2. Пробуждение в коконе из плотоядных шипов.
Ставки сделаны, рулетка твоей собственной рукой раскручена так мощно, чтобы не было ни единого шанса отгадать результат, и стучит-скачет шарик судьбы, и жизнь замерла в ожидании.
Красное? Или черное?
Котова Ирина. «Королевская кровь».
Судорожная дрожь пронзила тело молодой окровавленной, лишённой обеих ног девушки, что лежала на алтаре, сжавшись к своему единственному другу. Она ненадолго пришла в сознание, но вряд ли осознавала действительность. Воздух стал каким-то странным: вязким, даже тягучим. Вздохнуть каждый раз становилось все тяжелее. Казалось, что легкие горят. Больно. Жарко. Невозможно дышать. Еще мгновение, и возникало такое ощущение, что тело её воспламенится не хуже бумаги, объятой пламенем. Голова разрывалась на части. Желудок скрутило. Хотелось крикнуть, но голос будто бы пропал, лишая Ким Со-Хи не только возможности орать от боли, но даже хрипеть не получалось. Раздался странный булькающий звук. На языке ярко ощущался привкус железа. Со-Хи судорожно пыталась сглотнуть или хотя бы закашляться. Но сил не было ни на что. Жизнь покинула девушку — пожалуй, она сама не успела это толком осознать. Капельки крови закапали на холодный каменный алтарь, просачиваясь из каждой поры её тела. Мгновение. Капли крови, словно застыв во времени, взметнулись вверх и на короткое мгновение застыли в воздухе. Каждая из них словно светилась изнутри, как стая маленьких алых светлячков. Тело девушки неестественно выгнулось до хруста. Жуткое зрелище. Сейчас она больше напоминала опустевшую тряпичную куклу, которой управлял сумасшедший марионеточник. Мертвое тело продолжило двигаться. Голова откинулась, а белые волосы просто повторили ее движение. Рот был распахнут, словно бы в безмолвном душераздирающем крике. Но ни один звук так и не сорвался с её губ. Тишина. Кровь, которая без движения застыла в воздухе, резким потоком хлынула внутрь, наполняя тело Ким Со-Хи. Неподвижные зрачки светло-серых глаз закатились, являя белоснежные белки. Мгновение. Тихий отзвук маны — подобно лопнувшей струне.И…
…все прекратилось.
Тело выпрямилось. В тишине раздался щелчок, словно бы позвоночник снова встал на место. Переломанные кости стали постепенно срастаться. Взамен, оторванных ног выросли новые — без каких-либо повреждений. Веки опустились. Грудная клетка приподнялась, обозначая первый вдох мертвого тела. Через несколько секунд дыхание стало спокойным и размеренным. Вокруг все так же было тихо. Создавалось такое ощущение, что девушка просто крепко и спокойно спала, словно и не было того ужаса, что охватил это тело не так давно.— спустя три дня —
Больничная палата буквально утопала во тьме — единственная тусклая дорожка света разливалась с распахнутого настежь окна. И в этом не слишком ярком прожекторе из лунного света прямо на больничной койке лежала девушка. Её затылок буквально впечатался в подушку, в то время как белые, словно первый снег, волосы разметались в стороны. Глаза закрыты. Губы сомкнуты и неподвижны. У самых ключиц горло подрагивало в немом созвучии с поднимающейся и опускающейся грудной клеткой — дышала. Но было в этом её сне нечто странное и совершенно точно неправильное. Люди обычно не погружались в собственные сновидения настолько глубоко, словно бы не надеясь когда-либо вообще всплыть обратно на поверхность. А девушка внутри себя падала и падала, в настолько темные закоулки сознания, куда свет до этого ни разу не проникал. Пульс и дыхание были замедленны практически до минимума, как если бы девушка не спала в том самом смысле этого слова, который предполагался, а существовала на узкой грани между жизнью и смертью — глубокий, крепкий и невероятно концентрированный сон. Она помнила, как это было.«Её крик — пламя…
Его полные боли глаза — искры…
Все изменилось слишком внезапно. Со-Хи даже не смогла понять, когда именно… не уловила момент, когда все пошло не так, неправильно. С того момента, как она отдала свой голос за то, чтобы идти дальше? Казалось, что все началось гораздо раньше, чем это можно было заметить, от того девушка и не обратила внимание, и все пришло к тому, что происходило прямо сейчас, как к некому закономерному итогу той цепочки событий, которую толком даже не удавалось отследить, разобрать ту на звенья и все понять хотя бы для самой себя.
