«Восстановление — самая востребованная печать из всех, что бывают у всадников. Однако мы не можем позволить себе расслабляться, находясь рядом с обладателем подобной силы, ведь не факт, что способности обладателя ограничиваются лечением. Понимаю, звучит абсурдно, но по наблюдениям ХХХХХ ХХХ подозрительное ХХХХ ХХХХХ Аарон Миньярд ХХХХ ХХХ думаю ХХХХ ХХХХ ХХ неизвестно.»
Письмо на имя Главнокомандующего Морияма Тэцуджи от ХХХХХХ.
Сон ускользал медленно, словно кто-то сдирает с тела тонкую, но липкую пелену забытья. Сначала приходит звук — глухой, раздражающий, будто далёкие удары в барабан, но после доходит, что это стук крови в висках. Затем осознание тела и боли буквально в каждой косточке дали о себе знать без справедливой очереди.
Ещё немного и череп разломиться надвое, голова пульсировала с такой силой, будто сердце перекочевало прямо в мозг. Веки не подавались, они казались тяжелее грузового судна, до отказа набитый товаром.
Воздух слишком сухой. Нет. Это во рту образовалась пустыня, и на этой мысли Натаниэль хрипло закашлял. Боль от сломанных рёбер пронзили легкие, что лишь усилило приступ кашля. Во рту застыл вкус металла и знакомых лечебных трав, а в ноздри ударил запах спирта и едких лекарств.
Сознание выплывало из самой глубины затуманенного разума. Медленно, нехотя, но неизбежно. А когда оно вернулось, Нил сморщился на неудобной койке от боли и воспоминаний ее приобретения.
Яркие лучи света упали на ресницы, и первое, что оказалось перед взором, была Элисон. Стройная, с сияющими на свету блондинистыми волосами, она сгорбилась на прикроватном стуле, начищая кнут. Ее красивые тонкие пальцы скользили по смертельному оружию, которое в ее руках казалось ручной домашней змейкой.
— Элисон…? — Нил не сразу поверил, что этот сиплый голос принадлежит ему.
Светло-серые глаза уже направлены на него, следовало только имени слететь с уст, как девушка бросилась вперед.
— Как ты? — Непривычная нежность в голосе заставило Нила взглянуть на девушку повнимательнее — точно ли то была она. — Еще бы до выпуска проспал, соня. — Продолжила Элисон более строгой, но знакомой интонацией. Зачесав его грязную челку со лба, Элисон осмотрела его перебинтованное лицо.
— Все в порядке. — На самом деле ничего не было в порядке, Натаниэль чувствовал себя побитым и измотанным. Из него будто бы выжили все жизненные силы и оставили умирать. — Сколько…
— Сколько ты спал? — Элисон хмыкнула, закатив глаза, — Мэтт предупреждал, что это будет первое, о чем ты спросишь. Три дня и десять часов. — Она ткнула его в плечо, — Не делай такое лицо. Учитывая, как тебя феерично разбили, а после собрали по кусочкам, ты должен быть счастлив, что все еще жив. Нет, лежи, — Она придавила его аккуратно обратно к подушке, — Я схожу за лекарем, а ты, будь добр, держи свою задницу на кровати.
Нил проводил ее апатичным взглядом до двери и сдержал болезненный стон, когда попытки размять тело привели к еще большей агонии. Спина вместе с шеей затекла, хотелось выгнуться дугой и почувствовать жаленное облегчение, но это было бы ошибкой — сломанные ребра терпеть не собираются.
Повернув голову в сторону тумбочки, он заметил кувшин с водой, но дотянуться до него не смог — руки наотрез не слушались. Стянув с себя одеяло, Нил заметил, что лежал в одних черных боксерах, а тело покрывали крепко затянутые бинты. Он выглядел как деревянная бесшарнирная кукла…
Когда дверь отворилась и в знакомую лечебницу вошла Эбби, Нил успел набросить одеяло обратно.
Женщина сочувственно улыбнулась и под стук каблуков подошла ближе.
