Когда погасло солнце

Стелла смотрит на платье перед собой и по её щекам катятся, не переставая, горячие слёзы. Это платье особенное, не такое, как другие, отличающиеся. Оно – причина её слез, причина того, что поход до Храма Великих Нимф откладывается на завтрашний день. Она сидит на софе и не может поверить в происходящее, а в голове прокручиваются как в замедленной съёмке воспоминания, не оставляя её в покое. Это платье за несколько часов сшила ей своими руками нимфа Афина, женщина плакала тоже.

День назад. Ночь. Дворец Смерти

— Я собрала ваши вещи, миледи, лишь самое необходимое. В покоях Стеллы горят сотни свечей, освещая помещение подобно солнцу. Ризанда сегодня не будет всю ночь, и в такие моменты спала не в их спальне, а в своих апартаментах. Фея сидела на своей кровати, Одетт умело расчёсывала ей волосы с маслами, которые ей всучили в руки столичные торговцы. Софи же металась по покоям, беря и упаковывая всё то, что, по её мнению, было нужно их госпоже в походе. — Мне все ещё кажется, миледи, что мы с Софи необходимы вам в этом путешествии. Позвольте нам присоединиться, никому неведомо, что может произнести с вами на этом пути, — с искренним волнением в голосе произносит Одетт, аккуратно проводя по светло-золотистым волосам жемчужной расчёской. На самом деле, все фрейлины выразили желание присоединиться к походу и в случае надобности укрыть спинами своих властительниц, но этому воспротивились не только сами феи, но и Всадники Апокалипсиса. Одетт не оставляла попытки убедить Стеллу, ибо это был их первый поход, в который они отправлялись без фрейлин. Это вызывало у фрейлин недовольство. На то они и фрейлины, чтобы защищать фей собственными телами и обеспечить их комфорт. Их верности и искренности можно было поставить памятник, чем решила заняться Стелла в будущем. — Мы сейчас не так слабы, как раньше, да и прилично освоились в этом мире. Все будет в порядке, Одетт, не беспокойся, — в который раз отмахивается Стелла, но улыбку всё же не сдерживает. — Одетт права, миледи, — оставив собранные вещи в покои, возразила Софи. — Моя интуиция говорит, что-то произойдет. И чтобы с вами ничего не случилось, мы должны отправиться с вами... Я обещаю, вы даже нас не заметите! — Интуиция Софи никогда нас не подводила, уж я то знаю, — поддакивает Одетт. — Вы чересчур себя накрутили, — качает головой Стелла, оставаясь непреклонной. — Как раз таки потому, что поход этот не очень безопасен, я и не хочу брать вас с собой. Не хочу повторять судьбу Музы, лишившейся Роуз. Здесь вы в целостности и сохранности, это мысль успокаивает меня. К тому же, до каких пор вы будете рисковать собой ради меня? Нет, исключено. И это не просьба, — твёрдо чеканит она, и фрейлины возразить больше не могут. Не могут приказа ослушаться и пойти против воли госпожи. — К тому же, вы и без меня найдёте чем заняться. Разве у тебя не свидание с Джоном, Софи? — хитро прищурившись, лукаво интересуется Стелла. — Да, но... — Софи слегка смутилась. — Никаких но, — оборвала её фея сразу. — Джон мне этого, конечно, не скажет, но я-то знаю, что он будет весьма недоволен. А ты, Одетт, навести своих родных, я помню, они живут в столице. Вы совсем забыли о себе и своих близких, опекая лишь меня. С этим фрейлины не согласиться не могли, но и особо волновались по этому поводу. Каждому человеку нужен смысл для того, чтобы продолжать жить и подниматься с постели изо дня в день. У них как раз и был этот смысл, которого они терять не хотели, которое берегли как зеницу ока. Они ведь тоже своеобразно особенные. Что может быть почетнее, чем быть на службе у избранниц самих Всадников Апокалипсиса? Находиться в их дворце, быть единственными, кто знает правду о том, кем являются эти мужчины, заправляющие дворцами. Многим это и в мечтах не снилось. Поначалу фрейлины исполняли свою работу, гордо носили этот почет. А потом и сами прониклись искренней любовью к фее, узнав её получше, пережив вместе многие приключения, взлеты и падения, радости и невзгоды. И желание защищать и оберегать фею возникало не потому, что они должны это делать, а потому, что они сами хотели это делать. Потому что – любили. Любили фею как свою госпожу, как человека, кто относится к ним с уважением. — И все же... — Софи, — строго оборвала её Стелла не терпящим возражение тоном. — На данный момент Джон заслуживает твоего внимания, а не я. — Они хотят построить семью, — как бы невзначай сказала Одетт, хихикнув. У них не было секретов от Стеллы, они доверяли ей всецело. Наедине они не соблюдали строгое «хозяйка-служанка», и фрейлины могли вести себя более свободно чем на публике. — Джон, возможно, сделает ей предложение, но Софи собирается ему отказать. Скажите, глупость ведь! — Отчего-же, Софи? — искренне изумилась Стелла. — Разве ты не любишь его? — Как по мне, он торопится, — неуверенно проговорила фрейлина, замявшись. — Мы только вчера официально стали парой, а сегодня он хочет видеть меня своей женой... Мне кажется, ещё рано. Я, разумеется, его безумно люблю, но пока не время для женитьбы и брака. К тому же, у него свои дела, а у меня свои. Вы, например... — Ты так сказала, словно я твой пятилетний ребёнок, — Стелла закатила глаза, пытаясь сдержать смех. В отличии от неё, Одетт бесстыдно смеётся. — А если серьёзно, то у вас нет никаких своих дел. Я, если понадобится, дам тебе свободу от службы, а Ризанд отпустит Джона, если я замолвлю за него словечко... Ко всему этому, у меня есть Одетт и целая свита служанок, я не пропаду, — Стелла прекрасно знает, что она всего лишь отмазка для фрейлины. Софи боялась не того, её в принципе пугала концепция брака, семьи, совместного житья. Недавно она пережила травмирующее событие, и после него ещё оправлялась – девушке явно не до своей свадьбы. — Но дело ведь не в этом, так? — Джон – прекрасный мужчина, я не понимаю тебя, Софи. Подошедшая Лианна ставит поднос с чаем на низкий круглый столик. Фрейлина наливает ароматный дымящийся напиток в узорчатую чашку и предлагает Стелле, на что она, поблагодарив, принимает её. Одетт отказывается, заплетая светлые волосы феи в лёгкую свободную косу, а Софи берёт из рук Лианны другую чашку, нервно поднося её к губам. — Он внимателен, искренен, нежен. Хороший мужчина, коих сейчас на пальцах сосчитаешь. Сможет защитить, поддержать, подставить крепкое мужское плечо. За такого нужно вцепиться и не отпускать, — отпивая горячего напитка, подмечает Лианна. — Он точно такой же, как и Грэхем, — ехидно замечает Одетт, умело работая пальцами. — Но ты что-то не спешишь замуж. — Грэхем прелестный молодой мужчина, но он не в моем вкусе, — просто заставляет Лианна с легкой улыбкой. — Не вызывает во мне теплых чувств. — Ты бы всё же присмотрелась к нему, Лианна, — говорит Стелла и широко, ярко улыбается. — За такого тоже нужно вцепиться и не отпускать. Их непринужденную беседу бесстыдно нарушает залетевшая через открытое окно Амур в компании Дейзи. Обе они выглядели воодушевленными, словно в предвкушении чего-то необычного, но сказочно красивого. В ручках у Амур небольшое письмо, а Дейзи зажимала рот ладонями, пытаясь то ли не засмеяться, то ли не проболтаться. — Это тебе, Стелла! — звонко произносит Амур и вручает сложенную бумагу фее, прижимая ладони к груди и смотря на письмо с обожанием. Она мечтательно вдыхает и переглядывается с Дейзи, что изо всех сил старалась не издать ни звука. Усилия её настолько сильные, что лютик невольно покраснела. — От кого? — с любопытством интересуется Стелла. Одеть отложила расчёску в сторону, Софи и Лианны – чашки с чаем. Все трое заинтересованно смотрят не на фею, а на послание в её руках. — От тайного поклонника, — с воздыханием ответила Амур, несильно ударив под локоть открывшую рот Дейзи. Та вновь замолчала, уже с большей силой прижимая ладошки к губам. — Мне кажется, Ризанд будет не в восторге, — с досадой проговорила Стелла и глубоко вздохнула, раскрывая письмо. Стремительно пробежавшись по содержимому и игнорируя ошарашенные взгляды фрейлин, Стелла поджала губы до побеления. — Определенно нет. И, не взирая ни на кого, ступает по направлению к открытому балкону, исчезая в развивающихся по ветру белых шторах из тонкой, но невероятно дорогой ткани. — Миледи завела себе любовника? — первой опомнилась Софи, обескураженным взглядом смотря вслед уже покинувшей их феи. — Я сомневаюсь, что наш господин играл бы роль тайного поклонника, — у Лианны округлившиеся до внушительных размеров глаза и раскрытый от удивления рот. Изумление поразило её больше остальных двух. — Ни слова властелину. — Определённо, — заторможенно кивает Одетт, соглашаясь и не отводя поражённый взгляд с играющих по ветру штор. — Какая никакая, она наша госпожа, присягу верности мы дали ей, а не господину... Амур и Дейзи загадочно переглядываются и сдерживают смех с реакции фрейлин. Стелла плавно опускается на землю, практически не использовав трансформацию. Одним взмахом руки фея сменяет ночное платье на более презентабельное и торжественнее – не пышное, развивающиеся по ветру, с открытыми плечами и неглубоким декольте. Оно сине-золотое, сочетание двух её, с недавних пор, самых любимых цветов. В руках у неё письмо, служащее ей путеводителем. Ноги аккуратно вступают в густой темный лес, но фея не ощущает никакого страха, беспокойства или тревоги. Сегодня ночью и звёзды мерцают по-особенному, и луна светит ярче обычного. Птицы вдруг запели, несмотря на время, дорога словно сама разделялась надвое, пропуская вперёд девушку. — Я знаю, что это устроил ты, Ризанд. Её голос обращен в пустоту. Но Стелла и без этого знает, что он и заполняет эту пустоту. В кромешном лесу, казалось бы, никого кроме них нет. Ни странные существа, как кентавры и единороги, что предпочитали скрываться; ни человекоподобные создания, именующие себя эльфами и гномами. Только они и вдвоем. Стелла не может не улыбнуться — по груди стремительно развивается нежнейшая любовь, тепло. — Думаешь, что я твой – тайный поклонник? Ризанд выходит из тьмы и одной улыбкой озаряет всё вокруг, словно солнце вышло из горизонта. Она шагает навстречу ему, и уже через мгновенье её ладони оказываются в плену его – самых мягких, родных, тёплых. Стелла смотрит