Академия "Утопия"

Февраль проснулась и дёрнулась, и это неловкое движение заставило что-то свалиться из-под неё. Она резко встала, практически бездумно, и, проморгавшись, уставилась на пол, где сейчас лежал какой-то мешочек, наполненный травами. И куртка, явно только что служившая ей подушкой. Осознание происходящего стремительно возвращалось к ней, как и воспоминания — где она, что произошло до этого. Февраль резко опустила голову вниз и схватилась за ворот одежды. На ней была всё та же кофта на молнии, которую ей дал здоровенный громила Билли. А на ногах уже были новые свободные штаны, явно мужские спортивки очень старых времён, судя по фасону и растянутым коленям. Её, конечно, это совершенно не беспокоило, а интересовало абсолютно другое — она быстро проверила своё тело. Поразительно! Шрамов не было, лишь плохо видные розоватые рубцы, напоминающие о ранении в плечо и бедро. Были некоторые тянущие ощущения, как и, впрочем, неестественное чувство усталости. Но это же просто ничто по сравнению с тем, что с ней было! Она же должна была отправиться на тот свет после такой потери крови и травм, а теперь ей хоть бы хны! Усиленный неизвестным жутким препаратом Сонхва сделал практически невозможное! Февраль мгновенно обернулась, смотря по сторонам в некоторой панике, ведь была в комнатушке одна. Но тут же из-за двери вдруг раздался до боли знакомый голос, возмущающийся на повышенных тонах: — Босый хуй! Долбоёбина! Щас ебальник начищу, голохуевка сраная! Ой… Прости, Ёсан, аккуратней просто можешь это делать? Я весь на нервах. Февраль, сначала вздрогнувшая от громкого тона и ругани, тут же расплылась в улыбке и чуть не засмеялась. Она подскочила и бодро поспешила в следующую комнату, резко открывая дверь. Перед взором первым предстал тот самый владелец голоса: изнурённый на вид Сонхва повернулся к ней, уставившись во все глаза. — Никогда бы не подумала, что так сильно буду рада услышать твою отборную брань! — засмеялась она, уже не сдерживая эмоции. — Твои ругательства из-за болезни — как бальзам на душу, ведь ты живой! С этими словами она бросилась к Сонхва с объятиями, и он ответил тем же, раскрывая для неё руки. — А я не думал, что из-за этой гадкой неизлечимой заразы кто-то вообще женского пола скажет мне что-то приятное, — нервно посмеялся Сонхва, осторожно поглаживая её по волосам. — Прости, что услышала мои гадкие словечки. — Ты себе не изменяешь — каждый раз извиняешься за это, — улыбнулась Февраль. — Это придаёт тебе ещё большого очарования. — Вот вас женщин вообще не поймёшь, что вам в итоге зайдёт. А Сонхва переживает, что навсегда один останется, без жены, — послышалось рядом. Февраль повернулась, смотря на унылого Ёсана у кухонных тумб неподалёку. На его правой стороне лица уже расползся приличный синяк, точнее припухшая гематома, к которой он прикладывал чем-то смоченную повязку — явно последствия после смачной оплеухи того здоровяка Билли. Сонхва тогда потерял сознание, и Ёсана уже никто не залечивал. — Ох, и ты в порядке! — Февраль была как-то непривычно для себя воодушевлена и счастлива, и кинулась к нему с такими же объятиями, что ей было вообще не характерно. Ёсан вон тоже не ожидал такого порыва и растерялся, стоя как истукан, но не оттолкнул её. На миг Февраль даже ощутила его смущение и непонятное удовольствие благодаря своей способности, но на непроницаемом лице этой эльфийской няшки ничего особо не отразилось. Она оторвалась от Ёсана, уловив сознанием чужую насмешливую эмоцию, и повернула голову. В дверях стоял Ким Хонджун, с усмешкой таращась на эту сцену. Видок у него тоже был такой себе — уставшие чёрные тени-мешки под глазами, синие волосы торчали в разные стороны, делая его похожим на бездомного оборванца. — И тебе не хворать, — улыбнулась ему Февраль. — Рада видеть тебя целым! — Я тоже рад, что ты очнулась. Но давай с тобой не будем обниматься на радостях, — хмыкнул Хонджун. — Со мной, пожалуйста, без этих телячьих нежностей. — Да я и не собиралась, сдался ты мне, — она вернула ему язвительную усмешку, хотя в их стандартном обмене колкостями не было и тени злобы. Но тут она нахмурилась и нервно обернулась по сторонам, а затем быстро спросила: — Где Чхве Сан? Он оказался в другой комнате со столом посредине. Сана перенесли наверх, в проветриваемую и самую светлую комнату. По словам Ёсана, внизу, в подвале невозможно было находиться — там всё было в крови, и трупы головорезов никто не убрал. Минги и его громила бесследно исчезли, скорее, это было около нескольких часов назад, судя по ощущениям. Ребята быстро проверили себя и местность в округе. Удивительно, но исцеление Сонхва казалось просто чудом — Ёсан и Хонджун пока чувствовали только усталость и какое-то неестественное раздражение, но от былых травм не осталось и следа — ни перелома рёбер, ни повреждения рук, ни головы. Они были практически как огурчики. Да и сама Февраль ощущала себя хорошо. Сонхва закономерно вызывал у них опасения после случившегося — неизвестно, как на нём сказалась загадочная экспериментальная штуковина Минги. Сейчас же он выглядел, да и ощущал себя, как после приличного отравления — его тошнило, он был истощённым и бледным на вид, вымученным, жутко уставшим. Хонджун всё ругался, заставляя его силой лежать и восстанавливаться, а не курочкой-наседкой хлопотать над остальными. Сан всё ещё лежал без сознания, но выглядел относительно неплохо. Ну, не считая толстенной повязки на полголовы до носа. — Вечером попробуем снять и посмотреть, — кивнул Сонхва. — Благодаря моей силе его новый глаз сросся, прижился, а как он будет видеть, и видеть ли вообще — узнаем позже. Глаз этого Рэндалла, или как его там, — действительно уникальная штука, просто клубок сосредоточения метеоритных частиц. У Сана в глазнице буквально артефакт-передатчик, — слабо усмехнулся Сонхва, тяжко припадая на стул. — А остальное? — спросила Февраль, нависая над бесчувственным телом на кровати. — Всё хорошо, — последовал усталый ответ. — Желудок полностью восстановлен после пулевого ранения, как и все гематомы от ударов. Пока его восстановление — это глаз, те же метеоритные частицы и приживаются, и одновременно высасывают много сил. Ему нужно пока лежать. Сонхва не договорил, потому что Сан вдруг глухо застонал, а затем закашлялся. И тут же скривился, морщась от пробуждения и боли. Он заахал, его рука медленно потянулась к голове, ощущая, что на ней нечто намотано и мешает, значит, это надо сдёрнуть. — Не дай снять повязку, пока рано! — тут же прокряхтел Сонхва и сам же закашлялся. — Тш-ш-ш, всё хорошо, не трогай, всё в порядке! — Февраль мгновенно перехватила взлетевшие руки Сана, не давая ему бездумно сорвать повязку с глаз. — Нужно потерпеть, всё хорошо! Ты восстанавливаешься, нельзя снимать! Её голос заставил его выдохнуть, частично придя в себя. Она ощущала его эмоции — Сан был пока дезориентирован, не совсем пришёл в себя, но тут же начал инстинктивно нервничать. — Что? Где я? Что происх… — протянул было он глухим голосом, но тут же вздрогнул всем телом, осознавая, кто над ним. — Фев? Фев! Что с тобой? — Со мной всё хорошо, я в порядке, я цела, — она схватила его нервные руки, прижимая их к его груди своими. Пальцы Сана тут же машинально сжали её пальцы в ответ. — Мы снова в том самом доме, все ребята с нами, нам оказали первую помощь и спасли. — К-кто? — жутко сиплым голосом спросил он. Февраль вздохнула, уже предполагая не самый увлекательный разговор, ведь нужно было поведать ему, что Минги благополучно ушёл от них, и, по факту, он их всех уделал, но и вместе с тем спас. А мог легко сам, в одиночку, уложить всю команду, если бы захотел. Какого-то лешего им повезло, что чего-то не захотел, задумав неизвестное. — Сейчас ты придёшь в себя, и мы всё расскажем, — спокойно сказала она Сану. — Дай себе пару минут, чтобы окончательно прийти в чувства. Им потребовалось чуть больше, чтобы постараться адекватно рассказать о случившемся. Как на остальных напал внезапный подручный Минги — огромнейший здоровяк Билли. И он явно был жертвой какого-то эксперимента: его сила была чудовищна, он играючись вырубил всех, при этом оставался интеллектом на уровне преданной собаки. Впрочем, этот же Минги притащил раненых Сана и Февраль обратно в дом и прооперировал. Конечно, он решил проверить на Сонхва свой препарат, усиливавший в десятки раз способности рошеви. И их целитель Пак буквально совершил невозможное — затянул всем раны, вернул организм в изначальное состояние. А сейчас чувствует себя выжитым лимоном, словно после сложной простуды — абсолютно разбитым. Сан слушал всё молча, едва кривясь. И Февраль ощущала, как в нём меняется целый спектр чувств — от раздражения из-за бессилия происходящего, так и до яростного уныния, что он остался бесполезен и провалялся без сознания всё это время. Февраль же пока внимательно осмотрела его туловище — жутких кровоподтёков как не бывало, а заглянув под пластырь, она не увидела никакого следа от пули. — Потрясающе, — тихо молвила она, невольно скользя пальцами по его голой груди. — Никаких следов! Это могло было быть великое открытие… Если действительно направить его в нужное русло, и у этих таблеток нет побочных эффектов. Вернее, губительных побочных эффектов, — с сомнением добавила она. Все, кроме Сана, посмотрели на Сонхва как-то машинально. Хонджун и Ёсан уже тоже были с ними в комнате старого дома. — Хватит со мной носиться, как с золотыми яйцами. У меня ничего не отросло, я не блюю органами, — простонал тут же он. — Ты похож на бледного мертвеца даже больше, чем Ёсан, — мрачно заключил Хонджун. — Выглядишь, как нарик после завязки. — По факту, я и бахнул не по своей воли чего-то запрещённого, — уныло протянул Сонхва. — Для организма это огромный стресс — моё состояние таким и должно быть. Но, только вернувшись обратно в Файну, можно повести обследование и выяснить, всё ли нормально. — Это понятно, — вздохнул Хонджун, а затем повернулся и скептически оглядел всех. — Ну, так что? Раз все как бы в сознании, так прослушаем вместе послание? — Какое послание? — Февраль повернула к нему голову, присев на кровать возле Сана, который молча замер, как бесчувственная кукла. — Минги оставил это на прощание у входа, — Хонджун в два шага оказался у стола и выложил из нагрудного кармана куртки пакет, в котором оказалась прозрачная коробочка и удлинённый прямоугольный прибор. — Если кто спросит, то да, это реально кассетный диктофон, практически реликвия, — усмехнулся он. — О-о-очень старая штука, ещё до катастрофы считавшаяся динозавром техники. Не знаю, где этот чокнутый его достал, но диктофон рабочий. Он нам целый подкаст записал. — А что в коробочке? — с сомнением спросила Февраль, углядев две голубоватые пилюли через полупрозрачный пластик. — Я, конечно, в сомнении, — скривился Сонхва. — Но, кажется, он оставил нам два последних усилителя, которые применил на мне. Эти, якобы, ещё сильнее. Он говорил, что у него только два образца осталось. Глаза Февраль стали похожи на два огромнейших блюдца. — Он оставил это нам?! — неверяще переспросила она. — Это шутка какая-то? Этот загадочный мужик якобы удирает от какой-то мафиозной организации, украв многолетнюю наработку секретного проекта, биологического усилителя, в который вложены миллионы… а затем оставляет его рандомной группке студентов?! — Да, звучит так, будто нас жёстко наёбывают, — скривился Хонджун. — Эту штуку, — он кивнул на коробку с двумя пилюлями, — нужно досконально проверить, так что не вздумайте просто так их сожрать! — Чего нам их жрать ни с того ни с сего, мы же не сошли с ума? И почему ты смотришь на меня? — скептически решила уточнить Февраль. — На записи диктофона сказано, что это подарок тебе и Сонхва, — без обиняков сообщил Хонджун. — Словно он мечтает, чтобы вы провели на себе эксперимент. Да и вся это запись, это практически для тебя, — кивнул он ей. — Не прямым текстом, конечно, но обращение почему-то именно чаще всего к Февраль. — Ты её что, уже прослушал? — с сомнением спросил Ёсан. — Даже, если она не для тебя? — Ещё бы, первый день со мной знаком, что ли? — хмыкнул ему Хонджун. — Вас пока всех дождёшься, сдуреешь от любопытства! — Тогда давай включай, но без спойлерных комментариев, пожалуйста! — устало улыбнулась Февраль. А затем глянула на притихшего Сана. Она осторожно прикоснулась к его плечу. — Сан, ты как? Голова не раскалывается? Можешь сейчас слушать с нами? — Всё нормально, включай, — глухо прошептал он, едва заметно сжимая пальцы на груди. И Хонджун включил старый диктофон, откуда послышался немного странный звук зажёвывающейся плёнки, пока, наконец-то, говоривший сам не справился с устройством при записи. — Вот же доисторическая хрень! — раздался низкий голос Минги, затем он прокашлялся, а после тихо закряхтел. И продолжил говорить на записи: — Ладно, ребятки… Что у нас тут? Вы скоро очнётесь, и у вас останутся некоторые вопросы. Что ж, дяденька Минги не будет мудаком и что-то поведает напоследок. Вы ведь искали какие-то ответы на вопросы, потащившись ко мне? Что ж… могу чуток рассказать. — Вы были недалеко от истины — я говорю про заброшенный университет Кёнгу, — продолжил он, снова кашлянув. — Как я уже говорил, существовал такой отвратный и кошмарный мужик, как Классье, — Минги глухо хмыкнул в диктофон. — Учёный с амбициями, который когда-то выжил после Великой Катастрофы. Он заразился особым видом мутировавшего гриба после падения метеорита, в результате чего появился новый вид человека — особо нестареющего, но склонного к жажде крови, чтобы получать необходимые антитела и другие особые компоненты. Продолжить род бедняга Классье так и