Цена жизни

…Последние слова Пита привили меня в ступор. Я просто сижу и не понимаю, что происходит. А капли крови на белом кафели до сих пор видятся мне. В комнате стоит немыслимый гул. Отовсюду раздаются вопросы и требования, пока они пытаются расшифровать слова Пита. «И ты… В тринадцатом… к утру будешь мертва!». Тем не менее, никого не интересует судьба самого вестника.  –Заткнитесь! – орет Хеймитч, и в Штабе сразу все затолкают. –Чего тут думать?! Мальчик говорит, что нас вот-вот атакуют. Здесь. В Тринадцатом. Ото всюду начинают поступать максимально тупые вопросы. Всем интересно узнать откуда у Пита эта информация и можно ли ей верить. Что по мне так очень тупо, ведь вряд ли бы Мелларк стал пудрить нам мозги. Не такой он человек. Да даже если это и так, в чем я очень сомневаюсь, то мы в любом случае ничего не теряем.  –Они до крови избивают его, пока мы разговариваем. Какие еще доказательства вам нужны? Китнисс, помоги мне! – раздражено вздыхает Хеймитч.  –Хеймитч прав. Я не знаю, откуда Пит получил эту информацию и правдива ли она. Но он считает, что это так. И они… – Китнисс не может произнести вслух то, что Сноу делает с ним. Хотя мы все прекрасно понимаем, что Питу в Капитолии не сладко.  –Вы не знаете его, – говорит Эбернети Койн. –В отличие от нас. Подготовьте своих людей. Президент вовсе не выглядит испуганной, скорее озадаченной, всем этим поворотом событий. Она обдумывает его слова, постукивая нервно пальцем по краю панели управления, находящейся перед ней, от чего мне с каждой минуты становится все больше не по себе. Когда она, наконец, заговаривает, то обращается к Хеймитчу ровным голосом. –Конечно, мы подготовились к подобному развитию событий. Хотя у нас несколько десятков военных единиц, позволяющих допустить, что непосредственные атаки Тринадцатого не принесут никакой пользы Капитолию. Ядерные ракеты произведут радиационный выброс в атмосферу, что приведет к непредсказуемым экологическим последствиям. Даже обычной бомбардировки будет достаточно, чтобы серьезно повредить наше военное оснащение, которое, как мы знаем, они надеются захватить. И, конечно же, они провоцируют нас на ответный удар. Вполне вероятно, что все вышеперечисленное, в совокупности с нашим нынешним альянсом с повстанцами, будет рассмотрено как возможный риск. –Вы правда так думаете? – спрашивает Хеймитч. Чересчур искренней интонацией, но тонкость иронии в Тринадцатом, к сожалению, частенько упускают. –Да. В любом случае мы уже опаздываем со спецучениями Пятого Уровня, – говорит Койн. –Предлагаю ввести строгую изоляцию. Она начинает быстро печатать на клавиатуре, приводя своё решение в действие. Как только она поднимает голову, все начинается. С тех пор как я прибыла в Тринадцатый, здесь было два низкоуровневых учения. Я не особо помню первые, так как находилась в больнице в нестабильном состояние. Думаю, пациентов освобождали от учений, потому что сложности, возникающие при нашей транспортировке, перевешивали выгоду от тренировочной эвакуации. В моё затуманенное сознание проникал механический голос, приказывающий людям собраться в жёлтых зонах. Во время следующих учений Второго Уровня, предполагающих незначительные происшествия — такие, как временный карантин, когда граждан проверяли на наличие вируса гриппа — мы должны были вернуться в жилые помещения.  В тот момент я осталась за трубой в каком-то помещение, проигнорировав раздражающие сигналы, раздающиеся из звуковой системы, и наблюдала за тем, как паук плетет сети. Но имеющийся опыт не подготовил меня к невыразимой, разрывающей барабанные перепонки и вселяющей страх сирене, распространяющейся сейчас по Тринадцатому. Уж точно не проигнорируешь подобный сигнал, который словно был смоделирован, чтобы повергнуть все население в неистовство. Но это же Тринадцатый, поэтому ничего подобного не происходит. Боггс выводит Китнисс, Финника и меня из Штаба и сопровождает по коридору к двери, ведущей на широкую лестницу. Потоки людей встречаются и объединяются, образуя реку, которая течёт только вниз. Никто не кричит и не пытается протолкнуться вперед. Даже дети не сопротивляются. Мы спускаемся, пролёт за пролётом, в полном безмолвии, потому что сквозь звук сирены ничего не слышно. Я ищу глазами Шерона с женой и дочкой, но невозможно увидеть кого-нибудь кроме тех, кто непосредственно рядом со мной.  