Дурная кровь

В сердце давно заброшенного здания, некогда принадлежавшего Уилсону, пробудилась сила. Стены, покрытые трещинами времени, вдруг заполнили отзвуки далёких голосов, а пустые залы обрели дыхание, не подчинённое законам жизни и смерти. Именно те, кого считали мёртвыми, вдохнули новую жизнь в это заброшенное убежище, окутав его холодными объятиями вечности. Вольтури преобразили это мрачное пространство, оставленное баловником судьбы, в центр противостояния, в котором древняя мощь сплеталась с прежними амбициями. Суровость пустоты столкнулась с величественной изысканностью. Там, где некогда кипело активное производство, теперь царила аскетичная скромность, резко контрастировавшая с помпезностью резных колонн и пафосных изречений, венчавших тронный зал в Вольтерре. Всё же это столкновение стилей лишь усиливало магнетизм вновь пробуждённого места. Для Вольтури, чей дух был неразрывно связан с древними тайнами и вечной силой, обладание этим уединённым пространством имело особое значение. Изолированное от шумной цивилизации и людской суеты, оно предоставляло им необъятный простор для реализации их замыслов, требовавших соблюдение тайны. Здесь, вдали от посторонних глаз, они могли в тишине реализовывать свои планы, которые изменят ход истории. Но прежде, чем приступить к делу, Вольтури решили окропить это место своей аурой. Собрание, превратившееся в мистическую церемонию, должно было стать символическим ритуалом, который запечатлит возрождение этого сооружения. В центре просторного зала собралось небольшое скопление — гвардия, выстроенная в аккуратный полукруг, как живой щит. Их взгляды, холодные и непроницаемые, были устремлены к трём лидерам. Сегодня заседание открыл Кайус Вольтури. Его голос сотрясал бетонные стены и каменные полы, он же пробуждал в сердцах каждого древние воинственные отголоски. — Вы знаете, это место должно было стать убежищем для армии новорожденных. Но сегодня мы здесь собрались не для того, чтобы подбирать с улиц людей и плодить бессмертных, обречённых на уничтожение. Присутствовавшие не смели издавать ни звука. — Мы находимся на территории, которая слишком близко прилегает к эпицентру этого зла. Любой неверный шаг может привести нас к катастрофе. — Кайус мимолётно окинул взглядом зал, убеждаясь, что смысл слов доходит до каждого. Гвардия, стоявшая вокруг, замерла. Даже самые опытные бойцы, повидавшие ужасы веков, почувствовали, как нарастающее напряжение сковало их. — Фейты, — продолжил он, сделав паузу, — не такие враги, с какими мы сталкивались раньше. Они — не дикие новорожденные, которых можно загнать в угол и уничтожить. Тактика врываться к ним с огнём и мечом не приведёт нас к победе. Едва он произнёс эти слова, зал всколыхнулся. Послышались приглушённые возгласы, вампиры переглянулись. Никто не хотел терять близких. Никто не хотел видеть падение их империи из-за глупой ошибки. Кайус, увидев волнение присутствовавших, слегка приподнял одну руку, и все замолкли. — Вы должны помнить цену войне. Мы видели, как пали сильнейшие и их гордость стала причиной гибели целых кланов. Эти слова, наполненные древней мудростью и горькой правдой, проникли в самую суть собравшихся. На лицах остальных лидеров — Маркуса и Аро — мгновенно разразилась легкая, почти неуловимая скорбь. Их взгляды, потемневшие от воспоминаний о павших воинах, молча свидетельствовали о боли утраты, горьком опыте, когда гордость обернулась трагедией. — Мы не можем позволить себе роскошь ошибаться. Наша сила заключается в дисциплине, расчёте и хладнокровии. Каждое наше действие должно быть выверено до мельчайшей точности, — продолжал Кайус. Его речь не завораживала, как гипнотическая манера повествования Аро, но она внушала уверенность и