Делец

Над небом голубым есть город золотой

      Дело было в чем. Женщины на Грифе были неприкосновенны. Обладали особым статусом, но если рассказывать по порядку, то особым статусом на Грифе обладали четыре предмета, и содержание особого статуса было разное.              Первая категория — это земля Синего моря. Королевская семья много лет использовала землю как налог на вход на остров: в случае его неуплаты не открывались врата, и корабль падал с Апстрима обратно в Синее море. Оплата налога гарантировала теплый прием в столице. На завезенной с синего моря земле возводились королевские сады: безупречно ухоженные, пышные, плодоносящие. Фрукты и овощи синего моря всех видов предназначались преимущественно дворцу и имели священный характер, но раз в год семья открывала двери в королевский сад каждому.              С двадцать лет тому назад произошла национальная трагедия, во время визита вице-адмирала Дозора много тонн земли обвалились в синее море, почти полностью уничтожив сад. Но его восстанавливала Королева-покровительница. Говорили, с Синего моря огромный корабль земли принес в качестве дара один из Императоров морей.              Вторая категория — это собственно Императоры моря. Было прекрасно известно, что четыре человека в синем море носят этот титул, соответственно они сами, их команда и имущество обладали неприкосновенностью. Из них один получил особый статус императора, правда, до того, как им стал в Синем море. Говорили, когда он притащил землю на Гриф, он дал обещание королеве, что получит синеморский имперский титул. Скоро так и вышло.              Третья категория — это золото Синего моря. Золото Синего моря, было известно, извлекается из земли Синего моря, а потом обладало исключительнейшей ценностью. Мир там, внизу, почти целиком состоит их моря, и если даже сама земля — это ценность, то ее ископаемые — это сокровище. Золото на Грифе собирали веками. И Гриф был золотом очень богат, потому что золотом, помимо прочего, с Грифом расплачивалась Мариджоя за поставку чрезвычайно редкого и сложного в извлечении небесного мрамора с золотыми прожилками. Это был основной источник прибыли острова, и по меркам ряда государств Гриф был чрезвычайно богат. Благодаря этим поставкам город почти полностью занимался высоким искусством, помимо производства мрамора. Поэтому город был богат на безумие архитектуры, был почти плоской социальной структуры в силу всеобщего богатства и недурно жил. Золотом отделывали Дворцовый город, крыши Города мастеров и дороги Города мира.              И четвертая категория особого статуса — женщины.              Женщины на Грифе были неприкосновенны. Не подчинялись общему закону. Имели право посещать королевский сад в любой угодный момент и оставаться там сколько угодно времени. Имели право носить украшения из золота, предназначенная для благоденствия городов, шить платья золотыми нитями. Имели право говорить с Императорами моря, если те объявлялись.              Женщин на острове было очень мало. Их берегли. Им почти поклонялись. От них требовали соблюдения некоторых законов. Не дающих им свободу перемещаться вне столицы: это было опасно. В облачном море легко утонуть или стать пищей местного зверья. Умереть от голода без очага и пламени. От истощения без места для отдыха. Требующих почти ритуального одеяния.              За нарушение запретов статуса полагались строгие наказание. За сопротивление их воле, за недопустимое поведение, за нарушение их границ. За игнорирование собственного особого статуса судить могли и женщину. Судебным органом компетентным для суда была только королева — король не имел права судить женщину, как и гражданский суд. Исполнительным органом была тоже королева и ее служба. Стражи закона, в том числе те, что охраняли подступы к Грифу на Апстриме, имели право лишь извещать о нарушении статуса и представлять суду.              — Стража не может совершать исполнительных действий в отношении женщины, — объяснил Бекман. Зоуи сидела в кресле за капитанским столом. Ред Форс стоял в заливе Апстрима, где вертикально бьющий поток образовывал густую облачную заводь. К заливу выводила широкая набережная, открывающая лучами выход в порт и лестницу к дворцовой площади. Бекман был занят делами таможенными. Состояли в том, чтобы передать страже стеклянную банку земли. Это позволяло стоять в заливе любое количество времени и давало право на вход в город. Корабль Карса, пришедший за Ред Форсом следом, стоял также в заливе и пошлину также оплатил. Зоуи не стала задаваться вопросом, почему Карс и Декси успели прихватить баночку земли, когда это сделали и каким образом знали о такой специфике логистики в небо в этой его области.              