Поднося вино (将进酒)

Уголь в жаровне протопил комнату как следует; и Чэнь Яну, уже час стоявшему на коленях, сделалось жарко. Сяо Чие в кабинете как ни в чём не бывало почитывал военные трактаты. Гвардейские командиры всех рангов стояли на коленях перед входом. Штаб накрыло молчание. Как говорится в трактате «Цзисяо синьшу» : «Генерал, стремящийся завоевать уважение, должен сперва вселить в солдат священный трепет и страх». Когда Сяо Чие принял командование гвардией, ему пришлось сразу же показать клыки, — только так получилось превратить безобразную толпу в героев, в верную стаю. Пять лет он награждал и наказывал своих людей по заслугам. Не утаил ни монетки из их жалования, наоборот, — не жалел своего кошелька, лишь бы у гвардейцев всего было в достатке. А сам носил плащ, подаренный невесткой три года назад. Осенняя охота вознесла гвардию на вершину, впервые они заслонили Восемь дивизионов. Солдаты, которых ни во что не ставили в столице, обрели власть над бывшими врагами и помыкали ими как хотели. Долго это продолжаться не могло, — слишком уж они возгордились, так недалеко и до беды. Сяо Чие нужен был повод спустить Императорское войско с небес на землю. И Тантай Ху такой повод предоставил. Чэнь Ян не осмеливался поднять голову, но стоило Сяо Чие постучать по столу, как он тут же поднялся, налил командиру чашку чая и вновь занял прежнее положение. За весь вечер Сяо Чие не удостоил его ни словом, и он продолжал стоять. Весь вечер. Всю ночь. Молчание ранило сильнее, чем слова. На следующее утро, собираясь во дворец, Сяо Чие бросил ему: — Не надо меня сопровождать. Отдыхай. От долгого стояния на коленях ноги Чэнь Яна онемели, но он немедленно поклонился в пол. — Господин… — прохрипел он. Он всегда звал Сяо Чие командиром или генерал-губернатором, — это «господин» словно вырвалось из глубины души. Сяо Чие остановился. Но не обернулся. — Молю господина о наказании! — Чэнь Ян снова уткнулся лбом в половицу. Сяо Чие жестом велел всем удалиться, и лишь оставшись с Чэнь Яном наедине, обернулся наконец. — Если человек не сделал ничего дурного, за что его наказывать? — Этот боец осознал свои ошибки. — Чэнь Ян не посмел утереть пот, заливавший глаза. — Все эти годы Чжао Хуэй следовал за моим братом, — начал Сяо Чие после долгого молчания. — Зарабатывал славу в бою. Продвигался по службе. Лет через пять ему как пить дать пожалуют титул и землю. Вы оба достойные воины, отец сам вас отобрал, так почему Чжао Хуэй пользуется почëтом и славой, а тебе, Чэнь Яну, приходится гнить тут с неудачником? Чэнь Ян побледнел. — Этот боец не осмелился бы так подумать! Да, наследный княжич достойный человек, но во всëм я уповаю на господина! Мы с Чжао Хуэем братья по клану, пройдëм вместе огонь и воду! — Точно ли? Семья, в которой братья друг на друга кидаются — прогнила насквозь. Врагам даже стараться не надо, такой клан сам себя порешит. Ты последовал за мной в Цюйду, а Чжао Хуэй остался дома, так что когда его младшая сестра вышла замуж за заместителя министра церемоний, ты ей помогал тут освоиться, как настоящий брат. В том, что касается выдержки и силы воли, тебе тоже цены нет, если захочешь, — горы свернëшь. А вот с принципами беда. Человека благородного отличает чистота помыслов и самоотверженность, а ты боишься за Чжао Хуэем не угнаться, только и всего. Чжао Хуэй не поступил бы как ты вчера, потому что защищает честь моего старшего брата. Ты же гвардейский старшина, а на уловки пускаешься, чтоб тебя зауважали, и плевать хотел на то, что там с моей честью. Тантай Ху родом из Чжунбо, и ты об этом знал, но всë равно поставил его вчера на дежурство, чтоб он смог отвести душу. Это как понимать, а, Чэнь Ян? Ты тут со мной настолько опустился, что вот так к гвардейцам подлизываешься? Ради того чтоб тебя свои по плечу похлопали, даже командира под лошадь кинешь? Чэнь Янь, придавленный виной и стыдом, ещë ниже опустил голову. — Я подвëл господина… — Ты