— Я, конечно, догадывалась, что из этого мальчишки вырастет одна головная боль, особенно после ваших встреч в детстве, — Эбби проверила температуру сухого, но горячего лба — Но и представить не могла, что вы будете готовы прогрызть друг другу глотки.
—
Он знает?
Женщина нахмурилась и поджала губы:
— Конечно, он обязан знать.
Нил стряхнул с головы женскую руку и, стиснув зубы, приподнялся на локтях. В висках глухо пульсировало, а суставы протестующе ныли, словно наполненные раскаленным свинцом, но он упорно игнорировал боль, заставляя свое тело подчиниться:
— Он
ничего не обязан знать.
Кашель снова приступил к горлу.
Эбби вздохнула и опустилась на скрипучий табурет. Протянув руку к низкому, потерявшему цвет от времени тумбочке, она выдвинула ящик и вытащила оттуда тяжелый железный поднос. На холодном металле ровными рядами лежали хирургические инструменты и аккуратно сложенные чистые бинты.
— Он твой отец, Натаниэль, и к тому же генерал, против приказа которого я пойти не посмею.
— Мне нужен другой целитель. — Нил прочистил горло и рухнул спиной на кровать. Проклятье, каждая клетка его тела ныла от боли.
— Я занимаюсь твоим здоровьем еще с тех пор, как ты и шнурки-то сам завязывать не умел, — Она аккуратно подняла забинтованную руку, но Нил ее отдернул, — Ты же не хочешь пролежать тут до Молотьбы?
— Я не нуждаюсь в целителе, который первым делом кинется рассказывать моему отцу, как его сына размазали на первом же спарринге.
Эбби поправила свой зеленый халат и перевела строгий, почти родительский взгляд на Натаниэля, который упорно отказывался встречаться с ней глазами.
— Он мой генерал, и
каждого в стенах Академии. Если он приказал докладывать о твоем состоянии, ослушаться приравнивается к предательству. — Она мягко взяла Нила за подбородок и заставила его посмотреть в ее усталые, но добрые глаза, — Ты должен меня понять.
— Вы меня тоже.
Между ними возникла напряженная пауза. Эбби внимательно посмотрела на Нила, словно пытаясь заглянуть ему в душу, а затем, обдумав что-то про себя, тихо вздохнула.
— У меня приказ поставить тебя на ноги до следующего занятия на матрасах. — Спокойно, но твердо начала Эбби, стараясь поймать взгляд Нила, сверлящий потолок, — Однако, если таково твое окончательное неоспоримое решение, я закреплю за тобой другого лекаря. — Она взяла паузу, прежде чем продолжить, — Но восстановителя в этих стенах помимо меня не найдется, тебя будут лечить традиционными методами, а на это уйдут месяцы.
Эбби чуть склонила голову набок, и на ее лице появилась легкая, почти победная улыбка.
Нил наконец-то оторвал взгляд от потолка и метнул в ее сторону недовольный хмурый взгляд — тот самый, который она знала слишком хорошо. Взгляд, полный раздраженного осознания: «Мне не нравится, что ты права».
— Твои новые товарищи не будут ждать твоего выздоровления, они наберутся опыта и сил, и когда ты вернешься — снова окажешься на этой койке. Потому что пока они совершенствовались, ты терял драгоценное время из-за своего упрямства.
— Вам то какое дело? — Натаниэль хмыкнул на нее, прекрасно осознавая всю сказанную правду, но желание признавать ее не было.
—
Какое мне дело? — Она выглядела оскорбленной, — Я лечила тебя чуть ли не с младенчества! Вырывала из рук смерти, когда Натан зарывал тебя в землю! Я могу забыть собственное имя, но не количество твоих сломанных костей, которые я собирала по крупицам из раза в раз! Я годами наблюдала за тобой и за Мэри, даже когда десять лет тому назад ты…
Она осеклась, будто споткнулась о собственные мысли, и, нахмурившись, подняла ладонь ко лбу, словно пытаясь сдержать поток лишних слов за зубами.
Натаниэль даже не надеялся, что кто-то когда-либо проговорится о том, что с ним случилось десять лет назад. Он совершенно ничего не помнил, в его памяти зияла пустота — ни единого воспоминания о произошедшем, подножка от собственной памяти, а люди вокруг как воды в рот набрали.
