Наруто по сети

Год спустя. Солнце давно поднялось, но в комнате царил мягкий полумрак, приглушённый размытыми очертаниями предметов, что создавали атмосферу уюта и покоя. Тонкие лучи света пробивались сквозь бумажные стены, играя на полу замысловатыми узорами. Запах старого дерева и благовоний плавно переплетался с прохладой утреннего воздуха, придавая комнате лёгкое ощущение бодрости. Учиха Мисаки висела вниз головой, прикрепившись к потолку с помощью чакры. Длинные чёрные волосы ниспадали мягкими прядями, едва мешая ей видеть, что происходит внизу. Её тёмные глаза, глубокие, как полированный оникс, следили за старшим братом, который методично собирал снаряжение для очередной миссии, не замечая или делая вид, что на потолке никого нет. В ее голове созрела отчаянная затея. Одним из приятных моментов нахождения в детском теле было то, что можно позволить себе временами быть немного инфантильной, проказничать и радоваться мелочам. И как прекрасно, что рядом был человек, на которого можно было выплеснуть свои приливы нежности. Как только Шисуи отвернулся, Мисаки напрягла мышцы, стремительно оттолкнулась от потолка и бросилась вниз, как ястреб на добычу. — Бу! — радостно закричала Мисаки, бросаясь на брата. Шисуи чуть приподнял бровь и резко обернулся, легко поймав её на лету и увлекая за собой на пол. Мисаки радостно завизжала, пытаясь вырваться, ударяя маленькими кулачками и даже изловчилась пару раз ущипнуть его. Однако брат был опытен и быстр, и без труда блокировал все её попытки, доведя до того, что в итоге уложил её на лопатки, щекоча до тех пор, пока она не начала смеяться, умоляя о пощаде. — Ладно, сдаюсь, сдаюсь, Шисуи! — выпалила она, едва отдышавшись между приступами смеха. Шисуи с напускной важностью усмехнулся. — Мало подавить чакру, чтобы застать меня врасплох, — сказал он, делая вид, что это целая наука. — Ты не учла, как воздух двинулся, когда ты оттолкнулась. Довольно возвышающийся перед ней Шисуи — её родной брат в этом мире. У них разница всего четыре года, но Шисуи был словно неприступная гора, его боевые навыки и острый ум казались ей недостижимыми. Несмотря на то, что Мисаки было уже чуть больше двадцати трёх в своём прежнем мире, здесь она ощущала, что во всём уступает брату. Кроме разве что контроля чакры, которым без притворства восхищался Шисуи, говоря, что для её возраста это очень необычно, а ходить по воде и деревьям так вообще не все генины умеют. Он быстро нашёл этому объяснение: она пошла вся в него, и по-другому быть не могло. Эта самая чакра оказалась чрезвычайно увлекательной. Чтобы правильно научиться ею пользоваться, детей с шести лет отправляют в академию ниндзя, куда Мисаки должна была пойти уже через год. Однако ждать она не собиралась, ведь ей не терпелось обуздать это загадочное искусство. Как-никак, перерождение в этом мире стало для Мисаки настоящей отдушиной. Здесь буквально нет барьера для твоих возможностей, всегда есть, куда стремиться. Для неё это было в новинку. Только вот есть и другая сторона монеты: стать шиноби — это не просто обрести силу, а взять на себя ответственность за чужие жизни, быть готовым убивать, если потребуется, и жертвовать собой ради других. Но Мисаки не унывала. Чтобы избежать трудностей в будущем, имея фору, она решила как можно скорее выйти из зоны комфорта и с раннего возраста выращивать из себя сильного шиноби настолько, насколько это вообще возможно. Всё равно заняться нечем. «Если мой брат в таком возрасте в силах потягаться не с одним взрослым, чем я хуже?» — Я хотела, чтобы меня заметили, — проворчала она, забираясь в только что заправленный футон. — И вообще, куда это ты снова уходишь? Ты обещал меня сегодня тренировать. Какого черта? — Черта? — наигранно ужаснулся Шисуи. — Где ты только это услышала? — Не уходи от вопроса! — Обещаю, как только вернусь, мы обязательно потренируемся, — сказал Шисуи примирительно, закидывая портфель на плечо. — Нет, мы будем тренироваться сейчас! — уже по-детски насупилась она, перекрывая собой выход. — Ты не оставляешь мне выбора… — Шисуи театрально вздохнул, и в следующее мгновение Мисаки пришлось уворачиваться от его стремительного выпада. Она со смехом атаковала его, ловко парируя все удары. Эта схватка была похожа на игру, но Мисаки на миг уловила нечто другое — брат дал ей возможность держаться дольше, чем обычно. Эта мысль немного смутила её. Осознание пришло в следующий момент, и Мисаки со всей детской яростью активировала Шаринган — по одной магатаме в