подвëл сам себя, — равнодушно ответил Сяо Чие. — Всë с тобой понятно. Иди, работай, Гу Цзинь пока тебя заменит. Но Чэнь Ян не двинулся с места. Так и стоял на коленях, как громом поражëнный, провожая командира взглядом. *** Прошлой ночью Шэнь Цзечуаню наконец удалось как следует выспаться, но рано утром он явился к командирскому экипажу, и, в ожидании генерал-губернатора, смотрел, как кречет кружит в небе среди снежинок. Сяо Чие наконец изволил появиться и забрался в экипаж. Гу Цзинь взял кнут и вопросительно взглянул на Шэнь Цзечуаня, но тот не обратил на него внимания, — упорно ждал, пока Сяо Чие не отвёл занавесь и не бросил на него приглашающий взгляд. Шэнь Цзечуань спиной чувствовал взгляды гвардейцев, всю ночь мёрзших во дворе, но не обернулся: улыбнулся и забрался в экипаж. За воротами Сяо Чие сунул ему маленькую грелку, накрыл его руки своими. — Холодные. Он высвободил пальцы и отодвинулся. — Чем опять недоволен? — спросил Сяо Чие. — Я всем доволен, — Шэнь Цзечуань улыбнулся, грея руки. — И очень благодарен, что Второй княжич вступился за меня и вызволил из затруднительной ситуации. — Второй княжич ни за кого не вступался. — Как скажете. Итак, кнутом вернули уважение к себе, а когда же пойдёт в ход пряник? Я у вас не задержусь, хотите меня использовать, так поспешите. Сяо Чие промолчал. Шэнь Цзечуань задрал голову, выдохнул, делая вид, что расслабляется. — Я вам не ровня в делах управленческих, — продолжил он. — Шэнь Ланьчжоу удобная цель, — выставь его вперёд, и сможешь не только себя защитить, но и тигра укротить у всех на глазах. Да и постель он согреет. Столько птиц одним камнем… Внушает уважение, Второй княжич. За стенками повозки шумела столица, занятая повседневными делами, а внутри повисло тяжëлое молчание, будто пропасть пролегла между Сяо Чие и Шэнь Цзечуанем, сидевшим едва ли не вплотную. Даже Гу Цзинь, остановив повозку, побоялся их потревожить. — Однако же… как жаль! — провозгласил вдруг Шэнь Цзечуань, откладывая грелку на миниатюрный столик. — Чего жаль? — Вас. Все думают, что вы каждую ночь развлекаетесь, — Шэнь Цзечуань облизнул губы. — Им и невдомёк, что Второй княжич благороден и помыслами чист словно луский Хуэй! Мы и поцелуем не обменялись, что уж говорить о разврате! С этими словами он попытался было выпрыгнуть из экипажа, но Сяо Чие успел схватить его за пояс. — Точно, — ухмыльнулся он. — Раз ты сам заговорил о любовных сражениях, кто я такой, чтоб не принять вызов? — Слишком уж яростный взгляд у вас, — ответил Шэнь Цзечуань. — Совсем не привлекает. Хлопнула занавеска, и вот его уже нет. Сяо Чие запоздало сжал кулак, словно желая большего, но поймал лишь пустоту. *** После случая с Тантай Ху, гвардейцы присмирели, поджали хвосты, и теперь вели себя так же, как перед Осенней охотой. Чэнь Ян сделался ещë усерднее чем раньше, и никому не спускал даже малейшего нарушения дисциплины. Он трудился ревностно, несмотря на то что в Цюйду ударили морозы, и его начала беспокоить старая рана, полученная ещë в Либэе. Однажды, после ужина, Сяо Чие бросил ему пару лекарских склянок. Внутри обнаружился дорогой бальзам, который Сяо Цзимину пару лет назад передал преподобный Игуэй. Такой подарок пристыдил Чэнь Яна ещë сильнее, и тот удвоил усилия. Тантай Ху, в свою очередь, обнаружил себя в затруднительном положении. Семья его погибла, остались только трое сирот из Чжунбо, которых он взял к себе после трагедии, и растил на гвардейское жалование. Жениться он не успел, хозяйством заниматься в доме было некому, неудивительно, что денег хватало впритык. После отстранения он кое-как перебивался рисом и лапшой, но надо же было как-то отпраздновать Новый год! В товарищах у Тантай Ху, ветерана Дэнчжоу, недостатка не было, да только он так привык заботиться о других, что, сам оказавшись в трудной ситуации, не мог себя заставить попросить в долг. Оставалось потуже затянуть пояса, но разве же это могло продлиться