не смог обычным путём, и это стало его навязчивой идеей. Но и экспериментальный путь давался ему тяжко. За всю туеву кучу лет своей грёбаной жизни он смог только воссоздать подобного во мне, а потом в Ёсане. Правда, из-за меня он думал, что младшенького названного сынишку профукал — его якобы уничтожило при одном кошмарном случае, но что это за подстава — это уже совсем другая история. Наш сказ о другом — как слишком длинная жизнь и огромная власть губит даже самые изначально хорошие намерения. Ведь сперва Классье хотел развивать прогресс, но увлёкся и решил поиграть в Бога. Он считал, что обычные люди — тупиковый путь, старое дело. И время уже за новыми людьми — Рошеви, теми, кто чувствителен к радиационным частицам метеорита. Он мечтал развивать способности человека до предела. Но существующая власть этому здорово мешала: закон, регулирующий права и свободы Рошеви, слишком жесток и беспощаден. Когда-то, до Катастрофы, вот так бесправными собачками были обычные женщины, которые смогли выгрызть себе права и свободы лишь через кучу столетий, как прозаично. А сейчас вот Рошеви, более сильный вид, пытается доказать, что тоже имеют право одинаково распоряжаться своей жизнью. — Классье не шёл напролом, — продолжал Минги на записи. Судя по отвратному сёрбающему звуку, он попивал что-то из чашки. Так и виделась эта картина, как он сидит и втыкает в окно этого домишки, лениво разговаривая в диктофон. — Он занимал высокий пост, преподавал лекции в университетах, при этом упорно лез в Конгресс, осторожно наращивания влияние, используя как и связи, как и шантаж, собирая много компромата на других. Он создал свою тайную Организацию из всяких Рошеви, которая была, по сути, одной из сотни многочисленных мафий в столице Файне. Классье был ещё тот трикстер — вредил правительству и одновременно тайно сотрудничал с ними, чтобы пристрастить их к своей помощи. Очень многие эксперименты, заказанные тайно от верхушки Конгресса, проходили в лабораториях Классье. Он заработал безумные бабки на этом. Но в последние года он решил создать новое биологическое оружие, так сказать. Суперсильного солдата, ужасающую разумную боевую машину. Ведь у кого круче армия — тот и прав, если грубо, — хмыкнул Минги. — Классье выкачивал деньги у некоторых политиков на исследования, кормил их завтраками. Но, если честно, у него не получалось задуманное. — Как вы уже догадались, основная лаборатория была под заброшенным университетом Кёнгу в Проклятых землях, — продолжал доктор Сон. — Там тестировалось новое уникальное вещество, на которое так надеялся Классье. Оно делало солдат в разы сильнее, быстрее, с ускоренными и резкими рефлексами, при этом с безумной регенерацией тела. Только… только это работало недолго. Мужчины-подопытные показывали колоссальную силу, но через какое-то время клетки в их телах начинали отчаянно мутировать, превращая их в так называемых монстров, как вам нравится это слово. Но основная проблема была в том, что это вещество так же награждало подопытных психическим дефектом: через время в их мозгах началась настоящая анархия. Простыми словами — психоз, мужчины сходили с ума, теряя рассудок. Это удручало Классье — он бился как мог, стараясь побороть этот, ммм, дефект. В основе созданного вещества были его собственные клетки — подопытные могли залечивать свои ранения очень быстро. Жутко сильный и очень быстрый солдат с невероятной регенерацией — это сказка для любой армии. Только последующая мутация и психоз как-то рушили идеальную картинку эксперимента. И тут мы аккуратно подходим к основному. — Два года назад, — продолжал Минги. — Группа студентов-разведчиков получила сигнал о помощи: якобы в заброшенном университете недалеко от них есть удерживаемые мафией люди. Бравые студентики-военные побежали всё проверять, разумеется. Как прозаично. Февраль ощутила благодаря своей эмпатии, как у Сана от злобы и раздражения всё сжалось внутри. Но внешне он ничего не выказывал — молча и неподвижно лежал на кровати с перебинтованной головой, словно он вообще был в отключке. — Думается мне, — продолжал Минги на записи, — что это было сделано специально. В рядах Организации зрел бунт, желания переворота. Многим не нравились кощунственные эксперименты и античеловечная политика руководства — всё это считали уже перебором. Ведь многие Рошеви вступали на службу к Классье в желании получить равенство в правах, но многие не смогли идти по головам, буквально по трупам ради достижения великой цели. В тот день явно произошла попытка саботажа в подпольной лаборатории. Но, думаю, у устроивших это людей возникли гораздо большие проблемы с многочисленной охраной, чем они предполагали. В тот день там и Классье объявился самолично. Тогда кто-то по рации вызвал на помощь группу мимо проходящий разведотряд из молодняка «Утопии». Якобы для помощи, но по большей части, чтобы они, как пушечное мясо, отвлекли охрану от истинных намерений повстанцев. Перестрелка таки произошла, и манёвр отвлечения удался. И тогда кто-то пронёс в основную лабораторию энергетическую бомбу и взорвал всё к чертям собачьим. Бахнули и многочисленные бочки с селитрой, спрятанные повстанцами на первых этажах университета. В результате здание буквально сложило пополам. Нижние этажи с подпольной лабораторией обрушились глубоко вниз, в подземные заброшенные шахты. Ну а дальше… дальше неизвестность породила много всего. — Классье считается погибшим, — Минги как-то странно вздохнул. — Тело его так никогда и не было обнаружено, впрочем, как и большинства людей, находившихся там. В Организации долгое время был бедлам, ведь они остались без верхушки, без командующего, что привело к последующей борьбе за кресло главного. Но Классье за эти два года так и не вернулся, не показался, не высунулся, поэтому его считают погибшим. Если честно, я тоже, скорее всего, верю в эту версию. Он не тот человек, который будет долго прятаться — его тщеславие и жажда власти не позволили бы ему сидеть в тени. Разведку же пускать в ту местность было тяжело. Сначала пытались унять проблемы с правительством. Те люди в Конгрессе, которые тайком финансировали проект суперсолдат, они скрывали всё от других людей в Конгрессе. Короче, бюрократско-политическая война. Но знающие всё пытались найти какие-то улики под университетом. — Это было сложно. Из-за обвалов в шахту нельзя было так просто отправить кого-то с разведывательной операцией. Всё, что смогли — всё подчистили за собой — все улики и какие-то намёки на секретную лабораторию. Но самих результатов эксперимента, точнее этого вещества, не удалось найти ни единого образца. Классье самолично занимался этим проектом, поэтому формулу никто не знал. Даже я, — казал Минги. — Однако через время выяснился неприятнейший факт — под завалами, глубоко под землёй, в шахтах… что-то осталось. Что-то живое. Тепловые датчики едва засекли крупное тело, не животного. Но поисковые команды перебивали раз за разом. Мы думали, что уцелел кто-то из испытуемых — в тот день как раз проводился новый эксперимент, очень мощный, который не ставил перед собой цель оставить в живых солдата, а планировалось именно посмотреть, какую силу максимально можно получить из обычного человеческого тела. Наша Организация ещё пыталась выловить нечто в шахтах, но отряды из десятков людей пропадали бесследно, раз за разом. Я бы сказал, около ста человек разведки так и не вернулось из шахт под заваленным университетом Кёнгу. В результате, эту поисковую операцию свернули и замяли под видом, что там слишком сильная радиация в тех местах. — Это просто жесть, — не сдержался Ёсан, хмуря брови. — Они столько людей угробили ради того, чтобы найти кусок эксперимента, это же… — Тш-ш-ш! Слушай, потом обсудим! — перебил его Хонджун. — У меня оставались некоторые сомнения, — тем временем продолжал голос Минги на записи диктофона. — Я проанализировал много фактов, остатки записей с раций, вопли всех утащенных в шахты солдат. И затем я понял, что тварь была не одна, а их минимум две. Потому что по чистой случайности нам удалось вернуть кусок тела одного из посланных наших людей. Это была его оторванная рука, и она мне ужасно помогла. Ведь на ней я нашёл два следа чужого ДНК. Первый — кто-то очень огромный, слишком мутировавший, лишь по догадке я предположил, что это частица от солдата Ривалье, который был подопытным в тот самый злополучный день. А вот вторая ДНК… она уже чётко прослеживалась. Изменённая, да. Но небольшой процент совпал с ДНК студента-силовика Чон Уёна. Не мудрено, что я быстро проверил, кто входил в тот погибший отряд студентов при Кёнгу. Но я имел глупость поделиться этой информацией с другим человеком из Организации — с Чон Юнхо, он пока возглавляет поисковых ищеек, здорово поднялся в иерархии после пропажи Классье. — Тот самый из подворотни, — тихо прошептала Февраль. — Помню его, — глухо протянул Сан. — Так или иначе, — вещал дальше голос Минги. — Юнхо тайно начал своё собственное расследование. Он ещё очень молод, совсем сопляк для меня. Но отчаянно хочет напакостить правительству, и даже всему миру. Анархист, а не стратег, короче, — фыркнул доктор Сон. — Будьте осторожны, он может ошиваться где-то рядом. Ладно, я снова заболтался… Перейдём к более краткому рассказу — я не буду вдаваться в подробности, как и что я делал, где лазил, что промышлял. Но я свинтил с Организации, прихватив множество наработок, денег и файлов. Они ещё долго будут меня искать. Я так же отправился на поиски в Проклятые земли для одной встречи и… и произошло невероятное чудо, назовём так. На ровном месте меня поймал ваш блядский Чон Уён! — на записи раздался унылый смешок. — Я его даже не увидел — он сам кинулся на меня, подкарауливая, ведь я опрометчиво отправил Билли по заданию. У меня не было и шансов против него с такой его силой. Он мне чуть ногу нахрен не откусил буквально, — снова последовал злобный смешок. — Уён приволок меня сюда, в этот дом. Он здесь себе базу придумал, или вроде того. Хотя это больше было похоже на то, что он себе берлогу делал, подобие чего-то человеческого, подобие обычной жизни. Если пороетесь в шкафах — там чистые вещи, которые он притарабанил откуда-то. И сухпайка в кухню нанёс. Он реально обживал дом. Только вот… он здесь не мог жить. Не мог долго находиться. Поэтому этот дом — что-то вроде запасного места на всякий случай, который он зачем-то себе делал. У меня также был вопрос, но он не отвечал — мальчишка откуда-то знал меня: кто я, что делаю, чем занимался. Это было странно, учитывая, что в тот день трагедии, два года назад в лабораториях под университетом, Чон Уён был обычным залётным разведчиком-юнцом. Я предполагал, что у него каким-то образом оказались сведения против нашей Организации, потому что… Скажем так, в тот день в университете также был один человек, который втихую собирал компромат на Классье, соответственно, на политиков, замешенных в опытах над людьми. Этот человек должен был передать все данные на всеобщее обозрение… Но не передал за эти два года. Учитывая, что Уён очень много чего знает, каким-то образом понял, кто я… то есть вероятность, что он либо общался с тем информатором, либо получил эти данные. — Ох… нога… твою мать! — вдруг выругался Минги на записи, явно скривившись. Он что-то зашипел и буркнул себе под нос, прежде чем продолжить через пару секунд кряхтения в диктофон. — Уён явно не хотел себя рассекречивать, чтобы за ним не началась охота, чтобы никто не пытался заполучить его биоматериал. Он ведь стал поистине чудом — его мутация была частично обратима: он мог становится жутким, невероятно сильным существом с ускоренной регенерацией, развитыми рефлексами и небывалой силой. Причём потом сам мог вернуться в практически подобие человеческого облика. Это был прорыв! Такого ранее не было. И ведь в него не вводили препарат, скорее всего он получил облучение или дозу от взрыва. Было ещё поразительно то, что он оставался в адекватном сознании, а не бился в агонии свихнувшегося разума. Это ещё одна тайна, и, кажется, Уён что-то знает, почему так происходит. У меня есть догадка, основанная на его обрывках фраз и того, что он ляпнул от злости, когда я специально выводил его из себя. Я понял однозначно — он не может долго бродить по поверхности — его разум начинает со временем дичать, безумие накрывает, как привычная побочка от препарата. Уён делает недолгие вылазки, может, на два дня, может, гораздо меньше, может и больше — этого я не знаю. Я понял одно — он возвращается в шахты, чтобы снова вернуть свой шаткий разум в состояние покоя. И дело именно в мистическом тумане, что находится на самом дне шахт. Там царит особый туман. Непростой — это сгусток огромной силы частиц метеорита, небывалый всплеск силы, превратившийся в здоровенный туман и накрывший всю площадь заброшенного места на самом дне. — Тот мерцающий туман, куда мы свалились, — вновь не выдержал и прокомментировал Ёсан. — Ага, — кинула Февраль, чуть хмурясь. Она хорошо помнила те странные ощущения в мистическом тумане. О да, столько Силы было в нём! Вернее, сам туман и был этой силой — странной, непонятной, холодной, пугающей и очень мощной, что у неё временно пробудились необычные способности, она видела просто так чужие видения прошлого. Февраль сглотнула, стараясь не отвлекаться и слушать дальше монолог Минги: — Уён специально возвращался вниз, — продолжал он. — Частицы силы этого тумана успокаивали его сознание, словно упорядочивали мысли. Его сила приноровилась к другой силе, так он и сохраняет свой разум. Поэтому он не может уйти — Уён буквально привязан к тому месту. К сожалению, пока я не смог проверить те