У меня закладывает уши, и тяжелеют глаза. Мы находимся на глубине более одного километра. Единственный плюс в том, что, чем глубже мы спускаемся под землю, тем тише визжит сирена. Будто она предназначена для того, чтобы физически согнать нас с поверхности, и, наверное, так оно и есть. Группы людей начинают исчезать в отмеченных дверных проёмах, но Боггс ведет нас вниз, пока, наконец, лестница не заканчивается у основания огромной пещеры. Я шагаю вперед, но Боггс останавливает меня, показывая, что я должна отметиться, проведя своим расписанием перед сканером. Несомненно, информация будет передана на какой-нибудь компьютер, чтобы убедиться, что никто не потерялся. Сложно понять, было ли это место образовано естественным путем или все же человек приложил к этому руку. Некоторые части стен каменные, в то время как железобетонные конструкции усиливают другие зоны. Спальные нары встроены прямо в стены. Здесь есть кухня, ванные комнаты и пункты первой помощи. Это место предназначено для длительного проживания. Белые буквенные знаки и цифры расположены по периметру пещеры с небольшими интервалами. Пока Боггс советует Финнику, мне и Китнисс  явиться в зоны, помеченный, как наши предписанные квартиры — в моем случае это D для Отсека-D — заходит Плутарх. –А, вот вы где, – говорит он. Недавние события ничем не омрачили настроение Плутарха. Он до сих пор светится от счастья из-за успешного вмешательства Бити в эфир. Равнение на лес, а не на деревья. Не на наказание Пита или неминуемую бомбардировку Тринадцатого. –Китнисс, конечно, сейчас тебе нелегко, учитывая провал Пита, но ты должна знать, что остальные будут смотреть на тебя. –Что? – удивляется Китнисс.  Да я и сама не могу поверить, что он только что назвал случившееся с Питом провалом. Что Плутарх несет?! Такое чувство, что он уже что-то принял, потому что по виду ему явно нехорошо. Так и хочется врезать ему за эти слова, чтобы сразу в чувства пришел и не нес всякую чушь.  –Другие люди в бункере, они будут реагировать так же, как ты. Если ты будешь спокойной и смелой, они постараются быть такими же. Если будешь паниковать, твое настроение распространится по бункеру быстрее пожара, – объясняет Плутарх. Я просто пристально смотрю на него. –Огонь займется, так сказать, — продолжает он, будто бы мы не понимаем, о чем он говорит. –Почему бы мне просто не претвориться, что я перед камерой, Плутарх? – спрашивает его Китнисс. –Да! Великолепно. На публике человек всегда становится храбрее, – говорит он. –Посмотри хотя бы на проявленное Питом мужество! Потребовалось собрать все мое самообладание в кулак, что не врезать ему пощечину. Я, мысленно выругавшись, шагаю в к большой букве D, наклеенной на стене. Там я сразу же нахожу Шерона с женой и дочкой.  –Боже! Слава Богу, ты здесь, – сразу же заключает меня в дружеские объятия мой бывший стилист.  –Шерон боялся, что ты осталась там или с тобой что-то случилось, – подсказывает мне Ливелия.  –Как видите, я здесь и со мной все хорошо.  –А мы уже успели сходить на спец-пакетами, – хвастается веселая Амелия. Видимо, её не пугает вся эта сумятица. Если бы я была в ее возрасте, то скорее всего умерла бы уже от страха.  Мы все вместе раскладываем содержимое пакетов, в которых оказались матрасы, одежда, зубные щетки, фонарики и расческа. Заправив кровати, которых оказалось всего две в этой комнатушке три на три метра. Мы решили, что Амелия и Ливелия будут спать на одной кровати, я — на второй, а Шерону пришлось спать на полу.  