Тень Востока

3 мая 2160 года Высокие неровные столбы серых скал были покрыты темно-ржавыми разводами лишайника и белесыми потеками птичьего помета. Еще было море: свинцово-серое, оно билось о подножье обрыва, поросшее осклизлой бахромой буро-зеленых водорослей. Солнце светило ярко, но тревожно, как перед бурей, когда по небу несутся клочья темных облаков. Мрачный, унылый, неприступный берег. Его кто-то звал, и надо было спешить на зов. И исхлестанные ветром скалы, и неприветливое море с чернильными тенями между гребнями штормовых волн — все это было совершенно чужим и страшно далеким, древнее всего, что было на свете. Точнее, раньше всего, что может быть на свете. Он понял, что это на самом деле музыка, уже просыпаясь: большой плоский серый камень под обрывом, в оправе кипящей белой пены, был тающим звоном последней струны. — Ночь на исходе, скоро рассвет! От звука чужого голоса гобелен сна распался — и тут же соткался в новый: туманная мгла, призрачно-белая завеса и языки ярко-рыжего пламени. Мгновение он не мог понять, где находится. Но тут его тронули за плечо: — Пора вставать! — и память рывком вернулась к Арундэлю: он в палатке, в военном лагере у ручья Рамхади, в Хараде. В Средиземье. Он сел, и от резкого движения сон на миг снова заслонил явь: серый камень сделался ближе, словно он летел к нему по воздуху. Сейчас, брат, подожди еще немного... Арундэль встряхнул головой и наконец разлепил веки: призрачная белизна оказалась белой стеной палатки, туманная мгла — предрассветным сумраком, сочившимся сквозь открытый вход. Тусклый огонек в плошке корчился на сквозняке. Плошку держал незнакомец, который, надо думать, и разбудил Арундэля. Спросонья молодой человек плохо видел его лицо, различая только острый нос и блестящие глаза. — Доброе утро, господин мой Арундэль! — бойко произнес тот. — Нам с вами пора в дорогу, чтоб по холодку выйти. Арундэль поежился от этого самого утреннего холодка. — Доброе утро… Простите, мы с вами знакомы? — спросил он, пытаясь понять, где видел этого человека. — Нет! — откликнулся собеседник, который явно принадлежал к породе не сов, но жаворонков. — Позвольте представиться: Нимрихиль Альвион, следопыт из Виньялондэ. Вчера роквэн Малах сказал, что вы тоже возвращаетесь в Умбар, и велел составить вам компанию. — Ах да… — Арундэль потер лицо руками, — я искал вас после ужина, но мне сказали, что вы уже спите. Спасибо, что не забыли про меня. Нимрихиль фыркнул, и Арундэль понял, что если тот и старше его, то ненамного. — Тогда я вас снаружи буду ждать, — следопыт поднялся и вышел из палатки. Точнее, выскользнул, как некая проворная зверушка, на мгновение заставив Арундэля усомниться, в самом ли деле он проснулся. Вещевой мешок был собран еще накануне, оставалось только убрать в него спальник и одеться в дорожное: чистую рубашку, серые штаны и куртку — самую простую из тех, что нашлись в привезенной из Нумэнора одежде, — и зашнуровать высокие башмаки. Выйдя из палатки, молодой человек огляделся. В синем небе над головой догорали звезды, а на востоке над горной грядой брезжила заря. Нумэнорский лагерь — ряды белых шатров на пологом склоне поросшего кедрами холма, над широким ручьем, — еще спал, несмотря на сонмища птиц, распевавшихся в прибрежных зарослях. Над водой поднимались клубы тумана, похожие на призрачных всадников, и Арундэль зябко передернул плечами. Возвращаясь после умывания и расчесывая на ходу влажные волосы, он увидел, что следопыт оживил соседний костер и над огнем уже булькает котелок. — Я думал, мы отправляемся немедля, — сказал Арундэль, закалывая фибулой ворот рубашки. Востроносый Нимрихиль пожал плечами: — Не война, чтобы на пустой желудок выходить. За завтраком, состоявшим из остатков вчерашнего ужина, горячей овсянки и чая, Арундэль с любопытством рассматривал своего будущего товарища по путешествию. Если бы Арундэль не знал, что перед ним следопыт, он бы никогда об этом не догадался, потому что Нимрихиль Альвион имел вид самый что ни на есть обыденный и совершенно не воинственный: невысокий, худощавый, одет в потертую, сшитую из разномастных лоскутов кожаную куртку с рукавами чуть ниже локтя и темно-зеленые штаны с косыми кожаными заплатками на коленях, а на поясе нет даже меча — только ножны для ножа, которым он нарезал на завтрак хлеб и солонину. Единственное, что в нем бросалось в глаза, — это ярко-рыжие, как лисий мех, волосы, собранные в хвост. Словом, встретив Нимрихиля в Ромэнне или в Умбаре, Арундэль принял бы его за пастуха или лесника — если бы не кожаные наручи, которые иногда выглядывали из-под рукавов пятнистой оливково-зеленой рубахи. — Роквэн Малах сказал мне, что вы, мастер Нимрихиль, добрались до нас из Умбара всего за два дня, — произнес Арундэль. Тот, вгрызаясь в жилистый кусок солонины, только кивнул. — Это поразительно! — воскликнул Арундэль. — Мы шли от Умбара до Рамхади пять дней. Конечно, под грузом, с припасами и инструментами, но все равно, «улиточным ходом», как выразился Малах. А если вы вышли тридцатого мая сразу после открытия городских врат, то вы, получается, делали никак не меньше… Рыжий следопыт взглянул на сотрапезника: — Я из Виньялондэ только тридцатого днем приплыл. А из Умбара вышел вечером, на закате. — На закате?! — от изумления Арундэль