решительность. — Фейты ожидают, что мы среагируем по обычному сценарию: бросимся в бой, как обезумевшие псы. Мы нападём. Но это произойдёт иначе. С этими словами Кайус отступил назад, тем самым передав слово Маркусу, — аудитория по-прежнему не смела издавать ни звука, внемля каждому слову лидера. — Да, Артур Фейт значительно нарастил свои силы, но давайте посмотрим правде в глаза, — заговорил Маркус усталым, но в то же время твёрдым голосом. — Его правление держится на зыбком фундаменте. То, что кажется монолитным, на деле может рассыпаться от одного сильного удара. Вампиры обменялись взглядами. Маркус редко высказывался так категорично, но его способность видеть связи давала ему преимущество, которого не имел никто другой. — Благодаря своему дару он сумел создать иллюзию единства, — продолжил Маркус, — объединил талантливых, потерянных бессмертных — тех, кто искал цель и смысл. Кого-то завлёк обманом и манипуляциями, даровав им философию и обещание нового будущего. Но вопрос в том, насколько долговечно и близко это будущее. Все задумались, несмотря на то, что это был риторический вопрос. — Мы видели таких прежде, — добавил он. — Они приходят, они свергают, они строят. Но их система держится лишь на страхе и насилии. Это работает… до поры до времени. — И пока рядом есть жестокий надзиратель, — сквозь зубы добавил Кайус. — В точку, — Маркус кивнул. — Артур и его правая рука, Шинейд, держат этот клан в ежовых рукавицах. Но даже самые крепкие узы могут разорваться, если натянуть их слишком сильно. Он медленно обвёл собравшихся сосредоточенным взглядом, его красные глаза тускло сверкнули в полумраке. Многие неосознанно испытали трепет и страх, ощутив, что Маркус собрался к кому-то обратиться. — Деметрий, у тебя было достаточно времени узнать всё о нашей белобрысой женской версии Аро, — произнёс он с лукавой искрой в голосе — даже отстранённый в последнее время Аро не смог не остаться равнодушным к этому упоминанию и изогнул бровь. — Что тебе удалось выяснить о ней? С этими словами все взгляды мгновенно обратились к ищейке. Деметрий, прислонившийся к массивной колонне, оторвался и шагнул вперёд. — Шинейд… примечательная фигура, — протянул он, сложив руки в перчатках в замок. — Она не просто вторая по значимости. Она руководит всеми ими и, можно сказать, делает больше, чем Артур, по крайней мере в пределах Энтерпрайза, — отметил он. Деметрий недавно принял на себя ответственность за слежку за основной элитой клана. Он стал тенью, которая скользила за каждым их шагом, наблюдая, собирая крупицы информации, чтобы сложить их в единую картину. Он сделал паузу, а затем продолжил. — В последнее время она часто появляется в местах, куда допускают только избранных. Официальные мероприятия, закрытые встречи, элитные приёмы. Она проявляет интерес к тем, кто принимает решения. Судя по её маршрутам, она не оставляет без внимания ни один из влиятельных слоёв общества. Кайус стоял, скрестив руки на груди, его лицо оставалось непроницаемым, но напряжённая поза выдавала накал в размышлениях. Он задумчиво обхватил подбородок указательным и большим пальцами. — Что скажете, братья? Выискивает очередной одарённый экземпляр? Вампиры знали, что Фейты создали совершенную, отточенную систему подбора новорожденных и создания армии. В этой системе не было случайностей — каждое решение по поводу претендента тщательно было просчитано до мельчайших деталей. Неотъемлемой частью этой системы была Шинейд. Только она, обладая уникальным даром, могла одним движением рассчитать, таит ли будущий вампир в себе скрытый потенциал, достаточно ли его силы и характера, чтобы войти в их ряды. Благодаря её способности «надеть на себя чужую шкуру» Фейты могли отсеять слабых и избрать