долго? Когда Чэнь Ян появился на пороге, они как раз раздумывал, не податься ли к сборщикам долгов, выбивать деньги из таких же бедолаг. — Новый год на пороге. — Чэнь Ян положил на стол увесистый мешочек. — Командир не забыл, что у тебя дети. Тантай Ху отвернулся. — Я больше не гвардеец, как я могу брать гвардейские деньги ? — Бесстрашный, как тигр, а упрямый, как осëл, — сурово пожурил Чэнь Ян. — Что ты взъелся на командира? Схлестнулся с Шэнь Цзечуанем при всех, а про него даже не подумал. Нарушение дисциплины строго запрещено. Ты же не первый год заместитель командующего, сам должен понимать! — Как вижу Шэня Восьмого, так вспоминаю родителей! Ничего с этим поделать не могу! Чэнь Ян вздохнул. — Знаю, но унизив его, ты и командующего при всех унизил. Ты же знаешь, какой командир резкий, чего ж ты с ним закусился? Тантай Ху вместо ответа яростно потëр лоб. — Я тоже хорош, — продолжил Чэнь Ян. — Понимал, что ты сорвëшься, но не остановил. Настоящий мужчина стойко переносит невзгоды и приспосабливается к трудностям. Сделав ошибку признаëт еë и со спокойной душой принимает наказание. Неужто обязательно нужно дверью хлопать, чтоб героем себя почувствовать? — Ничего не попишешь, я уже сдал именную табличку, — печально отозвался Тантай Ху. — Пять лет следовал за командиром, во время Осенней охоты жизнью рисковал. Да и все мы столько трудились для того чтоб с Императорским войском снова стали считаться. А тут эта лиса смазливая явилась и вокруг шмыгает! Испугался я за нашего командира! Ненавижу эту дрянь, жизнь ведь ему сломает… Дин Тао сказал, мол, Шэнь Восьмой ни в чëм не виноват. Да знаю я! Но и ты меня пойми. Я же не пса похоронил, — родителей, сестру! Чэнь Ян промолчал. Тяжко было смотреть, как этот могучий, отмеченный шрамами воин, плачет, вспоминая прошлое. Тантай Ху поспешно вытер глаза, топнул в сердцах. — Кто… — Он сглотнул. — Кто обрадуется, если перед ним ненавистного врага поставить? В год падения Чжунбо… ни одной семьи не осталось, которая не похоронила бы кого. До сих пор не понимаю, каким чудом мы выжили. Жалеете Шэня, а детей моих кто пожалеет? Они и говорить-то толком не умели, когда бяньша их сиротами сделали и оставили в грязи ковыряться. Мы люди маленькие… Чэнь Ян молча похлопал его по плечу, дожидаясь, пока иссякнут слëзы. — Всë это было, братишка Ху. Но теперь ты в императорском войске под началом генерал-губернатора. Пять лет назад, набирая людей в гвардию, командир хотел брать и воинов из семей гражданских, но министерство обороны заартачилось. Помнишь, что командир тогда им сказал? Тантай Ху неопределённо пожал плечами. — Он сказал, — продолжил Чэнь Ян, — «Наши семьи ещë не отмщены, наша родина не смыла позора». Благодаря этим словам ты теперь гвардеец. Настанет день, когда мы, императорское войско, въедем на тот самый перевал. Разве убивать врагов своими руками не лучше, чем унижать какого-то мальчишку? Забыл ты что ли? — Как я посмею забыть! — воскликнул Тантай Ху. — Каждое мгновение я помню, зачем свою жизнь вверил командиру. Всë ради будущей битвы! — Тогда и ссоре конец. — Чэнь Ян подтолкнул к нему денежный мешочек. — Братья из-за мелких обид своих не бросают, а мы командиру братья. Это деньги из его личной казны. После праздников возвращайся, вешай свою бирку и служи с честью. На этот раз Тантай Ху не стал спорить, — столько чувств бушевало в его душе. *** Вернувшись, Чэнь Ян заметил на крыльце Шэнь Цзечуаня. Они лишь обменялись приветствиями, но по тому, с каким видом Чэнь Ян вошëл к командиру, Шэнь Цзечуань понял, что дело сладилось. И всë же, ему пришлось поскучать на крыльце, глядя, как падает снег. Он знал, — не важно, искренен человек, порочный в чужих глазах, или нет, другие сами припишут ему и правду и ложь и радость и гнев. Вскоре, Чэнь Ян появился вновь. — Командир хочет с вами отужинать, — сказал он, отведя занавесь, и, обернувшись, Шэнь Цзечуань вправду увидел выжидательно смотрящего Сяо Чие.