Ред Форс разгружали, и груз с саке составили на мостовой, прежде чем транспортировать. Бекман оставался на корабле, чтобы дождаться его отправки. Зоуи выпытывала у него объяснения насчет специфики местной социальной иерархии и законодательства. Во всяком случае в той части, что их касалась.              — Но они не постеснялись ткнуть в меня пикой, — сказала Зоуи. Бекман глядел на нее, долго держа затяжку.              — Они все сделали правильно. Уведомили о нарушении. Ты могла бы сдаться и последовать с ними. Когда женщина отказывается, то стража не может ее вынуждать, воля женщины священна. Касаться ее руками без позволения — запрет, специфика особого статуса.              — Серьезно? — Бекман качает головой.              — Руками трогать нельзя, но священным орудием закона можно. Убить — вторая опция.              Зоуи знала ответ до того, как Бекман его сказал, потому что если бы пять пушек не указали на висок одного и того же человека, именно эта участь бы ее и ждала. Нет монополии на насилие в промежуточных стадиях. Любопытный механизм.              Она откинулась на спинку кресла. Мягкое.              — В следующий раз я буду соглашаться на суд королевы. — Той женщины, что встретила их у врат.              Бекман усмехнулся. Все не так просто.              — А Королева не может судить людей Императора моря.              — Я не в вашей команде.              — Но ты под флагом Белоуса.              Зоуи наморщила лоб.              — Так это не просто особое отношение к Шанксу? — спросила она.              Бекман потушил сигарету в пепельницу, для этого подошел к столу. Зоуи посмотрела на него снизу вверх. Бекман стоял с немного нахальной, но едва заметной улыбкой.              — Императора моря четыре, Гласс, если ты забыла.              Она на это ответила смехом. Стоял светлый полдень, мягко опускающийся в капитанскую каюту через окна у Зоуи за спиной. Выходило, любой из йонко или команды йонко был бы званым гостем на Грифе.              — Не забыла, — ответила она немного погодя.              Бекман качнул головой в сторону двери: прозрачное приглашение на выход прочь из капитанского кресла. Она поднялась из-за стола, обошла его и вышла вперед на палубу.              Отсюда было видно, что Гриф представлял собой собрание многоуровневое, почти архипелаг, состоявший из основного острова, к которому они причалили, остров с дворцом, поднимающийся выше над ними, куда еще нужно было бы подняться по лестницам, и несколько островов еще выше, прикованных ко дворцу огромными цепями, бликовавшими на солнце благородным металлом, из которого сделаны. Что было на них, отсюда не было видно.              А вот со дворцового острова, вероятно, можно обозреть всю столицу.              — Но ван Лиер ты увидишь завтра вечером.              Ван Лиер — королевская династия. Король Нильс заседал во дворце, и королева Николь встречала их у ворот.              — На балу?              — Ну.              Бекман свистнул стоящим на причале возле грузов людям — видно, прибыли из дворца. Стояли в белых одеяниях, поэтому сливались с белым камнем мостовой. На Бекмана подняли взгляды, один из них показал раскрытую ладонь как знак приветствия, ожидания и дела. Они с Бекманом спустились с трапа вниз.              — Госпожа с Синего моря, — в приветствии склонил голову островитянин, прибывший к кораблю из дворца, и Зоуи покачала головой.              — Не буду вам мешать, — сказала Зоуи, качнув головой в сторону корабля Карса. Надо было показаться дедушке.              — Тебя будут ждать во дворце к полуночи, — сказал Бекман. Точно угадал, что она не намерена подняться во дворец с ним прямиком вслед за Рыжим и командой. Ну, небесный город Гриф представлял собой большой интерес. Например, найти пресловутое золото Грифа — о нем рассказывал Сот. Выпить небесного кофе, погладить небесного кота. Планы были наивные и героические вместе.              — Быть дома в полночь, ясно, — усмехнулась она, попрощалась легким наклоном головы и ушла прочь. Бекман провожал ее взглядом, который она чувствовала его спиной, но потом отвернулся говорить с прибывшими работниками Дворца.              А корабль Карса стоял чуть дальше. Команда в город не спешила, и Зоуи у трапа встретил Эйл, когда она поднялась на корабль. Здесь были и стражи с Апстрима, но ее появление уже не впечатлило их. Смерили ее взглядами, но ничего не сказали, и Эйл указал на капитанскую каюту, когда она спросила, где Карс.              Судя по числу людей в каюте, шел какой-то разговор с представителями закона, и Зоуи не стала его прерывать. На борту был Блю, немного блаженный, что его жизнь не оборвалась на полпути к Небесному острову. А Эйл шепнул по секрету, что корабли, не подготовленные для подъема на небесные острова, такие подъемы переживают крайне редко. Доказательство тому, оборванные паруса, поврежденные реи: Эйл показал рукой проведя вдоль нижней реи кормовой и грот мачты, потом указал на вырванные из борта лебедки для натягивания парусов. Зоуи поморщилась. По словам Эйла, без навигатора с опытом и чуйкой Декси он бы на такое и сам не подписался, так что блаженный вид Блю они решили ему простить, и парня не дергали без надобности.              Да, Карс предупреждал, что корабль пострадает.              Зоуи просидела на борту за светской беседой с четверть часа, прежде чем показался Карс, Декси, и еще люди с острова. Увидев женщину на борту, озадачились: согласно особому статусу женщины, быть на борту иностранного — и вообще любого — корабля женщине было бы запрещено, равно как и покидать остров. Но стража бездействовала. Ей только почтительно склонили головы, и Карс закурил трубку, когда ее увидел, а Декси улыбнулся в своем привычном приветствии:              — А, мисс Гласс, какой сюрприз, как добрались?              Зоуи кратко пересказала, как добралась, незамысловато подведя к не слишком серьезной претензии, почему ее не предупредили, когда и на каком корабле она отправляется. У Декси на все был разумный ответ. Корабль Шанкса больше приспособлен к таким подъемам, потому было необходимо разгрузить этот корабль. Зоуи не считала себя большим грузом для корабля таких габаритов, но это объясняло, почему груз переехал к Шанксу. Наконец, ее присутствие было там необходимо, чтобы подтвердить связь с йонко. Итак, Декси о политиках Грифа знал заранее. О специфике навигации на небо тоже.              Зоуи качнула головой, указав на повреждения на реях.              — А, это, не беспокойтесь, мисс, мы успеем исправить основные повреждения, корабль на Даунстриме вполне успешно спустится на Синее море, — успокоил Декси. — Мастера на Грифе любой профессии не знают себе равных, — сказал он, указав на тех людей, что вышли с ними из капитанской каюты.              Зоуи покачала головой: на плотников они похожи не были. Плотники Города воды ходили в рабочей одежде, измазанные в масле, засыпанные опилками и по уши в работе. А эти ходили в белых одеждах. Как и прочие мужчины на острове.              — Когда мы сможем отплыть? — спросила она.              — Ближайший Даунстрим через трое суток, — сказал Декси. — Можем отчалить на нем.              — Это было бы предпочтительно, полтора месяца торчать здесь до следующего спуска будет слишком.              — Вполне разделяю, Мисс Гласс, и капитан тоже так считает, — сказал он. Карс, услышав про себя, обернулся, хотя говорил с плотником. Зоуи и Декси вместе помотали головой, что его внимание не требуется.              Трое суток на небесном острове приблизительно включали две вещи, которые ее касались: придворные увеселения, на которых ее по неясной причине хотят видеть, и выяснение обстоятельств с листовкой, которое обещал Бекман. Поскольку дела на корабле ее не касались, задерживаться Зоуи не стала. До неотложных дел оставались почти сутки, можно было провести их в городе, а город всегда предлагает бесчисленное множество возможностей, развлечений, способов потратить состояние и разузнать поразительных особенностей локальной жизни.              