Серые слёзы. Серая кровь

Муртаг кричал. Кричал так, что его голос отражался от влажных стен темницы и возвращался обратно, усиленный в тысячу раз. И при этом Муртаг сидел, привязанный к стулу, и никто его не трогал. В темной камере, где горела одна маленькая жаровница, напротив пленника стояли двое — палач в темной маске и сам император. И палач, достав раскаленный прут, приложил его к коже маленького дракона, и тот заверещал от боли. И Муртаг закричал снова. — Хватит, прекрати! Прекрати это! Красный дракончик был уже в том возрасте, когда появляется чешуя, но окровавленная горсть рубиновых чешуек валялась под ногами императора. Видимо, их содрали совсем недавно, и теперь прижигали раны железом. На шее дракончика болтался железный ошейник, прикованный цепью к каменному полу. Ошейник натер ему, и под драконьими лапами уже скопилась лужица кипящей крови. — Знаешь, что самое полезное в этом мире? — мягко и почти беззаботно заговорил император, будто это не прямо перед ним пытают ребенка — да, драконьего, но ребенка. — Я тебе отвечу, Муртаг. Самое полезное — уметь найти точку опоры. В чем — или, если мы говорим о тебе — в ком угодно. Стоит тебе нащупать эту точку опоры, и ты уже властен выбить ее из-под ног и перевернуть мир. Муртаг сжал зубы так, что они заскрипели. В душе его пылала искренняя, ничем незамутненная ненависть. Будь его воля, он разодрал бы этой мерзкой мрази глотку, выдрал глаза и заставил их сожрать. — Ты все ещё трепыхаешься, Муртаг? — самодовольно спросил Гальбаторикс и вдруг произнес что-то. Какое-то слово на древнем языке, и по телу Муртага побежали мурашки, и будто душу вынули из тела, а потом засунули обратно. — Я знаю твое истинное имя. Как думаешь, далеко ты убежишь? — Ну так заставь меня служить тебе! — рявкнул Муртаг, ощущая, как последние силы его покидают. Он слишком долго здесь — годы, столетия, и кто знает, сколько ещё пробудет. Маленький Торн поднял на него глаза и вдруг совершенно осознанно покачал головой. — А зачем? Гальбаторикс медленно подошёл к нему, и во всем — в его пристальном, бесчувственном взгляде, темных одеждах, вальяжной походке чувствовался неотвратимый рок судьбы. — Затем, что я же нужен тебе! Хватит пыток, просто заставь меня с помощью истинного имени! — Ни за что, — довольно прошелестел Гальбаторикс, приближая лицо к Муртагу. — Иначе ты станешь мучеником — что в глазах варденов, что в своих собственных, а это позволит мятежным мыслям расти в твоей голове. Нет, нет, я на такое не согласен. Я хочу, чтобы ты сам ко мне пришел. Чтобы ты умолял позволить прислуживать мне, чтобы ты знал, почему ты пришел и за что ты расплачиваешься. Потому что если ты приедешь сам, то пути назад уже не будет. Гальбаторикс щёлкнул пальцами, и палач снова приложил раскалённый прут к ранам дракончика, и тот заверещал. Муртаг вскрикнул и попытался забрать его боль себе — тело будто пронзило — и он завыл, но он знал, что забирает не всю боль, что часть ее остаётся и мучит маленького Торна. — Знаешь свою точку опоры, Муртаг? — Гальбаторикс отошёл во тьму и почти исчез в ней. — Всю жизнь у тебя не было никого, кто бы тебя понимал и любил, и тебе так отчаянно этого хотелось… Но, пожалуй, ты бы не пожертвовал собой даже ради Торнака, ибо это человек, который может обмануть и предать. Но дракон… Муртаг замер — болтовня Гальбаторикса больше походила на жужжание мухи, назойливое и надоедливое. Зачем это? Они оба знали, чего добивается император, но, по-видимому, ему просто нравилось слушать