едва не выронил ложку. — Вы проделали этот путь всего за сорок восемь часов — и после долгого плаванья?! И Малах после такой дороги сразу отправляет вас обратно в Умбар?! Собеседник покачал головой. — Да нет, я сам вызвался. Роквэн предлагал мне передохнуть день-два. Но работа не яйцо, чтоб ее высиживать… А тут и высиживать нечего, раз уж я опоздал, — и следопыт вздохнул. В ответ на удивленный взгляд Арундэля он пояснил: — Я ведь думал, что этой ночью будет засада, сражение, надо будет бегать, драться, идти по следу… поэтому шел не на износ, берег силы. А шел бы быстрее — так хотя бы гонца от порубежников вчера застал и расспросил как следует… И он с досадой воткнул нож в землю. — Вы ничего не потеряли, — вырвалось у Арундэля. Собеседник удивленно на него уставился. — В каком смысле, мой господин? Гонец ничего не рассказал, что ли? — Нет, рассказал, — Арундэль отвел глаза. — Но эта история была не из тех, что приятно слушать. Следопыт недоуменно моргнул. — Я так понял со слов роквэна Малаха, что порубежники разбили пришлый отряд — и у них ни потерь, ни даже раненых. Чего ж неприятного? В ответ на вопросительный взгляд Арундэль нехотя произнес: — Прежде чем порубежники догнали пришельцев и вступили с ними в бой, те ограбили харадское капище и перебили всех, кто там был. Больше десятка человек. Включая… включая женщин. А потом все сожгли. Нимрихиль глянул на него, прищурившись, и Арундэлю показалось, будто по нему пробежались цепкие коготки: мелкие, но острые. — Вы недавно с Острова, мой господин? — спросил следопыт. — Да, я приплыл месяц назад. — Понятно. И рыжий снова принялся за еду. — Загар, гонец от порубежников… — продолжал Арундэль едва ли не против своей воли. — Загар сказал, что это капище — святилище Ибиса — было совсем бедное. И что, когда порубежники после сражения обыскивали трупы нападавших, они нашли только пару медных ламп со знаком ибиса да пригоршню мелких монет. И все. Эти слова произвели впечатление, но не то, какого ожидал Арундэль: следопыт уставился на него широко раскрытыми глазами. — Точно! Они и впрямь раздвоили след! — воскликнул он. И снова обратился к Арундэлю: — Это языческое капище — вы знаете, где оно? — Дальше на восток, я так понял… Нет, постойте, вы что, думаете, будто нападавшие пытались таким образом замести следы? — изумился Арундэль. — Ну конечно! Иначе зачем тратить время на резню, обыск и поджог, когда погоня висит у тебя на хвосте? Если там даже взять нечего? — Может… может, нападавшие не знали, что это бедное святилище, и рассчитывали на богатую добычу? — предположил Арундэль. — Чтобы еще сильнее отяготить усталых лошадей награбленным? — следопыт покачал головой. — Бьюсь об заклад: когда пограничники добрались до святилища Ибиса и увидели… то, что увидели, они не стали задерживаться на пожарище на разбор следов, а тут же бросились в погоню! — Любой нормальный человек бы так поступил, — сказал Арундэль. — Именно, — кивнул следопыт. — Именно на это и рассчитывали нападавшие, понимаете? Арундэль посмотрел ему в глаза. — Вы уверены? — Да. — Вы сможете поднять след? — Да. — Даже по прошествии несколько дней? — Да. Арундэль отставил кружку с чаем. — Тогда пойдемте к роквэну Малаху. Думаю, вам надо отправиться к святилищу Ибиса как можно скорее. Следопыт не трогался с места. — Вы серьезно, мой господин? — Конечно. Раз вы думаете, что остались те, кого можно найти и призвать к ответу за это злодеяние. — Я-то уверен, но… — Нимрихиль, словно в нерешительности, провел рукой по своей апельсиновой шевелюре. — Малах меня не отпустит. Я вчера как пришел и узнал, что опоздал, сразу попросил роквэна отпустить меня к порубежникам. Но он сказал, что надо сопроводить в Умбар вас и еще доставить господину Эгнору письмо, которое привез гонец. — Это не беда: я сам отнесу письмо порубежников в Умбар, — сказал Арундэль и поднялся. — Пойдемте. Следопыт встал, но стоял нерешительно. — Но господин мой, как же вы доберетесь до Умбара один? — Я буду ставить одну ногу впереди другой — и так пока не дойду до Умбара. Я не такой хороший ходок, как вы, но, думаю, дня за четыре я эту дорогу осилю. Или вы передумали? — Нет, нет! Огибая сложенные в штабеля бревна, молодые люди зашагали к шатру командира отряда, который стоял выше по склону под сенью разлапистых кедров. В предрассветных сумерках он светился, словно белый фонарик: роквэн Малах вставал затемно. — Гонец что-нибудь еще рассказывал? — следопыт, можно сказать, допрашивал Арундэля. — Что-нибудь такое, что… э… Арундэль посмотрел ему в глаза. — Вызвало у меня ужас и отвращение? Собеседник отвел взгляд. — Вроде того. — Когда пограничники, уже после святилища, нагоняли этот отряд, они наткнулись на пару загнанных лошадей, рядом с которыми лежали их мертвые всадники. Судя по всему, их убили свои. — Что-нибудь еще? — Пришельцы не сдавались и все погибли в бою. Хотя пограничники предлагали им сдаться. А последние двое убили друг друга. — Я был прав, — произнес следопыт с нечеловеческим хладнокровием. Арундэль остановился, как вкопанный. — Что вы имеете в виду?! — Все эти люди умерли, чтобы сохранить тайну. — Два десятка человек?! — И еще люди в святилище. Включая, как вы сказали, женщин. Они молча смотрели друг на друга. — Что ж, — сказал Арундэль. — Хорошо. Следопыт