А локальная жизнь уходила улицами от набережной вглубь небесного острова. Уводила Зоуи за собой. Город был целиком каменный, белый и светлый, с редкими вкраплениями деревцев в горшках размером с ведро, стоявших то тут, то там у иных мастерских. Город был довольно безлюдный, и сначала это казалось напряженной пустотой, пока Зоуи не заглянула в мастерскую одного из местных дельцов: оказалось, люди здесь, внутри. Мастера и их работники по большей части были в суете перед балом во дворце. Город был явно не готов тратить время на посторонних в такое время. Зоуи не имела ни малейшего представления о политическим, ритуальном и символическом значении грядущего мероприятия.              И в доме ювелирного дела, где сновали люди и стояло у входа раскидистое дерево в маленьком для его кроны горшке, ее бы не заметили, если бы сначала один из мальчишек помладше не обратил внимание на то              — Муза? —              — Госпожа с Синего моря, — поправил его голос более размеренного, взрослого человека. Зоуи подняла взгляд: из соседней комнаты, куда вела высокая узкая дверь, вышел еще один человек. Его взгляд обвел ее с ног до головы, задержался на ее ладони. Зоуи невольно опустила взгляд к своим рукам. Смотреть там было решительно не на что, исключая кольцо, которое она не снимала последние несколько недель, если не месяцев.              — Зоуи Гласс, — назвалась она. Это часто снимало долгую тишину и неловкость молчания.              Мастер качнул головой столпившимся в коридоре людям, и постепенно народ разошелся, и тогда он отошел в сторону из узкого прохода дверей. Это было приглашение.              — Двери мастерской всегда открыты для музы, — произнес он, и Зоуи поморщилась. Звучало немного вычурно, но в целом гостеприимно. Комната, в которую она шагнула, была, в отличие от залов там, с той стороны, довольно темной. В ней держался полумрак, освещенный только изредка — там, где на столах и на стекле лежало золото и осколки драгоценных камней. Зоуи обвела комнату взглядом. Ювелирных дел мастера составляли для нее компанию с начала времен.              Очень ценили внимание к своей работе, по ее памяти. Она остановилась над одним из мест. Мастер встал у своего стола — широкой каменной плиты белого цвета. Деревянных изделий на небесном острове почти не было. Спрятал руки в широкие рукава своей белой накидки, как и у всех горожан.              — Госпожа что-то знает о золоте?              — Только понаслышке, — сказала она, наклонившись над тонкой золотой цепочкой. Выглядела чуть-чуть тоньше, чем ниточка. Она обернулась на мастера, и он приглашающим жестом позволил взять цепочку. Невесомая, тонкая, что плетение можно было бы рассмотреть только под увеличительным стеклом, она легко переливалась и гнулась во все стороны. Легко ложилась на пальцы. Зоуи улыбнулась. Еще немного, и подкуют блоху. — Я срываю приготовления к балу? Невежливо было врываться без приглашения, — сказала она, опуская цепочку на место.              Мастер покачал головой.              — Все приготовления к балу сделаны уже давно, эта суета — работа ежедневная, — сказал он. Зоуи улыбнулась. Поймала взгляд мастера снова на ее руке. Мастер это заметил, усмехнулся. — Госпожа носит камень безумия, я поражен.              — Заметили его раньше, чем мое лицо, кажется, — сказала она. Камнем безумия его имела право называть только одна семья, безумия членов которой она спровоцировала. Зоуи была удивлена. — Это не камень безумия, это черный сапфир, — сказала Зоуи. Мастер смерил ее снисходительным взглядом. Как на дитя посмотрел.              — Госпожа не знает, сколько людей мира способны обрабатывать «черный сапфир».              — Как минимум один, — пожала она плечами. Мастер потянулся к ней руками, призывая подать ему ладонь с кольцом, но когда Зоуи подняла руку, мастер коснулся ее только прутиком, напоминающим тоненькую указку, чтобы повернуть к лампе и лупе.              — А всего двое, — закончил за нее мастер. — А сколько человек способны носить черный сапфир, не теряя рассудка?              — Не теряя рассудка? — Здесь Зоуи улыбнулась. Камни не сводят людей с ума. Камни людей не сводят с ума, не сохраняют за них рассудок. Взрывоустойчивость менталочки — вопрос внутренний, а не внешний, она это на Сабаоди выяснила. — История гласит, рассудок потерял только один человек. И камень почернел. С тех пор летальных исходов не было.              