частицы, и явно не скоро это сделаю. Если вообще сделаю — уже не до этого. Я был расстроен, что так поздно увидел великий эксперимент хаоса — Чон Уёна. Классье так бился со своими расчётами, а в итоге суперсолдат получился после великого бадабума и образовавшегося срача, — посмеялся Минги, словно шуточку великую сказал. Он шмыгнул носом и продолжал уже с более серьёзным тоном: — Мне не удалось никак взаимодействовать с ним. У меня много догадок, теорий, но я пока оставлю их при себе. Я уверен, что у Уёна есть какая-то информация, но он не готов ей делиться. Зато я могу с вами поделиться кое-чем другим. Не знаю, как вы там очухаетесь, но завтра, двадцатого числа, у меня должна была быть встреча с одним моим подельником. Собственно, поэтому я и шёл через этот лес, чтобы встретиться с ним через пару дней. Его зовут Ким Сынмин, и он частично работает на Организацию, но скорее, как советчик и учёный, но для меня он всегда был тайным информатором, человеком на моей стороне. Сынмин неплохой мужик, хоть и мутный. Ему также больше интересна наука, чем люди, поэтому он не брезговал за деньги помогать Нижнему городу. Но с ним у меня свои связи и отношения. Он должен был рассказать мне важную весть о планах Организации, поделится догадками, а также у него есть доступ к некоторым моим материалам против Организации и некоторых политиков в Сальте. Я же должен принести ему одну важную разработку. Я оставил её у входа с этим диктофон и таблетками. Вы можете передать красную флешку Сынмину, чтобы задобрить его и заставить говорить. Вы ведь явно отправитесь в назначенное место поговорить с новым информатором. — С хуя ль, ебанатик рыжий?! От не хуй делать! — вдруг очень громко вскрикнул Сонхва, и все остальные тут же машинально дёрнулись от испуга, а затем уставились на него. Бедный Пак чуть не покраснел. — Ой, извините, пожалуйста, вырвалось! Я просто в шоке, что опять куда-то тащиться надо. А где эта флешка для некого Сынмина? — У меня, вот! — Хонджун быстро вытащил её из-за пазухи, показывая на всеобщее обозрение, и с трудом сдерживал смех от внезапного возмущения друга. Сонхва, конечно же, это видел и лишь молча закатил глаза. — … встречались часто, — что-то там произнёс Минги на записи, ведь часть предложения они торжественно прослушали. Голос вещал дальше. — Короче, у нас ним есть код. Вы должны его спросить: «танцуем?», а он должен сказать в ответ «ломаем стену!», а вы должны завершить код фразой «изменим мир — мы партизаны», тогда Сынмин поймёт, что вы реально от меня. — Чего-о, блин? — скривился Ёсан у стола, потирая лоб. — Что за игра в шпионов, бляха? — но на него лишь шикнули Сонхва и Хонджун, мол, помолчи пока. — Вообще Сынмин сейчас недалеко у скал за лесом, я оставил вам маршрут, — продолжал Минги. — Он изучает группу миконидов. Слышали об этих людях? Они добровольно ушли в Проклятые земли, курят и жрут мутировавшую разновидность цветного гриба и получают от этого кайф. Это практически грибная секта, — Минги глухо посмеялся, а затем чуть не закашлялся в диктофон. — Но вообще они безобидные нарики, по сути. Таких раньше называли хиппи, вот и эти грибные обдолбыши шастают по радиационным землям, пропагандируя равенство, ненасилие, любовь и стремление к счастью. И, конечно же, страсть к поеданию галлюциногенного наркотического гриба, подвергшегося мутации. Они сами заражены им — если не видели этих чудиков, сразу поймёте и опознаете. Они похожи на людей с отростками из спор и грибов. Чокнутые, которые сами себя подвергли радиации и мутанизму. Мы называем их миконидами: эти люди, зачастую, не живут больше двадцати пяти лет. Грибы сделали их мозги плавлеными, но эти хиппи достаточно добрые и безобидные, так что не палите по ним, если что. Сынмин будет очень расстроен, ведь миконидов очень мало. Он изучает их феномен и влияние радиационных грибов на организм человека. Сами они не заразные от первых контактов, но сосаться с ними не советую, сколь бы не предлагали, ну и жрать их грибы, разумеется, — при этом рассказе Минги уже Ким Хонджун закатил глаза, но промолчал, пока доктор Сон продолжал: — В общем, это мой финальный вам подарок, — сказал он. — Можете добыть информацию, которая будет много значить для вашего дела. Не хотите — не идите, ничего не произойдёт. Но я надеюсь, что именно с вами мы больше не встретимся, мои птенчики, — голос Минги стал насмешливым, а затем он протяжно зевнул. — Вы слишком молоды и вообще слишком обычны, как граждане, чтобы влезать в разборки правительства и многочисленной мафии. Если что-то узнаете, то… оно вам надо? Впрочем, догадываюсь, что вас так просто не свернуть с пути. Мальчишке Сану не добиться справедливости. Ёсану, подобному мне, лучше не высвечивать, скрывая свои способности. Тебе ведь жить и жить, ты ещё друзей переживёшь. Сонхва, тебе бы развивать свои способности к целительству, ты очень талантлив. Хонджун… хер знает, что тебе сказать, ты мне не сдался, так что прости, Синевласка, — Хонджун при этом его рассказе в который раз повёл бровью, но промолчал. — Ну а ты, Февраль, — голос Минги вдруг на секунду замолк, словно он о чём-то думал прежде, чем продолжить: — Не всегда стоит искать правду. Иногда проще жить как есть, двигаться дальше. Да, я стирал твою память в юности, на то были причины — ребёнок не должен был быть свидетелем чужих непотребств. Я лукавил, что сперва не узнал тебя. И мой совет — остановись и забудь, не светись. Молодой хорошенькой девахе целый мир может быть по зубам, лучше думай о будущем, а не о прошлом. Эти поиски бессмысленны, помяни мои слова. Лучше все думайте, как действительно удрать с континента, так хоть жизнь веселее будет. О да, когда я вас кусал, эту общую мечту у кое-кого я подглядел через воспоминания крови. Хонджун тут же нервно потёр шею и пробурчал себе под нос, что не заметил укусов, точно ли это он? Запись закончилась, и группа молодых людей была в некотором замешательстве. — Мы действительно сунемся это проверять? — с сомнением уточнил Ёсан. — Это должно быть обоюдное решение, — сказала Февраль, осматривая всех ребят. — Мы прошли нехилый путь и не можем так просто забить на важного информатора. Мне важно доказать, принести хоть какие-то доказательства своему куратору, что опыты таки проводились в том месте, незаконные и ужасные. Мы должны выкрыть и разоблачить всех этих тварей до единого, они не могут так просто остаться безнаказанными. — В чём-то Минги был прав, — тихо возразил ей Ёсан. — Мы слишком простецкие ребята, чтобы лезть в подобный адовый котёл. Сможем ли мы тягаться с мафией? — Вас никто не просит с кем-то драться и вступать в борьбу, — покачала она головой. — Мне нужна только информация, вот и всё. Я передам её другим, а те уже должны разбираться. Я понимаю, что мы сейчас как побитые собаки. Для вас это может быть слишком. Я не расстроюсь, если вы не пойдёте со мной, конечно, я пойму. Беда в том, что у нас пока одна машина, мне пешком не… — Воу-воу! Стоп-стоп! — Хонджун тут же вскинул руку, прерывая её. — Это что такое? Что за самовольный сепаратизм, когда мы ещё ничего не обсудили?! — Вот именно! — хмыкнул уставший Сонхва. — Ты реально подумала, что сама пойдёшь? Серьёзно? — Ребята, — Февраль неловко улыбнулась, отводя взгляд. — То, что я делаю — чертовски опасно, я понимаю. И я не хочу, чтобы вы считали, что я буду использовать вас как инструмент, чтобы узнать желаемое. — Но без нас тебе не справиться, — покачал головой Хонджун, и его улыбка уже была насмешливой, но не злобной. — Мы сами подписались на это. Конечно, мы разузнаем всё. Я не думаю, что это какая-то прям западня. Этому Минги нет смысла отправлять нас в ловушку или на убой, — закономерно заключил он. — Было бы логичнее сразу нас прибить, бесчувственных. И вообще не пытаться лечить и спасать. Не скрою, что он не сказал и половины того, что задумал. Он зачем-то хочет хаоса чужими руками. — Вот именно, — глухим голосом отозвался Сан с кровати. Он прокашлялся, заставляя голосовые связки звучать нормально. — Донельзя странный тип. Что он задумал? Чего в итоге добивается? Он поиграл с нами, как с куклами, а теперь так легко выплёскивает информацию и делится опасными наработками с обычными студентами? Пообещайте, что не будете испытывать на себе эту срань, что он оставил! Тёплая рука Сана вдруг нашла руку Февраль на кровати, ведь она сидела возле него на краю матраса. Его пальцы крепко сжали её пальцы. — Пообещай, что не сделаешь такую глупость, — замотанная в бинты голова Сана повернулась к ней, хоть он её и не видел. — Я не собираюсь быть такой беспечной, мы проверим эти капсулы позже в какой-то лаборатории. Это может быть уликой, — сказала ему Февраль. — Не нервничай так. Она ощущала его эмоции — её ответ ни разу не удовлетворил его. Сан до сих пор был в напряжении, а ещё чувствовал себя чертовски бесполезным, как отрезанный ломоть. Они ещё обсудили то, что услышали, всё произошедшее. И впечатлений было море.

***

Нужное число встречи было завтра, и ребята закономерно решили отдохнуть, набраться сил. Конечно, особо ничего не вышло в первый час. Кто-то был на патрулировании, пока его не сменяли. Хонджун до их прослушки диктофона уже прокипятил набранную в озере воду, проверяя её дозиметром и другими приборами, благо, она была чиста, как и прежде, можно было заварить лапшу. Февраль уже упорно помогала ему с водой и кастрюлями, пока Сонхва ушёл осматривать голову Сана и делать новую перевязку. Удивительно, но практически все стали чувствовать себя хорошо. Хонджун всё двигал плечом на пробу, но больше не ощущал перелома ребра. Это просто поражало его, он не мог перестать обсуждать действия препарата Минги. Новые оставленные капсулы, между тем, они поделили на всякий случай — одну пилюлю стал хранить Сонхва, другую — Февраль. Это не очень понравилось Сану, но, как бы, других предложений, поумнее, не поступало. Ребята всё уговаривали Сонхва лечь и нормально выспаться. Он с трудом согласился, но при условии, что напоследок ещё раз осмотрит Чхве Сана. Тот уже даже встал и вроде мог нормально ходить, злясь и ворча себе под нос от мучавшей его повязки на глазах. Февраль, видя, что эта парочка отвлеклась, решила пока втихую поговорить с Ёсаном, который, по словам Хонджуна, зачем-то ушёл вниз, в подвал. Февраль последовала за Каном и не без брезгливости спустилась по лестнице туда, где особо появляться уже не хотелось. Разумеется, никто ничего не убрал, и подвал встретил её тошнотворным запахом, заляпанным кровью полом и стенами, и несколькими жутко разделанными трупами. Она в немом оцепенении снова уставилась на вскрытую грудину Рэндалла Боггса, определяя его по телосложению. Вот так вот: теперь этот придурок лежал тут, как разделанная тушка, хотя хотел вскрыть животы и головы им. — Тебе не стоит лишний раз на это смотреть, — донёсся спокойный голос из-за угла. Из-за шкафчика появился Ёсан. В его руке был пакет с кровью, который он посасывал, как какой-то чудный алкогольный коктейль в баре. — Это что такое? — скривилась Февраль. — Чью кровь ты пьёшь! Здесь явно не было донорских пакетов. Только не говори, что… — она повернула голову, смотря на трупы на каталках. — Угу, — он безразлично пожал плечом. — Добрый старший братик Минги решил оставить мне скромный подарочек — пакеты с кровью для подпитки, ведь я много отдал тебе своей. Он так и написал, буквально оставил записку: «угощайся, тебе нужно восстанавливаться, мой младший вампирёныш». Тот ещё придурок! — фыркнул Ёсан, но всё также лениво продолжил посасывать из пакета. Февраль скривилась, глядя на это зрелище. Всё-таки, это было не совсем нормальным для первого восприятия — парень, пьющий человеческую кровь. — Не можешь привыкнуть? Прости, — Ёсан явно всё понял и слабо улыбнулся. — Я хотел это сделать в одиночестве, чтобы никто не видел. Такова правда моего существования и цена за долгую жизнь. — Да ничего страшного, — отмахнулась Февраль. — Привыкну. Меня другое смущает — ты так беспечно пьёшь неизвестную кровь! А вдруг с ней что-то… не то? Он хмыкнул, не отрывая от неё взгляда. Февраль чуть напряглась, когда Ёсан быстро и машинально облизнул кровавые зубы, и она увидела удлинившиеся клыки. При его не особо эмоциональном лице это казалось жутко. Впрочем, она чувствовала его эмоции — притаившийся голод не делал его сейчас опасным. Ёсан был даже подавлен и апатичен. — Не то, чтобы у меня был выход, — спокойно сказал он. — Я ж не вас буду жрать. А если не утолю эту жажду, то рассудок будет мутиться и звереть. Но ты забыла, я прекрасно различаю кровь и могу сказать примерно, чистая она или нет. Есть ли в ней странные примеси, или наркотики, или алкоголь. Поэтому я не могу пить просто так кого-то в подворотне, это вынужденные меры. Многие люди отвратные на вкус, словно ты дешёвую бодягу или блевотину пьёшь. — Да ты гурман и эстет! — посмеялась Февраль. — А я на вкус точно нормальная, если не секрет? Я не обижусь, если что. — Тебе нечего обижаться, ты очень хороша в этом плане, то есть… — Ёсан кашлянул, поняв, что немного не то сказал. — Я имел в виду, что твоя кровь вкусная и чистая, такое бы хотелось пить всё время, а не вот это! — он кивнул на пакет в своих руках под смешок Февраль. — Женщины вообще, зачастую, вкуснее. Поэтому в больницах, когда я скупал по-чёрному у медсестёр донорскую кровь, то был доволен, когда мне доставалась женская. — Знаешь, если прям вдуматься, то это звучит достаточно по-маньячески, — усмехнулась Февраль. — Вот это «женщины вкуснее». Прям как начало жуткой истории про серийного психопата-убийцу. Ёсан захлопал глазами, глядя на неё и втыкнув. Кровь в трубке из пакета зависла, ведь он перестал её