Едкий, как кислота, запах крови и гнили въедался в слизистую носа, разъедая ее изнутри — казалось, если вдохнёшь, он безжалостно обожжет легкие, проест их до рваных зияющих дыр с безобразными ошмётками плоти, свисающими по краям, подобно никому ненужной мишуре. Её кровь? Или кровь Джин-Ву? А есть ли разница? Она давно соединилась воедино, смешиваясь с грязью и пылью под ногами. Её? Или его?..
Пронзительный вопль Со-Хи будто бы настоящим лезвием вспарывает воздух, эхом отскакивает от стен, оставляя от того лишь безвольные звенящие лоскуты — его дополняют крики, плач, мольба. Сокрушительная невообразимая волна из звуков накатывала, грозя сбить с ног, погребая под толщей воды, что не преодолеть.
Её крик — пламя…
Его полные боли глаза — искры…»
Рваный выдох сорвался с губ девушки. Но сама спящая не пошевелилась даже, продолжая все так же неподвижно лежать на больничной койке. И вроде она спала. Совершенно точно спала. Но, даже охваченный сном, разум не потерял свою способность к осмыслению. Ким Со-Хи? Кто это? Это она сама? Да, это она. Её зовут Ким Со-Хи. Хотя многие ее называли «слабейшим-оружием-номер-2» — это прозвище ей никогда не нравилось, казалось невыносимо насмешливым и до отвращения уничижительным Девушка резко мотнула головой в сторону. С губ сорвался болезненный стон.«Её крик — пламя…
Его полные боли глаза — искры…
В ушах все ещё звенело от криков Джу-Хи.
Но Со-Хи не сдавалась. Не сдавалась даже несмотря на то, что собственное тело стало тяжелым, почти неподъёмным. Продолжала сражаться за собственную жизнь. Продолжала даже тогда, когда статуи стали окружать её и Джин-Ву, смыкаясь неразрывным кольцом, отрезая от выхода. Продолжала даже тогда, когда видела, как один за другим члены отряда падали, лишались жизни под беспощадными взмахами гигантских клинков и секир. И она не могла… остановиться. Не имела права. Сделала свой выбор слишком давно, чтобы отступить сейчас.
Всего вдруг стало слишком много… Крики отчаяния, блеск клинков, град ударов, хрипы умирающих, хруст костей, звон стали, булькающая из рассеченного горла кровь — все это заполнило разум девушки, утягивая её в чёрную бездну. А перед глазами были лишь лица членов отряда, которые не вернутся к своим семьям, их руки никогда больше не обнимут собственных детей, не одарят лаской жён — они все, подобному бесконечному ковру, лежали на холодном каменному полу, а их неподвижные взгляды остановились на Джин-Ву и Со-Хи, которые так легко оборвали их жизнь своими голосами отданным за то, чтобы попасть сюда.
Её крик — пламя…
Его полные боли глаза — искры…»
Кто она?
Со-Хи и сама не поняла, в какой именно момент в её голове появилась зыбкая мысль о том… а была ли вообще «Ким Со-Хи»? И эта мысль все крепла. Собственное имя казалось чужим, почти незнакомым, неузнаваемым, а уверенность в том, что оно когда-то ей принадлежало, таяла… подобно залежавшемуся снегу по весне. Все словно бы ускользало сквозь пальцы — никакой возможности удержать, ни малейшей.Зачем она здесь? Для чего?
Нити мыслей продолжали виться в истощенном разуме, соединяясь воедино, образуя неведомой сложности узор, невообразимо крепкий в своих плетения.Кто она? Была ли Ким Со-Хи?