Ее сомнения не утаились от мастера ювелира, хотя казалось, что его внимание было поглощено огранкой.              — Легенды дома Сафра поразительны, — согласился мастер. Зоуи усмехнулась. — И все же не отражают действительности, покрывая долгую историю семьи, — продолжил он. Зоуи стерла ухмылку с губ.              — Так сколько человек способны носить его, не теряя рассудка? — вернулась она к вопросу. Мастер улыбчиво отозвался, надевая монокль и склоняясь над лампой:              — До сих пор мне известны пятеро. — Зоуи ожидала продолжения, но он загляделся на камень в лупу. Прутиком поднимая и удаляя ее пальцы от стекла под лампой. — Черный сапфир — очень хрупкий камень, почти не подлежит огранке, — произнес он, но как будто забыл, что разговаривает с другим человеком и прозвучал как будто совсем тихо, себе под нос.              — И кто эти счастливчики? — напомнила Зоуи ход разговора. Мастер поднял на ее взгляд.              — Те, что правят на Синем море.              — Мне сегодня напомнили, что их четверо, — усмехнулась Зоуи. Синим морем правят Императоры моря же, верно?              — Полагаю, госпожа меня неправильно поняла, — загадочно проговорил мастер и выключил лампу, опустил на стол тонкий прутик и снял монокль, сложив его в карман балахонистых белых одежд. — Смотреть на работы мастера всегда отрада для глаз. А работы Сафра неподражаемы, — сменил он тему, подведя итог своему исследованию огранки камня. Зоуи откинулась на спинку кресла и сложила ногу на ногу. — Но я поражен видеть камень здесь. Откуда он у госпожи?              Речь определенно не про императоров моря. С одним из них она прибыла. Не сходится пазл, не сходится.              — Сафра младший оставил мне его на память, — сказала Зоуи. Секретом это не было, но мастер очень удивился. От этого его лицо вытянулось, и он разгладил длинную узкую бороду.              — Синее море как будто меняется, а нам и с неба не видать, что там происходит, — загадочно произнес он.              — А второй мастер — это…              — Ваш скромный слуга, — улыбнулся он, согласно кивая головой. Поднялся. — Берегите этот камень. Он больше чем бесценен, — сказал он. Видимо, хотел еще что-то добавить, но не нашел слов. Зоуи провернула кольцо на пальце. Чернота камня, если заглянуть в нее под ювелирной лампой, отдавала отблеском полупрозрачной голубизны где-то глубоко под гранями.              Больше чем бесценен. Любопытно, что это значило, но задавать чрезмерно много вопросов касательно историй, что ее не касались, было не к месту, тем более в мастерскую зашел один из работников, коротко склонил голову в знак приветствия женщины, и они с Мастером оба откланялись. Видимо, сказать, что мастерская готова к балу, было преувеличение. Кипела работа. И Зоуи оставили наедине с золотом, также бесценным, по словам Сота, и Зоуи, долго стоя над столами, все же не поддалась искушению.              Весь город состоял из подобных этому мест. Из мест, где над столами, не поднимая головы, работали люди над ремеслами всех мыслимых направлений. Зоуи исходила половину острова, поздно поужинала в одиннадцатом часу, не заплатив ни белли — отчего-то владелец не пожелал брать с нее денег, и над небесным островом Гриф опустилась ночь, предшествующая балу королевы, и Зоуи знать не знала, как добраться до дворца. Но чуть выше города парили прикованные цепями ко дворцовому острову небольшие острова, подсвеченный неизвестным ей источников света, и Зоуи просидела на улице с ужином какое-то время, не совершив в городе за время ее променада ни единой покупки — даже маломальской. Стареет. Определенно стареет. Теряет хватку.              Она усмехнулась.              — Скажи, господин, как добраться до Дворца? — спросила она у владельца, что накрывал ей на стол. Он, полный мужчина, что было вполне приемлемо для повара, обернулся.              Она поднялась, чтобы он объяснил. Ко дворцу выйти было просто: выйти к Апстриму и далее — во дворец.              — Одна беда, госпожа, не успеете вы к полуночи, — сказал он с нескрываемым беспокойством. Зоуи временную метку в полночь уже слышала. Видимо, тоже часть статуса. Благо, ее не могут судить за его нарушение, а преступление без наказания это и не преступление вовсе. Она заверила милого человека, накормившего ее за даром, что не пропадет. Город провел по своим темным улицам, непонятным Зоуи образом подсвеченные неизвестными источниками света, похожего на дневной, золотистый, но падающий выборочно на стены и участки улицы. Часики на запястье показали полночь, когда она только-только вышла к Апстриму. До кораблей, на которых они прибыли, уже нужно было дойти, а потом стало понятно, почему ей стоило бы вернуться до полуночи.              Врата, отделявшие набережную от входа к лестницам ко дворцу, были заперты. На их вершине чистил перья орел, что встречал их внизу, когда они поднимались. Зоуи все же проследовала ближе. На худой конец заночевать можно и на корабле Карса, тут проблемы не было. Огромная птица оставила в покое перья на своих крыльях и подняла голову, чтобы желтым взглядом следить за тем, как Зоуи проходит набережную. Когда она остановилась перед воротами, орлиный крик наполнил улицу, орел взмахнул крыльями и круто поднялся в небо. Зоуи, задрав голову, проводила его взглядом.              — Госпожа! — Она обернулась на голос. К ней подходил молодой парнишка, может, немного старше Худа, в одеянии, свойственном островитянам, с той разницей, что носил на груди на цепочке большой золотой ключ с ручкой, похожей на каменную. — Я здесь, чтоб вас встретить.              — Чудно, — сказала Зоуи. Парнишка аккуратно взял ключ, как будто боялся его коснуться руками, отпер ворота.              — Что вы задержитесь, передал королеве император.              Еще чуднее. А следом состоялся довольно длительный подъем за мальчишкой из Дворца по длинным лестницам, переходам, замысловатым каменным лабиринтам и высаженным в облако аллеям, что зелень впервые напоминала о своем существовании и заполнявшая все больше места по мере того, как они приближались к дворцу.              А дворец встретил имперским безмолвием, светлыми коридорами, чрезмерно высокими окнами, но, что самое главное, чистой постелью, и мальчишка, что ее сопровождал, представил ее ее спальне и растворился, будто его и не было, удалившись по коридору. Зоуи провела несколько часов, обдумывая рассуждения о золоте, странности политического устройства Виолончели, где Гриф жил по совершенно безумным правилам, а Дека была обычным островом с совершенно непримечательным укладом жизни. Странные дела женщин, странные истории Сафра, странное Белое море и странный приближающийся на завтра бал.              Зоуи подняла на себя отражение в зеркале. Было много ясных вещей в ее положении. Что надо заканчивать здесь дела за те двое суток, что оставались до Даунстрима, спускаться в Синее море, отправляться на Water7. В Синем море маячила возможность связаться с Еленой из синдиката Ист блю — ее заинтересовала мысль распоряжаться портами по-другому. По мнению Зоуи механизм мог приносить чудовищные горы денег всем причастным, что даже Аллен бы счел за равного. В городе воды можно будет связаться с Денаро. Было ощущение, их дела надолго скреплены дружбой.              Было много неясных вещей в ее положении. Насколько она свободна в перемещении по Синему морю, что за награда без общего тиража, что произошло на Гран Тесоро и что это все значит.              Надо будет напомнить Бекману, что он задолжал ей ответы.              Она уснула, когда уже начало светать и провела в постели ровно столько времени, сколько хотела, а именно до самого последнего момента, когда спать уже стало невыносимо для всех частей тела и для планов на вечер, которые вдруг разверзлись необходимостью готовиться к балу по местным порядкам.              Раздался острожный, но уверенный стук:              — Прошу простить, прислуга готова, — дверь распахнулась, и в покои вошли двое мужчин. Одеты были в широкоплечие халаты почти белого цвета. Если бы стояли возле стены, их было не заметить. Огласивший прибытие слуга озадаченно посмотрел на Зоуи. — Велите вам помочь, — сказал он              — Помочь с чем? — вопросила Зоуи, не выбравшись из-под легкого, но объемного одеяла.              Одного из прислуги она узнала — он встречал ее вчера у ворот.              — С подготовкой к балу королевы.              Предстояло примерить на себя особый статус. Это означало определенный геморрой, будь она одна, но предвещало некоторое блаженство.              