С каждой минуты все больше и больше людей приходят помещение так, что оно уже через несколько минут заполняется до отказа. Никто не паникует, все сохраняют спокойствие. Возможно, такие бомбардировки происходили раньше и не раз, но жители Дистрикта-13 всегда к ним были готовы. В этом я не сомневаюсь.  Слабый звук сирены резко обрывается. Голос Койн раздается из аудио-системы и благодарит нас за образцовую эвакуацию с верхних уровней. Она подчеркивает, что это не учение, так как Пит Мелларк, победитель из Дистрикта-12, сделал телевизионное обращение, сообщив о нападении на Тринадцатый сегодня вечером. Именно в этот момент раздается взрыв первой бомбы. После него, на какое-то мгновение ощущается сотрясение, отдающееся в моих внутренних органах и содержимом моего желудка, пробирающееся до мозга костей, до корней зубов. Я думаю, мы все умрем. Я поднимаю глаза к верху, ожидая увидеть огромные трещины на потолке, массивные камни, рушащиеся на нас, но по бункеру разносится лишь легкая дрожь. Свет гаснет, и я чувствую себя дезориентированной в полнейшей темноте. Безмолвные звуки, издаваемые людьми — спонтанные выкрики, нервные вдохи и выдохи, плач ребенка, немного безумный смех — танцуют вокруг меня в напряженном воздухе. Затем раздается гул генератора, и тусклый свет заменяет обычное резкое освещение Тринадцатого.  Я смотрю на Шерона, его жену и дочь. Они все напуганы. Да и мне не по себе. Надеюсь, что стены Дистрикта-13 крепкие и выдержат мести Капитолия. Что б он сгнил! Мой бывший стилист, чтобы успокоить свою жену и дочь, обнимает их и говорит, что все будет хорошо. Хотя никто такой гарантии не может дать. Я его прекрасно понимаю. Поступила бы точно также, если у меня было бы, кого защищать. В какой-то момент я решаюсь выйти из своего отсека и найти Финника. Нахожу его вместе с другими повстанцами из госпиталя. Его самочувствие последние время улучшается, но до сих пор моральное состояние оставляет желать лучшего. Я понимаю, что он держит себя в руках только из-за меня и из-за мысли, что Энни может быть ещё жива.  –Заходи. Ты как? – интересуется мой бывший ментор.  –Как и все. Это даже страшнее, чем бомбардировка в Восьмом, – констатирую.  –Вероятно, это ракеты для бункера. Они разработаны так, чтобы проникнуть глубоко в землю прежде, чем взорвутся. Поскольку больше нет никакого смысла в бомбежке Тринадцатого на поверхности, – рассказывает Одэйр.  –Ядерные? – спрашиваю я, чувствуя, как холод распространяется внутри меня. –Не обязательно, – отвечает Финник. –В некоторых просто содержится много взрывчатых веществ. Но в этой может быть что угодно, я полагаю. –Откуда знаешь?  –Бити рассказывал. И я помню учения, которые проводил Тринадцатый, особенно первое. В тот момент я ещё не знал, что с Энни, – при упоминание своей возлюбленной мой напарник начинает каменеть: взгляд равнодушные, голос дрожит, а тело не шевелиться.  Я перевожу взгляд на тяжелые металлические двери в конце бункера.  Стали бы они хоть какой-нибудь защитой от ядерного удара? И даже если бы они были на сто процентов эффективны при изоляции радиации, что в действительности маловероятно, то могли бы мы когда-либо покинуть это место? Вероятно, что нет. Но об этом я думать не хочу и не собираюсь.  Голос Койн, возможно более мрачный, чем до этого, разносится по бункеру, громкость звука колеблется в унисон с мерцанием света. –Очевидно, информация Пита Мелларка была точной, и мы ему очень обязаны и признательны. Датчики показывают, что первая ракета не была ядерной, но оказалась довольно мощной. Мы ожидаем, что следующие удары будут сильнее. Пока длится атака, граждане должны оставаться на предписанных местах до объявления дальнейших действий. –Мне все равно. Я останусь здесь. Могу и сумасшедшей притвориться, чтобы меня оставили, если нужно будет, – на мои слова Финник лишь улыбается и обнимает меня. Так мы и сидим.  Со временем нам разрешают воспользоваться ванными небольшими группами, чтобы почистить зубы, однако принимать душ в течение этого дня запрещено. Мне всё-таки разрешили остаться с Финником, хотя и некоторые посмотрели на нас косо. Но мне все равно. Я ложусь с Одэйром на одну кровать, он накрывает нас одеялом.  –Ты как? – спрашивает он.  –Бывало и лучше, – грустно отвечаю я. –Устала от всего. Хочу, чтобы весь этот кошмар закончился… Они уничтожили все! Все!! Я не знаю, за чем мне возвращаться?! Хочу закончить начатое и умереть.  –Понимаю тебя, Мечи. Правда. Но я не хочу тебя потерять. Если будет нужно, то пожертвую жизнью ради тебя. Помни это. Я так просто тебе не позволю оставить себя, если все это закончиться, – я лишь грустно улыбаюсь.  –Закончиться… …Прошло три дня с тех пор, пока мы ждем освобождения из тюрьмы, обеспечивающей нашу безопасность. Все это время в моей голове было безумно много мыслей, но самое удачное было то, что кошмары не отступали. Как только меня Финник выдержал все эти дни? Я лично понятие не имею. На его месте давно бы прогнала. Но он не я. За это время еще четыре снаряда падают рядом с бункером, массивные, разрушительные, но без намерения атаковать. Бомбы разбрасывают повсюду уже на протяжении многих часов, и стоит только подумать, что нападение закончилось, как ударная волна от очередного взрыва вновь скручивает кишки в узел. Создается впечатление, что все это задумывалось больше для того, чтобы удержать нас взаперти, чем уничтожить Тринадцатый дистрикт. Нанести урон Дистрикту — да. И обеспечить его жителей работой по восстановлению своего жилища. Но уничтожить его? Нет. Койн была права на этот счет. Никто не разрушает то, чем намеревается овладеть в будущем. Полагаю, их истинная цель в ближайшей перспективе — это попытка прекратить Атаки в прямом эфире и удерживать Китнисс, как можно дальше от телевидения Панема. Мы получаем крайне мало информации о том, что происходит. Наши телевизоры так и не работают и мы слушаем лишь краткие аудио-оповещения от Койн о характере бомбардировок. В том, что война по-прежнему ведется, сомнений нет, но мы пребываем в полном неведении относительно ее статуса. Все это время я нахожусь рядом с Финником, ночью мы спим вместе. Правда, в основном, один из нас спит, а другой оберегает сон другого и наоборот. Одэйр то приходит в себя, но снова погружается в забытье. А под вечер не только его, но и меня накатывает меланхолия.  За это время я вместе с ним плету узлы, и мы просто молчим. Лишь под вечер разговоры становятся нашим спасением, чтобы не забывать какого это, когда ты говоришь. Днем я в основном хожу к Шерону, но не на долго. Лишь проверить как он, все ли у них хорошо, а потом снова возвращаюсь к своему другу.  На третью ночь к нам приходит Китнисс. Выглядит она побитой. Видно, что ей, как и нам, не очень хорошо от всего, что происходит вокруг. Она присаживается рядом и говорит свои догадки по поводу того, что Сноу хочет сломить её. Играет с ней Питом, как с котом.  –Мы понимаем это Китнисс, – отвечаю я.  –Вот что они делают с тобой и Энни, ведь так? – спрашивает Китнисс Финника. –Ну, они арестовали ее не потому, что считали кладезью полезной информации о повстанцах, – отвечает он. –Они знают, что я не стал бы рисковать и делиться с ней этим. Для ее же блага. –Ах, Финник. Мне очень жаль, – сочувствует Китнисс. –Нет, это мне очень жаль. Ведь это я никоим образом не предупредил тебя, – возражает он ей.  –А ведь ты предупреждал меня. На планолете. Только когда ты сказал, что они используют Пита против меня, я подумала, ты имел в виду, что он станет приманкой. Чтобы таким образом заманить меня в Капитолий, – признает Китнисс. –Я не должен был говорить даже этого. Было уже слишком поздно для того, чтобы чем-нибудь тебе помочь. Раз уж не предупредил тебя перед Двадцатипятилетием Подавления, то должен был умолчать и о том, какие методы использует Сноу, – Финник дернул за конец веревки, тем самым распутав сформировавшийся клубок. –Просто я не понимал этого, когда познакомился с тобой. После первых Игр нам всем показалось, что на самом деле весь романтизм был лишь одним из актов твоей пьесы.  –Да, – добавляю я. –Мы все ждали, что ты захочешь продолжать эту стратегию. Но только когда Пит наткнулся на силовое поле и чуть не погиб, я… – мой голос дрогнул. –Я поняла, что мы недооценивали тебя.  Что ты действительно любишь его. Не скажу, как именно. Возможно, ты и сама этого не знаешь. Но все могли заметить, как много он значит для тебя, – заканчивая я свою мысль.  Мы довольно долго сидим в полной тишине, я просто наблюдаю за тем, как распутываются и исчезают узлы, а потом Китнисс спрашивает меня.  –Как ты с этим справляешься? Сноу уничтожил всех, кого ты любишь. При этом ты пришла в себя. По крайней мере, так кажется, –добавляет Эвердин.  –Я не справляюсь, Китнисс! Абсолютно. Каждое утро я выдергиваю себя из кошмаров и вижу, что в реальном мире ничего не изменилось… Лучше не поддаваться этому. Собрать себя заново в десять раз сложнее, чем рассыпаться на куски. –Чем больше у тебя дел, на которые ты можешь отвлечься, тем лучше, – говорит Финник. –Первое, чем мы займемся завтра, это раздобудем тебе собственную веревку. А пока возьми мою. Вскоре Китнисс уходит, а мы с Финником ложимся лишь под утро. И нет! Мы не разговаривали целую ночь, а наоборот. Мы просто сидели и молчали, смотрели друг на друга, иногда говорили какие-то слова утешения и одобрения. В какой-то момент я не выдержала и зарыдала.  –Я убью себя… Я..я… Я не смогу смериться с их смертью, – у меня начинается истерика. –Когда… когда это все закончится, если.. если я не умру. То… я просто зарежу себя. Не смогу жить без них… не смогу.  Финник загребает меня в объятия, а я рыдаю. Из глаз ручьем текут слезы, дышать становится тяжело. Вся кофта Финника мокрая из-за меня. Он только успокаивает меня, говорит, что все будет хорошо, хотя прекрасно понимает, что это не так. Я уверена, что сейчас он даже не знает, как правильно меня успокоить. Но не думаю, что что-то меня способно привести в чувства. Я просто знаю, что не смогу дальше жить. Одна. И без них.  На утро я еле-еле встала. Да и то не уверена, что это было утро. А на часы я даже не посмотрела. Финник давно уже встал. По его лицу можно понять, что он не очень то и выспался. Вскоре к нам приходит Гейл. –Боггс, хочет, чтобы мы были с Китнисс, наверху. У Крессиды появилось желание снять ролик, что мы пережили бомбежку  –Все закончилось? – интересуется Финник, Гейл кивает головой. –Ну, ладно. Раз хотят, чтобы мы присутствовали, то так уж и быть.  –Сделаем одолжение, – добавляю я саркастически, а Хотторн лишь многозначительно улыбается и уходит.  Он Койн ничего не было слышно уже сутки, а тут, наконец, она объявляет, что мы можем покинуть бункер. Из-за бомбардировок наши старые кварталы разрушены. И все мы должны проследовать к месту своих новых каморок. Согласно указаниям, мы прибираемся каждый в своем закутке и, послушно выстроившись в колонну по одному, движемся к двери. Нас с Финником перехватывает Гейл, а вскоре к нам присоединяться Боггс с Китнисс. Выйдя за дверь, поднявшись вверх по лестнице, и прошагав по коридору к одному из лифтов, везущих в разные стороны, мы, наконец, подходим к отделу Спецобороны. По пути мы не встречаем никаких разрушений, но по-прежнему находимся еще очень глубоко под землей. Боггс заводит нас в комнату, практически идентичную Штабу. Койн, Плутарх, Хеймитч, Крессида и все остальные собравшиеся за столом выглядят крайне уставшими. Кто-то, наконец, дорвался до кофе — Плутарх. Эээх, я бы тоже щас от кофе не отказалась. Особенно от очень горького, но бодрящего.  Не успеваем мы присесть, как Койн сразу начинает.  –Нам нужно, чтобы вы пятеро переоделись и отправились наверх, на землю, – сообщает Президент. –У вас есть два часа, чтобы заснять на пленку ущерб, нанесенный бомбардировками, и заявить, что военное оснащение Тринадцатого продолжает оставаться не только действующим, но и доминирующим, и — самое главное — что Сойка-пересмешница все еще жива. Есть вопросы? –А можно нам кофе? – спрашивает Финник.  