вопросительно поднял свои светло-рыжие, выгоревшие на солнце брови. — Хорошо, что еще можно что-то сделать, — пояснил Арундэль. Кивнув часовому, стоявшему около палатки, Арундэль прошел внутрь, и роквэн Малах, мужчина средних лет, поднялся ему навстречу из-за стола, столешницей которому служили несколько щитов. — Доброе утро, арквэнья! — и он обнял Арундэля. — Как, собрались, позавтракали? — Да, спасибо. — Не передумали уходить? Арундэль улыбнулся и покачал головой. — Нет. — Вижу… — проницательные глаза Мадаха как будто заглянули ему в душу. — Птица поймала ветер, эхей? Роквэн повернулся к следопыту и кивнул ему: — Доброго утра и вам, мастер Нимрихиль. Вот, я вам письмо для советника Эгнора приготовил. И роквэн указал на стол, где рядом с картой будущего форта и котелком, в котором стоял букет желтых тюльпанов и сиреневых колокольчиков, лежало письмо с зеленой печатью. Арундэль глянул на следопыта, но тот повел глазами в сторону роквэна: дескать, начните лучше вы. — Видите ли, господин мой Малах… — осторожно заговорил Арундэль. — Я думаю, что будет лучше, если письмо в Умбар доставлю я сам. Поскольку выяснились некоторые важные обстоятельства. Роквэн окинул взглядом обоих молодых людей, вернулся на свое место во главе стола и кивнул: — Рассказывайте. — Мастер Нимрихиль… — Арундэль склонил голову в сторону следопыта, — мастер Нимрихиль полагает — и я склонен с ним согласиться, — что отряд, который преследовали порубежники, разделился у святилища Ибиса. И что резня была устроена с единственной целью: отвлечь внимание порубежников и заставить их гнаться за приманкой — отрядом прикрытия. — Что ж, в этом нет ничего невозможного… — задумчиво произнес Малах. — Да и Загар-гонец упомянул о том, что после бойни в Доме Ибиса разбойники резко повернули и петлять перестали. — Когда я получал мое поручение в Умбаре, — вдруг заговорил следопыт, — мне было сказано, что преследуемые могут раздвоить след. Потому что именно так случилось в прошлый раз, когда Черная стража устроила стычку, чтобы прикрыть уход на север некоего таинственного отряда. В этих самых местах. Арундэль удивленно взглянул на следопыта — он ничего не слышал об этой истории, но Малах кивнул: — Вы правы: это должны быть те же самые люди. Отчего бы им еще раз не проделать трюк, который единожды им удался… Арундэль сделал шаг вперед и оперся о стол, о стальную оковку черного щита. — Все это означает, господин мой Малах, что у нас есть возможность найти тех, кто совершил это преступление. Оба эти преступления. Или что-то узнать об этих людях и тем предотвратить новые злодеяния. Потому я предлагаю, чтобы я один отправился в Умбар с письмом для советника Эгнора. А мастер Нимрихиль пусть поспешит к святилищу Ибиса, чтобы выследить преступников. Но роквэн покачал головой: — Будьте уверены, что к тому времени, когда мастер Нимрихиль доберется до святилища, там все будет затоптано. Уже затоптано, за два-то дня. Следопыт шагнул вперед, лицо у него было как кремень: — Клянусь теми, кем клянется мой народ: я подниму этот след. — Если вы правы, то эти люди, кто бы они ни были, очень умны и очень, очень озабочены сохранением тайны… Так что даже если вам удастся поднять след… — роквэн вздохнул. — Видите ли, дело в том, что Дом Ибиса находится всего в миле от большой дороги. Арундэлю показалось, будто в шатре задули свечу: такой расстроенный вид сделался у следопыта. — Что? — спросил Арундэль. — Они нарочно выбрали это место — придорожное капище! — горестно воскликнул следопыт. — Чтобы не просто увести порубежников с основного следа, но и сделать так, чтобы по второму следу нельзя было далеко пройти! Потому что эти люди выехали на большую дорогу — и ищи-свищи… — и следопыт, раздосадованный, махнул рукой. — Неужели ничего нельзя сделать? — спросил Арундэль, чувствуя горькое разочарование. Следопыт покачал головой: — Я бы на их месте еще переодел вестников в одежду, снятую с убитых в святилище, — чтобы чужаки затерялись среди местных… может, затем они и сожгли святилище, чтобы мы про это не прознали… Когда молодые люди вышли из командирского шатра, следопыт со вздохом убрал за пазуху письмо с зеленой печатью. — Ладно, ничего не поделаешь. Такое вот неудачное стечение обстоятельств. Может, в следующий раз больше повезет… Умбар так Умбар. Он встряхнулся. — Эх, если б я знал здешние места! Большак-то идет в обход холмов, а напрямик, леском, наверняка бы вышло и быстрее, и приятнее… А так придется опять на открытом месте жарится и пыль глотать. — Здесь есть лесная тропа на запад, — сказал Арундэль. — Она начинается недалеко от лагеря. Думаю, она ведет прямиком в Инлам. — Инлам? — Это городок примерно в половине дня пешего хода отсюда, чуть в стороне от большой дороги. За разговором они спустились обратно к костру. — Раз тропа есть — по ней и пойдем, — сказал следопыт, споласкивая свои котелки и заливая грязной водой зашипевший костер. — Я люблю по лесу побродить, а вы, господин мой Арундэль? — И я люблю, — улыбнулся Арундэль, тоже собирая свои вещи. — И… у меня к вам просьба, Нимрихиль: не могли бы вы называть меня по имени и на «ты»? Раз уж нам с вами несколько дней вместе путешествовать. Следопыт склонил голову. — Хорошо, как скажете, мой… как скажешь, Арундэль, — он улыбнулся, блеснув мелкими, как