Колесо Фортуны

      Реган и Женевьева влетели в Хогвартс, постоянно оглядываясь по сторонам. Прюэтт, шедший впереди, резко подхватил Женевьеву за запястье и вдруг завел ее в темный скрытый коридор. За спиной послышались голоса авроров.       Может быть, переживать и не стоило, но местные власти вновь активизировались, ныне патрулируя коридоры с большим рвением. А причиной тому был погром в Косом Переулке, о котором уже написали в газетах. Казалось бы, прошло только пару часов, а уже вся Британия стоит на ушах.       — Стой, — шепнул вдруг Реган, остановившись и прижавшись к стенке, когда они подошли к выходу из тайного хода.       Женевьева, нахмурив брови, внимательно прислушалась. Вдалеке она заметила знакомый, словно отточенный до совершенства силуэт. Однако сейчас его глаза горели алым пламенем пуще прежнего, а кожа, казалось, стала бледнее белого полотна. Несмотря на это, юноша, уверенно направляющийся к подземельям Слизерина, производил впечатление излишне самоуверенного. Женевьева мысленно выругалась, надеясь, что Волдеморт не станет разглядывать едва заметные коридорчики, скрытые за обесцвеченными статуями неизвестных волшебников.       — Идем, — кивнул Реган, как только Волдеморт отошел на достаточное расстояние.       Волшебники метнулись в светлые помещения, завернув в противоположные коридоры. Чуть ли не бегом они добрались до башни. К счастью, выход никто не караулил. Видимо, авроры были разбросаны по всей территории школы или, как и в прошлый раз, просто курили у озера, когда Женевьева в полуживом виде вернулась в общежитие.       Гостиные встретили теплым ароматом дерева и гамом обсуждений. Рыжая и светло-русая макушки мелькнули в собравшейся толпе, обсуждающей только-только поступившую газету, и юркнули на лестницы, ведущие на этаж старших курсов.       — Жизель Робер и Реган Прюэтт! — возмущенно воскликнул голос Элизабет позади.       Женевьева и Реган застыли на месте. Волшебница закатила глаза, ощутив неприятное дежавю, которое, честно говоря, не хотелось испытывать. Она повернулась к Элизабет, и в её голове внезапно возникла возмущённая Гермиона. Однако, увидев Маккиннон, образ девушки тут же растворился, словно её никогда и не было.       Элизабет двигалась в сторону лестницы. Она остановилась у самого его начала и скрестила руки на груди, смотря на замерших волшебников снизу вверх.       — Прюэтт, я уже знаю где вы были, — хмуро бросила она. — Мне даже говорить ничего не надо, по одному виду твоего возвратившегося брата все было ясно. Нос расквашен, волосы врастопырку. Но ты-то, Жизель? Не могла подумать, что тебя понесет следом за этими… недоумками.       — Мы ее не заставляли, она сама, — вдруг поднял руки Реган, а Женевьева только фыркнула. — Что? Я же не вру.       — Мог бы и взять на себя непосильную ношу и сказать, что я у вас в заложниках, — закатила глаза Женевьева.       — Не смешно! — возмутилась Элизабет и огляделась, но никому не было до них дела. Студенты все еще были поглощены чтением нового выпуска «Пророка». Элизабет, поджав губы, взобралась к нарушителям школьных правил и шикнула. — Вы бы знали, как я переживала, идиоты! Игнатиус приходит весь встрёпанный, осведомляется о вас, а я и не в силах ему ничего ответить! Ты, Жизель, еще и сбежала, пока мы с Аланис не видим! Не стыдно?       — Нет, — призналась Женевьева, вызвав на лице Элизабет искреннее удивление, но та быстро собралась и продолжила тираду:       — А если бы с вами что-то случилось? Мне твой братец уже поведал о том, кто был в Косом Переулке! Слышишь, Реган? И вас обоих нет! Час нет, два нет! Третий пошел! Игнатиус уже, наверное, все сигареты выкурил и уже подумывает о том, чтобы сбежать еще раз, но уже на ваши поиски.       Тут же, словно по первому зову, по лестнице вниз, чуть ли не летя, спустился Игнатиус. Его шею небрежно обматывал шарф, а его лицо было бледным и отчасти пугающе отстраненным. Волосы были в непривычном для него безумном беспорядке, почти таком же, в котором бывали волосы Рона и Гарри во время войны. Парень замер, словно окаменев, в метре от троицы, вытаращенными пустыми глазами прошелся по каждому и вдруг сорвался с места. Реган оказался в крепких объятиях старшего брата.       Женевьева в недоумении похлопала ресницами, наблюдая за таким же удивленным Реганом, не знавшим, обнять брата в ответ или отстраниться. Пару мгновений спустя Игнатиус сам отстранился и крепко сжал ладонями его плечи. Его глаза бегали по лицу младшего брата, словно выискивали малейшую царапину; его лицо вдруг стало еще бледнее, но вскоре его взгляд стал осмысленным. Тиус расслабил спину и выдохнул, но плечей брата не отпустил.       — Где же вы были? — напряженно и сдавленно просипел он. — Вас… вас не было слишком долго, я… — Игнатиус отпустил плечи Регана и перевел взгляд на Женевьеву. — Ради Мерлина, мисс Жизель! Объясните, почему вас так долго не было, — тем же тоном произнес он, но в его голосе звучала скрытая угроза. Этого можно было бы не заметить. И Реган с Элизабет и не заметили, их не волновал вдруг более холодный тон посвященный Робеспьер.       — Прятались, мистер Прюэтт, — холодно ответила Женевьева. Элизабет и Реган с удивлением покосились на волшебницу, источающую неожиданной недоброжелательностью. Девушка продолжила, растягивая слова: — А ведь этого могло и не случиться… если бы не кое-кто.       Тиус, сам того не желая, сглотнул и сдавил челюсти. Он провел языком по внутренней части щеки и выдохнул, теперь глядя на Женевьеву с открытым подозрением.       — Да, — кивнул Игнатиус. — Если бы не вы, мисс Робер, жизнь моего брата не подверглась…       — Она бы не подверглась опасности, если бы вы научились думать своей вороньей головой, а не строили из себя великого серого кардинала, — язвительно перебила Женевьева.       — Жизель, — произнесла Элизабет, собираясь остановить нечто, что, по-ее мнению и подсознательно, не предвещало ничего хорошего, но Игнатиус поднял руку, заставив ее тут же замолчать. Он прищурился и тихо, но четко сказал:       — Вы, мисс Робер, многое на себя берете, — он сделал шаг к девушке. — Уж поверьте, ваши предположения, какими бы они не были, ложны. Я не мог предугадать, что там случится то, что в итоге произошло. А ваша паранойя…       — Это ваша паранойя, мистер Прюэтт, — прервала Женевьева и цокнула языком. — Я понимаю, переживаете. Когтевранцы сами по себе много думают, селятся в собственных головах, многое выдумывают. Но мне-то не врите, — Женевьева стала говорить еще тише. — Ну и как? Ваши мысли подтвердились? Я предательница? Шпионка? А, Игнатиус Прюэтт?       Игнатиус стиснул челюсти, его глаза засияли холодным светом. Он слегка шагнул назад, но его взгляд оставался цепким и проницательным. В глазах Женевьевы вспыхнула золотая безумная искринка, какой Прюэтт-старший еще никогда не видел, и тут же пропала, растворившись в уверенных малахитовых глазах.       — Жизель, о чем ты говоришь? — непонимающе вставил Реган.       — Тебе Альфард рассказал? — проигнорировав брата, сказал Игнатиус.       — Альфард? Нет, конечно нет, — мотнула головой Женевьева и вздохнула. — Зачем кому-то мне что-то рассказывать, если итак все ясно?       На скулах Тиуса заиграли желваки. Он не знал, что Женевьева умалчивает о Джейн. Робеспьер не хотела выдавать такой ценный источник информации, о котором, кстати, он даже не подозревает.       — И, кстати, — Женевьева, все еще удерживаясь в напряжении, вдруг на мгновение расслабилась, игриво улыбнувшись. Положив ладони, облаченные в перчатки, на его грудь, она наигранно и с теплотой стряхнула с его пальто несуществующую пыль. Она прошептала: — Ты только что сам себя выдал.       Она отстранилась от в напряжении замершего Игнатиуса, не смевшего даже вздохнуть, словно иначе он пропустит какое-то слово из ее уст. Девушка вернула язвительно холодное выражение лица и развернулась в сторону лестницы, оказавшись за спиной Игнатиуса.       — Можешь расстраиваться, — вдруг произнесла она через плечо. — Перед тобой экземпляр, — твой брат, — и он доказательство того, что ты дурак, возомнивший из себя кого-то, кто смеет посягать на безопасность человеческой жизни только ради того, чтобы проверить: а не шпионка ли эта Жизель Робер?       Реган и Элизабет недоуменно переглянулись.       — Как видишь, твои мысли оказались ошибочными. Au revoir, — неожиданно даже для себя по-французски выпалила Женевьева, и скрылась на лестничном пролете.       