Нам раздают дымящиеся чашки. Я наливаю чуть-чуть сливки и выпиваю сразу половину. Сливки почти никак не спасли горький вкус этого напитка, но мне даже нравится.  Вскоре мы все переодеваемся в военную экипировку, а Китнисс надевает свой костюм Сойки. Пока есть время я допиваю свой кофе и пытаюсь привести себя в порядок: умываю лицо холодной водой, расчесываю и заплетаю высокий хвост. До этого у меня на голове было не пойми что, сейчас хоть капельку на человека похожа.  Поднявшись по лестнице на самый верх, Боггс дергает за рычаг, которым открывает люк. В помещение врывается свежий воздух. Я делаю глубокий вдох и впервые позволяю себе признаться, как сильно, ненавидела бункер. Мы выходим в лес и я запускаю руки в листву деревьев над головой. Некоторые из них еще только начинают желтеть. –Какой сегодня день? – любопытствует Китнисс, обращаясь ни к кому конкретно. Боггс отвечает, что на следующей неделе начнется сентябрь. Это значит, что Сноу держит Пита, Джоанну и Энни в своих лапах уже чуть меньше двух месяцев. Я разглядываю лист у себя на ладони и замечаю, что дрожу. И не могу заставить себя успокоиться. Мои тики часто возвращаются, особенно после сна. Хотя в последнее время я это не замечала даже. Нужно будет у Финника спросить, наблюдал ли он за моей дрожью последние несколько дней.  Земля усыпана останками от взрывов. Мы подходим к первой воронке над нашим бункером, метров тридцати в ширину, и я не могу определить, насколько она глубока. Очень. Боггс говорит, что все, кто находились бы на первых десяти уровнях, скорее всего, были бы убиты. Мы обходим яму и двигаемся дальше. –Вы можете это восстановить? – подает голос Гейл. –Не в ближайшее время. Этот кратер мало что задел. Несколько резервных генераторов и птицефабрику, – отвечает Боггс. –Мы просто засыпем его. Деревья заканчиваются и мы доходим до места, огороженного забором. Кратеры окружены как старыми, так и новыми выбоинами. До начала бомбардировок очень малая часть нынешнего Тринадцатого находилась на земле. Несколько постов охраны. Тренировочное поле. Примерно фут верхнего этажа нашего здания и поверх него сталь в несколько футов толщиной. Но и с такой защитой оно никогда бы не выдержало мало-мальски серьезного нападения. –Какое преимущество дало вам предупреждение парня? – задает вопрос Хеймитч. –Около десяти минут. После, наша собственная система обнаружила бы ракеты, –  говорит Боггс. –Но оно ведь помогло, да? – спрашивает Китнисс. –Безусловно, – отвечает Боггс. –Эвакуация населения была спокойно завершена. Когда находишься под обстрелом, счет идет на секунды. И десять минут означают спасение жизней. Крессиде приходит в голову идея снять Китнисс на фоне развалин старого Дома Правосудия, чтобы показать, что Дистрикта больше не существует, что стало бы чем-то вроде издевки над Капитолием, ведь они многие годы использовали его в качестве декорации для поддельных выпусков новостей. Теперь же, после недавней атаки, Дом Правосудия располагается примерно в десяти ярдах от края нового котлована. Мы приближаемся к тому, что некогда было парадным входом, Гейл указывает на что-то впереди нас, и мы тут же замедляем ход. Поначалу я не понимаю, в чем дело, затем вижу валяющиеся на земле свежие розовые и красные розы. –Не трогайте их! – кричит Китнисс. –Они для меня! Приторно-сладкий запах шибает в нос, а в груди неистово колотится сердце. Такого я и представить не могла. Он этого ядовитого запаха, начинает кружиться голова, а внутри все сжалось.  После осмотра становится ясно, что цветы безвредны, разве что генетически усовершенствованы. Две дюжины роз. Чуть увядших. Скорее всего, их сбросили после последней бомбежки. Группа в спецкостюмах собирает их и отвозят как можно дальше. Уверена однако, что они не найдут в них ничего экстраординарного. Сноу бы не стал отправлять отравленные розы. Они здесь лишь в качестве предупреждения, издевки. Над Китнисс. И лишь немногие понимают это.  –Итак, что конкретно вам от меня нужно? – спрашивает Китнисс съемочную комнату, когда мы все пришли в себя.  –Лишь несколько слов, которые продемонстрируют, что ты жива и продолжаешь бороться, – отвечает Крессида. –Хорошо… Очень жаль, но мне нечего сказать, – сообщает Эвердин.  –Ты нормально себя чувствуешь? – спрашивает Крессида, Китнисс кивает. –Как насчет старой доброй схемы Вопрос-Ответ? –Да. Полагаю, это поможет.  В этот момент Финник поднимает два пальца вверх в знак поддержки Китнисс. Но я прекрасно вижу и даже чувствую, что он тоже как я, дрожит. Смотрю на Китнисс и замечаю, что и она в таком же состоянии.   Я беру Финника за руку, чтобы хоть как-то его успокоить, хотя прекрасно понимаю, что скорее мы оба будет дрожать, чем спокойствие придет. –Итак, Китнисс. Ты пережила бомбардировки Капитолием Тринадцатого Дистрикта. Сравнимы ли они с тем, что ты испытала на территории Восьмого? –На этот раз мы находились очень глубоко под землей, и никакой реальной опасности не было. Тринадцатый живет и здравствует, так же как и… – голос Эвердин срывается на хрип. –Попробуй с этого места еще раз, – предлагает Крессида. –Тринадцатый Дистрикт живет и здравствует, так же, как и я. –Тринадцатый дистрикт живет и… – Китнисс не может продолжить, я прекрасно ее понимаю.  –Китнисс, повтори только эту фразу, и закончим на сегодня. Я обещаю, – говорит Крессида. –Тринадцатый живет и здравствует так же, как и я. После этих слов Китнисс всю трясет, она перестанет совладать с собой. Мне лишь жаль её. Прекрасно понимаю, что она сейчас чувствует. В какой-то момент она просто начинает реветь.  –Стоп! – слышу я спокойный голос Крессиды. –Что это с ней? – бормочет Плутарх себе под нос. –Она догадалась, как Сноу собирается использовать Пита, – отвечает Финник. Многие пытаются успокоить Китнисс, но это плохая идея. Ей не нужна наша жалось. Она отмахивается от всех и кидается в объятия Хеймитча, который сразу прижимает её к себе.  –Все хорошо. Все будет хорошо, дорогая, – Эбернети усаживается вместе с Китнисс на обломок мраморного столба и обнимает её, пока она рыдает. –Я больше так не могу, – говорит Китнисс. –Я знаю, – отвечает он. –Все, о чем я могу думать — что он сделает с Питом из-за того, что я Сойка-пересмешница!  –Я знаю.  –Ты видел? Как странно он себя вел? Что они сделали с ним? – Эвердин начинает задыхаться от рыданий, но все же ей удается выдавить из себя последнюю фразу: –Это моя вина! В этот самый момент Боггс подходит и вкалывает ей успокоительное. Она сразу же погружается в сон.  Гейл берет Китнисс на руки, и мы возвращаемся обратно. У каждого из нас настроение подавлено, это ещё мягко сказано. А на душе просто противно.  –Так не может дальше продолжаться, – говорю я Финнику. –Она дальше не выдержит быть Сойкой, если Пит будет оставаться в Капитолии. –Мечи… я… не выдерживаю, – смотрю на Одэйра, а он весь бледный. Все его тело трясет.  –Эй! – смотрю на него с непонимающим взглядом. –Что с тобой? Финник, что такое?  Но он даже не смотрит на меня, из его глаз идут слезы. Все мои попытки, взять его за руки, увенчались неудачами. Он как сумасшедший ходить по кругу, берется за волосы, рыдает и орет. Никогда его таким не видела. Я все время пытаюсь окликнуть его, успокоить, но это не помогает.  –Ты не понимаешь! – резко подходит он ко мне и берет за голову. Смотрит на меня своими обезумевшими глазами. –Они её убьют. Энни убьют. Что они с ней сделали? Ты понимаешь? Она же не жилец. Они и так уничтожили её на Играх, а сейчас она умрет. Её больше Нет! Нееееет…  Финник успокаивается и ложиться на землю. Ему как и Китнисс вкалывают успокоительное, а у меня до сих пор перед собой его обезумевшие глаза.   –Ты не сходи только с катушек, – подходит ко мне Хеймитч. –С ним все будет хорошо.  –Мне казалось, что ему стало лучше.  –Да, но как и у тебя, у него тоже могут происходит истерики, – Эбернети напоминает мне про мои слезы вчера вечером, когда Финник меня успокаивал больше двух часов.  –Так больше не может продолжаться! – подходит к нам Боггс. –Мы вытащим их из Капитолия! Даже, если все умрут. Мы это сделаем!..