Делец

Бери, ешь

             Зоуи провела ужин, разгадывая, что последует за каждым следующим бокалом. За первым бокалом последовали закуски в стол, за вторым — горячее, за третьим — четвертый, а потом она сбилась со счета.              Ужинать с Крокодайлом в свое время было проще, потому что у него были ясные цели и понятные мотивации, а Гилдо сидел в своих очках-звездах и розовом костюме, и Зоуи не могла понять, чем была обязана.              Гилдо повторил слова своей помощницы: ее выигрыш должен быть оплачен. дополнил их тем, что это важно для репутации казино и прочая лабуда, и Зоуи, допивая пятый (?) бокал, качала головой. А ресторан они покинули быстро, и Гилдо провел ее по залу для особенно важных клиентов со ставками выше и играми серьезнее.              Обещал познакомить с гостями из списка его фаворитов. Зоуи была достаточно пьяна, чтобы согласиться.              Зоуи следовала с Гилдо по ему одному ясным маршрутам, пролегавшим по заполненным людьми залам, через попойку дозорных, где Зоуи затаила дыхание и свое присутствие, ненадолго потребовав от воли гробовой тишины как на дне бассейна. По светлому и цветному залу с автоматами и играми, по длинному коридору вдоль частных лож, где Гилдо непрозрачно намекнул, что останавливается Сайфер Пол. За одним из столов казино на полпути к этим сомнительным дружбам заметила Бекмана.              Предположим, она была пьяна, но здравая мысль проблеснула в голове. Как когда садишься в машину к незнакомцу и звонишь маме, чтобы она перезвонила через часик. Говорила ей мама, правда, к незнакомцам в машину не садиться, но что поделать. К тому же лицо Бекмана надо было видеть. Предположим, это было небольшим успокоением ее нервов.              А потом снизу вверх разглядывала Диаманте, которого с Гилдо, должно быть, интересовали какие-то профессиональные дела, и он явно не был доволен распылять свое время на знакомства с его случайными пассиями. К которым ее отнес, скорее всего. Но Гилдо отложил дела ради чего?              Ради того, чтобы отдать ей двести миллионов справедливого выигрыша.              Так стремиться расстаться с деньгами — это нездорово.              А меж тем их путь, наконец, заимел пункт назначения, потому что вдалеке, в конце коридора, стояла фигура Баккарат. Ассистентка оставила их за ужином, и теперь ее появление означало то, что час потехи прошло, настало время дела. Она поприветствовала своего господина и ее саму, и переложив в руках папку из одной руки в другую, открыла перед ними двери. Гилдо вошел первый, Зоуи шагнула за ним, и Баккарат вошла следом, заперев за собой дверь и оставшись возле нее.              Зоуи хватило только на несколько шагов после того, как она вошла в ложу. Потом она остановилась, чтобы переварить то, что происходило в комнате.              Богато обставленный люкс с его золотом, дорогим деревом, накрытым столом с закусками, фруктами и шампанским, был заполнен не только чрезмерно дорогой мебелью и золотом. В середине помещения, наполовину обращенные в золотые статуи, было с дюжину человек. Зоуи пробежала взглядом по лицам. Не узнала ни одного, кроме капитана команды — тот, что какое-то время назад проиграл ей эти смешные деньги и после попытался вернуть должок клинком в ее горле. Благо, ее Воля увела прочь и вернула в руки такому здравомыслящему и безопасному человеку как Карс.              Команда ее несчастного противника тогда стала жертвой порядков Гран Тесоро. На нейтральной территории недопустимы разборки. Но дело было не только в этом. Теперь тот же состав дожидался ее, пока она доест гребешки и допьет очередной бокал, чтобы Гилдо, наконец, их представил:              — Гласс, капитан пиратов Полуночи, Миднайт. Весьма знамениты в Раю, но стоимость их голов и имущества не покрывает твоего выигрыша.              Зоуи смотрела на то, как Миднайт бы непременно возразил, будь в состоянии говорить. Его лицо было наполовину обращено в золото, в том числе рот и губы, застывшие в гримасе брани.              Она посмотрела на Гилдо: он говорит таким тоном, будто открывал Олимпиаду, руками широко обводил комнату. Баккарат, казалось, вообще не трогает происходящее, она просматривала листки, прикрепленные у нее к планшету.              Зоуи сохранила лицо, потому что театральность Гилдо делала большие паузы. Самое сложное было не скривиться. Немножко проще было не испугаться, благо, она была пьяна.              — И? — спросила Зоуи. Не больше, не меньше. Гилдо притащил ее сюда не чтобы поставить в известность.              — И, Гласс, я, несомненно, позабочусь, чтобы тебе все заплатили, — заверил Гилдо. Его манера говорить через эстрадную улыбку придавала всему вид шоу. — Но может быть тебя интересует этот товар, — предложил он. Зоуи подняла брови. Какой товар? Прежде чем задать этот вопрос, она еще раз медленно обвела Миднайта и пиратов Полуночи взглядом. Не нашла мгновенного ответа.              — Товар? — переспросила она.              Гилдо обвел рукой пиратов.              — Товар. На аукционе с их наградами пойдут отлично.              Зоуи сморщила брови и посмотрела на Гилдо. Когда он замолчал, тишина в ложе стала звенящая. Кажется, пираты притаили дыхание. Ждали своей судьбы, не имея понятия, что Гилдо сочтет нужным с ними делать.              Чертова работорговля в личном деле. Бежала вперед нее. Она придушит Момонгу. Придушит, вот и все.              Гилдо не поклонник работорговли, еще сто лет назад предупреждал Момонга. Видит бог, он был не прав. Судя по его виду, будто он только что выдал шедевр мысли, Гилдо был вполне себе ее поклонник.              И Гилдо знал о ней много — или предполагал, что знал много, хотя следовал информации из липовых источников — значит, он ждал с ней встречи. Конкретно этой ее части, где по его мнению сдаст ей людей в рабство, вместо того, чтобы заплатить деньгами.              — Офис найма рабочих завершился две недели тому назад, — сказала она. Как раз в это время они отплывали с Сабаоди. Профессиональный штабной эвфемизм аукциона вызвал у Гилдо кривую усмешку.              — А цены на рабов все растут, Гласс, ты не проиграешь, придержав их до следующего аукциона, — сказал Гилдо. Зоуи поняла, что так просто не соскочит. Надо было не просто отказаться от этой затеи, надо было дать безвозвратную причину ее отказа, и ей не мог быть отказ получать выигрыш. Марать об работорговлю руки в ее планы не входило и не войдет.              Она постояла с полминуты.              — Гилдо, скажу тебе по секрету одну вещь, — сказала она негромко. Гилдо был весь внимание, и даже приподнял очки. Зоуи прошла к столу с фруктами. Потянулась за шпажкой и взяла кусочек сыра и ананас. Чудная закуска после белого сухого. — Работорговля — прошлый век, я этим не занимаюсь.              — А говорят иначе, — возразил Гилдо.              Зоуи изогнула бровь. В море вообще должны говорить, что она мертва. Но предположим, у Гилдо были свои источники.              — Поэтому и говорю, по секрету, — сказала она. Гилдо наконец убрал с лица улыбку, и Баккарат подняла взгляд, оторвавшись от своих бумаг. Зоуи обвела их обоих взглядом. Эта перемена не угрожающая. Воля притихла, требовала выйти из помещения, хотя прямой угрозы не чувствовала. Только тревогу. — Хочешь платить выигрыши и сохранить репутацию, предпочитаю старые-добрые белли. Но я снимаю с тебя это как обязательство, — она съела закуски и бросила шпажки в маленькую тарелочку. — И с этих болезных тоже.              — Ты меня удивила.              — Надеюсь, вопрос закрыт. Откланяюсь.              Она шагнула к выходу. Не повернув головы, видела, что Гилдо бросил взгляд на Баккарат, и та услужливо распахнула перед Зоуи двери.              Она не запоминала дороги сюда, но быстрый шаг, разделяющий коридоры звуком стучащих каблуков, провел по ним безошибочно. Зоуи не сразу поняла, куда шла, просто в какой-то момент тишина и эхо коридоров обернулись шумом и грохотом казино, и Зоуи вышла в людные залы, прошла между вип игроками, что на нее не повернули голов и сама она не различала лиц и фигур.              Длинные переходы меж столами ресторана, широкая лестница, шумные фонтаны, салют вдалеке и еще — руки, уперевшиеся в плечи, когда она едва не столкнулась с человеком перед ней.              Пахло сигаретами.              Зоуи подняла голову.              — Куда спешишь?              — Убраться.              Бекман провел рукой ей по плечу, его ладонь оказалась у нее меж лопатками. Бекман приглашал шагнуть вперед него и последовать туда, куда он укажет. Неспеша, спокойно. Не убираться. Уйти.              — Ты с вице-адмиралом?              — А на мне плащ справедливость или может погоны? — вопросила она так насмешливо, как сама не ожидала. Вскинула руки к голове, указав не несуществующий головной убор. — Забыла свою любимую кепку с полноразмерной чайкой на макушке, — сказала она, Бекман процедил дым сквозь зубы, и ее явно нервические возгласы разбились о его безразличие.              — Ты никогда не была в плаще справедливость и в погонах, Гласс.              Она повернула к нему голову. Взяла себе пару секунд унять вот это многословное и раздраженное из-за того, что ее поставили в положение, в котором она не хотела быть.              — Именно, Бекман. Именно.              Бекман медленно покачал головой. Выдохнул дым в сторону. Они вышли на улицу —- длинный проспект, залитый искусственным светом фонарей, подсветки и цветных лампочек, прожекторов, подсвечивающих длинные стройные стволы пальм. Зоуи здесь замедлила шаг, и они остановились в стороне от скопления людей у входа.              — Чем кончилась ваша игра? — спросила она. Старый-добрый бессмысленный светский разговор для заполнения пауз. Обычно неловкое молчание ее не тревожило, но сейчас, хапнув неприятностей, на которые не рассчитывала, она хотела простого человеческого покоя. Бекман предложил сигарету. Зоуи смерила его долгим осуждающий взглядом. О, она была не в духе. Но сигарету взяла, Бекман поджог ее кончик, и пока Зоуи выдыхала дым и пьянела от табака, сказал:              — Я вышел из игры.              — Зря, ты бы выиграл, — сказала она.              — Вряд ли.              — Спроси у Ясоппа его карты. Потом. Как-нибудь.              Табак ударил в голову травянистым облаком и смазал остроту вопросов, только заданных ей Гилдо. Его настрой притянуть ее за уши к работорговле был настораживающий. Противоречил ее изначальному плану не вляпываться на Гран Тесоро в проблемы и вообще не заниматься делами. Отдыхать и бездельничать.              — Спрошу, — пообещал Бекман. Зоуи подняла на него взгляд. Воцарившееся на ее лице спокойствие после затяжки сигаретами и выхода на свежий воздух в обычную загульную ночь на Гран Тесоро Бекман принял за готовность сменить тему.              — Хорошо выглядишь для мертвеца, — сказал он. Зоуи удивилась, что он не задал вопроса.              — Спасибо, — улыбнулась она, будто это был обычный комплимент. Бросать вызов Бекману забавно. Молчанием, своим появлением черт-те откуда, черт-те когда. — Я рассчитывала на то, что тебе понравится, — добавила она. Бекман усмехнулся, покачал головой — вроде осуждающе, почти предостерегающе, но почему-то добавило Зоуи еще один пункт вседозволенности, и она, улыбаясь, как будто снова опьянела, бросила окурок в пепельницу на той стороне тротуара.              А ночь над Городом мечты стояла ясная, еще молодая. Еще даже не пробили полуночные салюты, вслед за которым начиналось настоящее веселье — скажем, гонки или карнавал, или бои сумо (черт знает откуда Гилдо достал самураев, но такой бой она наблюдала позапрошлой ночью), или морской бой в заливе.              Ее небольшая несостоявшаяся сделка с Гилдо не нарушила ход вечерней программы, и салюты перед началом какого-то очередного безумного зрелища вроде гонки на воздушных шарах, она смотрела с балкона апартаментов, где осталась с Бекманом на остаток ночи и возможно еще какое-то время. Вопрос, какое.              — Когда вы отплываете?              — Завтра.              Если отплывают завтра, то «какое-то время» превращается только во время до рассвета и возможно еще немного, потому что Бенн Бекман — старший помощник, и он уйдет делать свои дела старшего помощника, необходимые для отплытия корабля.              В апартаментах стоял приглушенный свет, и Бекман сидел там за столом, занятый вкручиваением бычка в пепельницу, пока она наблюдала салют в дверной проем балкона. Распустил галстук, висящий по обе стороны воротника, расстегнул рубашку, с тем же успехом мог ее снять.              Салюты отгремели, и там, за крышами, прожекторы расчертили в небе замысловатые фигуры, и Зоуи тогда отвернулась от улицы. Вернулась в номер. Села перед Бекманом, подтянув второй стул.              — Вопросы?              — У меня?              — Да.              — К тебе?              — Да.              — Нет.              Зоуи, сложив нога на ногу перед ним, разглядывала его в полутемной комнате. Что, прям совсем никаких? Она почти огорчилась. А потом в голову пришла мысль. Все, что Бекман хотел узнать, должно быть, узнал раньше. Потом дополнил картинку из газет. А теперь все видел своими глазами.              Ее секундное удивление Бекмана удовлетворило, похоже, но Зоуи расплылась в улыбке.              — А меня предупредили, что в какой-то момент ты узнаешь обо мне все, и участвовать я в этом не буду.              Бекман перестал крутить бычок, полностью затухший в пепельнице. Теперь у него вопросы появились.              — Кто?              — Крикет. — Бекман усмехнулся. А старик на Water7 знал, что говорит. Сказал тогда, что Бекман к нему обратится. Еще сказал, что она Рыжему не понравится. И еще, что мозгов у нее нет. Был прав как минимум в одном. — Еще сказал, что я не понравлюсь твоему капитану. Хотя по-моему, — она собралась сказать про тот случай, когда оба они решили, что обсуждать свои дела над ее постелью — это уместно, но Бекман, похоже, догадался, и чтобы она не продолжила, сказал:              — Старик достал твое дело из Штаба.              — А, это дело…              — Многое объясняет, — покачал головой Бекман. Зоуи бы сделала оговорку, но не стала.              — И что, прямо совсем нет вопросов? — спросила она, будто речь шла про конфеты. Или, может быть, вино.              — Есть один, — подумав немного, сказал Бекман. Зоуи подняла брови, приглашая спрашивать. Потянулась за грушей в вазе на столе. — Что ты не поделила с Гилдо?              Это был не тот вопрос, на который она рассчитывала. Их соревнование по интеллектуальному флирту, состоящее в том, чтобы друг друга вывести на длительное молчание с ничего не выражающим лицом, набирало обороты.              — Ничего, — ответила она.              — Ты подошла, чтобы разговор с ним тет-а-тет не кончился тем, что ты бы не вышла из комнаты, Гласс.              — Ты переоцениваешь мои способности просчитывать наперед. Я надеялась, он просто соблазнился моими коленками и блестящим интеллектом.              Бекман обвел ее взглядом и сам на коленках задержался.              — Так что случилось?              — Мое «дело» дошло не только до тебя, — сказала она.              — А, работорговля, — вспомнил Бекман. Зоуи усмехнулась. Не ответила сразу, потому что впилась зубами в грушу. Сладкая и сочная. Сок потек по подбородку.              — Гилдо предложил выплатить мне выигрыш в человеческих душах. — Зоуи бы пошутила на этот счет, что ей бы не хотелось, чтобы второй том ее приключений был сожжен, но не стала.              Бекман долго рассматривал ее. Как она полушутя говорит об этом. Сопоставляет с тем, как столкнулся с ней в зале после. Как она ловит белой хлопковой салфеткой сок, промакивает подбородок и губы. Похоже, сводил какие-то размышления в общую историю. Зоуи эта история заранее не нравилась.              — И ты согласилась?              — Естественно, я отказалась.              Бекман не поверил. Бекман вообще не знал, верить ей или нет, у него была плохая история отличать ее ложь от правды.              — Солги мне. — Бекман, видимо, вспомнил, про особенности ее манер — неинтерпретируемость ее заявлений в качестве лжи и истины. Проверял. Зоуи солгала:              — Я занимаюсь работорговлей.              Их разговор походил на очную ставку. Любой их разговор, начиная с первого, на нее походил. Они еще сидели друг напротив друга. Зоуи качала ногой. У Бекмана не сходилось ее личное дело, нарисованное Дозором, ее рассказ, его убеждения и ее напуганный вид час тому назад, когда она вышла из ложи после разговора с мэром города мечты.              — Ты невыносимая, Гласс.              Зоуи покачала головой согласно. Отложила надкусанную грушу на золотое блюдо. Вышел бы недурной голландский натюрморт.              — Расставим точки над и, а потом я намерена оказаться в постели, — сказала Зоуи, вытирая руки. Бекман усмехнулся. Развел руками, позволяя ей спекулировать над тем, что теперь у него не сходится. — Ты видел мое дело в Дозоре. Сразу после событий Джемрока, видимо. Меня предупредили, что стоит моей мордашке засветиться, вы помчитесь узнавать, кто я, особенно учитывая, что в то же время вам и ром должны были передать.              — Было такое, — согласился Бекман.              — И вот считая, что я замешана в работорговле, как давно подозревает, но не может доказать мое якобы командование, ты считал, что на сделку с Гилдо я бы согласилась.              — Люди растут в цене.              — Не хочу слышать, — отрезала Зоуи. — И ты полагал, что я намеренно показала Гилдо, что я под вашей опекой, показавшись тебе в игральном зале, чтобы согласиться на сделку, за которую Гилдо должен был на месте меня обращать в золотое изваяние. И вообще я заранее знала, что он мне ее предложит.              — Это было бы очень умно. И это бы сработало.              — А вам Крикет не сказал, что у меня нет мозгов? — поинтересовалась она. Бекман от такой неожиданной перемены темы усмехнулся.              — Сказал.              Зоуи приняла самый категоричный тон, на который была способна, и тихим, тихим, но твердым голосом, подавшись на стуле вперед, раздельно произнесла.              — Я здесь отдыхаю. Не выполняю приказов. Не заключаю сделок. Не ищу проблем. И тебя я была человечески рада видеть. А ты ошибся и плохо думаешь обо мне. — Она смерила его взглядом. Бекман не изменился в лице. Теперь панч: — Теперь я расстроена.              