тянуть. Его щёки вдруг слегка покраснели — это было очень видно на бледном лице. — Да я не то имел в виду! Точнее то, но не совсем так… — замямлил Ёсан. — Не хотел пугать! Женщины просто чистоплотнее, их кровь чаще обновляется, поэтому… Я не маньяк, не извращенец, я так ляпнул… — Ох, ну ты чего? — улыбнулась Февраль. — Я ж сама пошутила, я не считаю тебя извращенцем. Наверное, — на этот раз она хохотнула. — А-а-а, ясно, — растерянно протянул Ёсан, втыкнув в пол. Юморок он явно не оценил и продолжил стоять, как истукан. Февраль нахмурилась, ощущая его рассеянность и какое-то уныние. — Эй? — она сделала шаг ближе, подходя к нему вплотную, и слегка погладила его по плечу. — Ты как вообще, боец? — Сейчас напьюсь и буду абсолютно здоровым, физически со мной всё хорошо, — Ёсан странно глянул на её руку. Февраль ощутила его эмоцию смущения и поспешила убрать ладонь, она всего лишь хотела его поддержать. — Я не про это, — покачала она головой. — Ты же знаешь, я чувствую чужие эмоции очень ярко. Тут, конечно, все в этом доме сейчас унылые, — закономерно заметила она. — Но сейчас я спрашиваю тебя, ведь вижу, точнее, чувствую твоё состояние. Не отнекивайся, — поспешила сказать Февраль, видя, как он приоткрыл рот. — Ты вдруг узнал, что этот Классье считается погибшим — тот монстр, что заразил тебя. Что мучил тебя, держал в плену и подвергал, по сути, пыткам в заточении. Такое не забывается, хоть и прошло уже много лет. Ты вправе злиться и нервничать от нахлынувших эмоций из-за воспоминаний. А вдобавок такой стресс получить, ещё и напороться на ещё одного такого же, как ты. Только более безумного и странного. — Не переживай, — прервал её Ёсан. Его брови едва заметно нахмурились. — Я справился раньше, а сейчас так подавно. Если этот Классье, урод, что обратил меня, мёртв, то я спокоен. Остальное — не важно. Тебе не зачем беспокоиться, я безопасен. — Да я не боюсь тебя, — покачала она головой. — Я действительно искренне спрашиваю и переживаю. Ты ведь не такой безэмоциональный кремень, каким хочешь казаться. Ёсан поджал губы, смотря в сторону, но не на неё. — И каково это? — вдруг спросил он. — Чувствовать чужие эмоции постоянно? Разве это не утомительно? Разве ты не будешь ближе принимать всё к сердцу, так ярко ощущая чужие чувства? Я не особый любитель людей, но даже я понимаю, что, скорее всего, ты сильнее пропускаешь через себя чужие страдания. Разве это… не истощает? Теперь Февраль отвела взгляд, несколько не ожидав неудобного вопроса. — Есть такое, — отмахнулась она в нарочито-равнодушном тоне. — Это действительно утомляет, и мне тяжело находиться в большом скопище людей. Голова жутко гудит опосля. Поэтому я предпочитаю уединение, одинокое времяпрепровождение. И как бы эгоистично и сволочно это не звучало, но с грустными и страдающими людьми тяжелее находится, их эмоции воспринимаешь острее, и сама потом не можешь чего-то успокоиться. Хотя это всегда помогает понять лучше человека, ведь ты знаешь, каково ему сейчас. Палка о двух концах, иными словами. Если честно, поэтому я стараюсь ни к кому не привязываться, чтобы самой не потеряться. — Твоя способность — дрянь редкостная, если честно, несмотря на преимущества, — заключил Ёсан, а затем нечаянно слишком громко сёрбнул из пакета, высасывая остатки крови. — Цена сомнительная. — Да твоя цена тоже не ахти, — хмыкнула она в ответ, смотря, как он облизывает кровавые зубы. — Прости, — посмеялся Ёсан, стараясь отвернуться и утереться рукой. — Мне бы всякие извращенцы явно бы не платили за просмотр того, как я ем. — Ты плохо разбираешься в извращенцах, — мрачно улыбнулась в ответ Февраль. — Если бы ты ещё в своих руках держал красивую дамочку и томно её посасывал на камеру, думаю, ты бы обогатился на просмотрах. — Фу, — только и сказал Ёсан, посмеиваясь. На миг они замолкли, чего-то одновременно и синхронно завтыкав на труп на дальней каталке. — Ох, я такой бред только что подумала… — не сдержалась и сказала вслух Февраль. — Какой? — тут же с любопытством спросил Ёсан. — Да вот… Мысль такая в голову пришла… Власть зачастую развращает, богатые и приевшиеся роскошью часто начинают искать удовольствия в извращениях. Интересно, как же питался тогда этот древний и злой учёный Классье? Зуб даю, он любил как-то по-особому пить кровь. — Думаешь, он устраивал оргии и кровавые вечеринки? — хмыкнул Ёсан. — Я бы не удивился. — Да я бы тоже, — Февраль меланхолично кивнула, — наверняка вот он любил томно женщин посасывать в сомнительных местах, разных позах и в провокационном виде. — Фу, — поморщился Ёсан, откладывая пакет. — Хотя я уверен, там было много чего перепробовано. Они скривились, глянув друг на друга, а затем тихо прыснули со смеху. Февраль ощутила, как он расслабился с ней, но некоторые страхи и сомнения всё же его напрягали, не отпускали. Он то и дело странно на неё поглядывал. — У меня вырос рог на лбу? — не выдержала и пошутила она. — Нет, — Ёсан покачал головой, явно понимая, что она вновь считала его эмоции. — Так чего ты такой нервный? — Мы были так долго все без сознания, в руках у загадочного психопата, — тихо сказал он. — Кто знает, точно ли он с нами ничего не сделал? В тебе сейчас куча моей крови. — Потому что мне нужно было переливание крови, а у тебя была походящая группа и резус. С Хонджуна вот напитали Сана, — сказала Февраль. — Ты же сам слышал Минги. Он посмеялся с твоих опасений. Если бы заразить через кровь было так легко, то этот Классье давно наштамповал бы себе не стареющую армию. А за столько лет у него лишь двое получилось после многочисленных попыток. — Да, я понимаю, я стал слишком мнительным, — вздохнул Ёсан. — Всё равно проверимся, как только окажемся обратно в городе. — Ещё бы, тем более стандартная проверка после посещения Проклятых земель у нас обязана по протоколу, — Февраль склонила голову, призадумавшись. — А ты вообще можешь отравиться через чужую кровь? Заразится чем-то? Ты говорил, что чувствуешь изменения в крови? — Вероятно, что вряд ли, — он пожал плечом. — Моё тело регенерирует быстро, я даже не болею. Никаких тебе сезонных простуд. Предполагаю, что всякие вирусы через кровь для меня бесполезны, — Ёсан примолк, а затем с сомнением глянул на Февраль. — Ты предлагаешь снова тебя укусить, чтобы посмотреть, ощущу ли я нечто иное? — А-а? — она аж растерялась на миг, вылупившись на него в ответ и захлопав глазами. — Вообще я просто так ляпнула, не подумав, но ты хочешь проверить? — лукавая полуулыбка дрогнула на её губах. — Не то, чтобы прям хочу, но можно попытаться — узнать или проверить, — как-то не очень уверенно сказал Ёсан, скрещивая руки на груди в явно искусственной позе. — Если ты не против и не боишься, конечно, — попытался схохмить он. Но Февраль уже ощущала его скрытую эмоцию, прячущуюся под другими, — жадность и голод. Он и сам боялся признаваться себе в низменных желаниях, но пока организм не успел насытиться и по привычке требовал ещё кровушки. Это как с обычной едой — с голоду ешь и ешь, не сразу понимая, что обожрался. А насыщение приходит минут через пятнадцать. Вот и Ёсан не прочь был укусить её — у него чесались десны, язык бездумно скользил по заострившимся зубам под губами. Февраль подумала об аналогии — это как мужчине сто лет без отношений предложить развязный секс, и он с радостью согласится. А Ёсан, вопреки мнимо хладнокровному образу, с удовольствием бы попил вкусную кровь, отданную добровольно, а не добытую насильно и впопыхах от брыкающейся жертвы в его удушающей хватке. — Ты действительно сделаешь глоточек, чтобы проверить? — спокойно спросила она, делая вид, что думает только о деле, а не двойственности этого действия. — Ну, да… — неловко протянул Ёсан. — Можем просто проверить, если не боишься увидеть воспоминания друг друга. — За этот день мы столько узнали, что вряд ли нас что-то удивит на сегодня, — меланхолично отмахнулась она. — Ладно, давай. Быстрая проверка — выпей немного, только немного. Мне нужна ясная голова. На этот раз ты должен сдержаться, понятно? Ёсан кивнул, всё ещё неверяще глядя на неё. Ей-богу, собственные ощущения и его личные восторженные эмоции были такие, словно она ему переспать с собой предложила. Он не показывал ничего на своём лице, но Февраль просто считывала этот фонтан бушующих чувств в нём благодаря своей способности, и это даже веселило. Стейк разрешил голодному зверю его попробовать. — Я быстро, — зачем-то сказал Ёсан, голос его стал сиплым от предвкушения, он вновь по-звериному облизнул зубы, что не очень вязалось с его миловидным, обманчиво безмятежным лицом. Февраль сама не знала, на кой это делает, зачем сейчас соглашается в подобной ситуации. Не плохо было проверить, что он скажет по вкусу её крови. Но если честно… была у неё такая тёмная сторона и тяга в себе. Когда ей было или морально плохо или она слишком нервничала, была выбита из колеи от произошедшего, то зачем-то искала боли. Боль отрезвляла её. Она была не то чтобы способом наказания, самобичеванием, а некоторым рычагом, стопором, который возвращал её в привычное русло, в здравый поток мыслей и эмоций. Боль будто встряхивала и ставила мозги на место, заставляя голову перезагружаться. И ей сейчас хотелось избавиться от навязчивых мыслей, заставить себя взбодриться, а не раскисать после услышанного. Ёсан, ведомый своим низменным желанием, которое он упорно подавлял, уже уверено шагнул к ней, его руки потянулись к её плечам, а затем он осторожно прижал Февраль спиной к шкафчику у входа в подвал. — Я осторожно, — тихо сказал он, отбрасывая её волосы на левое плечо, а с правого потянул кофту, вначале дёргая за бегунок, раскрывая, а затем обнажая шею и часть ключицы. — Вообще я хотела дать тебе запястье, — Февраль немного растерялась от его прыти и такой внезапной инициативе. Обычно Ёсан контролировал эмоции и был очень сдержанным, но когда дело касалось халявной крови, он резко превращался в какого-то доминирующего мужика. Вот и сейчас он буквально вжался в неё своей грудью, придавливая к шкафу в какой-то двусмысленной позе. — А-а? — Ёсан на миг растерялся, глянув ей в лицо, но тут же сжал плотно челюсть. — О, запястье гораздо больнее, поверь. На шее укус моментально заживает от моей слюны, и я так быстрее что-то увижу, это будет в разы менее мучительно. Ну да, не самый эстетичный способ, — мрачно усмехнулся он. — Но я практически сыт, я буду осторожен. — Ой, давай! — отмахнулась Февраль, сама диву даваясь, что они это делают. Это было максимально странно… ну и ладно. Она лишь развернула лицо в сторону, сильнее выгибая шею ему на встречу. И тут же непроизвольно слишком глубоко выдохнула, когда сильные пальцы крепче вдавили её тело в дверцу шкафа. Ёсан буквально вжался в неё всем телом, одна его рука оказалась на её затылке, оттягивая голову, а краем глаза Февраль увидела, как к ней склоняется зубастое лицо. Она лишь затаила дыхание, ожидая укус, и удлинившиеся клыки Ёсана плавно вошли в её горло, прокусывая тонкую кожу. Февраль непроизвольно зажмурилась, а затем услышала едва различимый стон удовольствия у своего уха — хищнические инстинкты брали своё. Но Ёсан не успел отпить приличного глотка, вдруг замирая. Но среагировать не успел на внезапно несущуюся на него опасность. — К-какого?!! — только и раздалось возле них — такой взбешённый и яростный возглас. А затем Ёсана схватили за загривок и отшвырнули со всей силы назад. Февраль испуганно выдохнула и моргнула два раза — от несколько парализующего вещества в слюне Ёсана она немного зависла, мозг догнал происходящее с замедлением, через две секунды. И вот она в панике видит перед собой Сана, который с перекошенным от ярости лицом отшвырнул Кан Ёсана на грязный пол. Февраль снова моргнула, машинально хватаясь за ранку на шее. Но перед ней действительно стоял Сан. Обнажённый по пояс, в одних штанах и ботинках, чалму из бинтов на голове уже сняли, и сейчас один его глаз украшала самодельная повязка из куска кожи, под которой торчал сложенный и чем-то смоченный бинт. Второй же глаз сейчас нервно уставился на Февраль. Сан выдохнул и резко схватил её руку, отдирая от шеи в сторону, и этот единственный карий глаз приковался к её ранке на горле. — Что за?!.. — он резко развернулся, смотря на Кан Ёсана, который уже мгновенно подскочил на ноги, буквально изгибаясь, как какой-то кот. От взгляда не укрылся его чуть окровавленный рот и несколько удлиненные клыки. — Да мать вашу!!! — взревел Сан. — Ты что, блять, такое?! Ты что хотел с ней сделать?! — Сан! Сан, успокойся, это не то, что ты подумал! — Февраль вздрогнула и кинулась к нему, ощущая его клокочущую ярость и всплеск бешеного гнева. Но остановить его не получилось — Сан мгновенно увернулся от её змеиных касаний, выдирая свою руку из её хвата. Он уже кинулся на Ёсана, хватая его за шею и явно намереваясь удушить. Тот быстро обхватил его запястье своими ладонями, пытаясь сбросить удушающий хват, но это оказалось не так легко. Парней буквально понесло в стороны, и они сбили собой каталку с грязными инструментами. Всё попадало на пол с огромным грохотом. — Прекрати, сейчас же! — заорала Февраль, видя назревающую серьёзную драку. Сан на эмоциях явно решил добить Ёсана, а тот не мог ничего сказать из-за чужих пальцев на своём горле, но и не хотел дубасить только оклемавшегося парня. Они буквально зашвыряли и затолкали друг друга по подвалу, ударяясь об грязные шкафчики. Благо, на вопли Февраль и шум от упавших инструментов тут же примчались Сонхва и Хонджун. Они сразу кинулись разнимать дерущихся. А точнее обхватили Сана, стараясь уволочь его прочь. — Сан, пожалуйста! — простонала Февраль, пытаясь отдышаться. — Давай поговорим.

