Звон ледяной тишины

* * *

      Андрей проснулся утром, когда только начало светать. Обнорский открыл глаза. Он, приподняв и положив рядом свисавшую с дивана правую руку, которая затекла от такого положения, оглядел комнату.       Было темно и очень тихо. Андрей взглянул на часы на стене, время было к восьми.       Он перевернулся с живота на спину и лишь тогда заметил, что укрыт одеялом, чему очень удивился. Обнорский помнил, что перед сном точно не укрывался, да и вообще рядом ним никакого одеяла и не было, либо же он его не заметил.       «Света…» — подумал он. «Значит, она уже проснулась. Только почему же тогда так тихо? Вряд-ли Света уже ушла на работу. Сомневаюсь, что она оставила бы меня одного в своей квартире».       Вставать совсем не хотелось, однако, в то же время, ужасно хотелось пить, и Андрей всё-таки встал с дивана.       Он, одевшись, прошёл на кухню. Светлана сидела за столом. Она была в том же милом коротком халатике, в котором Андрей видел её ночью.       — Доброе утро, кхм, — произнёс он, голос его отчего-то был слегка охрипшим.       — Доброе, Андрей, — в растерянности ответила Суворова, быстро натянув улыбку. Она явно была чем-то расстроена или встревожена.       — Всё хорошо?       — Да. Как чувствуешь себя?       — Замечательно. Только было бы хорошо попить чего-нибудь, а то в горле пересохло.       Светлана, ничего не ответив, быстро налила чай и, предварительно положив в него пол ложки сахара, подала Андрею.       Обнорский присел за стол и, взяв чашку, с удовольствием сделал большой глоток чаю, который был такой же вкусный, как и вчера вечером.       Светлана села напротив него. Она так внимательно смотрела на Андрея, отчего ему казалось, что она видит его насквозь, и он спросил:       — Со мной что-то не так?       — Знаешь… Я тут думала… — она опустила глаза. — Ты вчера спрашивал меня, зачем я тебя позвала… Не подумай, что я для развлечения, хотя может быть, ты скажешь, все эти чувства глупость, но ведь не в моём возрасте. Однако я не бросаюсь на первого встречного, я с серьёзными чувствами.       Андрей едва сглотнул горячий, обжигающий горло, чай, чуть не подавившись им. Он не совсем понимал, что именно она имеет в виду. Обнорский лишь наблюдал за тем, как от волнения трепещут её ресницы и дрожат руки.       — О каком возрасте ты говоришь? — спросил он, поставив кружку на стол. — Я думал, что тебе лет двадцать пять.       — Разочарую тебя, мне тридцать один.       — Хм… А какое это имеет значение в данном случае?       — Наверное, ещё слишком рано, но женщине за тридцать тянуть некогда, — Светлана устало вздохнула. — Как-то странно я начала наши отношения. За столько лет я так и не научилась разговаривать с мужчинами…       Андрей был в полной растерянности и не знал, что ему делать дальше. Он ни разу не встречал женщин настолько серьёзных и сдержанных перед всеми, но настолько искренних перед теми, кто им не безразличен. Суворова просто взяла и сразу выложила ему все свои чувства. Андрей понял, что Светлана не тот человек, который будет с кем попало откровенничать, из чего можно понять — она ему доверяет. Хотя это довольно странно, учитывая то, что они едва знакомы.       Обнорский не до конца понимал, что именно чувствует к ней, но ещё вчера чётко для себя выделил, что в её обществе ему очень хорошо. Рядом с ней он чувствует какое-то спокойствие, которое ощущает лишь тогда, когда остаётся наедине с собой. Бывает же такое, что с самого начала какой-то человек тебя отталкивает, а какой-то наоборот — притягивает.       Андрей, встав, подошёл к Светлане и аккуратно приобнял её.       — Не волнуйся, — прошептал он, поцеловав её в лоб и прижав к себе. — В нашем возрасте действительно некогда чего-то ждать и откладывать на потом.       — Знаешь, Андрей… За девять лет работы в органах я научилась считывать людей чуть ли не с первого взгляда, и мне кажется, что ты хороший человек, даже если другие люди думают о тебе по-другому, — проговорила Светлана, крепко обняв Андрея и зарывшись лицом в складки его одежды. Кажется, будто она искала в нём какую-то защиту. — Я просто подумала о том, что каждому человеку необходима поддержка и любовь.       