каждом глазу. Иллюзия сразу прояснилась, и Шисуи с веселой улыбкой исчез, оставив после себя лишь легкое дуновение ветра. Она тут же выскочила в коридор и помчалась по горячим следам, её босые ноги бесшумно скользили по деревянному полу. Пока путь ей не перегородила огромная фигура. Мисаки резко остановилась, чуть не налетев на отца. — Опять дуреешь с утра? — устало проговорил мужчина хриплым голосом, упираясь одной рукой на костыль. — Я просто… — Шаринган погаси, а то сейчас еще свалишься без сил. Мисаки уже хотела начать препираться, но тут же прикрыла глаза, повинуясь. Её здешний отец, Хирари Учиха, был типичным пережитком войны. Инвалид, потерявший ногу. Он был сильно контужен, из-за чего у него возникали провалы в памяти. Его лицо было испещрено шрамами, а глаза, когда-то полные жизни, теперь казались пустыми и безразличными. В довершение ко всему, потеря жены сломала этого человека, превратив его в пустую оболочку. Мисаки помнила тот день, когда год назад пришло известие о гибели её матери во время военной миссии. Боль и горечь, переполнившие душу, пробудили шаринган — прерогатива клана Учиха. У обычного четырёхлетнего ребёнка просто не хватило бы сил на такое, но Мисаки была исключением. Однако Шисуи категорически запретил ей тренироваться с шаринганом без надзора. Зануда. Чтобы помочь с другими тренировками у него, видите ли, нет времени. Хотя это и звучит как оправдание, Мисаки не имеет права его в этом упрекать. Сейчас Шисуи — единственный кормилец в семье, и он уделяет ей время, как только выпадает возможность. А вот тот, у которого куча свободного времени, только и делает, что ходит по дому, как злюка, и ворчит. Однако Мисаки не прекращала попыток расшевелить своего родителя. — Может, ты поможешь мне с сюрикенами? — с надеждой в голосе спросила она. — Выйди на улицу. Познакомься со сверстниками, — бросил он на ходу и скрылся у себя в комнате, оставив Мисаки в коридоре одну задыхаться от негодования. «Легко сказать — выйди на улицу, — подумала Мисаки, нахмурившись. — Сам-то когда последний раз выходил?» Общение со сверстниками ей было чуждо. Конечно, временами Мисаки нравилось быть ребёнком: минимум ответственности, никто ничего не требует, а мир кажется ярким и беззаботным. Но на детскую площадку играть с ровесниками она идти не собиралась. Она переросла это лет восемнадцать назад. Даже с Шисуи, с которым ей было комфортнее всего, она не могла полностью раскрыться. Хоть между ними и отсутствовал барьер, как с другими детьми, — Мисаки чувствовала с ним своего рода интеллектуальное равенство, — но она не могла выйти за рамки образа смышлёного ребёнка, схватывающего всё на лету. И с этим срочно нужно было что-то делать, иначе такими темпами Мисаки рисковала превратиться в затворницу-братолюбку. Хотя в прошлой жизни она никогда не была асоциальной. Или она просто себя накручивает? В конце концов, отец был прав лишь в одном: для тренировки с сюрикенами нужен полигон, а для этого нужно выйти на улицу. *** Позавтракав и дождавшись, пока Коноха окончательно проснется, Мисаки вышла из дома, глубоко вдохнув свежий утренний воздух. Она шла по узкой улочке, мимо домов с черепичными крышами, по которым мелькали силуэты генинов. До неё долетали обрывки разговоров прохожих, детский смех, лай собак и звон колокольчиков на шеях лошадей, тянущих повозки с товарами. Все эти звуки переплетались в единую мелодию жизни, частью которой Мисаки себя ощущала, оставаясь при этом отстранённым наблюдателем. Мисаки шла быстрым шагом, ловко лавируя между прохожими. Полигон находился в глубине леса, за старым храмом, и чтобы добраться до него, нужно было пройти узкой тропинкой между густых деревьев. Выйдя из леса, Мисаки остановилась на краю полигона, погружённого в звенящую тишину. Воздух здесь был насыщен запахом влажной земли и прелой листвы. Густая листва деревьев отбрасывала тени на землю, создавая ощущение уединения и спокойствия. Ей нравилось это место. Здесь редко кто-то появлялся, и потому она ожидала вновь увидеть знакомое пустынное пространство. К её удивлению, на этот раз она была здесь не одна. И не сильно Мисаки была этому рада. Ее первой мыслью было показать, что это «ее» место, и прогнать чужака. С виду это был мальчишка ее возраста, поэтому напугать его простенькой иллюзией шарингана не составит труда. Однако, сделав шаг в его сторону, Мисаки внезапно застыла на месте, когда мальчик, словно птица, взмыл в воздух. В полёте он раскрутился, перевернулся вверх тормашками и с невероятной