Волшебница сама не заметила, как вышла на смотровую площадку. Она с раздражением оглядела каменную кладку на соседних стенах башен и фыркнула. Девушка подняла взгляд на затянутое тучами небо. Отвратительный день. И погода отвратительная.       — Робер, — донесся голос Игнатиуса с лестницы.       Он был один. Реган и Элизабет, верно, остались внизу, либо прямо сейчас подбирали более удобное положение, чтобы подслушать. Женевьева не обратила на Прюэтта внимания, вместо этого достав сигарету. Девушка незаметно набросила на лестницу и заглушающие и отвлекающие, чтоб вдруг не возникло у кого-то желания ворваться сюда, и закурила. Когда Игнатиус оказался рядом с волшебницей, она уже выдыхала дым, который тут же сдуло ветром.       — Ты не права, — сказал Прюэтт, повернув девушку к себе лицом за плечо. — С чего ты взяла, что я знал, что это все случится?       — Считай это интуицией, — ответила она, резко сбросив его руку и затянувшись.       — Интуиция! — раздраженно взмахнул руками Игнатиус. — У тебя же нет доказательств!       — У тебя тоже нет доказательств, что я шпионка, — пожала плечами Женевьева и специально выдохнула дым так, чтобы он полетел прямо в лицо Игнатиусу. Тот зажмурился.       — Ты что, совсем выжила из ума? — выпалил он.       — Я этого не скрываю.       — Ты совсем обезумела!       Женевьева цокнула языком и закатила глаза. Она стряхнула пепел с сигареты в пропасть за невысокой перегородкой башни. Она задумчиво провела взглядом по Игнатиусу.       — Я ясно все поняла, — произнесла Женевьева. — Твои взгляды, мимика, жесты… «ненарочные» упоминания авроров в разговорах, твое обвинение в том, что из-за меня жизнь Регана подверглась опасности, предположение о том, что мне «что-то» сказал Альфард, — кстати, что он должен был мне сказать? Впрочем, неважно, — мне ясно все это указывает на то, что что-то ты все же замыслил. Мне продолжить?       — И это ты меня в паранойе обвиняешь? Все же я был прав, ты сама все себе выдумала! Не пойму, как ты вообще пришла к таким мыслям…       — Не прикидывайся, — холодно бросила Женевьева и затушила наполовину выкуренную сигарету. — Если все это сложить, то выходит ясная картина. Хотя бы то, что ты меня считал шпионкой Гриндевальда — кристально ясно. А из этого следует и другое. По крайней мере, возможно следствие. Я достаточно успела присмотреться к тебе. Твое поведение во время нападения армейских наемников выглядело не слишком правдоподобно. Валиться в «обмороки» от шока? Ты серьезно? После всех ваших с Реганом и Альфардом фортелей, что вы вытворяете вместе, я сомневаюсь, что ты способен на такое. К тому же, ты не кто-то там, а член дуэльного клуба и капитан квиддичной команды, — Женевьева затянулась. — Ты все подстроил. У кого именно ты выведал информацию о том, когда и где будет облава Армии Гриндевальда, я даже боюсь представить, — протянула она, но ее глаза вдруг полыхнули безумным огоньком, и она растянулась в широкой лисьей улыбке. — А может быть, ты сам шпион Гриндевальда, а?       Игнатиус вдруг выхватил палочку, но Женевьева с легкостью ее выбила. Она схватила его за ворот пальто, подтолкнув его ближе к краю башни и заклинанием сковала его по ногам и рукам. Когтевранец стоял на самом краю, толкни — и он полетит вниз. Женевьеве представилась эта картина, она показалась ей забавной. Правой рукой Женевьева удерживала Прюэтта за ворот, а в левой сжимала две палочки — его и свою. Она вдруг с презрением подумала, что Пожирательские псы даже сильнее «талантливого» Прюэтта, члена дуэльного клуба и самого выдающегося члена сборной квиддичной команды Когтеврана. Ее улыбка спала с лица, сменившись мрачным выражением.       — Если ты хоть раз дернешься, я тебя толкну. И это будет твоя последняя ошибка, — с угрозой произнесла она, заметив, как тот начал вырываться. Прюэтт тут же замер. — Итак, ты либо говоришь мне правду, либо я без зазрений совести отправляю тебя в свободное падение.       — Точно обезумела! — раздраженно выпалил Игнатиус. — Ваши домыслы чудовищны, мисс Робер!       — Домыслы? — Женевьева усмехнулась.       Она слегка сильнее сжала его воротник, вынуждая его податься вперёд. Его взгляд метнулся к краю башни, и в его глазах Женевьева увидела не только страх, но и… проблеск понимания, замешанного на каком-то другом чувстве. Предательстве? Или просто трусости? Она не была уверена. Но это не имело значения.       — Ты пытаешься выставить меня дурой, Игнатиус, — сказала она ледяным, спокойным и мелодичным голосом. — Но я не дура. И я не отступлю, пока не узнаю правду. А правду, милый Игнатиус, часто скрывают лишь те, кому есть что скрывать. И ты — один из таких. Выбирай: правда или бездна.       Игнатиус замешкался. И этой маленькой заминки Женевьеве хватило, чтобы ее терпение исчерпалось.       — Леггилименс!       Размытые кадры мелькали перед глазами, словно старая киноплёнка. Семья… дом, полки с книгами, знакомые стены — всё это проносилось мимо, как фрагменты прошлой жизни. Затем воспоминания стали более резкими и болезненными: отец, сначала просто тенью присутствующий рядом, а потом… снова отец, но уже в злом обличье, искажённом ненавистью. Затем маленький испуганный Реган, и тут же — похороны, сковывающее чувство отчаяния. Тьма. Вспышка боли, острой и внезапной, как удар. Затем — страх, пробирающий до костей. Разорванные запястья, сочащаяся кровь с липким, горьким запахом железа. Синяки под глазами — немой отпечаток бессонных ночей. И эта потребность… безумная, почти животная потребность защитить Регана… от чего? Та нежность, надежда, что когда-то была в синих глазах Лукреции Блэк… их наивная, искренняя любовь… Но это было не то. Это не важно… Она искала другое. И она это нашла.       Раздраженный Игнатиус быстрым шагом шел по коридору, Альфард следовал за ним по пятам, пока они не свернули в сторону подземелий Слизерина. Впереди, на лестнице, мелькнул алый плащ, но юноши не обратили на него внимания, торопясь к цели. Проскользнув в узкий тайный проход, они оказались перед неприметным входом в гостиную Слизерина. Внутри царила загадочная тишина. В общей комнате на диванах расположились несколько слизеринцев: брат и сестра Розье, Фиакр Эйвери и, кажется, еще двое, которых Игнатиус не мог толком разглядеть. За дальними круглыми столами Брендис, поглощенный чтением, одновременно изучал какие-то фолианты по юриспруденции и трансфигурации.       Брендис, как только заметил Альфарда, сразу же начал цепляться к нему с язвительными, едкими репликами. Альфард тут же отвлекся на словесную перепалку с Лестрейнджем. Игнатиус, воспользовавшись этим, тихо проскользнул в мужские спальни, надеясь, как можно быстрее найти комнату Альфарда, которую тот делил с Розье и Волдемортом. Внутри все было аккуратно и на удивление спокойно. Игнатиус, чувствуя, как сердце бьется все сильнее, быстро окинул взглядом комнату, и его внимание сразу же привлек высокий платяной шкаф у стены. Сердце екнуло в предчувствии, и он поспешил к нему, перебирая одежду, пока, наконец, его рука не нащупала что-то твердое и чужеродное в углу. Вытащив папку, он сразу же узнал ее. Кожаная черная папка. «Досье на Жизель Робер» — та самая сфальсифицированная куча информации. Но почему она не у Хирама, у которого тоже была такая же, а у… Волдеморта и Розье?       Как это вообще понимать? Что это вообще, мать вашу, значит?!       Тиусу потребовалось пять минут на то, чтобы в общих чертах разобраться с содержанием, но подозрения из его сердца не ушли, а, неожиданно, только усилились.       Женевьева раздраженно отбросила воспоминание.       Перед глазами девушки возник узкий переулок между домами в Хогсмиде. Она словно сама стояла там, прижавшись спиной к холодной стене, с тревогой в сердце наблюдая за происходящим. Игнатиус, словно тень, прислушивался к чужому разговору. Это были приспешники Гриндевальда… нет, Веймар-Орламюнде. Именно по его приказу был устроен тот погром в Косом переулке. И всё из-за того, что какая-то ДеР, не удержав ниточку, потянула за собой целый клубок неприятностей.       «Идиотка! — пронеслось в голове Женевьевы. — На её месте я бы давно свалила всё на неожиданно очень удачно появившуюся «путешественницу во времени» с точно таким же именем как у неё, а не бегала бы по всей Британии, как побитая собака, оставляя надежду на поимку!»       Шестерки, — и это, признаться, немного удивило ее, — видимо, не знали, что их коллеги уже какое-то время пытаются вытащить ее из Хогвартса. К счастью! Они рассуждали слишком самоуверенно, как будто победа у них уже в кармане. Игнатиус из воспоминаний насторожился от их слов, а Женевьеву это раздражало. Какая наивная самоуверенность! Прюэтт-старший подслушал их разговор. И единственным его желанием в тот момент было… защитить младшего брата?.. Черта с два, защитничек нашелся!       