***

— Охренеть, не встать! — только и процедил сквозь зубы Чхве Сан после быстрого рассказа о жизни Кан Ёсана и рассказа Минги в подвале во время исцеления ребят. Скрывать уже не было смысла про их кровавого напарника. Даже ещё плохо реагирующий спросонья и с замотанной головой Сан на кровати во время прослушивания диктофона сразу обратил внимание на странные слова доктора Сон Минги об Ёсане, уловил скрытые смыслы и взял себе на заметку. Он всё-таки был очень прозорливый и догадливый, этот Чхве Сан, неладное подмечал мгновенно. После того, как Сонхва снял его бинты с головы и осмотрел заживающую глазницу, тот напрягся, что Февраль ушла куда-то в подвал. Чутье подсказывала Сану, что есть ещё какая-то тайна, и он явно впечатлился, когда спустился вниз и увидел престранную и жутковатую картину, как зубы Ёсана вонзились в плечо девушки. На эмоциях, Сан сразу бросился рвать и метать, ведь только недавно, по сути, пережил сомнительное приключение в лесу, считая, что потерял свою напарницу. А сейчас он ходил туда-сюда по гостевой комнате домика, из стороны в сторону, словно раздражённый дикий волк в клетке, который в плохом настроении ходит из угла в угол. Как-то так и было — Сан совершено был не рад узнать о таких способностях Ёсана, что у них в группе пацан с потребностью к чужой крови. Ещё и посмевший «своего» укусить! Одно было хорошо — самочувствие у него резко улучшилось: Сан не ощущал дискомфорта в теле, точнее ранения от пули и следов от избиения как не бывало — исцеление Сонхва было просто идеальным. Пока была только проблема с глазом: по сути, у него в глазнице сейчас прижился новый глаз-артефакт, как сосуд с частицами силы метеорита, и от внезапных новых ощущений и эмоций голова Сана раскалывалась. От того он был закономерно злой и раздражённый, сейчас нервно мельтеша перед сидящими ребятами из стороны в сторону. Видок у него был ещё тот — он так и ходил полуголый, в одних штанах, а повязка на глазу закрывала большую часть правой половины лица, отчего Сан был похож на какого-то угрюмого бравого пирата из старых книжек людей до Катастрофы. — Ох, Мироздание, Сан, ну хотя бы оденься! — скривился Хонджун на задрипанном диванчике, смотря на его хождения из угла в угол. — Нет сил смотреть на твои голые сиськи перед носом! Они, конечно, хороши, как и весь твой прелестный стан! — он насмешливо вскинул руку, обводя в воздухе силуэт крепкого накаченного торса Чхве Сана. — Но это сильно отвлекает. И не злись ты так, мы не могли так просто это рассказать. Каждый имеет право на личные тайны. — Тц-ц! — злобно цыкнул Сан. — Конечно, не могли! Ничего такого — утаить важную информацию от того, кому спины и жизнь доверяете. Один я тут, как лох, получается, не знал этого? — он развернулся, смиряя всех свирепым взглядом одного покрасневшего глаза — от напряжения и внутричерепного давления у него лопнуло пару капилляров. — Может, есть ещё какая-то сокровенная тайна, о которой мне следует знать? Или я нечаянно узнаю об этом в очередной бредовой ситуации?! — Ты в праве злиться, но должен и нас понять, — устало сказал Сонхва, потирая переносицу. Вид у него был изнурённый — под глазами пролегли нездоровые тени от истощения. — Эта не та информация, которой делятся просто так. Мы защищаем своего друга. — Я тебе уже десять раз повторил — это не заразно, это не передаётся через кровь, — в тон ему уныло протянул Ёсан. — Мы всего лишь решили проверить на вкус, есть ли иные странные примеси в её крови… — Я, блять, за вас рад! — гаркнул на него Сан, вскидывая руку. Он плохо контролировал злость. — Но вы не могли найти иное время и способы это проверить?! Я не могу переживать за всех! — План действительно был очень сомнительный, — Сонхва всё хмурился и хмурился — у него явно раскалывалась голова от их склок и ора. — Этот Минги перелил Февраль кровь Ёсана для её спасения, а теперь Ёсан попытался немного отпить обратно из неё кровь. Ну не бред? Что за круговорот крови в нашей миленькой маленькой команде? — Ничего не случилось. Ты должен успокоиться, — Ёсан сам пытался не взбеситься вновь, сохраняя ледяное спокойствие. — Я больше этого не буду делать сейчас, честно. — «Сейчас?» — саркастически перекривлял его Сан. — То есть, ещё «потом» будет, да? — Ну, прекращай уже, — взмолилась Февраль, тоже сидящая с унылым настроением на диване и слушая эти возмущения. — Теперь ты в курсе этой тайны, и сохрани её, пожалуйста. Мы же с ним взрослые люди и знали, что делали. Сан остановился и зыркнул на неё практически возмущённо. Его ноздри широко раздувались, и он явно хотел ляпнуть словцо покрепче, но сумел сдержаться. Надолго его выдержки не хватило, и он злобно прошипел: — Да что с тобой такое?! Тебе так хочется сдохнуть побыстрее?! Ты всё время беспечно лезешь на рожон в самую гущу опасности — явно никаких инстинктов самосохранения. — Ты забыл? Я работаю информатором, — безэмоциональныи тоном ответила ему Февраль. — Такова моя работа и судьба — рисковать ради сведений. Информаторы всегда мрут, как мухи, ради правды. Я не скрывала, что на многое пойду, чтобы разузнать что-то. Какие претензии? Чего ты так всполошился? Тебе не должно быть дела до рандомной девчонки, с которой ты временно в команде. — Но мне есть дело! — гаркнул Сан, практически прокричал, и яростные нотки звенели в его голосе. Хонджун и Ёсан уставились в другую сторону, выпятив глаза мол, мамочки, что происходит, но мы не влезаем. Сонхва нахмурился, втыкая в пол. — Как мне не может быть дела?! — Сан опасно оказался рядом, но не перешагнул границу личного пространства. Он нависал злобной горой, испепеляя Февраль молниями из одного глаза. Его лицо перекосилось в раздражённом бешенстве. — Я же не робот какой-то! Я человек! Конечно, мне не всё равно! Мы чуть не сдохли вчера в лесу, я был уверен, что это наш конец! Что я снова никого не защитил, всего лишь неудачно напоровшись на группу психопатов! Ты думаешь, мне легко это?! Это я потерял из-за неопытности целую команду в одиннадцать человек! А потом смотрел, как тебя пытают на моих глазах! Как ты истекаешь кровью и едва двигаешься! После этого ты говоришь, что мне не должно быть дела до происходящего?! После этого ты даёшь себя беспечно кусать какому-то кровососному оборотню?! — он злобно махнул рукой в сторону Ёсана. Тот явно хотел возмутиться, что никакой он не оборотень, но потом закрыл обратно рот, решив промолчать. — Сан, — устало вздохнула Февраль, чуть раздражённая его истеричным выпадом. Его слишком ощутимая для неё ярость напрягала — поэтому она так не любила наёмников, ведь их психика быстро расшатывалась, превращая их в нестабильных личностей. — Я понимаю твоё возмущение. Ты разнервничался, не ожидав увидеть такую картину. Но ты стал слишком лично всё воспринимать. Наша работа опасна, мы все на это подписались, зная, что нас ждёт трудный путь. Ты сам говорил о возможном плохом финале, что нужно быть готовым ко всему, в итоге сам остро реагируешь на любую стрессовую ситуацию. — Стрессовую? — скривился Сан. — А ты не пробовала быть менее беспечной, не пытаться умирать там? — Я не виновата в том, что случилось в лесу, — холодно ответила она, испепеляя его взглядом. — Как и ты, как и никто другой. Но прекрати вот это — читать нотации. Я не слишком дорожу жизнью, мне важнее узнать правду, чем остаться в живых — просто уясни это. — Это меня и пугает! — оскалился он. — О себе не думаешь, подумай о других! Как будут они чувствовать себя, глядя на твой труп! — Переживёшь, мы не друзья, за мной плакать точно никто не будет, — холодно ответила Февраль. — Позволь мне самому решать, что я буду чувствовать! — вновь рявкнул Сан. — Тебе, может, и срать на наши чувства, но каждому из нас это нанесло бы непоправимую травму! И я не хочу больше видеть напрасные смерти! — Я тоже не хочу больше видеть напрасные смерти, — спокойно ответила она, смотря на него исподлобья. — Не хочу видеть и знать, что где-то проводят опыты над Рошеви просто так. И никто не пытается им помочь. Я вот хочу им помочь. Никто другой не пытается особо, как видишь. И если для этого, для вскрытия правды, нужно рисковать жизнью — то цена в одного человека не так страшна, как возможность спасти десятки других. Сан открыл рот и тут же закрыл, таращась на неё. Его единственный глаз быстро бегал в глазнице, сканируя её непроницаемое лицо. Он злился, ярость в нём клокотала, выливаясь наружу. Наверное, Сан и сам плохо мог сформулировать причину своей вспышки агрессии. Впрочем, Февраль, считывая его эмоции, понимала первопричину, но сама раздражалась от его мнимой заботы, которую он пытался распространить на всех без спроса. Наверное, он сейчас хотел прокричать «да пошла ты!», но вместо этого сцепил до боли собственные зубы, что аж их скрежет стал слышен всем. Сан громко фыркнул, развернулся на пятках ботинок и быстрым шагом вылетел прочь из комнаты. — Ты куда?! — только и воскликнул Сонхва, вскидывая руку и роняя обратно на своё колено. Через секунду входная дверь в дом громко бахнула, когда её с яростью захлопнули за собой. — Ещё и полуголый на улицу попёрся! Только встал с кровати, дурак! Сонхва поднялся, распрямляясь. — Пиздня! — выругался он, а затем скривился. — Простите, вырвалось. — Тебе надо прилечь, бро, — Хонджун смерил его хмурым взглядом. — Ты должен отдохнуть, — он перевёл взгляд на примолкнувшую Февраль, от которой буквально исходили мрачные лучи уныния. — Что с тобой, а? Ты, конечно, права, что он не должен играть в наседку, мы все шли на эту опасность, зная, чем рискуем. Но, блин, Февраль, — Хонджун на секунду примолк, явно думая, как сформулировать мысль. — Ты слишком переборщила — он только очнулся после сомнительного происшествия, он жутко переживал. Как бы Сан ни корчил из себя крутого, но тяжело воспринял ситуацию. Я всё ещё помню его состояние после гибели команды, когда не раз находил его пьяным и побитым в какой-то подворотне. И ведь он искренне был бы разбит, если с тобой что-то бы случилось. Как и мы. Мы не сухари, мы такие же люди с сердцем. Мы переживаем один за одного в своей команде. И ты — теперь тоже часть команды. Не смей говорить, что мы все расходный материал друг для друга. — Я знаю, Джун, знаю, — тихо сказала Февраль, но на него не смотрела. — Я ведь так не считаю. Просто не привыкла быть зависимой от команды. Я боюсь этого чувства — когда кто-то заботится обо мне. Оно меня раздражает, я не хочу, чтобы ко мне привязывались. — Ты действительно странная, — вздохнул Хонджун. — Не уверен, расскажешь ли ты, что это за травма такая? Но одно скажу — тебе не стоит бояться так сильно дружбы. В нашем мире она, наоборот, ценнейшая вещь, гораздо более крутая вещь, чем всё влияние и деньги мира. Она бы поспорила этой наивности, но не стала. Февраль вздохнула и медленно поднялась с дивана, отряхивая ноги от несуществующей пыли. — Ты куда? — нервно спросил Ёсан, который сидел поодаль с потерянным выражением лица. — Я пойду поговорю с Саном, извинюсь, — сказала она. — Мы оба вспылили. Не переживайте, на этот раз я постараюсь не довести его до бешенства, — она наигранно усмехнулась, видя тень сомнения на лицах ребят. — Лучше приготовьте ужин, который мы не доделали. Еда всех делает чуточку добрее. — Ну, хоть это я могу, — мрачно отозвался Ёсан, поднимаясь следом. Он посмотрел на остальных своих друзей. — Я считаю, что Сонхва надо насильно уложить отдыхать. Может, связать его, чтобы не брыкался? — пошутил он. — Я тоже уже так думаю, — оскалился в язвительной эмоции Хонджун. — А то его не уложишь и на секундочку. А выглядит уже, как восставший из ада с этими чёрными тенями под глазами. — Ой, всё! — простонал Сонхва, отмахиваясь от них. Февраль слабо улыбнулась, слушая их игривые перепалки. Всё-таки они были хорошими ребятами, и она привязалась к ним за этот месяц. Но сейчас её думы сосредоточились на другом. По пути она схватила мужскую куртку с дивана. Она вышла во двор и быстро обнаружила Сана, сидящим в открытом кузове синего пикапа. Он сгорбил спину и таращился в одну точку. Повязка на одном глазу не давала ему детального обзора, и ему пришлось полностью повернуть голову через плечо, чтобы посмотреть на подходящего к нему человека. Сан смерил её мрачным взглядом одного покрасневшего глаза, а затем молча отвернулся обратно, так и продолжая сидеть с опущенными руками между ног. Февраль спокойно обошла его и внаглую примостилась рядом, усаживаясь сбоку в не самом широком проёме кузова. Их плечи не соприкасались, но были в опасной близости друг от друга. Она ощущала его эмоции. Ярость поутихла от холодка лесного воздуха, на смену пришла разбитость и мрачное уныние. Но куртку он не взял, продолжая молча втыкать впереди себя. Он злился — и на неё, и на самого себя, не зная, как совладать с этими эмоциями. — Прости за мои слова, я не хотела обижать тебя, — сказала Февраль, также смотря вперёд. — Я не привыкла, что за меня трясутся, это пугает меня. Поэтому я всегда одиночка — не умею работать в команде, хочу эгоистично делать своё дело без переживаний. Мы всё-таки разные. Я избегаю ответственности за других, потому что это принесёт мне боль. Ты принимаешь эту ответственность, но также страдаешь за других, если что-то не получается. Но ты не виноват ни в чём — прекрати постоянно винить себя. Это