Просто… в какой-то момент он очнулся у себя в комнате, весь в бинтах, точно так же, как и сейчас. Тогда он был слишком мал, чтобы задаться вопросами, слишком доверчив, чтобы усомниться в словах матери, когда она сказала, что он просто неудачно упал с лошади.
— Я волнуюсь за тебя, Натаниэль… — Эбби огорченно покачала головой и встала с табурета, — Если ты считаешь, что я просто целитель, исполняющий приказы твоего отца, то я ужасно удручена, в каком свете ты меня все это время видел…
Женщина отвернулась, ее каштановый хвост качнулся за спиной. Нилу стало не по себе — он не мог смотреть на то, как её плечи бессильно опускаются, не хотел даже допускать мысли, что мог так сильно её задеть. Конечно же она не была
просто лекарем для его семьи. Она была той самой, кому мать доверяла безоговорочно своих детей, единственной, кому она предлагала остаться на ночь. Они не были друзьями, но стоило Эбби переступить порог, и Мэри всегда встречала её с искренней теплотой, вне зависимости от повода.
Никто иная, как Эбби, приучила Нила бережно относиться к собственному телу, понимать его сигналы и не игнорировать потребности. Она показала ему, как правильно обрабатывать раны, обвязывать суставы, чтобы уменьшить боль и снизить нагрузку — навык, который со временем стал для него столь же естественным, как и дышать.
— Я совсем не это имел в виду, — В его семье никто не привык извиняться за ошибки. Признание вины казалось чем-то чужеродным, почти неправильным, но ему не хотелось поступать с Эбби так же, как поступали с ним, — Не держи на меня зла…
— Я не в обиде на тебя, — Эбби повернулась и не удержалась, чтобы не погладить Натаниэля по голове. Подобные прикосновения не вызывали радости или отвращения, но если ей от этого станет легче, Нил разрешает. — Дело в том, что я в правду не смею промолчать, если дело касается тебя.
— Вы не обязаны врать, — Нил взглянул нее исподлобья своими пронзительными глазами, — Всего на всего, говорите только тогда, когда он сам попросит.
Нил знал своего отца куда лучше других. Возможно, не полностью, но достаточно, чтобы понимать: он не из тех, кто станет спрашивать о состоянии сына напрямую. За двадцать лет Нил так и не смог разобраться — Натану действительно безразличны его дети или же он мастерски скрывает эмоции за ледяной стеной.
Сомнение на лице Эбигейл говорило о том, что ей авантюра совсем не по вкусу, Нил был почти уверен, что она откажется. И вправду, кто в здравом уме решится даже на самый безобидный заговор против генерала Веснински?
— Имей в виду, я не стану ничего утаивать, — Она выставила перед его лицом палец с аккуратно подпиленным ногтем, — Одно его слово и я расскажу все, что потребуется!
— О деталях можно и умолчать, — Спокойно возразил Нил, — Отцу все равно они не интересны.
— Натаниэль, это все равно, что врать.
— Недоговаривать — не значит врать.
Эбби уже успела пожалеть, что пошла на уступки:
— Если я откажусь, ты будешь настаивать на другом лекаре?
— Естественно. — Он едва сдержал ухмылку, предчувствуя привкус победы.
Женщина обречённо покачала головой и со вздохом рухнула на табуретку, упираясь локтями в колени. Несколько секунд она молчала, обдумывая свои слова, прежде чем приглушённо, словно неохотно, пробормотала:
— Только потому, что я обещала твоей матери присматривать за тобой.
Нил почувствовал, как внутри что-то неприятно дрогнуло.
Мама попросила её позаботиться о нём? Чёрт возьми. На мгновение в груди неприятно кольнуло чувство вины. Он скользнул по Эбби взглядом — усталое лицо, тень заботы в глазах, напряжённые плечи…
— Спасибо.
— Хватит разговоров, давай уже приведем тебя в порядок, пока сюда не ворвались твои друзья. — Взяв в руки ножницы, она начала аккуратно срезать бинты и проверять суставы и зашитые раны.