скоростью и точностью метнул кунаи в разные стороны — по четыре из каждой руки. Заворожённая, Мисаки следила, как стальные лезвия с лёгким свистом вонзались в мишени. Это было впечатляюще. Мальчик мягко опустился на землю, повернувшись к Мисаки спиной. На его спине отчётливо выделялся знакомый красно-белый веер. — Ого, так ты мой соклановец! — непроизвольно вырвалось у нее. — Это было нечто. Даже не уверена, смогу ли я повторить так же. Он обернулся, встретив её взгляд серьёзными, тёмными глазами. В его взгляде читались спокойный расчёт и лёгкая настороженность. Но уже через мгновение, словно это не имело значения, он равнодушно отвернулся и занялся вытаскиванием кунаев из мишеней. Мисаки на мгновение остолбенела. Она почувствовала, как ее щеки заливаются краской от негодования. Впервые в этой жизни она решила заговорить с кем-либо, возможно, даже познакомиться, а её даже слушать не стали! Она не ожидала, что какой-то ребенок посмеет с ней так поступить. Старый план заиграл новыми красками. Ей хотелось проучить его, показать своё превосходство, заставить ретироваться в слезах. Но всё почему-то обернулось совсем не так, как она себе представляла в голове. — Тебя вообще манерам не научили? — сердито вспылила Мисаки. — Что ты вообще забыл здесь? Это мое место! Проваливай! — Я здесь тренируюсь, — спокойно отозвался он, без суеты продолжая неспешно собирать кунаи. — Сегодня у многих шиноби совместные тренировки, поэтому идти было некуда. Я пришел сюда. — А мне что прикажешь делать? Прийти попозже? Мальчик на мгновение задумался, внимательно всматриваясь в ее лицо, словно оценивая, стоит ли продолжать разговор. Затем он спокойно ответил: — Здесь достаточно места для двоих. Потребовалось немало усилий, чтобы подавить негодование и не наговорить ему неприятных вещей, но Мисаки справилась и остудила свой пыл. Буркнув что-то себе под нос, она отошла к дальнему краю полигона. Там она уселась под старым раскидистым дубом, чья крона отбрасывала прохладную тень, и, поджав под себя ноги, безотчетно хмурилась. Вокруг изредка доносился шелест листвы и пение птиц. Обиженная тишина. Как глупо. Несмотря на разум взрослого человека, детское тело порой брало верх, диктуя свои правила, например, как это случилось сейчас. Распсиховалась, как ребёнок, хотя почему как? Больше всего злило то, что мальчишка оказался гораздо компетентнее и рассудительнее, чем она сама. Он не растерялся, предложил логичный и оптимальный выход из ситуации. Совсем как взрослый. Мисаки украдкой смотрела как он готовится снова выполнить какой-нибудь трюк. Думала, может нужно пойти извиниться? «Деловая колбаса, — мысленно фыркнула Мисаки, доставая из сумки сюрикены. — Это перед ней должны извиняться, да.» Найдя точку совершенной расслабленности и безмыслия, она полностью отключилась от этой ситуации, желая провести это время с пользой. Мисаки не нравились выпендрежные трюки, как некоторым. Это было эффектно, но, на ее взгляд, непрактично. Поэтому большую часть времени она оттачивала свою меткость, стараясь попадать по мишеням под разными углами или поражать сразу несколько целей зараз. Правда, в её пока еще маленькие ручки много сюрикенов и кунаев не помещалось. И долго этим не позанимаешься, слишком быстро забиваются руки, да и одни и те же упражнения наскучивают. Показать новые же некому. Так прошёл примерно час. Уходить Мисаки не собиралась: погода располагала к дальнейшей тренировке. Сегодня для дождливого октября была аномально солнечная погода. Убрав всё снаряжение обратно в сумку, она принялась прогонять чакру по всему телу, решив практиковать кое-что посложнее. От брата она унаследовала вороний призыв. Не самые умные создания, но, если уметь, ими можно очень легко управлять. Если же немного подумать, как правильно их применять, а не только пускать в расход как отвлекающий манёвр, можно делать очень необычные вещи. По версии Шисуи, это самый недооцененный из всех призывов. Мисаки тоже стала так считать, когда Шисуи научил её заменять своё тело не бревном, а воронами. Но ей этого казалось недостаточно — она была уверена, что из этих бедных птиц можно выжать куда больше. Для того что она придумала даже не нужно было использовать призыв, достаточно всего лишь техники превращения и безупречного контроля чакры, которым Мисаки, к счастью, не была обделена. Она сложила нужные печати и прикрыла глаза, сосредоточенно представляя образы ворон, их количество и форму, всё до мельчайших деталей. Мгновение — и тело Мисаки начало