эльза внутри пещеры выглядела болезненно бледной и измученной, с покрасневшими веками.       — Ты жива, — выдохнула Эльза, подойдя ближе. — Вы живы… Вы ведь все живы?       Мария нахмурилась и бросила в своей манере:       — Неужели ты думала, что без тебя мы вымрем за ночь?       — Марах ничего вам не рассказал?       — Сказал, что ты попала под завал, — Мария наклонила голову, и посчитала необходимым подчеркнуть: — И это всё, что лагерю необходимо знать. Марах привел мужчин, должны управиться до полудня.       — А про…?       Но Мария уже отстранилась от стены, и Эльза видела, как она прижала палец к губам и подмигнула.       — Подожди!       — Я здесь, не нервничай.       — Орки, здесь были орки, — сбивчиво затараторила Эльза, чувствуя, как едва ворочается пересохший от волнения язык. — Мария, я слышала их! Лязг, шорохи, а еще… они говорили! Я узнала их речь! Мария, они не могли здесь быть просто так! Здесь, так далеко от Белерианда!       Мария нахмурилась и наклонила голову.       — Но я здесь стою и не вижу никаких следов. Знаешь же сама, сколько дерьма после них.       — А если это тоже разведчики? Ты не можешь не верить мне!       — Чушь какая, — Мария нервно оглянулась, её глаза бегали. — Говори тише.       Эльза вспылила и в сердцах ударила пальцами по камню. Сломанные до основания ногти горели огнем.       — Но здесь точно кто-то был! Ночью! И это были не люди! Разве на камнях нет ничего? Они полночи скребли чем-то по камню, и мне не послышалось! Даже Ханаа подтвердил, что горы гиблое место, да даже тролль не может быть здесь один! Нужно сказать в лагере, чтобы собирались как можно быстрее!!!       — Угомонись, — шикнула Мария. Она становилась всё более нервной.       — Ханаа, значит, — раздался голос сбоку. Эльза затихла. Это был голос Мараха, уставший и немного охрипший. — Эльза, мы скоро вытащим тебя, потерпи немного и не бойся.       — Мария… — прошептала Эльза.       — Тише, — повторила та. — Мы здесь не одни.       Смягчившись, Мария приблизилась к просвету и перешла на шепот:       — Никто в лагере не знает о тролле, иначе бы никто не пошел тебя вызволять из-под завала. Люди напуганы, только за прошедшие два дня не досчитались уже троих охотников, и это не считая вашего с Марахом приключения. Марах беспокоится, что, увидев чудовище, пусть и дохлое — оно ведь дохлое? — убегут, сверкая пятками. Напрасно.       — Напрасно беспокоится или напрасно бежать сверкая пятками?       Мария ухмыльнулась.       — И то, и другое. Сама подумай, что будет, если продолжить сеять панику, не зная ничего наверняка? Разберем завал, вызволим тебя, и будем решать. Тварь ведь там, под камнями? Сдохла же?       Слова Марии имели смысл. Эльза закусила губу.       — Я… не знаю. Это ведь тролли, они гибнут от гномьего железа и солнечного света, но у нас нет ни того, ни другого. Я ничего не слышала, кроме… В общем, должно быть, он мёртв.       — Тем лучше. Я хочу осмотреть его шкуру.       — Ты думаешь, у нас есть на это время?! — возмутилась Эльза.       Мария скептически сощурилась.       — Я пришла сюда специально за этим и я не стану упускать этот шанс, когда иного может и не представиться. Разве тебе самой не интересно?       — Специально за ним? О, — саркастически протянула Эльза. Но речь Марии, как ни странно, немного успокоила её. — Меня это, конечно, очень обрадовало. А Мира где?       — А вот она сюда пришла, потому что извелась от беспокойства, — Мария красноречиво повела бровью и улыбнулась, обернувшись куда-то в сторону. — Но в неповторимом вашем стиле строит морду кирпичом и стоит в стороне. Но она здесь и всеми мыслями с тобой, не то что я.       Мария отвлеклась, перебросившись с кем-то парой слов.       — Меня просят отойти, пора тебя уже деблокировать. Наберись терпения. А пока вот, держи воду и поешь.       Мария протолкнула внутрь мех с водой и сверток со вчерашней лепешкой и уже остывшими жареными грибами. Сама же она отошла недалеко: Эльза, отойдя немного вглубь, всё еще отчетливо слышала её голос, отдающий указания мужчинам, приведенным ей в подмогу. Мария, не стесняясь, подгоняла их, требуя расчистить лаз до наступления полудня.       