Женевьева резко вынырнула из его воспоминаний, оттолкнув парня от края пропасти на каменную кладку. Игнатиус, потеряв опору, рухнул на пол, из разбитого носа вытекла тонкая струйка крови, а взгляд застыл. Но он вскоре пришел в себя. Женевьева, с едва скрываемым презрением, наблюдала за его неподвижным телом, словно оценивая небрежно брошенный предмет, прикидывая, что с ослабишим от сопротивления легилименсу Игнатиусом делать.       — Ты… безумна, — прохрипел Игнатиус, с трудом придя в себя. В голове пульсировала боль, а на языке чувствовался горький привкус крови.       — Ты не знаешь, что мне пришлось пережить, чтобы так обо мне судить, — отрезала Женевьева, переступив через его руку, как через бревно. — И будь ты на моем месте, то давно был бы таким же.       — Это не оправдание, — еле слышно произнес Игнатиус, пытаясь перевернуться на бок.       — А я не оправдываюсь, — холодно ответила Женевьева, ее голос был лишен всякой эмоциональности.       Робеспьер, задержав дыхание, на секунду прикрыла глаза. Затем, нахмурив брови, словно отгоняя непрошеные мысли, перевела взгляд на Игнатиуса. В ее голове было слишком много всего — ее собственных чувств и тех, которые она только что испытала, исследуя его память. Неожиданное, острое чувство вины пронзило ее сердце, словно кинжал. Девушка, нахмурившись, всмотрелась в лицо Прюэтта, побледневшее от боли.       — Прости… — проговорила она с тихой неуверенностью, словно только сейчас осознала свои действия. — Я… — Женевьева прочистила горло, приняв холодное и серьезное выражение лица. — Мне нужно было убедиться, что ты не несешь для меня угрозы.       — Убедиться? — Игнатиус, прищурившись, попытался приподняться, опираясь на локоть. Голова раскалывалась, но чувство унижения пересиливало физическую боль. — Ты вторглась в мой разум, нанесла мне физическую травму, а теперь говоришь о «проверке»? Ты ненормальная! Единственное, что я сделал — это притворился идиотом! Кто же знал, что ты и правда повернутая, как и все слизеринцы и их «идолы»!       Он сжал кулаки, но тут же разжал их. Женевьева молчала, ее оценивающий взгляд скользил по его лицу. Вина, короткая вспышка, уже отступила, уступив место холодному расчету.       — Я получила информацию, необходимую для моего собственного выживания, — спокойно ответила она. — А твои «неприятности» — лишь побочный эффект. Рассмотри это как… инвестиции в твоё будущее. Вполне возможно, ты бы не выжил без моего вмешательства.       — Вмешательства? Ты влезла в мою голову и угрожала убить меня!       — Перефразирую, — Женевьева улыбнулась, и в этой улыбке не было ни капли тепла. — Я спасла тебя от того, что тебе было бы не по силам. А теперь… у тебя есть долг.       Игнатиус замер, чувствуя, как сердце словно окунулось в глубокий холодный погреб. Он понял, что Женевьева не шутит.       — Какой… долг?       — Ты знаешь о планах Гриндевальда, — Женевьева наклонилась ближе, ее глаза сверкнули холодным огнем. — Знаешь о том, кого они ищут, не так ли?       — Эту младшую де Робеспьер? — выгнул бровь Игнатиус, пытаясь скрыть нарастающее беспокойство за напускной иронией. — Знаю, и что ты с этим собираешься делать? Я тут при чём?       Женевьева усмехнулась, ее улыбка была далека от веселой. Она подняла руку, и в ее ладони появилась его палочка.       — Ты при том, — проговорила она, не сводя взгляда с палочки, — что я обладаю информацией, которая делает тебя ценным. Очень ценным. Ты знаешь, как они ее ищут, где они ее ищут, и, возможно, даже почему. И я не собираюсь полагаться на случай.       Игнатиус почувствовал, как холодок пробежал по его спине. Он понял, что Женевьева не просто проверяет его, она собирается использовать его, как пешку в своей игре.       — Ты с ней заодно? — вдруг произнес Тиус.       — Нет, — раздраженно бросила Женевьева, отходя к укрытой крышей части смотровой площадки.       Игнатиус промолчал. Женевьева стояла к нему спиной, скрестив руки на груди, и она слышала. Как он поднимается на ноги, как шуршат его одежды.       — Объясни зачем я тебе нужен, — раздался голос Прюэтта-старшего.       — Я уже сказала, что ты слишком многое знаешь. Ты легкая мишень и для Армии, и для де Робеспьер, — фыркнула Женевьева.       — Что-то я не верю в твое благородство…       — Твои проблемы, — на мгновение повисла тишина. — Перефразирую еще раз, так и быть, — вздохнула она. — Ты, я вижу, неплохо развлекся, читая мое досье. Точно такое же есть у этого Хирама, который нас допрашивал. Кроме того, ты знаешь о том, из-за чего произошла облава. В случае чего — ты смертник. Ты будешь преградой как для Армии, так и для Женевьевы де Робеспьер, ну, и еще для слизеринцев вдобавок. Никогда бы не подумала, что ты способен на то, чтобы пробраться к кому-то в комнату и… — Женевьева замолчала от неожиданной неприятной мысли. Нет, это не мог быть он… его презрение к этим наёмникам было слишком искренним. Значит, есть ещё кто-то, кто мог пробраться в их с Бэт и Аланис спальню, перевернув ее с ног на голову. Чтоб его! — В общем, ты понял. Сейчас я знаю о том, что знаешь ты, а значит, смогу проконтролировать тебя, пока ты не натворил других дел. И еще, — девушка улыбнулась, — ты в долгу у меня не только за то, что теперь я могу уберечь тебя от не самой приятной смерти. Если бы не я, то твой братик уже был бы мертв.       Игнатиус моргнул.       — Лежал бы в сырой земле…       Он стиснул зубы и сделал глубокий вдох.       — Его бы черви сожрали… до костей.       Подул ветер, кусая морозом щеки.       Женевьева откровенно блефовала. А что ей еще оставалось делать? Игнатиуса без контроля нельзя было оставлять, а подобные действия — единственный выход, который видела волшебница.       — Так что, Игнатиус, — проговорила она, ее голос был тих, но в нем звучала сталь, — теперь ты в моей власти. И этот долг не будет оплачен ни деньгами, ни благосклонностью. Ты будешь работать на меня, пока я не решу, что долг погашен.       — А если я откажусь? — тихо спросил он.       Женевьева на мгновение задумалась, а потом медленно, с едва заметной улыбкой, ответила:       — Тогда я использую твои знания и твой статус, как расходный материал. А твоего брата… — она наклонила голову набок, ее глаза полыхнули недобрым огнем, — Черви будут рады, — закончила она со зловещей улыбкой, от которой у Игнатиуса по спине пробежал непрошенный мороз. Подумай об этом, Игнатиус, — она сделала паузу, позволяя словам повиснуть в воздухе, — прежде, чем совершать глупости.       Женевьева усмехнулась. Игнатиус то и дело сжимал и разжимал кулаки, словно борясь с собой.       — Ладно, — произнесла она, в ее голосе теперь звучали деловитые нотки, — перейдем к сути. Мы заключим Обещание, что ты не выдашь той информации, о которой сейчас знаешь, а также, в случае чего, исполнишь любой мой приказ, пока я не решу, что твой долг погашен.       Игнатиус поджал губы. Его мысли, казалось, были где-то далеко, они обдумывали что-то иное. И Женевьева предполагала, что это что-то связанное с Реганом. Связанное с его защитой. А нужно ли защищать Регана? Рядом с ней и ДеР вел себя вполне смело и расчетливо. Так что за помешанность?       — Хорошо, — его кивок был слишком медленным, чтобы казаться искренним, но Женевьева, казалось, не заметила этого. — Я обещаю.       Он сказал это с такой покорностью, что Женевьева, похоже, поверила. Но внутри что-то ёкнуло… Он слишком быстро согласился на это обещание. Это подозрительно. Женевьева невольно прикусила губу, наблюдая, как на запястье Игнатиуса проступает белый шрам-браслет — свидетель их сделки. Конечно, было бы лучше, если бы и с ним она заключила темную клятву, но его язык еще может быть полезен… наверное?       — Отлично, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно, — А теперь… у меня есть для тебя первое задание.       Игнатиус поднял на нее глаза, в которых теперь не было ни отчаяния, ни страха, только какая-то холодная отрешенность.       — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил он.       — Я хочу, чтобы ты ушел, — ответила Женевьева, а Тиус замер, слегка опешив. — Прямо сейчас.       Игнатиус вскинул бровь, не ожидая такого поворота событий. В его глазах мелькнула тень недоумения, но он тут же спрятал её.       — Что?       — Я хочу побыть одна, я устала. Целый день на нервах, а теперь еще и с тобой сюсюкаться? — не выдержала Женевьева, вернув знакомую экспрессию, не несущую угрозы. Девушка сунула Тиусу его палочку и отошла к краю башни. — Все, иди! И умойся! Весь подбородок красный…       Женевьева провела рукой по лицу, чувствуя, как накатывает усталость. Все это напряжение, блеф, угрозы — это вымотало ее до предела. Она действительно не хотела больше видеть Игнатиуса, по крайней мере, сейчас.       — Да иди уже, — выдохнула она, стараясь придать голосу усталый, а не раздраженный тон.       Ее слова были не столько приказом, сколько признанием слабости. Она не смотрела на него, чувствуя, как усталость накатывает, но не позволяя себе сдаться. Повернувшись к виду на Запретный лес, она опустила плечи и скрестила руки на груди, давая понять, что встречать его взгляд не хочет.       Игнатиус, кажется, почувствовал эту перемену. Он заметил усталость в голосе Робеспьер, в ее жестах. На мгновение, его холодная отстраненность сменилась… сочувствием? Это было странное и мимолетное чувство, но оно было.       — Как скажешь, — его взгляд, когда он кивал в ответ на слова Женевьевы, был слишком отстранённым, чтобы это можно было назвать настоящим подчинением. Но он покинул смотровую площадку.       Оставшись одна, Женевьева опустилась на каменную перегородку, закрывая глаза. Незаметно для нее самой ее ладони затряслись.       «Что же я наделала?» — подумала она. Волшебница не была уверена, что сможет контролировать этого человека. И не была уверена, что ей это нужно. С одной стороны, она перестраховалась, узнала весьма интересную информацию, а с другой… что теперь ожидать от Прюэтта? Те, кто с таким же, чуть ли не помешанным желанием, хотят защитить близких — самые непредсказуемы люди. Тут никакие манипуляции не помогут.       Волшебница до крови прикусила губу и уставилась на свои ноги. Вдруг она осознала, что ей холодно. Ветер кусал ее щеки, и казалось, что они вот-вот покроются сухой корочкой, а когда едва дотронешься пальцем до кожи, она тут же зашелушится и защипает.       «Дура», — подумала Женевьева, вспомнив Эльфриду Айхингер. Она вдруг осознала, что стала почти как она. «Я стала той, кого так сильно ненавидела. Дерьмо…» Женевьева согнулась пополам, чуть не скуля. Можно было мирно, без фокусов и угроз! Она дрожала, не зная, от холода или накатывающей волнами истерики. Как же она ненавидела сороковые!       Волшебница сползла на пол, прижав к груди замёрзшие ноги. Она сидела, как брошенная кукла. Ветер завывал, продувая мантию. Внутри царил хаос: злость, разочарование, страх и пустота. Она смотрела на свои озябшие руки. Было ужасно холодно, но магией пользоваться совсем не хотелось.       «Робеспьер, ну что же ты продолжаешь творить?» — мысленно ругала она себя, и это «Робеспьер» звучало как издевка. Как будто называя себя тем именем, она возвращалась к себе той, прошлой, наивной. Но той Женевьевы, к которой она обращалась, как оказалось, уже не было. Осталась только эта, измученная, уставшая девушка, не понимающая что ей делать. И за что ей это все?       На миг ей показалось, что вокруг стало еще холоднее. Волшебница почувствовала, как мороз начинает ползти по камням у ее ног, а ее дыхание превращается в белые облачка пара. Но она не могла заставить себя пошевелиться. Она погрузилась в себя, в этот колодец отчаяния и самобичевания, разочарования и усталости, не замечая ничего вокруг. Она бы просидела так еще долго, если бы не тихий звук, донесшийся снизу.       Сначала это было похоже на отдаленное эхо, на ветер, гуляющий в стенах. Но звук приближался, становился отчетливее. Это были шаги — женские, неторопливые, но лёгкие, — и ещё другие, мужские, более лёгкие, которые словно перескакивали через ступеньки вслед за женскими. Эти шаги… Женевьева застыла. Она узнала их так же, как узнала бы собственное сердцебиение. Узнала и едва заметно приподняла уголки губ — скорее по привычке, чем от искренней радости.       Звук становился всё ближе, назойливо перекрывая завывание ветра. Она приподняла голову, нехотя вслушиваясь в нарастающие шаги. И ещё этот женский голос, читающий вслух, доносившийся вместе с шагами. Она не могла сразу различить слова, но отметила про себя, что голос звучит слишком… наивно. Слишком восторженно для этого холодного места. Никаких эмоций этот голос в ней не вызывал, кроме лёгкого раздражения.       И вот, голос, казавшийся смутно знакомым и одновременно далёким, наконец, достиг её. За ним слышался тихий, спокойный шёпот, который, казалось, раздавался где-то в другом мире. Это никак не касалось её.       — …в один ужасный миг, Громобой, изрыгнув пламя, обрушил на замок свою ярость. Пламя охватило башню, где принцесса Элинор смотрела за ходом битвы… ой, Жизель!       Женевьева повернула голову в сторону лестницы, откуда на площадку вплыла Аланис, прижимающая детскую книжку со сказками волшебников к груди. За ее спиной показалась скептичная физиономия Регана, а опустив взгляд чуть ниже, можно было заметить, как Аланис сжимает тонкими пальцами его ладонь.       «Ну вот, помирились, поговорили», — с долей усталости подумала Женевьева. Она поднялась, стараясь скрыть дрожь не от холода, а от острой внутренней пустоты. Кивнула, улыбнулась — привычное, бесстрастное выражение лица.       — Уже ухожу, — произнесла она ровным, почти безжизненным голосом.       — Ты в порядке? — Аланис, кажется, не заметила её холодности. Её голос прозвучал так же наивно, как и её чтение. Она ее не схватила за запястье, не заколдовала, чтобы Женевьева остановилась, но волшебница замерла совсем рядом с ней и подняла взгляд на высокую девушку в светло-розовой теплой мантии и забавной меховой белой шляпке-таблетке. Аланис глядела на Робеспьер с искренним переживанием.       — Ну да, — кивнула Женевьева, смягчившись, — а что?       — Я… была напугана. Ты вдруг пропала, а потом эта газета… и Игнатиус! Шуму поднял! — всплеснула руками Аланис. — Хорошо, что я додумалась увести его в более тихое и безлюдное место… иначе бы весь Когтевран на ушах стоял.       — Мм… — протянула Женевьева, покосившись на Регана, скорчившего нос. Видимо, эта гиперопека брата ему самому несколько надоела. Или же он ждет, когда Аланис обратит внимание на него? Женевьева повела замершим плечом, словно это помогло бы ей согреться, её взгляд зацепился за что-то вдалеке, за стенами башни. Бесстрастное наблюдение. — Ну, главное, что все хорошо. Я пойду, устала.       Она отвернулась и направилась к лестнице. Робеспьер не собиралась задерживаться, но не успела сделать и шага, как Реган открыл рот, собираясь что-то сказать. Женевьева задержала на нём взгляд на долю секунды, а потом, пока Аланис не видела, одними губами произнесла: «Не сейчас. Потом». После этого она резко развернулась и быстро пошла вниз, оставляя двух молодых людей на площадке позади.       На одних только рефлексах Женевьева достигла пустующей спальни. Она стянула с себя пальто, переоделась в приевшуюся ей одежду, что она носила чаще всего — темно серую юбку в пол и белую хлопковую блузку. Волшебница глянула в свое отражение и фыркнула сама себе. Несмотря на то, что в юбках теперь она чувствует себя немного привычнее, брюки все равно оставались более родными сердцу. Но сейчас было не то настроение… Женевьева устало позвала Плонка, бросила в него свои грязные после сегодняшнего дня вещи и, не обращая внимания на его бубнеж, накинула на плечи черную школьную мантию.       Мантия легла на плечи, как давно знакомый саван. Женевьева замерла, уставившись в стену. Куда идти? Что делать? Привычный распорядок дня вдруг рассыпался, как карточный домик. Занятия? Книги? Бессмысленно. Сейчас все казалось пустым и ненужным, как старые театральные декорации. Она поймала себя на том, что перебирает пальцами край мантии, словно пытаясь нащупать там ответ. Но ткань молчала.       Может, спуститься в библиотеку и зарыться в пыльных томах, пока никто не видит? Нет, слишком банально, да и смысла уже не было — пропуск в Запретную секцию уже не действителен. И это было бы слишком… по-когтеврански. Она не хотела следовать шаблонам, не сейчас. К тому же, она не когтевранка. Может, прогуляться по замку, как призрак, наблюдая за чужой жизнью? Тоже не то. Это попахивало дешевой драмой, а она предпочитала холодную иронию. Женевьева развернулась и подошла к окну. Квиддичное поле внизу казалось муравейником, полным бесполезной аврорской суеты. Робеспьер смотрела на нее свысока, как на сцену, где играют чужие роли. Женевьева развернулась на выход из комнаты. На этот раз она не стала заглядывать в зеркало.