тех, кто становился оплотом их мощи. — Нет, я думаю, Фейты уже особо не нуждаются в одарённых новорожденных, — сосредоточенно сказал Маркус, на межбровье образовалась складка. — Здесь явно происходит нечто другое… Зачем им новорожденные, которых и так неимоверно много. В этот момент в зале раздался тихий выдох. — Она присматривается, — голос Аро рассёк тишину. Он впервые высказался на собрании — всего лишь два слова, но все присутствовавшие ощутили их вес. — Выбирает, кому будет выгодно и эффективно раскрыть всеобщую тайну, — пояснил он. — Одним словом, Фейты готовят почву, прежде чем потрясти человечество. В последнем контакте с Ивонной я уловил этот замысел Шинейд — они намерены преломить границы и медленно влиять на людей так, как никогда прежде. — Нужно успеть их остановить до того, как начнётся хаос, — подал голос Феликс, сжав кулаки. — Проблема в том, — задумчиво протянул Маркус, — что мы до сих пор не знаем их точных планов. Если бы у нас была уверенность, что они вот-вот нанесут удар… — Аро, — Кайус резко повернулся к нему, полоснув ледяным взором, — дочь Ивонны ничего не сообщала? Аро внутренне содрогнулся, но внешне остался невозмутим. Не в первый раз он наблюдал, как Кайус так называл Эстелу. В этой субординации явно сквозила предвзятость и отстранённость, словно она для них была всего лишь пешкой, выгодно вписанной в их игру. Возможно, так и должно было быть. Однако было одно «но»: Аро знал, что он при всём желании не сможет более размышлять о ней в таком суровом ключе. Последняя встреча с ней оставила в его сознании трещину, в которую, как песок сквозь пальцы, просачивались мысли — назойливые, мучительные, живые. Слишком живые. С одной стороны, если Эстела скроет свой дар от Фейтов и успешно справится с возложенной на неё миссией, то у неё были все шансы превратить свои пешки в ферзи и в обозримом будущем стать частью их свиты. Но с другой стороны, почему Аро рассматривал такой исход? Ему, как никому другому, было лучше всех понятно, что в последнюю очередь Эстела хотела бы принадлежать и служить кому или чему-либо. Отбирать у неё право выбора, которое и без того так часто ускользало из её рук, будет болезненно. Он осознавал, что подобный ход мыслей был ему не свойствен — Аро всегда брал то, что хотел, без колебаний. Он мог бы легко прибегнуть к дару Челси, способной связывать души невидимыми узами преданности, и забрать одарённую бессмертную себе. Но вовне проснулся азарт понаблюдать за развитием Эстелы в клане Фейтов, а затем добиться её искреннего желания присоединиться к ним. В обозримом будущем её присоединение будет выгодным для всех: она обладала даром, а её причастие к клану станет поводом для четы Фредерика и Ивонны поддерживать дружеские отношения с Вольтури и контролировать использование яда. Этот исход Аро рассматривал как лучший, если все выживут. Сможет ли Эстела пройти через все испытания? Обуздать свой нрав и принять нынешнее естество? Аро знал, что она изначально ещё смертной отвергла свою будущую природу. Даже настигший голод после обращения не пробудил в ней желание попробовать свежей человеческой крови. Предпочтение донорской свидетельствовало, что в её бессмертной сущности оставалось слишком много человеческого. А для Вольтури такие качества были неприемлемы. Как бы сурово это ни звучало, но у Фейтов она действительно могла бы поучиться чему-то полезному, в том числе жестокости и расчетливости, которые необходимы любому бессмертному. В любом случае время покажет, насколько она всё усвоит и выберет момент сообщить ему нечто важное для следующего шага. А сейчас в пределах граней её сознания Эстела не принадлежала ни себе, ни ему. Память стерта, рассудок очищен — Аро сам по нелепой ошибке, вызванной