у небольшого зверька, зубами. — Только тогда и ты зови меня не Нимрихилем, а Альвом. — Но Альв — это ведь имя твоего отца? — удивился Арундэль. — Оно самое. Просто «Альвион» — слишком длинно. Меня все Альвом зовут. Имена следопыта успели озадачить Арундэля: «Нимрихиль» на адунайском значило «дитя эльфов», а имя «Альв», казалось, не принадлежало ни одному языку, из которого народ Запада брал себе имена. Когда Арундэль повесил на пояс длинный меч и кинжал и навьючил на себя большой мешок, следопыт окинул спутника внимательным взором, задержав взгляд на его оружии. Сам следопыт уже надел собственный заплечный мешок: треугольный, с единственной широкой лямкой через левое плечо. Сверху к мешку, вдоль его длинной стороны, крепились лук из золотисто-янтарного дерева и колчан с пестроперыми стрелами — так, что они наискось торчали над левым плечом. А поверх мешка следопыт накинул плащ, то ли грязный, то ли линялый — весь в пятнах и разводах. — Ну что, в путь? — спросил Альв. И путники, обменявшись приветствием с часовыми, вышли из лагеря. Спустившись с холма, они очутились в невысоком и негустом, но еще темном лесу. Арундэль без труда нашел начало тропы, и они двинулись на запад, по направлению к далекому морю. Следопыт шел по узкой тропе первым, и скоро Арундэль понял, что его пятнистый плащ на диво сливается с предрассветными сумерками, наводя на воспоминания об «уборе сером, буром и зеленом», в котором юному Ту́рину впервые явился охотник и следопыт Бэ́лэг. Потихоньку светало, верхушки деревьев окрасились алым, и весь лес зазвенел птичьими голосами. Когда нумэнорцы поднялись на водораздел и обернулись, солнце уже взошло над дальними горами во всей своей безоблачной славе. — Владычица моя Ариэн решила составить нам компанию, — улыбнулся следопыт. Теперь Арундэль рассмотрел своего спутника как следует: глаза у Альва оказались голубые, как небо, а на носу и щеках золотилось несколько веснушек — дар Девы Солнца, благословение ее любимцам, знак удачников и счастливцев. Следопыт скинул пятнистый плащ, и только тут Арундэль увидел, что помимо лука и колчана со стрелами к его мешку крепятся ножны короткого меча. Пока Альв, сняв мешок, торочил к нему снизу скатанный плащ, его спутник с любопытством рассматривал это замысловатое вместилище из вощеной парусины, снабженное всевозможными карманами, пряжками, шнуровками и шлевками и тоже покрытое разводами и пятнами. — Как все остроумно придумано, — заметил Арундэль, — Лямка через левое плечо нарочно, чтобы правая рука не уставала под ношей? — И чтобы можно было при нужде сражаться правой, не снимая мешка, — ответил следопыт, снова просовывая голову в лямку. И они отправились дальше. По дороге Арундэль любовался лесом: белели деревья в цвету, а солнечные лучи, пробиваясь сквозь кружевной полог молодой листвы, зажигали огненные искры в золотисто-рыжей шевелюре следопыта. Но чем выше поднималось и жарче сияло солнце, тем чаще Арундэль спотыкался о корни и кочки, — а его спутник, словно не чувствуя ни жары, ни усталости, продолжал идти с той же скоростью — стремительно, но сберегая силы. Альв остановился лишь ближе к полудню, когда впереди за деревьями замаячило открытое место. — Ну что, привал? А то дальше будет плохо с тенью, — произнес он, сбрасывая свой мешок под огромным платаном. Благодарный Арундэль последовал его примеру. Путешественники достали фляги: Арундэль — серебряную, а следопыт — простую кожаную, уселись в тень, и Альв угостил спутника тонкими, как хорошо выделанная кожа, лепешками. — А как зовется твой андама́киль? — спросил следопыт, с любопытством поглядывая на украшенные серебром серо-голубые ножны длинного меча на боку у Арундэля. — Миссэли́нквэ. Это значит… — Погоди-погоди… «Мокрый гиацинт» или «мокрый лист, похожий на лист гиацинта», так? Арундэль, удивленный, кивнул: — Да. Ты знаешь квэнья? — Так, чуть-чуть, — махнул рукой Альв. Это была либо большая скромность, либо большая удача: не всякий человек, прилично знавший наречие Высоких эльфов, мог правильно перевести название меча. — А можно мне на него взглянуть? — попросил следопыт. В ответ Арундэль достал из ножен Миссэлинквэ и подал его следопыту. — Ух ты… — выдохнул тот, принимая клинок. — Эльфийский, верно? Арундэль кивнул. В жаркий день, под безоблачным небом Юга лезвие меча не сверкало на солнце и не рассыпало золото солнечных зайчиков: металл был матово-серым, как несущие дождь облака. И Арундэль знал, что пальцы следопыта, легко касаясь клинка, ощущают прохладу, как будто меч достали из ручья. — Видишь рисунок металла? — спросил Арундэль. — Да, вижу. — А что видишь? — Трава… как будто по мокрому лугу идешь. Арундэль протянул руку и чуть повернул клинок в руках у следопыта вокруг оси: — А вот так? — О… — по лицу следопыта пробежали легчайшие отсветы: Арундэль знал, что это отражения переливов, похожих на змеек, которые оставляют капли дождя, стекая по оконному стеклу. — По семейному преданию, в сильный холод, когда замерзает вода, рисунок на клинке меняется и становится похожим на ледяные узоры, — добавил Арундэль. Рот следопыта сложился в немое восхищенное «О». — Это, значит, ваш фамильный меч? — спросил он. — Да. Его сковали во время Войны Гнева для Арундэля Первого Советника, первого в нашем роду. — И твои родичи