Стена забытья внутри, казавшаяся непробиваемой, незыблемой… Первые трещины стали появляться. Почему именно она? Ведь Со-Хи никогда не была героем, не стремилась им становится, имея другие цели, считая героизм чем-то для себя недостижимым — иллюзий на сей счёт у неё не было. Если бы составляли рейтинг героев, эдаких рыцарей в сияющих доспехах — не заняла бы даже последнее место, скорее, просто бы не вошла в него. Это участь кого-то, кто сам ее выбрал, имел достаточно сил и стремился к почетному званию героя на всех парах. Со-Хи же просто не подходила для этого. Но именно её и Джин-Ву оставили у того алтарного камня, как никому ненужный балласт. Можно было уверять себя, что сама приняла такое решение, но… Почему именно она?... Глупый вопрос. Потому что слаба. Она просто не смогла бы уйти — без ног стала бы обузой. И именно из-за неё остался Джин-Ву.«Её крик — пламя…
Его полные боли глаза — искры…
Внутри был лишь страх. Густой и концентрированный. Тот страх, когда хочется забиться в угол и сжаться, подобно испуганному зверьку.
Время словно бы издевательски замедлилось, вгрызаясь зубьями в разум, что даже в сейчас с лихорадочным отчаянием пыталась найти выход, но его не было. Мгновения замкнулись в петле бесконечности, было четкое ощущение того, что каждая секунда раздувалась, растягивалась до невообразимых размеров.
На собственном языке железистый привкус. Кровь. Она во рту, на губах. Со-Хи закашлялась, позволяя ей стечь по подбородку вниз.
Физическая боль… она есть. Ее не проигнорировать, не уменьшить.
Со-Хи мелко подрагивала. Зубы мелко стучали. Раны буквально горели, разъедающим плоть, огнём. Она будто лежала в коконе из плотоядных шипов, что вгрызались в неё, пытаясь отхватить от неё кусок побольше, и яд их отравленных, кривых и изъеденных гнилью зубов просачивался все глубже, достигая сердца.
Со-Хи чувствовала, как жизнь покидала её с каждым судорожным вдохом, с каждой каплей крови, что вытекала из тела. Руки дрожали. Удушающая слабость плотно окутывала плоть. Зловоние бессилия для неё всегда было чем-то невыносимым. Оно затягивало, уничтожало… прямо как сейчас, когда ноги едва держали, а сознание было не в силах оставаться ясным.
Её кровь? Или кровь Джин-Ву? А есть ли разница? Она давно соединилась воедино, смешиваясь с грязью и пылью под ногами. Её? Или его?..
— Ещё… ещё слишком… рано… я так… так много… не… не успела… — звучит тихо, хрипло, надтреснуто, пока на языке вкус металла.
Все обрывается резко. Сменяется чернотой, пришедшей сразу на смену вспышке слепящего света, которая лишает дыхание, засасывает с чудовищной силой в леденящий душу и тело водоворот…»
Казалось, сама ночь стала вдруг темнее, а тишина глубже, концентрированней. Но даже если все так и случилось, девушка на больничной койке вряд ли заметила разницу. Сейчас все то, что происходило за пределами ее слабого тела было несущественным. Она продолжала свое падение дальше, все глубже в темноту, пока её оболочка продолжала неподвижно лежать на кровати. И даже лунному свету было не пробиться в непроглядную темень бездны её сновидений.***
Со-Хи проснулась с собственным хриплым криком, осевшим на губах. Кожа взмокла, блестела от пота. Сердце грохотало во вздымающейся из-за напрочь сбитого дыхания груди. Приходила в себя девушка медленно, тягуче и совершенно без желания разлеплять глаза. Голова казалась невероятно тяжелой, практически неподъемной. Темно. Очень темно… Веки будто бы налились свинцом. Тело не слушалось.Глубокий вдох. Выдох.
Казалось, в груди что-то оборвалось. Нет, все нормально. Только казалось. Еще одна неудачная попытка открыть глаза. Ничего не вышло.Вдох. Выдох.
Дышать трудно. Воздух какой-то густой и вязкий. Тяжело. В груди опять что-то больно кольнуло. Кажется, вдох был слишком глубоким. Медленно, но получилось чуть приоткрыть глаза.Вдох. Выдох.
Глаза болели. В легких что-то болезненно кололо. Кулаки сжались, тут же разжимаясь. Слабость. Тело слушалось неохотно.Вдох. Выдох.
Снова безрассудная попытка открыть глаза. Резкая боль. Но веки все равно упрямо поднимались вверх. Тяжело. Больно.Вдох. Выдох.
Глаза уже должны были привыкнуть к свету. Тело уже могло переносить боль. Дышать стало гораздо легче. Над головой знакомый белый больничный потолок, напротив на соседней койке — Джин-Ву.Вдох. Выдох.