Тело было сплошь покрыто синяками, швами и свежими рубцами, но даже сквозь эту картину побоев было видно — здесь поработал целитель. Такого результата Нил смог бы достичь лишь через несколько месяцев мучительного восстановления, но Эбби… Она всё это время лечила его. А он в ответ убедил ее на несправедливый уговор против отца, в котором она ничего не получит, кроме лишних проблем.
Чем он лучше Натана? Того, кто давно перестал заботиться о справедливости, для кого договорённости не значили ровным счётом ничего. С ним не вели переговоров — с ним либо соглашались, либо умирали.
— Они не мои друзья, лишь товарищи.
Эбби закатила глаза и приложила к его руке ладони. Почти сразу между их кожей пробилось теплое жёлто-зелёное свечение, осветившее тонкие линии швов и синяков на его коже. Сначала лёгкое покалывание, а затем жгучая боль, будто изнутри кто-то выкручивал кости и заново сращивал их по невидимой схеме, но вместе с этим приходило и облегчение, медленно разливавшееся по мышцам.
Ему еще повезло, что начало срастания костей он провел во сне или в бреду. Конечно, когда тебе ломают кости, боль кажется невыносимой. Но, пережив это уже не раз, Нил мог сказать с уверенностью: восстанавливать их — куда хуже.
— Знаю, что неправильно говорить такое в квадранте всадников, но постарайся хотя бы тут найти с людьми что-то общее, — произнесла Эбби, скользнув взглядом по его лицу. Кислое лицо Натаниэля сдало его с потрохами. — Попробуй посмотреть на это со стратегической точки зрения. После окончания Академии останутся лишь сильнейшие, а связь с ними может сыграть ключевую роль в твоей жизни и репутации. Да и в прочем, они не плохие ребята, — Она улыбнулась и сменила положение, аккуратно перехватывая его другую руку.
Тёплое свечение вновь пробилось сквозь её пальцы, и Нил, скрипнув зубами, откинул голову назад, пока жгучая боль снова разливалась по телу.
— Караулили тебя по очереди.
— Караулили? — Переспросил Натаниэль, старясь заглушить в голосе напряжение.
— Да, — Эбби кивнула, — Потерпи, сейчас будет больно. — Она перевернула левую руку и коснулась его предплечья, — Восстановление это не таблетка от всех невзгод, телу все еще требуется отдых, поэтому не напрягайся хотя-бы пару недель.
Нил скованно кивнул, когда сквозь боль его повернули боком. Руки Эбби были теплыми, даже горячими. Сломанные ребра лечить не чуть не лучше, поэтому ему пришлось сжать между пальцев покрывало, чтобы не издавать звуки.
— В ночь, когда ты вместе с Рико прибыли ко мне, девушка с меткой отступника попыталась тебя убить… — Она покачала головой и помогла ему лечь поудобнее, — Хотела отомстить за отца.
Нил весь напрягся, на него в не в первый раз покушались и он был готов к тому, что в этих стенах будет куда опаснее, но одно дело быть готовым к угрозам, и совсем другое — осознать, что в момент нападения он оказался полностью беззащитен.
Нападение на кадета во время отбоя — преступление, и вне зависимости статуса или положения виновник приговаривается к сожжению.
Страшно стало не от того, что кто-то хотел мести, прекрасно осознавая, что за ней последует, а то, что Нилу даже не дали возможность за себя постоять.
— Мэтью остановил ее? — Первый, кто пришел в голову, был именно Бойд.
Улыбка Эбби говорила о том, что он ошибся:
— Ты будешь удивлён, но то был Рико. Вопил на тебя, чтобы не смел помирать так легко.
Уж этого Нил и в правду не ожидал услышать. Он хотел расспросить о состоянии Рико, но дверь распахнулась и в палату вихрем ворвались Мэтт, Кэти и Элисон — запыхавшиеся, взволнованные, явно успевшие перед этим где-то пробежаться.
— Чува-а-к! — Протянул Мэтью, сорвавшись с места.
Элисон оказался быстрее и в последний момент перехватила его за футболку, удерживая от порыва кинуться вперед и случайно придавить лежащего на кровати Натаниэля.