ему в глаза и читает все то, что тот не может выразить словами. — А может быть по-другому? — она изгибает бровь, ластится его ладони, становится словно маленькой девочкой, желающей любви и нежности, лишь для него, лишь рядом с ним. Ризанд гладит мягкую кожу так любовно, так трепетно, словно – она самое ценное, что у него есть. И она была его самой большой драгоценностью. Он мог потерять братьев, он мог потерять мать – но её никогда. — Не может, — отвечает он незамедлительно. Она ведь стоит перед ним. Он осознаёт это в полной мере. Та, которую он ждал несколько веков. Та, за рождением которой он наблюдал, с которой был на протяжении всей её жизни. Он помнит тот трепет в груди, когда впервые увидел её ясные глаза, ту всепоглощающую ярость, когда её маленькую обижали, и последующее желание приласкать, утешить, вытереть слёзы, стать причиной для улыбки. Ризанд в конце всего осуществил задуманное. Стелла, живая и невредимая, такая прекрасная и солнечная, стоит перед ним и улыбается только потому, что он – причина. — Это свидание? — спрашивает она игриво и хлопает пышными ресницами. Вопреки её доводам, не было ничего характерного для свидания – ни столика на двоих, ни горящих свечей, ни горячего ужина и бутылки лучшего вина. Всё это, по мнению Ризанда, типично для человечества, но Стелле нравились подобные мероприятия, поэтому он часто устраивал «свидания» для них. Но сегодня повод был несколько иным. Стелла чувствовала это на подсознательным уровне. — Лучше, — Ризанд крепче сжимает её ладонь. — Доверяешь мне? Стелла кивает без доли сомнения. Не успевает она опомниться, как окружавшие их высокие деревья растворяются, исчезая из поле зрения. Уже в следующее мгновение, она оказывается в словно безмерном, не имеющем конца и края пространстве. — Где мы, Ризанд? — спрашивает Стелла, с изумлением оглядываясь вокруг. — В измерении, где мы, как Боги, наблюдаем за нашим миром и контролируем абсолютно все процессы, что проходят ежедневно. Ты имеешь реликс в себе, поэтому теперь и ты можешь здесь находится. — Это... — Восхитительно? — Не то слово. Ризанд перенёс их именно туда, где располагалась её сфера. Стелла с восторгом изучает место, в котором она находится — словно в невесомости, в совсем другом мире, что на самом деле не существует. Её ноги одновременно и касаются твердой поверхности, одновременно и утопают будто бы в облаках. Она смотрит на миллиарды мелких созвездий, на ещё больше звёзд и планет, которые обычным смертным кажутся такими далёкими, еле видимыми точками на небе. То, что люди видят на небе, сейчас ей как на ладони. Вот обрамлённый кольцами Сатурн, вот Юпитер, отличающийся большим размером, по другие стороны ещё много планет, названия которых не помнила, но изучала в далёком детстве. Ей, как фее солнца, луны и звёзд видеть это — счастье, которое она и не могла и представить. — Здесь все небесные тела, которые только существуют? — на одном дыхании интересуется Стелла, как завороженная наблюдая за Андромедой. — Да, — отвечает ей Ризанд незамедлительно. — Потрогай их, душа моя. Они не навредят тебе. Стелла верит Ризанду. Она, не задавая больше никаких вопросов, осторожно прикасается к маленькой шаловливой звезде, которая отдала лёгким и приятным теплом. На её светлом лице расплывается широкая улыбка, и пальцы её тянутся уже к полноценному созвездию. Она проводит по ним подушечками пальцев, как по водной глади, и сотни маленьких звёзд загораются с новой силой, словно узнавая её и приветствуя. Стелла уверена, раз в этом пространстве звезды, которые засветились из-за неё, то и на небе это будет видно всему живому обеих миров. На Солярии особо яркие созвездия — хорошая примета, Стелла надеется, что её родители, увидев их, расценят это как знак, посланный дочерью. — Какие сюрпризы ты ещё скрываешь? — посмеивается Стелла, уже смелее ступая вперёд и знакомясь с неизвестными ей ранее небесными телами. — Я многим могу тебя удивить, — Ризанд мягко ей улыбается. — Нам не хватит ей вечности. Стелла на это лишь качает головой, подавив рвущуюся наружу счастливую улыбку. Она подходит ближе к горящему солнцу, что притягивает к себе манящим теплом, озорными языками пламени. Они отражаются на её лице оранжевыми бликами, в больших янтарных глазах, что не отрываясь смотрели лишь на горящую планету. И тогда Стелла понимает, что два солнца на Солярии — лишь макет настоящего, единого святилища. — Это Домино, — Ризанд возвышается над ней, одной рукой прижимая к себе, другой указывая на небольшую планету, находящуюся рядом с солнцем. — Андрос... Эраклион. А это... — Солярия, — на выдохе произносит Стелла, несмело, но с желанием прикасаясь к своей маленькой планете, такой светлой, родной и отличающейся от других. Самой лучшей, по её мнению. Солярия, будто бы узнав свою принцессу, разгорается ослепительно ярко, вырывая из груди феи лёгкий смех. — Интересно, догадываются ли папа и мама, что их дочь трогает свою планету как маленький мячик? Наверняка, нет. Там ведь миллионы людей, мой народ... Кто-то там смеётся, а кто-то плачет... И никто не знает, что принцесса Солярии сжимает в ладони их дом. — Ты больше не принцесса Солярии, любовь моя, — шепчет ей на ухо Ризанд, прижимая к своей груди. — Ты властительница всего и ничего одновременно. Им это осознавать и не нужно. — Это так поразительно... — шепотом говорит Стелла, качая головой. — Сам Всадник Апокалипсиса, который при желании может уничтожить всё живое за жалкое мгновенье, сжимает меня в объятиях и обращается «любовь моя». Это значит, что я поцелована фортуной? Скажи об этом Стелле несколько лет назад, умрёт – но не поверит. — Мы можем это сделать, — не перестает её удивлять Ризанд. — Встретится со Стеллой из прошлого. Но это повлияет на будущее, отразится на настоящем. Даже я, Всадник Апокалипсиса, не смогу предоставить такую катастрофу. — А какое оно – наше будущее? — развернувшись к нему всем корпусом и пронзительно заглядывая ему в глаза, спрашивает Стелла с лёгкой дрожью в голосе, с трепетом. Ризанд молчит недолго. Он не смотрит на неё прямо, прекрасно понимая, что расстраивает её своим безмолвием. С каждой минутой фея теряет крупицы надежды на их совместное прекрасное будущее, а Ризанд не делает ничего, чтобы развеять её сомнения, переубедить в обратном, пообещать себя в целости и сохранности в роли её... Впрочем, это не было важно. Главное — чтобы был рядом. — Я перенёс тебя сюда неспроста, Стелла, — наконец подал он голос и тут же заметил, как возлюбленная ожила в его руках. Она внимательно наблюдает за его мимикой, жестами и словами, словно ожидает нечто то, о чем так долго мечтала. — Я хотел сделать это с тех пор, как воскресил тебя для себя и понял, что не хочу существовать без твоего голоса, глаз, улыбки. Ты всегда заслуживала самого лучшего, была достойна того, что не сможет сделать для тебя никто другой. — Ты собираешься создать планету и назвать её в мою честь? — лукаво интересуется она, озаряя пространство Ризанда спасительным, исцеляющим светом. — Я уже сделал это. Тогда, когда оживил тебя, — вдруг открыл он ошеломляющую новость. — Я соединил самые яркие звёзды и создал самое большое созвездие на небе – созвездие «Стелла». Учёные откроют её через два года и назовут в честь дочери короля Радиуса, Стеллы, первой героини мира. — Ризанд, это... — Но мы с тобой здесь не по этому поводу, — Ризанд одарил её теплой улыбкой. Внезапно он раскрыл ладонь и мерцающая звезда, что спокойно плыла неподалеку от них, оседает на его коже, загоревшись ослепляющим белым светом. Стелла на минуту прикрывает глаза, а когда поняв, что им больше ничего не угрожает, раскрывает аккуратно. На мужской ладони, где миг назад светилась звёздочка отливавшая золотом, ныне покоится тонкое, изысканное, небольшое кольцо двух цветов: золотого и серебристого, что изящно друг с другом переплетались, удачно гармонируя и символизируя словно солнце и луну. Камень по форме являлся серпом, что напоминало и полумесяц, и косу, которую всегда носила смерть, облаченная в черный. — Ризанд... — Позволь мне произнести речь, которую я не готовил, но которая идёт от чистого сердца, — мужчина обхватывает пальцами тонкое безупречное кольцо. Глаза в глаза, в обеих – не имеющая конца и края любовь. — Всадники Апокалипсиса не имеют потребности в любви, они не нуждаются в партнёре в любовном плане. Но я видел как моя сестра смотрела на Хроноса, с каким трепетом о нём говорила. Я считал это бредом, позором. До того момента, пока не родилась ты, — он выдержал недолгую паузу, после чего продолжил. — С твоего появления на свет меня потянуло к тебе неведомой силой. Когда я взглянул в твои яркие, чудесные глаза, я понял – ты станешь моей. Моей спутницей, вдохновением, прекрасной путеводной звездой. Я наблюдал тебя с самого твоего рождения, был рядом, когда ты впервые засмеялась, когда впервые заплакала. Я опекал тебя, оберегал, защищал от всего плохого, злого, того, что могло бы принести боль. Я ощутил на подсознательном уровне, когда ты впервые испытала тёплые чувства к кому-то другому – к тому простому смертному. Я не собирался тебя с ним делить, хотел стереть с лица земли за одно мгновенье, но... Как только увидел искренний трепет и восторг в твоих светящихся глазах, я понял, не смогу это сделать. И я уступил. Ради твоего счастья. Это нелегко – отдать свою любовь, которую так лелеял, обычному человеку, что начал отношения с обмана. Стелла не выдержала, первая слеза покатилась по её лицу. Ризанд быстрыми движениями смахнул её, погладил по щеке, как ласкового котенка. — Но боль от твоей потери стала невыносимой. Она стала съедать меня изнутри, разжигала в моей души пламя, что медленно меня уничтожало. Быть может, это эгоизм, но я осознал, что больше не стану жертвовать своей любовью, — он рассказывал обо всем, что хранилось в его душе, с самого начала. — Но, как оказалось, ещё большую боль мне приносила твоя ко мне ненависть. Я чувствовал её, ощущал в полной мере. Ты действительно ненавидела меня. Я все слышал: как ты плакала в подушку ночью, как проклинала меня и желала адской кончины. Однако я поставил себе цель: разжечь чувство любви в сердце обычной смертной, что покорила Всадника Апокалипсиса. Это