распадаться. Чёрные клочки, кружась вокруг, один за другим оборачивались вороньем, сбиваясь в единую стаю. Понадобилось много усилий, чтобы поддерживать такую форму, чтобы всё выглядело естественно и убедительно. На самом же деле, Мисаки превращалась только в одну ворону, а остальные были всего лишь иллюзией. К такой идее она пришла, когда оттачивала обычное хенге но дзюцу, добиваясь, чтобы правильно падала тень от солнца, а ткань одежды естественно развевалась по ветру. Эта техника оказалась настолько абсурдной, что Мисаки как-то раз превратила себя в огромную палочку данго. Наконец осознав, что у этой, казалось бы, простенькой техники нету пределов, ей пришла эта затея. Правда, как использовать настоящих ворон, а не их проекции, придумать пока не вышло. И даже без этого техника обладает огромным потенциалом. Можно с легкостью дезориентировать врага, а в комбинации с техникой заменой тела на ворон это — страшное оружие. Так, всё на бумаге. В реальности же пока не хватает сноровки. Через несколько секунд Мисаки не смогла больше удерживать контроль, и хенге с мягким хлопком развеялось, при этом упав на землю. Поддерживать хенге в столь маленьком объекте, одновременно координируя остальных птиц, было задачей не из лёгких. Перемещаться в такой форме тоже пока за гранью её возможностей. Но это пока. Удовлетворенная даже таким результатом, Мисаки победно усмехнулось, а когда открыла глаза, то улыбка сразу же потухла. — Чего тебе? Перед ней стоял тот самый соклановец, которого она не замечала и не слышала последний час. На его безэмоциональном лице отчётливо читалась заинтересованность. — Это ведь был не обычный вороний призыв, — он больше констатировал, чем спрашивал, — Тогда что? Казалось бы, обычное любопытство, но этот едва уловимый требовательный тон чуть не вывел Мисаки из себя второй раз за сегодня. Однако ей не хотелось портить отношения с кланом. Она быстро взяла себя в руки, хотя это было нелегко. Мир дороже. — Это было хенге но дзюцу, — уныло пробормотала Мисаки. Парень прищурился, требуя от нее развития мысли. Мисаки цокнула языком и продолжила: — Обычное хенге! Только ты правильно понял, что это был призыв. Нужна связь с воронами, учитывать каждую мелочь: сколько взмахов делает каждая птица, как громко каркает, и множество других деталей. Ей показалось, что соклановец ничего не понял из её объяснений. Мисаки, в общем-то, особо ни на что и не рассчитывала. Пусть уходит уже. Парень немного задумался, как будто взвешивал все за и против, а затем сказал: — А я умею делать вороньих клонов. Мисаки изумилась от такого признания. Его слова прозвучали не самодовольно или хвастливо, а наоборот, немного робко. Он просто поделился тем, что можно обсудить с кем-то, кто разделяет его интересы. Еще час назад ей казалось, что к нему подступится себе дороже, а тут всё так обернулось. Не меньше её удивило то, что он собственно сказал. Мисаки знала, что среди некоторых Учих был популярен вороний призыв, который они используют вместе с иллюзорными техниками. Но чтобы кто-то вроде него… Её ровесники обычно играют в салки друг с другом, а не придумывают новые техники. А потом она вспомнила, в каком клане находится, и как здесь гоняют некоторые родители своих детей, как только они встают на ноги. Её, конечно, не гоняли — привилегия родится девочкой, возможно, Шисуи, но он что-то темнит на этот счёт. А этот мальчишка — прям пример жесткого воспитания. — Покажи, — больше потребовала Мисаки, чем попросила. Парень сложил печать, и Мисаки затаила дыхание. Она почувствовала, как появилось множество очагов чакры, — это были вороны. Десяток птиц слетелся к нему, и чёрные крылья стали сливаться, образуя руки, ноги, а затем и голову. Рядом с ним появился клон. Те же чёрные волосы, те же темные глаза. Клон был идеальным. В голове Мисаки моментально пронеслось множество идей по его использованию. Она уже представила, как после смерти клона все птицы разлетаются в разные стороны, сбивая врага с толку. А если наполнить их взрывными печатями… — Хочу! — невольно вырвалось у нее, но тут же, придавая лицу невозмутимое выражение, она добавила: — Предлагаю обмен. Я научу тебя своей технике, а ты покажешь мне свою. — Идёт, — не раздумывая, ответил он, как будто ждал именно этого. Они пожали руки, тем самым закрепляя сделку. На лице Мисаки заиграла искренняя улыбка. Подобного ощущения она ещё никогда не испытывала. — Учиха Мисаки. — Учиха Итачи. Рядом с ними хлопнул клон, и во все стороны разлетелись вороны.