дали тебе с собой такое сокровище? — продолжал дивиться следопыт. — У нас в семье есть обычай: тот, кто оправляется странствовать в Средиземье, берет с собой Ли́нквэ, — Арундэль чуть улыбнулся: — По правде говоря, я не рассчитывал, что мне дадут семейный меч, и попросил его у деда лишь ради того, чтобы соблюсти обычай. Тот колебался, но его взялась уговаривать матушка, причем безо всяких моих просьб. Кажется, она считает, что в Средиземье всегда идет война… Он помолчал, а потом вполголоса добавил: — Как видно, она не так уж и ошибается… Налюбовавшись на эльфийский меч, оценив изящную простоту рукояти и пару раз взмахнув андамакилем, следопыт с поклоном вернул оружие владельцу. — А каким ветром тебя занесло в лагерь Рамхади? — спросил Альв, когда они собрались и двинулись к недалекой опушке. Арундэль пожал плечами. — Мне просто нравится путешествовать, — ответил он. — Я объездил и обошел почти весь Нумэнор, и мне захотелось увидеть и Средиземье. А в Умбаре, пару недель назад я узнал о том, что на юго-восток Земли Соленого Ветра идет военный отряд, строить форт на Лахашской дороге. Мне захотелось размять ноги после долгого плаванья, и я попросил у наместника Рингора разрешения отправиться вместе с роквэном Малахом. Теперь нумэнорцы шли по пологим холмам, покрытым подушками стелющейся растительностью и редкими колючими кустиками в бледно-желтых цветочках. Здесь было жарче, чем в лесу, но зато можно было идти бок о бок. — Понятно... В тебе чувствуется толковый ходок, — одобрительно сказал следопыт. — А ты в Форо́старе был? — Да. Лазил по скалам под Соро́нтилем, спускался в старые каменоломни возле Ондо́сто. Следопыт усмехнулся. — У меня отец родом из форостарских рыбаков. — Откуда же у него такое необычное имя? — воспользовался случаем Арундэль. — А, это история уже тех времен, когда он приплыл в Средиземье и стал следопытом. В странствиях отец познакомился с одним почтенным карлой, и они пережили вместе много приключений. И в итоге побратались — поменялись именами. Так что я теперь ношу карлово имя, а почтенный карла зовется А́сгон. — Это отец назвал тебя Нимрихилем? — спросил Арундэль. — Нет. Это мое материнское имя, — ответил следопыт, как будто замявшись. — Твоя матушка случайно не из эльфов-а́вари? — улыбнулся Арундэль. Альв вздрогнул и уставился на него. — С чего ты взял? — отрывисто спросил он. Арундэль слегка опешил: — Само твое имя — «дитя эльфов»… и цвет волос… мне подумалось, что в нашем народе рыжие встречаются реже, чем у эльфов… — Он поразмыслил и добавил: — Из всех, кого я знаю, только у моей тети, госпожи Амаурэа, рыжие волосы. Цвета зари, очень красивые. Следопыт поднял бровь. — Госпожа Амаурэа? Это часом не супруга принца Анкалимона? — Она самая. Теперь обе брови Альва всползли на лоб. — Ты, получается, приходишься племянником нашей будущей королеве? — На самом деле, она мне двоюродная тетя, кузина моей мамы, — уточнил Арундэль. — Но они с детства лучшие подруги, почти как родные сестры. — Понятно… Альв почесал голову, а потом сказал, словно извиняясь: — Я просто оторопел, как ты метко угадал: я ведь и впрямь полукровка. Только мать у меня из Младших людей. — Как интересно! Я никогда раньше не встречал людей, у которых кто-то из родителей не из нашего народа. — И в ее народе, народе холмов, рыжих будет как бы не половина, — продолжал следопыт. — А имя… я родился через год после того, как отец привел маму жить в Виньялондэ. Мама тогда представляла эльфов такими, какими их видит ее народ: любителями подшутить над смертными, иногда и нехорошо. Говорит: «Ты был такой миленький, когда родился! Я уж подумала, не подменил ли Добрый народ мое дитя своим!» Отсюда и имя. — Народ холмов живет возле Виньялондэ? — О нет! То было дальнее странствие на северо-восток, к Мглистым горам. — Это где-то около Имлад-риста? Следопыт в изумлении уставился на спутника: — Ты слышал об Имлад-ристе? Арундэль пожал плечами. — Наш род во время войны Саурона с эльфами держал сторону «ястребов». А моя мать — правнучка Кирьятура Победителя и принцессы Калайрэ, дочери Тар-Минастира. Так что я вырос на рассказах об Эрэгионской войне. — Даже из знатоков истории не всякий слышал об убежище, основанном тогда Э́льрондом Полуэльфом в Мглистых горах… — пробормотал следопыт. — А ты там был? — спросил Арундэль. — Нет, не приходилось. Но зато я был в Линдоне, в прошлом году! Не успел Арундэль воскликнуть «Расскажи, пожалуйста!», как следопыт вдруг произнес: — А вот и Инлам! И Арундэль осознал, что впереди, в просторной долине между безлесыми холмами, сгрудились не причудливые скалы с отверстиями и выемками, напоминающими двери и окна, а строения, похожие на вылепленные из глины кубики, оставленные сохнуть на жарком солнце. Кое-где из кубиков торчали, словно колючки, концы деревянных стропил. Стены у Инлама не было, но там, где белая от пыли дорога, ответвляясь от большака, втекала в поселение, стояло несколько харадрим с копьями и луками. — Ты смотри, — сказал следопыт, — случилось у них что, что они заставу поставили? — Должно быть, до Инлама уже дошли вести о резне в святилище Ибиса, но что разбойники перебиты, здесь еще не знают, — отозвался Арундэль. — А мы даже не можем им об этом рассказать! — Почему? — удивился следопыт. — На адунайском так далеко