— Рад, что вы живы, — Опираясь на локтях, Нил медленно поднялся, прикрывая голое тело легким серым одеялом. Усталость после восстановления нахлынуло волной, но он не поддался желанию прикрыть веки.
— А мы-то как рады! — Кэти села на край кровати, скрещивая ноги, — Выглядишь лучше, чем обычно, Эбби хорошо постаралась над твоей мордашкой. — Она мигнула Нилу и улыбнулась. Элисон привычно закатила глаза, но уголок ее губ дернулся вверх.
За эти три дня товарищи успели притереться друг к другу и, видимо, их сплотила общая задача — защитить Натаниэля от посягательств на жизнь. И не понятно, хорошо или плохо то, что он попал в такую ситуацию, потому что с другой стороны, он понял, на кого может положиться.
Как минимум, они не желают его убить. Однако расслабляться не стоило, полное доверие в таких условиях могло стоить ему всего.
Нил молча оглядел компанию, наполнявшая комнату шумом: они переговаривались, смеялись, спорили о чем-то малозначительном, отвлекали друг от друга и от напряжённых мыслей.
Тело все еще не исцелились от боя с Рико, но, кажется, раны болят чуть меньше рядом с шумными и временами совершенно непонятными товарищами.
Эбби тактично отошла к своему столу, решая не мешать воссоединению. Она что-то тихо перебирала, проверяла бутыльки с лекарством, инструменты и количество использованных лекарств в скрученном с отполированной палкой посередине свитке.
Мэтью присел на табурете, на его колене устроилась Элисон, используя его плечо как подлокотник кресла.
— Спасибо, — Скупо поблагодарил Натаниэль, — что защищали меня.
Трое на секунду замолчали, по после зафыркали и замахали на него, будто отгоняя его слова, словно раздражающую муху.
— Нашел за что благодарить, это наша обязанность как товарищей, как братанов. — Мэтью тепло ему улыбнулся, и Элисон, хоть и не воспринимала такую форму общения как нечто достойное, кивнула.
— Если хочешь чем-то отблагодарить, то делом. — Рейнольдс указал на Натаниэля пальцем, — Постарайся не подохнуть, как только выйдешь за пределы лечебницы, иначе все наши старания пойдут ко дну.
— Черт бы тебя побрал, Элисон! Парень только что проснулся! — Мэтью взмахнул руками.
Кто бы мог представить, что Мэтт — человек, который прежде считал меченых угрозой и относился к ним с предвзятостью, не только позволит одному из них использовать себя в качестве удобного кресла, но и, кажется, заведет с ним дружбу. А Элисон, воспитанная в строгих традициях люцеросской аристократии, смирится не только с грубой, начисто лишенной формальностей речью, но и с этими, по ее мнению, безобразными, неаккуратными манерами Бойда.
Пока двое из них пререкались друг с другом, Нил обратил внимание на Кэти с ее уже не такой раздражающей ухмылкой. Она даже казалась дружелюбной.
— Постарайся больше не ломаться так легко, с тобой все становится веселей.
Натаниэль вместе того, чтобы спорить, на что у него не было никаких сил, решил спросить о насущном:
— Почему лейтенант Димаччио?
Кэти пожала плечами и кивнула в сторону Мэтта:
— Мэтт слишком много болтает.
— Эй! — Возмутился парень, отбиваясь от очередных замечаний Элисон.
— Он упомянул, что лейтенант тебя знает. Более того, знаком и с твоим братом — лейтенантом Веснински. Я решила поставить на то, что ему будет не все равно на тебя из-за привязанности. Только вот привязанности к тебе, сестре или брату мне так и осталось неизвестно. Но раз уж хоть как-то, пусть и косвенно, эта связь подтвердилась, значит… — Она хитро посмотрела на Элисон и Мэтта, — Вы оба остались мне должны.
— Да твою мать! — Со всей горечью в голосе проскулил Мэтью, — Сначало сахара, теперь и хлеб с маслом?...
Элисон просто недовольно села обратно на колено парня, ни слова не проронив о проигрыше.