Силы постепенно начинали возвращаться. Тело слушалось лучше. Уже не больно. Не страшно. Жить можно.Жива. Все-таки выжила. Нет. Они выжили. Смогли.
Умирать — не приятно. Это вполне можно выдать за общеизвестный факт. Однако мало тех, кто прошел через подобное и смог вернуться, чтобы поделиться впечатлениями. Со-Хи оказалась в числе таких вот «счастливчиков», хотя и не только она. Но… Почему выжили? Почему из всех именно они?.. Сознание прояснялось медленно, будто бы неохотно. У Со-Хи даже было подозрение, что ей вообще все приснилось… вплоть до собственного судорожного шёпота на грани слышимости: «Ещё… ещё слишком… рано… я так… так много… не… не успела…». Но нет… Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Мысли в голове текли медленно, словно бы с неохотой. Но память была ясна, как день. Помнила, как Ким Санг Шик бросил меч и сбежал, оставляя Со-Хи и Джин-Ву теми самыми необходимыми жертвами, которые позволили остальным выжить.«Все изменилось слишком внезапно. Со-Хи даже не смогла понять, когда именно… не уловила момент, когда все пошло не так, неправильно. С того момента, как она отдала свой голос за то, чтобы идти дальше? Казалось, что все началось гораздо раньше, чем это можно было заметить, от того девушка и не обратила внимание, и все пришло к тому, что происходило прямо сейчас, как к некому закономерному итогу той цепочки событий, которую толком даже не удавалось отследить, разобрать ту на звенья и все понять хотя бы для самой себя.
Все было не так. Неправильно. Подземелье D-ранга не должно было быть двойным. А раз оно таковым оказалось, никто не должен был идти дальше, нужно было с самого начала, едва завидев огромные двери, развернуться и направиться к выходу, чтобы доложить обо всем в «Ассоциацию». И некоторые, действительно, не хотели идти вперёд в неизвестность… им было страшно. В мире у людей множество разных фобий: насекомые, пауки, змеи, высота, глубина, множественные отверстия, огонь, темнота — этот список можно продолжать до бесконечности и ни разу не повториться при этом. Но существовал страх сильнее и древнее прочих. Какой же? Неизвестность — иначе говоря, агнософобия. Так уж исторически сложилось, что человеческий мозг считает, что неизвестность — это опасность, угроза. Когда мозг определит, где опасность, тогда ему легче контролировать весь процесс и защитить своего «обладателя». Психике лучше, когда все идет по плану, как все запланировано, когда есть последовательность и порядок. Мозгу тогда не нужно думать, что будет дальше, ведь тот уже знает, что у него все под контролем, что следует по уже известному сценарию. От того люди всегда стремятся к лучшему, к стабильности — хотят изменений, но в тоже время боятся перемен, потому что нужно будет от чего-то отказаться, от того, к чему привыкли. И вот тут невольно вспоминались слова Говарда Лавкрафта: «Самая старая и сильная эмоция человечества — это страх, а самый старый и самый сильный вид страха — страх перед неизвестностью.». Что тут скажешь? Старина Лавкрафт был прав. Так что, тех немногих, кто проголосовал «против» можно было понять, как и их страх. Они были правы с самого начала. Но… их было меньше, меньше, чем тех, кто проголосовал «за». И именно голос Со-Хи стал решающим, именно она убедила Джин-Ву проголосовать так же. Ей нужны были деньги? Да. Нужны. Однако на поверку все кажется жалким оправданием. Ведь она знала, что слаба, что не справится. Вот только все равно проголосовала «за», подписав себе и остальным смертный приговор.
Едкий, как кислота, запах крови и гнили въедался в слизистую носа, разъедая ее изнутри — казалось, если вдохнёшь, он безжалостно обожжет легкие, проест их до рваных зияющих дыр с безобразными ошмётками плоти, свисающими по краям, подобно никому ненужной мишуре.
— Они… они двигаются!
— Какого черта?!
— Неужели мы должны драться с ними?!»
Прошло несколько дней, если верить медсёстрам. Но для Со-Хи словно прошло не больше пары часов. Боль обжигает нутро каленым железом. Эту рану не залечить никакими письменами, заговорами, никакими целительными отварами, от нее не избавиться. Она будет кровоточить, теряясь в знакомых петлях бесконечности.«— А-а-а-а-а!!!