от Умбара вряд ли кто-то говорит, а мы не знаем местного языка. Альв поднял бровь: — Почему, я знаю. И прибавил шагу, предоставив удивленному Арундэлю догонять спутника. Приближаясь к заставе, Арундэль рассмотрел дозорных и поразился невообразимой мешанине их одежды: кожаный фартук кузнеца, накинутая на плечи облысевшая овечья шкура, войлочные шапки, ремни, намотанные на предплечья… До него не сразу дошло, что все это должно работать доспехами. При виде нумэнорцев дозорные низко поклонились и опустили луки и короткие копья: острием одному из них служил обломок лемеха. Путешественники ответили на поклон, и Альв заговорил с харадрим на их языке, весьма бегло. Хотя и помогал себе руками, указывая в разные стороны. Арундэль заметил, что двое подростков с луками не сводят с него широко распахнутых глаз, черных, как маслины. Но, когда он улыбнулся в ответ, подростки отшатнулись, и Арундэль увидел, как один из них сложил правую руку «рожками». Это заметил мужчина постарше и отвесил паренькам по оплеухе, а сам с извиняющимся видом поклонился нумэнорцу: дескать, прости неразумных. Тут следопыт дернул Арундэля за рукав: — Слушай, а гонец от порубежников ничего не говорил, из какого народа были перебитые разбойники? — Он сказал, что это были истерлинги, но незнакомые, видимо, издалека, — произнес Арундэль. — А в чем дело? — Потом расскажу, — и Альв вернулся к разговору с харадрим. Он несколько раз на разные лады повторил слово «мадуд» — «истерлинги, кочевники» и махнул рукой на северо-восток, как будто стремился убедить и успокоить собеседников, и Арундэль увидел, что хмурые лица дозорных разгладились. Тот мужчина, который отвесил подросткам по оплеухе, что-то ответил следопыту, и Арундэль уловил знакомое имя — «Хамул». — Пойдем, — позвал Альв, и нумэнорцы, кивнув на прощание дозорным, отправились по улочке, утоптанной до каменной твердости, вдоль буро-белесых глиняных домиков с плоскими крышами, с дверями и ставнями некрашеного дерева. — Что говорят дозорные? — спросил Арундэль. — Все, как ты сказал: харадрим и впрямь взбудоражены вестями о резне в святилище Ибиса. — Они решили, что это Хамул Скверный Сосед идет с войском с востока, из Лахаша, и это его солдаты напали на святилище? Альв приподнял бровь — кажется, на сей раз от удивления. — Да… — медленно произнес он. — Только они называли его Хамул Тень Востока. — За дело, — мрачно произнес Арундэль. — Роквэн Малах много рассказывал про последнюю войну с Полуденным царством и про его нынешнего властителя. Которому бы и впрямь ничего не стоило перебить десяток безоружных ни в чем не повинных людей. Альв нахмурился. — В самом деле? А мне рассказывали, что харадрим к своим святым местам и жрецам относятся с большим уважением… Арундэль пожал плечами: — Так династия, из которой происходит король Хамул, — это потомки истерлингов. Он же сам называет себя Хамул Мадуди — то есть Хамул Истерлинг. — А, тогда понятно, почему тут народу никого и даже коз не видно: все попрятались… — сказал Альв. За разговором путники вышли на небольшую площадь. Тут тоже было безлюдно, только в тени навеса дремал одинокий ослик. — Ну вот, мы пришли! — радостно провозгласил следопыт. — Постой, а куда? — спохватился Арундэль. — Зачем мы вообще зашли в Инлам, нам же нужно на дорогу! Следопыт воззрился на него с искренним недоумением: — Что значит — «куда» и «зачем»? В харчевню, пообедать! И он указал на пыльный венок из можжевельника, висевший над входом на веранду с решетчатыми стенами. В харчевне после яркого солнечного света было темно и прохладно. А еще тихо и пусто. Перед нумэнорцами возник лысый харадец в длинной просторной одежде и с низкими поклонами проводил их за единственный обычный стол — который, видимо, предназначался для гостей из морского народа. Остальные столики были низкими, как это в обычае у харадрим. Хозяин смахнул широким рукавом пыль со столешницы и почтительно выслушал следопыта, в речи которого Арундэль уловил слова «сыр» и «просяное пиво», которые часто слышал по дороге. Харадец иногда посматривал на Арундэля, как ему показалось — со странным выражением. Вдруг опустив взгляд, Арундэль заметил, что его правая рука сложена «рожками». Когда хозяин, еще раз низко поклонившись гостям, удалился, Альв сказал: — Сейчас принесут сыр и пиво, пока готовят горячее — чечевицу с луком и пряностями. Я велел, чтобы было не очень остро. — Скажи, пожалуйста, ты случайно не знаешь, почему здешний люд при виде меня складывает руку «рожками»? — спросил Арундэль, глядя вслед хозяину харчевни. — А, ты заметил… — усмехнулся Альв. — «Рожки» здесь делают, защищаясь от дурного глаза. В данном случае — от твоего. — Но почему?! — Серые глаза, темные волосы, бледная, по харадским меркам, кожа — ты выглядишь как натуральный лунный, или белый, демон. Как эльф. — В Умбаре я не замечал, чтобы харадрим защищались от моего дурного глаза… — пробормотал обескураженный Арундэль. Альв пожал плечами. — Тамошние, небось, привыкли. Я когда вчера спрашивал у охтаров, где твоя палатка и как ты выглядишь, они мне так и сказали: «на внешность — чисто эльфийский принц, не ошибешься». Впервые внешность Арундэля, втайне гордившегося своим сходством с тарэльдар, оказалась чем-то вроде недостатка, и, пока он переваривал этот новый жизненный