было нестерпимо – знать что тот, кого ты оберегал всю его жизнь, желает тебе всего самого худшего. Для меня это было достаточно: лучше ненависть, чем безразличие. — Прости меня, Ризанд, молю тебя, — Стелла тихо всхлипнула, опустив голову. Мужчина, подцепив пальцами её подбородок, вновь вернул её взор на себя. — Твои чувства тогда ко мне были справедливы, любовь моя. И я счастлив, что смог изменить твое мнение о себе, — он искренне улыбнулся, мягко, так нежно, что внутри у феи что-то дрогнуло. — Теперь же я чувствую только любовь. Поверь мне, я ощущаю твою радость, когда ты слышишь искренний комплимент с моих уст. Твой смех и твоя улыбка не наигранные, учащенное биение твоего сердца тому подтверждение. Я полностью убедился в твоих чувствах тогда, когда на том балу ты без раздумий закрыла меня собой перед Джастиндой... В какой-то момент я осознал, что мне недостаточно звать тебя просто своей возлюбленной. И я знаю, что ты с детства мечтала о пышной королевской свадьбе. Поэтому я принял это решение без раздумий, без сомнений... — Ризанд впивается пронзительным взглядом в расширенные глаза напротив. Стелла невольно затаила дыхание, понимая, что вот вот услышит то, что так долго ждала, то, что перевернёт ей жизнь с ног до голову. Внезапно сам Всадник Апокалипсиса, само божество, создатель вселенной и сильнейший из аватаров Высшего Творца опускается перед на одно колено, протягивая кольцо вперёд, ей навстречу. — Станешь ли ты моей вечной женой и спутницей, принцесса Солярии? Стелле кажется, что земля ушла из-под её ног. Тот, кто в одно мгновение может уничтожить все миры до тла, стоит перед ней на одном колене и просит выйти за него замуж. Сам Всадник Апокалипсиса, сам Смерть выражает желание стать её мужем, а её – сделать собственной невестой. У Стеллы кружится голова от эмоций, подкашиваются предательски ноги. Она не верит в собственную фортуну, не осознает в полной мере происходящее. По щекам бесконечно катятся слёзы, дыхание сбивается, тело мелко дрожит. Перед глазами вихрем проносятся воспоминания — он забирает её из дома, она всей душой желает ему адских мук. Он преподносит ей в подарок Сансет и Дейзи, а она благодарит неохотно, мысленно пожелав ему скорой и болезненной кончины. Он показывает ей предательство Брендона, а она разочаровывается в мужчинах, чувствуя себя одинокой и покинутой. После – собственная смерть, признание в любви с её уст. Они обретают друг друга тогда, когда он воскресил её, не сдавшись. Если бы Стелле тогда, в самом-самом начале сказали, что Смерть сделает ей долгожданное предложение, а она из-за этого заплачет – фея солнца и луны засмеялась бы и посчитала бы этого человека последним сумасшедшим. Но сейчас это не сумасшествие. Это нечто иное, как счастье. Её судьба. Даже здесь он отличился — сделал ей обручальное кольцо из целой планеты. А ведь человечество и не поймёт, что у них пропало одно небесное тело только потому, что божество хотело сделать незабываемое напоминание их вечной любви. — Да, — отвечает Стелла искренне, на одном дыхании. — Конечно же да... Стелла не кричит, хоть и внутри она вопила настолько громко, что внутренний голос звоном отдавался в ушах. Из глаз текут слёзы, Стелла, вероятно, покраснела и стала менее привлекательной, чем была несколько минут назад, но это не мешает Ризанду любоваться самым прекрасным созданием своей противоположности. В любом виде она — воплощение его мечт, его безупречный идеал, вечный источник счастья. Кольцо, самое прекрасное, которое только могло бы быть для Стеллы, гармонично и правильно смотрится на её безымянном пальцем. Ризанд, не дав ей налюбоваться им, подцепляет пальцами подбородок, заставляет оторвать взгляд от кольца и незамедлительно впивается в желанные губы напротив, чувствуя себя абсолютно полноценным. — Знаешь ведь... — не без труда оторвавшись на жалкий миллиметр, в губы возлюбленному шепчет Стелла. — Что до свадьбы нельзя? У нас на Солярии так принято... — Оставь устои своей крошечной планеты, любовь моя, — проводит пальцем по светлым волосам, не открывает глаза. — Теперь ты владычица всего мира. Тебе можно всё. Ризанду много веков, прождать совершеннолетия Стеллы оказалось для него делом равным в пять минут. Он опускается губами вниз — к мягкой коже шеи, ключиц, плеч. Стелла понимает, к чему это ведёт, и охотно подставляет свое начинающее изнывать тело. Они занималась сие делом всего несколько раз – первый раз она отдала Всаднику Апокалипсиса. Именно поэтому фея не робеет, когда ладонь мужчины накрывает её грудь, она не прячет стеснительно глаза, не опускает стыдливо взор. Напротив, смотрит потемневшими глазами с таким желанием, что Ризанд прилагает невероятные усилия, сдерживая обе свои натуры. Такая Стелла – раскрепощённая, знающая, чего она хочет – его самая любимая. Такая только с ним одним, такая только потому, что завоевал её любовь и доверие. Она настолько притягательна, что Ризанду невольно кажется, что даже божье самообладание даст трещину перед её чарами – если она поманит его пальчиком, он, несомненно, пойдёт без раздумий. Сегодняшняя ночь принадлежала только им двоим. — Стелла! Девушка была вынуждена вернуться в реальность, развеяв воспоминания как по ветру. Узнавшие о прекрасной новости подруги примчались на следующее утро так быстро, настолько им позволяли обстоятельства. Однако самой первой узнала несомненно Афина, Ризанд сначала поделился своим решением с матерью, а потом поставил в известность братьев. Всадники Апокалипсиса брата поддержали, хоть и откровенно не понимали толка в свадьбе и женитьбе, если они и с феями считаются и без того одним целым. До недавних пор Ризанд и сам так считал, пока не услышал разговор Стеллы с фрейлинами, когда та ненароком упомянула о желании быть в будущем невестой. — Боже мой! — послышался громкий визг Флоры. Это был именно визг, что и поразило фею солнца. — Стелла, это ведь действительно прекрасная новость! Ты не представляешь, как я за тебя рада! — она вихрем обрушилась на подругу, мгновенно заключая её в крепкие объятия. — Как он сделал тебе предложение? Он опустился на колено, молил тебя стать его женой?! Боже мой, ты становишься женой! — Потише, Флора, умерь пыл, — смеётся Муза, отделяя особо взбудораженную подругу от невесты. — Мы безумно счастливы за тебя, Стелла. Ризанд лучший из Всадников Апокалипсиса, конечно, после моего Морона, — она хихикнула, подмигнув. — Но с ним в браке ты будешь счастливее, чем была за всё это время. Мы знаем это, ведь видим его искреннюю и непоколебимую любовь к тебе. Только вчера, казалось бы, мы познакомились, а сегодня ты выходишь замуж... — вдруг Муза сделала вид или действительно смахнула слезу, что растрогало не только Флору, но и Стеллу, что поспешила взять её руки в свои. — Нет нет, все в порядке, просто соринка в глаз попала... — Хватит, девочки, развели здесь драму, — Блум, придерживая живот, пробилась к лучшей подруге, но, вопреки своим же словам, тоже чуть не расплакалась. — Ох, Стелла, я счастлива чуть ли не больше тебя! Знаешь ли, мои гормоны сейчас бушуют, поэтому если не хочешь, чтобы я затопила твою комнату, лучше покажи мне обручальное кольцо... Подошли и Лейла с Кайлани, Сара с Афиной. Окружив невесту, они обсуждали её кольцо и свадебное платье, а Стелла рассказывала о подробностях той ночи, разумеется, умолчав о некоторых деталях. Казалось, маленькая Кайлани была рада больше всех. Чувствуя положительные перемены в настроении окружавших её людей, она улыбалась шире и смеялась так искренне, что Стелла без раздумий решила – эта сладкая девочка станет одной из подружек невест. — Законный брак это божье благословение, — улыбнулась Сара, поглаживая спину Стеллы. — А если он заключён по любви – счастье, дарованное не каждому. И дети от такого союза рождаются благословенными... — Ризанд сказал, что как он надел на мой палец кольцо, наш брак закрепился на небесах. Теперь осталось лишь провести официальную церемонию, и то, лишь по моей просьбе, — смущённо заявила Стелла. Полные изумления и удивления глаза подруг впились в неё, словно мир обрушился прямо на них. — Так ты теперь его законная жена?! — Муза выпалила это на одном дыхании, расширяя глаза до неприличных размеров. — Как я поняла, да, — Стелла вспыхнула мгновенно, не сдерживая рвущуюся наружу широкую улыбку. — Я вышла замуж первой из вас, как вы и предсказывали... — Боже мой! — вновь завизжала Флора так неожиданно и громко, что рядом стоящая Муза подпрыгнула от испуга. — Поздравляю, Стелла! — и накинулась с объятиями, крепко прижимая к себе. — Чёрт возьми, Флора! — Блум недовольно выдохнула. — Я чуть не родила! — Извини, — Флора неловко улыбнулась. — То, что Стелла стала официально женой, меня так обрадовало... Подруги, не сдержавшись, засмеялись. Продолжился он, хотя, совсем недолго. — Подождите, — вдруг нахмурилась Блум. — То есть, мои дети могут родиться незаконнорожденными? — Почему же? — Флора вопросительно изогнула бровь. — Валтор и не подумал закрепить наши отношения браком... — Тогда получается что так, — кивнула Муза, усмехнувшись. — Разве это настолько важно? — Конечно! — в сердцах воскликнула Блум. — Я не хочу, чтобы мои дочери рождались внебрачными... — В таком случае, Валтору следует поторопиться, — с улыбкой произнесла Афина. — Негоже создавать семью без официального брака, каким бы ты божеством не был. — Искренне не хочу прерывать ваше веселье, но вынуждена сообщить, что нам пора в путь, — было видно, что Сара сказала это неохотно. Она действительно не хотела прерывать радость момента. — Вы наверное слышали зов нимф, Афина. Они зовут нас. — Да, мои дорогие, — нимфа поднялась с места, окидывая всех взглядом полным предвкушения. — Пора седлать лошадей и дракона. * Временная петля представляла собой всё, что только её создатель пожелает – будь это роскошный дворец с башнями до неба, или невзрачный, готовящийся развалиться домишко со скрипучими половицами. Или безмерное, не имеющие абсолютно никаких границ пространство, напоминающее собой чёрную дыру, например. Аравис создала крепость, роскошные хоромы, с потайными ходами и подземелье размером в футбольное поле. А окружало сие великолепие то самое безмерное