Сам Марах остановился поодаль, поравнявшись с беловолосой сестрой Эльзы: та стояла, скрестив руки на груди, и нервно топтала ногой гладкий камень. Мира пребывала в молчании уже довольно долгое время. И пусть она напросилась идти вместе с ними, сославшись на беспокойство о сестре, но на деле даже не приблизилась к расщелине, чтобы перекинуться с ней хотя бы словом. Тем временем, Эльзу уже отогнали вглубь пещеры, чтобы откалывающиеся от завала камни не придавили её ненароком.       Марах только открыл рот, чтобы спросить её, как донесся испуганный возглас одного из разведчиков, мгновением спустя — ликующий вопль Марии.       Работа прекратилась, любопытствующие образовали полукруг, рассматривая неожиданную находку.              Это, несомненно, была голова. Целая, что важно. Примечательная серая кожа, морщинистая и расчерченная бороздами — похожая то ли на слоновью, то ли на китовью. Мария сняла перчатку, провела по ней самими кончиками пальцев, сравнивая ощущения. Шершавая, похожая на камень. Холодная, но не слишком тугая и не слишком мягкая, не видать ни гематом, ни трупных пятен. Но под толщиной не прощупывается пульс.       Склеры глаз мутные, из распахнутого рта разит зловонием. Нос короткий, тупой, напоминает огрызок. Рот, больше похожий на глубокую трещину в породе, был слегка приоткрыт. Мария протянула руку за палкой и поддела верхний край, обнажая зубы. Они оказались тоже невелики, что даже странно для таких габаритов — но все как один по-акульи заостренные, треугольные, но в один ряд. И видно, что очень крепкие, хоть и слишком маленькие.       Мария натянула перчатку.       — Откапывайте дальше.       — Оно… мертво? — неуверенно спросил кто-то из толпы, вооруженный самое большее — подобранной на земле палкой.       Мария колебалась всего мгновение.       — Да.       Мира сощурила глаза, с болью встретившие даже приглушенный смогом солнечный свет. Возможно, дело было в отсутствии прямых лучей, потому-то шкура не каменела. С другой стороны, выходят же они ночью? Лунный свет такой же солнечный, разве что отраженный. Хотя вот эльдар уверены, что Рана, их луна, источает свой собственный. Не ей судить — знакомые ей светила и спутники не плавали по небу в виде лодок.       … А может, дело было в том, что тварь погибла до того, как окончилась ночь.       На самом деле, Мария уже высказывалась по поводу Моргота, вознося ему благодарность за наличие котелков — украшенных хорошо протравленным узором, эльфийской или гномьей работы. В этом она была права — без горячей воды зимой бы туго пришлось.       — Обычно этих тварей губит только свет солнца, — тихо поделилась она мыслью. — Но сейчас зима, и солнечные дни коротки. Вам повезло выжить в этой схватке. Это даже удивительно.       Марах резко повернулся к ней.       — Вы много знаете о них?       Беловолосая Мира покачала головой.       — Лишь понаслышке. Тролли любят горы и горные склоны, днем скрываются в пещерах, охотятся ночью. У них очень крепкая шкура, но она обращается в настоящий камень под светом солнца. Неужели он был здесь всего один? — прошептала она.       Марах сдвинул брови.       — Хватило и одного, чтобы лишить нас уже троих разведчиков.       — Что собираешься предпринять?       Марах, подумав, кивнул на горы и застывших у лаза охотников и разведчиков.       — Снова? — усомнилась Мира, вздернув бровь. — Вы сильно рискуете.       — А что еще остается? — зло бросил Марах. — Мой народ и так что листья, брошенные на ветер. Без родных ветвей, без корней… Неужели нам только и остается, что слоняться по миру без крыши над головой?       Собеседница осталась невозмутимой. Она подняла руку ко лбу козырьком, защищая глаза от света, и развернулась к Мараху, обратив к нему свой полупрозрачный взгляд.       — Есть такое растение, зовется чертополох. Его семена известны своими колючками — они цепляются за шерсть животных, проходящих мимо, и таким образом путешествуют на многие лиги от родительского растения, пока не упадут в землю. В неподходящей земле ни одно семечко не укоренится и не прорастет. Вам предстоит долгий и тернистый путь, если хотите найти свое место. В этом деле легко не бывает.       Мира сделала паузу, наблюдая, как подпрыгивающая от нетерпения Мария подгоняет разбирающих завал разведчиков — и вовсе не ради Эльзы. Насупленный Марах, кажется, думал о том же.       — Неужели тебе претит такое сравнение?       — Нет, — только и сказал он.       Марах оставил Миру, присоединившись к работам.       Едва лаз стал достаточно широк и Эльза смогла протиснуться наружу, Мария стребовала её нолдорский кинжал, который Эльза всегда носила с собой в сапоге.       И развернулась к троллю, полная предвкушения и неприкрытого торжества.       Массивное, но вовсе не разбухшее от посмертного гниения тело валялось, как оброненный на смертельной трассе приз, соблазнительно раскинув свои несообразно длинные конечности, и только и ждало, когда за него возьмутся достойные руки.       Ранее рассмотренная голова теперь казалась еще более несоразмерной гигантскому телу, напоминающая скорее набухший фурункул, нежели важную часть тела.       Нетронутая смертью шкура так и манила своими перспективами. С точки зрения кожевенного ремесла, она обещала быть на редкость добротной и прочной — самое то для легких доспехов за неимением стали. Интересно, а если вытащить мертвую тушу, или шкуру отдельно, под прямые лучи солнца — окаменеет ли она?       Каменеет ли тролль целиком, или каменеет лишь кожа, а это животное с уцелевшими внутренними органами и жизненными системами остается в каменной клетке из плоти, обреченное медленно подыхать от истощения?       … Как интересно!       Невероятно!       Восхитительно!       Мария сбросила тяжелый плащ, убрала волосы и засучила рукава.       — Иногда я думаю, что какая-то польза от Моргота всё же была. Некоторые твари просто созданы для того, чтобы выделывать из них шкуры…       Голосом Марии говорил чистейший восторг.       Хотя её слова, как и их суть, оставались без конечного адресата. Только несколько пришедших на выручку Эльзе мужчин племени косились на её воодушевленное лицо и благоразумно не приближались. Марах тихо раздавал указания.       — Ничего не трогать, он мой!       Звонкий женский голос разнесся над притихшей толпой. Марах отвлекся и застыл. В идеале, такую толстую шкуру следовало размягчить перед тем, как снимать с тела. Но нолдорская сталь справилась тоже неплохо, войдя в плоть, как в мягкую землю.       От одного-единственного удара в выпуклый, как у гориллы, живот, кожа лопнула, как кожура перезревшего фаласского апельсина. Кровь, лимфа и переброжённый трупный сок брызнул во все стороны, запачкав руки, одежду и даже лицо. Мария невозмутимо утерлась рукавом и усмехнулась.       — Надо же, не рассчитала на радостях. Это было слишком легко, пожалуй.       Смрад забродивших внутренностей заволок небольшую прогалину. Обещанное дневное окаменение не настигло троллью шкуру, пусть она оставалась с виду серой и похожей на замшелый камень. К тому же, она отделялась от мяса и костей легче, чем у того же пленного орка или окоченевшего человека. Словно разложение настигало его семимильными шагами и оставались считанные часы, прежде чем желанная добыча рассыплется на атомы в её руках.       Молодой вождь пребывал в смятении. Любой, кто знал Мараха и взглянул на его молодое, но уже отмеченное печалями красивое лицо, потускневшие золотые волосы, небрежно убранные за ворот, оценили бы всю степень недовольства своей беспомощностью.       Никогда ранее за столь короткий срок в немом пустом лесу не пропадало столько мужчин, никогда ранее они не видели тварей, подобных этой — шкуру не пробить простыми стрелами и медными топориками, об острогах и говорить нечего.       Как никогда прежде они не видели женщину, от ушей до пят залитую зловонной черной кровью, и чье светлое лицо, ранее не омраченное даже цепью жутких шрамов, исказило настоящее торжество зверя, загнавшего свою добычу. Голубые глаза, устремленные на исполосованную мертвую плоть, сияли ярче солнца, отраженного на дне колодца. Мария снова и снова заносила свой острый кинжал, с поразительной сноровкой свежуя тварь, сожравшую Ханама и еще нескольких охотников.       — Зачем это нужно? Она собирается употребить его в пищу? — тихо спросил один из разведчиков, приблизившись к Мире, остановившейся поодаль.       Мира, беловолосая и бесцветная, точно вытащенный из Куивиэнен утопленник, смотрела на это действо безразлично, но пристально и цепко. Её розовые глаза в последнее время утратили примечательную красноту, став блекло-серыми, в цвет вечно пасмурного неба над головой.       