свой голос и восхищаться собственными блестящими выводами. Нет, замер Муртаг вовсе не из-за этого — палач заметил одну оставшуюся чешуйку на спине у Торна, достал щипцы — Торн запрыгал, пытаясь вырваться, но этот не-человек наступил ему на хвост, и послышался мерзкий хруст — спину Муртага пронзило. А палач примерился, ухватился за чешуйку и резко дёрнул. — …но дракон — это ты. Часть твоей души. Он не предаст тебя, он последует за тобой в огонь и в воду, а ты предаешь его. Ты не видишь, Муртаг? Ему больно из-за тебя. Торн выл, из ран хлестала кровь, Муртаг сходил с ума. Лучше бы его мучили. Лучше бы ему выдирали ногти, прижигали калёным железом. Его, а не Торна! Он так не может. Не может! Хватит. Хватит — нужна императору его душа, пусть, он продаст ее. Он знает, за что платит, и он оплатит все сполна. За те несколько месяцев свободы, за единственную привязанность в своей жизни, за все. Он разорвет всех варденов, и братца Эрагона, и даже Насуаду — лишь бы Торн больше не страдал так. Гальбаторикс будто почувствовал. Он усмехнулся, велел палачу отстегнуть Муртага и дракона. — Я оставлю тебя. Подумай хорошенько, действительно ли ты желаешь присоединиться ко мне. Твой дракон, разумеется, обязан сделать то же самое. А завтра я приду за ответом. Дверь темницы хлопнула, и Муртаг ринулся к Торну, но боялся коснуться его, чтобы не причинить боль. Так нечестно. Так не должно было случиться! Он, Муртаг, должен был жить свободно, путешествовать, встречать людей, должен был увидеть мир! А его дракон — парить в небесах, не связанный ни клятвами, ни заклинаниями, ни кровью… Но они здесь, в темнице, слабые, избитые, окровавленные, неспособные сделать хоть что-то с этой проклятой судьбой. А если они не способны ее изменить… то не лучше ли будет принять ее? Дракон взглянул на него и медленно покачал головой. «Нет. Нет, или мы будем мучиться всю жизнь». Но Муртаг уже все решил. Они и так будут мучиться всю жизнь, так зачем откладывать. Гальбаторикс все равно получит то, что хочет. И в темноте раздались тихие всхлипы — будто какой-то беспокойный призрак, умерший от пыток давным-давно, оплакивал свою несчастную жизнь и свою несчастную смерть. *** Йоль открыла глаза в темноте. Сердце билось как сумасшедшее, и боль пронзила голову, но она никак не могла выгнать то чувство обречённости и отчаяния, которые заполнили душу Муртага, когда он принял решение. Йоль протянула руку к подвеске с синим гранатом и забрала немного энергии, и боль в висках отступила, но пустота внутри… ее… ее ничем не заполнить, ничем, кроме Торна, кричащего от боли, ступающего по собственной крови, и душу бы продать, чтобы он больше не кричал, не мучился… — Йоль? Она вздрогнула. Точно. Ее зовут Йоль. Она в лагере варденов. И вместо дракона у нее пьянчуга, леди-рыцарь и чувствительный мальчишка, чей голос звал ее сейчас в ночи. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Джо Рид. Видимо, опять подумал, что она умирает. — Да, в порядке. Это просто Сон серого народа. — У тебя столько отчаяния в душе… Йоль усмехнулась, быстро поднялась и отдернула полог палатки. — Оно не мое. Это пройдет. Буди Талерику, она нам нужна. И снова нырнула вглубь и нащупала одежду. Еще не рассвело, лагерь дремал, погруженный в нездоровую дрему, как зверь, готовый в любой момент ринуться в бой, а врагов не видно, и нельзя расслабиться, и мышцы уже сводит от напряжения, а в голове мелькают кровавые видения битв... И пока Йоль возилась с завязками, застежками и собственными