Серёгин не ответил ничего, а, приподняв её лицо к себе, взглянул в её печальные глаза, в которых, казалось, был целый мир. Её глаза были пусты, словно бездна, но, в то же время, как-то по-детски искренны.       Она была права, он действительно подсознательно желал чьей-то поддержки, хотел быть человеком, рядом с которым не нужно ничего, ибо лишь одно его присутствие успокаивает, и ты забываешь обо всех своих бедах, ведь этот человек — твоя тишина, данная на век.       Андрей недолго смотрел в глаза Светланы. Он не сдержался и, схватив её и приблизившись к её губам своими, осторожно поцеловал её. Никакого разврата сейчас даже и близко не было в его мыслях, ибо не те чувства это были, а какие-то совсем новые для него. Губы её показались ему такими сладкими и нежными.       Для Светланы же губы Андрея были какими-то даже не то чтобы горькими, а терпкими, но останавливаться ей не хотелось. Она уже давно ни с кем не целовалась, лет десять точно, если не больше.       Вскоре она всё ж таки прервала этот поцелуй и слегка отстранилась.       — Я пойду собираться, — она вырвалась из его объятий и ушла.       «Даже пощёчину не влепила; неужто я так сильно в сердце ей запал? А она очень даже хороша, как женщина! Хотя всё же она отличный психолог, стоит быть с ней осторожнее. Или может быть наоборот стоит открыться ей? У неё явно нет каких-то корыстных помыслом относительно меня», — думал Андрей, пока допивал чай.       Закончив с этим, он вышел в коридор, где заметил, что Светлана у зеркала надевала на шею бусы.       — Помочь? — спросил он.       — Ну помоги, раз предложил, — ответила она, хитро улыбаясь.       Андрей взял бусы и, надев их на её бледную тонкую шею, осторожно застегнул. После он чуть наклонил голову к ней и аккуратно оставил поцелуй на её нежной шее.       — Не наглейте, гражданин Обнорский, — с иронией сказала она, быстро повернувшись к нему и ухватив его за кофту на груди.       — Это ты ещё не знаешь, как я наглеть умею.       — Вот и не наглей, — Суворова отпустила его. — Пойдём уже, а то я на работу опоздаю.       Они вместе вышли квартиры, а после из парадной. Сегодня, при свете, Андрей наконец разглядел двор — он был самым обыкновенным — узким и грязным, как все старые дворы Петербурга.       — Давай я отвезу тебя сейчас. Вечером могу тоже забрать.       — Вечером не нужно, я отпрошусь и уйду пораньше — с машиной решу вопрос.       — Помощь нужна какая-нибудь будет?       — Спасибо, не нужно.       — Тогда я вечером приеду к тебе, — только и успел сказать Андрей, как на сравнительно небольшом расстоянии от него, разлетевшись вдребезги, об асфальт ударилась стеклянная бутылка, выброшенная из распахнутого окна на втором этаже. Вслед за этим послышался громкий некрасивый хохот.       — Это ещё что, мать вашу, такое?! — выругался он, подняв голову кверху.       Андрей не ожидал такого, особенно учитывая то, что ему чуть-чуть не прилетело прямо по голове, с которой у него и так были проблемы.       В открытом окне, откуда выбросили бутылку, на подоконнике сидела женщина неприятной наружности, в какой-то обшарпанной одежде. Волосы её, непонятно какого цвета, были растрёпаны. Видно, что она была хронически пьющая, и сейчас, наверняка, была в нетрезвом виде.       — Суворова мужика себе притащила — вот так новость! — громко заговорила она, вновь расхохотавшись.       — Это что за явление?.. — спросил Андрей.       — Валерия Дмитриевна — мать той девочки, которую мы вчера видели в подъезде.       — Да она же в хлам пьяная…       — Ей уже и органы опеки предупреждение делали, и участковый — всё без толку.       — Надо же… — начал Андрей, но Светлана, слегка потянув его за рукав куртки, перебила:       — Пойдём, а то в этот раз точно прилетит.       «Весёлый микрорайон однако…» — подумал Обнорский.