я и хочу сказать — я понимаю твои чувства, поэтому не хочу ни с кем связываться. Это тяжело — знать, что ты не можешь всех спасти. Но мы всего лишь люди, мы не можем быть всесильными, как бы нам ни хотелось. Происшествия с другими не делают нас виноватыми. Это жизнь, к сожалению. Так что не вини себя, пожалуйста. — Думаешь, ты понимаешь меня? — мрачно хмыкнул он, но Февраль быстро ответила: — Да, понимаю, — и, видя его нахмурившиеся брови, с лёгкой усталой улыбкой напомнила: — Я же чувствую эмоции людей, я говорила. И сейчас я очень ярко чувствую твоё состояние. Удивление вспыхнуло в открытом глазу Сана, но он быстро нацепил на лицо непроницаемую маску. — Ах, да, — монотонно протянул он. — Ты говорила. И что? Опиши тогда, что ты видишь? Точнее, какой эмоциональный портрет перед тобой сейчас предстал? — он хмыкнул, и смешок его был полон саркастической иронии. Но Февраль видела и ощущала, что это напускное. Сейчас она, в противовес ему, стала очень спокойной. — Тебя всегда гложет мнимое чувство вины за плохое лидерство, — сказала она. — Это как комплекс отличника, синдром спасателя, если очень грубо выразиться. Ты хочешь спасти всех и вся, тебе тяжело, если в твоей команде кто-то погибает. Ты воспринимаешь всё близко к сердцу. Ты очень сильный, как воин, Сан. Очень. Да, ты отличный воин, но ты отвратительный солдат из-за своей чувствительности. — Ам-м… Ну, спасибо, что ли, — мрачно хмыкнул он, втыкая в какой-то камень перед ними. — Лучшая характеристика для меня, как для лидера. — Это было сказано не с целью оскорбить, — отметила Февраль. — Это просто факт. Быть чувствительным и переживающим за других — неплохо. Просто быть хорошим человеком представляет трудности в нашем нынешнем мире — это морально тяжелее. Ведь поэтому ты такой — не можешь справиться с клокочущей яростью внутри себя. Имеешь колоссальные физические силы, но в итоге всё равно теряешь людей. Это ведь несправедливо, да? Но эта чёртова жизнь, она всегда несправедлива. Происшествие два года назад сильно подкосило тебя, ты чувствуешь вину, считая себя плохим лидером. Но ведь это не так, — она бегло глянула на него, но Сан не повернулся, продолжая удручённо втыкать в одну точку. — Ты ведь и за меня испугался, — уже более мягким голосом сказала Февраль и почувствовала сразу, как он чуть напрягся. — Ты испугался, я знаю. Испугался повторения ситуации, что снова придётся пережить вину за глупо потерянную чужую жизнь. Я чувствовала все твои эмоции тогда в лесу. Твоё отчаяние, когда меня кромсали ножом. Тогда и мне тяжело было смотреть на тебя и видеть твои мучения. Это чертовски ломает психику. Мне действительно жаль, что ты пережил опять эти кошмарные эмоции — ужас вновь потерять члена команды. Но ты не должен так остро принимать всё к сердцу — я тоже не хочу, чтобы кто-то носился со мной, как с принцессой, я сама отвечаю за себя. — Я бы пошутил про сильную и независимую, — сказал Сан, как-то странно вздохнув. — Но тут явно дело в чём-то другом, чем пытаться доказать, что ты всё можешь сама. Я не сомневаюсь, что ты дашь фору многим. Но твоё равнодушие к своей жизни меня поражает. — Это не равнодушие, — чуть заметно улыбнулась Февраль. — Но речь сейчас о тебе, а не обо мне. У каждого есть свои триггеры и больные точки. Я повторю тебе ещё раз — ты ни в чём не виноват, ты не должен считать себя плохим лидером. Есть множество ситуаций, в которых человек ничего не может контролировать, и это так. И это произошло. — Ты меня пожалеть пришла? — мрачно усмехнулся Сан. — Я снова был жалок. Мы чуть не сдохли в лесу. И нам снова нелепо повезло — нас спас кто-то другой, как и в шахтах. Но везенье рано или поздно заканчивается. — И что плохого в везенье, пока оно есть? — Февраль пожала плечами. — И ты не был жалок, Сан. В шахтах ты быстро разобрался с чудищами, потом отстреливал того огромного мутанта с щупальцами от ударов по другим. Ты и мне тогда минимум два раза голову спас, оттащив в сторону. Блин, Сан! — Февраль усмехнулась, потирая лицо. — Ты реально спас меня кучу раз за эти пару дней. Что от Уёна забрал, что потом сам забил этих головорезов в лесу, будучи раненым и избитым. А их было в разы больше! Не говори, что ты жалок — ты сделал невозможное, превосходя свои способности, превосходя любого обычного человека. Я не зря уговорила тебя вступить в команду — ты уже пару раз нашу шкуру спас. Не тебе загружаться о бесполезности. Через пару лет ты вообще станешь непобедимым на таком опыте, — улыбнулась она и легонько толкнула его плечом в плечо. Сан тихо хмыкнул себе под нос, чуть пошатнувшись. — Если доживу, — мрачно сказал он. А затем вдруг потянулся к ней и взял из её рук большую куртку. — Больно? — участливо спросила Февраль, заметив, как он чуть скривился, когда выгибался и надевал куртку на обнажённый торс. — Как ощущения? Ранение ещё чувствуется? — Какие-то странные, будто фантомные ощущения, — на удивление спокойно ответил Сан. — Но это не беспокоит. Туловище, я имею в виду. Голова гудит и раскалывается. Ощущения очень странные. Я бы убил сейчас за чашку кофе. — Мы видели там траву а-ля чай на кухне, но я бы не рисковала пить что-то неизвестное в Проклятых землях, — усмехнулась Февраль. — Прости. Но выглядишь практически хорошо. Повязка придаёт тебе какого-то брутального шарма, — пошутила она. — А до этого я был миленький, или что? — усмехнулся в ответ Сан. Он загадочно глянул на неё, а затем вновь отвернул голову. — Ты действительно видела в шахтах кусок моего воспоминания? — вдруг спросил он. — Про мою мать? — Да, — кивнула Февраль, чуть нахмурившись — неожиданно он свернул русло разговора, конечно. — Как и говорила, я не знаю, как это получилось. По словам Минги, туман там необычный, он источник силы. Я стала видеть в нём чужие воспоминания. У Уёна возвращается сознание и адекватный разум, ну относительно. Там какая-то чудная аномалия… Но я очень сомневаюсь, что это в итоге не опасно для организма. На пару секунд они примолкли, повисла некоторая пауза. Они оба таращились на тонкий цветок, колыхающийся на камне на ветру перед входом в лес. — Я чувствую, что ты погрустнел, — Февраль первая нарушила тишину. — После упоминания про мать. Я не хотела влезать в твоё личное. Это вышло само. — Всё нормально. — Нормально или не нормально, но я ощущаю, что тебя это напрягло. — Твоя способность ощущать чужие эмоции поразительна, — Сан мимолётно поджал губы. — От тебя действительно ничего не утаить. А я всегда думал, что отличаюсь прекрасным контролем эмоций на лице, — кривая усмешка дрогнула в уголках его рта. — Ты реально хорошо контролируешь лицо для других, по тебе так просто не считать, что ты думаешь. Если бы у меня не было способности к эмпатии, я бы вообще не понимала твои действия и эмоции, причины поведения. Так я хоть могу понимать тебя, чувствовать твои проблемы… Что? — она глянула него, видя, как он странно на неё посмотрел, хмуря брови. Февраль чувствовала его удивление. — Это слишком, да? Поэтому я скрываю эту способность. Она может создать много проблем. И люди будут избегать меня из-за неё. Не то, чтобы мне от этого было грустно, но сомнительный факт. — Почему? — спросил Сан. — Почему ты так думаешь? Точнее, зерно правды в этом есть. Но наша команда точно не из таких. — Ох, не знаю. Пока не знаю, — фальшиво усмехнулась она. — Любые люди не любят, когда влезают в их личное, копошатся в их голове. А, считывая эмоции, я здорово считываю самих людей. Они бояться тех, кто может видеть их, как открытую книгу. — Я не боялся бы, — зачем-то сказал Сан, втыкая вновь впереди себя. — Это же прекрасно, когда кто-то может просто понять тебя, твоё состояние. Ведь иногда очень сложно сказать всё словами через рот, излить то, что на душе. Иногда это невозможно и страшно, и ты никогда не решишься. Но эмпатия может понять, что у человека действительно на сердце. Это же дар! — То ли дар, то ли проклятье, — тихо хмыкнула Февраль. — Ты первый, кто так говорит. Сан повернул голову, осматривая её. В наступающих сумерках, с повязкой на лице он немного становился похож на хищную птицу. — У тебя до этого не было друзей, ты ни с кем не делилась этим? — зачем-то спросил он. — Родные не знают? Как и те девчонки в Академии, Брин и Таша? — Брин и Таша не знают. Родителей у меня нет, как и у большинства рошеви после Великой Гражданской войны — это частое явление, — спокойно сказала Февраль. — Один человек знает, кто помогает мне с работой, он же будет расстроен, что столько людей сейчас узнало то, что я скрывала с детства. А что до друзей… я специально пыталась не заводить их, чтобы не подвергать опасности. Ведь решила быть информатором. Мне всегда было тяжело делиться с кем-то очень личным. Я всегда знала, что многие поддержат, даже те же Таша и Брин, но тут уже проблема не в них, а во мне. Мне трудно делиться своими переживаниями. Я себя чувствую так, словно нагружаю человека, заставляя всё это выслушивать. Да и не хочу, чтобы обо мне беспокоились. Это нечестно по отношению к друзьям, я понимаю, ведь они всегда со мной советуются, делятся переживаниями. Но ничего с собой поделать не могу. Я хочу уберечь их. Общение — это тяжело. Иногда от переизбытка эмоций я ими будто… кхм… как это сказать? Будто заражаюсь этими эмоциями. — Перенимаешь чужие эмоции на себя? — уточнил Сан. — Не совсем так, но ближе к истине. Я сочувствую чужой боли, но она бьёт сильнее по мне. В компании какой-то беззаботной хохотушки за столиком напротив мне становится легче — положительные эмоции чуть разгружают психику. Иногда я даже сижу в парке среди каких-то мамочек. Ощущая их нежность к детям в колясках, я чувствую себя живее. Ведь сама я вряд ли способна на глубокие чувства. — Ты явно драматизируешь, — скептические нотки скользнули в голосе Сана, впрочем, незлобные. — Твоя способность необычайна, но ты точно не сойдёшь с ума. Но это не значит, что стоит специально делать себя изгоем, чтобы ни к кому не привязываться. У меня нет способности к эмпатии, но я понимаю, что ты имеешь виду. Терять кого-то больно. И мы оба тяжело переживаем это. Просто ты совсем уходишь в панцирь, чтобы потом не чувствовать возможную несправедливую вину от утраты. Февраль молчала, смотря в другую сторону. Она не нашлась, что сказать, не хотела ворошить старые темы. Сан чего-то ждал, но поняв, что сейчас не дождётся, вдруг заговорил сам: — Ты уже видела часть моей сомнительной истории детства, — сказал он, а затем примолк на секунду, и Февраль ощутила, как он сомневается прежде, чем продолжить. Но всё же решил сказать: — Отец у меня что был, что не был. Мать сошла с ума, в конце она переставала узнавать меня, постоянно то избивая, то душа. Отец тайком продал её сомнительным людям на опыты и органы, как я понимаю. И как я потом выяснил через пару лет — долго не протянул сам. Пьяный в стельку, нахвастался деньгами в дешёвом баре в Нижнем городе, а затем получил нож в живот в подворотне, когда посеменил домой. Если честно, тогда это всё сказалось на его ребёнке не лучшим образом. На мне, то бишь, — Сан слабо дёрнул уголком губ в подобии мрачной ухмылки. — Спустя какое-то время я сам стал не лучше — был мелким хулиганом, занимаясь грабежом и нападением за деньги. Пока одна сволочь не отправила детей за взятку поискать кое-что в Проклятых землях. Мы пролезли тайком, но нас перебило и разорвало две мутировавшие твари. Всех до единого, кроме меня. Я сумел выжить и чудом забить двух опасных мутантов. Только вот… Я остался один, а трупы моих ребят лежали перед моими глазами. — Оттуда всё пошло, всё началось? — поняла Февраль. — Желание всех спасти и боль от того, что не можешь защитить кого-то? — Возможно, — Сан равнодушно пожал плечами. — Меня нашёл и забрал один командир спецотряда, он же и занимался моей подготовкой, наседая, что я должен стать военным, развивать силу, данную природой. В целом, так и случилось. Он был хорошим мужиком и много дури выбил из моей головы, взращивая ответственность и стремление к тренировкам. Таких бы отцов детям, если честно, и мир был бы лучше… Но и он был не всесильным — погиб от обычной пули вовремя одной облавы мафии в Нижнем городе. Мне было грустно — благодаря ему я быстро пробился в разведкорпус, но потерял взрослого друга, старшего братца, по сути… Что я хотел этим сказать? Хорошие люди должны быть в нашей жизни, они делают нас лучше и заставляют нас видеть свет. Так же, как и моя бабушка когда-то, — Февраль ощутила от него тонкую, едва уловимую нотку печальной тоски. — Она спасла меня в детстве, тайком сбежав со мной из дома, когда мафия забирала маму. Отец ведь и от меня хотел избавиться, но мы долго прятались. Бабушка была уже старенькой, но окружила меня действительно теплотой и заботой, — Сан неожиданно мягко улыбнулся. — И она показала мне бескорыстную любовь и нежность взрослого к ребёнку. Она научила моё сердце не черстветь и оставлять в нём место хорошим людям. Жаль, что её быстро не стало, ведь такие люди как она, держат на плаву других, заставляя не терять свою человечность. Февраль снова промолчала, растерянно втыкая в свои руки, сложенные на бёдрах. Давно она так ни с кем не сидела, легко откровенничая о чувствах. Ведь ощущала их и так. Но он сформулировал их словами, и это… было по-другому. — Ты