мыслями, снаружи раздался робкий голос Джо Рида: — Талика, ну просыпайся. Ну пожалуйста. Йоль говорит, что пора… — Идите вы оба в Бездну! Я никуда не пойду! — Талерика, ты же леди-рыцарь. В «Кодексе рыцаря, дополненном и исправленном благочестивым сэром Ингзельдом» говорится, что «каждый рыцарь должен выказывать пример истинной стойкости духа и твердости убеждений, почитать своей святой обязанностью не столько казаться, сколько на самом деле быть примером для каждого простолюдина, и если простолюдины встают на рассвете, а ложатся спать на закате, то истинный рыцарь должен вставать за час до рассвета и ложиться через час после заката, и все это время трудиться на благо народа». Если я ничего не напутал, разумеется… — Ты невыносим, ты знаешь это? Ты прочитал этот проклятый Кодекс, чтобы докучать мне? — недовольство в голосе Талики можно было зачерпнуть и пощупать. Йоль вылезла из палатки, взглянула на сконфуженного Джо Рида и не сказала, что он прочитал «этот проклятый Кодекс», чтобы лучше понимать ее. — Хватит бурчать как старая бабка, Талика. Он прав, ты леди-рыцарь, в конце концов. И не ори так, весь лагерь перебудишь. Леди-рыцарь выползла из палатки в голубой рубахе и льняных штанах, кое-как заправленных в сапоги, растрепанная и недовольная, и только махнула рукой. И они пошли в молчании, и в какой-то момент Джо Рид свернул к шатру Джоада, потому что они начинали свою работу еще до рассвета и заканчивали после заката — все как в Кодексе. А Талика шагала за Йоль, кивая стоящим на посту варденамм, и делалась все мрачнее, и в голове ее мелькали какие-то неразборчивые образы. — Что ты хочешь сказать мне? — Это неправильно. То, что мы собираемся сделать — неправильно, — почти сразу же отозвалась Талика. — Никто о наших способностях не знает, так кому судить, что правильно, а что нет? — Нам! Раз мы знаем — нам судить! Это все равно что подглядывать за людьми, которые о тебе и не подозревают! — С одной лишь разницей — тебя никогда не поймают, — хмыкнула Йоль, ощущая эхо Деса внутри. — Мы пришли. На горизонте занималась заря, тонкая алая полоска, будто кровавый порез на черном ночном теле. Даже у ночи кровь красная — значит, все они одинаковые. А Талика и Йоль стояли перед тем самым пятачком, уже порядком вытоптанным, где каждый день их Всадник оттачивал мастерство фехтования. Попасть на это место и подглядеть, как сказала Талика, что именно произошло тут два дня назад, возможно лишь ночью или ранним утром. Но если учесть, что за день Йоль так выматывалась, пытаясь мысленно обнаружить признаки Сильфа и не обнаружить себя, что хотела просто лечь и умереть, то для дела оставались лишь тихие предрассветные часы. Йоль осторожно ощупала местность, но вокруг не было ни одной живой души. Мыслящей, по крайней мере. И она повернулась к Талике и кивнула. Та вздохнула, уселась на землю, прошептала слова, описывающие нужное время, и упала. Она тряслась, выгибалась, и из-под глаз вырывался серебряный свет. Йоль кинулась к ней и положила голову на колени, чтобы Талика не ударилась. Она была похожа на огромный энергетический вихрь — она сама будто скручивалась и утекала внутрь себя, и Йоль замерла, пораженная. Ей и раньше приходилось наблюдать Видения у других серых, но сейчас она чувствовала все особенно остро, будто пропускала силу через пальцы. И вдруг она осознала, что не одна здесь. Она вскинула голову и встретилась взглядом с прищуренными фиалковыми глазами. Прямо перед ней стоял эльф, и он явно был недоволен. *** Муртаг