Натаниэль напряженно оглядел её, словно пытался разгадать скрытые мотивы. Пока остальные были сосредоточены на проступавшем краю айсберга, Кэти не просто собирала материал для статей, как когда-то делал её отец. Она умела обрабатывать полученную информацию, анализировать её, а что хуже всего — складывать кусочки в целостную картину, оценивая каждого из них с разных углов, словно выискивая пробелы и несоответствия, тайны и загадки.
В её словах был смысл. Джексону действительно не было никакого резона помогать Натаниэлю, даже несмотря на то, что он был младшим братом Лолы и Ромеро. Забота о нём в квадранте всадников — дело хлопотное, слишком сложное, слишком рискованное. Разве что…
Санада — бог смерти и защитник божьих врат…
Сколько же всего она оставляет при себе лишь потому, что считает Нила забавным товарищем по отряду? Сколько раз её язык уже чесался выдать что-то важное, но вместо этого она только усмехалась, словно наблюдая за интересной шахматной партией, в которой он сам ещё не осознавал своей роли?
Натаниэлю повезло, что Кэти решила держать его сторону. Пусть даже ненадолго. Сейчас иметь врага в её лице было бы проблематично.
Странный, прерывистый звук шагов, сопровождающийся глухими ударами о деревянный пол, эхом разносился по коридору. Тот, кто приближался, не торопился, призывал прислушаться, вынуждал напрячься. Когда дверь отворилась, все в помещении были готовы к визиту.
Лейтенанта Димаччио.
Опираясь на костыль из темного дуба, он перешагнул порог, заставляя половицы слегка скрипнуть под весом его шагов.
Натаниэль испытал неожиданное удивление. Конечно же, Джексону необходим костыль. После падения с дракона и сломанного позвоночника человек не будет как прежде бегать по полю, размахивая руками. Его восстановили, насколько это было возможно, но, как верно заметила Эбигейл, даже печать исцеления не делает человека всемогущим.
Китель был небрежно расстегнут, появилась возможность рассмотреть его сухощавое, но крепкое телосложение в строгой черной форме. Медали на груди ловили свет, напоминая о былых заслугах. Когда-то Натаниэль запомнил его в самого рассвете сил: Джексон мог посоперничать с Ромеро в выносливости, но теперь между ними пролегла разница, слишком бросающаяся в глаза. Джексон вытянулся, стал выше, тогда как Ромеро ушел в ширину, набрав массу.
И предполагать не стоит, все и так понятно. Всему виной травма. Ему запрещены серьезные физические нагрузки, но, судя по всему, он не позволял себе расслабляться. В каждом его движении сквозила привычка к дисциплине, даже в том, как он опирался на костыль — не как на слабость, а как на неизбежный инструмент, навсегда связанный с ним одной дорогой.
Но главное изменение таилось в глазах.
Зеленый взгляд, резкий, как лезвие, пронзительно прошелся по комнате, оценивая каждого. Он не просто смотрел — изучал, взвешивал, будто решая, кто из присутствующих представляет угрозу, остановившись на брате Ромеро.
Товарищи словили тишину после того, как поприветствовали лейтенанта, лишь кивнувший в ответ.
Его костыль стукнул по полу и тяжесть в его движениях ничуть не смягчал тот факт, что его можно легко сбить с ног. Наоборот, что-то внутри остерегалось еще сильнее. Казалось, в его руках не костыль, а опасное оружие, которым тот может взмахнуть и тебя уже нет.
— Освободили помещение.
Металлически голос возымел моментальный эффект, и все без вопросов и споров направились к выходу. Товарищи проводили Нила поддерживающий взглядом и намекнули, что будут прямо за дверью.
Эбби даже бровью не повела, продолжая работать за столом. Очки с ее макушки перекочевали на переносицу, а хвост послушно лежал на плече.
Джексон повернулся к ней боком, упираясь подмышкой левой руки на костыль:
— Вас это тоже касается, Эбигейл.
— Негоже бросаться приказами, если имеется возможность попросить, лейтенант Димаччио, — Парировала женщина. Поправив очки, она бросила на него взгляд острей лезвия скальпеля. Если в его глазах читалась полная уверенность в своих возможностях, то в ее многолетний опыт работы с такими, как он. — Не забывайтесь, сегодня вы грубите, а завтра окажетесь на моей койке.