Не дождавшись ответа, разведчик отошел, а Мира, подхватив полы зимнего плаща, направилась к пещеру и осторожно протиснулась внутрь, обойдя Марию с её одиночным триумфом за три шага.       Внутри, как и предсказывал густой запах, были множественные останки. Кости, людские и нет, свежие и совсем старые, покрывали земляной пол неровным слоем. В свете тусклого дня на стенах и каменном полу стали видны обильные потеки и лужицы уже подсохшей крови, разлагалась недоеденная плоть. В углу, отброшенный впопыхах, валялся запыленный заплечный мешок. Подхватив его и отойдя поближе к выходу, где был свет, Мира без зазрения совести распотрошила его, найдя немало полезного: в том числе небольшой топорик с медным лезвием, который этот безвременно почивший воин использовал для метания.       Мира задумчиво поскребла пальцем по костяной рукояти. Не людская работа, но и не эльфийская. Находка была полезной, только вот где она была найдена?       Льющийся из-за спины свет вдруг загородила тень.       Эльза, умывшись и надышавшись свежего воздуха, остановилась в проделанном лазу. — Я так думаю, что пока Мария не закончит со своей шкурой, никто отсюда не уйдет. Марах уже собрал внеочередной совет, думают, что делать дальше, — известила младшая сестра.       — Нужно больше света, — пробормотала Мира. — Здесь… странно. Зажги для меня факел.       Эльза достала из подсумка небольшой деревянный футляр с просверленным отверстием, внутри которого тлели ошметки хлопка и ткани. Такой трут был способен очень долго тлеть, и достаточно было подуть, чтобы распалить огонь. Жаль, единственный экземпляр был пока только у Марии, но ей он сейчас и не был нужен. — Мира, сначала посмотри на это, я нашла прошлой ночью.       Свою находку Эльза уже тщательно почистила, и теперь от куска желтого камня, напоминающего кристаллизовавшуюся мочу, не исходил плотный дух экскрементов. Мира осторожно переняла камень.       — Это сера, — подсказала Эльза. — Я нашла здесь, в пещере, несколько небольших кусочков, но это не похоже на месторождение. Они откуда-то перенесены и складировались здесь.       — Несколько? — тихо уточнила Мира, разглядывая минерал.       — И на подсумок не наберется. Скорее всего, тролль нашел что-то условно красивое и блестящее и притащил в свое жилище. Мира, тебе не кажется, что эта гипотеза с вулканом — рабочая? Возможно, эти куски серы появились на поверхности совсем недавно и были перенесены сюда. Если конечно не…       Эльза скосила взгляд на «вентиляционный ход» в углу. Оттуда сквозило всю ночь, и из-за него она продрогла до костей, а уж его возможное предназначение ей было не по душе.       — Не что? — нетерпеливо переспросила Мира, завернув кусок серы в тряпицу и засунув сестре в подсумок.       — Забудь, — Эльза нервно повела плечами. — Но знаешь, здесь ночью кто-то был. Марах и Мария — я ей уже сказала — явно хотят, чтобы я молчала об этом, но я уверена, что это были орки. Или гоблины… Словом, кто бы здесь ни был ночью, они однажды вернутся и зададутся вопросом, кто разобрал завал. Нам нужно поторопиться. А я пока соберу всю серу, что здесь есть.       — Надумала делать взрывчатку?       — Компонентов не достает. Но и оставлять я её здесь не хочу, она может нам пригодиться.       Мира с пониманием согласилась.       Разумеется, здесь было полно тролльего или еще чьего гуано, из которого можно было теоретически получить селитру… Но для этого нужно время, а времени у них было в обрез. Еще до ночи Эльза ощущала душевный подъем, но сейчас пустоту внутри заполняла сплошная тревога.       Решения Мараха были и понятны и непонятны одновременно. Мария уже подтвердила: если бы не личная заинтересованность молодого предводителя, вряд ли кто пришел сюда вызволять её. И только опрометчивое решение и молчание Мараха спасло её, иначе племя бы уже давно ретировалось из ущелья, бросив её на произвол судьбы.       — Вы закончили? — Марах вернулся, когда Эльза уже вышла наружу с изрядно потяжелевшим заплечным мешком. Мира все еще вертела в руках медный топорик, найденный в тролльих залежах. Марах взглянул на него всего лишь мельком и снова повернулся к Эльзе.       — Мария еще нет.       — Это я вижу. Что она собирается делать с этой шкурой?       — Много чего, — донесся голос Марии. — Я не собираюсь оставлять её здесь, она мне нужна! Сделаю из неё себе плащ.       Рядом с Марией уже покоились неровно вырезанные лоскуты с живота и ног, и теперь она принялась за спину. Обнажившееся троллье мясо было черным, и смердело похуже выгребной ямы, но Марию, по счастью, интересовала только шкура. Она требовала унести её с собой, и Марах, сам не зная отчего, уступил.       — Тяжеловат будет плащ, — Марах хмыкнул. — Эй, кто-нибудь, помогите деве перевернуть… тело. И закончить свежевание, — хмыкнул он и окликнул пару человек. Затем он снова развернулся к сестрам Скайрайс и закончил: — Словом, нам пора возвращаться. Я оставлю здесь двоих, которые помогут ей с ношей.       — А мы? — полюбопытствовала Эльза. — Просто вернемся в лагерь?       Вождь покачал головой. Он выглядел очень уставшим — под глазами залегли глубокие тени, словно он совсем не спал минувшей ночью, да и наличие троллей в здешних горах не добавляло спокойствия. Что он и подчеркнул.       — Не просто. Я намерен подняться на ближайшую возвышенность, — Марах кивнул на возвышавшуюся над ними стену, — и оглядеться. Возьму с собой несколько человек, остальные вернутся в лагерь разными путями. Мы должны знать, осталась ли еще опасность.       Вершина казалась бесконечной. Собственный же порыв Эльза вспоминала с отчаянием — после бессонной ночи, да взбираться по камням, что так и норовят потерять свою устойчивость! Один из разведчиков, последовавший за Марахом, любезно предложил руку, дабы взобраться по кошачьей узкой тропе вверх, по ухабам и уступам, ведущим на небольшой холм.       Марах был намерен обойти его по склону с северной стороны увидеть что же там, за грядой. Никто из идущих не говорил об этом вслух, но понимал каждый: им нужны пути отступления. Старухи в лагере наверняка заропщут, не желая приводить в спешное движение свои старые кости из-за туманной, невидимой угрозы. Таких не впечатлила бы даже рука чудовища — лапа, мол, медведя, лишенная шкуры. И сварили бы её на обед, не ровен час.       — Эред Луин гораздо выше, — резонно заметила Мира, отвергнув протянутую с насмешкой ладонь. Подобрав мешающиеся полы шерстяной юбки, она взобралась по крутой насыпи без посторонней помощи. — Эти еще не так высоки.       Старшая сестра не могла не знать, какие идеи Эльза проталкивала вождю.       — Эред Луин? — переспросил Марах, оглянувшись через плечо. Он переплел свои длинные волосы в нехитрую косу и скинул добрую часть поклажи еще у пещеры под сомнительный присмотр Марии, наказав остальным охотникам отправиться обратно в лагерь и поторопить сборы. Также на нем была довольно легкая, пусть и добротная одежда из сукна и шерсти, защищающая от пронизывающего ветра.       — Горная цепь далеко на западе. Это туда, в сторону, куда уходит солнце, — Мира вытянула руку, пальцем указывая на горизонт. — Там, под стенами гор живет горный народ, который славится своей работой по камню и металлу. Наугрим довольно закрыты, но враждебны к тому… Хозяину Дома, — имени «Моргот» люди не знали, поэтому приходилось напоминать о больном. — И никогда не были его друзьями. Пусть северные владения Хозяина Дома и располагаются близко к Синим Горам, королевства наугрим сильны и внутри много жителей. И они умеют убивать чудищ, подобных тому что ты встретил с Эльзой. Для них это что-то вроде развлечения.       — Их больше, чем нас? — полюбопытствовал разведчик, чью помощь она отвергнула ранее.       — Куда как больше, их королевствам не одна сотня зим и лет. Я, к сожалению, их не встречала, но видела дороги, которые они строят, и вещи, которые они делают. А горы, на единоличное владычество над которыми они притязают, огромны. Чтобы держать и защищать такие территории, нужно много народу.       — Это верно, — согласился Марах, вспомнив о разбитом в узком ущелье лагере. На все племя приходилось не больше пары дюжин палаток. Это не могло не печалить его. В землях Кшетры народ Эски, позднее ставший его народом, был куда больше — раз в пять точно. — Ныне нас так мало… Народ Барры куда многочисленнее.       Эльза, следующая за ним след в след, вдруг коснулась его плеча, но тут же сделала вид, что ей нужна была опора, чтобы взобраться на крутой уступ. Марах галантно предложил свою ладонь, и Эльза с готовностью ухватилась за него, подтягиваясь на очередной каменный парапет.       