пространство, никуда не ведущее – ни лесов, ни полей, лишь синяя бескрайность, похожая на звёздный космос. Здесь они и живут, здесь они и набираются сил после неудачных попыток свергнуть Всадников Апокалипсиса с пьедестала власти и господства. Здесь нет такого понятия, как время – идёт оно так, как сама захочет Аравис. — От нее нет никакой вести? — с раздражением спрашивает девушка, облаченная в излюбленный чёрно-белый плащ. Она ходит из стороны в сторону широким размашистым шагом, нетерпеливо постукивает отцовским посохом по полу, не может успокоиться, чувствуя, как желание узнать о положении сестры съедает её заживо. — Будет, дорогая дочь, наберись терпения, — массируя переносицу двумя пальцами, устало произносит Хронос. — И верни мой посох, будь добра. — Я не понимаю твоего спокойствия, отец! — воскликнула Аравис недовольно, развернувшись к мужчине всем корпусом. — Эта беременная кобыла скоро разродится, а мои дядюшки, дай Высший Творец им кончины, обязательно спрячут её от нас. Как только её грязные щенки появятся на свет, милый Валтор принесет в жертву одного из них, и прощай тогда твоя дочь, отец! Всемогущество, о котором мы мечтали, и наше абсолютное господство развеятся вместе с прахом этого ребёнка! Именно в этот момент в помещение, именуемое залом совещания, заходит её мать в роскошной тёмно-синем платье. В каком положении бы не находилась Джастинда, женщина никогда не забывала свое происхождение, то, кем она является – Пятой Всадницей Апокалипсиса. Завидев её, Хронос словно оживает на глазах. — Вразуми свою дочь, Джастинда, да успокой, все мои попытки утихомирить её не увенчались успехом. — Не вижу в этом смысла, Хронос, — даже не повела бровью Джастинда, сказав это так невозмутимо, что её муж невольно изогнул бровь. Женщина царственно села на свое сиденье, наливая в кристальный сосуд особо вкусной жидкости. Алкоголь не влиял на них никоим образом, божества распивали его лишь ради удовольствия. — Твоя дочь права. Течных собак нужно убивать перед тем, как они понесут. Мы же упустили момент. Понятное дело, Хронос, наша малышка злится. Твоя племянница поселила в чрево дитя лишь потому, что хочет прикончить собственную сестру. Как неблагородно. — Мы должны предотвратить неизбежное, — прошипела Аравис, сжимая кулаки. — Нельзя позволить Блум родить, иначе у них будут целых два козыря в рукаве. С одним пойдет что-то не так – другой в запасе! Мы слишком долго восстанавливались, настолько, что вообще позволили рыжей суке забеременеть! — Мы набирались сил для более масштабных целей, нежели периодически нападения на Всадников Апокалипсиса, — Хронос выпрямляется на месте, смотрит пронзительно, выглядит как ни о чем не жалеющий человек. — Мы поработим оба мира, для этого недостаточно лишь иметь необходимые силы. Нужно уметь пользоваться ими, направить в верное русло, распоряжаться ими как божество, а не как простой смертный. Но уже вскоре мы станем сильны настолько, что сами Всадники Апокалипсиса не найдут в себе могущество ответить. Это будет триумфальное, наше последнее возвращение... — Слушайся отца, милая, — Джастинда оскалилась подобно хищнице. — Он плохого не скажет. Беседу семейства прерывает раздавшийся стук в дверь. Двери по велению божества распахиваются сами по себе, впуская внутрь прибывшую наконец женщину, которую так долго ждала Аравис. Облаченная в трехцветное платье до пола женщина с огненно-рыжими волосами, на оттенок темнее чем у Блум, приседает в глубоком поклоне и склоняет голову в знак подчинения, повиновения. Медея, что впустила женщину во временную петлю, благополучно стоит в углу, не говоря ни слова без разрешения. Её не гонят, она, как доверенное лицо Аравис, всегда находится в её расположении. — Моя повелительница, — женщина приветствует Джастинду и получает в ответ кивок. Всадница Апокалипсиса широко ухмыляется, перекатывая в руке сосуд. — Мой лорд, — обращается к Хроносу, но не получается от него никакого ответа. — И.. моя владычица, — говорит уже Аравис, которая реагирует более оживленно нежели мать и отец. Она сокращает между ними расстояние и заключает гостью в объятиях, сжимая с каждой секундой все сильнее. Женщина в её руках остаётся хладнокровной, не показывает истинных эмоции, держа на лице непоколебимую твердость. Но Аравис чувствует страх и испуг, что окутал её, страх перед ней, страх перед её непредсказуемостью. Это чувство нравится Аравис. Ради него она готова убивать. — Какие новости принесла нам эта милая мордашка? — обхватив подбородок гостьи, воркует Аравис как с ручной зверушкой. — Если хорошие, то я дам тебе должное вознаграждение. Если плохие – то продам в цирк уродов. Готова говорить? — Полно, Аравис, — забавляется Джастинда, не замечая, как закатывает глаза Хронос. — Перестань запугивать нашу доносчицу. Предать Всадников Апокалипсиса – уже большой экстрим, не так ли? — Я делаю это ради них, моя повелительница. Моя верность неоспорима, — рыжеволосая женщина настаивала на своём несмотря на страх, который она источала. Тот, который чувствовала Аравис всеми фибрами и клетками тела. — Так говорила Селина, раба Блум. И где же она сейчас? — посмеивается Аравис, устрашающей тень нависая над женщиной. Та держит спину прямо и не теряет лицо, что оценивают все присутствующие. — Так говори же о новостях, я чуть не съехала с катушек, пока тебя ждала! И только попробуй меня разочаровывать... Предательница своей стороны, шпион, о котором никто и не догадывался, что находился под ментальной защитой новой хозяйки — Аравис — вбирает в грудь больше воздуха и собирается рассказать о том, что подслушала специально. Она целенаправленно собирается вновь предать своего хозяина, свою сторону, лишь ради собственной цели, собственных мотивов. Она знает — ей нет прощения, но тем не менее идёт на этот шаг, ведь на кону стоит многое, такое, ради чего не страшно рискнуть. Она хочет отомстить. Она жаждет мести. — Блум скоро родит, — начинает она и видит, как загораются глаза не только Аравис, но и ее родителей. — Изначально они хотели спрятать её на Домино, но с этим не все были согласны. Во время родов она не будет находится во дворах, это посчитали слишком рискованным. Блум... решили отправить во Дворец Великих Нимф. С нею будет её четверо подруг, сама Афина и... Ларе Боне. Сосуд, что сжимали длинные пальцы Джастинды, с треском превратились в мельчайшие осколки. Женщина покраснела на глазах, вжимая ногти в кожу ладони. Всей собой она источала дикую, неудержимую злость, что не прошла ни день спустя, ни век. При упоминании своего первого создания, единственного существа, которому она всецело доверяла, Джастинда потратила невероятное количество сил чтобы заставить себя сидеть на месте. Сжав зубы до хруста, она выдавила улыбку — широкую, фальшивую, животную. Хронос же отнёсся к этому более спокойно. Он всегда знал, что их создания никогда не будут действовать по указке, что им, как людям, суждено ошибаться, предавать своего хозяина, пробовать новое и принимать самостоятельные решения. Он отпустил её с лёгкой досадой, всё же она была незаменимой ученицей. На подсознательном уровне он ожидал от Ларе предательства, поэтому когда она встала возле врагов, ничуть не удивился – лишь подумал, что так убивать её будет гораздо слаще и приятнее. Аравис же почти не помнила няню. Когда девочка только достигла осознанного возраста, Сара решила покинуть их и отправится в кругосветное путешествие. Единственное, что она помнит – каре-зеленые глаза, некогда смотревшие на неё ласково и нежно. — Замечательно! Просто замечательно, — Аравис расплылась в плотоядной ухмылке. — Медея, — обратилась Леди Смерть к любимой служанке. — Ты слышала нашу доносчицу? Собери слуг моей матери, мы все отправляемся вслед за моей кузиной. Нужно добраться до них до тех пор, пока дети её не постигли солнечного света. Это будет поистине зрелищная встреча... — Наконец исполнится твоя мечта, дочь моя, — Хронос смеётся коротко, негромко. Его чёрные глаза блеснули предвкушением крови и смерти. — Я жажду увидеть лицо моего злейшего врага, Валтора, когда мы бросим в его ноги семь окровавленных трупов... — Шесть, Хронос, не заблуждайся, — перебила его бесцеременно Джастинда, выпрямляясь и смотря на него нечитаемым взглядом. — Я ни тебе, ни нашей дочери не позволю убить мою мать. Хоть она и приняла сторону своих сыновей, это не отменяет того, что она выкормила меня и поставила на ноги. Я не прощу ей предательство, но смерти её тоже не допущу. Её наказание – пожизненное заточение в моей темнице, однако труп её никогда не будет украшать ни чей дворец никакого мира. Хронос на это ничего не ответил, возражать никоим образом не стал. Его не волновала судьба матери Всадников Апокалипсиса, она целенаправленно не старалась уничтожить его, сделать больно, совершить зло. Какое-то время, до начала войны, он даже проникся уважением и симпатией к первой нимфе и прекраснейшему созданию Огненного Дракона, но все эти эмоции, впечатления и познания остались далеко позади, в темном прошлом. Ныне её существование для него безразлично. — Для нас главное вспороть Блум брюхо, а дальнейшие убийства – дело второстепенное, — заявила Аравис небрежно. Повернувшись к рыжеволосой доносчице, она положила ладонь ей на плечо и с силой сжала, пытливо заглядывая в большие, скрывающие дикий ужас глаза. — Ты оказала нам огромную услугу, милая, за эту прекрасную новость ты получишь от меня соответствующее вознаграждение. Ты доказала нам свою верность, вонзив моему дяде нож в спину. Отличная работа, Каденс. *** В дороге они уже второй день. Заправив крылатых коней, сидеть на которых оказалось на удивление удобно, и одного почти взрослого дракона, нимфа Афина со своими дочерями двинулась в далёкий и тернистый путь. На Блэкфайра, что будто не чувствовал тяжести, взвесили ещё необходимые для похода вещи наподобие собирающихся лежанок и сменной одежды, что дополнительно послужило для Блум подушкой. Несомненно, Афина могла и наколдовать нужное за минуту, но все, исключая Стеллу, решили, что стоит поднять дух похода и ощутить его в полной мере. На широкой спине своего дракона Блум чувствовала себя комфортно. Ни крылатые кони, ни Блэкфайр не знали усталости, поэтому