Всё вернётся в 10000 кратном размере!? Тогда для начала обучу Хинату Курохицуги!

Глава 632.

«Одиссей?!!!» — воскликнули Диана и Янь, не веря своим глазам. Перед ними стоял тот, кого они давно считали исчезнувшим, их бывший товарищ, один из шести великих богов — Бог Войны Одиссей! «Давно не виделись, Диана, Лилит», — мягко улыбнулся Одиссей, но его лицо оставалось бледным. Он явно был не в своей тарелке. Кто бы мог подумать, что после стольких лет скрытности его личность будет раскрыта именно Хьюгой Шином? Одиссей сам терялся в догадках. По всем законам логики, Хьюга Шин не должен был знать ни его имени, ни его облика. Они никогда не встречались… по крайней мере, так он считал. Но он и не догадывался, что Цзян Чен видел его. Видел в другом времени, в другой линии судьбы. Диана сделала шаг вперёд, её голос дрожал от смеси волнения и вопросов: «Одиссей, столько лет… Где ты был? Почему я не могла найти тебя, как ни пыталась?!» Но Цзян Чен перебил её, не давая Одиссею ответить: «Позволь, я отвечу вместо него», — его голос звучал спокойно, но в этой спокойной интонации чувствовалась скрытая сила. Он взглянул прямо на Одиссея, словно видя его насквозь: «На самом деле, он всегда был здесь. Не так ли, Воля Мира?» «Что?! Ты хочешь сказать, что он — Воля Мира?!» — Диана и Янь ахнули, их лица отразили шок. Но на этот раз их потрясение было чуть менее сильным — за сегодняшний день они уже слишком много раз оказывались на грани своих эмоциональных возможностей. Сам Одиссей, казалось, был в ещё большем замешательстве. Его взгляд метался от Цзян Чена к девушкам, а в глазах читалось недоумение и даже страх. Он не мог понять, как этот человек узнал его истинную сущность. «Ты… Как много ты знаешь?» — наконец, с горечью спросил Одиссей, его голос звучал устало: «Я никогда не раскрывал свою личность перед тобой. Никогда не вмешивался в твои дела. Более того, каждое использование твоих способностей я поддерживал, предоставляя тебе силы. Я видел твоё развитие, хотя и не мог его понять. Но как… Как ты узнал настолько многое обо мне?» Цзян Чен пристально посмотрел на Одиссея, его взгляд был глубоким и проникающим, словно он смотрел сквозь него. «Мы встречались раньше. Просто ты, вероятно, этого не помнишь», — произнёс он с лёгкой интонацией, полной скрытых смыслов. Одиссей замер на мгновение, а затем медленно кивнул, словно что-то вспоминая. Конечно, для него события прошлого могли быть частью другого времени, другого течения реальности. В его восприятии это было настолько далеко, что он не мог вспомнить детали. Но теперь он начал догадываться. «Хьюга Шин», — заговорил он после паузы, его голос стал более твёрдым: «Насколько я знаю, у меня нет причин быть твоим врагом. Но ты, кажется, имеешь какой-то особый план. Так что же тебе от меня нужно?» Цзян Чен холодно улыбнулся: «Ты действительно не представляешь угрозы для меня. Но своей деятельностью ты угрожаешь моим близким и друзьям. А это я оставить без внимания не могу». «Что он сделал?» — Диана не смогла сдержать своих эмоций, её голос прозвучал резко. Цзян Чен перевёл взгляд на неё, затем вновь посмотрел на Одиссея. Его голос прозвучал серьёзно и тяжело: «Он… хочет воскреснуть». Эти слова повисли в воздухе, как гром среди ясного неба. В них была такая неоспоримая тяжесть, что даже Янь и Диана замерли, не зная, что сказать. Одиссей замер, его тело едва заметно напряглось, но он не стал отрицать сказанное. «Воскрешение?» — Диана и Янь переглянулись, в их глазах читались одновременно растерянность и недоумение. Цзян Чен спокойно кивнул, его голос звучал ровно, как будто он рассказывал давно известную историю: «Давайте я объясню всё с самого начала». Он сделал небольшую паузу, подбирая правильные слова, и продолжил: «В далёкие, древние времена этот мир был всего лишь хаосом. Не существовало ни земли, ни неба, ни людей, ни богов, ни каких-либо других существ. И тогда появился один живой организм. Он создал здесь свой божественный мир — свой собственный мир. Со временем этот мир начал развиваться и эволюционировать, появились люди, и всё пришло в движение, наполнившись жизнью и процветанием». Янь и Диана слушали с большим вниманием, словно каждая деталь могла пролить свет на происходящее. «Но, увы, однажды случилась катастрофа. Этот первородный создатель был тяжело ранен. Он потерял своё физическое тело, от него осталась лишь чистая воля, которая каким-то образом продолжала существовать» — Цзян Чен перевёл взгляд на Одиссея и чуть прищурился, словно проверяя его реакцию: «Этот создатель, утративший своё тело, решил создать существ, похожих на него самого, используя людей как основу. Так появились боги. В том числе и он сам, преобразившись в одного из них, стал одним из шести великих богов. И имя его — Одиссей, Бог Войны». Слова Цзян Чена прозвучали, как раскаты грома. Даже Янь и Диана не могли скрыть удивления. Они не могли поверить, что их давний соратник и друг скрывал такую правду. «Даже став Одиссеем», — продолжил Цзян Чен: «И скрывая своё настоящее "я", он всегда искал способ вернуть своё тело. Без него он не мог напрямую вмешиваться в развитие своего мира, а мог лишь влиять косвенно, через другие события». Его голос стал чуточку серьёзнее: «Он испробовал всё. Войны, катаклизмы, бесконечные схемы — всё ради одной цели. И наконец он нашёл способ, который, как