***

      С хлопком на стол перед Женевьевой упал новый выпуск какой-то американской газеты, а следом за обеденный стол Когтеврана села Джейн, оказавшись прямо напротив завтракающих Аланис и Женевьевы. Элизабет, рядом с которой теперь сидела гриффиндорка, невольно отсела от нее в сторону.       — Ты видела? — возмущенно прошептала Джейн.       — Нет, — прожевав булочку, ответила Женевьева.       Завтракать, обедать и ужинать в Большом зале было разрешено только тем, кто прошел через допрос. А с недавнего времени и всем остальным. Это случилось после того, как все авроры, кроме двух молодых сержантов, ушли в другие места, не связанные с Хогвартсом. Кроме того, с этого дня все студенты возвращаются к учебе. Так, словно совсем ничего не происходит! Как же знакомо…       — Вот, читай! — еще ближе сунула газету Джейн. — Этот выпуск мне отправил старший брат Оливер, тот, что сейчас аспирант при Ильверморни. В наших газетах об этом пока не пишут, но вот в Новом Свете…       — Мало ли то в Новом Свете пишут, — пробурчала Элизабет, закатила глаза и все-таки с заинтересованностью заглянула в то, что было внутри перевернутой от нее статьи. Осознав, что ей лень понимать перевернутые английские буквы, да еще и такие мелкие, она вернулась к поеданию супа, сделав вид, что ей совсем неинтересно. — И зачем это читать?       — Тебя забыла спросить, — фыркнула Джейн.       Женевьева переглянулась с Аланис, дожёвывающей свой бифштекс и наивно хлопающей ресницами, отложила от себя булочку, которая так и останется единственным, что она съест за весь день, и вытерла рот салфеткой, поднимая со стола газету и чашку с чаем, сделанным Плонком. Первое, что она увидела — это огромный заголовок: «ПАДЕНИЕ СУВЕРЕННОСТИ МАГИЧЕСКОЙ БРИТАНИИ». Женевьева подавилась. Аланис тут же похлопала ее по спине.       — Сильное заявление, — просипела волшебница, вчитываясь в строчки статьи. Аланис заглянула в текст через плечо Робеспьер, затянувшись в чтение.              «28 октября 1944 года, на глазах у изумленного магического мира, Британия продемонстрировала свою полную несостоятельность. Косой переулок, этот некогда гордый символ британской магии, захлебнулся в крови. Наемники, посланные Гриндевальдом, совершили нападение, которое стало не просто актом жестокости, но и живым доказательством того, что Британия — лишь раздутый пузырь. Сотни раненых, убитых, навсегда искалеченных — вот цена их напыщенной самоуверенности.       Много лет американское магическое сообщество наблюдало за тем, как Британия живет в мире иллюзий, раздувая собственные достижения, в то время, как ее подтачивает гниль изнутри. Нам вешали лапшу о том, что Гриндевальд — лишь тень былого себя, но вчерашний кровавый день стер эти лживые заявления в порошок. Они не только неспособны обеспечить безопасность своим гражданам — они не могут даже признать, что их собственное правительство, похоже, разлагается на глазах.       Бездействие британского Аврората — это не просто упущение, это настоящее предательство. Где были их так называемые защитники, когда на улицах Лондона раздавались крики о помощи? Неужели их бюрократия настолько прогнила, что парализовала их способность реагировать на угрозу? А может, дело в том, что в этом бездействии заинтересованы определенные лица?       Свидетельства очевидцев говорят о том, что в организации этой облавы участвовали, возможно, и некоторые из членов британского министерства. Пока что имена не называются, но одно известно точно — среди наемников был замечен немецкий темный колдун Рихгард Веймар-Орламюнде, верный слуга Гриндевальда, и Женевьева де Робеспьер, так называемая Теневая Жница, один из ближайших соратников темного волшебника. Эта выскочка, дочь французского банкира, чьи капиталы влиятельнее Гринготтса, кажется, не прочь развязать здесь полномасштабную войну.       Убийство сына влиятельного лорда Яксли — Джерольда Яксли — на территории Хогвартса, которое до сих пор остается нераскрытым, лишь добавляет масла в огонь. Неужели они настолько ослабли, что не могут даже расследовать убийство в стенах своей главной школы магии? Или, может быть, это предупреждение тем, кто осмелится противостоять новому порядку?       Мы, в «Вестнике Нового Света», призываем магическое сообщество перестать закрывать глаза на очевидное. Британия — не та сила, какой ее пытаются представить. Ее самоуверенность и кичливость прикрывают глубокие внутренние проблемы. Настало время сделать выводы и приготовиться к надвигающейся буре, на которую мы все время закрывали глаза, потому что Британия, похоже, уже не в состоянии защитить ни себя, ни кого-либо еще.»              Женевьева прикусила губу, вздыхая.       — Вот цена британской самоуверенности. Забавно, — она сделала глоток чая.       — Столько людей… И это Гриндевальд! Я думала, он ослаб! Оказывается, это был лишь блеф! Он планировал такой удар! — вдруг решительно заявила Джейн, словно точно была уверена, что так и есть.       — М-м-м, — протянула Аланис, её глаза задумчиво округлились. — Значит… Гриндевальд… сильный? А Министерство… ничего не сделало?       — Ничего, кроме того, что опоздало на собственный позор, — хмыкнула Женевьева, откидывая косу на спину.       — И этот Веймар-Орламюнде… и де Робеспьер… Неужели это правда? — удивилась Аланис, а Женевьеве показалось, что плечи сидевшего спиной к ним Брендиса Лестрейнджа в компании Мальсибера вдруг напряглась, словно он начал подслушивать.       — Или очередная газетная утка, — произнесла Женевьева и потянулась к недоеденной булочке. Ей внезапно захотелось занять чем-нибудь рот. Ну так, на всякий случай.       — Но ведь написано, что Женевьева де Робеспьер была замечена! — Джейн воскликнула. — Дочь того самого банкира! Как она посмела!       — Посмела? Ей это просто выгодно, — выдумала Женевьева, фыркнув, и отпила чай. — Деньги не пахнут, особенно когда речь идет о власти. И вообще, что вы так возбудились? Это всего лишь очередное напоминание о том, насколько хрупка наша безопасность и насколько глупы британцы. Им бы пора уже повзрослеть.       — Ты разговариваешь об этом с британцами, — напомнила Джейн.       — Na und? — выгнула бровь Женевьева. Брендис Лестрейндж, тем временем, садился поудобнее. — Это же Британия. Министерские так увлечены своими благородными пышными речами, что забывают, как дышать, — проговорила Робеспьер, но вспоминала почему-то тех членов Министерства, что были в ее время. Женевьева собралась с мыслями, предполагая, что ей говорить дальше, чтобы внезапно не проколоться о чем-нибудь. — Вопрос в том, насколько сильно притворялся Гриндевальд всё это время. Видите ли, это был не просто удар — это демонстрация силы. Они хотели показать, что могут сделать всё, что угодно, и британские власти бессильны что-либо им противопоставить.       Элизабет, которая до этого казалась безразличной, ковырялась ложкой в супе, но иногда бросала короткие взгляды на газету, внезапно резко выхватила газету из рук Женевьевы, отставив в сторону недоеденную тарелку. Она развернула газету и принялась читать, ее брови медленно поднимались всё выше и выше. Сначала ее лицо выражало скуку и недоумение, потом неверие, а к концу статьи оно стало просто каменным, а глаза блестели странным огнем.       Дочитав, Элизабет медленно положила газету на стол, прикусив губу.       — Министерство окончательно сошло с ума, — процедила она, но в её голосе прозвучали и нотки замешательства. — Но это все равно бред! Как будто все они в Америке такие святоши, — добавила Маккиннон, но не отвела взгляд от текста, словно продолжая обдумывать прочитанное. Она несколько раз перечитывала отдельные абзацы, хмуря брови и прикусывая губу, словно пыталась убедить себя, что это бред, но что-то ее удерживало.       — Но, Элизабет… — Аланис попыталась что-то сказать, но Элизабет прервала ее, махнув рукой.       — Хотя… — медленно произнесла Бэтти, нахмурившись, словно приняв какое-то тягостное решение. — Знаете… вынуждена признать. В словах этих американцев, чёрт возьми, есть доля правды. В этом что-то есть. Мы и правда иногда задираем нос, но это всё равно не оправдывает этот памфлет, — она бросила быстрый взгляд на Женевьеву.       Робеспьер приподняла бровь на слова Элизабет, искоса взглянув на Аланис, которая казалась ошеломленной происходящим, и на Джейн, которая, казалось, была готова разразиться новой тирадой, попутно добавляя изворотливые оскорбления.       — Что ж, — произнесла Женевьева, отставив наполовину съеденную булочку, — по крайней мере, хоть кто-то прозрел. — Она бросила быстрый взгляд на Элизабет, отмечая, что та почему-то не встретила ее взгляд. — И, да, Джейн, не забудь: не имеет значения, откуда ты родом, если делаешь глупости. Так что можешь на меня не кивать.       — И всё-таки, — вмешалась Аланис, пытаясь переключить внимание на более безопасную тему. — Почему они называют Женевьеву де Робеспьер «Теневой Жницей»? Это звучит как название какой-то темной организации. Может, это что-то значит?       — Ты не знаешь? — удивилась Элизабет.       — Я никогда не интересовалась...       — Да значит, — ответила Джейн, не отводя взгляда от газеты. — «Теневые Жнецы» — это что-то вроде ближайшего совета Гриндевальда. Они знают обо всех его планах, участвуют в их исполнении и имеют огромное влияние в Европе. Это как… его правая рука, но при этом они действуют из тени. Понимаешь?       — Иными словами, — добавила Элизабет, глядя на Аланис с едва заметной снисходительной, но смягчившейся улыбкой, — это не просто какие-то там прихвостни. Это люди, которые напрямую исполняют волю Гриндевальда. И, судя по всему, они куда более опасны, чем кажется. Не зря же их так называют.       — О, а я думала ваша голова, мисс Маккиннон, наполнена пудрой, — вдруг протянула Джейн. Элизабет скорчила нос, но промолчала.       — Получается, что Женевьева де Робеспьер… она… — задумчиво протянула Аланис.       — Она часть самой влиятельной группы Гриндевальда, — сухо закончила Женевьева, отпивая свой чай. — В конце концов, этот её папаша, наверное, и на Гринготтс бы наплевал, если бы было нужно.       — Это ужасно… — пробормотала Аланис, откинувшись на спинку стула, словно эта новость внезапно придавила ее. — Как же мы могли не знать? Почему об этом нигде не писали?       — Потому что это невыгодно, — ответила Джейн, постукивая пальцем по газете. Элизабет закатила глаза, но краем глаза следила за действиями Аббот. — Все хотят верить, что Гриндевальд слабеет, а тут на тебе — его ближайшее окружение разгуливает по Лондону. Это же полный провал.       — Да, провал, — повторила Женевьева, поджав губы.       «Молчи, Ева, молчи», — как мантра проносилось в ее голове.       — Доброе утро, милые леди, — это Лестрейндж встал из-за стола и стоял теперь за спинами Элизабет и Джейн. — Удивлен я, конечно, видеть вас вместе, мисс Элизабет и мисс Джейн, — он положил ладони на их плечи, специально сталкивая их вместе, из-за чего обе скривили физиономии. — Услыхал я, случайно, ваш разговор, и заинтересовался. Мисс Аланис, — si je me souviens bien? Искренне извиняюсь, если я не прав. Уж помню только вашу фамилию! — отвечу-ка я на ваш вопрос. О мадемуазель де Робеспьер пишут, и много, только, как вы верно заметили, не в британских газетах. Зато во Франции, Италии, Германии и прочих странах континентальной Европы — навалом статей об этой… jeune fille.       — Вы ведь знаете, мистер Лестрейндж, что подслушивать разговоры неприлично? — раздражительно заметила Элизабет, вдруг выпрямившись, сбросив руку со своего плеча и поджав губы.       — Что вы, что вы! Как я могу? — прижал откинутую ладонь в графитовой перчатке к своей груди Брендис.– О, и как же мне не подслушивать, если так интересно, мисс Маккиннон? — вкрадчиво протянул Лестрейндж, наклоняясь чуть вперед, словно желая поделиться секретом. — Я всегда слежу за новостями, особенно за теми, которые касаются… интересных личностей. — Он бросил быстрый взгляд на Женевьеву, и та почувствовала, как ее мышцы напряглись, но старалась оставаться спокойной.       — Вы очень проницательны, мистер Лестрейндж, — холодно ответила Женевьева, стараясь не показывать своего раздражения. — Неужели у вас нет более важных дел, чем слушать разговоры других студентов?       — О, но разве может быть что-то важнее, чем беседа умных девушек? — слизеринец лукаво улыбнулся, словно дразня ее. — Тем более, когда речь заходит о такой… исключительной особе, как мадемуазель де Робеспьер.       — Брендис, — тихо проговорила Аланис, испуганно глядя на него, — может, вам не стоит вмешиваться?       — Почему же, милая Аланис? — спросил Лестрейндж, нежно улыбаясь ей. — Разве мы не имеем права обсуждать события, которые могут повлиять на нашу жизнь? Ведь, в конце концов, мы все в этом замешаны, не так ли?       — Если бы вы не лезли в чужие дела, то, может, и не были бы, — проворчала Джейн, скрестив руки на груди.       Лестрейндж повернулся к ней, и его взгляд стал ледяным.       — Гриффиндорская смелость, как всегда, на грани глупости, — прошептал он, его слова звучали как угроза. — Но, знаете, в вашем мире тоже есть свои «Теневые Жнецы», так что не спешите судить других, — он и перевел взгляд на Аланис. — Вы ведь помните, Аланис, что мы все — лишь пешки на шахматной доске?       — Брендис, не надо, — твердо произнесла Элизабет, почему-то вдруг почувствовав беспокойство за подруг.       — Что вы, ma chère Élisabeth, notre douce mégère, я лишь хочу, чтобы наши юные дамы посмотрели на мир шире, — лукаво ответил Лестрейндж. — А теперь, pardonnez-moi, я пошёл. У меня дела, милые мои.       Он поклонился девушкам и, прежде чем уйти, вновь бросил лукавый взгляд на Женевьеву. Когда Лестрейндж ушел, повисла тяжелая тишина. Аланис казалась ошеломленной, Джейн недовольно хмурилась, а Элизабет молчала, уставившись в одну точку. Женевьева же, внутренне кипя от ярости и тревоги, пыталась вернуть себе спокойствие.       — Он… он так странно себя вел, — пробормотала Аланис, нарушая молчание. — Как будто… как будто он нас запугивает.       — Неудивительно, — фыркнула Джейн. — Он же слизеринец. Наверняка он и сам что-то знает об этой мамзель де Робеспьер. Может, он тоже из этих… Жнецов.       — Не неси чепуху, Джейн, — резко ответила Элизабет, наконец оторвавшись от своей тарелки и обратившись к ненавистной гриффиндорке. — Он просто провоцирует нас. Это ведь очевидно. Он только этим и занимается. Я уверена, не будь меня в вашей компании, он бы этим не занимался.       — Не думай, что мир вокруг тебя вертится, — раздраженно фыркнула Джейн. — Еще скажи, что он в тебя влюбился, вот и гадит.       — Мерлин упаси! — возмущенно ахнула Элизабет и уже было выхватила чашку с чаем, чтобы вылить содержимое на Джейн, как гриффиндорка ловко выпрыгнула из-за стола, встав за ее спину.       Женевьева наблюдала за разгорающимся спором между Джейн и Элизабет с легким раздражением.       — Хватит, — холодно сказала Женевьева, глядя прямо на Джейн. — Никто ни в кого не влюблен. Он просто пытается нас задеть. Причем, по-моему, успешно.       — Вот именно, — согласилась Элизабет, недовольно косясь на Джейн — она ведь ее так и не облила! — И прекрати бегать вокруг меня как назойливая муха.       — А вы с Жизель, как две ядовитые змеи, шипите друг на друга, хотя, вроде как, вороны, — огрызнулась Джейн, вставшая вполоборота спиной от нее, скрестив руки на груди, при этом оглядываясь через плечо с легким испугом, словно ожидая, что Элизабет снова на нее набросится. — Я уверена, что этот змей просто блефует, — фыркнула Джейн, наконец, вернувшись к столу, но не сев, а лишь оперевшись о него кулаками.       — Надо же, мисс Аббот, в вашей голове есть что-то кроме сигаретного дыма? — с сарказмом вскинула руки Маккиннон.       Джейн закатила глаза. Сквозь витражные окна Большого зала Хогвартса, словно призраки, проносились тени. Несколько мгновений спустя, в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием камина и шепотом студентов, среди ажурных переплетений стекла появились совы. Не одна-две, а целая стая — десятки, а может, и сотни птиц разных пород: большие и маленькие, пушистые и гладкие, с острыми когтями и блестящими глазами. Они проносились над головами обедающих учеников, оставляя за собой шлейф из взъерошенных перьев и лёгкого порыва ветра.       Зал превратился в настоящий хаос. Крики сов, взмахи крыльев, шуршание пергамента и возбужденные возгласы учеников, жадно ловчих своих почтовых сов и филинов, создавали незабываемую атмосферу ожидания и волнения. Воздух наполнился запахом свежего пергамента, чернил и… легкого птичьего помета. Но никто из учеников не обращал на это внимания, все были поглощены ожиданием своих писем — известий из дома, заветных слов от друзей или любовных посланий. Почта прибыла.       Перед Аланис и Элизабет на стол опустились совушки. Болотная сова опустилась прямо в блюдо с салатом, сделала шаг к Аланис и поскользнулась, с грохотом свалившись на стол и разбросав по нему огурцы. Серая неясыть только что-то ухнула, глядя на «подругу», неловко поднимающуюся на лапы, и клюнула Элизабет в плечо.       — Как бескультурно, Минуле! — тихо возмутилась Элизабет, в ответ дернув совушку за перышко, после чего отвязала письмо от ее лапки. — Надеюсь, сегодня без сюрпризов…       Аланис тем временем оттряхивала свою сову от налипших огурцов, а потом забрала толстый конверт, очень быстро засунув его в карман мантии. На плечо Джейн села их семейная бородатая старушка-неясыть. Она ласково пошебуршала клювом в волосах Аббот и сунула лапку, к которой были привязаны письма и какой-то красивый пакет. Женевьева покачала головой и отхлебнула чай. Она так со вчерашнего дня и не отправила писем для мисс Бэгшот, хотя хотела. Еще и Альфарду об этом сказала же! А не отправила.       Джейн вынула из пакетика коробочку. Она на большой скорости проскользила по столу, попадая сразу же в ладонь Женевьевы, и тут же оказалась в ее кармане. Элизабет оторвала помрачневший от строчек в письме взор и выгнула бровь.       — Так это ты ей эти вонючие сигареты покупаешь? — фыркнула Элизабет, глядя прямо на Джейн.       — Завидуешь? — передразнила Аббот.       — Мерлин упаси, — прошипела Элизабет, возвращаясь к письмам.       Джейн закатила глаза и на миг, кажется, потеряла к ней весь интерес, вернувшись к содержимому пакета. Вдруг, словно из ниоткуда, рядом с Аланис возникла миленькая ушастая сова. Она грациозно опустила на стол прямо перед девушкой красиво упакованную коробочку, после чего вдруг подлетела на свободное плечо Джейн.       — Хэй, Айф! — удивилась Джейн. — Ты чего тут?       — Это чья сова? — выгнула бровь Женевьева.       — Прюэтта-младшего, — чуть ли не по слогам протянула Элизабет, вглядываясь в неловко распаковывающую преподнесённую «посылку» Аланис. Кажется, она еще не знала о том, что они поговорили.       Аланис с трепетом развязала ленту, украшающую коробочку. Под несколькими слоями шелковой бумаги показалось небольшое зеркальце. Оно было изящным, с тонкой ручкой, выполненной из серебра. По всей поверхности ручки были выгравированы крошечные разноцветные цветы, каждый из которых был украшен крошечным самоцветом, сверкающим в мягком свете Большого зала. Зеркальце словно светилось изнутри, отражая восторженный взгляд Аланис.       Макмиллан ахнула, прикрыв рот ладошкой. Зеркальце было таким прекрасным, что казалось нереальным. Она осторожно провела пальцем по прохладной серебряной ручке, и самоцветы, словно живые, вспыхнули крошечными искорками. В ее глазах плескалось искреннее восхищение. Такое сильное восхищение, что она просто открыла рот и молчала.       — Похоже, кто-то очень хочет тебя впечатлить, — хмыкнула Женевьева.        — Хм, малыш Прюэтт постарался, — лукаво протянула Джейн, вглядываясь в лицо Аланис, словно она знала что-то такое, что ее позабавило. Например то, что это она могла посоветовать подобный подарок. — Интересный выбор подарка… очень интересный.       Элизабет снова нахмурилась, глядя на зеркальце, словно подозревая его в коварстве. Она скрестила руки на груди и прищурилась.       — Реган… внезапно стал романтиком? Это точно его работа? — проворчала она, не сводя глаз с зеркальца. — По-моему, это слишком… тонко для него. Он больше по книгам и всяким странным историческим артефактам.       Аланис наконец-то смогла вымолвить хоть слово, но оно прозвучало совсем тихо, словно она боялась нарушить волшебство момента:       — Это… это… — она снова замолчала, потеряв дар речи от переполняющих ее чувств. Она прижала зеркальце к груди, словно это был самый драгоценный предмет в мире. На глазах выступили слезы, но это были слезы счастья.       Джейн тем временем ловко сняла сову с плеча и посадила ее на край стола, нежно поглаживая по перьям. Она перевела взгляд с сияющей Аланис на подозрительную Элизабет, и ее губы растянулись в хитрой улыбке.       — Ну почему же, Бэ-э-этти? — протянула она, притворно невинным голосом. — Разве люди не могут меняться? Может быть, малыш Прюэтт просто раскрывает свои новые грани? Или… может быть, кто-то ему помог с выбором подарка? — Она многозначительно посмотрела на Элизабет, но тут же отвела взгляд, как бы случайно, и снова улыбнулась, глядя на Аланис, которая с благоговением разглядывала зеркальце.       Элизабет в ответ на лукавый взгляд Джейн лишь раздраженно закатила глаза, но промолчала, продолжая подозревать не только подарок, но и всех, кто с этим связан. Например, не сильно любимую Джейн Аббот. Она несколько раз перевела взгляд с зеркальца на Аланис, и обратно, словно пытаясь понять, в чем же здесь подвох.       Аланис, не замечая напряжения между девушками, наконец собралась с мыслями, и, слегка дрожащим голосом прошептала:       — Это… это самый красивый подарок, который я когда-либо получала.       — МЫ ВСЕ УМРЕМ!!! — раздался вопль со стороны стола пуффендуйцев.       И тут же вокруг Женевьевы словно лопнул пузырь. От одного этого вопля в ее руке появилась волшебная палочка, а сердце забилось настолько сильно, что аж закружилась голова. Она заозиралась, выискивая источник вопля. Ее примеру последовали изумленные девушки. Джейн встретилась глазами с одним из знакомых ей пуффендуйцев.       — Что за гам? — крикнула она ему.       — Статья! Читайте последнюю статью «Пророка»!       — МЫ ВСЕ УМРЕ-Е-ЕМ!!!       — Никто не умрет, прекрати!       — МЫ УМРЕ-ЕМ! Я ЕЩЕ СЛИШКОМ МОЛОД!       Девушки переглянулись. Найдя взглядом ближайших студентов, имеющих при себе новый номер газеты, Джейн вежливо позаимствовала его и вернулась обратно, но уже с ошеломленным блеском в глазах. Но тем не менее в ее взгляде все равно читалось: «А я знала, что что-то будет!»       С гулким хлопком газета оказалась на столе. Громкий заголовок заставил Женевьеву нахмуриться.