Губы Бекмана дрогнули в слабой улыбке. Он выслушал все это с железной выдержкой и поломался только в конце.              — Не будь так строга ко мне.              — Глядите, Бенн Бекман просит пощады, — произнесла она почти шепотом. Смешно. Ей было смешно.              Бекман поманил к себе пальцем. Она подалась к нему и подвинула стул ближе.              — Ты много о себе думаешь.              — Отнюдь.              Бекман провел ей по щеке, остановил пальцы на подбородке, Зоуи приподняла голову, чтобы смотреть на него.              — Ты подошла, как минимум потому что была намерена оказаться в моей постели.              Зоуи усмехнулась.              — Виновата.              Бекман не дослушал, поднялся, потянул ее за локоть, и Зоуи отступила туда, куда Бекман подтолкнул ее. А подтолкнул он ее к постели, так что выходило, что план сработал. Бекман повторил, что она невыносима, и Зоуи повернулась к нему спиной, забирая волосы над головой, чтобы он расстегнул ей платье и целовал ей плечи и еще:              — Это разговор незаконченный, Гласс, — произнес он позади нее, и Зоуи подалась на его руки, упираясь голыми лопатками ему в грудь.              Видимо, вопросы у него все же были.              Широкое роскошное зеркало над комодом на стенке позволяет в отражение рассмотреть Бекмана позади нее. Платье скользит с плеч, стремясь оказаться на полу, под ногами. Бекман проводит рукой вдоль плеч, освободившихся от платья, ключиц, Зоуи думает, что далее следует очередь груди, но вместо этого Бекман проводит ей по шее. Широкая ладонь закрывает шею, и Бекман может легко свернуть ее вот так, но только заставляет ее наклонить голову вбок, открывая ему плечо. Выходило, ей никуда не деться. Но стоило ли напомнить, она сама сюда пришла. У Бекмана к ней могли быть вопросы, но какая ей печаль до его вопросов? Есть кое-что посерьезнее вопросов. У нее к Бекману было дело.              Как когда на требование серьезного разговора предъявляешь такое же. Для симметрии. Она накрыла его запястье рукой.              — Не законченный, — подтвердила она. Они долго смотрели друг другу в глаза в зеркало. Бекман вытянул галстук из-под воротника рубашки. Зоуи растянулась в улыбке, когда его рука поддалась ее и опустилась ниже: к ключицам, обвела грудь, пересчитала большим пальцем ребра, наконец, позволила ей обернуться к нему лицом.                            Свежесть ночи в открытом море приносила в окна звук безудержного праздника с улицы — того праздника, который они оба покинули и были готовы игнорировать. Были готовы игнорировать свои вопросы и дела, откладывать их до утра или может быть скорее до полудня.              До полудня оставалось чуть больше сорока минут, когда в двери номера постучались. Доставили завтрак. Доставили завтрак, и когда Зоуи отперла вместо Бекмана, столкнулась вместо прислуги и запаха превосходного завтрака, с высокомерно удивленным взглядом Баккарат. Правда, завтрак тоже тут присутствовал, и Баккарат просто сопровождала его как комплимент старшему помощнику Йонко, который, кстати, показался позади Зоуи, и они с Баккарат обменялись парой слов. Зоуи оставила их говорить о предстоящем Бекману отплытии, а сама нацелилась на круассаны.              Чтобы не влезать в платье ни свет ни заря (почти в полдень), Зоуи ходила в пиджаке Бекмана, который был ей велик настолько, что она в нем открыла дверь. Могла бы надеть халат, но не стала. Когда Бекман вернулся, Зоуи сидела за столом, намазывая на хлеб золотым ножичком масло, закатав рукава и сложив нога на ногу.              Утро с Бекманом началось с непреодолимой привычки вставать засветло — результат того, что Зоуи долго считала себя офицером и военнообязанным человеком или у нее вечно горели какие-то дела. Зоуи открыла глаза против своей воли, поднялась в постели и Бекмана с собой не обнаружила. Его обнаружила Воля: вон он в гостиной курит. Если показаться ему, то выяснится, что читает газеты, попавшие ему в руки еще до публичного тиража. Зоуи выползла из постели, просто чтобы пересечь номер, неслышно подойти к нему сзади, и пока целует ему шею, просмотреть заголовки. Бекман, хотя не услышал, как она подошла, намерения ее раскусил сразу. Когда она коснулась губами его шею, он сложил газету пополам с усмешкой.              Но когда Зоуи села с ним рядом на стул, он подал ей газету и поманил пальцем, чтобы она сложила ноги ему на бедра, что Зоуи и сделала. Закрылась газетой, чтобы просмотреть, что Морганс пишет сегодня, пока Бекман докуривал. Просмотреть газету заняло какое-то время. Она была намерена снова опрокинуться в постель, но оказалась в положении снова позволять Бекману то ли ради пытки, то ли ради наслаждения разминать ей стопы, что она дважды попыталась сбежать со стула. Ей это не удалось, пришлось сдаться.              