Ритуалы приготовления к балу с головой окунули в темные банные воды, размаяли мужскими руками плечи и спину, налили свежевыжатого сока из фруктов королевского сада.              Так вот балы входили у Зоуи в привычку. Бал на Санрайз. Большая попойка дельцов. Бесконечная вечеринка Гран Тесоро. Прием королевы Грифа. Парнишка натирал ей шелковой перчаткой руку, пока она сидела по подбородок в пене, объяснял:              — Королева принимает архитекторов, художников и поэтов, музыкантов, ремесленников и купцов. Всех вплоть до плиточника, что кладет мостовую. Бал для всех горожан.              — Мужчин и женщин?              Глупые вопросы. Ее любимая категория. Юноша озадачился.              — Разумеется, только для мужчин. Музы и так всегда могут быть во дворце. Но они, разумеется, тоже будут. Быть на балу — священная обязанность муз.              Зоуи медленно покачала головой. Имело смысл. Зачем приглашать тех, кто и так здесь по умолчанию. Они замолчали надолго, поэтому музыкант, что сидел в другом углу помещения, медленно заиграл на странной формы струнном инструменте. Напоминал гитару, но с тринадцать струнами и с корпусом другой формы.              Она съехала глубже в ванную, закрывая глаза. Блаженство, спору нет. Быть в руках шестерых человек, единственная задача которых — служить, отвечать, исполнять. Играть музыку, пока она молчит, мягким движением почтительно обрывать голос струн, прижимая их ладонью, стоило ей обронить первое слово. Одновременно чувство, что она здесь не за этим. Она здесь выяснить ответ на два вопроса и потом опрокинуться с Карсом обратно в Синее море. Чувство незаслуженного отдыха не приносило покоя.              — И что, — начала она, музыка снова смолкла. — Все эти процедуры обязательны? — спросила она, обводя пальцем всех присутствующих. Только-только определила кто есть кто. Кто отвечал за музыку, за платье, за его подгон, за украшения, за гигиену, за волосы, за туфли.              — Обязательны, госпожа.              — Зови меня Мисс.              — Да, Мисс.              — Как мне звать тебя?              — Парис.              Парис.              — Парис, — повторила она.              А потом стало понятно, зачем нужно шесть мужчин, чтобы одеть одну женщину. Не чтобы ее развлекать. Не чтобы завязывать ей туфли, золотые лямки которых можно было наматывать и наматывать без конца. Чтобы затянуть тугие, плотные крылья корсета. Она стояла, уперевшись руками в стол, и платье из плотной ткани, отливавшей до насыщенно серым, то металлически голубым с расшитыми золотом широкими рукавами, кромкой подола и воротником, скрывало сам тугой корсет под широкоплечим плащом.              — Я не доживу до вечера, поняла, — сообщила она, когда корсет затянули еще немного.              — Так только кажется, Мисс, тесьма разойдется через несколько минут, будет дышать свободнее, — сообщает портной, и они еще подтягивают широкую плотную завязку, стягивающую корсет. Его косточки впиваются ей в ребра.              — Охотно верю.              А потом она выпрямилась, поворочалась из стороны в сторону, и тесьма, кажется, распределила давление равномерно между люверсами вдоль спины и стало приемлемо. Портной знал, о чем говорил. Зоуи накинули плащ на спину. Она смотрела на свое отражение в зеркале и если забыть, что это же лицо моталось по кабакам, это же лицо сидело по застенкам и это же лицо командовало дозорными, то она вполне походила на одну из муз — высоких женщин в длинных одеяниях, скрывающих их на самом деле безупречные фигуры, которым поклонялись, как богиням, и которых сторожили, как преступниц.              Среди этих самых фигур, расправив плечи, вытянувшись в рост, она стоит как одна из них. Было бы не отличить, если бы она, как и музы, прятала лицо за маской.              Дворец, открывший двери городу, стоял, залитый заходящим солнцем. Более золотым, чем золото королевы, чем золото крыш, чем золото пиратского корабля, стоявшего в основании Апстрима. Солнце вылизало дорожки, белоснежные одеяния горожан, тоненькие золотые ниточки вышивки одежды муз, наполнило большие белые фонари, и когда прощальным оранжеватым поцелуем обвалилось за облако, подсветив его широкой, как расправленный веер, короной, то дворцовую площадь осветили фонари. Солнечным светом. Дворцовый ансамбль становится похож на светящийся стеклянный шар, подсвечивающий чернеющее небо. Одному богу известно, как это выглядит с земли. Что-то среднее между раем и началом апокалипсиса.              