«С 29 ОКТЯБРЯ В МАГИЧЕСКОЙ БРИТАНИИ ВВЕДЕНО ВОЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ.»

***

      Военное положение военным положением, а занятия по расписанию. Конечно, это не радовало. За неделю ничегонеделанья привилась привычка целыми днями прокрастинировать. И именно поэтому Женевьева стояла в строю и незаметно от Вилкост позевывала.       Зевала только она. Все остальные были либо возбуждены от известия о военном положении, либо от того, что Вилкост вновь будет всех муштровать.       Группа студентов-шестикурсников уже успела выделиться: как только директор Диппет появился в зоне их досягаемости, они принялись его догонять, выкрикивая свое недовольство. Женевьева не знала, чего они хотят добиться. Ей их импульсивное поведение казалось ребячеством… и очень напоминало ее саму года эдак три назад. Тогда еще она возмущалась всему, не знала того, насколько в действительности несправедлива жизнь.       Вилкост, тем временем, хмурым взглядом осматривала строй, словно выискивая тех, кто посмеет зевнуть или отвлечься. Женевьева постаралась выпрямиться и сделать вид, что внимательно слушает ее наставления, хотя в голове у нее были совсем другие мысли. Она думала о том, как бы побыстрее закончился этот урок, и можно было бы снова вернуться к ничегонеделанью, хотя знала, что это лишь временное облегчение.       — Сегодня мы подойдем к ЗОТИ с еще более серьезной стороны, — слова Галатеи, прозвучавшие мрачным, твердым голосом, словно удары молота, заставили многих вздрогнуть. Она обвела взглядом слизеринцев, ища кого-то, на ком можно было бы выместить свое недовольство. — Я сказала: «С более серьезной стороны», мистер Лестрейндж! Думаете, я не вижу? Выньте руки из карманов! Где Реддл вновь прохлаждается? — ее голос был похож на скрежет стали.       — Он с профессором Слизнортом, мэм! — отрапортовал Лестрейндж.       — По какому поводу Гораций смеет отвлекать студентов от обучения? — рявкнула Галатея.       — Не знаю, мэм!       — В следующий раз поинтересуйся! Итак…       И она начала говорить. Слова профессора, словно тяжелые камни, падали в напряженную тишину. Она говорила о заклинаниях, о бдительности, о чарах, о… но ее голос внезапно стих, и все обернулись к открывающимся дверям, ведущим на полигон.       — Причина опоздания, мистер Реддл?! — рявкнула Вилкост.       — Виноват, — Реддл приложил ладонь в черной перчатке к груди, его голос был ровным. — Меня задержал декан Слизнорт, я был вынужден…       — Вы срываете мне занятия своими опозданиями! — перебила его Галатея, ее слова были полны ярости. — Если еще одно замечание, касающееся вашей пунктуальности, прозвучит на этом полигоне или в дуэльном зале, я вас вышвырну из Дуэльного клуба! Все поняли, мистер Реддл? В строй!       Когда Вилкост отвернулась от него, принявшись вышагивать вдоль строя, лицо Волдеморта на мгновение исказилось от ярости. Его темно-серые глаза блеснули ненавистью, и он, стараясь сдержать свой гнев, вклинился в ряд, заняв место между Лестрейнджем и мисс Розье, словно с трудом сдерживая бурю, готовую разразиться.       — Члены Дуэльного клуба будут заниматься по другой программе! — пронеслось по полигону. — Прямо сейчас я распределю вас в пары, — в руки Вилкост прилетели два списка — членов клуба и общий. Она начала читать пары, не придерживаясь никакого порядка, словно специально создавая хаос. — Розье и Блэк! Маккиннон и Лестрейндж!       — Опять с этой квиддичной занозой? — раздался возмущенный голос Брендиса, нарушивший напряженную тишину.       Элизабет стиснула зубы, опустив взгляд, словно стараясь стать невидимой. Женевьева нахмурилась, наблюдая за этой сценой. Брендис либо нарочно задел ее за живое, либо просто не знал, что Элизабет больше не играет в квиддич.       — Минус два очка со Слизерина за пререкания! — рявкнула Галатея. — Трэверс и Малфой! Робер и Реддл! Прюэтт и Яксли!       — Мэм, Яксли умер, — раздался чей-то высокий голосок со стороны слизеринцев. Это была незнакомая Женевьеве студентка.       — Точно… — пробормотала Вилкост, нахмурила брови и оглядела строй. — Тогда тебе, Игнатиус, пары не хватает…       Женевьева мысленно взвыла. Но не от того, что Тиусу не хватило пары, а от того, что она вынуждена работать на занятии вместе с Волдемортом! Это был какой-то кошмар наяву! Она готова была поклясться, что профессор издевается над ней, словно нарочно подстроив такое распределение. Ее сердце бешено заколотилось, а в животе возникло неприятное ощущение тревоги. Она посмотрела на Реддла. Тот стоял абсолютно невозмутимо. На его лице не отражалось совершенно никаких эмоций.       «Вот чертов змей, я ему чешую повырываю!» — прошипела Женевьева, внутренне кипя от ярости. Она резко отвернулась от Реддла, стараясь не выдавать своих истинных эмоций и с нарастающим раздражением вслушиваясь в оставшееся распределение пар.       Но у распределения конец оказался слишком быстрым. Женевьева, прикусив щеку изнутри, переглянулась с Элизабет и вздохнула. Та, словно желая удачи, сжала ладонь в кулачок и двинулась в сторону нахохлившегося Брендиса. Женевьева поджала губы.       — Мисс Робер, — раздался голос Волдеморта совсем рядом с девушкой.       — Мистер Реддл, — выдавила из себя Женевьева, повернувшись к нему.       Он указал ладонью на пустое место возле дуба, его взгляд оставался холодным. Женевьева, почему-то, до этого не обращала на дерево никакого внимания. А теперь оно выглядит таким знакомым… только оно, как будто было больше. И ветви крепче.       Из тишины полигона вдруг, словно эхо из другого мира, раздались знакомые голоса. Нет, не из полигона — они звучали прямо у нее в голове, как старая, любимая пластинка. Женевьева на мгновение замерла, словно прислушиваясь к этим призрачным звукам. Её мысли, ускользая от настоящего, вдруг перенесли её к далёкому воспоминанию. Звуки, как старое эхо, вернулись в её голову…       Прижавшись спиной к могучему дубу, явно более взрослому, чем его нынешний аналог на полигоне, и скрестив руки на груди, стоял Гарри. Он смотрел куда-то вверх, нахмурив брови в легком недоумении. Там, на одной из толстых веток, с потрепанной книгой по чарам в руках, примостилась Женевьева. Тогда она казалась такой беззаботной, такой… настоящей.       — Ну и что я с ним сделаю? — выгнул бровь Поттер, его голос звучал с легкой долей раздражения и забавным удивлением.       Дело было на пятом курсе, в те времена, когда проблемы казались не такими уж и серьезными, по сравнению с тем, что их ждало через год. Тогда они обсуждали очередного ухажера Женевьевы, который, казалось, не понимал ни малейших намеков, что ему пора отвязаться. Даже прямые посылания в далекое сексуальное путешествие этот настойчивый поклонник пропускал мимо ушей. Тогда Робеспьер буквально пряталась от него и его маниакального желания… заполучить ее, словно трофей. Этот индивидуум вряд ли видел в ней хоть капельку личности, скорее просто способ подвязаться к самому Гарри Поттеру и кичиться перед всеми своим «особым» статусом. Факультет, как обычно, в таких делах не играл никакой роли, и Женевьеве было противно от всех.       — Намекни ему, что я не хочу с ним иметь дел, — протянула Женевьева, высунувшись из-за книги и выглядывая вниз с легкой долей отчаяния, но и с озорством в глазах.       — Кажется, об этом ты просила Рона, — напомнил Гарри, вздохнув с нарочитой театральностью и с легкой укоризной в голосе. — И у него не особенно получилось, раз ты решила теперь меня просить.       — Ну, ты же занятой Избранный! Как тебя можно о чем-то просить? — шутливо протянула девушка, широко улыбаясь, совсем искренне, от души, не так, как она привыкла сейчас. Ее глаза сияли от озорства.       — Ах, ну да! Как же я так подзабыл-то, а? — издевательским, ироничным тоном произнес он, притворно разводя руками в стороны, и его губы расплылись в легкой усмешке.       