За утро и произошло продолжение серьезного незаконченного разговора вчера. Зоуи, сидя в одеяле и в капкане рук Бекмана, нашла в себе достаточно выдержки вынудить Бекмана на вопросы о делах, пока он водил пальцем под ее голой коленкой.              — Саке, Бекман.              Бекман усмехнулся.              — Тебя Перпетуя надоумила?              — Да.              — Твое командование не возражает?              — Нет такого понятия «мое командование».              — Куда делись? Они не знают, что ты жива?              — Надеюсь, нет.              — А нет других способов покинуть Дозор, кроме как умереть?              — Не в моем случае, как мне показалось.              Бекман смерил ее долгим взглядом.              — Сколько?              — Миллиард.              — Исключено.              — Но ты передай капитану предложение. Я же со стула упаду, Бекман! — она действительно чуть не свалилась, когда тот потянул ее на себя под коленку. Пришлось вцепиться в подлокотник и стол, едва не стащив скатерть, а Бекман усмехнулся. Его этот разговор забавлял.              Зоуи едва оправилась, только что чуть не оказавшись на полу. Чтобы подняться, пришлось неловко слезть со стула и встать прямо перед Бекманом с газетой.              Страшно хотелось дать по лбу, но пожалуй не этому человеку.              — Что Шанкс скажет, я и так знаю, — сказал Бекман. Убрал ее руки, которыми она закрывалась в одеяло, откинулся на спинку стула, потянувшись за сигаретами. Одеяло повисло на ее плечах, открыв полоску кожи на животе и груди. Зоуи стояла перед ним явно как зрелище. Она потянулась к столу, забрала коробок и чиркнула спичкой. Бекман прикурил из ее рук.              — И что он скажет?              Бекман затянулся.              — Гласс. Шанкс не мог найти этого саке десять лет. Позволь вопрос.              — Предположим.              — Ты как его достала?              — Меня познакомили с правильными людьми.              — С правильными людьми? — усмехнулся Бекман. Он снова верил ей через слово. Его немного это развлекало. — Гласс, с главой синдиката?              Такого явного сарказма в словах она давно не слышала. Тем приятнее ответить на этот вопрос.              — Да, — спокойно, совершенно нетронуто ответила Зоуи. Бекман только сейчас понял, что то, что должно было быть насмешкой, оказалось правдой. Она все же завернулась в одеяло снова и отступила. — Кроме того, я тебе табак обещала. Он тоже при мне.              И с этими словами она сделала еще шаг назад, следом еще, и, наконец, отвернулась, шагнув в сторону ванной комнаты.              — Гласс, — донеслось позади долгое, сказанное вместе с выдохом дыма. Задумчивое, немного восхищенное, самое подходящее, чтобы когда Зоуи вошла в ванную, заметила на своем лице улыбку почти мнительную, с привкусом лести и самомнения.              После долгого душа она выбралась из ванной, конфисковала у Бекмана пиджак, заказала завтрак, набрав по муши обслуживание номеров, встретила взгляд Баккарат в дверном проеме, и когда Бекман вернулся в номер после разговора с распорядительницей, Зоуи уже стояла одетая, доедала на весу миниатюрный тако с кальмаром.              — Ты солгала.              — Разве?              — Ты сказала, ты на Гран Тесоро не для сделок и не для работы, но у тебя на корабле по меньшей мере саке для Шанкса и табак для меня.              Зоуи неопределенно покачала головой, доедая тако и пальцами вытирая уголки губ. Справедливая претензия.              — Возможно, — сказала она, нахмурив лоб. Но быстро оправилась. — Я об этом не подумала. Так что, миллиарду быть?              — Если саке то, что Шанкс ожидает, то да, расценки твои, — сказал Бекман. Смерил ее взглядом. Явно не рассчитывал ее увидеть одетой так скоро.              Но у Зоуи еще была чертова куча дел. Избавиться от стремления Гилдо ей заплатить, например, а потом желательно успеть отплыть с Карсом. Висеть на крючке личных неприязней мэра города, в котором она пытается спиться, было неприятно. Надо будет решить эту проблему ртом. И не доводить до греха.              — Чудно. Я отправлю людей на Виолончель.              — Если твои люди не рота солдат, то хорошо, — произнес Бекман.              Зоуи усмехнулась.              — А табак мы оставили в зоне буферных складов. Не забывайте при погрузке, — она осмотрела комнату — не забыла ли чего. Подошла к столу, глотнула апельсинового сока. Кислый сок связал рот и добавил бодрости, и она отставила стакан, удержавшись, чтобы не вздрогнуть. Шагнула к выходу. Бекман остановил ее двумя руками за плечи.              — Уже уходишь?              Каков же соблазн сказать нет и дать Бекману снова ее раздеть и снова оказаться в постели и проснуться, когда Бекман уже будет совсем спешить, чтобы объявиться к собственному отплытию. Соблазн велик.              — Да, — спокойно улыбнулась она Бекману.              И она все же ушла, правда, дав себе минуту постоять перед Бекманом и дать себя целовать посередине залитой солнцем золотой гостиной.                            Гран Тесоро в дневное время был похож на Москву в шесть часов утра в выходной день. Похож на сонную муху. Но очень дорогую. Замедлившуюся и неспешную, как будто позабывшую, кем она является. Почти безлюдные улицы с редкими прохожими, кто был здесь скорее по делам, чем после загула. Кто курил, что-то диктуя в малютку-муши на запястье. Работала прислуга. Убирали улицы. Поливали пальмы. Мыли витрины. Зоуи, цокая каблуками, следовала туда, где должна была обнаружить Гилдо.              Гилдо — очень рискованный кадр в истории ее сделок. Когда она только прибыла на Гран Тесоро, она рассчитывала, что то, что она здесь в отпуске и не планирует иметь с ним дел избавит ее от проблем, связанных с чертовой байкой о работорговле. Еще Момонга предупреждал, что работорговцев Гилдо не любит, причем в таком ключе, что это ставит под угрозу даже не сделки. Жизнь. Теперь Бекман подтвердил. Зоуи надеялась это безумие прекратить, наконец. Достаточно будет сказать мэру города, что нет такого понятия как личное дело Зоуи Гласс, потому что в Дозоре она не была.              Она пересекла проспект, который смутно помнила из своих похождений и плохо узнавала при дневном свете.              Воля выхватила у широкого входа с фонтаном черепаший кабриолет Баккарат. Машину был намерен отогнать мальчишка из службы консъержей, так что она только-только приехала. Зоуи проследовала в отель, почти готовая ставить жизнь на то, что Воля по какому-то паучьему чутью проведет по чужому маршруту. Там, где Баккарат цокала каблучками, Зоуи медленно мерила шагом ковер. Баккарат следовала в вип ложи. Туда, где заседает Сайфер Пол. Туда, где не запирают дверей, потому что местный контингент никогда не будет ломиться в чужие номера, зная, что за случайно услышанный разговор может не просто лишиться жизни. Может развязать войну.              Зоуи остановилась у пальмы в высоком горшке — где-то здесь Баккарат замедлила шаг. Зоуи посмотрела по сторонам. И Воля затаила дыхание. Затаила так ощутимо, что буквально перехватило горло, как если слишком быстро опуститься на большую глубину, почти как терять сознание в водной пещере. И все же сознание остается на месте, воля вмазывает в шкаф, а из просторного зала с рулеткой доносится:              — И она была с ним?              — Только что из его постели вылезла.              Молчание между Гило и Баккарат наполнилось двумя звуками: звуком покатившегося по рулетке шарика и звуком поганой лыбы. Шарик соскочил в поле. Гилдо закурил, Баккарат наклонилась к рулетке. Зоуи знала, что речь о ней. Она медленно прошла между предметами мебели, позолоченными столиками и стоечками и остановилась, прислонившись к тонкой стене, где чужие слова не приходилось ловить всем слухом. Говорили как прямо перед ней. Воля медленно камуфлировала ее сознание в стеллаж, заставляя поверхностные вдохи казаться излишними. Воля устроила из чужой беседы граммофон.              — Ты проиграл, Гилдо, — оповестила Баккарат, ловким движением руки умелого крупье забрав игровой шарик.              Но играли они без ставки и последовавшего за этим обновления банка не последовало. Зоуи за этим уже наблюдала своими глазами. Стояла в дверном проеме — широкой арке, ведущей в зал. Баккарат стояла перед столом для рулетки, оперевшись о него руками, спиной ко входу, а Гилдо сидел по ту сторону, широко расставив ноги, опустив подбородок на сложенные в замок ладони. Очки, поднятые наверх, открывали его лицо, и Зоуи его выражение не нравилось. Бандитское. И в этой ситуации, когда она стояла прямо напротив него, Гилдо должен был уставиться на нее прямым взглядом, но игнорировал ее присутствие. Воля размазывала факт ее существования по стенкам тоненькой пленочкой, незаметной, как наклеенный без пупурок скотч, воля растворяла ее присутствие в комнате, как море растворяет в себе каплю воды.              Как капли не задыхаются, падая в океан?              — Не люблю проигрывать, — заметил Гилдо, и Баккарат пожала плечами. — Но знаешь, что не люблю больше?              — Работорговлю?              — И подонков, которые в ней участвуют кем-то, кроме товара. Ты слышала, что она сказала?              — Про прошлый век?              — Лживая сука.              Баккарат пожала голыми плечами, опустилась в кресло рядом со столом, сложив нога на ногу, Гилдо опустил руки, растерев ладони между собой. Его размышления вели его куда-то от насмешливой улыбки к удовлетворенной, за изменение которой Зоуи наблюдала через зал, пропуская вдохи и выдохи.              Воля пряталась на виду. Настолько неприкрыто, что Гилдо, казалось, смотрел на что угодно, только не на нее, а она стояла и задыхалась, как будто действительно не хватало дыхания. Тогда, перед Денаро, когда это чувство она испытала, впервые, кажется, осознанно смазав свое присутствие в чужом сознании, не ощущалось так, как теперь, когда требовалось стоять и слушать долго и внимательно.              — Красноволосые отплывают в ночь, — сообщила Баккарат. Гилдо с темы не переключился. Поднялся с дивана, забрал с края стола стакан с виски, ромом или бренди — Зоуи не могла определить на глаз.              — Дьявол с Красноволосыми.              — Почему ты так зол, Гилдо? — совершенно ангельски спросила Баккарат, и было видно, что Гилдо, балансирующий на грани гнева, сдержался усилием нечеловеческой Воли. Баккарат ему небезразлична.              — Цуру, — он неопределенно указал головой куда-то в сторону. — О том, что она жива, Цуру сообщили с блядского аукциона на Сабаоди.              — Откуда тебе известно?              — Я с ней говорил.              Зоуи многозначительно хлопала глазами, подперев боком стенку. Чувство бьющегося сердца, сродни тому, когда на самом дне ты понимаешь, что больше не можешь задерживать дыхание, отдалось в ушах.              Баккарат удивленно подняла тонкие брови.              — Штаб ищет ее следы здесь. И платит за ее голову сумасбродую сумму, — Гилдо теперь кивнул на столик возле дивана, предметов на котором Зоуи не видела. Баккарат повернула голову. Взяла в руки листовку. Шестьдесят шесть Зоуи бы не отнесла к категории «сумасбродных».              В глазах темнело. Вот так, как у глубоководников. Как в наркоз. Без судорог, без паники, просто темнеет в глазах. Сказывается иммунитет к углекислому газу.              Зоуи глубоководником не была, а Воля обратила ее присутствие миражом, вымыслом, и раскатывало ее тонким полупрозрасным слоем по стенкам. Воля с большей вероятностью угробила бы ее сама, чем позволила бы появиться в этой комнате. Воля не давала ни бежать, чтобы не наделать шума, ни стоять здесь дальше. Наблюдение растворило весь Гран Тесоро в сознании и оставило в голове только маршруты с неизвестным Зоуи и ее здравому смыслу пунктом назначения.              — Я думала, ты убьешь ее, — совершенно буднично прозвучал в отдалении голос Баккарат.              — Ты лишила ее удачи?              — Я не нашла момента.              — У нее команда людей. С каких пор тебя надо учить, Баккарат?              Распорядительница подняла острый подбородок. Помолчала. Уголки ее губ слегка дернулись кверху.              — Хорошо, Гилдо.              — В любом случае, — продолжил Гилдо, но его голос потонул в сотне других, которые наблюдение выхватывало на корабле. Что там было «в любом случае», Зоуи не услышала.              Наблюдение снова впало в истерию и заполнило голову, а чувство физически ощущаемых звуков отошло на второй план, потому как Зоуи обнаружила себя (вдруг) в коридорах Голд Плазы, ведущих к выходу. Не уследила за прохожими, ни с кем не столкнулась только из-за чуда провидения, увернулась от летящего автомобиля, не различала лиц, не помнила, где ее номер, сбилась с компаса, в какой стороне порт, и, кажется, чуть не свалилась без сознания возле пышного фонтана.              Шум воды напомнил чувство тонуть под разбивающимся кораблем Дозора, напомнил, как давление воды давит на уши, на все органы в животе, по непонятной причине — на запястья. Шум воды напомнил ощущение чудовищно холодной воды Омута на G-11, где вода крупными потоками валится беспорядочно вниз, и полусоленый, полупресный привкус на губах отвлекает от вводящей в судороги холодной воды.              Она чуть не потеряла сознание, когда сбитые, замедлившиеся шаги на площади сменились чувством, что она заблудилась в собственном Наблюдении. Заблудилась, испугалась шума воды, уперлась носом в человека в белой форме Дозора и, кажется, все же сдалась.              Потеряла. Совершенно точно потеряла сознание.