если группа и останавливалась, то только по инициативе людей. Их окружала живописная местность, сочные зелёные просторы. Над головами – ясное безоблачное небо, ярко светящееся солнце. Усыпанные пахнущими как рай цветами поля приковывали внимание, завораживали. Деревья, что встречались периодически, опускались на несколько сантиметров ниже, будто бы приветствуя путников. Вдалеке виднелись величественные горы, пересечь которых и предстояло группе. Несколько маленьких зверушек, иногда – которых феи раньше не встречали в своем мире – выбегали из укромных домов поглазеть на странниц, словно зная, что они являются хозяйками этого мира. Или, быть может, они выходили поприветствовать Афину, которая пересекала этот путь не один раз – должно быть, они её запомнили, и это её маленькие друзья. — Нам ещё далеко, матушка? — спросила Муза в какой-то момент. Конь Морона под ней отличался особой строптивостью и непокорностью, что изумило фею учитывая нрав своего возлюбленного. Стелла хотела предложить ей более спокойного Аида, но была вынуждена ехать на нем сама, вспомнив что Сансет, которую она хотела взять в поход, не может бросить своего жеребёнка. С недавних пор и феи начали называть Афину матерью. Это произошло после известия о браке Ризанда и Стеллы. Словно по щелчку пальцев они поняли, что их женитьба с Всадниками Апокалипсиса неизбежна, потому и стали относиться к Афине как матери. Делали они это, разумеется, и раньше, но недавно у них появился и официальный повод. — Два дня, милая. А вообще неделю, но я нашла телепорт, что перенесет нас в деревню подле храма, — отвечает Афина, что ехала впереди. Её кобыла действительно оказалась поразительно красивой, грива её развивалась по ветру и сияла на солнце. — Блум, ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает Сара, восседающая на чёрном, как ночь, коне с белой полосой на морде. — Мы устроим перевал не раньше четырёх часов, эта местность охраняется лесными гномами. Им не понравится, если мы задержимся дольше положенного. Блум прибывала в следующем положении почти всё время: корпус откинут на сложенную горой вещи, рука на уровне живота, другая на шипе драконьей спины. — Всё хорошо, — отвечает Блум незамедлительно. — Малышки пока не жалуются. — Уже дали им имена? — задорно интересуется Стелла, выровнившись с молодым драконом. Блэкфайр, несмотря на свою нелюбовь к другим существам, почти не реагирует на Аида. — Да, — Блум трет пальцами переносицу. — Если бы мне несколько годами ранее сказали, что моих детей будут звать так, то я бы ни за что не поверила. Предложения Валтора был невелики, поэтому я выбрала меньшее из зол. — Ну так на чем вы остановили выбор? — Лейла сгорает с нетерпения. Сама же Лейла оставила свою дочь на фрейлин, опытные девушки если не лучше, но совсем не хуже нее позаботятся о девочке. Морон пообещал обеспечить полную безопасность Кайлани – а в критическом случае вернуть в Магическое Измерение, где её бы встретила Ламия и присмотрела уже там. Однако до этого, как заверил Всадник, не дойдёт, что вселило в фею спокойствие. А вот кобыла Джастинды под Лейлой на изумление абсолютно тиха и покладиста, что сильно удивило фею волн. — Мария? — со смешком спрашивает она, поиграв бровями. — Если бы, — вздохнула словно обречённо Блум. Выдержав несколько минут интригу, на выдохе произносит фея следующее. — Линденель... — Что, прости? — раздался удивлённый голос Стеллы, и Блум терпеливо набрала в грудь воздуха, предвидев подобную реакцию. Подруги пораженно переглянулись, Сара, услышав имя малышки, отвела глаза в сторону, с напускным интересом рассматривая кроны деревьев и упорно игнорируя просящий помощь взгляд Блум на её спине. Казалось бы, лишь Афина не была смятена или изумлена: женщина мягко улыбнулась, всем своим видом одобряя выбор сына. — Повтори пожалуйста, — отозвалась Лейла негромко. — Мне кажется, я не расслышала правильно... — Мы все не расслышали правильно, — мгновенно полетело в ответ с уст Стеллы. — Мария определенно звучит лучше, — Муза посмотрела на Блум скептическим взглядом. — Да ладно вам, девочки, — Флора отчаянно пытается исправить ситуацию. — Это имя просто прекрасное для маленькой богини! Оно одновременно навевает страх, одновременно даёт надежду и веру на безоблачную, счастливую жизнь! Деве, что носила бы это имя, уже хочется поклоняться, просить милости, восхвалять в песнях и всегда упоминать в молитвах. Это... очень необычно! — Для божества бесспорно благородное и величественное имя, — согласилась с нею Стелла. — Но называть малышку Линденель каждый день... С ума сойти можно! Я думала, что Блум добьется своего и даст дочери более простое и изысканное имя. Линденель – имя для божества с вековым существованием, а не для крохотной малышки, чья мать человек. Лошади и дракон осторожно опустились в протекающую мимо реку, решив освежиться. Течение было сильным и буйным, но животные держались так, словно они перешли какую-нибудь незначительную лужу. Стойко стоя на конечностях, они уже вскоре вступили на твёрдую, зелёную землю. — А вторая девочка? — полюбопытствовала Муза скорее из вежливости. — Лилианден... — Блум! Это было явно не то, что её подруги ожидали услышать. Муза подавила смешок, а Флора метнула в фей предупреждающий взгляд настолько грозно, насколько могла. Стелла на это лишь закатила глаза. — Скажи же им, Сара! — пробурчала Блум недовольно, всплеснув руками. — Линденель и Лилианден – довольно неплохие имена, да и вместе звучит просто прекрасно! Разве я не права? — Ты определенно права, Блум, — поддержала беременную наставница не потому, что та действительно нуждалась в поддержке, а потому, что это было её чистое мнение. — Это одновременно величественные и нежные имена, подобающие божествам, а не обычным смертным. Быть может, они необычны для слуха, но тем не менее это не отнимает у них уникальности и сказочности. — Мы подбирали имена из священной книги... — В темноте? — Муза изогнула бровь. Флора несильно ударила её в бок. — Линденель... Лилианден... — смакует Лейла, а после с удивлением обнаруживает, что имена, подобранные Валтором, звучат не так уж и плохо. — Весьма... Красиво. Но всё же называть их полными именами каждый раз – не самая лучшая перспектива. — А как насчёт укоротить имена? Например... Дени? — Стелла заулыбалась во все зубы, заметив перемену настроения Блум. — И Лили. Звучит восхитительно, произносить легко и просто, слух резать не будет. Что-то вроде «человеческой» версии имен божеств. — Прекрасно! — восторгается Флора. — Мне нравится. Нам нравится, да, Муза? — Конечно, — уже искренне ответила Муза. — Дени и Лили звучит лучше и гармоничнее. — И мне нравится, — улыбнулась мягко Блум, поглаживая живот. — Та, которая родится первой, будет Линденель... А что означает имена моих дочерей, матушка? Я забыла Валтора спросить об этом... А читать на вашем древнем языке не умею. Нимфа Афина, что ехала впереди всех, не обернулась. Лишь перевела взгляд на кристальное чистое небо и тихо вздохнула. Улыбку на её лице не заметил никто. — Эти имена имеют много значений. Но самое достоверное из всех имеющихся вариантов это: Линденель – рассвет. — А Лилианден? — Закат. Больше никто ничего не сказал. Каждая из них поняла, как именно прозвучало последнее слово, вырвавшееся с уст Афины. Блум вздрогнула, отвела взгляд и больше первой не заговорила. Оставшийся путь они провели в молчании. *** Они разбили небольшой лагерь как только оказались вблизи знаменитого леса Серенеи. Знаменит он был тем, что каждый, кто войдёт в него с благим намерением, окажется в защите и безопасности от зла и людей с черными душами. Лес оберегал дух покойной нимфы Серенеи, что когда-то была одной из подруг Афины. В этом лесу и располагался тот самый телепорт, который перенесёт их в деревню возле храма. Однако искать его в глубокой ночи, когда странницы уже устали до изнеможения, оказалось не самой благоприятной идеей. Поэтому Афина решила сделать ночной перевал – набраться с силами и с рассветом отправиться вглубь леса к телепорту. Феи, расположившись каждая в своей палатке, заснули беспробудным сном почти мгновенно. Всё же, длительные часы верхом на лошадях утомляют. Крылатые кони остались пастись, а Блэкфайр расположился возле палатки Блум, свернувшись так, как делает всегда – он никогда не меняет позу. Только вот Блум, чье времяпровождение почти постоянно было удобным и комфортным по возможности, не чувствовала нужду во сне. В какой-то момент, когда уже перевалило за глубокую ночь, Блум, придерживая большой живот и кряхтя, высовывает голову из палатки чтобы впустить в лёгкие свежий воздух. В этот миг она замечает силуэт – женский, очень знакомый – и почти сразу узнаёт в нем нимфу. Афине тоже не спалось. В отличии от остальных девушек, она привыкла к такой нагрузке и не сильно утомилась. В травах издавали шум сверчки, луна ярко светила далеко в небе, окружаемая не менее яркими звёздами, а где-то глубоко в лесу воют волки, которые и близко не подходят к небольшому лагерю на открытой поляне. Рядом с Афиной, что смотрела в чистую водную гладь и периодически опускала руку в прохладную речную воду, с плохо скрываемом шумом опускается Блум. Фея несколько минут наблюдает за женщиной, а после спрашивает: — Что вы делаете, матушка? Нимфа отвечает не сразу. Поднимает лицо, подставляя его лёгкому и ласковому ветру, улыбается мягко, и только потом переводит взгляд на Блум, положив руку ей на живот. — Общаюсь с Серенеей, — негромко отвечает нимфа. — У неё есть что мне сказать. Она хочет со мной говорить, как и я с ней. — И вы понимаете её? — с искренним интересом продолжает беседу Блум. Ночь окутала их двоих. — Даже если Серенея обернется каменной горой, я все равно услышу её шепот, — улыбнулась Афина. — Как странно, не так ли? Только вчера она кружила вокруг меня и заливисто смеялась, а сейчас разговаривает со мной в виде ветра, что ласково треплет мне волосы. Ты представляешь своих подруг в виде невидимых и немых духов? Блум отрицательно покачала головой. — И я не представляла, — беззлобно усмехнулась Афина. — Но я поняла, что это неизбежно, когда только взглянула в невинное личико своей дочери. Блум слабо улыбнулась. — Вы так любите