опыт, хозяин заведения принес нумэнорцам большой кувшин с пивом, кружки и блюдо с толстыми ломтями овечьего сыра. — Послушай, я вот что думаю: большак дальше на запад делает еще один крюк — обходит горы, — заговорил Альв, осушив свою кружку едва ли не одним глотком. — Может, нам и тут спрямить? Горы невысокие, зеленые, заблудиться не заблудимся, а пройдемся с душой. Что скажешь? — Я с удовольствием, — улыбнулся Арундэль. — Тогда я пойду расспрошу хозяина про дорогу. Глядишь, в отсутствие лунного демона он поразговорчивей будет, — и следопыт на прощание подмигнул спутнику. Арундэль, радуясь возможности спокойно посидеть в тени с кружкой прохладного напитка, поудобнее устроился на лавке и с наслаждением вытянул усталые ноги. Но тут до него донесся шорох, и он заметил, что в траве, которой был устлан земляной пол, поблескивают чьи-то глазки. Молодой человек пригляделся и понял, что это мышь. Он отщипнул крошку овечьего сыра и бросил зверьку: крошка очень быстро исчезла. Отломив кусочек побольше, Арундэль положил его на носок своего башмака. — А ту́ла нин (квэнья "Иди ко мне"), — позвал он. Мышь, хоть и не сразу, но набралась смелости вскарабкаться на ногу человеку и принялась грызть сыр, придерживая его передними лапками. Осторожно протянув руку, Арундэль поднял мышь и, держа на ладони, дал еще сыра. Рассматривая серо-бурого зверька, его карие глазки-бусинки и розовые лапки, Арундэль удивлялся, какая эта мышь маленькая: поместилась бы, наверное, и в женском кулачке. На лавку напротив уселся следопыт, и мышь, встревожившись, оторвалась от угощения и повела мордочкой, щекоча усами пальцы Арундэля. — Смотри-ка, она совсем тебя не боится… — покачал головой Альв. — А должна? — Вряд ли она живет в этой харчевне и развлекает ее гостей с дозволения хозяина. Арундэль пожал плечами и отщипнул мыши еще сыра. Следопыт вдруг издал тихий писк, и мышь, подняв голову, уставилась на него. Альв снова запищал, и мышь, забыв про недоеденный сыр, соскочила с руки Арундэля на стол, подбежала к следопыту и уселась перед ним на задние лапки. Тот вынул из поясной сумки небольшой пакет с неприкосновенным запасом — точно такой же сверток с эликсиром и дорожными хлебцами выдали на дорогу и Арундэлю, — развернул его, отломил кусочек хлебца и протянул мыши. Поднял взгляд на удивленного спутника и объяснил: — Я пообещал ей лакомства, какого она еще не пробовала. — Ты знаешь язык птиц и зверей? — изумился Арундэль. Альв пожал плечами. — У них много языков и наречий, и вряд ли есть на свете человек, который знает их все. Но все следопыты умеют разговаривать с теми или иными животными. Я, например, умею разговаривать с грызунами и водными зверями, вроде бобров и выдр. Арундэль уставился на него пораженный. — Все следопыты? — переспросил он, не веря собственным ушам: все-таки умение говорить с кэ́львар было редкостью даже у нумэнорцев. Альв кивнул и накрыл рукой мышь, трудящуюся над хлебцем, потому что хозяин харчевни уже нес им две миски, над которыми аппетитно курился пар. Чечевица оказалась вкусной и умеренно пряной. Расправившись с ней, Альв сказал: — Слушай, тут такое дело… Я поговорил с трактирщиком, и, по его словам, вчера днем в паре лиг южнее Инлама видели конный военный отряд — вроде как немаленький. И вроде как он ехал в эту сторону. — С юга? Значит, это набег! — воскликнул встревоженный Арундэль. — Наверное, они хотят напасть на лагерь Рамхади, пока крепость еще не достроена. Надо предупредить Малаха! Почем ты мне сразу не сказал? Нам надо торопиться! Но Альв спокойно покачал головой: — Если бы они хотели застать нас врасплох, они бы напали на Рамхади еще вчера вечером или в ночи. Вдобавок они потом свернули на запад перед какой-то тутошней Лысой горой. Так что дело хоть и серьезное, но не особо срочное. Арундэль выдохнул. — Вот почему в Инламе так перепугались, когда услышали о резне в святилища Ибиса… — произнес он. — Решили, что началась настоящая война… Альв кивнул. — Похоже на то… Послушай, ты случайно не знаешь, куда этот отряд мог ехать? К западу от Инлама есть, я не знаю, крепости или города, что-то такое? Арундэль задумался. — Я не знаю точно… — медленно заговорил он, — но мне кажется, что на запад от Инлама и к югу от Лахашской дороги ничего нет, только горы и неудобья. Во всяком случае, наши порубежники здесь не появляются, потому что на юге Земли Соленого Ветра набеги случались либо западнее, на Золотой дороге, либо восточнее, на Лахашской, у ручья Рамхади. А здесь раньше всегда было тихо… Наверно, теперь, когда обе дороги прикрыты фортами, они решили устроить набег там, где их никто не ждет. — Трактирщик говорит, что к югу от Лысой горы есть деревня, — сказал Альв. — Получается, туда отряд и поехал, раз больше некуда. Арундэль в тревоге выпрямился. — Тогда надо дойти до этой деревни и узнать, что случилось, — решительно произнес он. Альв уставился на него, как будто ушам своим не верил: — Ты серьезно? — Конечно! Если святилище Ибиса находится за пределами Земли Соленого Ветра, то Лысая гора — все-таки в границах. И люди, которые там живут, имеют право рассчитывать на нашу защиту. Надо хотя бы узнать, что случилось. Надеюсь, что ничего плохого… или… хотя бы совсем плохого… И Арундэль тяжело вздохнул. — Ну… да… — Альв растерянно провел рукой по