Мира замыкала цепочку из четверых человек, но шагала легко, будто бы вовсе не прилагала больших усилий и за всю жизнь исходила множество горных дорог. Справедливости ради, Эльза толком не слышала, чем сестра занималась свои двадцать лет в Оссирианде.       Поймав взгляд младшей, Мира адресовала ей успокаивающую улыбку.       — У них было время вдали от Дома, чтобы оправиться, и хорошее место, чтобы дать жизнь новому поколению. Прежде ты должен думать о том, чтобы найти такую землю — где не будет отголосков тени и голоса.       — Для этого нужно уйти очень далеко.       — И «далеко» уйти не получится. Земля ведь круглая, — брякнула Эльза, но осеклась и прикусила язык. Эльфы вот утверждали, что их мир плоский. Поди проверь конечно, но если так, то и светила вроде Васы и Раны должны быть круглыми, а они по своей форме — ладьи.       — Неужели? — Марах уставился на неё с сомнением.       — Если сомневаешься, можешь проверить. Вообще, так говорят, если хотят сказать, что, куда бы ты ни пошел, то, от чего убегаешь, повстречается тебе снова.       — Тогда и смысла нет в побеге, — снова вставил свое молчаливый разведчик, пыхтя на мелких камнях. Эльза, признаться, тоже запыхалась — подъемы были крутыми, а она давно не занималась физическими активностями. Мира вот по-прежнему сохраняла невозмутимость и ровное дыхание. — И стоит ли тогда искать иные земли?       — Стоит, — ответил за всех Марах, и ободряюще улыбнулся. Его приметные волосы выбились из косы и разметались по плечам, образовав золотистый блеск вокруг головы. Серым зимним утром на продуваемом склоне горы такие улыбки были теплее очага. Эльза улыбнулась в ответ и тут же спрятала лицо в вороте плаща. — Друг мой Эмлах, тебя послушать, так и из земель Дома уходить не следовало.       Эмлах только хмыкнул, вновь уйдя в свое натужное молчание, как вдруг застыл, дав знак Мараху.       — Посмотрите туда, — рукой, размерами похожей на медвежью, он указал на просвет между разлогими еловыми лапами. Где-то далеко внизу, мешаясь с серостью низких облаков, струился дым. Одна, две, пять дымных лент поднимались в небо.       — Разве не в той стороне наш лагерь? — пробормотала Эльза. — Марах, разве ты не передавал приказ прекратить жечь костры на время? Скоро сумерки, костры будут сильно заметны.       — Передавал, — процедил Марах. На его скулах заиграли желваки, зрачок опасно сузился. — Немедленно возвращаемся.       — Это может быть сигнал, — пояснил Эмлах безразличной Мире. — Не к добру это.       Солнце, скрытое за пеленой тяжелых туч, находилось в наивысшей точке еще каких-то пару часов назад. На спуск они потратили куда меньше времени — Марах торопился, перепрыгивая камни и уступы, совершенно не боясь переломать себе ноги. Разведчик, не отставая, трусил за ним, наперегонки с подступающими сумерками.       Если бы только плохие предчувствия могли обманывать!       Но их лагерь… его народ…       … и вправду был разорён!       Они нашли только остовы догорающих палаток — обугленные палки, на которые натягивались шкуры.       Всюду лежали тела. Старая Варайга легла всеми костьми на один из чьих-то мешков, обхватив тесемки узловатыми пальцами, с такой силой, что пришлось бы выломать окоченевшие пальцы, чтобы выдрать мешок из рук. Спина её была утыкана короткими черными стрелами.       В лагере оставались почти одни женщины, немногие дети и молодёжь. Марах, не чувствуя сердца, немыми устами считал тела. Женщина, малое дитя, женщина, девушка на выданье, старуха, юноша, еще одна дева…       Его родич Эмлах, спустившийся с ним с вершины, присел рядом с Варайгой и осторожно вытащил из-под её тела мешок. Он был полностью залит её кровью, но сквозь набрякшую от влаги ткань пробивался тусклый блеск. Эмлах встряхнул мешок, высыпав на землю содержимое. Со звоном ударился о камни недлинный, узкий клинок, напоминающий иглу, с восьмиконечной звездой на гарде.       — Это Эльзы, — Марах ответил на его немой вопрос. — Варайга любила её, должно быть, хотела сберечь.       Эмлах протянул ему клинок.       Лезвие и вправду напоминало большую иглу. Оно тускло поблескивало угасающим льдистым светом, подсвечивая алую звезду на рукояти. Марах легко коснулся пальцем лезвия и тут же отдернула руку: клинок кусался больно и резко.       