своих детей... Я не представляю, как вам больно, матушка. Видеть, как воюют дети, которых ты растила вместе, которых так трепетно и искренне любила... — Я помню свои чувства, тогда, когда впервые увидела их. Таких беззащитных и крошечных, не таких, как сейчас... В моей душе мгновенно потеплело, что-то ожило, расцвело. Это чувство ни с чем несравнимо. Материнская любовь это то, для чего я была создана, — нимфа Афина не могла не улыбнуться. Она вспомнила своих детей, которых считала своими, которых любила больше всего на свете, ради воспитания которых пожертвовала всем, отдала всё, что имела. — Для всех они были хаосом и катастрофой, и лишь для меня – чудом, лучиком исцеляющего света... Я прекрасно понимаю тебя, Блум. У меня ведь тоже был ребёнок. Не божество, а самый обычный человеческий ребёнок. Гром среди ясного неба. Блум, что до этого с умиротворением гладила живот, мгновенно перевела поражённый взгляд на Афину, хлопая голубыми глазами. Женщина грустно улыбнулась, заломила пальцы, взглянула на мерцающие звёзды, но не спешила утолять интерес, ощутимо исходящий от феи. — У вас был ребёнок? — спросила Блум с плохо скрываемом шоком. Фея действительно не ожидала от матери такой правды, не знала, что до Всадников Апокалипсиса у неё было свое дитя, которое сейчас, отчего-то, не с ней. — У меня была дочь, — Афина набрала в грудь побольше воздуха, поджала губы до побеления. — Она умерла за несколько месяцев того, как я нашла пятерых божеств. Эти дети стали для меня глотком свежего воздуха, моей надеждой на счастливое будущее, моим шансом вновь стать матерью, моей вселенной... Я никогда не сравнивала своего единственного родного ребёнка с Джастиндой. Но сейчас я задумываюсь – если бы она выжила, была бы ли она такой, как Джастинда? Была бы лучше, или, может быть, хуже? Эта девочка была прелестной, чудесной. Ох, как я любила её, как лелеяла... Моя маленькая, прекрасная дочь... Болезнь забрала её. Мой отважный ангел долго боролась. Видимо, Высший Творец предвидел подобный ужас и решил отгородить мою невинную малышку от боли и войны... — Ох, матушка... Мне очень жаль, — Блум поджала губы, взглянула на женщину с искренним сочувствием. Женщина выглядела подавленной от нахлынувших воспоминаний, и Блум слегка сжала её ладонь в своей. — Как её звали? — спросила Блум аккуратно. — Ашара. Блум не находит слов чтобы ответить. Ответить матери, что когда-то потеряла свое родное дитя, кровь от крови, плоть от плоти. Смотрела ли она когда-то на Джастинду и невольно допускала мысль, что Ашара была бы гораздо милее и добрее неё? Лучше, роднее, любимее? Блум вынуждена лишиться одного своего ребёнка, и лишь Афина в этот момент способна понять эту боль. Боль, когда у матери отнимают частичку её души, смысл жизни, центр вселенной. Это никогда не пережить, не забыть. Это чувство пустоты и неполноценности всегда будет преследовать Афину, и, в будущем, и Блум. — А ведь у Сары тоже был сын. Это Блум никак не ожидала услышать. Фея ахнула от удивления, прикрыв округлившийся рот рукой. Их откровенная беседа по душам приносила всё больше неожиданных новостей, что выбило из-под ног Блум землю. — Но... — Блум, приложив много усилий, нашла что ответить. — Где сейчас её сын? — Это был замечательный голубоглазый мальчик, — Афина слабо улыбнулась, вероятно, вспоминая невинную душу. — Сара упрямо отказывалась раскрывать личность его отца, но я догадывалась, что это был Деймон. Иногда я думала, что Сара перешла на сторону моих сыновей не из-за верности и любви к ним, а для того, чтобы обезопасить своего ребенка и дать ему надежду на хорошее будущее. Она видела сущность моих детей и выбрала меньшее из зол – Всадников Апокалипсиса. Сара для меня как дочь. А её новорожденный напоминал мне мою Ашару. Такой же невинный, чудесный, лучезарный ребёнок... — Но он не с Сарой, — невольно нахмурилась Блум. — Где её сын, матушка? — Там же, где и моя дочь. Они вместе под заботливым крылом Высшего Творца, — женщина тяжело вздохнула и сморгнула непрошенные, предательски подступившие слёзы. — Сыну Сары не было ещё ни пять зим, ни пять лет. С ним произошла непредвиденная трагедия... Мы и сами не поняли, что случилось. Раздался его болезненный крик, графин в руках Сары с грохотом разбился. Мы прибежали на зов, но не успели его спасти. Наткнулись лишь на тело мальчика в луже крови... Вопль Сары ещё звенит в моих ушах. Она чуть не сошла с ума. — Его убили? — голос Блум понизился до шепота. Палатки позади них остались неподвижны, фей и Сару, казалось бы, ничего не могло разбудить. — Никто не знает точно, — глухо отозвалась нимфа. — Мои сыновья считают, что он, оставшись без присмотра, упал с балкона. Но... Меня не покидало чувство, что это дело рук моей дочери. Что она таким образом отомстила за то, что Сара приняла не её сторону. Но Джастинда в это время была в изгнании, поэтому мне не хватило смелости обвинить её. Я не знала точно, не было ни единого доказательства, подтверждающего её причастность. Она никак не могла вернуться из изгнания, хоть и мое сердце подсказывало, что без нее не обошлось... Быть может, в глубине души я хотела верить, что моя дочь не имеет к этому никакого отношения. Мальчика в какой-то момент не стало. Уже через несколько дней всё вернулось на круги своя. Жизнь протекала своим чередом, словно ничего и не случилось. — Сара никогда не говорила об этом горе... — Она не знает про это. Брови Блум свелись к переносице. Девушка перевела на женщину полный непонимания и недоумения взгляд. — Сара пыталась покончить с собой, — объяснила Афина неспеша. — Настолько её боль была сильна, настолько крепка была её любовь к своему ребенку. Я спасла её в последний момент и стёрла память о голубоглазом мальчике, который когда-то был в её жизни, которого она родила и выкормила. После этого появилась Аравис, моя прелестная внучка. Сара заботилась о ней, даже не осознавая, что держала когда-то точно так же родного сына. Потом она отправилась в путешествие, обрела покой. А память о её сыне осталась только у меня и Всадников Апокалипсиса. — Это... — Несправедливо? — Афина поджала губы. — Возможно, — не могла не согласиться фея. От осознания того, что и её могут лишить памяти о дочери, навевала ужас. Она знает, что будет против, что не хочет такой участи себе. — Но вы прекрасная мать. Вы её эталон и самый лучший пример. Никто не сравнится с вами по этой части, матушка, — и улыбается так искренне и широко, что у нимфы в груди мгновенно теплеет, любовь чистейшей рекой разливается, мягкая улыбка на губах расцветает. Ладонью она поглаживает щеку девушки, смотря как на драгоценное сокровище, которое у нее есть, и которое она никогда не променяет. — Сара твоя наставница, но ты сильнее и выносливее её, Блум. Она не могла справится с потерей ребёнка, но ты, я знаю, справишься, — ласково улыбнувшись, от всего сердца говорит Афина. — Та девочка, которой суждено пожертвовать собой ради мира, будет самым счастливым ребенком на свете. Её Высший Творец возьмёт под свое крыло, позаботится чуть больше других. Твоя дочь будет резвиться в светлом добром мире с дочерью Музы, будет петь и танцевать, есть медовое и не знать никаких бед. Никакая печаль, никакая боль ни коснётся того, кто смотрит на нас с обители Высшего Творца. Да, её не будет с нами, но Высший Творец воссоединит тебя с дочерью, нас, когда-нибудь. Напротив, девочка, что останется в живых, постигнет трудности и испытания на своем нелёгком, но, несомненно, великом пути. Но не бойся и этого, милая, ведь рядом с ней будем мы. Мы поможем ей, подскажем правильный путь. Поэтому не печалься, дочь моя, не позволяй плохим чувствам заполнить твою душу. По лицу феи потекли слёзы от осознания того, что ей поведала нимфа. Женщина аккуратно притягивает её к себе, прижимает к груди и начинает нежно поглаживать по рыжим волосам, даруя успокоение, утешение одной волной. Блум старается не издавать громких звуков, давит всхлипы, плачет безостановочно, а Афина позволяет опустошить то, что скопилось у неё на душе. Нимфа разделяет её боль, видит Блум в себя. Блум до безумия страшно — та боль, что она сейчас испытывает, ничто по сравнению с той, что ей суждено испытать в недалёком будущем. *** С наступлением рассвета группа двинулась в путь, направившись в самые потайные, закрытые от чужих любопытных глаз просторы леса Серенеи. Аура, исходящая от леса, была неземная и абсолютно непередаваемая. Солнечные лучи, пробираясь через многочисленные ветки величественных деревьев, словно освещали им путь; даже отдаляясь, они слышали спокойный шум быстротечной реки; кругом зелень, растительность и цветы, которые располагались вдали друг от друга, а не вместе как на той поляне. В прекрасном лесу Серенеи мелкие животные не боялись странниц, напротив, выходили им навстречу и с интересом разглядывали, бабочки самых разных цветов кружили вокруг них, а певчие птицы замолкали лишь изредка, радуя человеческие уши, а именно принадлежащие фее музыки, славными звуками. В такой атмосфере их тернистый путь не казался удручающим, ни одной из них не захотелось домой, обратно в успевшие наскучить дворцы. Стелла даже надеялась встретиться с лесными эльфами, но Афина разрушила её надежды, сказав, что в эту пору они проводят время друг с другом в своей обители – чем конкретно, фея солнца и без того поняла. Остальные же лишь на это улыбнулись. Они пересекли высочайшие горы севера, прошли через знаменитую цветочную долину юга, посетили несколько местностей, что помогло ознакомиться с несколькими культурами. Феи хотели задержаться в людных городах и мелких поселениях немного дольше, поближе узнать о том, как они живут, но приближающееся рождение дочерей Блум не позволило им остаться среди народа больше чем на день. Дракона Афина заколдовала, из-за чего человеческому глазу он казался обычным жеребцом. Феи без удивления, но с восторгом отметили, что этот мир хоть и отличается от Магического Измерения, но является более живописным и живым. Афина пообещала дочерям устроить им кругосветное путешествие и ознакомление со всем Тессерисом как только война закончится — это дало им силы продолжить борьбу. В какой-то момент Благородная перестаёт шагать. Нимфа