расскажешь? — вдруг спросил Сан, нарушая очередную затянувшуюся паузу между ними. — Расскажу что? — не поняла Февраль, бегло глянув на него. — О себе. У тебя есть ещё какая-то тайна, ведь так? — просто сказал он. — Почему этот Минги стирал тебе память в детстве? Зачем? Ты не замечала этого? Точнее, что-то замечала, ведь сейчас что-то ищешь. Что за сестра? В ней вся суть? — Ммм, — Февраль зависла, не зная, что сказать. Этот вопрос застал её врасплох. — Вроде того… всё из-за сестры, да. Я ищу пропавшую сестру, которая как в воду канула — никаких сведений о ней, никаких особо зацепок, словно она испарилась. Сомнительные слухи и домыслы заставляют меня предполагать, что она связалась с очень плохими людьми. И теперь я подозреваю, что она в той загадочной Организации, раз этот Минги о многом осведомлен. Только я так и ничего не узнала, по сути, этот учёный специально про неё не говорит. — Ты не думала… — Сан скривился, решая, как сказать. — Что твоя сестра добровольно работала на мафию, раз не выходит на связь? Ты ж не наивно веришь, что её помимо воли заставляют работать? Или я глупости говорю, и ты что-то знаешь? — Конечно, я думала об этом, не наивное дитя, — мрачно сказала она, не глядя на него. — Но я должна во всём удостовериться сама, лично узнать. И есть многие… кхм… аспекты, по которым я предполагаю, что она специально оборвала связи, чтобы её не нашли. — Извини, что сейчас скажу это, — впрочем, тон Сана сбыл вовсе не смущающимся. — Но это странно. Я не буду скрывать, что сразу навёл о тебе справки после того, как ты со странным предложением подсела ко мне в таверне с мороженым, — на этих словах Февраль равнодушно пожала плечами, мол, я так и предполагала. Сан, тем временем, быстро продолжал: — Твоя биография особо не выдающаяся, обычный рядовой рошеви, не вызывающий подозрений. Разве что два года отсутствовала в Академии, вечно каталась где-то отдельно, помогая отделу правонарушений в органах внутренней разведки Файны, но простым рядовым сотрудникам. Сирота, как часто случается с молодыми рошеви. Несколько раз меняла семьи. Последний раз жила с некой тётей, хотя вы не особо общаетесь. Только вот… никакой сестры и других родственников у тебя не наблюдалось. Никаких записей об этом. Февраль Бетраш — единственный ребёнок у Дитрих Бетраш по документам. — Да-а… — только и протянула она, видя краем глаза устремлённый на неё ожидающий взгляд. — По документам — да… Да и так… Её никто не помнит, Апрель. Никто не помнит и не знает о её существовании. Только я. Такой никогда не существовало ни по каким документам, с таким именем и моей фамилией. И многие раньше считали, что у меня крыша поехала, что я выдумываю себе несуществующую сестру, ведь никто никогда её не видел. Но я не псих, — Февраль нервно тряхнула головой. — Апрель была, она всегда была. И исчезла. Теперь молчал Сан, но он ждал. Спокойно и уверенно, сидя рядом в кузове пикапа, и она ярко ощущала его эмоции. Ему было чертовски интересно, но он не давил. Сан уважал её личные границы, хотя не любил скрытность в команде. Февраль не привыкла кому-то доверять, но сейчас понимала, что этот никогда не сдаст. Впрочем, на это ей было наплевать — она просто не общалась с людьми, не делилась сокровенным. Что же её дёрнуло поделиться сейчас? Наконец-то услышать мнение со стороны? Или впервые кому-то выговориться? — Я не помню, как всё началось, — начала она. — Я практически не помню лица отца, я была слишком мала. Кажется, на нас напали в доме, какие-то там грабители. Отца зарезали на месте. Мы с мамой и старшей сестрой смогли сбежать и уехать. Я была очень мала, и только через пару лет осознала, как это было странно — мы уехали и почему-то не взаимодействовали с полицией. Почему-то стали жить вообще в другом городе и особо ни с кем не общались, зачем-то сменили имена, а это очень трудно, вообще-то, и власти спокойно пропустили Рошеви без документальной волокиты. Спустя года, я поняла, как не замечала странные детали, как мама учила не общаться с незнакомцами, сразу убегать, где-то прятаться, ничего не рассказывать о себе. И почему вообще у нас вдруг поменялась фамилия по документам. Я не сразу поняла, что во мне проснулась способность к эмпатии. Я слишком ярко стала ощущать эмоции и матери, хотя на её лице вечно было нечитаемое выражение. Но она постоянно чего-то боялась, постоянно. А потом опять случилась трагедия. В наш дом снова ворвались какие-то люди. Меня спрятали в тайном углублении в полу, где я в страхе просидела какую-то бойню. Звуки были ужасные — лязг, ор, крики матери, умоляющие оставить их в покое. А затем… — Февраль шмыгнула носом, хотя её лицо оставалось беспристрастным. — Затем дверь тайника открылась, и надо мной склонилось лицо сестры, всё окровавленное и бледное. «Нам пора уходить, немедленно», — сказала тогда Апрель, помогая мне выбраться. А затем потащила прочь из дома. По пути я увидела семь трупов незнакомых мужчин, а в коридоре… маму с открытыми глазами и ножом в шее… Апрель тщетно пыталась закрыть мне глаза, утаскивая наружу. Я ощущала её эмоции — она была напугана не меньше меня. И даже в жутком отчаянии — какая-то боль разрывала её сердце, и почему-то чувство вины и истерики, когда она смотрела на нож в горле мамы. Но она с холодной решимостью волокла меня, затолкала в машину и увезла прочь, хотя у самой ещё прав официально не было, ей тогда ещё и восемнадцати не исполнилось. Очнулась я уже в приюте, и куча сердобольных женщин сочувствовала, что моя мать умерла от тяжёлой болезни. — От тяжёлой болезни? — переспросил Сан. — Угу, — мрачно ответила Февраль. — Они повели меня на похороны попрощаться с ней, умершей от рака. Только в гробу лежала неизвестная мне женщина, я видела её впервые. А меня, причитающую, что это какая-то ошибка, уволокли прочь. Они решили, что у меня психическое расстройство после смерти матери, а потом я увидела нечаянно оформленные документы — так я стала вдруг сиротой, дочерью некой Дитрих Бетраш, хотя мою мать звали Галатея. — Что? — Сан удивлённо вскинул бровь, слушая этот рассказ. — Кто-то сделал эти липовые документы? И зачем? — Я не знаю зачем, но явно Апрель, — продолжила Февраль. — Она была слишком умна, не по годам сообразительна. Она пришла ко мне той же ночью, пробралась в комнату и разбудила. Тогда она мне рассказала странную историю. Мол, мама и папа влезли в огромные долги и перешли дорогу мафии, очень серьёзно напортачили. Поэтому из мести их решили найти и убрать. Поэтому мы скрывались. Увы, родителям не повезло, но она, Апрель, теперь защитит свою сестру. Только я ощущала её чувства уже тогда, благодаря постепенно развившейся способности, и она лгала о чём-то. Февраль прикусила нижнюю губу, вздыхая. — Она здорово напугала меня тогда, — продолжала она. — Но я очень любила старшую сестру, она была для меня незыблемым авторитетом. Мне казалось, что Апрель всегда знала, что надо делать и как поступать в любой ситуации. Поэтому я безоговорочно доверилась ей, будучи ещё такой мелкой. Она сказала, что отныне мне придётся принять новую личину, иную личность, став Февраль Бетраш. Тогда в бреду, когда меня положили на кровать в приюте, я вещала неосознанно всем, что меня зовут Февраль, так они сразу и записали, и Апрель тяжело было это исправить. На самом деле, и это не наши настоящие имена. Апрель изначально звали Тереза, но мама чего-то просила не называть так себя. Тогда мы в шутку в детстве начали обращаться один к одному по месяцам своего рождения, так это как-то закрепилось, приелось и стало именем нарицательным. Я — Февраль, сестра — Апрель, мама — Май. По-другому мы не обращались друг к другу, это стало нашими именами в кругу семьи, — она улыбнулась, несколько печально, вспоминая какие-то моменты их прошлого. — В общем, — Февраль быстро опомнилась и продолжила свой рассказ. — Апрель сказала, что из мести мафия ещё может попытаться нас убить в назидание другим, поэтому придётся прятаться. Они слишком сильны и озлоблены. Она конкретно запугала меня, а потом сказала, что теперь, для блага друг друга, мы должны быть разделены. Для меня это были самые ужасные слова — я страшно плакала и ощущала, как её сердце сжимается от боли, когда она утешала меня в своих объятиях. Но в своих решениях Апрель была всегда железной и нерушимой. Она просила меня принять новую личность, став сиротой некой Дитрих Бетраш, так и повелось. Я не знаю, осталась ли она для всех Апрель, но вряд ли вернулась к имени Тереза. У неё и так было третье имя по официальным документам. Она просила меня никогда не рассказывать о ней, чтобы «плохие» люди не вышли на неё через меня. И какое-то время я в это верила. — Странное случилось сразу, — продолжала Февраль, — как только я уснула после долгого разговора с сестрой, в эту же ночь случился страшный пожар. Я очнулась, отчаянно кашляя, уже на улице — кто-то вытащил меня за шкирку. Я не видела лица, но ощутила эмоции — Апрель спасла меня, выволок сонную наружу, а сама скрылась после этого. А здание полностью сгорело, и было много жертв. Лишь потом, через несколько лет, подросши, я сопоставила факты, что погибли в приюте все те люди, которым я кричала, что это не моя мать в гробу, что я не та, кем они меня считают. Все свидетели моего отказа… сгорели. — Как-то удачно, — с сомнением заключил Сан. — Угу, — кивнула Февраль. — И дальше часто происходило подобное. Я осталась одна, и несколько раз меняла приёмные семьи. Вначале Апрель тайком навещала меня, и каждый раз настаивала на том, чтобы я ничего никому про неё не говорила. Она даже заставила меня скрыть родной цвет волос, выкрашивая его в чёрный. Это настолько вошло в привычку, что с детства я не помню, как выглядела раньше. Приёмная семья просто считала меня бунтаркой, которая постоянно где-то крадёт краску. — Ты не чёрная? — Сан искренне удивился, смотря на длинную копну её несколько разлохматившихся волос. — Серьёзно? Какого они тогда… — Рыжие. Вроде рыжие, — усмехнулась Февраль. — Никогда б не подумал. Ты как родная в этом цвете. — Знаю. Я привыкла к чёрному, он как моя душа, — усмехнулась она. — Идеально подходит. — Сомнительная шутка, — скривился Сан, а затем зыркнул на неё одним глазом. — А что было дальше? — Странные вещи, — с сомнением сказала Февраль, чуть покачиваясь в кузове. — Апрель вдруг поняла, что у меня есть склонность к эмпатии, не знаю, как. Это почему-то сильно испугало её и расстроило. Она всё время твердила, чтобы я никому об этом не говорила. Но это я понимала и так, боясь последствий. Но она также всегда настоятельно просила не развивать это, не поощрять в себе. Как будто я знала, как это вообще можно развивать! — хмыкнула Февраль, но снова продолжила с мрачным нотками в голосе: — Я чувствовала её состояние, и это пугало меня. Апрель всегда улыбалась, но ей было страшно. Грустно, одиноко. Она была очень несчастной, и это разбивало мне сердце. Я просилась уйти вместе с ней, помогать ей во всём, но она упорно отказывалась. Затем она исчезла надолго, очень надолго. И впервые я не выдержала и пыталась о ней что-то разузнать. Я знала, что она жива — нам часто подкидывали в ящик неподписанный конверт с деньгами. С приличными деньгами. В школе мне постоянно «везло» — я то выигрывала оплату местным кружком от какой-то благотворительной организации, то в конкурсах почему-то побеждала на ровном месте и меня брали в бесплатные поездки. Я была не настолько хорошего мнения о себе, здраво оценивала свои способности и понимала, что кто-то часто продвигает меня в жизнь под липовыми предлогами, но в меру. У меня даже есть открытый счёт, на котором скопилась приличная сумма денег от анонимных пожертвований. Я не смогла вычислить, откуда пришли деньги. А затем снова стало происходить странное. Я нечаянно узнала, что нелепо погибли две медсестры, которых я как-то опрашивала, ища зацепке по сестре. И исчезли мужчины из таверны, торгующие информацией, у которых я тоже пыталась что-то разузнать. Поэтому мне стало боязно кого-то втягивать в это — люди частенько пропадали, если я пыталась как-то найти Апрель. — Ты думаешь, это она делала? — тихо просил Сан. — Не знаю. Возможно, — также тихо ответила Февраль, поджимая губы. Один её ноготь нервно драл кутикулу на другом пальце. — И однажды она появилась посреди ночи. Просила прекратить её искать. Она занята слишком важными делами, а мне бы пора научиться жить, как самостоятельная единица. Она приходила ещё пару ночей, и тогда я как-то поняла, что это практически прощание. Апрель будто любовалась мной, но я так явственно ощущала её чувства. Ей было так плохо, так невыносимо плохо. Внутри её будто всё разрывало, и ей отчаянно хотелось поплакать на моём плече. Но она лишь улыбалась, хотя внутри неё разрывалось сердце. От этого плохо становилось мне. Это было тяжело. А ещё я понимала, что она специально уберегает меня от чего-то, но сама во что-то вляпалась. И мне было невыносимо, что я ничем не могу помочь. Словно она клала свою свободу и жизнь на жертвенный алтарь ради меня, разрешая существовать спокойно, обеспечивая меня. А я в ответ лишь смотрела, как она мучается в неизвестной агонии. А потом она и вовсе пропала, совсем бесследно. — Тогда началось ещё нечто странное, — через секунду продолжила Февраль, вздохнув. — Апрель