Марах убрал клинок за пояс. Хорошо, что он велел Эльзе и её сёстрам оставаться у пещеры. Негоже им… быть здесь. Сердце кольнуло, едва он подумал, что и та, надяжно спрятанная в гуще лесистого предгорья пещера тоже была небезопасной. Неужели еще один… тролль? Тогда откуда так много чужих стрел? Оперение стрел, утыкавших спину Варайги было чёрным и коротким, напоминая щетину.       — Ищи живых. Должен же быть кто-то, кто мог уцелеть и поведать, что здесь произошло.       Под сапогами чавкала грязь и хлюпала кровь. Еще минувшей ночью здесь прошел добротный ливень, а уже нынешней сырую земли напитали ручьи человеческой крови. В спустившихся густых сумерках Марах и Эмлах ходили меж остывающих тел, переворачивали их и тщетно искали живых.       Вдруг их окликнули. Тихо-тихо, несмело, из темноты.       Эмлах встрепенулся первым — нервно пискнула натянутая тетива, кончик стрелы слепо искал своего врага во тьме.       — Вождь Марах, Эмлах, это я, Аохин! — вновь окликнул дрожащий голос.       Шептала женщина, совсем юная. Она спешно добавила, с плачем в голосе:       — Это я, Аохин, дочь Эата и Замин!       Марах надавил на плечо кузена, заставив его опустить лук.       — Где ты, Аохин?       — Я здесь, — донесся громкий шепот, — я здесь, на дереве, вместе с братом.       Они взобрались, как белки, на самый верх раскидистого кедра, надежно спрятавшись меж густых лап разлогой кроны. Марах сощурился, разглядев в темноте светлеющие обрывки белого платья высоко над головой. Мальчик цеплялся за старшую сестру, и даже внизу было слышно, как колотятся от страха его зубы.       Марах протянул руки, чтобы словить мальчика. После смерти своего отца в Куивиэнен, его дети осиротели.       — Где же ваша мать?       Аохин спрыгнула с дерева. Её лицо опухло от слез и кое-чего еще, руки были расцарапаны до крови. Её младший брат, должно быть, заснул в её руках от изнеможения вскоре после того как эти двое сумели взобраться на дерево. Их одежда была местами изорвана, в грязи и крови.       Аохин было около пятнадцати, её младшему брату едва ли исполнилось семь лет. После смерти своего отца в Куивиэнен, его дети осиротели.       — Она там… лежит. Не успела… скрыться. Она вывела нас ночью из палатки, когда раздались крики, увела сюда, но за нами побежали… эти… маленькие, едва ли с брата ростом, но сильные, как дикие звери, а еще у них были стрелы и топоры… — дева шептала сбивчиво, мешая обрывки слов с гулкими рыданиями. Мальчик жался к её ногам, перебирая пальцами грязную юбку, и только таращил глаза, не отводя испуганного взгляда от Мараха. Слёзы текли по лицу Аохин, мешаясь с грязью и кровью из порезов на щеках. — Они пришли, когда Варайга собиралась разжигать костер, чтобы, чтобы…       Эмлах немилосердно встряхнул её.       — Кто это был? Это были люди? Люди этого пса Эффы? Они пришли из Дома?       — Не люди, — пискнул ребёнок из-за юбки. — У них глаза желтые, как у диких кошек. И зубы острые…       — И стрелы с топорами, — провыла между всхлипами Аохин. — Мы пытались кричать, Варайга молила их остановиться, но они визжали… и рычали… и снова и снова били её топором… Мы всё видели с дерева…       — Кто-то еще смог убежать? — тихо спросил Марах. — Вы видели кого-то еще? Аохин помотала головой и снова всхлипнула.       — Я сидела на дереве и боялась дышать, закрывала Зимраху рот, чтобы он не плакал. Когда они ушли, то подожгли всё, что не унесли с собой… Я из-за дыма ничего не видела.       — Будьте здесь, у меня на виду, — распорядился Марах. — Вскоре я отведу вас в безопасное место. Должен быть еще кто-то, кто смог спрятаться неподалеку. Эмлах, будь осторожнее. Аохин, бери брата и пройдись по лагерю — собери все съестное, что сможешь найти. Увидишь что — зови нас, громко.       Аохин молча кивнула, её брат продолжал немо жаться к её грязной юбке.       К пещере понемногу стекались уцелевшие. Марах, Эмлах, Аохин с братом, пара уцелевших старух, ушедших в удачное время в лес за кореньями, еще одна дева в тяжести, чей муж остался в лагере и погиб; те мужчины, что остались у пещеры с Марией; еще двое женщин, успевших вырваться и удачно сбежать в сторону тролльей пещеры да три охотника, возвращавшихся в лагерь, разоряемый мелкими, вооруженными до зубов тварями.       «Гоблины», мрачно заключила Мария, едва взглянув на одну из принесенных черных стрел. К моменту, когда Марах решил вернуться к пещере и собрал немногих выживших, солнце успело снова встать и рассияться грязно-алым рассветом.       «Горные орки», более пространно пояснила Мира в ответ на многократно повторенный сбивчивый рассказ, словно это хоть что-то объясняло.       Эльза, заливаясь слезами, качала головой, приняв дрожащими руками протянутый ей клинок и заплечный мешок. Мешки Марии и Миры, как и многих других, были либо сожжены, либо украдены. Как и их клинки, сделанные для них принцем Куруфином.       — Что теперь будем делать? — спросил охотник, остававшийся с Марией. — Марах, а ведь говорили тебе, худая была твоя идея — покинуть озеро.       Чахнущие над добытыми кореньями старухи натужно засопели, их черные, глубоко посаженные глаза блестели от невыказанной злобы и гнева.       — Коли тварь плодится, она заполонит все земли, — в сердцах бросил Марах. — Нет причин ожидать, будто на прежнем месте нас не настигла бы беда! Ты знаешь сам, Зират, сколь многие до нас спешно покинули те края. Неужели ты хочешь вернуться в земли Дома, раздираемый на части властью Хозяина и властью Голоса?       Эльза вздрогнула. Марах назвал его «Хозяин». Оглянулась на Марию, буравящую свои труды остекленевшим взглядом.       Зират умолк, но слово взял Эмлах, двоюродный брат Мараха по матери.       — Я считаю, нам надобно идти дальше — и не на юг, вдоль гор, а за перевал. Я таких тварей отродясь нигде не встречал. Едва ли мы остановились у этих проклятых гор, нас стало вдвое меньше, а сейчас же еще вдвое. Нас стало слишком мало. Коли кто хочет остаться или вернуться — делайте, как хотите, и может статься, смерть ваша будет не лучше наших убитых братьев и сестёр. Вот что я знаю и говорю вам: если хотите жить, нужно идти дальше. Прочь от этих проклятых мест, так далеко, как это только возможно.       — А что думаешь ты? — тихо спросил Марах, повернувшись к Эльзе.       Он вспомнил вдруг, вспомнил отчетливо и ярко, как она, тянувшись дрожащей грязной рукой из глубины пещеры, сбивчивым истеричным шёпотом предупреждала об опасности. Если бы он только послушал…       — Я согласна с Эмлахом, — тихо ответила она. — Нужно идти на запад.       — Ты толкуешь об этом всё то время, что я тебя знаю. Ты так рвешься в те места. Зачем?       — Я хочу домой, — на грани звука прошептала Эльза. Из её медовых глаз все еще катились слёзы. Она сжимала свой клинок, пальцами касаясь тонкого острого лезвия. Пальцы были целы.       — Домой… — эхом отозвался Марах, посмотрев на небо. Солнце, отмечая свой путь красным следом, упорно двигалось на запад. — Каков этот дом?       Эльза шмыгнула носом, буравя воспалёнными глазами рубиновую звезду на рукояти. Затаившийся в глубине корунда лукавый отблеск будто подмигивал ей, подначивал, подбадривал. Но она была опустошена. В груди не горело, не тлело. Зыбкие воспоминания колыхались, как изорванный лоскут тюля в разбитом окне, пропуская внутрь белую метель.       — Он… с виду он холоден, но внутри него всегда тепло. Это… настоящий, незыблемый очаг, которому не страшны ни северный ветер, ни серый снег. Это твердыня, за чьими крепкими и высокими каменными стенами тебя никогда не достанет орочья стрела. Там… — Эльза судорожно вздохнула: морозный воздух резал лёгкие. — Там… много подобных тварей, которые рыщут… и днем и ночью. Но также…       Она поймала красный взгляд Миры, прямой, пронизывающий — взгляд Марии. Мария опустила веки, не дав ни знака, ни намёка. Эльза набрала воздуха полную грудь и закончила:       — Также там много настоящих клинков из стали, — она подняла свою Эрку, поймав лезвием солнечный блик, — и там достаточно тех, кто жаждет отмщения. Кто жаждет бороться и утопить этих тварей в их черной крови. До победного конца.       Эльза шмыгнула носом, внезапно обнаружив, что все утихли, внимая её сбивчивому откровению. На пылающие, залитые слезами щеки упал снег.       Он, насмехаясь, летел ей прямо в лицо, соревнуясь сам с собой в стремительном вальсе. А может, он всего лишь хотел замести собой горести минувших дней.       — До победного конца, — хмыкнул Эмлах в звенящей тишине. — Что ж… Пожалуй, это лучшее, что нам остается.