волосам. — Но, может, тебе лучше вернуться в Рамхади? Малаха ведь все равно надо предупредить. А я да, пойду разбираться, что там с отрядом и с деревней. Но Арундэль покачал головой. — Чтобы предупредить Малаха, достаточно послать вестника из Инлама. А мы с тобой тем временем отправимся вдвоем на Лысую гору. Что скажешь? Следопыт вздохнул: — Так я еще должен позаботиться, чтобы с тобой ничего не случилось, и письмо доставить… Может, я бы отдал тебе письмо и отправил в Умбар? Чтобы у меня за тебя сердце не болело? И Альв просительно уставился на спутника. — Этот отряд… — медленно заговорил Арундэль, изо всех сил пытаясь найти способ убедить следопыта, — этот отряд может оказаться где угодно, верно? Мы ведь не знаем их планов. Кто же мешает им выбраться и на Лахашскую дорогу? Это означает, что с тобой мне будет безопаснее, чем одному, не так ли? Альв нехотя кивнул. — Я не знаю харадского языка и, если что-то случится, не смогу ни предупредить, ни вестника послать, — продолжал Арундэль. — А если я пойду с тобой, то, по крайней мере, у тебя будет возможность отправить меня с важными вестями. Альв побарабанил пальцами по столу, разбудив мышь, которая, доев угощение и раздувшись в мохнатый шарик, уснула рядом с его миской. — Ты, что ли, предлагаешь, чтобы я гонял тебя, как своего брата-следопыта? — спросил он. — Ты окажешь мне честь, — спокойно сказал Арундэль. Альв вздохнул, смиряясь. — Ладно, — сказал он. — Тогда двинемся к Лысой горе вдвоем. А там видно будет. Арундэль кивнул: — Только надо посыльного к Малаху отправить. Ты не позовешь хозяина харчевни? Будучи призван, харадец («его зовут Эчталех» — предупредил Альв), почтительно выслушал следопыта и ответил ему длинной речью и поклоном. — Все в порядке, он говорит, что найдет посыльного и отправит его в Рамхади, — сказал следопыт. Арундэль снял с пальца серебряное кольцо-печатку и подал его харадцу. — Переведи, пожалуйста, почтенному Эчталеху мои слова, — обратился он к Альву. — Пусть вестник передаст роквэну Малаху это кольцо и мою просьбу прислать в Инлам пять десятков охтаров. Арундэль достал из поясной сумки серебряную монету и положил на стол. — А это — плата вестнику за труды, — добавил он. Альв поднял бровь, но добросовестно перевел слова своего спутника, добавив, однако, его имя и еще какие-то пояснения. К концу его речи у харадца сделались большие глаза, и он снова поклонился, уже одному Арундэлю и очень низко. — Что ты ему сказал? — спросил Арундэль, глядя вслед хозяину харчевни, который удалился вместе с печаткой, серебряной монетой для гонца и медью в уплату за обед — и уже не складывал руку в «рожки». — Я сказал почтенному Эчталеху, что твой отец — главный советник у нашего короля, — отозвался Альв, а — Но зачем? Это же неправда! — возмутился Арундэль. — Адмирал Военного флота не только не главный, но даже не советник! Это дед в Совете Скипетра. — Я нарочно сказал так, чтобы он понял, — спокойно ответил Альв. — Ведь у харадских владык главный советник — это тот, кто отвечает за дела войны: оборону и нападение, оружие и крепости… Примерно как твой батюшка. Арундэль фыркнул, берясь за лямки своего мешка: — Как вообще главным советником короля может быть тот, кто отвечает за войну, а не за мир? Альв пошевелил бровями, пособирал лоб в морщины, словно искал подходящий ответ, но так ничего и не сказал. И нумэнорцы, бережно сгрузив на пол сладко дремлющую мышь и положив рядом с нею остаток дорожного хлебца, вышли из харчевни в жар послеполуденного солнца и свернули с площади налево, на юг. — Ты отдал свое кольцо, — сказал следопыт, когда путники, покинув Инлам, зашагали по сухой и ровной долине на юго-юго-запад. — Я хочу, чтобы Малах серьезно отнесся к моей просьбе, — отозвался Арундэль. — Люди в Инламе беззащитны перед нападением, но пятьдесят охтаров — это много. Каменистая долина, по которой они шли, становилась все уже: слева на нее надвигалась отвесная скальная стена — край плато, а справа щетинились кустарником холмы, за которыми голубели окутанные дымкой лесистые горы. Здесь было бы жарко, если бы не свежий ветер, дувший вдоль обрыва прямо в лицо. По нагретому камню сновали бронзово-зеленые ящерки, и Арундэль внимательно смотрел под ноги, чтобы не наступить на них. — Послушай, Альв, откуда ты знаешь местный язык и местные обычаи, вроде знака, которым отводят сглаз? — спросил он у следопыта, —Ты уже был в здешних краях? Собеседник помотал головой. — Нет, я выучил харадский еще подростком, когда ходил в Школу. — В Виньялондэ в школах преподают харадский язык?! — изумился Арундэль. — Не в школах, а в школе. В Школе следопытов. И не преподают, а… В общем, вместе со мной учился умбарец. Он и научил меня харадскому и рассказал много всяких историй про свою родину. Школа следопытов? В Виньялондэ есть Школа следопытов? Арундэль вдруг понял, что его мир никогда не будет прежним. Но не успел он воскликнуть «Расскажи мне все про нее!», как Альв остановился. — Так, — сказал он, — если это не та дорога, которая ведет к Лысой горе, я съем свои сапоги. Немытыми. «Где ты видишь дорогу?» — хотел спросить Арундэль, но заметил в низкой траве две ровные тропинки и сообразил, что это колеи, убегавшие направо, на запад, в лесистые предгорья. Туда они после небольшого привала и свернули.