он думал, сможет вернуть его к жизни». На этих словах Цзян Чен заметил, как тело Одиссея чуть вздрогнуло. Это движение не укрылось от его внимательного взгляда. «Метод, который он нашёл, — это поиск существа, чей уровень жизни достиг бы предела этого мира. Используя его тело, он мог бы внедрить в него свою волю и возродиться. Не так ли, Одиссей?» — Цзян Чен уставился на него. Одиссей тяжело вздохнул, его губы изогнулись в горькой усмешке: «Ты прав… Никогда бы не подумал, что мой самый сокровенный секрет будет так легко раскрыт тобой. Да, Шинно — это тело, которое я создавал и совершенствовал годами. Я подготавливал его, чтобы оно стало вместилищем для моей воли. Но, как ни странно, несмотря на все мои усилия, всегда чего-то не хватало. Его тело не могло полностью принять мою волю. Почему? Я до сих пор не понимаю». Цзян Чен смотрел на него молча, его взгляд был проницательным и тяжёлым. Он знал ответ, но не торопился говорить. Наконец, после короткой паузы, он заговорил: «Потому что Шинно использовал тело, созданное генной инженерией, наследием Святого Императора. А генная инженерия — это система, которая не принадлежит этому миру. Она была порождена не здесь. И это значит, что тело, созданное таким способом, не является частью этого мира. Оно не может вместить твою волю». Одиссей замер, словно осознавая всю горькую правду. Цзян Чен продолжил, его голос стал ещё глубже: «Я помню, как однажды вмешался в планы Святого Императора. Если бы я этого не сделал, он, возможно, так и не смог бы подчинить себе этот мир. Потому что ты, Одиссей, всегда стоял на его пути». В этих словах была скрытая истина, которая объясняла многое. Даже то, почему Одиссей когда-то предал Северный Божественный Регион. Ведь для него это было лишь частью его гораздо более грандиозного плана. Его цель была проста — воскреснуть. Жизни богов или любых других существ этого мира не значили для него ничего. Всё это было лишь мелочью, не стоящей его внимания. «Не могу поверить… Это действительно так?» — Диана и Янь, поражённые услышанным, смотрели на Цзян Чена и Одиссея с широко раскрытыми глазами. На их лицах читалось глубокое потрясение. Им было трудно осознать, что мир, который они считали своим домом, оказался всего лишь божественным царством, созданным Одиссеем. А они сами были лишь существами, порождёнными этим царством. Цзян Чен, глядя на Одиссея, заговорил твёрдо, его голос звучал спокойно, но в то же время холодно: «Одиссей, я могу понять твоё желание воскреснуть. Но, к сожалению, я не могу позволить тебе этого. Если ты воскреснешь, то вновь обретёшь полную власть над этим миром. А это значит, что мои друзья, моя семья станут для тебя лишь марионетками, которых ты сможешь ломать и подчинять по своему желанию». Эти слова раскрыли истинную причину, по которой Цзян Чен решил противостоять древнему богу. Одиссей, который некогда был истинным создателем этого мира, в случае воскрешения мог превратить его в инструмент для своих целей. И он мог уничтожить или перестроить этот мир в любой момент, просто по своему желанию. Это было недопустимо для Цзян Чена. «Я намерен запечатать твою волю, заставив тебя окончательно стать частью этого мира, его Волей. Ты не будешь иметь собственного сознания. Ты станешь лишь хранителем правил и законов этого мира», — голос Цзян Чена звучал твёрдо, как приговор. Одиссей нахмурился, его лицо стало мрачным: «Я могу выбрать самоуничтожение. Это мой мир. Я не стану рабом, не стану слугой созданий, которых сам привёл в жизнь!» Цзян Чен внимательно посмотрел на него, его взгляд был холодным, но в нём читалось понимание: «Ты не сделаешь этого. Если бы у тебя хватило решительности на самоуничтожение, ты бы не явился сюда под моим давлением. Но… Я готов предложить тебе сделку». Одиссей нахмурился, его голос прозвучал резко: «Какую сделку?» Цзян Чен чуть прищурился, его голос стал чуть мягче, но при этом не утратил своей уверенности: «Я обещаю запечатать тебя лишь на тысячу лет. Для тебя это не так уж и много. За это время я успею вывести своих близких из этого мира. После этого ты сможешь делать с этим миром всё, что пожелаешь. Я больше не буду вмешиваться. Как тебе такое предложение?» Одиссей молчал, обдумывая слова Цзян Чена. Он осознавал, что у него нет выбора. Всё, что сказал Цзян Чен, было правдой. Если бы он действительно хотел уничтожить себя, то не потратил бы столько лет на попытки воскрешения. В конце концов, он кивнул, тяжело вздохнув: «Хорошо. Надеюсь, ты сдержишь своё обещание». «Спокойно. Я, Хьюга Шин, никогда не лгу», — с лёгкой улыбкой ответил Цзян Чен. Он поднял правую руку, и мощная воля охватила Одиссея, постепенно запечатывая его. Но в последний момент, когда процесс запечатывания почти завершился, сознание Одиссея вдруг взволновалось. Он начал яростно сопротивляться, пытаясь разрушить печать. Но, несмотря на все его усилия, печать была слишком прочной, слишком совершенной. Она не давала ему ни единого шанса. «Хьюга Шин! Ты обманул меня! Ты сказал тысячу лет, а это… это миллиард лет! Миллиард!» — его голос становился всё тише и тише, пока наконец полностью не исчез в глубинах печати. Цзян Чен опустил руку и, слегка прищурившись, улыбнулся. Его голос прозвучал даже почти весело: «Хьюга Шин никогда не лжёт. Но моё настоящее имя — Цзян Чен. А значит, я могу себе это позволить».