Пронзительный вопль Джу-Хи будто бы настоящим лезвием вспарывает воздух, эхом отскакивает от стен, оставляя от того лишь безвольные звенящие лоскуты — его дополняют крики, плач, мольба. Сокрушительная невообразимая волна из звуков накатывала, грозя сбить с ног, погребая под толщей воды, что не преодолеть.
— Госпожа Джу-хи! Госпожа Джу-хи!!! — пытается дозваться до целительницы кто-то из отряда.
Но она не слышит. Лежит на полу, прижав колени к животу, подобно беззащитному зародышу, зажав уши руками и зажмурившись, будто желая хоть так защититься, отгородиться от творившегося вокруг ада.
— Не вставайте! Всем оставаться на своих местах!
Джу-Хи уже не кричала, лишь тихонько всхлипывала, сжавших на полу. Но в ушах все ещё звенело от её криков.
Она с самого начала не хотела быть здесь. Проголосовала «против». Но… голосов «за» было больше. Джу-Хи лежала здесь и дрожала, испачканная в чужой крови именно из-за Со-Хи и Джин-Ву. И именно голос Со-Хи стал решающим, именно она убедила Джин-Ву проголосовать так же. Ей нужны были деньги? Да. Нужны. Однако на поверку все кажется жалким оправданием. Ведь она знала, что слаба, что не справится. Вот только все равно проголосовала «за», подписав себе и остальным смертный приговор.
Но… Со-Хи, даже понимая это, не сдавалась. Не сдавалась даже несмотря на то, что собственное тело стало тяжелым, почти неподъёмным. Продолжала сражаться за собственную жизнь. Продолжала даже тогда, когда статуи стали окружать её и Джин-Ву, смыкаясь неразрывным кольцом, отрезая от выхода. Продолжала даже тогда, когда видела, как один за другим члены отряда падали, лишались жизни под беспощадными взмахами гигантских клинков и секир. И она не могла… остановиться. Не имела права. Сделала свой выбор слишком давно, чтобы отступить сейчас.
— Почему мы должны… — чей-то дрожащий всхлип.
— Это всего-лишь подземелье D-ранга… всего-лишь D-ранга… — чье-то беспрестанное причитание сочилось отчаянием.
— А-а-а-а-а!!!
— Моя рука!!! Моя рука!!!
— Помогите!!!
— Не-е-е-ет!!! Не надо… прошу, не…
Всего вдруг стало слишком много… Крики отчаяния, блеск клинков, град ударов, хрипы умирающих, хруст костей, звон стали, булькающая из рассеченного горла кровь — все это заполнило разум девушки, утягивая её в чёрную бездну. А перед глазами были лишь лица членов отряда, которые не вернутся к своим семьям, их руки никогда больше не обнимут собственных детей, не одарят лаской жён — они все, подобному бесконечному ковру, лежали на холодном каменному полу, а их неподвижные взгляды остановились на Джин-Ву и Со-Хи, которые так легко оборвали их жизнь своими голосами отданным за то, чтобы попасть сюда.»
Нехватка воздуха — вот, что ощущала девушка. Это когда делаешь вдох, но живительный воздух не поступает внутрь, легкие будто бы сдавлены и горят изнутри. Подобное состояние можно было оправдать внешними причинами, но… нет. Оно уходило корнями глубже. Что чувствует человек, когда его душат? Сначала ощущаешь, как сдавливает горло. Глаза слезятся. И во рту появляется очень… очень кислый привкус. А потом будто кто-то зажигает спичку, прямо у тебя в груди — все тело горит. Пламя заполняет легкие, горло и проникает в глаза. И, наконец, огонь превращается в лед. Будто сотня маленьких иголок пронзает твои пальцы. Сначала видишь звезды, затем темнота. Со-Хи знает, что виновата лишь она одна. Да, большинство проголосовало «за», но именно её голос был решающим. И она кричит. Кричит оглушающе громко, раздирая исторгаемым звуком собственное горло. Кулаки непроизвольно сжались. Короткие ногти впились в кожу, раздирая ее до крови ладоней.«Внутри был лишь страх. Густой и концентрированный. Тот страх, когда хочется забиться в угол и сжаться, подобно испуганному зверьку.