Афина спускается на землю, гладит любимую кобылу по морде, и идёт вперёд, касаясь зарослей, что загородили им путь. — Вы нашли телепорт, Афина? — раздаётся вопросительный голос Лейлы, что, потянув поводья на себя, остановила свою кобылу. — Да, милые, мы пришли. Афина, раскинув руки широко в обе стороны, произносит неведомое никому заклинание на том же древнем языке из священной книги. Из её ладоней словно мёдом льется яркий, но не ослепительный свет, который глубоко проникает в зелёные заросли, мешавшие им продолжить шествие. Они распутываются сами покорно и незамедлительно, медленно открывая ясный вид на большое и отчётливо старое дерево, сгорбившееся к земле. Это была плакучая ива. А вокруг неё – чистое зелёное поле без цветов и прочей растительности. — Это место, где умерла от старости Серенея. Это же и ее дом, — торжественно представила Афина, с необъяснимым теплом взглянув на плакучую иву. — И наш телепорт. Прошу, дочери мои. Феи восторженно ахнули – осознание того, что этому дереву почти столько же, сколько и Афине, восхищало. — Однако, — тем временем продолжила Афина. — Нам придётся расстаться с нашими друзьями на этом пути. Они проделали большую и сложную работу, служили верно и были незаменимыми спутниками. За это мои сыновья наградят их соответствующими яствами и должным уходом. Сара помогла Блум спуститься с Блэкфайра. Феи освободили животных от лишнего груза, которых одним хлопком в ладоши Афина заставила исчезнуть. Блум погладила своего любимого дракона по морду, оставив невесомый поцелуй как знак благодарности и любви. Уже через следующее мгновение в далёком небе виднелись отдаляющиеся силуэты шестерых крылатых лошадей и одного чёрно-алого дракона, свободно парящего у облаков. — Окружите дерево и коснитесь её за листья. Вы можете почувствовать лёгкое покалывание в пальцах, так она общается, — инструктирует Афина, первой подходя к иве. Та словно приветственно приподнимается, листья дерева шелестят, а ветки будто бы двинулись. Феи делают то, что она велит – аккуратно прикасаются к плакучей иве. — Давай, милая ива, — обращается к дереву нимфа как к человеку. — Перенеси нас в Хидвей. Опомниться девушки не успевают, как ива, определённо узнав и поняв нимфу, как по щелчку пальцев переносит семерых странниц в желаемую местность. Лишь лёгкое головокружение и минутная потеря ориентира в пространстве оказываются побочными эффектами телепорта, к которым феи привыкли давным давно. Они переносятся в затхлую душную комнатушку, где нет абсолютно ничего – лишь коричневые стены, готовые вот вот рухнуть. На первый взгляд феям показалось, что это загон для скотины. — Мы не ошиблись адресом, матушка? — учтиво спрашивает Муза, скептически оглядывая место, в которое они попали. — Нет, дочка, — улыбнулась Афина и пошла вперёд. Внезапно нимфа взяла и распахнула скрипучую дверь с неким нетерпением. — Мы точно по адресу. Девушкам предстала, казалось бы, обыкновенная, но чем-то особенная и из-за этого красивая картина: деревня Хидвей во всей красе. Эта местность с населением, еле тянущим на две сотни, но, несмотря на явный дефицит людей, деревня была на удивление живой и шумной. Маленькие дети разных возрастов играют и резвятся возле цветочных арок и фонтанов, бегая под ногами и вызывая у взрослых ругань. Каждый житель был занят своим телом: кто-то шёл с полной тележкой, кто-то направлял скот на пастбище, а кто-то чистил улицы деревни. Вот идут две женщины с корзинами с бельём в руках, рядом с ними активным ходом идёт торговля, а вокруг них – старушки сплетничают на скамьях. Это была обычная деревня. Отличалась она лишь добродушными людьми и расположением возле храма. Для людей Храм Великих Нимф кажется лишь развалюхой, но лишь для тех, кого храм сочтёт достойным, он предстаёт в виде восхитительно красивой конструкции. — Мы должны остаться незамеченными и не привлекать к себе внимание, — прошептала Афина девушкам. — Идём. До храма осталось совсем немного. Группа покидает почти развалившийся шалаш, выходя навстречу свету. Как и ожидалось, не успели они ступить несколько шагов, несколько местных жителей, мгновенно разглядев новые лица, незамедлительно их окружили. Да и одеты были странницы не по манере здешнего народа – выглядели уж слишком богато и, по сравнению с местными, роскошно. — Куда держите путь, прекрасные дамы? — выступил вперёд бородатый черноволосый мужчина, с интересом разглядывая девушек перед собой. — Что забыли в нашей глухомани? Сто лет не было гостей в этой деревушке – путники обычно не забредают в наши края. — А тут на тебе, несколько милых дам, скажи же, — подхватывает другой рыжий мужчина, смеясь громко. — Так что? Иль может кому-то здешнему в гости приехали? Вы ж тоже наше любопытство поймите да простите – десятки лет, без преувеличения, в нашей деревне не было ни единого нового лица! Да и вы не особо смахиваете на путешественников. Мы сначала подумали, что грибницы из соседней деревни заблудились! Все путники обычно там останавливаются... — Позвольте мне представиться, — нимфа натянуто улыбнулась, качнув головой. — Меня зовут Деметрия, я из столицы. Это мои дочери, решили составить мне компанию. Я приехала к своей сестре, она живёт здесь с тех пор, как вышла замуж за местного торговца специями. — И кто же ваша сестра, Деметрия? — уперев руку в бок, спросила одна лохматая женщина с широкой улыбкой. — Её зовут Герда, — уверенно произнесла Афина. — Герда, которая на окраине? — женщина ничуть не изумилась. — Неужели и об этой старушке кто-то вспомнил. Сестра, говорите? А знаете ли вы, сестра, что у Герды муж умер? Вот уже как несколько лет! Правильно что приехали: дети её бросили, каждый кто куда, не чадо, а несчастье! — Я хотела бы утешить сестру, если вы нам позволите, — нимфа Афина произнесла это с нажимом. Жители деревни, переглянувшись с пониманием, расступились и вернулись к своим обыденным делам, уже не обращая внимание на гостей. — Герда действительно существует? — уточняющим тоном шепнула Флора. — Да, моя милая, она не раз помогала мне, — отвечает Афина с улыбкой. — И она единственная, кто не считает Храм Великих Нимф бесполезной грудой камней. — Она знает о вас? — сравнялась с женщиной по другую сторону Лейла. — Догадывается, — хмыкнула Афина, подмигнув фее. — Но её догадки пока далеки от реалий. Она считает меня ведьмой, но тем не менее каждый раз зовёт на чашку чая. Чудесная леди. — Мы составим ей визит, матушка? — раздаётся сзади негромкий голос Стеллы. — Да, дочка, — качнула головой Афина. — Местные жители прозорливы и внимательны. Если мы не заглянем к Герде, они заподозрят неладное. Да и Блум, я полагаю, нужно немного времени для отдыха. Рыжеволосой фее быстрым темпом идти помогала Сара, перенимая половину её веса на себя. Её живот, казалось бы, за время путешествия отчётливо видно вырос, ощутимо округлился и немного спустился, что символизировало о том, что близится и момент рождения младенцев. Девочки Блум, словно почувствовав тонкую и еле осязаемую энергию, исходящую от храма, буйно толкались изнутри и доставляли матери хоть и не огромную, но весьма ощутимую боль. Для Блум даже ходьба была болезненной, а дочери никак не хотели успокаиваться, желая поскорее выйти на свет – поэтому идею посетить домик на окраине фея охотно поддержала. — Как ты себя чувствуешь, дочь моя? — обратилась к фее пламени дракона Афина, не останавливая шаг, но повернув голову. — Если честно, то неладно, — Блум невольно нахмурилась и втянула в грудь побольше воздуха. — Но терпимо. Я держусь, матушка, не беспокойтесь... — последние слова были сказаны с явной неуверенностью. — Потерпи немного, милая, — попыталась утешить женщина. — Конец нашего тяжёлого пути совсем близок. Герда бывшая целительница, я думаю, она не откажется помочь тебе родить... Маленькая деревня Хидвей встречает их хоть и не очень почётно, но достаточно тепло. По крайней мере, местным жителям хватило вежливости не пялиться на новых особ, прибывших в их, как они сами выражаются, глухомань. Уже совсем скоро они оказываются у окраины деревни, где стояли всего несколько домишек — Афина твёрдым шагом направляется к самому последнему. Блум стоит на ногах не так уж и долго, но от чего-то девушка почувствовала себя так, словно пробежала целый забег. Ноги её опухли, а дыхание затруднилось – фея была уверена, её дети готовятся к выходу, оттого и их энергия бушует с новой силой, отнимая энергию матери. Тем временем Афина стучит в дверь больше хижины, а не полноценного дома, и ответ не заставляет долго себя ждать. Им открывает совсем юная девушка, чьи каштановые волосы заплетены в тугую косу, а карие глаза с удивлением уставились на гостей. — Чем я могу вам помочь, леди? — учтиво спрашивает она, но дверь полностью не распахивает. — Долорес, верно? — Афина приветливо улыбнулась. — В нашу последнюю встречу ты была совсем малышкой. Я к твоей бабушке, милая. Скажи, что Деметрия пришла. Долорес кивнула, прикрыла дверь и негромко позвала бабушку, упомянув имя гостьи. Раздалось достаточно звонкое: «У нас опять гости, бабушка!». Незамедлительно раздались торопливые шаги, и уже через минуту дверь открывала не юная леди, а её бодрая на вид седовласая бабушка, чья спина была прямая, а взгляд поразительно ясный. Она, завидев нимфу, громко рассмеялась и моментально заключила её в крепких объятиях. — Деметрия! — раздалось веселое и радостное с её уст. — Давненько ты не навещала старую знакомую! Я-то уже полагала, что и не придёшь вовсе, не посидим мы за чашечкой ароматного кофе! — Я тоже рада видеть тебя, Герда, — Афина произнесла это искренне и от чистого сердца. — На этот раз я не одна. Впустишь? Герда взглянула на девушек за спиной нимфы и её брови поползли вверх от лёгкого изумления. Незамедлительно кивнув, она пропускает группу внутрь, плотно захлопнув дверь. Долорес, как оказалось невероятно очаровательная девушка, быстро и без слов накрывает на стол из того, что есть – жили они не богато, но перед гостями ставит всё, что есть. Внутри домик кажется ещё меньше, чем снаружи – одна кухня без особых удобств, гостевая комната с камином и диваном, две комнатушки для бабушки и внучки, и чулан. Стульев, на удивление, всем хватило – раньше здесь