Гарри оторвался от дерева и встал прямо под веткой, где сидела Женевьева. Он сунул руки в карманы мантии, вскинул голову, и, задрав подбородок, ободрительно улыбнулся, легко вздохнув, словно ничто не могло его тревожить.       — Ну и что мне с тобой делать? — спросил он, его голос был полон добродушного сарказма и нежной иронии.       — Дорожить, любить, ценить, на руках носить, от поклонников защищать… — протянула Женевьева, театрально закатив глаза, но с легкой улыбкой на губах.       — Много хотите, мисс Робеспьер! — проговорил Гарри, его голос звучал с притворной усталостью, но в глазах играл озорной огонек.       — Ну как хочешь, я предлагала, — пожала плечами девушка, возвращаясь к чтению книги, специально сделав вид обиженной, но и с явным весельем в голосе. Мгновение спустя, она вдруг, словно невзначай, произнесла: — А ты можешь с этим… детёнышем бундимуна поболтать, ну, на вашем мужском языке? Как там Рон говорил? «Кулаком в рожу, и все проблемы решены.» А ты ему так наваляй… чтоб думать обо мне не смог.       Гарри выгнул бровь, его глаза блеснули удивлением и забавным ужасом.       — Вы жестоки, мисс Робеспьер, — притворно возмутился Поттер.       И тогда Женевьева, лукаво улыбаясь и отвлекаясь от занятной книги на немецком, которую она читала с явным удовольствием, произнесла:       — Ну и что? Зато это очень даже эффективно, — ее голос звучал с легкой насмешкой и озорством.       В тот момент Гарри смотрел на подругу непонимающим, смеющимся и отчасти наивным взглядом, в котором не было ни капли осуждения. Он рассмеялся, облокотился спиной на дерево, на котором сидела Женевьева, и покачал головой с легким недоверием.       — Ты издеваешься! — заявил он, качая головой и с улыбкой глядя на девушку.       — Ха-ха! Разве я могу издеваться над Избранным? — в голосе Женевьевы звучала неприкрытая ирония, но в то же время и нежная привязанность.       — Мисс Робер? — вырвал из мыслей голос Волдеморта.       Девушка, невольно встрепенувшись, тут же резко выпрямилась и встала на то место, куда до этого указывал Реддл. Сегодня была очередная отработка заклинаний. Очередные щиты. Но на этот раз они были тяжелее в исполнении. Но кое-что из теории Вилкост Женевьева поняла — это будет очень похоже на воспроизведение иллюзий. С ними у Женевьевы худо-бедно выходило, — хотя все остальные заявляют, что она лучшая на потоке, — поэтому волшебница поняла, что это будет почти то же самое. С одной помаркой — иллюзии не осязаемы, в отличие от этого щита.       — Все встали? — раздался громкий голос Вилкост. — Палочки наготове. Атакует тот, чью фамилию я называю, остальные выстраивают щит.       «Лишь бы не я, лишь бы не я», — взмолилась Женевьева, а внешне осталась невозмутимой.       — Лестрейндж, Малфой, Розье, Робер, Прюэтт…       «Бля», — Женевьева моргнула.       Она сделала самое невозмутимое выражение лица и встретилась со взглядом Волдеморта. Сердце пропустило удар. Девушка стиснула челюсти и направила волшебную палочку в старосту Слизерина. Юноша встал в стойку, приготовившись. Голос Вилкост разразился в тишине:       — Начали!       — Конфринго! — вскинула руку Женевьева.       Огненный выстрел, словно выпущенный из катапульты, рванулся к Волдеморту. Магия бурлила в венах, обжигая изнутри, и потекла к жасминовому дереву, превращаясь в знакомые до автоматизма заклинания. Первое, второе, третье — заклинания, знакомые до боли в костях, словно вырвавшиеся из её души. Искры, вспышки, магический танец в воздухе. Щит! Магия на магию. Прямо в щит!       — Мисс Робер, постойте! — донесся голос Волдеморта, сквозь громыхание заклинаний об щит.       Женевьева, словно назло, не услышала.       — Диффиндо!       — Мисс Робер!       — Иммобулюс!       — Робер!!!       Женевьева в миг опешила. Это был голос Вилкост. Девушка так и замерла, направляя палочку в Волдеморта, который уже, оказывается, выставлял совсем другие щиты, лишь бы защититься.       — Робер, что ты творишь?! Отставить огонь по Реддлу! — крикнула подбегающая Галатея.       Женевьева на мгновение застыла, словно вынырнула из воды. Её палочка, всё ещё нацеленная на Волдеморта, предательски дрожала в руке, как будто не повиновалась ей. Она перевела взгляд на Галатею, чье лицо, обычно спокойное, сейчас пылало тревогой и гневом. Волдеморт, воспользовавшись её секундным замешательством, отступил на шаг, его грудь вздымалась, но глаза не отрывались от Женевьевы, анализируя ситуацию. Волшебница невольно огляделась. Тишина, казавшаяся оглушающей, нависла над выжженной землёй, где ещё совсем недавно бушевало пламя. Лишь только дуб остался целым и невредимым.       Все взгляды были прикованы к ним, — к тем, кто ещё совсем недавно был на грани. В воздухе всё еще витал знакомый горький аромат копоти, жжёной травы и электрических разрядов, словно остатки их недавней битвы, а на лицах других магов можно было прочитать шок и неверие. Со лба Волдеморта, словно в знак неожиданной слабости, стекала тонкая ниточка пота, а на висках Женевьевы, словно капельки росы, проступали холодные капельки пота.       Галатея, подбежав, схватила её за руку, опустив палочку Женевьевы.       — Ты что творишь, Жизель? — прошипела она, её голос был полон ярости и разочарования. — Вы же должны были тренироваться, а не убивать друг друга!       — Я… — начала Женевьева, пытаясь собраться с мыслями, но в её голосе звучало не оправдание, а растерянность.       Но профессор ее тут же перебила, не давая ей шанса оправдаться.       — Сначала из-за тебя и Блэка пострадал мистер Лестрейндж, а теперь ты решила превратить мой полигон в пепелище?!       По лицу Волдеморта скользнула едва заметная, хищная усмешка, — словно ему доставляло удовольствие наблюдать за смятением Женевьевы и гневом Галатеи. Усмешка, которая, как казалось, говорила: «Смотрите, как вы слабы». Женевьева нервно сжала кулаки, чувствуя, как закипает гнев, но стараясь не поддаться ему, а Волдеморт, тем временем, спокойно поправлял свою мантию, словно не было и сражения.       Галатея вдруг резко сменила тон, нагнувшись к уху Женевьевы.       — Знаешь, что самое неприятное? — тихо, почти ласково проговорила она, наклонившись к Женевьеве, от чего у той мурашки по коже пробежали. — То, что ты на мои замечания о том, как правильно держать волшебную палочку, как будто намеренно, не обращаешь никакого внимания. Хотя со всем остальным у тебя проблем нет, — закончила Вилкост, и отстранилась, словно ничего и не было, вновь превратившись в разъяренного преподавателя. — Чтоб больше такого не повторялось, мисс Робер!       — Конечно, — выдавила Женевьева, чувствуя, как у нее все внутри кипит, и невольно бросила быстрый взгляд на Волдеморта, который по-прежнему стоял, словно самодовольный котяра.       — А вы, мистер Реддл, — резко повернулась к нему Вилкост, — раз уж так хорошо усвоил мои уроки, — прорычала она сквозь зубы, — проследите за тем, чтобы в вашей паре больше таких казусов не было, а то я, знаешь ли, не потерплю.       — Конечно, мэм, — кивнул Реддл. Он сдержал улыбку и лишь кивнул, изображая полное понимание.       — Вам обоим это пойдёт на пользу! — фыркнула Вилкост, как будто это не была очевидная пытка. — Ибо теперь вы до конца года будете стоять в паре на занятиях Дуэльного клуба, вам ясно?       «Что?!» — эта мысль вихрем пронеслась в голове Женевьевы, так и не вырвавшись наружу. А Волдеморт, на долю секунды застыв, тут же кивнул, всем своим видом показывая, что для него это — не более, чем досадное недоразумение, которого стоило ожидать.       — Ясно, мэм.       — Тогда за работу. И покажите мисс Робер, как нужно работать палочкой, — профессор повернулась к остальным студентам, наблюдавшим за сценой. — За работу, бездельники! За работу!