больше не приходила ко мне тайком в подростковом возрасте. Но через какое-то время она стала мне сниться. Во снах она снова пробиралась ко мне ночью в окно, обнимала и тихо пела песенки, а затем плакала в моих объятиях. И я ощущала её жуткое одиночество. А затем я просыпалась, и сон становился таким размытым. Иногда мне чудилось, что мужская рука во сне ложилась на мой лоб, а затем приходило беспамятство, и эти сны становились отголосками эха в сознании. Но вскоре и это прекратилось. Уже давным-давно, пару лет этих снов нет. Только вот теперь, после встречи с этим Минги, я думаю, что это не было снами. Его руки кажутся слишком знакомыми… — Ты думаешь, что сестра приходила к тебе, а потом доктор Сон следом стирал память? — изумлённо спросил Сан. — Или он что-то подчищал, что могло указать на вашу связь? — Кто знает? — Февраль меланхолично пожал плечами. — Я вспомнила ещё одну странность. Я опрашивала кого-то, ища зацепки о сестре. А через время эти люди ничего как будто не помнили, а потом говорили, что меня видят впервые, и я что-то напутала. А сейчас мне кажется, что один проходящий мимо силуэт теперь кажется мне знакомым. Какой-то высокий мужчина с капюшоном по нос прошёл мимо меня в больнице, где я что-то искала. Всего лишь прошёл мимо, но всё моё естество ощутило нечто странное от него… Но теперь его пухлые губы кажутся знакомыми. Как у этого доктора Сон Минги, которого мы намедни повстречали. Я знаю, что для дела всегда нужны факты и доказательства. Но чутьё ещё никогда не подводило меня. Этот Минги однозначно знал мою сестру. И всё, что я хочу — это найти её, и наконец-то узнать правду. — А что, если этот Минги прав? — вдруг спросил Сан, хмуро втыкая вперёд. — Что, если эти тайны лучше похоронить? Ведь не зря она так упорно скрывается от тебя? Что если ты скомпрометируешь её? — Возможно, — равнодушным тоном ответила Февраль. — Но ты бы бросил поиски, если бы это был там твой брат или другой родственник, важный тебе? Оставил бы всё, как есть? В неведении? — Нет, — честно ответил Сан, без обиняков. — Я бы тоже искал правду и пытался бы вытащить из болота важного человека. По крайней мере, для начала я должен был бы убедиться, что помощь таки нужна ему, а не он сам добровольно делает какую-то срань. Я понимаю тебя всецело. — Да, вот и я о том же, — вздохнула Февраль. — Я не хочу больше, чтобы кто-то заботился обо мне, жертвуя собой. Я не хочу больше быть причиной страдания другого, даже из благих намерений. Поэтому я не хочу, чтобы меня любили люди. Я не хочу, чтобы ужасы продолжались, какие-то там жуткие опыты над людьми. Я хочу положить этому конец. Хоть как-то внести свою лепту в благое дело. Я помню все чувства сестры — и её боль, и одиночество разрывали мне сердце. Я не хочу, чтобы кто-то снова страдал из-за меня. Я хочу найти её и попытаться помочь. И помочь другим. В шахтах я чувствовала состояние Уёна — и это было жутко. Он тоже невероятно страдал от боли. Физическая стала душевной, и это напомнило мне о сестре. Я не хочу, чтобы это продолжалось. Теперь моя очередь заботиться о благом и хорошем, помогая другим, а не смиренно принимать судьбу чужими руками. — Ты выбрала странный способ для своей цели, — заключил Сан. — Я не против отправиться на новое дело, что-то разузнать. Ведь я тоже ищу справедливости, тоже хочу, чтобы все подонки ответили за то, что случилось под университетом Кёнгу. Но мне бы хотелось, чтобы ты… не была такой беспечной и не пыталась умереть. Тогда в лесу… — он осёкся, но она успела прочитать ему чувства. Тогда он испугался и был в отчаянии. И снова почувствовал укол вины. — Ты не виноват, — в который раз повторила Февраль. — Без тебя я бы уже пару раз погибла. Возможно, сейчас тебе это чертовски польстит, но я рада и безумно довольна, что заполучила в команду такую боевую машину. Это невероятная удача. Ты мой бриллиант. Сан не сдержался и улыбнулся, рассматривая колени. — Вот теперь узнаю знакомые нотки, — хмыкнул он. — Видишь в людях выгодный товар для себя и маниакально желаешь им воспользоваться для дела. Не со зла говорю, но ты явно разбираешься в нужных людях. — Как ты неприкрыто похвалил себя, — усмехнулась она в ответ. — Ну, я всё же скромник. Остальные тоже хороши. — Не скрою, это правда, Минги вон как увлёкся нашим Сонхва, — посмеялась она. — Явно хотел его забрать себе и счастливо тискать в своих лабораториях, всовывая в его щёчки всякие огромные пилюльки. — Ну, у нас ещё есть Синячок, который найдёт что угодно, всё разузнает и всё украдёт, — усмехнулся Сан. — А теперь ещё наша Феечка оказалась кровосисей — попивает чужую кровушку и через неё видит видения. Тот ещё союзник. Но, кстати, Фев, — он развернулся, чуть склонился к ней, утыкаясь плечом. Февраль лишь приподняла бровь, глядя в единственный глаз Чхве Сана, которым он с насмешкой смотрел на неё, так близко склонившись к её лицу. — Я без шуток говорю, — его рот растянулся в наигранной маньяческой улыбочке. — Я против попивания крови в нашей команде, как бы вы не доказывали, что это не заразно. Я оторву Ёсану голову, если увижу ещё раз подобное. И тебя по-хорошему предупреждаю, милочка. Не в мою смену, пожалуйста. Поняла? Что на это скажешь? — Сан премиленько ей улыбнулся, но был больше похож на незадачливого психопата. — Ммм, — протянула Февраль, одаривая его такой же фальшивой улыбкой. — Скажу — пошёл ты со своими приказами. — Ммм, сильная и независимая пробудилась, — промурлыкал Сан с хищным огоньком во взгляде. — Ммм, маленький сексистик снова на связи. — Вот так проявляй заботу о команде. И тебя на хер пошлют. Ты смотри, Фев, мне может такое даже понравиться. — Так и знала, что ты латентный, по хуям всяким у нас. Поэтому тебе так не нравится девчонка в команде. Не знаешь, что с ней делать. — Пупсик, ты сейчас договоришься со своим элитным флиртом, и мне придётся научиться с тобой что-то делать. Наказывать солдат за неповиновение меня тоже учили, если что. — На горох коленями поставишь? Или профилактическая порка ремнём? — деловито уточнила Февраль. — На тебя, неженку, и лозины тонкой хватит, — насмешливо фыркнул Сан. — Ну попробуй, одноглазик. Впрочем, ты выбрал вилку в глаз, значит, возможно, не такой уж и латентный голубчик. Мои искренние извинения. Ты же знаешь шутку про вилку? — Знаю, — мрачно усмехнулся Сан, не сводя с неё взгляда. — Ты как всегда — очень милая стерва. — Спасибо. — Это был не комплимент. — Всё равно спасибо. Они как-то резко перешли от душевных излияний до привычного обмена колкостями, специально подначивая друг друга. Как ни странно, но это разряжало обстановку и почему-то становилось легче, от такого дешёвого обмена сомнительными фразочками. Настроение у Сана значительно улучшилось — Февраль это чувствовала и сама невольно улыбнулась. — Я… хотел спросить, — Сан чего-то замялся, но всё же не сдержал любопытства. — Если это тоже не секрет, конечно. Ты сказала, что у вас были другие имена с рождения. Апрель была Терезой. А как тебя звали с рождения? Февраль растерялась, не ожидав подобного вопроса. Вообще, она даже порой забывала это имя, ведь больше никогда его не использовала. Только когда-то очень давно, в далёком-предалёком детстве, а так она всю сознательную жизнь была «Февраль». — Клер, — сказала она, сама диву даваясь, как странно звучит это имя, когда-то данное при рождении, но уже абсолютно позабытое. — Клер, — зачем-то протянул Сан. Он о чём-то задумался. И Февраль вдруг зависла, потому что завис Сан, который как-то странно уставился на её рот, а возможно, прям на губы. Он зачем-то рассматривал их, а потом глянул прямо в её глаза. На три долгие-предолгие секунды между ними образовалась странная тишина, они молча пялились друг на друга, сидя так плотно в пикапе, чуть ли не соприкасаясь плечами. Февраль вдруг ощутила странную, непонятную эмоцию от него. Какую-то… да нет, вряд ли романтическую от этого сухаря. Очевидно, эта её мысль отразилась во взгляде, потому что ноздри Сана тут же широко раздулись, и он сам медленно отвернулся и отпрянул чуть подальше, как бы невзначай вращая плечом. — Кстати, — сказал он, склоняясь к земле и подбирая оттуда небольшой камешек. — Насколько ты чувствуешь чужие эмоции? Точнее, насколько далеко ты можешь ощущать эмоции по расстоянию? Близко находясь возле человека, совсем вплотную? Или почувствуешь что-то, если кто-то будет прятаться неподалёку, например, сидя за заборчиком на террасе дома и подслушивая твои разговоры? — По-разному, — ответила она. — В основном мне надо находиться на расстоянии пары метров. Но очень сильные чужие эмоции, порой, я могу ощутить издалека. Но ты хочешь сказать, что мне не показалось, да? Я хотела уточнить, что мне чудится чужое любопытство в тройном размере неподалёку, значит, меня не глючит? — Неа, — ответил Сан, разминая в замахе руку, — они там сидят уже пару минут, походу, и явно слышали историю про твою сестру. Он резко развернулся и пульнул камень в дом, прямиком в поручень заборчика. Тот смачно влетел в деревяшку, отсекая пару щепок. А следом раздался вскрик. Это Ёсан с перепуга отшатнулся и тут же завалился назад, опрокидывая Хонджуна, а тот, разумеется, добил своим телом Сонхва, пригвождая его к полу. — А-я-яй, не хорошо подслушивать, — усмехнулся Сан, вставая с кузова и идя к дому к этой кряхтящей упавшей троице. — Шпионы из вас такие себе, — мрачно заключила Февраль, поспешая следом. — Не стыдно подслушивать? — Стыдно, да! — прокряхтел Сонхва, пытаясь скинуть с себя два тела. — Нет, не стыдно, было любопытно! — возразил Хонджун. — Мы команда, мы тоже должны знать проблему, чтобы понимать, что можем узнать, а где лучше смолчать. Не обессудь! — Я не злюсь, — Февраль пожала плечами, но руку Хонджуну со смешком не подала. Тот встал сам, закатив глаза. — Теперь вы знаете часть истории. Держите язык за зубами. Для вашего блага. — Если часто убирают людей, которые что-то могли знать, может тогда, твоя сестра придёт за нами, так мы её и поймаем? — пошутил Ёсан. Февраль остановилась и уставилась на него. Вначале со скептицизмом, а затем побледнела. — Э-э-э! Отбой панике! — Хонджун каким-то образом сразу понял её реакцию. — Мы не последние люди, умеем отбиваться. Тебе не стоит переживать, что с нами тоже что-то случиться. С нами и так что-то произойдёт и без тебя, — хмыкнул он. — Обалдеть, утешил, — Февраль вернула ему саркастическую ухмылку. Но затем вздохнула и решила увести разговор в другое русло. — Вы хоть поесть-таки сделали? — Сделали-сделали! — кивнул Хонджун. — И эта чёртова лапша уже разбухла, пока вы тут лясы точили. Будете есть лабуду. — Как будто до этого она была прекрасна, — хмыкнул Сан, заходя в дом следом. — Но я такой голодный, что сожру всё что угодно. Кроме лука. Фу, блин, лук — это враг человечества! — Лук — это прекрасно! — скривился Сонхва, идя за ним. — Ты скрытый извращенец! — пошутил Сан, а затем глянул на целителя Пака через плечо. — А чего вы его не уложили-таки, он похож на мертвяка ещё больше, чем я! — Ебало сверни! Выблядок уебанский! — гаркнул на него Сонхва, а затем уныло скривился. — Ой, прости. Я что-то за сегодня вообще лимит исчерпал со своим недугом с ругательствами. — Блин каждый раз на это отлавливаюсь, до чего же смешно! — заржал Сан, отойдя от секундного удивления. — Смешно — обхохочешься! Февраль слабо улыбалась, слушая их незатейливую перепалку. Но она тоже хотела побыстрее оказаться в кухне. Она вдруг ощутила, что её мучает зверский голод. Желудок был словно большая дыра, наполненная болью и взывавшая к ней, издавая пронзительные вопли. Такого, разумеется, не было — она утрировала. Только поесть очень хотелось. Но не дешёвой разбухшей лапши, а какого-то стейка, сочного, толстенького. И почему-то именно с кровью, практически сырого. Вот что голод делает — раньше она любила только сильную прожарку. Но её мысли прервал внезапный свистяще-шумящий звук. — Что это? — тут же выпалил Ёсан, и все ребята резко остановились, вслушиваясь в звук в другой комнате. Он не прекращался — что-то шумело. — Это рация, — тут же ответил Сан, узнавая характерное шипение. Быстрыми шагами они оказались в другой комнате, принимаясь искать источник звука. Они нашли его на полке шкафа между книгами. Это таки была военная рация — огромная длинная трубка с кнопками и встроенным датчиком. — Портативная рация, используется сейчас у военных, в ней собственный аккумулятор с подзарядкой и можно шифровать частоты, — сказал Сан, указывая на горящую оранжевую кнопку. — Она уже настроена, если горит оранжевый, то это личный канал между рациями. — Мы примем сигнал? — с сомнением уточнил Ёсан под продолжающиеся звуки шума. — Мы не знаем, чья это. Вдруг, тех придурков? — И что мы теряем? — пожала плечами Февраль и тут же взяла аппарат под возглас парней, но было поздно — она нажала на кнопку получения сообщения. — Приём? — чётко произнесла она, а остальные замолкли, даже не дыша, чтобы не нарушать тишину. — Приём, как меня слышно? — чётко повторила она. В динамике фоново слышался шум частот волны, но и одновременно чьё-то сиплое дыхание. — Февраль? — наконец-то произнёс глухой севший голос, но он был абсолютно узнаваем. Сердце у неё сразу сжалось от эмоций. Она протяжно выдохнула и не сдержала улыбки, говоря на одном выдохе: — Уён, это ты?