Время словно бы издевательски замедлилось, вгрызаясь зубьями в разум, что даже в сейчас с лихорадочным отчаянием пытался найти выход, но его не было. Мгновения замкнулись в петле бесконечности, было четкое ощущение того, что каждая секунда раздувалась, растягивалась до невообразимых размеров.
На собственном языке железистый привкус. Кровь. Она во рту, на губах. Со-Хи закашлялась, позволяя ей стечь по подбородку вниз.
Физическая боль… она есть. Ее не проигнорировать, не уменьшить.
Со-Хи мелко подрагивала. Зубы мелко стучали. Раны буквально горели, разъедающим плоть, огнём. Она будто лежала в коконе из плотоядных шипов, что вгрызались в неё, пытаясь отхватить от неё кусок побольше, и яд их отравленных, кривых и изъеденных гнилью зубов просачивался все глубже, достигая сердца.
Со-Хи чувствовала, как жизнь покидала её с каждым судорожным вдохом, с каждой каплей крови, что вытекала из тела. Руки дрожали. Удушающая слабость плотно окутывала плоть. Зловоние бессилия для неё всегда было чем-то невыносимым. Оно затягивало, уничтожало… прямо как сейчас, когда ноги едва держали, а сознание было не в силах оставаться ясным.
Её кровь? Или кровь Джин-Ву? А есть ли разница? Она давно соединилась воедино, смешиваясь с грязью и пылью под ногами. Её? Или его?..
— Ещё… ещё слишком… рано… я так… так много… не… не успела… — звучит тихо, хрипло, надтреснуто, пока на языке вкус металла.»
«Вы должны помочь Джу-Хи и Джин-Ву уйти отсюда…» — собственные слова были режущей насмешкой. Героиня нашлась. Глупо. Эти слова не имели смысла, лишь бравада, чтобы не чувствовать себя жалкой и никчёмной. Ведь Со-Хи знала, каким будет финал и без них. Голос Ким Санг-Шика все ещё в голове: «Я всегда смотрел на вас с пацаном свысока. Не ждал от вас никаких результатов, когда он, а потом ты к нам присоединились. Многие погибли, когда мы вошли в эту комнату… но те, кто живы… живы, благодаря вам двоим. Все потому, что вам удалось решить головоломки здесь. Я тоже жив, благодаря вам. Спасибо. Но… У меня тоже есть семья. Я не хочу умереть здесь. Я не хочу умирать… Мне жаль… Мне жаль… Я не думаю, что смогу оставаться здесь дольше… Прости, девочка.». Спасибо? Мне жаль? Прости? Смешно. У того же Джин-Ву тоже была семья. Ему тоже было куда возвращаться. Но сейчас это будто бы не имело никакого значения. Он сам и Со-Хи не имели никакого значения. Потому что слабы. И это был просто естественный отбор, не больше. Возможно, Джин-Ву бы даже спасся. Вот только именно тогда у Джу-Хи отказали ноги. Он бы не смог вынести ее оттуда со своими ранами. Теперь раненых слишком много, чтобы была возможность сбежать всем. Со-Хи не только слаба, ещё и невезучая. «Вы должны помочь Джу-Хи уйти отсюда…» — эти слова действительно были лишь глупой бравадой, как жалкая попытка прикрыть собственные слабости и никчемность. А Джин-Ву просто с Со-Хи, не желая ее оставлять. Глупый. Кулак с силой врезался в пол. Еще и еще… еще и еще… И так до тех пор, пока пока пол не окрасился в красный. Со-Хи плохо помнила, что было дальше — слишком смазано, слишком обрывочно. В какой момент вбежали обеспокоенные медсёстры? Когда она снова оказалась на кровати? В память въелось лишь то, как медсестра кому-то сказала, что Сон Джин-Ву и Ким Со-Хи ещё не готовы принимать посетителей, пусть те и из «Ассоциации». А ещё… ещё укол, что своей иглой пробил кожу. Успокоительное? Скорее всего. Но додумать не выходило. Со-Хи вновь затянуло в ту тьму, из которой на неё смотрели остекленевшие глаза тех, кто так и не вышел из подземелья.***
Мерное капанье воды — видимо, все из-за кондиционера, что был тут в каждой палате. Совсем тихое, но сейчас оно казалось чем-то оглушающе громким, словно набат. Собственный голос сорван от криков, горло ныло. Разодранные в кровь костяшки пальцев беспрестанно саднили под бинтами, становясь напоминаем, что все это не кошмар, не бред воспалённого сознания, а самая, что ни на есть, действительность. Сама же девушка лежала на больничной койке, прижав колени к животу. Воспоминания вонзались в неё с силой, что была способна раздробить в мелкое крошево все кости… до единой. От этого не отмахнуться, не забыть. Оставалось лишь лежать со всем тем, что осталось. Вот только… у него не осталось ничего. И уколы, что позволяли ей засыпать на деле ни черта не помогали.Где она?