Не в характере Джексона не прислушаться к ее слову. Он вздохнул, расслабляя напряженные плечи и смягчил выражение лица:
— Вы правы, моему поведению нет оправданий. Однако я был бы безмерно благодарен, оставь вы нас с кадетом Веснински наедине.
Натаниэль перевел взгляд на Джексона и догадался, что разговор не предвещает ничего хорошего. Потому что подозрительно похожая сумка, с которой Нил пересек парапет, сейчас находилась у Джексона в руке.
— Боюсь, это невозможно, лейтенант. — Эбби вернула перо в чернильницу.
— Вы не доверяете мне, Эбигейл? — С его уст вопрос звучал так, будто бы его обвинили в предательстве королевства. Сомнения целительницы были для Джексона больше, чем оскорбление.
— Я доверяю
вам, но доверить кадета Веснински я не могу
никому.
— Все в порядке, — Подал хриплый голос Нил.
Кувшин с водой стоял в пределах досягаемости, и каждый отблеск света на его стеклянной поверхности дразнил пересохшее горло, но внутренние установки не позволяли и пальцем прикоснуться к воде, где его чуть не убили.
Все бы упали со смеху, не умри он от меча, а от глотка воды. Отец шкуру бы с него снял, прежде чем придать тело огню.
Эбигейл не была шибко довольна тем, что Нил легко встал на сторону Джексона, все же она беспокоится о нем:
— Пятнадцать минут. — Ее предупреждающий, но спокойный голос, коим обычно разговаривают с детьми, звучал забавно, учитывая, что перед ней сын самого опасного человека в королевстве и сын правой руки того самого человека, — А после мы продолжим твое восстановление.
Напряжение и недосказанность витало в их разговоре. Нил понятия не имел, чем именно оно вызвано. По памяти, когда Джексон прибыл в квадрант вместе с Лолой, Эбигейл уже работала в стенах Академии, логично было предположить, что их пути пересекались, и пересекались не раз. Тем более, что после получения травмы Джексона восстанавливали самые лучше лекари королевства, среди которых Эбби просто не могла не быть.
Не успела дверь за женщиной захлопнуться, как на кровать прилетел рюкзак.
— Собирайся, я проведу тебя в квадрант писцов.
Натаниэль замер. Он моргнул, переводя взгляд с рюкзака на Джексона, будто надеясь, что ослышался. Губы приоткрылись в безмолвном вопросе, но слова застряли в горле.
— Нет. — выдавил из себя Натаниэль. Брови его сдвинулись, создавая на лице тень мрачной решимости, а один уголок губ дрогнул и опустился, выражая едва заметное, но явственное отвращение, не то к собеседнику, не то к самому разговору.
Джексон будто бы и ждал такового ответа:
— Ты не выдержишь в квадрате всадников, мы в этом убедились, — Спокойно заявил он, кивнув в сторону койки, на которой сидел Нил, что машинально перепроверил, не видны и ли голые участки кожи. — Думать иначе — это всё равно что верить, будто драконы видят в нас нечто большее, чем просто инструмент для поддержания чар.
Не хотелось этого признавать, но Джексон был прав. Как бы то ни было, то, что произошло на ринге, говорит само за себя. Тренировки на матах — безопасная зона, вне зависимости, как это сомнительно звучит. Чего по-настоящему стоит страшиться, так это Полосы препятствий, Презентации, Молотьбы — там то шанс выжить куда ниже.
Сколько еще Натаниэль выдержит, если каждый бой будет ощущаться как последний? Сколько еще испытаний ему придется преодолеть, прежде чем его хрупкое тело треснет?
Нил сжал кулаки под одеялом и отрицательно покачал головой.
— Я не могу.
— Нет, можешь–
Джексон не собирался останавливаться, он уже готов был продолжить убеждать его, читать лекции о том, как всё, что ему нужно, — это поднять свою упрямую задницу с койки и пойти с ним. Но Нил не дал ему договорить.