Зоуи стояла, спрятав руки в полах плаща, с высокой лестницы разглядывая город там, внизу, наполненный искусственным естественным светом. И люди поднимались во дворец, расплывались по саду, наполненному редкой для острова зеленью, запахом фруктов и вина.              Когда думаешь о том, сколько земли можно привезти с налогом в объеме банки, представляешь, что сад занимает максимум размер большого спортивного зала. Может быть, небольшого школьного двора. Ну площади — максимум.              Саду не было конца-края. Он начинался еще в коридорах дворца, где высокие узкие горшки поднимали под потолок круглые апельсиновые деревца, выстриженные под ровные шары. Лоза начинала струиться по безупречно белому мрамору, и лестница набухала мхом, расстилался ковер клевера и вот вместо белых безжизненных облаков начинался необозримый сад, размером с огромный аэропорт. Английский парк перетекал во французский парк, в японский сад, в сады Семирамиды, обращался фруктовыми зарослями или хвойной стеной. В саду было много людей. Стояли под гигантскими лапами доисторических елей, чуть дальше, муза с букетом цветов стояла, склонившись над ребенком.              И все шли куда-то вглубь, на расставленных под аллеями столах блюда ломились от фруктов всех мастей. Можно было идти без конца, чем Зоуи и занялась, последовав странному, необъяснимому любопытству, сколько земли может быть в небесах привезено в банках за сотни лет.              И в саду, похожем на коллекцию флоры какого-то очень скрупулезного ботаника-натуралиста, люди лежали на траве, часто окружая муз, привычных к этой зелени и достатку.              Зоуи прошла вдоль аккуратных дорожек гравия вдоль изгороди, где начинался уровневый перепад. Здесь, если выйти на крайнюю точку холма, на котором изгибался сад, внизу открывалось зрелище еще более поразительное: аккуратные, ухоженные и кажется все-таки бесконечные, как само небо, виноградники.              Зоуи, позабыв, куда шла, остановилась на месте, спрятав руки в рукава и сложив их на груди. Земли — буквально земли — Грифа были намного обширнее, чем могло казаться. Сад покрывал это облако, если задрать голову, то продолжался на облаке выше, медленно плывущим над дворцом.              — Мисс Гласс, — окликивает женский голос. Зоуи не уверена, что насмотрелась на бесконечные виноградники. Но все же обернулась. Перед ней стояла высокая фигура, которую она узнала по осанке. Та, что встречала их у ворот. Что ходила по Апстриму, как по земле.              — Слышала, у тебя были проблемы со стражей на подходах к Грифу, — произнесла она.              В отличие от муз, как и Зоуи, не прятала лица. Зоуи неопределенно покачала головой. Королева Грифа, Николь, если Зоуи не ошиблась, медленно, едва заметно качнула головой в сторону. Выглядело как приглашение.              — Нет, не было, — сказала Зоуи. Во всяком случае таких, которые не предвидел и не решил Шанкс.              — У женщин на Грифе особый статус, — сказала Николь ван Лиер без намеренья углубляться в вопрос. Зоуи покачала головой.              — Мне объяснили.              Они последовали назад ко дворцу. В саду с ломящимися столами королева забрала бокалы вина.              — Из того урожая, который ты видела, — объяснила она. Зоуи посмотрела вино на свет, сделала глоток. Вино не было похоже ни на что, что она бы кого-либо пила.              — Вот это экземпляр для коллекции, — сказала она.              — Возьми, когда будешь отправляться, — это было даже не предложение, это было почти указание. — Во дворце принимает король. Всех гостей с Синего моря. А женщин с Синего моря Гриф не видел уже много, много лет.              И за ее особой отправилась королева. Очень интересно. Зоуи убрала пустой бокал мальчишке с подносом.              — Я случайно никакой закон Грифа не нарушу за вечер?              — Нарушишь. С позволения королевской семьи.              Зоуи повернулась к королеве. Она загадочно и открыто улыбалась. Загадочно из-за того, что сказала. Открыто, потому что они шли навстречу потоку людей, и она окидывала их взглядом, и прохожие склоняли перед ней головы.              Очень любопытное начало вечера.