спешкой, отдал её в чужие руки, отправив туда, где её больше не существовало — как той Эстелы, что он когда-то знал. Он подтолкнул её к пропасти, хотя должен был её защитить. Все эти недели Аро занимал своё время мыслями о том, как нанести Фейтам серьёзный удар. Однако отложить размышления об Эстеле всё равно не удавалось. Даже под предлогом того, что до оживления её памяти времени ещё было полно. И тогда, вместо того чтобы бежать от самого себя, он задался вопросом: «Что происходит со мной?» Аро предпочёл не врать самому себе. Перед глазами вспыхнуло воспоминание: холодная гладь воды, утреннее сияние, пронзительная тишина, окутавшая их с природой. Взгляды встретились, и вся безмолвная решимость, жажда близости нашли отражение. Он помнил, как её губы, мягкие и трепетные, соприкоснулись с его, и как этот поцелуй, наполненный смесью робкой страсти и нежности, стал первым проявлением того, что до этого он предпочитал не видеть. Аро не должен был допустить этого. Но допустил. Его не терзали вопросы: «Что это было?» или «Как я мог?». Он знал. Знал, что хотел её. Это желание проснулось внезапно, словно инстинкт, глубинный, первобытный. И оно не угасало, терзая его, и напоминало, что он осмелился переступить черту, позволил себе больше, чем имел право. Ненавидел ли он себя за это? Нет. Аро не был человеком. Он не знал, каково это быть слабым, и веками стремился держаться превыше любых эмоций, потому что только так мир подчинялся его воле, и никто, ничто не могло поколебать его. Но в то утро он сам позволил себе быть ведомым. Эстела была такой живой, такой настоящей. В её глазах ещё не поселилась пустота, что сейчас, вероятно, поглощала её разум. Там ещё теплилась личность, ещё были воспоминания, бурлили чувства. Теперь от этого не осталось ничего. Сколько времени прошло с момента, как она открыла глаза, утратив саму себя? Каково это осознать, что внутри тебя зияет пустота, словно кто-то выжег всё, что делало тебя тобой? Осознание, что такое состояние для неё было временным, успокаивало и одновременно вгоняло в горькое предвкушение. Рано или поздно Эстела освободится от оков забвения, и их пути вновь пересекутся. Она вспомнит тот момент, когда её и его души, измученные и жаждавшие свободы, нашли кратковременное убежище друг в друге. И тогда он будет вынужден увидеть осознание в её глазах. Услышать вопросы, на которые он не сможет вот так дать ответы. Ящик Пандоры был открыт. Веки Аро дрогнули, он медленно поднял голову. Его взгляд, холодный и решительный, устремился в Кайуса. — Никаких вестей, — спокойно проговорил он. — В нужный момент мы получим то, что нам необходимо. Нам остаётся ждать и действовать, когда придёт время. Но и не стоит забывать, что главные решения принимает Артур, а не Шинейд. И мы знаем, что в последнее время он часто отсутствует. Его слова разнеслись эхом по залу. Аро сохранял ту же твёрдость и бархатистую строгость, несмотря на настигшие его бурные размышления секундами назад. — Деметрий, — уточнил Кайус, повернувшись к нему. Тот продолжил доклад. — Да. Артур в последнее время часто уезжает в другие страны, особенно на север США, — ровно сказал он, но в голосе слышалась легкая нерешительность. — Определить, что это за места и что их объединяет, я не могу, на картах этих локаций нет. Что он там делает, остаётся тайной. Кайус нахмурился и произнёс: — Почему он так отстранённо относится к своему клану? Там же сосредоточено столько сил. Выглядит очень подозрительно. — Может, параллельно развивает новый проект? — скептически заметил Маркус. — Как бы то ни было, — с особой загадочностью добавил Аро, — это отличный шанс нанести удар по основному костяку, который мы видели в Локарно. Все взгляды обратились к нему, и на мгновение