хотел исцелить его. Исцелить Торна. Он не издал ни звука, хотя Муртаг знал — ему больно, так больно, что другой на его месте выл бы, пока не сорвал голос. И он должен сделать хоть что-то — эти раны, откуда выдирали чешуйки, они кровили там, где не было ожогов, и кровь стекала по лапам, скапливалась мелкими лужицами. Будь у него магия, он бы всю ее отдал, чтобы вылечить своего единственного друга… — Так у меня есть магия! — вдруг ошарашенно прошептал он, и Торн поднял на него свои рубиновые глазки. — Я же Всадник, шейд меня подери! Так, как там говорил Эрагон? Вайзе хэл? Вайзе хэйл? Хайль! Точно! И Муртаг, для верности протянув руку к дракону, и решив про себя, что если уж он так нужен Гальбаториксу, тот прирастит ее обратно, прошептал: — Waíse Heill! *** — Что вы тут делаете? — мелодичным голосом спросил эльф. Его черные волосы были собраны в хвост, лоб пересекал изящный кожаный ремешок, а на щеках виднелась россыпь веснушек, но прежде, чем ответить ему, Йоль ощутила… холод. Пронзающий, пробирающий до костей. Будто все тело обратилось в ледышку, будто Йоль только выбралась из снегов Спайна… «Нет… — в ужасе подумала она, разглядывая эльфа. — Быть не может! Чтобы в эльфе текла кровь Серого народа? Да мы с ума сойдем, если пустим его в свое сознание!» — Не бойся меня. Я ничего тебе не сделаю. Если ответишь на вопрос. «Так он думает, что я простая женщина, которая боится эльфов из-за глупых суеверий. О, нет, в отличие от других людей я боюсь эльфов совершенно за дело!» Талика дернулась, и Йоль крепче ее сжала. — Ей плохо, не видишь что ли? Дай ей прийти в себя, и мы уйдем… Эльф наклонил голову. Не нахмурился, не скривился, но Йоль ощутила его недовольство. Что эти две странные фигуры забыли в месте, где тренируется Всадник? И более того, Всадник, которого ему поручено защищать. — Что вы делали здесь до того, как ей стало плохо? Йоль сжала зубы и пристально посмотрела на эльфа. Потом опомнилась — бросать ему вызов здесь и сейчас было бы крайне глупой затеей — потупила взгляд и пробормотала: — Засветло вышли, чтобы насобирать ягод в лесах поблизости. Еды мало, господин… И замолкла, будто боясь продолжить. Эльф помолчал с минуту и ответил: — Хорошо. Уходите, как только ей станет лучше, — и замер, не сводя с Йоль фиалковых глаз. Помощь предложить он даже и не подумал, впрочем, оно и понятно: они — всего лишь две жалкие человеческие букашки, а вот если бы с их ненаглядным Всадником что-то случилось… «Надеюсь, он не почувствовал, когда я ментально исследовала местность, иначе вопросов будет еще больше. И, надеюсь, Талика не скажет ничего подозрительного. Мне хватает и одной эльфийки, которая знает меня, совершенно ни к чему еще кого-то добавлять к этому списку…» Талика дернулась в последний раз и открыла глаза — благо, серебряный свет исчез раньше. Йоль выдохнула. Сейчас они просто уйдут, не привлекая к себе лишнего внимания, и все будет хорошо… — Это был дракон. *** Казалось, из него вытащили душу, встряхнули, и потом засунули обратно. Муртаг со стоном поднялся с каменного пола, куда бесславно свалился, потратив все силы. Кто же знал, что это так сложно? Как вообще Эрагон это делал?! «Старший брат?» — обеспокоенно позвал Торн. Муртаг оглянулся и облегченно выдохнул. Определенно, это того стоило, даже оторванная рука того бы стоила — дракон был совершенно цел, не осталось ни одной раны. Конечно, новая чешуя не выросла — для этого, наверное, нужны заклинания посильнее, но, по крайней мере, ему не