— Я не просто не хочу, — Его голос прозвучал неожиданно твердо. — Я не могу уйти. Потому что отец… Он может простить мне бестактность, хамство, даже слабость, стиснув зубы, но позор — никогда. — Натаниэль поднял глаза, что блеснули на свету, — Когда он узнает, что я сбежал, он не вернёт меня обратно, — В промелькнувшей усмешке не было ни капли веселья. —
Он убьёт меня.
Натаниэль уставился на черный рюкзак у подножья кровати, игнорируя тяжёлый взгляд. Полковник Димаччио никогда не импонировал, но даже несмотря на большую схожесть, было нечто в Джексоне иное, что не отталкивало, несмотря на наводящий ужас. Он был умен, опасен и силен, но даже так, он был… Другим.
Будет ли Натаниэль рад услышать подобное в свой адрес…?
— И мы оба знаем, — продолжил он, вновь поднимая на Джексона взгляд, — что твой отец тоже никогда бы тебе этого не простил. Поэтому не смей предлагать мне этот вариант как шанс на спасение, а не приглашение на виселицу.
Джексон нахмурился, скрывая промелькнувшее удивление. Он переставил костыль и оперся на него другой рукой. Было видно, что он значительно облегчает задачу держаться на ногах, но гордость не позволит ему привязываться к костылю.
— Ромеро… Твой брат не позволит генералу убить тебя.
Внутри что-то всколыхнулось, словно пламя свечи на сквозняке, и Натаниэль не смог удержаться от смеха. Он резко провёл большим пальцем по губам, стирая с лица улыбку, словно желая избавиться от предательского порыва, но плечи всё ещё вздрагивали от сдерживаемого горького веселья.
— Чушь. Ромеро не встанет на мою защиту, если это значит пойти против отца.
— Ты плохо знаешь собственного брата.
Слова резанули по коже холодным лезвием, оставляя после себя жгучий след, они застряли в воздухе, повисли между ними.
Натаниэль поднял голову, его взгляд потемнел, наполнившись откровенным презрением:
— А что
ты знаешь про
моего брата? — Он хмыкнул и приподнял бровь, — Уж точно меньше, чем я.
Выражение лица Джексона было малопонятным. В его глазах не было злобы, но он был недоволен дерзким выпадом со стороны Натаниэля. В нем так же не было согласия, но и доказывать свою правоту он не собирался. Двусмысленные взгляды всегда раздражали. Их сложно прочитать, потому что люди и сами не способны разобраться, что творится у них на душе.
— В любом случае, мой брат не пойдёт против отца в вопросе чести.
— Не узнаешь, пока не попробуешь.
— Риск предполагает в себе шанс, — Ответил Нил, — А то, что предлагаешь ты — самоубийство.
Джексон хмыкнул и покачал головой, а затем вдруг улыбнулся, словно поддаваясь каким-то воспоминаниям.
Нил приоткрыл рот, чтобы спросить, что именно его так забавляет, но не успел — на его колени с глухим шорохом приземлился бумажный свёрток, плотно затянутый тонкой тканью.
Бумага выглядела потрёпанной: обугленные края, потерянные фрагменты, засохшие чернильные пятна в форме отпечатков пальцев. Похоже, её владелец мало заботился о том, в каком виде хранились записи.
Нил поднял голову, требуя объяснений.
— Что это?
— Письма.
Нил покрутил стопку в руке. Их было так много…
— Ромеро передал. — На лицо Джексона заиграла победная ухмылка. Он, очевидно, наслаждался тем, что застал Натаниэля врасплох.
— Мой брат не пишет писем.
— Конечно нет, — Джексон чуть приподнял подбородок, наблюдая за его реакцией. — Они от твоей сестры.
Нила бросило с сильную дрожь и он схватился руками за стопку бумаги, будто это спасительный круг. Он хотел незамедлительно раскрыть письма, но вовремя себя удержал.
Не время. Позже. Позже. Когда он останется наедине с собой.
— И с этого момента я возьмусь за твои тренировки. Кто бы мог подумать, что сын генерала Веснински даже толком не знает, с какого конца держать кинжал?