* * *

      Вечером, часам к десяти, Андрей приехал к Суворовой, вновь оставив машину в тёмном дворе, почти под окнами её квартиры и подальше от того окна, откуда утром ему по голове чуть не прилетела бутылка.       В парадной на том же самом месте кучковалась молодёжь. Сегодня они даже не обратили на Серёгина внимания, ибо он уже не был для них новым человеком, да и к тому же они были очень увлечены своими весёлыми разговорами. Андрей по лестнице прошёл мимо них и разбитого окна.       Было очень темно; на четвёртом этаже также, словно путеводный огонёк, слабо горела одна лампочка.       Андрей подошёл к двери и позвонил в звонок.       Светлана очень скоро открыла.       — Здравствуй, Света.       — Добрый вечер, — не успела произнести Светлана, как Обнорский подхватил её на руки.       — Андрей! Что ты делаешь? — вскрикнула она. — Да что с тобой?       — Соскучился, — улыбаясь, ответил Андрей и поставил её обратно, на пол, — тишина моя.       — Японцы говорят так вместо «я люблю тебя», мне считать это за признание?       — Разве я похож на японца? — иронически улыбаясь, спросил Андрей.       — Дошутишься, и твоя тишина превратится в шум.       — Ты, я смотрю, тоже не отстаёшь от меня.       — Ой, да прекрати! — Светлана с улыбкой легонько хлопнула его по плечу. — Есть будешь?       — Нет, а вот от чая не отказался бы.       — Чайник пойду поставлю, — она ушла на кухню, а Андрей прошёл в комнату и присел на диван.       Он подхватил на руки кошку, лежавшую на диване.       — Ну привет, Бусинка, — весело сказал он, подняв кошку над головой.       — Оставь в покое мою кошку, — произнесла хозяйка квартиры, показавшаяся в дверях.       — Ну если вместо неё будешь ты, я только за.       — Ты со всеми так шутишь или только со мной?       — Света, я сейчас серьёзно, — ответил он без всякой иронии и, оставив кошку на диване и вновь подхватив Светлану, усадил её себе на колени.       Она нежно обхватила его шею своими маленькими тёплыми руками и прижалась своей головой к его голове.       — Как прошёл твой день? С машиной как? — спросил он.       — Машину на эвакуаторе отвезли в ремонт. Оказалось, генератор полетел, но ничего, его быстро сделали, и домой я доехала. На работе всё по-старому, правда одной бабушке целый час пришлось разъяснять одну статью. А у тебя как? Твоя работа уж куда интереснее моей.       — Даже чересчур… Я тебе потом обо всём расскажу, дай немного отдохну от этого, — с одной стороны, ему хотелось поделиться тем, чем он занимается, но с другой, Андрей не хотел впутывать её во всё это, тем более, что лишь рядом с ней одной он отдыхал от работы и всего остального.       — Ты сегодня устал, наверное?       — Есть немного, — Обнорский, вздохнув, прикрыл свои голубые глаза и прислонился лбом к её плечу. — Как уже, честно говоря, достало всё это.       — Конечно, я не спорю, работа журналиста не из простых, но неужели всё настолько плохо?       — Дело даже не в самой работе, — ответил он. — Я прилягу?       — Ложись.       Андрей лёг рядом с ней, уложив голову ей на колени. Светлана стала аккуратно перебирать его непослушные русые волосы, которые он постоянно поправлял. Андрей не видел ничего более приятного, как её прикосновения к его голове — это очень успокаивало.       — А в чём же тогда дело? Объясни.       — В одну нехорошую историю я вляпался… Я не могу рассказать тебе всего, но это связано с Антибиотиком, то есть Говоровым, и Челищевым. Ты ведь слышала о них?       — Ещё бы! Я с Серёгой четыре года работала в одном отделе в прокуратуре.       — Вот как?.. А мы с ним учились на одном курсе, на разных факультетах только. Не то чтобы дружили, но пересекались часто, выпивали вместе.       — Я уволилась в мае, а его, кажется, в августе или сентябре уволили. Он очень переменился, когда у него родителей убили… Какой-то отстранённый стал, нервный, угрюмый. Я ему предлагала пойти работать к нам, он отказался, в адвокаты подался, а потом к этому Антибиотику…       — Ты общалась с ним даже тогда, когда он уже с ними был?       — Нет. Хотя честно, я даже и не знаю, в какой момент мы перестали общаться-то с ним. В последний раз я видела его ещё в прошлом году, кажется. Серёга тогда только-только подался к ним, я говорила ему, что дело гиблое, да он не послушал. После этого я его не видела, а он мне не звонил больше. Ну а потом его убили после всех этих разборок…       — Как раз перед смертью он встретился со мной и передал мне компромат на Антибиотика. Слишком поздно мы с ним встретились, — ответил Андрей. — Слушай, давай не будем об этом, голова уже кругом идёт, — добавил он.       — Тогда и не думай об этом. Просто расслабься.       — Так точно, — ответил Обнорский, улыбнувшись. Признаться, улыбка его была очень красивая и какая-то чарующая. — Кстати, а ты в каком звании уволилась?       — Юрист первого класса, капитан, короче.       — Ммм… Ты у нас, также как я, товарищ капитан, значит.       — Ты военный офицер?       — Да, капитан запаса, — протянул он, закрыв глаза.       В её обществе Андрею не хотелось говорить ни о чём, ибо он чувствовал, что Света понимала его без слов. Ему и от неё нужны были не слова, а только бархатная успокаивающая тишина, в которой растворялись их души, неожиданно встретившиеся и так быстро полюбившие друг друга.       Ночь и тишина, данная на век…

* * *

      С того дня Обнорский почти каждый день ночевал у Суворовой и не замечал, как постепенно утопает в той сладкой тишине, о которой мечтал и теперь обрёл, и как крепчают его чувства к ней.       Со Светланой Андрей ощущал себя нужным и любимым человеком и отдыхал от всего. Ему было так легко с ней. Он почему-то очень доверял ей, даже несмотря на то, что был знаком с ней такое непродолжительное время. Андрею отчего-то казалось, будто он знал Светлану всю жизнь, словно она часть него, точнее его души.       Никогда и ни к кому таких необычных чувств он ещё не испытывал. Может быть это связано с возрастом? Хотя Андрей ведь ещё не был стар, ему было всего-то тридцать восемь.