жила целое семейство, места вероятно остались от них. Феи своего шока, разумеется, не выразили, лишь молча уселись на стулья. — Дальше я справлюсь сама, родная, — Герда перенимает из рук внучки миску с печеньем. — А ты сходи пожалуйста к миссис Коул, она должна передать оставшийся хлеб. И набери по пути воду один бочок, будь добра. — Да, бабуль, — кивает Долорес с улыбкой. — Приятно было познакомиться, леди, — говорит она гостьям, и, взяв стоящий неподалеку бочок, удаляется из кухни. Герда садится за стол и начинает наливать ароматный дымящийся чай Афине и её дочерям. — У тебя очаровательная внучка, — замечает нимфа любезно. — Самая прекрасная, — с улыбкой соглашается Герда. — Единственная из моего семейства предателей, кто не оставил старуху на произвол судьбы. Иногда чувство вины меня гложет, не должна такая добрая и красивая юная леди в такой глуши вянуть. — Брось, Герда, не такая уж ты и старуха, — пытается подбодрить ее Афина. — Лечебные травы поддерживают мою жизнь, ты же знаешь, я бывшая целительница. Не долго мне осталось, максимум пару месяцев, — грустно усмехнулась Герда, размешивая свой горячий напиток. — Мое состояние это как затишье перед бурей. И что тогда Долорес делать? Голова кругом... Так что ж я только о себе и о своих проблемах? Ты бы лучше познакомила меня со своими милейшими компаньонками... Нимфа Афина поворачивается к девушкам, что до этого безмолвно упивались вкусным чаем и спокойно слушали беседу старых знакомых. В глазах женщины читалась искренняя гордость, она возникала каждый раз, когда нимфа смотрела на своих дочерей. — Это прелестные избранницы моих сыновей, — она указывает на четверых фей, так удачно севших друг с другом. — И чудесные создания, которых я с гордостью называю своими дочерьми, — говорит о Саре и не забывает о Лейле, которую полюбила не менее сильно чем её подруг. — Как я вижу, одна из них в положении, — приглядевшись, улыбнулась Герда. Зрение её в последнее время нередко подводило. — Сколько месяцев, деточка? — Девять, — солгала Блум. — Там двойня. — Как чудно! — искренне восхитилась Герда. — Твои первые внуки, Деметрия? Девушки незаметно переглянулись скорее автоматически, чем запланированно. Афина поджала губы до побеления, но всё же натянула на лицо фальшиво-счастливую улыбку, игнорируя вспыхнувшую тупую боль в груди. — Да, Герда, — произнесла она негромко. — Мои первые внуки, — она помолчала немного, а после подалась вперёд и сжала морщинистую ладонь Герды в своей, безупречно белой и гладкой. — Я бы хотела, чтобы ты помогла моей дочери произвести на свет её малышей. Ты всегда с широкими объятиями встречала меня, ставила передо мной всё, что у тебя есть. Возможно это последняя услуга, которую ты бы мне оказала. Взамен я обещаю, что обеспечу Долорес достойную жизнь в столице до конца её жизней, выдам, если она пожелает, за хорошего мужчину. Ты будешь спокойна на небесах, не станешь волноваться за её дальнейшую судьбу. Что скажешь, Герда? Герда смотрит на Афину, что сжимает её ладонь своими двумя, продолжительно и пронзительно, словно пытаясь понять, не шутит ли женщина, говорит ли она серьёзно. Об этом она и мечтать не могла – чтобы незнакомая странница, которой она когда-то дала переждать бурю в своем доме, обеспечит её милой внучке безбедную счастливую жизнь. Она всегда знала, что Деметрия – особенный человек. Более светлый, чем другие, более прекрасный, великодушный. Такой, который появляется тогда, когда в нем нуждаются. Вероятно, молитвы Герды были услышаны. Пожилая женщина, не сдержавшись, заплакала. Она крепче сжала ладони Афины и вложила в свой взгляд всю благодарность, которой полнилась её душа. — Спасибо тебе, Деметрия, — такую чистоту и искренность нимфа не почувствовать не могла. — Ты не представляешь, что это для меня значит. И я обязательно помогу твоей дочери. А как иначе? Ты ведь мой близкий друг... — Только, Герда... — нимфа замялась на миг. — Моя дочь должна разродиться не здесь, а в Храме Великих Нимф. — В этой развалине? — Герда нахмурилась. Было видно, ей эта перспектива не пришлась по душе. — Там ведь нет абсолютно никаких условий. Ты уверена, что твоя дочь справится там? — Да, Герда, я справлюсь, — вместо матери отвечает Блум, поглаживая живот. — Вы лишь должны помочь мне произвести на свет моих детей здоровыми. — Несомненно, деточка. Я с шестнадцати лет занимаюсь этим делом, приму у тебя роды с закрытыми глазами. За всю мою практику у меня было всего лишь две неудачи, представляешь? Покойная мать мне всегда говорила: «У тебя золотые руки, Герда»... — женщина печально усмехнулась, но уже через мгновенье повеселела на глазах. — Да и великие духи нимф нам помогут. Особенно Афина – матерь наших Создателей, величайшая женщина в истории. Она – прообраз матерей, а матери – верх людской цепочки. Уж она то нас не оставит... Феи сдерживают рвущийся наружу смех от комичности ситуации, а Афина лишь качает головой и улыбается, сжимая ладонь своей наивной «подруги», даже не представляющей о том, что эта самая великая Афина сидит прямо перед ней и пьёт её чай. Нимфу Афину все боготворят, восхваляют. То, что Герда так тепло и восторженно о ней отзывается, – совершенно обычное дело. Почти тоже самое, как земляне почитают Деву Марию. Но в Магическом Измерении и Тессерисе роль Афины является более глубокой и весомой. — Кстати, Герда... — вдруг произнесла Афина. — Я вот смотрю на немытые чашки, и их я насчитала девять. И ещё Долорес при входе сказала: «у нас опять гости, бабушка». Ты принимала гостей? — любопытствует Афина чересчур вежливо. — Если да, то мы не хотим тебя тревожить, твоя помощь понадобится лишь тогда, когда у Блум отойдут воды... — О нет, не беспокойся, Деметрия, всё в порядке, — Герда поднимается с места чтобы добавить в деревянный чайник ещё трав. — Нет, я не принимала гостей, ко мне они не ходят. Просто девушки пожаловали за полчаса до вашего прихода, одну из них я угостила чаем. Только напряжённые они какие-то были, я подумала, не являются ли они фэйри какими-нибудь... Теперь напряглась нимфа. Мысленно она похвалила себя за то, что вообще затронула эту тему. Блум вздрогнула, и феи, почувствовав резкую смену ауры, витающей в воздухе, начали невольно беспокоиться тоже. — А они не представились, Герда? — осторожно продолжает Афина, переглянувшись с Сарой. — Впрочем-то да. Как же она назвалась, Бог ты мой? — Герда, оставив чайник в покое, повернулась к гостям и задумчиво потерла переносицу, не замечая откровенное волнение на их побледневших лицах. — Их было трое, но представилась только она. И получила за это от другой, будто не имя, а какую-то тайну рассказала... Кажись, Марси её зовут. Только было группа вздохнула с облегчением, как вдруг Герда звонко и резко воскликнула: — Дарси! Да, точно, Дарси... Чашка в руках Флоры с громким треском падает на деревянный пол и разбивается вдребезги. — Боже мой! — испуганно вскрикнула прежде расслабленная Герда от неожиданности. — Черт! — выругалась Муза, резко поднявшись с места. На глазах ничего не понимающей и не менее испуганной Герды девушки начинают хаотично одеваться, закрывая при этом глаза и волосы капюшоном накидки. Нимфа Афина и Сара, подлетев к Блум, помогают ей справиться с её одеянием, немо спрашивая о её самочувствии. Блум кивнула, пытаясь скрыть покалывающую боль внизу живота, и сжимает челюсть до скрежета, тяжело дыша через нос. Боль не усиливалась, оставалась умеренной, но не менее доставляющей отчётливый дискомфорт. Сейчас не время говорить об этой незначительности тяжести, решила Блум. — Откуда в этом мире Дарси, чёрт возьми? — шипела Стелла, пытаясь управиться с собственной накидкой. — Я думала, с ними было покончено ещё в Магическом Измерении! — Я полагала, что избавилась от них, — ответила Лейла, стиснув зубы. — Думала, что они отступят после смертельной раны Сторми. Они, видимо, решили не останавливаться на этом, и пошли дальше, последовали за Джастиндой. Могла бы и догадаться... — Нет времени на сожаления, мы должны как можно быстрее добраться до храма, — остановила тираду Муза. — Нимфы позаботятся о нас. — Герда, — Афина подлетела к обескураженной, ничего не понимающей и до ужаса напуганной женщине, и схватила её за оба локтя. — Я знаю, ты сбита с толку. Ты не понимаешь, что происходит вокруг, и это тревожит тебя. Но, поверь мне, милая Герда, с тобой всё будет хорошо. Последуй за моей дочерью и благополучно прими её роды, ты ведь помнишь наш уговор? — она пронзительно заглядывает ей в глаза, и Герда заторможенно кивает, не до конца осознавая серьезность и опасность ситуации. Она знала лишь одно – женщина верит Деметрии. И она непременно исполнит их уговор не ради себя, а ради любимой внучки. — У меня есть одна лошадь и повозка, — нечитаемым, почти бесцветным голосом произносит Герда. Шестеренки в её голове исправно крутили, но само её выражение лица оставалось отстранённым. — На задней части двора... Да, на задней... Её резко перебивает стук в дверь. Девушки мгновенно замирают от неожиданного звука, Герда замолкает, переглянувшись с не менее встревоженной Афиной. — Это, должно быть, Долорес... — шепчет Герда, но вопреки своим словам тяжело сглатывает, немигающим взглядом уставившись на деревянную дверь. Вдруг она ощутила себя в небезопасности в своем же доме, и от резко изменившейся погоды в четырех стенах она невольно задрожала. Стелла и Лейла прикрыли собой Блум, что держала свой стремительно спускающийся живот. Фея стиснула зубы до болезненного скрежета от дискомфорта в нижней области тела, и со свистом набрала в грудь больше кислорода, чувствуя, как её энергия медленно, но верно выскальзывает из её нутра. Сара, что стояла дальше всех, точными и размашистыми шагами доходит до источника звука, аккуратно нажимая на ручку двери, которая с громким грохотом распахивается. Перед ними предстаёт скорее девушка, нежели женщина – это была явно не Долорес. — Мои старые друзья... — знакомый голос пробирает до лихорадочной дрожи, голубой капюшон спадает с белых волос, обнажая лицо незваной гостьи. Феи с ужасом узнают в ней своего давнего врага. — Как поживаете? — Айси хищно оскалилась, блеснув дьявольскими глазами. Все, кроме Герды, поняли – их нашли.