больно… *** — Конечно, дракон, — быстро проговорила Йоль, впиваясь ногтями Талике в руку. Разговаривать мысленно нельзя — эльф тут же поймет это и начнет подозревать их еще сильнее, а становиться угрозой для охраны Эрагона Йоль ой как не хотела. — Сапфира, наша Охотница, она тут каждый день наблюдает за поединком. Талика вскрикнула, посмотрела на эльфа и побледнела. — Мне холодно… очень, очень холодно… — Я знаю, это после приступа, — Йоль вскочила и потянула Талерику. Та еще шаталась после видения, но не могла перестать таращиться на эльфа. — Прости, господин, — Йоль поклонилась и пнула Талерику, которая едва опомнилась и тоже согнулась. — Мы уходим и больше тебя не потревожим. Резко развернулась и потащила девчонку за собой. Рассвет уже цвел, розами, пионами, алым и желтым, и Йоль неслась, не разбирая дороги, чувствуя на себе тяжелый взгляд эльфа. — Йоль, да погоди! — Талика пыталась вырваться, но сначала им нужно скрыться, потому что у эльфов и глаза хороши, и уши, и только добравшись до палатки, окутанной десятком различных заклинаний, Йоль выдохнула. Нырнула внутрь, утянула Талику и вопросительно на нее посмотрела. Та потерла переносицу и пробормотала: — Я вообще не понимаю, что видела. Там был дракон, это точно. Но не Сапфира. Другой дракон. Просто поверь мне, я так часто бывала драконами, что могу его распознать. Но это было просто… сознание… Где тело — я так и не поняла. Я была им, и я была везде, и это одиночество, эта тоска… Он что-то потерял. Так тяжело… он слишком сильный, слишком… масштабный, наверное, для меня, — Талика вздохнула и прикрыла глаза. Йоль протянула ей флягу с водой. — Он потерял кого-то и так утонул в своем горе, что с трудом нашел силы выплыть. Я не понимаю… На нашей стороне еще один дракон? Так почему он не появится? У него нет тела… я бы оказалось в нем, будь оно у него, даже если бы он мысленно присутствовал в другом месте… хотя, я тебе лучше покажу… И Талика вдруг влила в Йоль воспоминание мира. И Йоль тоже захлебнулась. И когда она открыла глаза, она совершенно ясно представляла две вещи: это определенно то же сознание, что и в Фейнстере, и драконы — а она была склонна верить Талике, которая из-за воспоминаний о драконах заполучила проклятие — драконы могут существовать без физических тел. — Слишком мало информации, — задумчиво произнесла Йоль. — Но в любом случае, самое главное — что этот дракон на нашей стороне. *** Йоль выглянула из палатки, утирая кровь из-под носа. Ей снова снился Муртаг. Точнее, он ей снился, и она никак не могла понять, что же мир хочет ей этим сказать. Такие частые Видения — это что-то очень странное, но сейчас ей просто хотелось избавиться от липкого чувства обреченности, заполнявшего душу Муртага до краев. Он и сам этого не понимал и не хотел понимать, но все, что он делал, Гальбаторикс мог разрушить одним щелчком пальцев. И как вообще с ним сражаться? День уже клонился к вечеру, духота постепенно спадала, и мошкара, летевшая с озера Леона, потихоньку заполняла лагерь. Вардены, уставшие от безделья больше, чем от дела, слонялись в разные стороны, о чем-то тоскливо переговаривались и в очередной раз проверяли снаряжение. «Если Насуада не отправит их в бой в ближайшее время, они перегорят изнутри», — подумала Йоль, проходя мимо группы солдат, которые просто сидели, бездумно уставившись в одну точку. Возвращение Рорана Молота встряхнуло лагерь, а уж истории о том, как лихо он взял Эроуз всего с двумя сотнями солдат, и вовсе ходили по лагерю целый день, но на