зал окутала тишина. Аро сделал паузу, и в уголках его губ мелькнула едва заметная улыбка. — Эта идея посетила меня буквально на днях. Давайте, — обратился он к гвардии, сделав уверенный шаг вперёд, — кто-нибудь хочет угадать? Наконец, Алек робко поднял руку и сказал: — Заманить Артура какой-нибудь наживкой? В зале раздался приглушённый смех, разрядивший обстановку. Аро покачал головой всё ещё с лёгкой улыбкой на устах. — Это тоже однажды произойдет. Но не сейчас. Он медленно выдохнул, готовясь рассказать безумную идею, однако предпочёл начать издалека. — Фейты не сидели сложа руки. Они изучили этот мир, организм бессмертных и свойства крови. Но разве это не изначально наша прерогатива? Разве нас можно назвать невеждами? — его слова эхом разнеслись по помещению, вызвав легкий гул среди Вольтури. Гордость за их клан, известный своей мудростью и образованностью, была затронута. Аро поднял ладони, призвав к тишине. — Мы приверженцы консерватизма. Не бросаемся в омут новшеств, как смертные, ибо знаем, прогресс в наших реалиях — не всегда благо. Еще в эпоху Возрождения мы исследовали свойства крови, проводили опыты, схожие с теми, что проводят Фейты ныне. Но однажды мы осознали риски. Новшества несут угрозу, если их неправильно использовать. Мы увидели в этом опасность для нашего мира и сделали выбор в пользу стабильности. Артур же не просто допустил ошибку. Он стал этой ошибкой. Аро сделал небольшую паузу. Несмотря на то, что их тема обсуждения очень серьёзная, всё же он испытывал некое удовольствие от того, что вёл повествование. — Но если он использует силу прогресса против нас, почему бы нам не воспользоваться его же оружием? — его глаза сверкнули решимостью. — О боже… — прошептала Джейн, обхватив руками рот. То ли от удивления, то ли от восторга её большие глаза распахнулись ещё шире. Некоторые оглянулись на неё в таком же изумлении, осознав, к чему клонил Аро. — Да, — протянул он с довольной улыбкой. Он сделал финальный шаг вперёд, соединив кончики пальцев. — С этого дня это сооружение будет оснащено лабораторией для создания нашей собственной «дурной» крови. Он озвучил свою мысль. Выражения лиц в зале стоило видеть — давно Аро не наблюдал столь изумлённых и ошарашенных взглядов. — А когда мы создадим её, пронесём в круги Фейтов и истребим их, — ровным тоном добавил он. Кайус узнал об этой идее накануне и оценил её с восторгом. Всё это время он с одобрением кивал после каждого произнесённого Аро тезиса. — Время ограничено, нам нужно успеть создать эмульсию и испытать её, — заключил он. — Что будет в основе нашей дурной крови? — Я перебрал множество вариантов, — повествовал Аро. — Но в нашем случае империя Фейта падёт от того, кто впервые испытал на себе их экземпляр. Все одновременно воссоздали в памяти тот самый день, когда Вольтури впервые столкнулись с созданием Артура Фейта во плоти. Эстела. Вернее то, что содержалось в её крови. То, как выпив её, Алек ослабел и мгновенно потерял равновесие, растянувшись на каменном полу. Рассудок на мгновение был помутнён, что заставило испытать страх всех присутствовавших. Алек ощутил приятное изумление. Его яд по воздействию был чуть иным, чем у Фредерика, однако, используя технологии, можно было бы ожидать близкий к этому результат. — Это будет лучшая месть! — радостно сказал Деметрий, озвучив его мысль. Джейн, стоявшая рядом с братом, шутливо ткнула его в плечо, её глаза блестели от предвкушения. — Твой яд им ещё как откликнется! Алек, обделённый положительным вниманием толпы, воодушевился: — Это будет для меня огромной честью. Я готов. Зал наполнился радостью и воодушевлением. — Отлично! За работу, — подытожил Аро, хлопнув в ладони, тем ознаменовав начало нового этапа в их противостоянии.