Со-Хи лежала на больничной койке и практически не шевелилась, лишь чуть вздымающаяся грудь говорила о том, что ещё дышит, ещё жива. Хотя уместнее было бы ко всему добавить слово «пока». Пока ещё дышит. Пока ещё жива. Да, так точнее. Ближе к сути.Сколько она уже тут?
Девушка не знала, сколько она уже здесь, сколько пролежала вот так. Ощущение времени затерялось где-то среди этих стен, от которых несло привычным для любой больницы фенолом, где ещё совсем недавно эхом отражались её стоны, крики, надсадное дыхание и скрежет ногтей по полу. Никак не получалось подсчитать с педантичной точностью ни дни, ни часы, ни тем более минуты, попросту не хотелось. Ничего не хотелось. Если бы у Со-Хи спросили: «Что ты чувствуешь прямо сейчас?», она бы ответила просто — «потерянность». Возможно, добавила бы еще «наверное». Из-за уколов ли это, или ещё из-за чего, но она чувствовала пустоту. Точнее, не чувствовала ничего. Будто теперь ей плевать, перегорела. Наверное, какой-нибудь мозгоправ в такой ситуации посоветует начать вести дневник, попытаться объяснить письменно свои ощущения. Но Со-Хи не сможет написать. Слов просто не найдется. Вот ведь ирония, не правда ли? Она не чувствовала ни черта. Вообще ничего. Люди считают боль худшим ощущением... это не так. Что может быть хуже этой бесконечной тишины внутри неё? «Да что с тобой не так, Со-Хи?» — вопрос напрашивался сам собой, и в ответ на него так и хотелось крикнуть: «Слишком много! Слишком много чего не так! В этом и беда, да? Много чего не так, и это не изменить. Никак.». Со-Хи отдала бы все, что у неё есть и еще будет, лишь бы снова почувствовать хоть что-то. Вот только все внутри и правда будто бы перегорело. И неизвестно, сколько Со-Хи бы так пролежала, словно бы стремясь стать частью пространства вокруг, а не чем-то живым. Но… она приняла сидячее положение. Не с первой попытки. Но смогла. Со-Хи попыталась собраться с силами — первая попытка принять сидячее положение. Собственные икры напряглись. Ноги двигались — медленно и неохотно, словно забыли, каково это… двигаться. Ладони стали опорой, впечатавшись в упругий матрас по обе стороны от тела, сбитые костяшки под бинтами отозвались болью. И… Неудача. Правая нога подвела, неудачно соскользнув, так и не став надёжной опорой. Со-Хи попыталась снова. И снова… тщетно. Исполнить задуманное действие, такое простое в своей основе, но сложное в воплощении, получилось с шестой попытки. Со-Хи села, прислонившись спиной к подушке, буквально впечатавшись в неё — собственное тело все ещё держалось неуверенно и, казалось, любое неаккуратное движение приведет к тому, что она потеряет, с трудом обретенное, шаткое равновесие и попросту рухнет, вынужденная начать все сначала. Честно? Со-Хи и сама не понимала, зачем она приняла сидячее положение. Она все ещё противилась этому, а из желаний было — лежать на этой больничной койке, больше ничего. Но… все же сделала это, пусть и пришлось опереться спиной о подушку, чтобы мир вокруг не шатался со столь дикой настойчивостью. Перед глазами маячило странное окно, прямо как в играх…[системное оповещение]
[Восстановительный период завершён.
Выполните ежедневный квест.
В случае невыполнения вам будет назначен штраф.]
— Со-Хи… — хриплый голос Джин-Ву с койки напротив — с момента пробуждения они даже так пока и не поговорили друг с другом, переживая произошедшее внутри себя в одиночестве. — Ты… Но договорить не смог. Не успел. Осторожный стук в дверь отвлёк их обоих…