следующий на варденов снова опустилась та болезненная дрема, которая окутывала их с момента прибытия гномов. Йоль и сама не знала, куда шла. Талика тренировалась, Дес пил, Джо Рид корпел над книгами, а она все размышляла. То, что Талика увидела утром, не давало ей покоя, и ей казалось, что она вот-вот поймет нечто важное, способное изменить все, как вдруг ее размышления прервали голоса вдалеке: — Три дюжины черноруких Убила сестренка Энн! …Роу выглядел счастливым. Возможно, это очередная его иллюзия, но по крайней мере, это единственное счастливое лицо в лагере, и Йоль не могла не обратить на это внимание. — Йоль, не проходи мимо, — запыхавшись, проговорил он, потому что увидев ее, почти пробежал приличное расстояние. — Идем, я кое-что покажу! Специально для тебя! Йоль, у которой впервые в жизни кто-то делал что-то специально для нее, не смогла отказаться, и внутри расплывалось странное ощущение, теплое, уютное, и она почти забыла об эльфе, о странном драконе без тела, о Муртаге и головной боли, и просто шла вслед за Роу. Он привел ее к своему отряду — они расселись вокруг костра и что-то увлеченно обсуждали, и на вернувшегося Роу смотрели вполне дружелюбно. Похоже, ему удалось-таки завести тут друзей. — Убийца заявлялся? — шепотом спросила Йоль, наклонившись к Роу, так что когда он повернулся к ней, то оказался слишком близко, и Йоль испуганно отпрянула. Роу улыбнулся и покачал головой. Значит, Сильф и тут не объявлялся, но вообще-то, это не важно, потому что в животе что-то ухнуло, и мир слегка пошатнулся. А Роу заговорил с варденами, будто ничего и не заметил: — Эй, ребята, эту прекрасную деву также зовут Энн, и хоть она не та самая Энн, но почему бы нам не повторить для нее? Солдаты одобрительно зашумели, кто-то захихикал и издалека принялся отпускать всякие комментарии, а кто-то начал выбивать ритм и наигрывать на дудочке незамысловатую мелодию. И тут Роу вдруг запел: — Колдун, не издав ни звука, Упал с аберонских стен. И все подхватили хором: — Три дюжины черноруких Убила сестрёнка Энн. Песенку продолжил другой голос из толпы: — О варденах маг слал вести, Но быстро попался в плен. Никто не ушёл от мести Всесильной сестрёнки Энн. — Одна чародейка злая Подстроила ряд измен. Она умерла, пылая В огне от заклятий Энн. — Земля горит сетью трещин, Вскипев, льётся кровь из вен, А вражеский маг трепещет, Завидев сестрёнку Энн. — Замрёт его сердце в стуке И вмиг обратится в тлен… Три дюжины черноруких Убила сестрёнка Энн! Последний куплет отряд просто проревел, заглушив все остальные звуки, и Йоль, спустя мгновение, осознала, что улыбается. Взглянула на Роу, в хитрых лисьих глазах которого плясали озорные искры, и захлопала в ладоши. Довольные вардены гордо выпрямили спины и тут же потеряли к ней интерес, принявшись обсуждать, умеет ли на самом деле сестренка Энн ходить по теням и превращаться в волка. — Так вот чем ты занимаешься? — хмыкнула Йоль, снова подходя поближе к Роу. — Сочиняешь небылицы про Энн? — Надо же им чем-то заниматься, не все же только о Всаднике шушукаться, — пожал плечами Роу, на этот раз, однако, не поворачиваясь так внезапно. — Он до противного правильный, про него и поговорить толком нельзя. Другое дело — «всесильная сестренка Энн», тут можно разгуляться. Йоль хмыкнула, покачала головой и заявила, что ей пора, но, возможно, она ещё вернётся. Роу на прощание сжал ее руку, отчего мир встряхнуло ещё раз, и она ушла, по пути тихонько напевая: — Три дюжины черноруких Убила сестрёнка Энн…